CC BY
61
РАФТИНГ-2016: ДОКЛАДЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
Река Сим
29.04.2016- открытие конференции.
Загидуллина М. В. ЭКОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МЕДИАПРОСТРАНСТВА
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда
(проект № 16-18-02032)
В статье рассматривается современное состояние отечественного медиапростран-ства с точки зрения эколингвистической теории («зеленаялингвистика»).
Ключевые слова: медиапространство, зеленая лингвистика, тотальная медиатизация.
Введение
В современной лингвистике эколингвистическое направление занимает довольно прочное место - начав развиваться с эпохи массированного поворота общественного сознания к экологической проблематике (доклад Римского клуба «Пределы роста» 1972 года совпадает примерно по времени с появлением базовых трудов по эколингвистике, в частности, трудами Эйнара Хаугена [10]), эколингвистика в зарубежной и отечественной науке развивалась сразу в двух основных направлениях - как изучение собственно экологического дискурса (лингвистический предмет исследования - материалы, высказывания, разножанровые произведения, связанные с темами охраны природы и окружающей среды) и как способ описания языковой системы по аналогии с окружающей средой в ее экологическом понимании (охрана умирающих языков, поддержка малых языков, «красная книга» языков и т. п.).
Впоследствии эти два базовых направления получили большее число ответвлений, ставших предметом «вторичного» рассмотрения в статьях, связанных с эколингвистическим подходом. Тем не менее отечественный исследователь А. П. Сковородников, стоявший у истоков российской эколингвистики, и в статье 2013 года отмечает, что эколинвгистика до сих пор находится в ситуации «полупризнания» (в той же статье см. обширную библиографию вопроса и обзор основных проблем этого направления)[5].
Другое базовое понятие темы - медиапространство. В настоящей работе под медиа-пространством понимается информационное, коммуникативное поле, представленное в виде постоянно взаимодействующих и сосуществующих симультанно голосов. Теория полифонии М. Бахтина позволяет говорить о мультиакторстве этого поля, а, в свою очередь, концепция Н. Лумана позволяет расширить понятие «медиа» до включения любых посредников в информационном обмене (в некотором смысле этой идее созвучны идеи поликодовости медиатекстов, распространенные среди отечественных медиалинг-вистов). При этом масс-медиа - это не только привычные СМИ, но и книги, игры, музыка, фильмы, представленные в виде тиражируемых физических объектов, доступных неопределенному числу пользователей (в виде дисков, файлов и т. п.).
Для концепции данной статьи крайне важным является тезис о тотальности медиатизации: медийные технологии занимают все большее место в повседневности каждого
человека, пронизывая культурные практики, раньше существовавшие только на уровне прямой межперсональной коммуникации. Интернет создает возможность потенциальной открытости любого частного высказывания, что ломает прежние представления о «масс-медиа»; фактически вся медийная среда оказывается «массовой», но уже в другом смысле, нежели тот, что вкладывался в это понятие в прошлом веке. Массовость не исключает развития сегментации и «тотальных частностей» - так называемых «кибер-гетто», коммьюнити, жизнь которых устроена на основе герметизма и оттачивания внутренних правил коммуникации. Изучение коммуникативных кодов и собственно языка тотально медиатизированного мира представляется многозадачным процессом, требующим определенной перезагрузки исследовательских методов и подходов. Однако сама тема «экологии медиа» остается актуальной в любом случае и нуждается в прояснении ее современного состояния.
Эколингвистика и лингвоэкология: язык как живая (уязвимая) система
Предлагая самое общее определение эколингвистики, Р. Александер и Н. Штиббе формулируют ее суть следующим образом: «Эколингвистика - это изучение влияния языка на жизнеустойчивые отношения между людьми, другими организмами и окружающей средой. Она нормативно ориентирована на сохранение тех форм отношений, что способствуют поддержанию жизни» [6. Р. 105].
Четкое отграничение эколингвистики как изучения дискурса об экологических проблемах от лингвоэкологии, использующей экометафоры для описания философии языка и коммуникации, свойственно зарубежному исследовательскому полю, однако менее существенно в российском научном дискусре (несмотря на усилия исследователей привести это поле к параллельному состоянию, соотносимому с устоявшейся в англоязычном и - шире - зарубежном дискурсе состоянию). Тем не менее значение имеет такой факт, как тотальность экологического дискурса в связи с широчайшим распространением экологических идей, включение экологии в число активно изучаемых и развивающихся дисциплин, тесной связи экологии и политики и т. п. Глубокая экологизация повседневности проявилась и в том, что повседневные практики людей стали включать фиксацию представлений о здоровой / нездоровой окружающей среде и собственном образе жизни. Тема «здорового образа жизни» закрепилась как на уровне массового поведения, так и в рамках управленческих стратегий. И, разумеется, нашла свое отражение в языке - в таких эффектах, как проникновение экологических метафор в самые разные сферы жизни (например, закрепление эпитета «зеленый» применительно к политике, развитию, образованию и другим сферам - в значении «экологически-ориентированный», «связанный со здоровьем»). Именно такое широкое распространение обеспечивает эколингвистике ее уникальный объект изучения - экологические формы мышления, репрезентированные в языке в самых разных формах и сферах метафоризации. (Как можно судить по соответствующей ветви российской лингвистической науки, здесь в большей мере представлено изучение именно собственно экологической тематики в языке).
Лингвоэкология, в свою очередь, обращается собственно к языковой системе как объекту изучения посредством экологического мышления, где ключевым становится понятие «биоразнообразия» как залога устойчивости биосистемы (соответственно, «языковое разнообразие» как залог устойчивости языковой системы планеты в целом). В отечественной лингвоэкологии особое внимание уделяется категориям «чистоты» -«загрязнения речи», а в целом лингвоэкологические идеи оказываются применимы в большей мере к уровню культуры речи. Именно эта сторона сложившейся традиции позволяет применить достижения эколингвистики к изучению языка масс-медиа. Так, для А. П. Сковородникова и лингвоэкология, и эколингвистика, и экология медиа сводятся
к одному - борьбе за чистоту языка: «Экология языка (лингвоэкология, эколингвистика) - это такое направление лингвистической теории и практики, которое, с одной стороны, связано с изучением факторов, негативно влияющих на развитие и использование языка, а с другой стороны, с изысканием путей и способов обогащения языка и совершенствования практики речевого общения. Экология языка, по идее, должна лежать в основе так называемой языковой политики государства, прежде всего в сферах образования, юриспруденции, переговорных процессов, делопроизводства и, конечно, в деятельности средств массовой коммуникации»[4].
Медиалингвистика как смежное понятие
Изучение языка масс-медиа стало задачей отдельной научной дисциплины - медиа-лингвистики. В России активную работу, связанную с этим направлением, ведет санкт-петербургская школа, опирающаяся на работы Т. Г. Добросклонской, одной из первых выдвинувшей идею медиалингвистики как науки, системно изучающей язык масс-медиа. На сайте «Медиалингвистика» (http://medialing.spbu.ru) сегодня можно найти множество текстов и все выпуски журнала «Медиалингвистика», чье появление связывается с первым сборником работ в этой области (конференция 2011 года). Однако для настоящего доклада интерес представляет англоязычная лингвистика, где представление о системном изучении языка масс-медиа возникло и институционализировалось по меньшей мере за сорок лет до отечественных исследований. База данных Scopus, а также и Google Scholar показывают, что термин medialinguistics (или media linguistics) не характерен для западного (англоязычного) языкознания. В большей мере их занимает «язык медиа» или даже media studies (что отсылает нас к медиаисследованиям широкого типа, связанным с институциональностью и функциями масс-медиа). Мы солидарны с Т. Г. Добросклонской, что в англоязычном медиаисследовательском пространстве формируется особенный взгляд на "язык масс-медиа".
С этой точки зрения интерес представляет, например, небольшая статья Н. Томпсон в "English Journal" 1978 года, где речь идет о сложности изучения масс-медиа, под которыми в то время понималось прежде всего телевидение с его текстово-картиночно-звуковой коммуникационной средой. Вызов лингвистике, в фокусе которой интенциональные формы языка (рационально конструируемые высказывания), бросает не особая форма «языка масс-медиа», но именно процессы, превращающие язык из средства интенциональной коммуникации в «фон», в среду, в окружающее пространство. Н. Томпсон говорит об угрозе подсознательного воздействия языка масс-медиа на носителей языка, их зависимости от тех образов, что «подкачивает» телевидение. Статья 1978 года может показаться средоточием очевидных вещей, однако для нас важно, что уже тогда тема особенного языка медиа ставилась довольно остро. Так, со ссылкой на Дж. Мандера Томпсон пишет: «На опасность такой системы коммуникации указывал современный медиа-аналитик Джерри Мандер: "Возможно, мы вступили в эпоху, когда информация поглощается непосредственно массовым подсознанием. Телевизионное сообщение поступает без всяких фильтров и полностью непосредственно в банк памяти, но оно не доступно для сознательного анализа, понимания или обучения, это сон мозга" [11. Р. 40, 45]. Мандер также идентифицирует феномен телевизионнойзависимости, указывая на важную задачу медиалингвистики изучить этот эффект: "Сам телевизионный сигнал производит гипнотическое привыкание, эффект просмотра телевидения можно квалифицировать как своего рода бодрствующее сновидение, за исключением того, что это странный сон... Когда глаза не двигаются, подобны взгляду зомби, а мышление тормозится" [11. Р. 42, 44]» [13. Р. 96].
Между тем, можно предположить, что для отечественной медиалингвистики особым предметом изучения становятся языковые явления, «размещенные» в масс-медиа. По-
ликодовые модели (текст+картинка+звук), нередко называемые «креолизованными текстами», тоже рассматриваются в большей мере «точечно», а вот эффекты погружения в такую среду и изменения, вызванные вынужденным существованием в таком коммуникативном пространстве, во многом оказываются вне поля медиалингвистики.
Медиаэкология и экомедиалингвистика
Сложный гибрид «экология+масс-медиа+лингвистика»находит свое обоснование в самих процессах, складывающихся вокруг «языка средств массовой коммуникации» в научно-исследовательском поле. Язык масс-медиа (рассматриваемый в отечественной науке традиционно как язык массовой публичной коммуникации, представленной обычно языком газет, журналов, телевидения, радиовещания, а также интернет-версий этих СМИ и социальными медиа; последнее все еще вызывает дискуссии по вопросу отнесения к той или иной сфере массовой коммуникации; обращаем также внимание на устойчивое в последнее время обозначение «профессиональные СМИ», отграничивающее «привычные» редакционные формы работы с информацией от индивидуальных блогов и т. п.) ярче любых других форм фиксированной коммуникации позволяет видеть изменения и трансформации, происходящие в языке. Это касается и такой важной черты современного коммуникационного пространства, как фиксирование языковых явлений (высказываний, дискуссий), не проходящих никакой предварительной и последующей редактуры (отсюда появление термина «устно-письменная коммуникация» в рамках виртуального дискурса [3]).
Если медиалингвистика позиционируется как наука о языке масс-медиа, а эколинг-вистика представляет собой исследования языка как живой природы («окружающей среды»), то экомедиалингвистика - перекресток этих лингвистических направлений. Ей можно дать следующее определение: экомедиалингвистика - это изучение языка масс-медиа как природной среды обитания человека в категориях антропогенной нагрузки на коммуникативную систему. При всей парадоксальности такого определения (язык в лингвистическом смысле есть сугубо человеческая деятельность, и в этом смысле выражение «антропогенная нагрузка на язык» лишено смысла) оно обладает определенным эпистемологическим потенциалом. Язык здесь (как нередко это и воспринималось в философии языка) не есть некая конвенция между людьми, определенная выработанная в ходе эволюции система знаков, но по сути представляет собой некую матрицу, абстрагированную от совокупности его носителей, укорененную в традиции - и одновременно способную пережить любого носителя языка за счет овладения сознанием новых поколений. Тогда под «антропогенной нагрузкой» понимается, скорее, конкретизированная деятельность поколений в сфере употребления языка и актуализации тех его зон, что могут развиваться в деструктивном направлении. В принципе, человек тоже является частью биосферы земли, а поэтому «повышенная антропогенная нагрузка» ничем не отличается от, например, неожиданного развития той или иной популяции биологических видов (скажем, активность саранчи тоже деструктивна по отношению к зеленым насаждениям, однако никто не говорит о «энтомологической нагрузке» на природу).
Экомедиалингвистика своим предметом видит язык масс-медиа, рассматриваемый под углом его воздействия на языковую систему в целом. При этом угрозы и риски языковой системе оцениваются в рамках экологического дискурса (и - шире - экологической метафоры). Поэтому значение имеют следующие пары понятий: чистота - загрязнение, норма - аномалия, оскудение - обогащение языка в ходе активной и низко нормируемой (ненормируемой) коммуникации, обеспеченной современными технологиями. И. М. Дзялошинский привлек внимание российских исследователей к теме медиаэко-логии - довольно влиятельного западного направления, восходящего к учению Г. М. Маклюэна (и его «Постижению медиа»). Однако само понятие медиаэкологии, пред-
ложенное Маклюэном, в активный научный оборот было введено Нейлом Постманом; сегодня существует Ассоциация медиаэкологов, проводятся конференции и выпускаются сборники работ. Довольно подробный анализ истории медиаэкологии сделан в работе Н. Стефенса; там же содержится библиография вопроса [12]. Но стоит заметить, что медиаэкология в основном придерживается философской риторики (нежели конкретно-инструментального анализа фактов и феноменов). В центре внимания медиаэкологов - вопрос тактик и стратегий выживания в ухудшающихся условиях, под которыми понимается уплотнение информационных потоков, информационная перегрузка и связанные с нею эффекты.
В свою очередь экомедиалингвистика - инструментальный вариант медиаэкологии. Ее задача - установление критериев качества информационного пространства с точки зрения его «здоровья» (другими словами - его невредности для человека). Предметом измерения могут быть лексические единицы, несущие ярко выраженный характер (заимствования, обсценизмы, «мусорные» слова и т. п.). Их плотность может быть измерена именно благодаря тотальной медиатизации, когда даже межперсональное общение фиксируется в виде текста, записывается, а вместо устной и письменной речи возникает, как уже отмечалось выше, гибрид устно-письменного общения. Электронное фиксирование огромных массивов коммуникации и дает возможность замеров - подобных тем, что делаются пунктами экологического контроля окружающей среды. Варианты такого подхода находим в трудах волгоградской школы, проводившей эколингвистический мониторинг регионального коммуникативного пространства.
Наибольшей проблемой в этой связи остается вопрос оценивания языковых явлений по шкале «норма - аномалия», поскольку в современных условиях интенсивного и экстенсивного развития медиапространства норма становится нечеткой, возникают «острова самонормирования» (в рамках все тех же «тотальных частностей») и в итоге остается вопрос о «праве на прескриптивный подход» (норма, фиксируемая в словарях, иерархичность нормирования оказывается под вопросом, поскольку может создавать непреодолимые трудности в общении и вести к нарушению коммуникации; другими словами, вырабатываемые в рамках «тотальных частностей» принципы могут оказаться значимыми ответвлениями от нормы и влиять на ее изменение и в национальном масштабе; впрочем, сам вопрос национального масштаба нормы лишается четкого ответа).
Наконец, рассуждая о медиапространстве сквозь призму эколингвистики, можно ставить под вопрос и само уточнение «медиа», поскольку тотальная медиатизация, превращая в медиа все вокруг, уничтожает и смысл этого уточнения, медиа входят в еже-дневность, как воздух, а специфика языкового общения с их помощью все больше конвергируется в потоковое общение и коммуникацию. В таком случае, возможно, требуют необходимой смены сами методы изучения языка, а точнее - «языкования», текучего функционирования языковой способности.
Список литературы
1. Добросклонская, Т. Г. Вопросы изучения медиатекстов [Текст] / Т. Г. Добросклон-ская.-М.: УРСС, 2005.
2. Добросклонская, Т. Г. Теория и методы медиа лингвистики: на материале английского языка [Текст] / Т. Г. Добросклонская: дис. ... докт. филол. наук. - М., 2000. - 368 с.
3. Лутовинова, О. В. Интернет как новая «устно-письменная» система коммуникации [Текст] / О. В. Лутовинова // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. - 2008. -№ 71.-С. 58-65.
4. Сковородников, А. П. Экология современного русского языка и роль средств массовой информации в этом процессе (тезисы) [Текст] / А. П. Сковородников // Новая университетская жизнь. - URL: http://gazeta.sfu-kras.ru/node/307.
5. Сковородников, А. П. О предмете эколингвистики применительно к состоянию современного русского языка [Текст] / А. П. Сковородников // Экология языка и коммуникативная практика. -2013.-Nol.-C. 194-222.
6. Alexander, R. From the analysis of ecological discourse to the ecological analysis of discourse (Ecolinguistics: the Ecology of Language and the Ecology of Science) [Text] / RichardAlexander, ArranStibbe.] // Language Sciences. - Volume 41, Part A. - January 2014. -P. 104-110.
7. Alexander, R. Towards a multidisciplinary view of language: Some biolinguistic reflections [Text] / Richard Alexander // Linguistische Berichte. -1973. - 25/73. - P. 1-21.
8. Bastardas-Boada, A. Towards a global model of linguistic ecology [Text] / A. Bastardas-Boada // Catalanlnternational View. - 5 (Winter 2009-10). - P. 14-17.
9. Chalwa, S. Linguistic and philosophical roots of our environmental crisis [Text] / Saroj Chalwa //Environmental Ethics. - 1991.-No. 13:3.-P. 253-262.
10. Haugen, E. The Ecology of language [Text] / Essays by Einar Haugen. - Stanford: StanfordUniversityPress, 1972.
11. Mander, J. Four Arguments for the Elimination of Television [Text] / JerryMander // Co-Evolution Quarterly. - Winter, 1977-78.-P. 38-52.
12. Stephens, N. P. Toward a More Substantive Media Ecology: Postman's Metaphor Versus Posthuman Futures [Text] / Niall P. Stephens // International Journal of Communication. - No. 8 (2014). - P. 2027-2045.
13. Thompson, N. Multi-Media: Multi-Media Linguistics [Text] / NancyThompson // The English Journal.-Vol. 67. - No. 5 (May, 1978).-P. 94-96.
ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА
Шакиров C.M.: Может ли экоподход к медиалингвистике способствовать улучшению коммуникации и как?
Загидуллина М. В.: Провокационность вопроса понятна. С одной стороны, есть вечная культуртрегерская задача совершенствовать языковую способность поколений. С другой стороны, экомедиалингвистика признает право каждого коммьюнити самому строить свои «правила коммуникации», а задача лингвистики - эти правила изучать. Но на самом деле я думаю, что вполне возможно совершенствовать коммуникативное поле именно проникновением в особые конвенции коммьюнити, обнаружение общих черт, а также особенностей, переключению внимания с обучения только «универсальной языковой норме» на обучение уместности коммуникативных кодов и их соотнесенности с внутренними правилами коммьюнити.
Федоров В. В.: В чем особенности такого подхода при изучении интернет-источников?
ЗагидуллинаМ. В.: Как я отметила в докладе, здесь очень важно, что Интернет теперь фиксирует разные формы коммуникации, делая эти особенные правила очевидными исследователю. Как раз для современной лингвистики интернет-формы (и вообще открытые коммуникативные площадки) особенно интересны: они представляют собой прямую запись живой коммуникативной ситуации. Здесь наблюдаемая «природа языка» оказывается не только демонстрируемой, что называется, «онлайн», но и записанной, готовой к обработке специальными исследовательскими инструментами.
Чуваткина Д. С.: А если перед нами очевидная безграмотность, далекая от всяких правил вообще?
Загидуллина М. В.: Мне кажется, такого быть не может. Либо безграмотность конвенциональна (например, «че та ржу» вместо «что-то ржу»), и тогда это уже не безграмотность вовсе, а именно конвенция, либо возникает неудовольствие других участников - вспомните доклад Вадима о сайте «Орфограмма. Ру», ставшем популярным именно у «технарей», не имеющих отношения к к филологии и т. п.
