CC BY
166
К. В. Корсаков
ЭФФЕКТИВНОСТЬ УГОЛОВНОГО НАКАЗАНИЯ И АЛЬТЕРНАТИВНЫХ МЕР ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ПРЕСТУПНИКОВ: СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ*
Статья посвящена злободневным и актуальным для современных нам уголовно-правовой доктрины и пенитенциарной практики проблемам назначения уголовного наказания в виде лишения свободы и альтернативных мер воздействия на лиц, совершивших преступные посягательства, в различных государствах. Рассматриваются вопросы установления новых ориентиров, идей, стандартов, требований и принципов в уголовной и криминологической политике, связанных с постепенным отходом от превалирующего в уголовно-исполнительной сфере карательно-репрессивного подхода и переходом на исправительно-ресоциализационную пенологическую модель. Особое внимание уделено оправдавшим себя на практике формам обращения с осужденными (общественные (обязательные) работы, помещение под надзор специальных субъектов, передача на поруки, краткосрочное лишение свободы, штрафные санкции, домашний арест). Приводятся примеры, подтверждающие неэффективность смертной казни в предупреждении преступности. Также сделан вывод о том, что принудительное исправление преступников в условиях изоляции от социума не принесет никаких плодов.
Ключевые слова: уголовное право зарубежных стран, уголовные наказания, альтернативные меры наказания, предупреждение преступлений, исправление осужденных, уголовно-исполнительная система, пенитенциарная практика
В постмодернистском обществе пенология, криминологическая теория, уголовно-правовая доктрина и пенитенциарная практика продолжают усиленно разрабатывать, апробировать и внедрять в жизнь различные альтернативные лишению свободы и другим традиционным видам уголовного наказания меры, приемы и средства обращения с осужденными. Тем не менее привычное нам уголовное наказание по-прежнему превалирует в арсенале способов и мер воздействия на преступников и рассматривается консервативными криминологами и пенологами-фундаменталистами как оптимальное, наиболее справедливое и оправданное.
В то же время государственная уголовная политика, основывающаяся преимущественно на карательных парадигмах (включая принцип принудительного исправления осужденного в условиях строгой изоляции от социума), неэффективна и порождает ряд трудноразрешимых проблем. В частности, в странах Латинской Америки (Бразилия, Венесуэла, Колумбия, Боливия) в первые три года после освобожде-
* Издание осуществлено при финансовой поддержке РФФИ, проект «Повышение эффективности системы и видов уголовных наказаний и разработка новых альтернативных мер исправления и перевоспитания преступников в современной России» № 18-011-00244.
ния из мест лишения свободы рецидивные преступления совершают примерно 65-70 % преступников, в Российской Федерации - 5055 % (для сравнения: в Швеции, Норвегии, Дании - около 15-20 %) [Корсаков 2015: 20-21]. Такие цифры вряд ли позволят говорить о достижении цели пенитенциарного исправления (перевоспитания), которая продекларирована в уголовных кодексах названных государств.
Между тем в государствах, планомерно отошедших от карательно-принудительной уголовной и криминологической политики и ориентирующихся на качественно новые принципы работы с осужденными, наблюдаются улучшение криминогенной обстановки и сокращение количества рецидивных преступлений. В этом отношении показателен пример Финляндской Республики.
В середине прошлого столетия количество лишенных свободы в этой стране по сравнению с соседними государствами - Швецией, Данией и Норвегией - было выше почти в три раза, а виды уголовных наказаний, применяемых органами финской юстиции, были гораздо строже, нежели в других странах Северной Европы. Наиболее суровые уголовные наказания назначались рецидивистам и политическим преступникам, помещавшимся как в тюрьмы, так и в особые арестные дома, которые выполняли
одновременно функции мест лишения свободы и мест заключения под стражу (следственных изоляторов) [Корсаков, Жилко 2013: 28]. Так посредством использования моделей строгой изоляции от социума, принудительного перевоспитания и гипертрофированной генеральной превенции финские власти пытались снизить высокие темпы роста преступности в этой на тот момент экономически слабо развитой стране.
Впоследствии, выявив большой рост затрат на содержание судебной и уголовно-исполнительной систем и малую эффективность используемых карательных форм и средств, финская администрация решительно реформировала всю пенитенциарную отрасль. На широкое общественное и политическое обсуждение были вынесены вопросы результативности и целесообразности применения уголовного наказания в виде лишения свободы и частичной замены последнего альтернативными мерами воздействия на преступников.
В ходе реформы были расширены рамки применения института условно-досрочного освобождения, смягчены правила определения меры уголовной ответственности при рецидиве преступлений, декриминализирован ряд преступлений с небольшой степенью общественной опасности и гуманизированы санкции большого числа статей действовавшей тогда редакции Уголовного кодекса Финляндии 1889 г. В виде альтернативного уголовного наказания были закреплены специальным законом и начали применяться на практике общественные работы (аналог обязательных работ, предусмотренных УК РФ). Они предполагали выполнение осужденными в свободное время неоплачиваемой общественно полезной работы (предоставление обществу бесплатных услуг), причем в законе подчеркивалось, что осуждение к общественным работам не должно лишать других граждан, выполняющих подобную работу официально, постоянно и на платной основе, их рабочих мест.
Осуществленные безотлагательно мероприятия привели не только к постепенному сокращению тюремного контингента (в настоящее время в Финляндии при населении 5,5 млн чел. насчитывается всего 3,5 тыс. чел., находящихся в местах лишения свободы), но и к некоторому снижению уровня преступности, а также к значительной экономии бюджетных средств.
Дальнейшая оптимизация пенитенциарных ресурсов резко сузила спектр применения наказаний, связанных с изоляцией от общества, за счет расширения сферы применения композиционных мер уголовной ответственности -штрафов и различных форм изъятия имущества
(конфискации, экспроприации и пр.). Сегодня в финском законодательстве штраф является наиболее распространенным наказанием, которое назначается за кражу и мошенничество в не очень крупных размерах, клевету, неуплату налогов, повреждение чужого имущества как умышленно, так и по неосторожности, причинение легкого и средней тяжести вреда здоровью. Лишение свободы как вид уголовного наказания в законодательстве Финляндии тоже предусмотрено, однако по большинству приговоров оно отбывается условно, особенно по делам о впервые совершенных криминальных деликтах - «преступных дебютах» [Телкова 2012: 41].
Широкое распространение в Финляндской Республике получила практика помещения под надзор специальных органов, в особенности по уголовным делам, в которых фигурантами выступают несовершеннолетние лица. Эта практика предполагает надзор со стороны как специализированного государственного субъекта -Ассоциации административного надзора - так и обычных граждан, являющийся своеобразным аналогом существовавшей в бытность Советского государства передаче на поруки (этот вид освобождения от уголовной ответственности сохранился в украинском уголовном законодательстве (в ст. 47 Уголовного кодекса Украины 2001 г.).
Важной особенностью является то, что частные лица выполняют функции надзора наравне с финской полицией и сотрудниками Ассоциации и в отношении освобожденных от наказания условно-досрочно. С надзирателями из числа частных лиц, деятельность которых во многом схожа с работой социальных работников, осужденные должны регулярно встречаться и информировать их, например, об устройстве на работу, о переселении, о посещении ими определенных мест, причем в случае необходимости надзирающее лицо вправе ограничить свободу передвижения осужденных. Эта примечательная форма общественно-государственного взаимодействия в уголовно-исполнительной сфере прошла долгую «обкатку» в ряде регионов страны, была признана прогрессивной и получила развитие, как подчеркивают финские криминологи и девиантологи, «именно как альтернатива безусловному тюремному заключению» [Лайне 1994: 158].
Описываемая форма надзора активно развивается в США в виде так называемого интенсивного надзора, который подразумевает очень тесные, практически каждодневные контакты между осужденными и надзирателями, которые наделены, в том числе, правом осуществлять проверки и тесты на употребление своими по-
допечными алкоголя и наркотиков [Козочкин 2003: 97]. Применение этого механизма, как и института передачи на поруки в советском уголовном праве, выявило, что он благотворно влияет не только на осужденных, но и на самих надзирателей: повышает у последних чувство социальной ответственности, самодисциплину и законопослушание.
Заметим, что данный психологический эффект был подробно объяснен в «Педагогической поэме» знаменитого советского педагога А. С. Макаренко. Когда учителя и воспитатели доверяли какому-либо «трудному» подростку (вчерашнему беспризорнику, правонарушителю) наставничество над молодыми людьми из этой же неблагополучной категории, он чувствовал повышающую его личный авторитет ответственность, доверие взрослых и, желая его оправдать и сохранить роль «старшего», переоценивал и менял свое поведение и жизненные ценности.
В пенитенциарных заведениях Финляндии, за исключением участков для особо опасных рецидивистов и злостных нарушителей, не существует режима полной изоляции и строгих запретов для осужденных по перемещению в пространстве. Вот как описывает поддерживающуюся в них обстановку известный российский ученый-криминолог И. Я. Гилинский: «В одной из тюрем в г. Турку (Финляндия) заключенным выдаются ключи от камеры, чтобы человек, уходя, мог закрыть дверь в „свою комнату" и открыть, возвращаясь. По мнению начальника тюрьмы, это позволяет заключенным сохранять чувство собственного достоинства. В г. Хельсинки (Финляндия) заключенные проживают по одному-два человека в камере и днем свободно гуляют по коридору, заходят в гости друг к другу» [Гилинский 2012: 120].
Позитивный финский пенитенциарный опыт нашел отражение в изменениях уголовно-исполнительного законодательства соседних государств, в частности в Законе Королевства Швеция от 6 мая 1964 г. «О режиме в пенитенциарных учреждениях». Помимо введения общественных работ шведский законодатель уделил большое внимание вопросам трудоустройства осужденных и заключенных под стражу, закрепив в законодательстве принцип обязательности труда всех, кто находится в местах изоляции от общества. Согласно ему «задержанные должны выполнять определенную работу в течение... нахождения под арестом, а заключенные обязаны участвовать в работе, обучении или лечении» [Чекунов 2004: 92].
Как и в Финляндии, в Швеции трудовой деятельности осужденных, организацией и контро-
лем которой занимается единая специализированная организация - Государственный совет по предотвращению преступлений, придается не карательное либо утилитарное, а большое воспитательно-исправительное значение. Именно поэтому уголовно-исполнительное законодательство этого государства требует от тюремной администрации обеспечить каждому трудоспособному осужденному к лишению свободы возможность трудиться. Трудовая активность часто является одним из условий отбывания такого альтернативного вида наказания, как ограничение свободы, которое также широко используется в современной Швеции [Орлов 2004: 130].
Институт общественных работ, функционирующий по финскому образцу и преследующий исправительно-реабилитационные цели, равно применяется в Германии, особенно в области ювенальной юстиции. По замечанию К. Сесара, существовала вероятность того, что Конституционный Суд ФРГ признает неконституционным «применение механизмов общественной работы в рамках Закона „О суде над несовершеннолетними" в качестве исключительной меры для компенсации „публичных потерь" вследствие совершения преступления из-за их сходства с репрессивной природой принудительного труда» [Сесар 1998: 163]. Однако этого не произошло, а проводившиеся экспертами анкетирования немецких, лихтенштейнских и швейцарских респондентов выявили, что вместо лишения свободы, наложения штрафа или же условного осуждения жители этих европейских стран хотели бы видеть молодых нарушителей уголовных запретов привлеченными к общественному труду.
Как верно отметил О. Н. Бибик, «в настоящее время основа концепции ювенального уголовного права ФРГ - это сочетание чисто воспитательных мер социальной помощи несовершеннолетним с уголовными наказаниями, назначаемыми в виде исключения. Уголовное наказание, представленное в виде лишения свободы, является наиболее строгой санкцией в ювенальном праве и может применяться только как последнее средство (Letztes Mittel), если воспитательные и принудительные меры оказались неэффективными» [Бибик 2009: 14].
Данный подход характерен не только для современного немецкого ювенального уголовного права, но и для всей правовой доктрины Германии. Согласно альманахам-ежегодникам Polizeiliche Kriminalstatistik Bundesrepublik Deutschland и Bundeskriminalamt Wiesbaden за 2014 и 2015 гг. число приговоренных к реальному лишению свободы в этом государстве составило лишь 10-15 % общего количества осужденных, в то время как штраф и общественные
работы назначались 80 % осужденных. Причем до 85 % преступников, осужденных к реальному лишению свободы, приговорены к краткосрочному лишению свободы, которое исчисляется в ФРГ неделями и месяцами и не может превышать трех лет заключения. 20 % всех приговариваемых к лишению свободы осуждается на срок до шести месяцев, 25 % - на срок от шести месяцев до года, 40 % - на срок от года до двух лет. В это же число входят немногие осужденные, которым суды заменили общественные работы на лишение свободы вследствие ненадлежащего их выполнения либо уклонения от выполнения.
Единственным государством, в котором юристы поставили под сомнение правомерность назначения общественных работ, является Великобритания. Указанный вид уголовного наказания был введен в этой стране в 1973 г., но уже в скором времени часть английских правоведов посчитала, что общественные работы, сопряженные с публичным трудом по уборке улиц, помещений и благоустройству городской инфраструктуры, содержат запрещенный международными конвенциями и национальным правом элемент унизительного государственного принуждения. Однако данная точка зрения не была поддержана большинством британских юристов. Они справедливо указали, что любой труд уважаем и ценен, общественные работы не могут оскорблять человеческие достоинство, они полезны и экономически более выгодны, нежели лишение свободы, а главное - не влекут за собой тех разрушительных социально-психологических последствий для человека, которые связаны с длительным пребыванием в изоляции и именуются в криминологической литературе синдромом «призонизации».
Мнение некоторых английских юристов об унизительности общественных работ не должно вызывать удивления: в Англии сложился особый подход к проблематике прав человека, отличный от российского. Например, в ч. 4 ст. 101 УИК РФ сказано, что «в случаях отказа осужденного от приема пищи и возникновения угрозы его жизни допускается принудительное питание осужденного по медицинским показаниям». В Англии же такого правила нет. Именно поэтому в 1981 г. объявившие голодовку 12 заключенных-ирландцев умерли от истощения: тюремная администрация отказалась принудительно кормить их во имя спасения жизни. Впоследствии этот отказ британские юристы объяснили правом человека на суицид: у каждого есть право на жизнь и добровольный уход из нее, и никто не может вмешиваться в это личное дело.
Наряду с общественными работами в Великобритании и США в целях гуманизации пенитенциарной сферы уже долгое время используются ограничение свободы (в России появилось лишь с принятием УК РФ, хотя УК РСФСР 1960 г. и предусматривал схожие в определенной части меры - условное осуждение к лишению свободы с обязательным привлечением к труду и условно-досрочное освобождение от отбывания лишения свободы с обязательным привлечением к труду) и домашний арест (в России применяется как мера пресечения), который сопряжен с применением специальных электронных устройств слежения за передвижениями и поведением арестованного - браслетов-передатчиков, закрепляемых на теле человека. Помимо отслеживания местопо-
Принудительное исправление преступников в условиях изоляции от социума малоэффективно
ложения осужденного посредством подающих сигналы на устройства контроля электронных браслетов сотрудники надзорной службы периодически звонят осужденному, который обязан отвечать на данные звонки, а также посещают его по месту жительства, проверяя его состояние и соблюдение им условий отбывания домашнего ареста. С начала XX в. помещение преступников под домашний арест получило в США и Англии широкое распространение, так как было признано средством, альтернативным строгой изоляции, обеспечивающим более эффективную социализацию и не приводящим к стрессовым ситуациям.
В пояснительной записке к английскому Закону «Об уголовной юстиции» 2003 г. подчеркивалось, что в 90 % случаев осужденные, помещенные судами под домашний арест, не совершают повторных преступлений [Теп 2003: 41]. Полагаем, что в Российской Федерации, особенно после изменения в 2010 г. содержания такого близкого домашнему аресту вида уголовного наказания, как ограничение свободы, пора на законодательном уровне проработать вопрос об использовании домашнего ареста как вида уголовного наказания.
Несмотря на наличие достаточно большого числа альтернативных лишению свободы мер воздействия на преступников, в США, которые сегодня занимают первое место в мире по количеству заключенных - более 2 млн чел. [Коза-ченко, Корсаков 2018: 7], продолжают использоваться жесткие наказания, включая лишение
свободы на сверхдлинные сроки и смертную казнь. Последняя также активно применяется в Китае, Иране, Индии, Японии, арабских странах и Республике Беларусь (единственном европейском государстве, где она еще не отменена), несмотря на ее издержки, общепризнанную негуманную сущность и доказанный криминологами факт отсутствия значимого влияния на качественно-количественные показатели преступности [Алексеев 1989; Мезяев 2004: 14-16, Квашис 2001].
Смертная казнь чаще всего используется в южных американских штатах, для уголовно-исполнительных систем которых характерны более выраженные карательные черты, нежели в северных штатах страны. Один из калифорнийских реакционных законов даже получил негласное название «Три ошибки - и ты выбыл» из-за того, что согласно ему рецидивисты, совершившие третье преступление, фактически приговариваются к пожизненному лишению свободы. Больше всего смертных приговоров было приведено в исполнение в штатах Техас и Оклахома. В то же время в северных штатах и соседнем с ними южном штате Нью-Мексико, в котором смертная казнь была отменена, уровень преступности в расчете на душу населения является более низким [Сите 2013: 37-38]. Это лишь подтверждает то, что смертная казнь не выполняет и не может выполнять задачи общей (генеральной) превенции.
Наличие огромной «армии» заключенных и распространенной практики осуждения к
сверхдлинным срокам лишения свободы приводит к серьезным проблемам. Во-первых, североамериканскому бюджету в условиях общемировой финансовой нестабильности становится все труднее нести огромные расходы на содержание тюрем (примерно 70 млрд долл. в год), порождающие недовольство налогоплательщиков и социальные протесты. Во-вторых, возникает необходимость строительства большого числа новых пенитенциарных заведений. В-третьих, возведение, обслуживание и эксплуатация колоний и тюрем передаются в ведение крупных частных коммерческих структур, которые интересуются материальной выгодой, а не достижение целей уголовного наказания.
Можно сделать следующие выводы:
принудительное исправление преступников в условиях изоляции от социума малоэффективно, усиление карательных элементов в содержании уголовного наказания не оказывает желаемого воздействия на уровень преступности;
снижение сроков лишения свободы и замена последнего в части преследования за нетяжкие преступления альтернативными мерами исправления и перевоспитания осужденных способствует большой экономии бюджетных ресурсов;
альтернативные меры более результативны в плане достижения целей исправления преступников и предупреждения совершения новых преступлений.
Список литературы
Currie E. Crime and Punishment in America. N.-Y.: Picador, 2013. 288 p. Ten C. Crime, Guilt and Punishment. Oxford: Clarendon Press, 2003. 201 p.
Алексеев С. С. Жизнь - абсолютная ценность // Смертная казнь: за и против: сб. ст. / под ред. С. Г. Келиной. М.: Юрид. лит., 1989. С. 336-338.
Бибик О. Н. Введение в ювенальное уголовное право Германии: учеб. пособие. Омск: Омский гос. ун-т им. Ф. М. Достоевского, 2009. 83 с.
Гилинский Я. И. Исполнение наказания в системе социального контроля над преступностью // Закон. 2012. № 9. С. 117-128.
Квашис В. Е. Смертная казнь: глобальные тенденции и перспективы // Уголовное право. 2001. № 3. С. 103-110.
Козаченко И. Я., Корсаков К. В. Криминология: учеб. М.: Юрайт, 2018. 277 с. Козочкин И. Д. Уголовное право зарубежных стран. Общая часть: учеб. пособие. М.: Омега-Л, 2003. 576 с.
Корсаков К. В. Адекватность и соразмерность превенции - залог эффективности борьбы с современной организованной преступностью // Правоохранительные органы: теория и практика. 2015. № 1. С. 19-22.
Корсаков К. В., Жилко И. А. Пенитенциарный труд в следственных изоляторах. Екатеринбург: Ажур, 2013. 136 с.
Лайне М. Криминология и социология отклоненного поведения. Хельсинки: Центр обучения тюремных служащих, 1994. 173 с.
Мезяев А. Б. Смертная казнь и современное международное право. М.: Права человека, 2004. 252 с.
Орлов В. Н. Наказание в виде ограничения свободы в современном зарубежном уголовном законодательстве // Труды юридического факультета СевКавГТУ. Ставрополь: СевКавГТУ, 2004. Вып. 3. С. 129-145.
Сесар К. Карательное отношение общества: реальность и миф // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 1998. № 4. С. 162-171.
Телкова Е. М. Тюрьмы Финляндии. Киев: Джерело, 2012. 213 с.
Чекунов С. А. Уголовно-исполнительная система Швеции // Бюллетень Министерства юстиции Российской Федерации. 2004. № 4. С. 89-93.
Константин Викторович Корсаков - кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права Уральского государственного юридического универсистета, старший научный сотрудник отдела права Института философии и права УрО РАН (Екатеринбург). 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Софьи Ковалевской, д. 16. E-mail: [email protected].
Efficiency of Criminal Punishment and Alternative Measures of Impact on Criminals: a Comparative Analysis
The article is devoted to topical problems of the use of criminal punishment in the form of deprivation of liberty and alternative measures of influence on persons who committed criminal offenses in different countries (Finland, Sweden, Norway, Russia, USA, Germany, etc.). The author considers the issues of establishment of new guidelines, standards, requirements and principles in criminal and criminological policy, related to the gradual withdrawal from the current prevailing punitive approach in the penal enforcement area and transition to the correctional and resocialization penological model. Special attention is paid to some forms of treatment that have proved to be good: public (compulsory) work, placement under supervision of special subjects, bail, short-term imprisonment, penalties, house arrest. Examples of the ineffectiveness of death penalty in crime prevention are given.
The author concludes that the forced correction of criminals in isolation from society is not successful. The reduction of prison terms and replacement of imprisonment for non-violent crimes by alternative measures of correction and re-education of convicts contributes to saving large budgetary resources. Alternative measures are also more effective in achieving the goals of correction and prevention of new crimes.
Keywords: criminal law of foreign countries, criminal punishment, alternative punishment, crime prevention, correction of convicts, penal system, penitentiary practice
References
Alekseev S. S. Zhizn'-absolyutnaya tsennost' [Life Is an Absolute Value], Kelina S. G. (ed.) Smertnaya kazn': za i protiv [Capital Punishment: Pros and Cons], Moscow, Yurid. lit., 1989, pp. 336-338.
Bibik O. N. Vvedenie v yuvenal'noe ugolovnoe pravo Germanii [Introduction to Juvenile Criminal Law in Germanyl], Omsk, Omskii gos. un-t im. F. M. Dostoevskogo, 2009, 83 p.
Chekunov S. A. Ugolovno-ispolnitel'naya sistema Shvetsii [The Correctional System in Sweden], Byulleten'Ministerstva yustitsii Rossiiskoi Federatsii, 2004, no. 4, pp. 89-93.
Currie E. Crime and Punishment in America, New York, Picador, 2013, 288 p.
Gilinskii Ya. I. Ispolnenie nakazaniya v sisteme sotsial'nogo kontrolya nad prestupnost'yu [Execution of Punishment in the System of Social Control over Crime], Zakon, 2012, no. 9, pp. 117-128.
Korsakov K. V. Adekvatnost' i sorazmernost' preventsii - zalog effektivnosti bor'by s sovremennoi organizovannoi prestupnost'yu [Adequacy and Proportionality of Prevention Is the Key to the Effectiveness of the Fight against Modern Organized Crime], Pravookhranitel'nye organy: teoriya i praktika, 2015, no. 1, pp. 19-22.
Korsakov K. V., Zhilko I. A. Penitentsiarnyi trud v sledstvennykh izolyatorakh [Prison Work in Remand Centers], Ekaterinburg, Azhur, 2013, 136 p.
Kozachenko I. Ya., Korsakov K. V. Kriminologiya [Criminology], Moscow, Yurait, 2018, 277 p.
Kozochkin I. D. Ugolovnoe pravo zarubezhnykh stran. Obshchaya chast' [Criminal Law of Foreign Countries. A General Part], Moscow, Omega-L, 2003, 576 p.
Kvashis V. E. Smertnaya kazn': global'nye tendentsii i perspektivy [Capital Punishment: Global Trends and Prospects], Ugolovnoe pravo, 2001, no. 3, pp. 103-110.
Laine M. Kriminologiya i sotsiologiya otklonennogo povedeniya [Criminology and Sociology of Deviant Behavior], Helsinki, Tsentr obucheniya tyuremnykh sluzhashchikh, 1994, 173 p.
Mezyaev A. B. Smertnaya kazn' i sovremennoe mezhdunarodnoe pravo [Capital Punishment and Contemporary International Law], Moscow, Prava cheloveka, 2004, 252 p.
Orlov V. N. Nakazanie v vide ogranicheniya svobody v sovremennom zarubezhnom ugolovnom zakonodatel'stve [Punishment in the Form of Restriction of Freedom in Modern Foreign Criminal Legislation], Trudy yuridicheskogo fakul'teta SevKavGTU [Works of the Faculty of Law of the NCSTU], Stavropol', SevKavGTU, 2004, vol. 3, pp. 129-145.
Sesar K. Karatel'noe otnoshenie obshchestva: real'nost' i mif [Punitive Attitude of Society: Reality and Myth], Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie, 1998, no. 4, pp. 162-171.
Telkova E. M. Tyur'my Finlyandii [Finnish Prisons], Kiev, Dzherelo, 2012, 213 p.
Ten C. Crime, Guilt and Punishment, Oxford, Clarendon Press, 2003, 201 p.
Konstantin Korsakov - candidate of juridical sciences, associate professor of the Criminal law department, Ural State Law University, senior researcher of the Law Department, Institute of Philosophy and Law, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences (Ekaterinburg). 620137 Russian Federation, Ekaterinburg, S. Kovalevskaya str., 16. E-mail: [email protected].
Дата поступления в редакцию / Received: 04.02.2018
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 10.04.2018
