CC BY
189
ЭФФЕКТИВНОСТЬ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА И СРЕДСТВА ЗАШИТЫ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ НОРМ
© Д. Д. Скворцов
Скворцов Л.Л.
соискатель кафедры уголовного права и процесса Самарской
гуманитарной академии
В работе рассматриваются острые вопросы применения уголовно-процессуальных норм, возникающие в практической леятельности ЛОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ, ПОА-лерживаюших госуларственное обвинение, и их связь с теорией. Основными моментами являются анализ коллизий норм отраслей права, обеспечивающих функционирование уголовно-процессуальных норм, и попытка опрелеления принципов их взаимолействия. Освещается возможность рассмотрения вопросов процессуальной ответственности как особого вила юрилической ответственности. Особое внимание улеляется соотношению теоретического и практического аспектов леятельности.
Ключевые слова: эффективность правосудия, уголовное судопроизводство, уголовно-процессуальное законодательство, юридическая ответственность, процессуальные нарушения, производство по уголовным делам, досудебное производство, поддержание государственного обвинения.
Наверное, нельзя не согласиться, что эффективность [1] правосудия по уголовным делам, в конечном счёте, определяется достижением целей и выполнением задач уголовного судопроизводства в каждом случае по конкретному уголовному делу. Но само по себе понятие эффективности, как бы незримо присутствуя в каждой норме, каждом принципе уголовно-процессуальной отрасли права, в Уголовно-процессуальном кодексе РФ прямо не отражено.
Вместе с тем в ст. 6 УПК РФ сформулировано назначение уголовного судопроизводства, изложены те же цели и задачи, что в международных документах [2], что по существу являются отражением стремлений национального законодателя к быстрому и справедливому рассмотрению
уголовных дел. Противоречий в этой части между национальным правом России и международным законодательством нет. Более того, при ближайшем рассмотрении мы находим в действующем законодательстве целый ряд непрямых указаний на необходимость достижения эффективности в уголовном судопроизводстве. Отметим, что в уголовном процессе, особенно после введения института особого порядка рассмотрения дел [3], стало ярко выражено стремление к процессуальной экономии [4, с. 36] .
Собственно, меяедународные нормы также нацеливают нас на достижение такого качества как эффективность, то есть справедливого и скорого, не в ущерб законности и обоснованности, рассмотрения уголовных дел [5], прямо не используя этот термин применительно к правосудию в целом. По Конституции РФ именно международноправовые нормы, являясь составной частью правовой системы России, главенствуют над национальным правом [6]. Таким образом российский законодатель, признавая верховенство международных норм, подчеркнул приверженность нашего государства принципам демократии, уважения общепризнанных прав и свобод, общечеловеческим, вечным и незыблемым ценностям. Без этого нельзя считать, что государство стремится стать правовым, что посредством процессуального механизма реально воплощаются в жизнь права как гра жда н - потс р пс в ш их. так и их обидчиков, граждан-преступников. При этом всякое лицо — и совершившее преступное деяние, и потерпевшее от него — вправе рассчитывать на суд скорый и справедливый. Только такое правосудие эффективно.
Однако редко, но бывает в практике уголовного правосудия так, что одним из факторов, препятствующих достижению указанных благих целей, является отступление участников уголовного судопроизводства от требований норм уголовно-процессуального права [7], то есть совершение гражданских процессуальных правонарушений в уголовном судопроизводстве (выделено автором).
Известен случай, когда нарушения установленного порядка в зале судебного заседания со стороны защитников повлияли на содержание поставленных перед присяжными вопросов и ответов на них.
Подсудимые обвинялись в покушении на жизнь потерпевшего, совершенного «по заказу», по инициативе одного из них. Обращаясь к присяжным, они и их защитники неоднократно заявляли, что признательные показания были ими даны после незаконного воздействия на них со стороны следственных органов, и не реагировали на замечания председательствующего о недопустимости подобных действий, чем создали у присяжных предубеждение, искусственно акцентировав внимание лишь на одном аспекте собранных по делу доказательств.
Вследствие этого оправдательный приговор, основанный на вердикте о невиновности вследствие недоказанности, был отменен [8, с. 42-44].
Сторона обвинения также не способствовала объективной оценке присяжными представленных доказательств. В частности, государственный обвинитель в прениях заявил: «... конечно, хотелось бы, чтобы были исчерпывающими доказательства: найдено оружие с отпечатками пальцев подсудимых, чтобы лица, совершившее преступление, были задержаны,...чтобы следователь... вычислил преступника; но, к сожалению, так бывает только в кино и книгах, жизнь гораздо прозаичней, а изощрённость и начитанность растёт» [8, с. 43], чем дал присяжным заседателям более чем повод, чтобы усомниться в достаточности представленных стороной обвинения доказательств, фактически опорочил их совокупность.
В практическом плане нас может интересовать вопрос, по какой причине председательствующий не прервал выступление прокурора в прениях и не сделал ему соответствующее замечание за выход в своих умозаключениях за пределы процессуальных функций обвинения. Приведенное высказывание являло собой явно не тактическую ошибку, а по существу процессуальное нарушение, поскольку оказало на присяжных не предусмотренное процессуальным законом влияние.
Второй вопрос, напрашивающийся сам собой, почему председательствующий, замечания которого неоднократно игнорировались участниками процесса, не применил иных мер к представителям стороны защиты.
Но в том и другом случае мы видим, как из-за процессуальных нарушений пострадала сама эффективность судопроизводства, дело направлено на новое рассмотрение, а механизм обеспечения нормального хода процесса по каким-то причинам немедленно не сработал. Чудом выживший после покушения на него потерпевший после долгого судебного разбирательства не услышал ожидаемого обвинительного приговора, а виновные не понесли справедливого наказания сразу.
Поэтому, по нашему мнению, вопрос об обеспечении и защите процессуальных норм в тех случаях, когда они могут быть нарушены по злому умыслу или невольно, когда вынесение приговоров или иных судебных постановлений задерживается по субъективным причинам, когда, говоря словами Крылова, не стоит тратить слов впустую, а надо «власть употребить», но невозможно ввиду ненадлежащего поведения кого-либо из участников процесса - этот вопрос напрямую связан с эффективностью национального уголовного судопроизводства и заслуживает повышенного внимания как со стороны юридической науки, так и с точки зрения практикующих юристов.
Ряд авторов затрагивал отдельные вопросы этой темы [9, с. 46-47]. Значительное внимание было уделено проблеме в статье А. С. Феофилактова «Фальсификация доказательств: уголовно-правовая квалификация»[10, с. 10-20]. Но в целом данной проблеме как защите норм уголовно-процессуального права (выд. автором) комплексного внимания, к сожалению, не уделялось. Поэтому мы считаем необходимым рассмотреть проблему под таким углом зрения, чтобы стал виден не только механизм реализации прав и полномочий каждого из участников уголовного судопроизводства и других лиц, присутствующих в зале судебного заседания, причастных к рассмотрению дела (как это имеет место в большинстве публикаций на сходные темы), но и механизм наступления их ответственности в случае отклонения линии процессуального поведения от должного, то есть от рамок, предписанных законом.
Так, по общему правилу за противоправное поведение в ходе судебного заседания по уголовному делу применяются меры процессуальной ответственности, к числу которых, по нашему мнению, могут быть отнесены привод, временное отстранение от должности и денежное взыскание [11], и меры процессуального принуждения -обязательство о явке, наложение ареста на имущество, предупреждение и удаление из зала судебного заседания за нарушение установленного порядка. Возможно также утверждать, что за нарушение процессуальных норм в досудебной стадии виновное лицо может понести такие специфические виды ответственности (тоже процессуальной), как исключение собранных им доказательств из числа допустимых (ст.75 УПК РФ), так и обязанность, возлагаемую судом, по устранению допущенных отступлений от закона (ст. 125 ч. 5 п. 1 УПК РФ). Помимо видов процессуальной ответственности, указанных в УПК РФ, иные отрасли права также содержат нормы об ответствен-
ности за допущенные нарушения уголовно-процессуальных норм. Это и уголовная ответственность за отказ от дачи или дачу заведомо ложных показаний свидетелем и потерпевшим, за заведомо ложные перевод, заключение эксперта, за подлог и фальсификацию доказательств и др. [ 12]; а также и административная - за нарушение порядка судебного разбирательства и неподчинение распоряжениям председательствующего и судебного пристава-исполнителя, отвечающего за порядок в зале суда, непринятие мер по требованию судьи [13].
Гражданско-правовыми нормами установлены правила возмещения имущественного вреда, причиненного при отправлении правосудия незаконными действиями суда (судьи) [14].
Нормами Трудового Кодекса РФ о дисциплинарной ответственности обеспечивается должное исполнение своих обязанностей другими участниками судопроизводства, имеющими публично-правовой статус (секретари судебного заседания и прокуроры) [15].
Нормами о корпоративной ответственности членов адвокатского или судейского сообщества (судья, защитник) обеспечивается должное процессуальное поведение также и указанных лиц [16].
Таким образом, существенной особенностью уголовно-процессуальных норм является их обеспеченность санкциями норм иной отраслевой принадлежности в случаях отдельных нарушений. Именно это обстоятельство позволяет нам утверждать о существовании достаточных оснований для выделения гражданской процессуальной ответственности в уголовном судопроизводстве в самостоятельный (особый) вид юридической ответственности. Отправление правосудия обеспечивается возможностью привлечения участников судопроизводства за допущенные правонарушения к различным видам ответственности - уголовной, гражданской, административной и дисциплинарной (корпоративной) [17, с. 207]. Рядом авторов через призму эффективности гражданского судопроизводства успешно исследованы проблемы ответственности за процессуальные правонарушения, допущенные при рассмотрении гражданских дел [18].
Но в научных публикациях об уголовно-процессуальном законодательстве, где правонарушение может повлечь не только процессуальную, но и иного вида ответственность (по нормам иной отраслевой принадлежности), этому вопросу в целом уделяется, по нашему мнению, недостаточно внимания. Поэтому ниже хотелось бы вкратце остановиться на отдельных наиболее актуальных аспектах рассматриваемой темы.
Комбинации репрессивно-юридических мер, таких как, к примеру, институт возмещения ущерба, причиненного преступлением, ответственность за нарушение правил охраны труда, показывают нам, что в иных областях права институты различных отраслей успешно служат задаче дифференциализации и индивидуализации юридической ответственности.
И в уголовно-процессуальном праве, действительно, для искоренения одного и того же процессуального правонарушения законодатель использует различные средства юридического воздействия, в зависимости от степени его вредных последствий, процессуального статуса субъекта правонарушения, эффективности восстановления нарушенных прав и свобод.
К примеру, за нарушение порядка в зале судебного заседания гражданину может быть объявлено предупреждение, он может быть удален из помещения, либо наложено денежное взыскание [19]. Санкция для подсудимого в этом случае заключается в
лишении его возможности присутствовать в ходе судебного следствия в зале суда и даже во время прений сторон.
А в случае подобного поведения защитника (или государственного обвинителя), как видим, такое же процессуальное нарушение, но повлечет за собой уже отложение судебного заседания или замену участника судопроизводства на другого юриста, сообщение вышестоящему руководству о нарушении. Как уже отмечалось выше, дисциплинарная ответственность прокурора в таком случае наступает по нормам ТК РФ, а адвоката - в соответствии с корпоративными нормами права.
Обеспеченность нормы процессуального права альтернативными мерами воздействия и одновременно несколькими видами ответственности, по нормам иной отраслевой принадлежности, не может свидетельствовать о том, что лицом совершены одномоментно сразу два или несколько процессуальных правонарушений. В таком случае, по-видимому, имеет место нарушение норм различных областей права, например, трудового и процессаульного (опоздание прокурорского работника к началу судебного заседания, неявка защитника без уважительных причин по вызову суда в судебное заседание и пр.) Нельзя утверждать, что юридически осуждаемое поведение, вступившее в конфликт с нормами иных отраслей права, с процессуальной стороны выглядит непо-грешимо. Но уголовная ответственность за процессуальное правонарушение, в силу большей репрессивной направленности, может поглотить менее суровые меры процессуальной ответственности. Такое может произойти в случае представления в суд заведомо ложных документов в качестве доказательств. Последние не только будут признаны недопустимыми, но и лицо может понести ответственность по соответствующим статьям Особенной части Уголовного кодекса как за подлог, либо иное преступление.
Поэтому приходится констатировать, что взаимодействие различных норм об ответственности за процессуальное правонарушение происходит при соблюдении следующих принципов.
1) Согласно принципу субсидиарного применения мер юридической ответственности (здесь и далее выделено автором) меры иной юридической ответственности подлежат дополнительному применению к мерам уголовно-процессуальной ответственности. К примеру, лицу за нарушение порядка в зале судебного заседания может быть объявлено предупреждение, и одновременно материалы могут быть направлены в уполномоченный орган для возбуждения уголовного дела, если в этом нарушении содержатся признаки состава преступления.
2) Согласно принципу поглощения мер процессуальной ответственности правонарушитель подвергается наиболее суровому воздействию из возможных. Так, за дачу заведомо ложных показаний свидетель подвергается уголовной ответственности, в то время как меры процессуального воздействия к нему не применялись. Нельзя, по нашему мнению, утверждать, что свидетель, уклоняющийся от явки на допрос, не нарушает процессуальных норм, тогда как этими же действиями он совершает уголовнонаказуемое деяние, если наступившие последствия будут признаны тяжкими.
3) Согласно принципу установления смежных мер уголовно-процессуального принуждения, к примеру, в вышеуказанном случае свидетель подлежит приводу наряду с наложением денежного взыскания, что не исключает само по себе в дальнейшем привлечение его к уголовной ответственности.
Отдельные нормы административного права устанавливают ответственность за
правонарушения, причём соотношение уголовно-процессуальных и административных норм отличается своей коллизионностью.
Так, по правилам ст. 117 УПК РФ размер денежного взыскания, накладываемого в судебном заседании за неисполнение участником уголовного судопроизводства процессуальных обязанностей или нарушение порядка в судебном заседании, не может превышать 25 минимальных размеров оплаты труда, но может быть равен и 1 рублю.
В то же время норма, изложенная в части 1 статьи 17.3 Ко АП РФ, указывает на наложение административного штрафа в размере не менее пяти, но не более десяти минимальных размеров оплаты труда (МРОТ) или арест на срок до пятнадцати суток за неисполнение законного распоряжения судьи о прекращении действий, нарушающих установленные в суде правила. Трудно не заметить противоречия.
К тому же неясно, почему законодатель определил, что верхний предел административных штрафов за неподчинение в судебном заседании распоряжениям председательствующего и судебного пристава одинаков (ср. санкции ч. 1 и ч. 2 указ. статьи) и составляет 10 МРОТ, тогда как неисполнение требований прокурора, следователя, даже дознавателя по ст. 17.7 КоАП РФ влечет за собой максимальный размер штрафа намного больший - до 30 МРОТ. И в исполнительной стадии судопроизводства (ст. 17.8 КоАП РФ) воспрепятствование законной деятельности судебного пристава-исполнителя может повлечь наложение штрафа в 3 раза большего, чем за неподчинение судье (до 30 МРОТ). Причина такой избирательности законодателя не поддаётся логическому объяснению.
На практике мы видим немало примеров процессуальных нарушений. Да и в теории уже имеют место попытки противопоставления общечеловеческой этике норм адвокатской корпоративной этики, якобы подчиненной «интересам дела», интересам профессиональной общности, а не другим общественно-значимым целям [20, с. 154; с. 34-35; с. 31-33]. (Однако неясно, почему бы вместо раздувания дискуссии сразу не отдать предпочтение именно общественным интересам, которые в равной мере признают право на судебную защиту и для потерпевшего и для обвиняемого, причем для обоих безусловное право и на тайну личной жизни, и на молчание по положениям ст. 51 Конституции РФ, и в целом право на юридическую помощь, и вытекающее отсюда неразглашение именно частных сведений, покуда они не приобретут значение обще-ственно-публичных, о ядерной угрозе, например. Примечание автора)
Из этого приоритета узкопрофессиональных ценностей логически предположить и последующее пренебрежение известными процессуальными постулатами в угоду субъективному процессуальному интересу. А ведь это недопустимо - неизмеримо пострадает именно эффективность уголовного судопроизводства.
Поэтому мы говорим о жизненной необходимости жесткого принципиального реагирования на всякое процессуальное отступление, в необходимых случаях - с применением норм и механизмов ответственности из других отраслей права.
Но когда мы имеем в виду корпоративную ответственность как один из видов дисциплинарной ответственности, нельзя забывать о том, что корпоративная ответственность - очень специфическое явление. К примеру, если нелепая выходка адвоката в процессе по существу сорвет судебное заседание [21 ], но даст подсудимому время для обдумывания своей позиции, прервёт накал допроса, на ход которого защитник желает, но порой не в состоянии повлиять, коллеги такого адвоката не выскажутся в пользу его сурового наказания, ведь действовал он, как говорится, «для пользы дела» [22].
К примеру, по сведениям Палаты адвокатов Самарской области по состоянию на 28 февраля 2006 года, из 1459 учтенных в реестре адвокатов 148 привлекались в 2005 году к дисциплинарной ответственности (то есть почти каждый десятый), из которых статус лишь пяти адвокатов (то есть около 3% от числа привлеченных к ответственности) прекращен в порядке дисциплинарного производства [23, с. 8].
В то же время продолжают иметь место и нарушения прав защитников по уголовному делу, ответственность за которые лежит на должностных лицах органов МВД и УФСИН МЮ РФ [24, с. 19-23].
Пренебрежительное неэтичное отношение к противоположной стороне может иметь тогда вид процессуального нарушения, когда последствиями этого является нарушение нормального хода судебного или досудебного уголовного процесса. Например, государственный обвинитель в выступлении в прениях, обращаясь к подсудимому, сказал: «По твоему поведению видно, что ты вскормлен молоком волчицы» [25, с. 83], когда в зале суда присутствовала его мать, простая добропорядочная труженица. За такое, на грани личного оскорбления, высказывание гособвинитель был привлечен к дисциплинарной ответственности. Уместность и приемлемость экспрессивных и литературных приёмов в судебной речи рассматривали С. В. Марченко и другие авторы [26, с. 42-43]. Нельзя не согласиться с тем, что воздействовать таким способом на состав суда и присутствующих можно и нужно, но в известных процессуальных пределах.
Как правило, процессуальные нарушения такого рода допускаются защитниками. Действительно, мы сегодня уже привыкли к их острым, порой на грани допустимого выступлениям и репликам. Государственные же обвинители ведут себя процессуально более сдержанно, уважают и чувствуют «рамки» закона.
А. Ф. Кони так писал об этой стороне этики прокуроров: «Прокурору не приличествует забывать, что у защиты, теоретически говоря, одна общая цель — способствовать, с разных точек зрения, суду в выяснении истины доступными человеческим силам средствами и что добросовестному исполнению этой обязанности, хотя бы и направленному к колебанию и опровержению доводов обвинителя, никоим образом нельзя отказывать в уважении» [27, с. 67-68].
Как видим, задача обеспечения уголовно-процессуальной законности может быть решена только путем комплексной разработки и применения мер процессуальной ответственности и уголовно-процессуального принуждения, наряду с альтернативными мерами воздействия.
Подводя итог сказанному, хочется отметить, что нормы уголовно-процессуального права защищены не только с помощью мер уголовно-процессуального принуждения и ответственности, но и путём обращения к санкциям иной отраслевой принадлежности - уголовным, административным, гражданским и трудовым, в том числе корпоративным. В комплексе эти нормы достаточно подробно регламентируют возможность наступления неблагоприятных последствий за процессуальные нарушения в уголовном судопроизводстве и стимулируют его ход надлежащим образом. Однако эффективность судебного производства по уголовным делам во многом зависит не от юридической техники этих норм и мудрости законодателя, а от готовности правоприменителя умело воспользоваться предоставленным ему правовым механизмом.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. См.: Эффективность правосудия и проблема устранения судебных ошибок / авт. кол., отв. ред В. Н. Кудрявцев ; Изд. Ин-та государства и права АН СССР// ДСП: в 2-х ч. М., 1975.
2. Так, Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 35/171 от 15 декабря 1980 г. «Доклад шестого Конгресса Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями» гласит, что «политика в области уголовного правосудия и система отправления правосудия должны основываться на принципах, гарантирующих равенство всех перед законом без какой-либо дискриминации, эффективность (выд. автором) права обвиняемого на защиту и наличие судебных органов, способных обеспечить быстрое и справедливое отправление правосудия, а также предоставлять всем максимальную безопасность и охрану прав и свобод» (Каракасская декларация, п.6, 96-ое пленарное заседание 15 декабря 1980 г.)
3. См. Глава 40 УПК РФ.
4. См.: Толкаченко А. А. Уголовно-правовые аспекты особого порядка судебного разбирательства / Издательский дом «Арбитражная практика» // Уголовный процесс. 2006. № 9 (21).
5. Указ. Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН.
6. См. часть 4 ст. 15 Конституции РФ.
7. См. Феофилактов, A.C. Фальсификация доказательств: уголовно-правовая квалификация // Уголовный процесс. 2006. № 9 (21).
8. Информационный бюллетень военных судов / Верховный Суд Российской Федерации // 2006. №4 (200). С. 42^14. «Неправильная постановка вопроса присяжным заседателям повлекла отмену оправдательного приговора»
9. ЧучаевА., Дворянское И. Фальсификация доказательств // Уголовное право. 2001. № 2.
10. См.: Уголовный процесс// Издательский дом «Арбитражная практика». 2006. № 9.
11. Ст. ст. 111, 117 УПК РФ.
12. Уголовный кодекс РФ в главе 31 «Преступления против правосудия» предусматривает ряд общественно опасных деяний, которые могут посягать на нормальный порядок судопроизводства по уголовным делам.
13. Ст. ст. 17.3, 17.7, 17.8 Ко АП РФ.
14. Ст.1070 п.2 ГК РФ определено, что «вред, причиненный при отправлении правосудия, возмещается в случае, если вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу», а согласно Постановлению Конституционного Суда РФ от 25 января 2001г. № 1-П и в том случае, если вина судьи установлена даже не приговором суда, а иным соответствующим судебным решением.
15. Прокуроры помимо этого несут ответственность за нарушение Присяги прокурора (следователя) и могут быть уволены от должности за нарушение этики и допущенные процессуальные нарушения в дисциплинарном порядке на основании п. «в» ст. 43 ФЗ от 17 января 1992 г. № 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации».
16. На основании п.1 ст.12.1 Закона РФ от 26 июня 1992 г. № 3132-1 «О статусе судей» решение о наложении на судью дисциплинарного взыскания, в том числе за нарушение Кодекса судейской этики, утверждаемого Всероссийским съездом судей (в виде предупреждения или досрочного прекращения полномочий, за исключением членов Конституционного Суда РФ), принимается только Квалификационной коллегией судей.
Защитник же за нарушение корпоративных норм Кодекса профессиональной этики адвоката может понести ответственность в соответствии с ч.2 ст. 17 ФЗ от 31 мая 2002 г. № 63-Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», но только по решению совета адвокатской палаты субъекта федерации.
17. Гражданский процесс : учебник / под ред. М. К. Треушникова. М., 2003.
18. См. 1) Бутнев, В. В. Гражданская процессуальная ответственность. Ярославль, 1989;
2)ПолянскийВ. В., Юдин А. В. Совершенствование законодательства об ответственности за право-
нарушения против судебной власти в сфере гражданского судопроизводства // Административное право. 2005. № 3; 3) Циховский, В. А. Теоретические проблемы эффективности правосудия по гражданским делам. Новосибирск, 1997; 4) Юдин, А. В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве. СПб. : Издательский Дом Санкт-Петербургского гос. ун-та, 2005.
19. Ст. 258 ч. 1 УПК РФ.
20. Более подробно об этом см. 1) Таран, А.С. Адвокатская тайна и интересы общества. Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Право». 2005. № 2; 2) Кучерена, А. Адвокатская тайна // Законность. 2003. № 2; 3) Шейфер, М. М. К вопросу о круге свидетелей: может ли им стать адвокат? // Вестник Палаты адвокатов Самарской области. 2006. № 1(7)/2006.
21. К примеру, защитник по уголовному делу № 10/21/0063-01 подсудимого И. адвокат К-в ворвался в зал судебного заседания по другому уголовному делу (№ 26/01/0194-01) по обвинению Ш., П. и К-ого в момент, когда последний давал показания, уличающие его подзащитного И. в убийстве, с криком «Оштрафуйте меня, Ваша честь, но я должен заявить, что К-ий даёт лживые показания, клевещет на моего подзащитного И.»
Адвокат К-в протягивал судье деньги, при этом демонстрировал в своих руках денежную купюру достоинством 100 рублей. Вследствие данной эпатажной выходки допрос был прерван, но затем, после восстановления порядка, продолжен, однако указанный защитник продолжал выкрики с места, вследствие чего в дальнейшем по распоряжению председательствующего он был удалён судебным приставом-исполнителем из помещения суда; в этом же процессе защитники К-ого адвокаты К. и О. начинали всякий раз громко смеяться над ответами свидетелей и подсудимых, которые их не устраивали по каким-либо соображениям, чем препятствовали нормальному продолжению допросов стороной обвинения: государственному обвинителю и представителю потерпевшей. После неоднократных замечаний председательствующего эта недозволенная тактика защиты была адвокатами изменена.
См.: Архив Приволжского окружного военного суда 2005 года, уголовные дела №№№ 10/21/0063-01, 26/01/0194-01.
22. Из-за затягивания свыше 1 месяца хода ознакомления с материалами уголовного дела профессиональным адвокатом П., защитником обвиняемого М., органу предварительного следствия пришлось письменно обращаться в областную коллегию адвокатов, однако по результатам обращения мер не было принято, поскольку защитник П. своим коллегам представил доказательства того, что он не прибывал по вызову следователя для ознакомления с материалами дела всякий раз в связи с своей занятостью в судебных заседаниях по другим делам своих доверителей.
См.: Архив Приволжского окружного военного суда 2006 года, уголовное дело № 10/21/0267-
03.
23. Статистические сведения приводятся по Вестнику палаты адвокатов Самарской области // Бюллетень 2006. № 1 (7).
24. См. там же: Документы Федеральной палаты адвокатов РФ «Справка о нарушениях прав адвокатов в 2005 году».
25. Цитируется по: Басков, В. И. Прокурор в суде первой инстанции. Юридическая литература, М., 1968.
26. См.: 1) Сергеич, П. Искусство речи на суде. Тула : Автограф, 2000; 2)Марченко, С. В. Об уместности использования экспрессивных средств и литературных приёмов в судебной речи // Юрист Поволжья. 2006. № 9-10(34); 3) Виноградов, В. В. О теории художественной речи. М. : Высшая школа, 1971.
27. Кони, А. Ф. Приёмы и задачи обвинителя // Избранные произведения. Т. 1, М., 1959.
