CC BY
193
14. Пурэвжав С. Хотгойдын угсаа гарал ба туухийн асуудалд (ХУ1-Х1Х зуун). - Улаанбаатар, 1970.
15. Радлов В.В. Этнографический обзор турецких племен Сибири и Монголии. - Иркутск, 1929.
16. Румянцев Г.Н. Предания о происхождении аларских бурят // Этнографический сборник. - Улан-Удэ, 1961. Вып. 2.
17. Санжеев Г. Д. По этапам развития бурят-монгольского героического эпоса // Советский фольклор. - 1936. - № 4-5.
18. Сказания бурят, записанные разными собирателями. - Иркутск, 1890. Т. 1. Вып. 2.
19. Танака К. Бурият косё Гэсэру моногатари-ни араварета футацуно бунка со // Миндзокугаку кэнкю. - 1964. - №3. Т.29.
20. Хомонов М.П. Монгольская Гэсэриада. - Улан-Удэ, 1989.
21. Уланов А.И. К характеристике героического эпоса бурят. - Улан-Удэ, 1957.
Дугаров Баир Сономович, ведущий научный сотрудник отдела литературоведения и фольклористики Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, доктор филологических наук. Тел.: (3012)469119.
Dugarov Bair Sonomovich, leading fesearch fellow, department of literature and folklore studies, Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan studies, SB RAS, doctor of philological sciences.
УДК 398.1(571.54)
© ДА. Бурчина
Эхирит-булагатские эпические традиции в улигерах Бууры Барнакова
В статье рассматриваются эхирит-булагатские эпические традиции в улигерах сказителя Бууры Барнакова, раскрываются неизвестные ранее страницы его биографии.
Ключевые слова: бурятский фольклор, бурятский героический эпос, улигеры, традиции.
D.A. Burchina
The Ekhirit-Bulagat epic traditions in the Uligers by Buura Bamakov
The articles reviews the Ekhirit-Bulagat epic traditions in the Uligers by the narrator Buura Barnakov, it reveals previously unknown details of his biography.
Keywords: the Buryat folklore, the Buryat heroic epos, the Uligers, traditions.
Общеизвестно, что по своим стадиальнотипологическим характеристикам бурятский героический эпос классифицируется на три группы: эхирит-булагатскую, унгинскую и хорин-скую. Из них наиболее архаичным считается эхирит-булагатский эпос, поскольку в нем преобладают черты охотничьего уклада жизни творцов улигеров, элементы тотемизма, анимизма, различных культов, мотивы побратимства с животными персонажами, оборотничество (метаморфизм), сказочные мотивы. В его сюжетах получили разработку две центральные темы - сватовство и женитьба героя, а также борьба с чудо-вищами-мангадхаями и врагами-чужеродцами.
Сюжетная разработка темы героического сватовства в эхирит-булагатском эпосе отличается большим разнообразием и вместе с тем устойчивостью основных мотивов - гибели героя, похода за суженой, преодоления препятствий, борьбы за невесту, оживления героя. Но в целом черты «охотничьего» эпоса, обусловленные его близостью к мифологическим истокам, доминируют в эпосе эхиритов и булагатов. В нем все еще значительна роль мифических зооморфных, зооан-тропоморфных персонажей - помощников, покровителей, противников героя - и сверхъестествен-
ных способностей героя (магия и оборотничество).
Помимо двух основных тем в эхирит-булагатской эпической традиции присутствуют взаимоотношения брата и сестры, дяди и племянника, мужа и жены, отражающие конфликты между членами патриархальной семьи и рода.
Таковы основные черты архаичного эхирит-булагатского эпоса, представляющего «нижний слой», «изначальный этап» героико-эпического творчества бурят, но по богатству мотивов и образов, превосходящий все остальные бурятские традиции [Санжеев, с. 35].
Существовавшая с далеких времен богатая эпическая традиция эхиритов и булагатов получила известность после начала планомерного собирания фольклорных произведений, начатого в конце Х1Х - начале ХХ в. Так, во время первой своей научной командировки в 1903 г. по поручению Российской академии наук к кудинским, верхоленским, хурумчинским, хутульским и ольхонским бурятам Ц. Жамцарано обнаружил бытовавшую там живую эпическую традицию и впервые записал полноценные тексты героикоэпических сказаний («Айдурай Мэргэн», «Алам-жи Мэргэн», «Еренсэй», «Гэсэр Богдо», «Буху Хара хубун» и др.) от талантливых знатоков ули-
геров Маншуда Имегенова, Елбона Шалбыкова, Ботошхи Булдаева, Лазаря Бардаханова, Завина Заяханова и др.
Будучи не только крупным собирателем, но и исследователем, Ц. Жамцарано оставил ценные сведения о бытовании улигеров у бурят, об обрядах, соблюдавшихся в старину при исполнении сказаний, традициях их воспроизведения, их призводственно-магической функции, о том, что пение улигеров являлось «своего рода могущественным волшебством, чарами для привлечения зверей» [Жамцарано, с. 33]. Поэтому присутствие на облавах самых лучших исполнителей считалось обязательным. Существовала также глубокая вера в целительную, благодатную силу улигеров.
В ряду талантливых эхирит-булагатских ули-гершинов (Маншуда Имегенова, Елбона Шалбы-кова, Бутуушхи Булдаева и др.), чьи имена получили широкую известность в начале ХХ в., достойное место занимает сказитель Буура Барна-ков. Его улигеры были записаны уже во второй половине 2Q-ro столетия, когда живое бытование героических сказаний считалось фактически угасшим. В этом плане, на наш взгляд, небезынтересно проследить, сохранились ли традиционные черты эпоса эхирит-булагатов в его творчестве, а также остановиться на ранее неизвестных фактах биографии сказителя. И хотя М.П. Хомо-новым, зафиксировавшим в магнитофонной записи в 19б2-19б3 гг. весь эпический репертуар Б. Барнакова, и были опубликованы статьи [Хо-монов, 196S; 191S], нам представляется, что основные сюжеты и мотивы этих улигеров все же требуют более подробного рассмотрения на фоне общей эпической традиции бурят.
О существовании в Верхоленье знатока ули-геров ученым Бурятии стало известно от старейшего фольклориста С.П. Балдаева, который познакомился с Барнаковым во время своей экспедиции в Качугский район Иркутской области летом 196Q г., накануне ежегодного сурхарбана. Согласно его записям, хранящимся ныне в ЦВРК ИМБТ СО РАН (ф. № Зб, оп. 1, д. 3S2), ученый после бесплодных поисков знатоков устного народного творчества на правобережье Лены посетил левобережные улусы Бурлай, Хал, Нэхэлэй и Харбатово. И в Хальском встретил своего приятеля, который посоветовал ему ехать в Первый Токский улус, в котором проживал Б. Барнаков у своей свояченицы, сестры покойной жены.С.П. Балдаев разыскал дом этой женщины, но хозяина не застал. Чуть позже во двор въехал ездивший за водой на быке сам сказитель. Увидев незнакомца, переменился в лице, видно, испугался. Как выяснилось позже, в 1931 г. он был раскула-
чен, преследовался НКВД и был сослан в Якутию (Олекминск) на правах спецпереселенца, откуда вернулся через 12 лет. Поскольку все его хозяйство на родине, в улусе Тэрэнга (долина Лены), было уже уничтожено (скот взят в колхоз, дом и постройки проданы на снос), он вынужден был переехать к овдовевшей свояченице в Первый Токский улус, где стал работать кузнецом в колхозе. Поэтому, увидев незнакомого человека одетого по-городскому, да еще с портфелем в руках, принял его за какого-то начальника, собирающего сведения, как он выразился, о «кон-трышках». Но когда С.П. Балдаев сказал, что он записывает улигеры, сказки, песни, интересуется родовыми, племенными преданиями и т. д., он успокоился, «вспомнил о Ц. Жамцарано и В. Михайлове, которые в 1906 г. беседовали с его отцом» (ЦВРК ИМБТ СО РАН, ф. № 36, оп. 1, д. 382).
За ужином, разговаривая о бурятской старине, об улигерах и сказителях, они просидели до двух часов ночи. На следующий день, когда С.П. Бал-даев попросил Бууру исполнить какой-нибудь улигер, тот отказался, говоря, что давно их не пел, позабыл, да они теперь никому не нужны, т.к. народ стал грамотным. Он рассказал, как однажды по просьбе приезжих студентов спел ули-гер в клубе, но публика осталась равнодушной. А в другой раз подростки и молодежь даже подняли его на смех, говоря: «Разве конь может одним прыжком заскочить на гору?!».
И действительно, как пишет С.П. Балдаев, во многих местах проживания бурят живое бытование эпической традиции в 1920-х гг. прошлого века уже угасало, а к моменту его знакомства со сказителем, она была по существу уже утраченной (ЦВРК ИМБТ СО РАН, ф. № 36,оп. 1, д. 382). Изменилось время, обстановка в стране, а вместе с ними и люди. Молодежь уже не имела прежнего трепетного отношения к героическим сказаниям, считая их чуть ли не суеверием. Поэтому Сергею Петровичу пришлось приложить немало усилий, чтобы разубедить Барнакова. И на следующий день тот пропел небольшой ули-гер «Эрхэбшэ Мэргэн» (314 стихов), являющийся по сюжету волшебной сказкой, в которой герой, выручив из беды некое существо, оказавшееся дочерью хана подводного царства, обретает богатство и благополучие.
В целом Буура Барнаков знал восемь улиге-ров, но, к сожалению, два из них - «Хурин Хэсэ моритой Хурин Тайшаа» и «Эрэйн сайн Тад мэр-гэн» («Лучший из мужей Тад Мэргэн») - он уже не помнил.
Открытие в начале 60-х гг. ХХ в. сказителя такого уровня стало большим событием для фольклористической науки Бурятии. И в 1962 г.
к сказителю в Баяндаевский район был откомандирован М.П. Хомонов (90-летний юбилей ученого был торжественно отмечен ИМБТ СО РАН весной 2013 г.). Как пишет М.П. Хомонов, в тот год ему удалось записать на магнитофон три улигера, а в следующую поездку - в 1963 г. -еще три [Хомонов, 1990, с. 4]. Хотя ранее в своей статье он писал иначе: «Часть улигеров была записана на его родине, а часть - в Улан-Удэ, куда он был приглашен для исполнения улигеров» [Хомонов, 1990, с. 63]. Судя по рабочим записям С.П. Балдаева, очевидно, он тоже принимал некоторое участие в этой работе.
Таким образом, благодаря большому труду двух ученых, ныне в фольклорном фонде ЦВРК ИМБТ СО РАН имеется коллекция героикоэпических произведений, записанных от уникального в своем роде улигершина, хранителя традиционного эхирит-булагатского эпосопения - Бууры Барнакова. Помимо магнитофонной записи, здесь находится еще шесть расшифрованных рукописных текстов, произведенных М.П. Хомоновым (ЦВРК ИМбТ СО РАН, инв. №3156). Это улигеры «Нарин Хузуун Гулдумэй» («Тонкошеий Гулдумэй») - 2 775 стихов; «Арбан табан наЬандаа утэлЬэн Гургулдай» («Постаревший в 15-летнем возрасте Гургулдай» - 2 700 стихов; «Тохонойн ганса Тоолэн» («Тойлэн, единственный (сын) Тохоноя») - 1 995 стихов; «Найтал Мэргэн» - 1 350 стихов; «Ундэрэй Ур-боони гурбан басаган» («Три дочери небесного Урбона») - 764 стиха; «Эрхэбшэ Мэргэн» («Молодец Эрхэбшэ») - 314 стихов.
Все эти улигеры были исполнены напевным речитативом, который, на наш взгляд, должен несколько отличаться от исполнительской манеры других эхирит-булагатских улигершинов (М. Имегенова, Е. Шалбыкова, Б. Булдаева и др.). Как известно, Ц. Жамцарано писал об этом следующее: «У эхирит-булагатов улигер поется с начала до конца громко и протяжно. Присутствующие подпевают, вторят рапсоду...» [Жамца-рано, с. 25]. А у Бууры Барнакова, судя по магнитофонной записи, мелодика несколько иная, не похожая на «протяжную», хотя Д.С. Дугаров, нотировавший эту запись, считает ее идентичной традиционному пению эхирит-булагатских ули-гершинов. Он пишет: «Напевы Барнакова отличаются эпической широтой и спокойной неторопливостью» [Дугаров, с. 512].
М.П. Хомонов, в свою очередь, пишет, что Барнаков «остается последним исполнителем улигеров, сохранившим старинные певческие традиции. Его пение отличается речитативностью, своеобразной напевностью, напоминающей шаманские песнопения» [Хомонов, 1990,
с. 4-5]. Ученый также отмечает, что сказитель поет лежа, переходя то в речитатив, то в мотив исполнения шаманского гимна, но не полностью совпадает с последним» (ЦВРК ИМБТ СО РАН, ф. № 36, оп. 1, д. 317).
Такой способ воспроизведения эпических произведений, видимо, был обычным у бурятских сказителей. Таким образом, воспроизведение улигерных произведений Б. Барнаковым шло в русле исполнительских традиций эхиритов и булагатов.
Усвоению сказительского искусства способствовала семейная традиция: все предки Бууры по мужской линии были певцами улигеров, знатоками устного народного творчества. По сведениям С.П. Балдаева, осенними вечерами в их доме собирался народ. Дед и отец Б. Барнакова поочередно пели или рассказывали улигеры, одно-улусники зачарованно слушали. Их молчание прерывалось, лишь когда они сами начинали петь, очевидно, «сэг даралга» - приветствие вернувшемуся из похода эпическому герою или, наоборот, благопожелание-напутствие при выезде его в поход. Когда слушатели пели, сказители -дед Махара и отец Барнак - отдыхали, выкуривая трубку табаку. Отсюда можно заключить, что у эхирит-булагатов, живое участие коллектива в воспроизведении эпоса все еще продолжало бытовать до начала ХХ в.
Крупными знатоками улигеров и певцами у Бууры Барнакова были также прадед Абхан и прапрадед Бохал, который, по рассказам, «родился, держа в руках шерсть разных зверей», уже взрослым он пел улигеры в тайге во время больших облавных охот. Он слыл не только хорошим охотником, но и прекрасным сказителем. Кроме отца и деда, улигеры исполняли летом на покосе также дядя сказителя Илья и одноулусники Ма-нушка Захаров, Алексей Алёшкинов и шаман Петрунаев.
Эти сведения, полученные, несомненно, из уст самого улигершина, свидетельствуют о том, что производственно-магическая функция пения улигеров у эхирит-булагатов, продолжавших частично заниматься охотничьим промыслом, существовала еще очень долгое время. Неудивительно, что в такой атмосфере Буура Барнаков с двенадцати лет начал сам петь улигеры.
По сведениям С.П. Балдаева и М.П. Хомоно-ва, Буура Барнаков родился в 1883 г. в зажиточной семье Барнака Балдуева в улусе Тэрэнга, недалеко от села Харбатово (Ныкэлэйский род) Ленской инородческой управы, Верхоленского уезда Иркутской губернии. Нигде не учился, подростком стал помогать родителям, занимавшимся скотоводством, пас овец и телят. Работал
1б1
в поле, косил сено, возил хлеб, молотил снопы, рубил и возил дрова из лесу (ЦВРК ИМБТ СО РАН, ф. № 36, оп. 1, д. 382).
В статье о творчестве Б. Барнакова М.П. Хо-монов передает рассказ сказителя о его любви к улигерам, о том, как в детстве он украдкой слушал отца, иногда певшего сказания в ночной тишине, и как тот потом поправлял сына, если он забывал последовательность эпизодов в содержании эпоса. «Таким образом я выучил наизусть те улигеры, которые знаю теперь. Сорок лет я “не говорил” улигеры, а теперь начинаю опять» [Хомонов, 1974, с. 62-63]. Но память Б. Барнакова, по свидетельству ученого, была отличная; кроме героических сказаний, он хорошо знал легенды, предания, имена своих предков до двенадцатого колена. Очевидно, восемь эпических произведений, перечисленных выше, составляли семейный или улусный репертуар сказителя, и не исключено, что другие знатоки эпоса знали и другие произведения. К сожалению, собиратели, на наш взгляд, упустили из поля зрения этот вопрос.
Улигеры Б. Барнакова интересны и своебраз-ны по своему содержанию. За исключением двух последних: «Эрхэбшэ Мэргэн хубун» и «Три девицы небесного Урбона», они, несмотря на небольшой объем, двусоставны и повествуют о героях двух поколений (отца и сына). Так, в первой части улигера «Арбан табан напандаа утэлпэн Гургалдай» («В 15-летнем возрасте постаревший Гургалдай») рассказывается о деяниях Гургалдая, отправившегося в поход, чтобы вернуть похищенного Хара Соохор ханом своего боевого рыжего коня (дайндааши унаха усин зээрдэ морин).
В пути герой проявляет свою способность к перевоплощению: оборачивается в разных диких животных и птиц, коня превращает в кремень. Когда встречается высокая гора, конь одним прыжком поднимается на вершину, где находится живительная вода вечности (мунхээн хара уЬан). И герой, и конь купаются в ней, становятся сильнее и лучше прежнего. Эти архаичные эпические мотивы особенно распространены в сказаниях эхирит-булагатов.
Гургалдай сражается с похитителем - Хара Со-охор ханом - на саблях, копьях, затем противники стреляют друг в друга из луков. Исчерпав все средства, герой обращается к желтой книге судьбы (заяани шара Ьудар) и узнает, что душа врага находится в верхней пуговице его дэгэла и кисточке его шапки; наказывает стреле принести эти вещи.
Гургалдай побеждает Хара Соохор хана, но перед смертью противник успевает выстрелить в героя, и тот пускается в бегство от преследующей его стрелы; бросает волшебные предметы -стальной напильник и стальные ножницы, пре-
вращающиеся в горы, но безуспешно. Стрела пробивает их. Герой уничтожает вражескую стрелу, только выстрелив в нее из своего бухарского лука. Герой хоронит врага с почестью: ставит ему памятник.
Гургалдай возвращается домой, забрав своего боевого рыжего коня. Далее заболевает жена героя, и он едет к трем искусным ламам (гурбан бэрхэ лабууд), которые предсказывают рождение сына (чью пуповину следует перерезать белосуставчатой травой и белым гладким камнем уен сагаан ногоон, мулуун сагаан шулуун) и рождение в табуне жеребенка для него. Вскоре все так и происходит. Сын вырастает и укрощает коня. Гургалдай с сыном вновь приезжает к трем ламам, которые совершают обряд закалки юного богатыря и дают ему имя «Хурин Тайшаа, имеющий могучего бурого коня» (Хурин хэсуу моритой Хурин Тайшаа).
Примечательно, что в данном сюжете у Б. Барнакова произведена замена действующих персонажей. Например, в эхирит-булагатской версии «Абай Гэсэр-хубуна» героя закаливают небесные кузнецы, а здесь этот обряд совершают ламы. Но предметы, используемые ими при этом, не имеют отношения к буддийской религии, а характерны для традиционных народных верований. Так, ламы сжигают юношу вместе с конем на костре, разожженном из дерева с золотыми листьями и серебряными ветвями, на коричневом камне, равном по величине трем быкам; пепел толкут в ступе, освящают можжевельником и ключевой водой; читают желтую книгу судьбы-Заяна и произносят благопожелание стать неуязвимым для врагов.
Вторая часть улигера посвящена подвигам молодого богатыря по имени Хурин Тайшаа. Завязкой сюжета служит сказочный мотив: отец запрещает сыну подниматься на вершину горы. Но как всегда запрет нарушается. Юноша тайно отправляется в путь. Конь прыгает на гору, где течет живительная вода вечности. Хурин Тайшаа отражает там нападение громадной птицы с черным железным клювом и черными железными когтями, оживляет погибшего юношу, мать которого дала ему до этого калачик, замешанный на материнском молоке. Затем он побеждает напавшего на него незнакомца - стража скалы - и, наконец, одерживает победу над силачом Бухэ Бугдэром - убийцей юноши, оживленного героем. Хурин Тайшаа вызывает силача на бой, заявив, что прибыл, чтобы пролить его черную кровь, разломать его крепкие кости.
Герой побеждает противника, разузнав, где находится его душа, а тот не может найти душу богатыря, т.к. она надежно защищена ламами.
Хурин Тайшаа отправляется домой, забрав имущество (алга зоори) Бухэ Бугдэра и его девиц.
Как видно из краткого содержания улигера, основная его тема - это прославление богатырства, воинских качеств героев, наделенных чудесными, магическими способностями. Занятием их, судя по эпосу, является наряду с охотой, табунное коневодство, т. к. домашний скот вообще не упоминается. Поэтому похищение боевого коня (у Гургалдая есть также ездовой конь) расценивается как потеря ценного имущества, тогда как в унгинском эпосе это обычно угон стада домашних животных. В отличие от большинства героических сказаний бурят, антагонистами в этом улигере представлены не чудовища-мангадхаи, а человеческие персонажи.
Если завязка первой части сказания вполне реалистична, то во второй - она имеет сказочный характер, как и отдельные мотивы этой части повествования. В связи с этим не имеет четкой мотивировки и выезд героя из дома, а также и борьба со случайными противниками. Героизм Хурин Тайшаа проявляется в уничтожении силача Бухэ Бугтэра, погубившего юношу, его оживлении.
Мифологичны и основные мотивы этого ули-гера, которые встречаются во многих героических сказаниях бурят. Так, несмотря на реалистичность картин боя, сражений богатыря с врагами, исход борьбы решается в мифологическом плане - побеждает тот, кто первым найдет и уничтожит душу врага.
Сюжет второго улигера «Нарин Хузуун Гулдэмэй» (Тонкошеий Гулдэмэй) основан на мотиве борьбы кровных родственников - антагонизме дяди и племянника, который довольно распространен в унгинском эпосе (сюжетный тип «Дядя губит племянника, чтобы завладеть его имуществом»). Он реализован в первой части произведения, вторая же посвящена деяниям сы-новей-близнецов героя, оставленных матерями в лесу на попечение природы.
В отличие от унгинских сюжетов, в которых действуют двое дядей, в варианте Б. Барнакова это один Хара Дулдай абага, который клевещет Эжэн Богдо хану, что племянник хочет завладеть его престолом. По совету жены тот отправляет Гулдумэя на войну с непобедимым Тухэрон Бо-гдо ханом. Когда герой побеждает противника, Хара Дулдай грабит имущество хана, забирает его дочь и убивает Гулдумэя с помощью остромордой женщины-ведьмы (самсаал ехэ урэгэн, сарюун ехэ хушуун) - традиционного антагониста героев в эхирит-булагатских улигерах. Затем, желая убить детей героя, требует от невесток их выдачи. Но они успевают спрятать детей в лесу. Хара Дулдай калечит их и уводит с собой, забрав
все имущество Гулдэмэя.
Старик-охотник находит близнецов. Однажды, нарушив запрет старика, братья поднимаются на гору, там они видят чудовище - Мангад Гахая, пожирающего людей и коней, - и убивают его. Обратившись к своим божествам-творцам, юноши получают коней и имена от старика-охотника. Отправившись в поход, находят под камнями останки человека с «живыми» светящимися глазами. Оживляют его. Он оказывается их отцом. Сказание заканчивается тем, что Гул-дэмэй вместе с сыновьями побеждает врагов, освобождает из рабства своих жен и впоследствии женит сыновей.
Как видим, большую роль в улигере играют сказочные мотивы: нарушение запрета подниматься на гору и последующие за ним события; мотив оставления детей на попечение природы, широко распространенный в мировом фольклоре. Героический же характер придают произведению борьба и победа над воплощениями зла: коварным дядей Хара Дулдаем, его пособницей остромордой ведьмой и мангадхаем - пожирателем людей.
В отличие от предыдущих, улигеры «Тохо-нойн ганса Тоолэн» (Тойлэн, единственный [сын] Тохоноя) и «Найтал Мэргэн» посвящены теме основания героем семьи. Так, герой первого сказания решает жениться, отобрав жену у Хара Соохор хана. Победив его в схватке, обнаруживает, что женщина исчезла. В пути встречается с красавцем-богатырем, который оказывается его старшим братом. Он доказывает свое кровное родство с Тойлэном, пройдя испытание: метким выстрелом срезает кончик ногтя на его пальце. По совету брата герой добывает в жены небесную деву (Тэньериин басаган Тэмээнэй Ногоон дуухэй), обитающую посреди семи морей и живет с ней в черном железном дворце, имеющем черные железные цепи (гэнжэ).
Сюжет о женитьбе героя имеет сугубо мифологический характер: герой подстерегает небесную деву-птицу, обернувшись то комаром, то эхом, готовит ловушку. Затем проглатывает ее и изрыгает, после чего она обретает человеческий облик. События в улигере осложняются тем, что герой погибает в результате коварных действий остромордой женщины-ведьмы (самсаал ехэ урэгэн сарюун ехэ хушуун), которая путем хитрости и обмана уводит его жену к Харжа Минаа, сыну Хара Соохор хана. Но прежде, выведав у жены, где находится душа Тойлэна, губит его. Этот сюжетный мотив увода жены героя путем хитрости и коварства также встречается в эхи-рит-булагатской версии «Абай Гэсэр-хубуна» М. Имегенова.
Во второй части эпоса повествуется об оживлении героя и освобождении его жены из заточения, о возвращении домой и свадьбе. Улигер заканчивается счастливой жизнью героя, появлением у него двух сыновей, которые становятся ханами. Большой интерес представляет в этих сюжетах образ старшего брата, наделенного функцией спасителя (оживляет Тойлэна), советчика (указывает, кто его суженая и где она находится), морализатора (укоряет за то, что убил ни в чем не повинного Хара Соохор хана) и верного друга. Интересен также и мотив заточения жены Тойлэна в железный амбар за отказ стать женой Харжи Минаа и связанный с ним сюжет о золотом кольце ее мужа в ведре воды, означающем, что он прибыл освободить ее и ей следует притворно согласиться на свадьбу с Харжи Минаа. Этот сюжетный тип «Муж на свадьбе своей жены», широко распространенный в мировом фольклоре (ср. «Одиссею» Гомера), встречается также в унгинской версии эпоса «Абай Гэсэр».
Герой одноименного улигера «Найтал Мэр-гэн» - удачливый охотник, имеющий небесное происхождение (буудалаар ехэ буубуудаа), - отправляется в поход, чтобы силой отобрать себе в жены дочь Хара Соохор хана - Алтан Ногоон дуухэй. Приблизившись к владениям, магически пускает течь по реке кровь людей и животных. Ханские пастухи говорят об этом Хараасгай Мэргэну - сыну Хара Соохора, и тот, выехав навстречу пришельцу, вступает в бой, обернувшись пестрым изюбрем. После безуспешной борьбы Хараасгай Мэргэн приглашает героя в гости к отцу. Несмотря на гостеприимство, Найтал Мэр-гэн заявляет, что прибыл воевать с ними. Но увидев красавицу Алтан Ногоон дуухэй, герой, ослепленный ее красотой, смягчается и вступает в беседу с хозяевами. Узнав, что Хараасгай Мэр-гэн едет на борьбу с врагами, вызывается ехать вместо него.
Найтал Мэргэн уничтожает многих чудовищ-мангадхаев: 75-голового Должин Сагаан Гахая, 95-голового Еньен Хухэ Гахая, 105-голового Зууян Шара Мангад Гахая, вооруженных железными топорами (мэтаал сагаан тарбагай Ьухэ) и имеющих скребок (хэдэргэ), Мангад Гахайку. Последняя оскверняет героя, кинув в него свой скребок, но тот освящает себя можжевельником и родниковой водой и побеждает, благодаря помощи девяти небесных кузнецов. Герой сжигает останки чудовищ, а пепел развеивает по ветру, произносит заклинание, чтобы земля очистилась от этой нечисти. Узнав из желтой книги Заяна-судьбы, что покончил с врагами, забирает многочисленный скот и серебро Двуголовой мангад-хайки и возвращается к Хара Соохор хану. Делит
это имущество на три части. Возвращается домой с невестой и устраивает свадьбу, объезжает свои размножившиеся табуны и живет спокойно и счастливо, молясь о мирной жизни.
Как видим, матримональная тематика в ули-герах Б. Барнакова имеет оригинальную сюжетную разработку, отличающуюся от известных эхирит-булагатских эпосов типа «Айдурай Мэр-гэн», «Эржэн Мэргэн хубун», «Хурин Алтай» и др. Своеобразие их заключается в отсутствии самого мотива сватовства как такового, в связи с чем исчезает и фигура грозного отца невесты, устраивающего гибельные испытания жениху. У Барнакова герой-жених стремится силой захватить невесту.
В «Найтал Мэргэне» дается развернутое описание красоты суженой, имеющей реальный человеческий облик, тогда как в «Тохонойн ганса Тойлэне» этот неопределенный образ, очевидно, находится еще на стадии перехода от орнито-морфной природы к человеческой.
Отличает «Найтал Мэргэна» от предыдущих улигеров Б. Барнакова и то, что противниками предстают многоголовые чудовища - постоянные враги богатырей почти всех эпических произведений бурят. Героическая борьба Найтал Мэргэна с ними мотивирована его благородным порывом помочь брату невесты, хотя традиционно она, как правило, ведется из-за соперничества в сватовстве, посягательстве на жену или имущество героя.
Остальные произведения Б. Барнакова являются, по существу, сказками, о чем уже упоминалось выше. Так, в «Трех дочерях небесного Урбона» реализован сказочный мотив магического бегства от мангадхая, встречающийся как в бурятском эпосе и сказках, так и в эпосах многих народов мира. Краткое содержание его заключается в следующем: героини усыновляют найденного в железной колыбели мальчика, который необычайно быстро растет и пожирает весь скот. Сестры дают ему кипящую смолу - мальчик превращается в 3-голового мангадхая и преследует их. Убегая, они по совету своего коня бросают поочередно на своем пути ножницы, гребень, наперсток, превращающиеся в скалу, лес, море, но чудовище преодолевает эти препятствия, убивает богатыря, вступившегося за сестер. Побеждает мангадхая его старший брат. Он же и оживляет погибшего. Сестры возвращаются домой и живут счастливо.
Рассмотренные нами тексты показывают, что сюжеты улигеров Б. Барнакова представляют собой очень ценный материал для изучения эпической традиции не только эхирит-булагатов, но и бурятского эпоса в целом, т. к. показывают ме-
стную, микролокальную традицию, бытовавшую в одном или близлежащих улусах, а, возможно, даже ограниченном кругу, состоявшем из близких родичей.
Бууру Барнакова, очевидно, нельзя назвать сказителем в традиционном смысле, скорее всего, это талантливый передатчик, канонично воспроизведший однажды усвоенные им улигеры. Тем не менее незаметно для себя он все же вносил изменения, подчиняясь духу времени. К этим моментам следует отнести не только русизмы, такие как «дабаноо», «дабай», «мэтаал сагаан тарбагай пухэ», но и замену действующих персонажей (ламы вместо небесных кузнецов) и т.д.
К своеобразию местной эпической традиции, воспроизведенной Б. Барнаковым, очевидно, следует отнести краткость вступлений к улиге-
рам, отсутствие композиционных частей («сэг даралга», «угталга», «удэшэлгэ»), которые, несомненно, исполнялись в прежние времена. Но, тем не менее, в текстах Б. Барнакова хорошо сохранена мифологическая основа бурятских ули-геров. Большую роль играют в них эпические реалии, связанные с мифологическими воззрениями народа: высокая гора, живительная вода вечности, желтая книга судьбы - заяна, мотивы поиска, преследования души и т.д. Но вместе с тем сказитель всегда дает развернутые описания боя героев с применением боевого оружия, схваток-единоборств, богатырской езды героя и др.
Главная же ценность коллекции Б. Барнакова заключается в том, что магнитофонная запись демонстрирует живой голос поющего улигершина.
Литература
1. Дугаров Д.С. Напевы бурятских улигеров // Абай Гэсэр Могучий: бурятский героический эпос. - М.: Восточная литература, 1995.
2. Жамцарано Ц.Ж. Образцы народной словесности монгольских племён: произведения народной словесности бурят. Тексты. - Птг., 1918. - Т. 1. Вып. 3.
3. Санжеев Г.Д. Эпос северных бурят // Аламжи Мэргэн: бурятский эпос. - М.; Л., 1936.
4. Хомонов М.П. Улигеры в исполнении Буры Барнакова // Бурятский фольклор: труды БИОН. - Улан-Удэ, 1968. -Вып. 8.
5. Хомонов М.П. Художественно-изобразительные средства улигеров Буры Барнакова // Мастерство современных бурятских сказителей. - Улан-Удэ, 1978.
6. Хомонов М. П. Сокровища народной мудрости // Серебряная коновязь: бурятские улигеры / пер. В. Бояринова. -Улан-Удэ, 1990.
Бурчина Дарима Афанасьевна, старший научный сотрудник отдела литературоведения и фольклористики Института монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН, кандидат филологических наук.
Тел.: (3012)435766. E-mail: darimangara@mail.ru
Burchina Darima Afanasyevna, senior research fellow, department of literature and folklore studies, Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan studies, SB RAS, candidate of philological sciences.
УДК 398 (=512.31)
© Л.Ц. Санжеева
Культурные константы в бурятской Гэсэриаде: мифологические, религиозные и эпические параллели
В статье рассматриваются универсальные культурные константы - небо, земля, вода и огонь, их символическая сущность и роль в традиционной культуре бурят, их отражение в разных вариантах бурятского эпоса о Гэсэре.
Ключевые слова: эпос, универсальные константы, мифологические элементы, сакральный характер.
L.Ts. Sanzheeva
Cultural constants in the Buryat Geseriada: mythological, religious and epic parallels
The article considers universal cultural constants - the Sky, the Earth, the Water and the Fire, their symbolic character and functional value in the traditional culture of Buryats, their reflection in different versions of the Buryat epos about Geser.
Keywords: epos, universal constants, mythological elements, sacred character.
Бурятский эпос вносит свой вклад в современную картину мира благодаря четкой эпически образной парадигме возникновения Вселенной, Земли, Человека, божеств и хтонических существ, парадигме отношений людей с природ-
ными силами. В этом, безусловно, прослеживается знаковый характер эпоса бурят, а также символизм всех его элементов.
Эпическая культура бурятского народа всесторонне отражает этапы развития человека в
