CC BY
47
© 2015 Проблемы истории,
филологии, культуры 2015, №4, с. 74-84
А. А. Масленников ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ КРИЗИС НА БОСПОРЕ?*
Статья посвящена обоснованию гипотезы об имевшем место на сельской территории Боспора около первой трети III в. до н.э. некоем экологическом кризисе. Он был следствием истощения почвы в результате почти столетней интенсивной распашки наиболее плодородных почв под зерновые культуры, в частности пшеницу, служившую основным экспортным товаром Боспора. Археологическим проявлением этого стало почти полное и практически единовременное исчезновение т.н. селищ, располагавшихся в глубинных районах Керченского п-ова и сопредельных территориях Крыма. Наряду с прочими экономическими и военно-политическими причинами данный экологический кризис стал частью всеобщего системного Северопричерноморского кризиса середины III в. до н.э.
Ключевые слова: сельская территория Боспора, Восточный Крым, селища, экстенсивное земледелие, палеоэкология, кризис
Название это, как, собственно, и сама идея статьи, появилось довольно давно. Тогда, хотя она и показалась мне весьма актуальной, я не нашёл в себе ни достаточных знаний, чтобы её написать, ни смелости, чтобы опубликовать. С годами ума, конечно, не прибавилось («Чего Бог не дал, в аптеке не купишь...»), да и куража, пожалуй, тоже. А вот идея осталась, и кое-какой новый археологический материал, а также теоретические изыскания и публикации уважаемых мною коллег вдруг придали мне если и не уверенности в понимании, то, по крайней мере, осторожной надежды «быть услышанным». Кроме того, к этому как бы подвели и усилия нашего маленького научного коллектива в рамках совместной работы, посвящённой сравнительным исследованиям боспорской хоры эллинистического времени. Как и во всяком деле, конец да начало — его основные «вехи». Причём от знания и понимания исходной «ситуации» (причинно-следственных и иных связей и состояния наших источников) зависит, как известно, ясность целей последующих работ и их итог, под которым, естественно, должно прежде всего видеть некое сравнение того, что было и того, что стало. И, касаясь состояния сельской территории античного Боспора по обоим берегам Керченского пролива в начале рассматриваемого периода, надо найти объяснение, хотя бы и гипотетическое, имевшим здесь место явным и очень существенным переменам. В предшествовавших статьях нашей грантовской «бригады» об их археолого-статистическом «содержании» уже писалось. Теперь попытаемся остановиться на одной из возможных причин того кризиса, который имел место, в том числе и на Боспоре, около середины второй четверти III в. до н.э., отметив, что он являет собой ещё один прекрасный пример приоритета экономики над всеми прочими сторонами жизни того или иного социума. В обычно-стабильных, (повседневно-рядовых, благополучно-обыденных) условиях эта закономерность проявляет себя как бы опосредо-
Масленников Александр Александрович — доктор исторических наук, зав. отделом полевых исследований ИА РАН. E-mail: [email protected]
* Данная статья написана в рамках работ по проекту гранта РФФИ № 13-06-00081а.
ванно, «ненавязчиво». Зато в «эпоху перемен»... А поскольку основой экономики всех докапиталистических обществ являлось, как известно, сельское хозяйство, то все основные причины для оных следует искать в первую очередь на пространствах «полей, пастбищ и пашен». В данном случае — сельской территории античного Боспора. Но одновременно, и подчеркнём это ещё раз, хора (полисная и в ещё большей степени государственная, а применительно к Боспору — «царская») античных государств, в особенности периферийных, всегда была в наибольшей степени уязвимой для разного рода внешних воздействий.
И здесь следует констатировать, что почти все возможные точки зрения на причины этого кризиса уже высказаны до нас. Причём делалось это неоднократно и не одним «пером», то бишь автором. Первой, по всей видимости, была И. Т. Кру-гликова, поскольку именно ей принадлежит честь открытия самого факта кризиса хоры, во всяком случае, на Европейской стороне Боспора. Впоследствии проблемы всеобщего, системного северопричерноморского кризиса III в. до н.э. в той или иной степени касались многие российские и украинские антиковеды, а также специалисты по велико- и позднескифской тематике. В конце концов она обрела свою историографию и перекочевала на страницы... курсовых и дипломных студенческих работ. Если же говорить серьёзно, то из недавно появившихся исследований наиболее важными в данном случае представляются солидная монография Н. А. Гаврилюк, посвящённая экономике степной Скифии1, книга и публикации крымского исследователя А. В. Гаврилова о хоре античной Феодосии2 и наверняка не оставшаяся незамеченной очень обстоятельная статья В. Д. Кузнецова о боспорской хлебной торговле3. И, как бы некий итог, — обобщающая статья петербургских коллег-антиковедов Ю. А. Виноградова и К. К. Марченко4.
Но обратимся к соответствующим боспорским реалиям, а точнее — вариантам их интерпретации. Остановимся на двух моментах. Среди внешних причин кризиса, так изменившего его сельскую территорию, обычно, и не без оснований, называют возросшую агрессивность скифов (правильнее было бы сказать — вообще изменение характера греко-скифских отношений), в свою очередь подвергшихся давлению сарматов. (Оставим в стороне спор собственно скифо-сармато-логов о времени, характере и последствиях этого противоборства.) В частности, предполагалось, что многочисленные селища — деревни внутри Керченского п-ова были опустошены именно скифами около середины III в. до н.э.5 Не отвергая в целом эту гипотезу (к тому же отчасти археологически подтверждаемую нашими раскопками), сделаем несколько оговорок и уточнений, исходя прежде всего из нового археологического материала.
Так, историю «поздней», то есть Крымской, Скифии, по всей видимости, следует теперь начинать не с даты основания их предполагаемой столицы «Неаполя» (вторая четверть II в. до н.э.6), а со времени возведения фортификационных сооружений на городище Ак-Кая/Вишенное близ современного Белогорска7 в конце
1 Гаврилюк 2013.
2 Гаврилов 2004.
3 Кузнецов 2000, 107-119.
4 Виноградов, Марченко 2014, 143-164.
5 Крутикова 1975, 96-99.
6 Зайцев 2003, 21.
7 Зайцев 2013, 499-506.
IV в. до н.э. или несколько позднее. Таким образом, почти весь III век прошёл под знаком утверждения в причерноморских степях новой группы ираноязычных кочевников и формирования в Крыму (в основном) особого типа этнокультурной общности и хозяйствования, которое принято именовать «поздними» скифами. Нам неизвестны все перипетии этого: возможные конфликты, союзы, перемирия и т.п. Недавно введённая в научный оборот надпись из Неаполя Скифского в честь некоего «могущественного» Аргота только немного приоткрывает эту завесу исторического небытия8. Тем не менее, кажется нелогичным видеть именно в это время в скифах основного виновника опустошения значительной части хоры Европейского Боспора. (Открывать ещё, помимо сармат, «второй фронт» против Боспора?) С учётом же того, ставшего очевидным благодаря раскопкам и разведкам последних двух-трёх десятилетий, факта, что селища, аналогичные восточ-нокрымским, были в то же самое время весьма «характерны» и для значительно большей территории всего полуострова (особенно многочисленны они в округе Феодосии, включая районы к западу от неё и даже далее), эта гипотеза вроде бы теряет свою аргументацию. Тем более что предполагаемый «этнос» обитателей этих весьма и весьма многочисленных «деревень» также был, по-видимому, скифским или близким скифскому. (Своего рода скифы-земледельцы, некая хозяйственно-этнографическая общность, «второстепенная» внутри великоскифской социальной иерархии. Литература на сей счёт также достаточно обширна, но мы сознательно ограничимся сказанным, тем более что в дальнейших рассуждениях будут важны иные «обстоятельства».) Не воевали же скифы против скифов? Хотя, а почему бы и нет. Однако вся эта «логика» — лишь наше осовремененное видение ситуации. Вернее — кажущиеся нам вероятными кабинетные фантазии. Подлинные же реалии и коллизии, о которых мы никогда не узнаем, наверняка были и сложнее, и продолжительнее, и вообще иными.
Напомним: судя по раскопкам, хотя и всё ещё явно недостаточным, все или почти все эти селища если и не погибли одновременно вследствие военных действий (оборонять их по причине отсутствия всяких укреплений бессмысленно, что не исключало, конечно, отдельных боевых эпизодов), то всё же были оставлены их жителями и в конце концов пришли в запустение достаточно быстро, то есть где-то около конца первой трети III в. до н.э. Создаётся впечатление, что население попросту разбежалось или было угнано, или и то и другое. Какая-то его часть пыталась вернуться, но ненадолго. Кроме того, соответствующий анализ находок и археологических реалий говорит, что серьёзный военный конфликт неких варваров (скорее всего, именно скифов) и местных греков в Восточном Крыму также имел место. Его итогом стало полное прекращение функционирования и т.н. царской хоры в этой части боспорского государства. Причём собственно военные действия коснулись, как показывают наши раскопки, лишь центра этих владений (усадебный комплекс Генеральское западное). Прочие же большие и маленькие поселенческие памятники этого особого в этнокультурном и хозяйственно-административном отношениях «района» просто были оставлены, причём примерно тогда же и весьма в непродолжительное время.
Таким образом, общая «картина» выглядит противоречивой, а возможные событийные реконструкции крайне неопределёнными. Самый главный вопрос:
8 Виноградов, Зайцев 2003, 44-53.
почему фактически вся существовавшая до этого система организации сельской территории этой части Боспора и даже, как теперь выясняется, шире — сопредельных крымских пространств, включая, естественно, поселенческие структуры и все производственно-хозяйственные отношения, не возродилась после некоего военного конфликта, — остаётся без ответа. Ведь наверняка, пусть и не часто и не повсеместно, но они имели место и ранее. Взять хотя бы войну боспорского правителя Перисада I с каким-то скифским царём, упомянутую в неоднократно цитированной и истолкованной многими исследователями речи, приписываемой Демосфену (Dem. 34, 8). Считается, что она (война) «случилась» около 328/327 гг. до н.э. Конфликту этому вроде бы есть и некоторые археологические подтверждения (следы разрушений и перестроек) на части памятников дальней хоры европейского Боспора, в первую очередь всё в том же Приазовье. Некоторое время спустя (310/309 гг. до н.э.) на Боспоре произошли ещё более масштабные и серьёзные по своим последствиям события: кровавая междоусобица сыновей только что упомянутого «царя» (Diod. XX, 20-24). Есть мнение, что именно она и положила начало всему последующему «великому» кризису9. Известные нам перипетии этой семейной драмы, принявшей государственный и даже региональный масштаб, многократно анализировались столь же многочисленными исследователями. В особенности это касается хода военных действий и т.н. битвы при Фате, первый «разбор» которой был сделан ещё В. Д. Блаватским10. Не останавливаясь на всём этом даже бегло, отметим только, что за редким исключением все они помещают место действия этих военных операций на территории азиатской «глубинки». Следовательно, теоретически, сельская территория европейской части Боспора при этом и, что особенно важно, непосредственно после этого не пострадала. По крайней мере, этому как будто бы нет археологических «доказательств», хотя разницу в полтора десятилетия на современном уровне наших знаний об абсолютной хронологии большинства категорий археологического материала уловить практически невозможно. И это при том, что волею судеб победителем в рассматриваемом конфликте, как известно, оказался Евмел, а вовсе не Сатир, опиравшийся на помощь неких скифов. Но нас в данном случае интересуют не столько эти обстоятельства, сколько иного рода выводы, основывающиеся на деталях рассказа Диодора, если и не очевидные, то вполне допустимые.
Здесь следует ещё раз оговориться касательно того, что именно в рассматриваемое время входило в хору Боспора в Восточном Крыму. Ведь, собственно, нет даже уверенности, что она включала в себя весь этот полуостров, хотя теоретически, опять-таки из кабинета, по карте, это кажется очевидным, да практически всеми так и воспринимается. Между тем, почти никаких письменных доказательств, кроме известной стихотворной надписи IV в. до н.э., в которой Перисад I назван правителем земель от границ с таврами до Кавказских гор, (см. КБН № 113), у нас нет. Но это эпиграфический памятник особого, «несерьёзного» жанра. Как всем известно, в отличие от «Азии», ни в одной надписи с титулатурой ранних Спартокидов мы не находим и намёка на их «царствование» над скифами или вообще какими-то варварами по европейскую сторону пролива. («Архонты Боспора и Феодосии» и... точка.) Чисто же археологически характеристики большей части
9 Виноградов, Марченко 2014, 144-146.
10 Блаватский 1954, 85-88.
Керченского п-ова, особенно его «глубинки» и сопредельного с ним на западе, северо-западе «степного» пространства остального полуострова в IV — первой четверти-трети III вв. до н.э., как уже отмечалось выше, почти идентичны. Разумеется, речь идёт о варварских памятниках. Ещё И. Т. Кругликовой только на территории Восточного Крыма и Феодосийской округи насчитывалось более двух сотен синхронно существовавших поселенческих объектов — селищ11. К настоящему же времени их выявлено существенно больше (не менее 400?). Зачем мы об этом? А вот зачем. В демографическом плане (об экономико-экологическом речь пойдёт ниже) это могло составлять довольно значительную цифру «народонаселения». Попытки соответствующих подсчётов прежде уже предпринимались. (Нам также пришлось лет двадцать назад «помудрствовать» на эту тему.) Из совсем недавних приведём, хотя и достаточно спорные, показатели, предложенные С. Л. Смекаловым для всей территории Европейского Боспора: 170 тысяч12. Из них на долю обитателей именно селищ могло приходиться 30-40 тысяч. При всех оговорках, но, так сказать, с учётом прочего Крыма эта цифра наверняка будет больше. Может быть, даже существенно, хотя и не на порядок. И всё это, подчеркнём, не классические кочевники и, надо думать, в массе своей в случае надобности не конные воины. В этой связи вновь обратимся к рассказу о битве при Фате. Скифские союзники Сатира выставили десять тысяч конницы и более двадцати тысяч пеших воинов. При всём доверии или недоверии к общим цифрам Диодо-ра, такое соотношение выглядит несколько странным «в свете» привычных представлений о скифском войске во времена до Геродота и при нём. Мы не знаем, как сочетались пешие и конные в битве Атея и Филиппа, произошедшей ближе к закату Великой Скифии (339 г. до н.э.). Конец же IV в. до н.э. — это, по мнению многих скифологов, уже почти тот самый «закат» или, выражаясь высоким «штилем», «последний отблеск былого величия». Дальше — вообще «всё во мраке». При всех «но» и т.п. логичным было бы допустить, что пеший контингент, как только что писалось, набирался из относительно оседлой части условно скифского населения, то есть обитателей уже неоднократно упоминавшихся нами селищ Крыма, включая, очень вероятно, и восточную его часть. В случае «мягкой» мобилизации (один от десяти) только отсюда можно было бы «насобирать» около 3-4 тысяч человек. Да, собственно, пешему войску и нежелательно было выдвигаться на «театр военных действий» издалека. И хотя Диодор упоминает о большом обозе, сопровождавшем армию Сатира, это скорее подтверждение наличия в ней значительного числа пехотинцев, нежели указание на «далеко (в прямом смысле этого слова) идущие планы компании»13. Но одновременно рассматриваемый пассаж может свидетельствовать и о «сфере» распространения реальной власти скифского царя. В данном случае неважно, был ли это владыка ещё всей Великой Скифии или уже только её крымской части. Но то, что она включала в себя значительную площади нынешнего Керченского п-ова (зона варварских селищ), очень даже вероятно. Кстати, уже было замечено, что Диодор не обмолвился о личном участии скифского царя (Агара?) в войне. Это только подчёркивает (в отличие от Арифарна, царя сираков или фатеев — кому как нравится) независи-
11 Крутикова 1975, 249-277.
12 Смекалов 2011, 177.
13 Виноградов, Марченко 2014, 165.
мый от Боспора статус этого владыки. Судя по тому, как Диодор описал бегство спасавшегося от Евмела «царевича» Перисада, сына Сатира (верхом на лошади, т.е. ускакал), «ставка» скифского царя находилась относительно недалеко от Пан-тикапея. (Никак не дальше возможностей такого способа бегства.) Дальнейшая судьба его неизвестна. (А что если он остался в Крымской Скифии и обосновался (обстроился) в районе современного Белогорска, положив начало новой скифской династии? Фантазии? Да. Но тот, кому довелось видеть укрепления городища Ак-Кая, прекрасно раскопанные Ю. П. Зайцевым, наверняка согласится с тем, что перед нами — образчик добротной античной фортификации.) Так или иначе, но, кажется, принято считать, что с этого момента отношения Боспора и скифов приняли характер устойчивого противостояния. А в союзническом плане Боспор переориентировался на сарматизирующийся «восток». Думается, это верно только отчасти, вернее, для отдельных периодов — например, первой трети III в. до н.э. (см. выше). В остальном эти связи могли принимать разную форму, вплоть до династических и морганатических браков, воспитаниях «при дворе» и т.п. Вспомним вновь о надписях в честь Аргота от имени дочери Скилура Синамотис, да и того же Савмака, наконец.
И ещё об одном возможном «последствии» участия скифов Крыма в боспор-ских неурядицах. Как там у М. Ю. Лермонтова: «... немногие вернулись с поля...». Скорее всего, для очень многих из союзников Сатира этот поход на восток закончился печально. В общедемографическом отношении, тем не менее, вряд ли это имело непоправимые последствия, тем более что до «обвала» III века оставалось ещё как минимум три десятилетия. (Говоря словами воеводы времён Ивана Грозного, «бабы ыщо нарожають».)
Однако вернёмся к проблеме кризиса. Общеизвестно, что любой серьёзный, глубокий кризис — всегда сочетание нескольких факторов. Когда всё сходится в «точке» отрицательных максимумов или, согласно известной житейской мудрости — пословице «Беда одна не приходит». (А ещё: «Пришла беда — отворяй ворота!») Нечто подобное имело место в Северном Причерноморье около начала второй трети III в. до н.э. (А потом в середине I в. до, в третьей четверти III в. н.э. и .)
И в этой связи позволим себе, наконец, обратиться к палеоэкологии. Уже довольно давно было выдвинуто предположение, что примерно с середины III в. до н.э. в Крыму наступил сухой и жаркий климатический период, длившийся до I в. до н.э.14. Мнение это, впрочем, не бесспорно. Есть теория, согласно которой ритмически повторяющиеся периоды изменчивости общей увлажнённости в северном полушарии составляют 1850 лет. Вместе с тем существует гипотеза, что для Крыма во второй половине голоцена более прохладными и влажными были 26-21, 6- вв. до н.э. и 15 — начало 19 вв. н.э. А самыми сухими и тёплыми, соответственно, 39-30, 15-10 вв. до н.э. и 3-8 вв. н.э.15 Некоторые же современные исследования, кстати, касающиеся напрямую Приазовья и «оперирующие» как будто бы более короткими (700-300 лет) периодами, приводят и вовсе другие показатели (2500-1800 лет назад климат здесь был тёплый и сухой, а до этого и несколько сто-
14 Дзенц-Литовский 1936, 142 сл.
15 Шнитников 1957, 16-186.
летий спустя — прохладный и влажный)16. Создаётся впечатление, что чем ближе «к нам» анализируемые эпохи, тем менее независимыми становятся суждения коллег-палеоклиматологов. (Автору неоднократно приходилось беседовать на эти темы с соответствующими специалистами, и всякий раз, когда речь заходила о конкретике, они старались как бы заранее «выведать» те или иные археологические датировки и наблюдения... В принципе, это естественно, ибо последние — в нашей «сфере» много точнее и обоснованнее.) Так или иначе, но в «рамках» больших климатических максимумов и минимумов, несомненно, были свои микропериоды, к тому же не всегда абсолютно повторявшиеся и «однозначные».
Конечно, такие природные изменения, вернее колебания, не зависели и в основном не зависят пока от человека. Но так ли абсолютно это положение? Иными словами, не могли ли уже в древности некоторые отрасли хозяйствования (виды человеческой деятельности) при определённых условиях иметь пусть и локальное, но обратное воздействие на природу? В том числе и с негативными последствиями. Обычно примеры такого антропогенного влияния сводятся к прокладке сетей каналов для искусственного орошения и, соответственно, регулированию паводков на реках, строительству судоходных каналов, гаваней, мостов и водоводов, осушению болот, лесопосадкам на значительных площадях и т.п. положительных и подчас действительно влияющих на окружающую среду «мероприятий»17. Но были наверняка и другие результаты.
Вот, хотя бы в плане предположения, один из таких примеров. Все мало-мальски интересующиеся античной историей Северного Причерноморья, и в частности Боспора, знакомы с давно устоявшимся, хотя и постоянно оспариваемым в деталях и в целом представлением об огромном количестве зерна, вывозимом отсюда на протяжении почти целого столетия, то есть при ранних Спартокидах. Источники, сообщающие об этом, многократно прокомментированы с самых разных сторон, включая археологию, и соответствующая историография, как уже писалось, весьма обширна. Сошлёмся при этом вновь на упомянутую выше статью В. Д. Кузнецова, в которой автор изложил и проанализировал все, в том числе самые современные, взгляды, подходы и варианты трактовок этих свидетельств. Что же касается собственно Боспора, то густая сеть «деревень» и «усадеб» 1У-Ш вв. до н.э. в Восточном Крыму и на Таманском п-ве, а также, как тоже уже отмечалось, и за пределами предположительно западных рубежей этого государства вроде как подтверждают размах местного хлебопашества. Вместе с тем столь же давно сложилось мнение, что при довольно низкой общей культуре и технике земледелия18 на этой в основном варварской (или полуварварской) по населению территории урожайность основной экспортной зерновой культуры — мягкой пшеницы -была в целом невысокой: что-то около семи центнеров с одного га19. Разумеется, древние, в том числе боспорские греки, знали о пользе удобрений, системе севооборота, необходимости паров, имели более совершенные орудия труда и т.п., а главное — многовековой и разносторонний опыт земледелия. Но всё это, надо думать, применялось? и то с учётом местных условий, лишь на относительно небольших
16 Матишов, Новенко, Красноруцкая 2012, 3.
17 Блаватский 1976.
18 Крутикова 1975, 163.
19 Блаватский 1953, 158; Кругликова 1975, 163.
пространствах хоры городов и угодьях т.н. царских владений. На прочей территории хозяйство неизбежно должно было вестись, говоря современным языком, экстенсивными методами, то есть прежде всего за счёт расширения площадей распашки, причём наиболее плодородных почв полуострова. (В последнее время вопрос соотношения качества почв, урожайности, зернового потенциала и демографии античных государств Северного Причерноморья, в частности Боспора, стал темой целого ряда специальных исследований. Касательно непосредственно рассматриваемой территории сошлёмся на работы А. В. Одрина20, Г.П. Гарбузо-ва21 и С. Л. Смекалова22.)
Общие (хотя и в разной степени) выгоды от экспорта зерна, потребности государства, растущие запросы правящей династии, боспорской землевладель-ческо- административной и торговой элиты, варварской «знати» теоретически заставляли постоянно наращивать производство товарного зерна. А следовательно, использовать подходящую для пахоты землю самым беспощадным образом на протяжении почти целого столетия или даже дольше. Мы можем предположительно судить о масштабах этого производства не только по объёму экспорта зерна, но и по площади, занимавшейся зерновыми культурами. (А это была не только пшеница.) Точных данных о последней, разумеется, нет. Но, судя по цифрам, приводимым в речи, приписываемой Демосфену (Demosth. Adv. Lept., 32), при Левконе I только в Афины ежегодно вывозилась пшеница, собранная при указанной урожайности с площади 21 000 га. А были ведь и другие импортёры. Это свидетельство, однако, как неоднократно отмечалось разными исследователями, не даёт представления о всей площади под зерновые, вернее под пшеницу, и тем более о том, где именно эти пашни располагались. Поэтому так привлекательно сообщение Страбона об отправке Левконом из Феодосии в Афины ещё большего количества зерна (Strabo., VII, 4, 6). Конечно, оно лишено преимущества «современника», но зато важно обстоятельством места: гавань Феодосии, как известно, самого западного из крупных городов державы Спартокидов, к тому же относительно недавно вошедшего в её состав. А это значит, указанная пшеница была собрана на полях Восточного Крыма, включая округу самой Феодосии, а может быть, даже и несколько более отдалённой территории полуострова. В самом деле, вряд ли было целесообразно свозить в Феодосию зерно со всей боспорской хоры, включая Таманский полуостров (в то время архипелаг островов), Синдику и другие тамошние земли. Хорошие гавани для этого имелись и там.
Нетрудно подсчитать, что приведённая Страбоном цифра (2100000 медимнов) при указанной урожайности могла быть собрана с площади 110280 га. Принимая во внимание, что площадь всего Керченского п-ова составляет около 300 000 га, получается, что пашня только под экспортную культуру занимала... И вот что примечательно: согласно относительно недавним данным, относящимся ко времени «ущерба» советской эпохи и, следовательно, максимальной деятельности местных колхозов и совхозов, доля пахотных угодий составляла 35% площади по-луострова23. Конечно, не будем забывать, что и урожайность могла быть в отдельные годы (судя по современным сведениям — примерно раз в семь лет) выше, и
20 Одрин 2004, 51-55; 2013, 718-721.
21 Гарбузов 2015, 344-353.
22 Смекалов 2011, 176-178.
23 Подгородецкий 1988, 156.
часть зерна поступала с сопредельных или даже более отдалённых территорий. Так или иначе, но с учетом площади посевов под ячмень, просо и другие культуры24 и «за вычетом» пастбищ, застройки городов и иных населённых пунктов с их ближней хорой и некрополями, а также разного рода неудобий (скалистые участки, дороги, берега морей, солёные озёра, карьеры и т.п.), придётся признать, что одновременно и весьма долго эксплуатировалась большая часть, если не вся пригодная для этого земля полуострова. Но, как подсказывает местный опыт, достаточно нескольких лет непрерывного использования одних и тех же участков, к тому же под такую, сильнее прочих, как указывал ещё Катон, истощающих почву культуру, как пшеница, чтобы урожайность падала. Несмотря на всю примитивность самой вспашки (неизвестно в точности, знали ли в это время местные поселяне плуг или пользовались только ралом)25, долговременная обработка земли не могла оставаться без негативных последствий. Тем более что одной из особенностей местных почв являлось преобладание среди них солонцованных, с низким содержанием гумуса26. И несоблюдение режима выпаса скота и обработки земли приводит здесь к разрушению чернозёмного гумусного слоя27.
Итог. Видимо, через некоторое время (вероятно, несколько десятилетий) плодородие почвы на боспорских пашнях резко упало, травяной покров степей и лесистые участки были в значительной степени уничтожены. Соответственно, усилились процессы выветривания и эрозии. Грунтовые воды ушли в глубину, ручейки и ручьи обмелели или вовсе высохли (что мы наблюдаем и сейчас), а за-солонцованность почв резко повысилась. Частые засухи стали преследовать земледельцев. Растущая же засорённость посевов сорняками ещё более снижала урожайность. Дополнительное поверхностное рыхление грунта как способ вспашки и метод борьбы с сорной травой в условиях восточного, да и всего Крыма ведёт только к иссушению почвы28. Эту безрадостную картину усугубляла большая засорённость семенного материала семенами сорных трав, что наверняка имеет место в таких случаях29.
Все эти отрицательные последствия антропогенного характера, к сожалению, хорошо известны здесь и в настоящее время. В древности же они, по всей видимости, переросли в подлинную катастрофу. Вести по-старому хозяйство, да и жить в «глубинке» полуострова стало трудно. Зерновая направленность экономики перестала быть рентабельной, да и просто возможной. Население довольно быстро покидает селища и перемещается частью в более благоприятные в плане экологии места, например, в прибрежные районы, где, как показывают исследования, появляются немногочисленные, но хорошо укреплённые городища. Частью же... оно возвращается к хозяйственному укладу и образу жизни своих не столь уж отдалённых предков-кочевников, пополнив собой население т.н. Позднескифского царства. В любом случае оно сильно сократилось, и в его материальной культуре произошли большие перемены. Может быть, именно поэтому, а не только вследствие конкуренции египетской пшеницы примерно с указанного времени (со вто-
24 Крутикова 1975, 184.
25 Крутикова 1975, 168.
26 Котова (со ссылкой на Н. Н. Клепинина) 1961, 67; Подгородецкий 1988, 155-156.
27 Котова 1961, 96.
28 Котова 1961, 123.
29 Крутикова 1975, 183.
рой четверти III в. до н.э.) зерно уже перестаёт быть основной статьёй боспорского экспорта. Разумеется, нарушился и некий взаимовыгодный военно-политический и экономический баланс в греко-скифских (а скорее, вообще греко-варварских) отношениях. И, как следствие, возросла агрессивность последних. Не исключено, что период, когда, согласно Страбону (VII. 4, 4), некие варвары (скорее всего, скифы) стали требовать с Боспора всё большей дани, начался именно с этого экологического кризиса. Так или иначе, но запустение пространств т.н. дальней хоры европейского (да и азиатского, пожалуй, тоже) Боспора — очевидный археологический факт. Более того, за исключением ближней округи Феодосии, отчасти территории к востоку от Узунларского вала и Приазовья, где уже со второй четверти III в. до н. э. и особенно ближе к рубежу эр появляются достаточно крупные городища, укреплённые усадьбы и крепости, прочие пространства Восточного Крыма остаются практически незаселёнными вплоть до позднего средневековья. При этом сильнее всего, по всей видимости, пострадала в эколого-демографиче-ском плане юго-западная часть современного Керченского п-ова. До сих пор почвы здесь наименее плодородные, сильно солонцованные, а водные источники и растительность самые скудные30. Специалисты прямо связывают происхождение пустынных степей Восточного (и не только) Крыма с длительным воздействием антропогенного фактора31. Конечно, решающее слово в обосновании данной гипотезы принадлежит специалистам соответствующих дисциплин: палеопочвове-дам, геоморфологам, палеоботаникам и т.п. Только вот когда мы их дождёмся и придут ли они в итоге к «общему знаменателю» как с археологами, так и между собой?
В этой же связи известные слова Страбона о том, что равнины между Феодосией и Пантикапеем богаты хлебом и деревнями (Strabo., VII, 4, 4), звучат как грустно-ироническое предупреждение. Недавние неоднократные археологические разведки в районе мыса Чауда дали в целом неоднозначный и маловыразительный результат32. Сколь-либо презентабельных и многочисленных остатков поселений здесь, вопреки ожиданиям и аэрофотосъёмке, почти не оказалось. То же немногое, что есть, относилось по большей части к раннеэллинистическому времени. Зато более унылого и бесплодного пейзажа в Восточном Крыму я не видывал.
Написав всё это, спохватился. Увлёкся историей, да про азиатский-то Боспор забыл! Может, там всё было по-иному? Другие природно-климатические условия, другая хозяйственно-этническая ситуация, другие последствия. Впрочем, скорее всего, хоть и со своей спецификой, но картина тут была аналогичной. Но это уже — задача другой публикации.
ЛИТЕРАТУРА
Блаватский В.Д. 1953: Земледелия в античных государствах Северного Причерноморья. М
Блаватский В.Д. 1976: Природа и античное общество. М.
Блаватский В.Д. 1954: Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. М.
30 Котова 1961, 67; Подгородецкий 1988, 155-156.
31 Котова 1961, 96, 106.
32 Gavrilov 2008, 193-206.
Блаватский В.Д. 1976: Природа и античное общество. М.
Виноградов Ю.Г., Зайцев Ю.П. 2003: Новый эпиграфический памятник из Неаполя скифского // Археолопя. 1, 44-53.
ВиноградовЮ.А., Марченко К.К. 2014: Северное Причерноморье в III в. до н.э. (взгляд из греческих государств) // Археологические вести. 20, 143-164.
Гаврилюк Н.А. 2013: Экономика степной Скифии VI-III вв. до н.э. Киев.
Гаврилов А.В. 2004: Округа античной Феодосии. Симферополь.
Гарбузов Г.П. 2015: Влияние плодородия почв на пространственное распределение античных поселений Европейского Боспора // ПИФК. 1, 344-353.
Дзенц-Литовский А.И. 1936: Геологический возраст донных соляных отложений минеральных озёр // Природа. 12, 142 сл.
Зайцев Ю.П. 2003: Неаполь Скифский (II в. до н.э. -III в. н.э.). Симферополь.
Зайцев Ю.П. 2013: Неаполь Скифский — Ак-Кая — Пантикапей: варвары Крыма и Боспор в III-I вв. до н.э. // Боспорский феномен. Греки и варвары на евразийском перекрёстке. СПб., 499-506.
Кругликова И. Т. 1975: Сельское хозяйство Боспора. М.
Кузнецов В.Д. 2000: Афины и Боспор: Хлебная торговля // РА. 1, 107-119.
Котова И.Н. 1961: Флора и растительность Керченского полуострова // Труды гос. Никитского ботанического сада. XXXV, 65-107.
Матишов Г.Г., Новенко Е.Ю., Красноруцкая К.В. 2012: Изменения климата Приазовья в позднем голоцене // Доклады Академии наук. Т. 444. 3, 1-5.
Одрин А.В. 2004: Земельные ресурсы и зерновое хозяйство Боспора в VI-IV вв. до н.э. // БФ. I, 51-55.
Одрин А.В. 2013: Некоторые итоги и перспективы изучения зернового хозяйства Боспора // БФ, 718-721. СПб.
Подгородецкий П.Д. 1988: Крым Природа. Симферополь.
Смекалов С.Л. 2011: Ещё раз к вопросу о производстве зерна и численности населения Европейского Боспора // БФ, 174-177. СПб.
Шнитников А.В. 1957: Изменчивость общей увлажнённости материков северного полушария // Зап. географ. общества СССР. 16, 16-186.
GavrilovA.V. 2008: The first results of the Archaeological surveys near Cape Cauda and lake Kac'ik on the Kerch peninsula // Meetings of cultures in the Black Sea region. Black Sea studies. 8, 193-206.
ECOLOGICAL CRISIS IN THE BOSPORUS?
A. A. Maslennikov
The article is dedicated to the justification of hypotheses of some environmental crisis happened in the rural area of the Bosporus about the first third of the 3rd century BC. It was a result of the depletion of the soil due to nearly a century of intensive plowing of the most fertile soil for grain crops, such as wheat, which was the main export commodity of the Bosporus.
The archaeological manifestation of this was the almost complete and practically simultaneous disappearance of so-called settlements located in the hinterland of the Kerch Peninsula and adjacent areas of the Crimea. As well as economic and military-political reasons that environmental crisis became a part of general system crisis of the North black sea region in the middle of the third century BC.
Key words: rural area of the Bosporus, Eastern Crimea, settlements, extensive farming, paleoecology, crisis
