CC BY
73Эффективность консолидации: социальная политика государства
Аносов Сергей Сергеевич,
кандидат философских наук, доцент кафедры истории и философии ФГБОУ ВО «Иркутский национальный исследовательский технический университет» E-mail: ssanosov@mail.ru
В статье рассматривается особенности социальной политики государства, направленной на уменьшение бедности и увеличение процессов конъюнкции и солидарности в разных социальных группах. Выявляются основные тенденции и перспективы изменения уровня социального воспроизводства и социальной солидарности российского общества.
Ключевые слова: социальная политика, государство, консолидация, единство, развитие.
Совершенно очевиден и не нуждается в дополнительной аргументации факт, что социальная солидарность общества формируется в значительной степени за счет защиты им своих наиболее уязвимых или попавших в трудную жизненную ситуацию членов; а также за счет создания относительно равных и справедливых условий жизни и деятельности всех социальных групп. Без такого реального «сбережения народа» и поддержания социальной справедливости всякая провозглашаемая солидарность будет пустым сотрясани-ем воздуха, и именно этот аспект социальной консолидации формируется, наряду с прочими, в вертикальном конъюнктивном потоке - от власти к обществу и обратно. Власть не должна ограничивать свои усилия по формированию «единства нации» идеологической риторикой и заявлениями. Эффективная социальная политика - основа социальной консолидации. По словам канадского исследователя Д. Белана, государственная «социальная политика - это, преимущественно, программы, направленные на поддержку бедных, борьбу с неравенствами, содействие гражданской солидарности, снижение зависимости от рынка и защиту работников и их семей перед лицом особых экономических рисков» [27].
Вообще государство, реализуя социальную политику, создает лояльное общество, укрепляет свою легитимность, формирует электоральную поддержку, минимизирует возможности социальных конфликтов на экономико-социальной почве, демонстрирует свое неравнодушие по отношению к обществу, которым оно управляет, и поддерживает представление о более или менее справедливом распределении валового внутреннего продукта между членами общества, с использованием ресурсов которого этот продукт и производится. Конъюнктивное значение
5
всех этих аспектов очевидно, и чаще всего государство отдает себе в этом отчет.
В.Г. Федотова считает, что социальное демократическое государство есть «исторически определенный тип государства, реализованный западными социал-демократиями в индустриальную эпоху для поддержания классового мира, социальной солидарности и взаимной ответственности государства, бизнеса, профсоюзов и гражданского общества за благополучие, достоинство, процветание граждан и развитие социальных сфер» [23]. Другими словами, направления, характер, степень и прочие характеристики социальной защиты выступали в западном мире предметом согласования и договоренностей четырехстороннего дискурса. В результате, в западных обществах удалось сформировать общественные отношения, изначально построенные на принципе солидарности, дополняемом в случае необходимости субсидиарным подходом. Основой достижения солидарности государства и других социальных сфер является компромисс, то есть способность всех участников социального контракта жертвовать частью своих интересов для рационального достижения их базовой части, а также для достижения общественного блага.
Вместе с тем, американское «государство всеобщего благоденствия» (welfare society) - это не то же самое, что «социально-капиталистические» государства Европы. Прежде всего, степень защиты наемных работников в двух контекстах сильно отличается, что связано с особенностями сложившихся здесь социально-статусных систем. Э. Лоуренс объясняет это положение вещей следующим образом: «...в то время как ранний американский антимонопольный закон чаще применялся против американских профсоюзов (как "трудовых картелей", чья деятельность "препятствовала свободной торговле"), нежели против бизнеса, европейское законодательство карало только бизнес. На самом деле, главная причина,
по которой работодатели и суды в Германии были менее склонны клеймить профсоюзы как трудовые картели, в отличие от их американских коллег при всякой забастовке, заключается в том, что кодетерминация доказала в Германии свою высокую эффективность в комбинировании представительства работников с корпоративным управлением» [30].
Напомним, что под «кодетермина-цией» (codetermination) в европейских (прежде всего - германском) обществах понимается участие работников компаний в коллективном управлении, благодаря членству в совете директоров и через создание трудовых комитетов на каждом предприятии. Кодетерминация возникла в 50-х годах прошлого века в Германии и получила законодательное оформление в виде «Закона о кодетерминации» (Mitbestimmungsgesetz) от 4 мая 1976 г.
В Соединенных Штатах ничего подобного нет. Однако менее всего права работников защищены все же не в США. Практически бесправны они, согласно Лоуренсу, прежде всего, в России, Китае и Сингапуре: «Нисколько не удивляет то, что работники имеют преимущества перед собственниками главным образом в демократических, а не в авторитарных контекстах. Примеры России, Китая и Сингапура убедительно свидетельствуют в пользу того, что сильные государства, способные жестко обеспечивать условия социального контракта, вполне способны и нарушить эти условия».
Европейская социально-капиталистическая модель привлекает в последнее время все большее внимание, в том числе, со стороны американских ученых-экономистов и других обществоведов, и тематика конъюнкции в этом интересе занимает одно из главных мест. В частности, Н. Гилберт утверждает: «Социальная солидарность - это термин, традиционно использовавшийся в связи с понятием государства благоденствия, особенно среди ученых и политиков Западной Европы. Термин относится к интегративным связям - чувству при-
6
надлежности - соединяющим индивидов через создание групповой лояльности, доверие и взаимные обязательства, которые облегчают коллективные действия. Термин связан, естественно, и с понятием социального капитала. Однако если солидарность есть связь, производящая социальный капитал, как эта связь формируется в развитом индустриальном обществе? Один из ответов: ... солидарность формируется на основе социальных прав граждан» [28]. Другими словами, Гилберт уверен, что в современном обществе солидарность неотделима от социальной функции государства как гаранта определенного уровня благосостояния. Следовательно, конъюнктивные процессы будут эффективны только в том случае, если общество, в котором они разворачиваются, обеспечивает определенный уровень справедливости, или приемлемый уровень материального расслоения и неравенства. Ученый формулирует «гипотезу конвенциональной солидарности», которая трактуется им следующим образом. Признание социальных прав граждан на общее обеспечение (пусть даже обусловленное уровнем дохода) соответствует представлениям о том, что щедрое государство благоденствия, твердо отстаивающее права на такое обеспечение, увеличивает социальную солидарность.
В свою очередь, С. Хилл убежден, что именно европейский путь развития, с его повышенным вниманием к проблемам социального консенсуса может предложить наиболее адекватное направление общественного развития в наши времена. Исследователь утверждает: «Волшебный эффект таких вещей как "кодетерминация", "наблюдательные советы" и "рабочие комитеты" обеспечили европейской экономике очевидное превосходство над американской, в чем мы окончательно убедимся уже в ближайшие годы, по мере усиления глобального капитализма. Эти несомненные европейские преимущества являются, возможно, самыми значимыми изобретениями в мировой экономике, начиная с созда-
ния современной корпорации как таковой» [29]. Он уверен, что социальная консолидация занимает центральное место в общих конъюнктивных процессах европейских стран, в силу того что представляет собой одну из ключевых, базовых ценностей общественного устройства, в какой бы стране оно не рассматривалось. Совершенно естественная конъюнктивная функция государства находит здесь свою реализацию и через рефлексивную социально-экономическую политику, или практику «социального капитализма» в различных жизненно важных сферах общества, включая социальное обеспечение, здравоохранение и образование, что рассматривается большинством людей в качестве важнейшего элемента внутреннего скрепления и интеграции европейских обществ.
Разумеется, и в этих благоприятных для формирования и поддержания солидарности условиях не удастся обойтись без вызовов со стороны реалий современности. Очевидно, что одними из самых серьезных испытаний такого рода стали для Европы мощные миграционные волны с Ближнего Востока и из Африки, пережитые европейскими странами с началом «арабской весны» - цепи освободительных революций в данных регионах, освободивших более чем достаточное количество желающих перебраться в благополучную Европу. «Все более усложняющееся общество делает поддержку солидарности все более трудной задачей», -писал В. Бос, бывший депутат нидерландского парламента и бывший лидер левоцентристской Рабочей партии. По его мнению, солидарность процветает на почве общих интересов и общих ценностей. Трагедия некоторых западных европейских обществ, и совершенно точно - Нидерландов, заключается в том, что эти основания солидарности сегодня подрываются миграцией и неудачами в попытках интегрировать вновь прибывших в наши общества. Граждане-налогоплательщики могут задать вполне резонные вопросы, почему они должны стараться ради людей,
7
которых не знают, не понимают, и которые ведут себя совершенно не так как они. У нас проблема, и мы должны что-то предпринять, чтобы решить ее
По мнению Я. Келлера, социальное государство являлось «.переходным историческим компромиссом между хищническими силами рынка и обязательством социальной ответственности общества за своих членов[12]. Как итог, уверен Келлер, социальное государство «создает среду, в которой постоянный рост расходов экстернализи-рованных сетей должен покрываться постоянным снижением объема ресурсов».
Ф.-К. Мерриен анализирует социальную ответственность государства и крупного бизнеса с референцией к социальной политике, проводимой Мировым Банком (The World Bank). Как доказывает исследователь, политика социальных гарантий постоянно «проигрывает» рыночным ценностям и целям в современном мире, чему данное специфичное подразделение ООН способствует в высокой степени. Одной из таких настойчиво внедряемых и проводимых в жизнь ценностей является тезис о том, что «общество состоит не из классов, а из индивидов. Впрочем, это не исключает различные критерии масштабов богатства и влияния, да и поляризации между богатыми и бедными, между людьми привилегированными и угнетаемыми. Политика достижения благосостояния, проводимая общественным сектором, должна помочь угнетаемым в достижении ими автономии, между тем как другие группы общества страхуются на добровольной основе. Политика помощи неимущим и жертвам должна проводиться в основном новыми глобальными организациями, которые являются наиболее легитимными представителями гражданского общества» [17]. Таким образом, социальная солидарность совершенно не гарантирована от посягательств со стороны узкокорпоративных сил, заинтересованных, скорее, в ее сокращении и локализации в ограниченных профессиональных сообществах,
нежели расширении до социума в целом, и тем более - до международного уровня, на котором основные и крупные «игроки» современного глобального капитала чувствуют себя совершенно свободно.
Тем не менее, даже самые серьезные вызовы глобализации солидарность способна выдержать, коль скоро она поддерживается и укрепляется адекватной социальной политикой государства. Именно об этом говорит бывший комиссар Европейского Союза по торговле П. Мандельсон, проанализировавший данные Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) за 20 лет. Выводы были сделаны недвусмысленные: «...государства с сильной социальной ориентацией, которые обеспечивают гибкость рынка рабочей силы, высокий уровень образования и переподготовки, помогают женщинам и пожилым людям продолжать работать, лучше подготовили себя к глобализации, чем страны со слабой социальной политикой. Наиболее конкурентоспособные страны ОЭСР также направляют большие средства на общественные блага и избавляют людей от страхов в отношении самих серьезных экономических рисков, особенно потери работы и отсутствия медицинской страховки» [16].
Таким образом, социальная солидарность демонстрирует достаточно высокий уровень живучести даже в современных условиях глобального капитализма, не располагающих к чрезмерной заботе о людях труда, при наличии, повторимся, внятной и адекватной социальной политики. Говоря словами А.Ф. Храмцова, «Эмпирические факты недвусмысленно свидетельствуют, что разговоры о кризисе, упадке социального государства, неотвратимости под влиянием глобализации действия факторов его изменчивости имеют под собой не слишком веские основания. . Резкое расширение диапазона социально-политических действий в рамках социального государства, превращение практически всего населения в объект социальной политики настоль-
8
ко расширяют его функции, что это означает не количественное, а качественное изменение ситуации... А значит -и это важнейший урок для России - что факторы его устойчивости продолжают крепнуть, а возможности подрыва основ социального государства с течением времени сокращаются [24].
Усвоила ли Россия этот урок? Увы, как с точки зрения социальной защиты уязвимых слоев населения, так и с точки зрения поддержания справедливого перераспределения общественного продукта и национального дохода, мы должны ответить на этот вопрос отрицательно.
Сравнительный анализ пенсионного обеспечения, социальной политики в отношении семьи и детей, программ в области обеспечения жильем, политики в отношении инвалидов, и других направлений социальной защиты оказывается, к сожалению, далеко не в пользу нашей страны (Е.В. Зорина; И.В. Новоселова; Е.Ш. Мусалимов; В. Роик; Е.Н. Сочнева). Более того, это верно не только в сравнении с развитыми странами Запада, но и в отношении наших бывших союзников по социалистическому блоку и даже по СССР. Наша страна проигрываетпо степени социальной защищенности населения даже нашим партнерам по союзному государству - например, братской Беларуси. В этой связи, петербургские социологи, осуществившее компаративное исследование тринадцати стран бывшей социалистической ориентации, отмечают: «Россию и Беларусь в пространстве посткоммунистических стран Европы можно рассматривать как случаи реализации полярных ситуаций -[социального] неравенства и равенства, соответственно» [8].
Роль социального неравенства, достигшего критических значений, для социальной дизъюнкции трудно переоценить, и в этом среди исследователей наблюдается редкое единодушие. По словам Н.Л. Русиновой, «Углубление неравенств, сопровождающееся формированием соответствующей институциональной среды, обслуживаю-
щей интересы правящих групп; "институциональной жестокостью", проявляемой в отношении простых граждан; и неизбежной интенсификацией процессов эксклюзии, приводит к увеличению числа индивидов и групп, не имеющих доступа к механизмам интеграции, в результате чего их связи с обществом ослабевают, а в худшем случае разрываются. Для каждого отдельного индивида это означает ограниченность возможностей социального участия или полную социальную изоляцию; для общества в целом, как социальной системы, выпадение целых сегментов общества из социального обмена создает крайне неблагоприятную социально-психологическую атмосферу в обществе, характеризующуюся настроениями враждебности, конфликтности, недоверия; и уж никак не способствующую общественной консолидации [21]. Вывод исследователя, помимо своей справедливой критичности, вновь недвусмысленно указывает на факторную интерференцию: социальная эксклюзия и институциональная жестокость прямым образом ответственны за специфичное социально-психологическое самочувствие граждан. Неконструктивное и несправедливое перераспределение национальных богатств может способствовать только дизъюнктивным процессам в обществе.
Одним из сдерживающих внутренних факторов для достижения единства российского общества и развитого чувства государственно-гражданской идентичности является недостаточный уровень социального благополучия основной части населения и неудовлетворенное чувство социальной справедливости. Существует также общественный запрос на иной, чем есть в реальности, уровень законности и порядка. В современных условиях нужны изменения в экономической и социальной политике государства в интересах основной массы населения и создание таких условий, при которых люди могли бы гордиться и тем, что они являются представителями конкретных этнических общностей, и своей граж-
9
данской принадлежностью [20]. Таким образом, автор также делает вывод о критической значимости социально-экономической составляющей для дела социальной консолидации, включая межэтническую интеграцию.
В.В. Локосов напрямую рассматривает связь социально-экономических факторов и социальной консолидации. Ученый оперирует результатами прикладных исследований: «.уровень тревоги по поводу неравенства, расслоения на богатых и бедных растет: с 13 (2007 и 2009 гг.) до 23% (2011 г.). На вопрос о том, между какими социальными группами сложились наиболее напряженные отношения, респонденты на 1-2-е места (в сравнении с оценками отношений между людьми разных национальностей, вероисповеданий, коренными и приезжими) ставят отношения между богатыми и бедными (выделено мною - С.А.)» [13]. Другими словами, людей не столько волнуют этнические, религиозные, региональные - одним словом, социокультурные - отличия, сколько имущественная дифференциация, представляющаяся по своим масштабам неприемлемой.
В этой связи совершенно логичным становится вопрос: как проблема социальной консолидации может быть решена через различные федеральные целевые программы, типа «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов России (20142020 гг.)», без решения проблемы несправедливого перераспределения национального дохода в российском обществе? Первый ответ среди вероятных вариантов - никак. Эти программы, носящие исключительно номинальный и формальный характер и наполненные аналогичными мероприятиями, по итогам реализации которых органами местного самоуправления создаются такие же отчеты, возможно, имели бы смысл в качестве своеобразной «надстройки», дополнительного «украшения» или изыска, призванных придать этнокультурный шарм созданным базовым параметрам, отвечающим требованиям социальной справедливости,
социальной включенности, равенства возможностей, отсутствия совершенно невероятных диспропорций в экономическом благосостоянии и пр. Пока эти базовые проблемы не решены, все программы по «укреплению единства» обречены остаться просто «изыском» -декларацией солидарности, оглашаемой над глубоко дезинтегрированным обществом.
В.В. Локосов приводит данные шести фокус-групп, проведенных в Кирове и Тюмени среди молодежи (18-29 лет), респондентов среднего (30-55 лет) и старшего (более 55 лет) возраста, которым был задан вопрос о главных причинах, по которым «.сегодня объединяются или разъединяются жители нашей страны. Социальное неравенство было одной из основных причин разъединения людей в ответах респондентов» [14].
Трудно не согласиться с выводом исследователя о том, что развитие российского общества будет оставаться крайне затрудненным, если разрыв между богатством и бедностью не станет сокращаться. И здесь вновь проявляется факторная обусловленность, связь материального и сенсуального, экономического и психологического. Для массового сознания населения остается актуальной социальная травма, связанная с приватизацией общенародной собственности. Материальный достаток человека часто объясняется его асоциальным поведением и связями, а не талантом и честным трудом [19]. Положительные изменения уровня и качества жизни, как правило, не получают ожидаемого резонанса, так как в общественном мнении сложился стереотип о крайне несправедливом механизме перераспределения ресурсов, когда эти изменения в лучшем случае воспринимаются как частичное возвращение долгов народу.
Научный факт материального расслоения, являющегося одной из основных причин социальной дизъюнкции российского общества и обладающего социально-психологическими коррелятами, поднимается в работах цело-
10
го ряда исследователей. В частности, С.Г. Максимова, изначально ставившая задачу изучения «образа России» в представлениях населения, обнаружила, что «Среди опрошенных жителей приграничных регионов 56% считают, что народное единство в России скорее есть; 32% ответили, что его скорее нет и 12%1 не дали определенного ответа. Характерно, что многонациональный характер нашего государства подавляющее большинство опрошенных не считают фактором, который влияет на разобщенность людей в современном российском обществе. Важнейшие причины этого, по их мнению, кроются в глубоком материальном неблагополучии и высоком социальном неравенстве, а также нравственно-психологических деформациях» [15].
Г.В. Еремичева также на основании эмпирического исследования отмечает: «Углубляющуюся социальную дифференциацию и резкие проявления социального неравенства респонденты связывают, прежде всего, с неэффективностью и "бездействием" представителей всех ветвей власти. Многие жизненные ситуации . иллюстрировали "нечистоплотность" чиновников и использование ими служебного положения в своих целях, примеры взяточничества и коррупции. Все это противопоставляет представителей властных структур и простое население, усиливает неверие в правильность действий администрации. Обсуждение почти всех проявлений социального неравенства велось в лексике резкого противостояния населения и власти: "они там, а мы здесь"» [8]. Таким образом, мы фиксируем достаточно частотное появление в работах различных авторов феномена факторной интерференции, при которой социально-экономическая фактичность сопрягается с сенсуальной сферой и обусловливает комплекс аффективных «ответов» индивида и группы.
Естественно, что это факторное сопряжение не может не влиять на состояние социальной консолидации. По сло-
1 Проценты округлены нами до целых.
вам Г.В. Еремичевой, современный уровень социального неравенства, диспропорции в распределении богатых и бедных, нерешенность насущных социальных проблем большинства крайне затрудняют процесс консолидации. В условиях, когда слой людей, чьи интересы заняты, прежде всего, выживанием, составляет большинство населения страны, трудно говорить о возможности его сплочения, прежде всего, во взглядах на справедливое распределение собственности и доходов, условия проживания и занятости, что особенно актуально для групп с низкими доходами.
Вместе с тем, данные приводимых исследований относятся, прежде всего, к мнениям, то есть субъективному измерению некоего объективного положения вещей. Каковы, однако, его конкретные показатели, соответствуют ли они столь драматичному восприятию?
Согласно докладу МОТ2 «Заработная плата в мире в 2016-2017 гг. Неравенство в оплате труда на предприятиях», средняя месячная зарплата в России на 2015 г. составляла 33 981 руб., или 608 долл. США ($)3. Для сравнения: в США она составляла 3746 $, в Германии - 3351 $, в беднейшей стране Европы - Португалии - 1344 $, в Китае («ключевом партнере» - В.В. Путин) -807 $ [9].
По данным МОТ, падение заработной платы в РФ в 2015 г. составило -9,5%. Характерно, что в указанном году снижение заработной платы в европейских странах показали только четыре государства. Кроме России, это Украина (-20,2%), Казахстан (-2,4%), Беларусь (-2,3%). Остальные 48 стран Европы (расширенный список) показали положительную динамику, с наибольшим ростом зарплат в Болгарии (9,9%), Таджикистане (7,7%), и Тур-
2 Международная организация труда.
3 В докладе МОТ представлены суммы в номинальном выражении, то есть, в национальной валюте. Нами произведен пересчет в доллары США для удобства сопоставления по курсу ЦБ на 26.01.2018 г. Доклад опубликован в 2017 году с верифицированными данными за 2015 г. В 2017 г. средняя заработная плата составила в России 35 843 руб., или 642 долл. США ($).
11
ции (5,6%). В Китае зарплата выросла на 6,9% [9].
В 2010-2015 гг. .в странах Содружества независимых государств (СНГ) заметно резкое сокращение ВВП и всплеск инфляции: так, в Российской Федерации темпы роста ВВП снизились с 4,5% в 2010 году до -3,7% в 2015 году на фоне стремительного взлета инфляции с 6,9 до 15,5%.
Одним из наиболее валидных считается децильный показатель неравенства. И здесь ситуация в России недвусмысленная. В европейских странах разница между доходами 10% наиболее оплачиваемых работников и работниками, входящими в нижний дециль (10% наименее оплачиваемых), составляет: для стран Скандинавии - 4-5 раз, а в среднем - 8 раз. В России он составлял на момент представления доклада (2017 г.) 12 раз. Одновременно необходимо заметить, что в случае России, МОТ не пользуется сведениями, предоставляемыми государственным органом статистики - Росстатом. МОТ опирается на данные Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭП-ВШЭ), проводимого ГУ-ВШЭ и ЗАО «Демо-скоп» при участии Центра народонаселения Университета Северной Каролины (Чапелл-Хилл, США), и Института социологии РАН. Тем не менее, независимые расчеты децильного коэффициента для российского общества дают 30-32-кратную разницу в доходах 10% самых богатых и 10% самых бедных граждан.
Для количественной оценки неравенства используется целый ряд инструментов, и результаты во всех случаях, мягко говоря, не самые вдохновляющие. Как убедительно показывают экономические исследования, и анализ динамики децильного коэффициента, и коэффициента Джини, и оценка состояния социального неравенства с помощью метода Лоренца демонстрируют значительное социальное расслоение в современной России [10].
Мало того, что драматичное социальное неравенство способствует со-
циальной дизъюнкции, в результате исследований зависимости криминальной обстановки от величины дециль-ного коэффициента, осуществленных учеными-медиками в нескольких регионах страны, было установлено, что «численность людей, пострадавших от преступных посягательств, а также число убийств и покушений на убийство тем больше, чем выше значение децильного коэффициента, то есть, чем выше социальное неравенство населения в субъектах Российской Федерации [6]. Авторы доказывают, что в России децильный коэффициент следует снизить до шести пунктов законодательно, что, по их мнению, не только оздоровит криминальную обстановку в стране и улучшит общественное здоровье, но и сократит потенциальную социальную базу для «цветных» революций. И создаст подлинные и серьезные основания для полноценной социальной конъюнкции, добавим мы.
Необходимо также заметить, что в тех случаях, когда ученые-экономисты разрабатывают и применяют метод проверки качества официальных статистических сведений по душевым доходам при помощи ряда косвенных показателей, они получают альтернативные официальным данным оценки среднедушевых доходов населения в регионах страны. В частности, А.В. Янцен в результате своего исследования данных за 2013-2014 гг. пришел к выводу, что «в ряде регионов официальная статистическая оценка доходов, вероятно, существенно (более чем на 20%) искажена» [26].
Одним из показателей относительной приемлемости действующей практики перераспределения национального дохода являются, разумеется, принципы принятого в обществе налогообложения. Как известно, система налогообложения должна отвечать трем основным критериям - рациональности, эффективности и справедливости. Как показывают объективные экономические исследования, и подсказывает элементарный здравый смысл, в российском обществе этим критери-
12
ям не отвечают ни плоская шкала налогообложения доходов, ни регрессивная шкала ставок единого социального налога. Совершенно не отвечающим критериям справедливости и того же здравого смысла является и соотношение прожиточного минимума и минимального размера оплаты труда, о чем также давно и много говорят ученые-экономисты [14].
Более того, как доказывал в докладе «Российская бедность - возможно ли ее преодоление?» директор Института социально-экономических проблем народонаселения РАН профессор А.Ю. Шевяков, плоская шкала налогообложения в нашем обществе вообще является мифом. «С работающего человека налог берется дважды - ЕСН (26%)4 и подоходный налог (13%) -и равен он почти 40%. Те люди, которые живут на дивиденды и прочие доходы от собственности платят максимум 13% (с дивидендов - 9%, а если они живут на проценты с банковских вкладов -то платят до 13%). 13%, как ни крути, меньше 40%» [18].
Экономические процессы, включая имущественное неравенство, могут выглядеть «объективными» и даже стихийными, но не для ученых-экономистов. Авторы доклада МОТ предпослали ему характерную цитату известного британского экономиста и исследователя социального неравенства Э. Аткинсона. Ошибочно видеть в сегодняшнем высоком уровне неравенства результат действия неподконтрольных нам сил. Что же касается частнособственнического интереса, то, по словам не менее известного французского экономиста Т. Пикетти, «.система цен не знает ни пределов, ни нравственности» [31]. Очевидно, что сложившуюся в российском обществе практику перераспределения общественного продукта необходимо менять, и конкретные меры в этом направлении предлагались и не раз, в том числе - ведущими отечественными экспертами. Увы, они до сих пор
4 Доклад А.Ю. Шевякова был сделан в 2008 г. В 2017 г. совокупный ЕСН составлял 30%, так что суммарный налог достигает 43%.
не услышаны, а ряды их, к сожалению, редеют.
Между тем, как сказал А.Ю. Шевя-ков, «Отсутствие продуманной системы выравнивания доходов и имущественного положения различных групп населения приводит и будет приводить в дальнейшем к углублению разрыва между наиболее обеспеченными и беднейшими слоями населения. Это хорошо видно на динамике относительных показателей бедности, которые растут в регионах вместе с ростом ВРП, и это показывает, что деформация распределительных механизмов, связанная, прежде всего, с концентрацией доходов богатых, достигла такого уровня, что нарушается даже естественная логика снижения относительной бедности по мере экономического роста» [25].
Сколько же все-таки граждан России может быть отнесено к категории «бедных»? Как следует из эмпирических данных различных источников, вопрос не так прост. По результатам исследований Института социологии РАН 2011 г., в России жили в бедности 59% населения, причем, до прожиточного минимума не дотягивали 16% из этого массива, а 43% относились к категории малообеспеченных, то есть, каждый пятый россиянин находился за чертой бедности [14]. Однако спустя всего два года, в 2013 году, видимо, несколько скорректировав методологию подсчета, тот же Институт социологии РАН «потерял» 50% найденных им ранее бедных россиян: «.будет оправданным отнести к бедным "по доходу" только тех респондентов, среднедушевые доходы в домохозяйствах которых ниже, чем официально установленный в соответствующих регионах прожиточный минимум. Таковых в массиве проведенного исследования оказалось 9%. Хотя это в 2,5 раза меньше, чем представляют себе россияне "черту бедности". При этом она практически совпадает с данными Росстата, который оценил численность бедных в стране по состоянию на конец 2012 г. в 8,8% населения или 12,5 млн человек» [2]. О причинах столь радикального изменения числа бедных
13
в исследованиях ведущего социологического центра России остается только догадываться.
В мониторинге социально-экономического положения и самочувствия населения Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС 2017 г. приводятся данные Росстата, согласно которым, уровень бедности в России достиг максимума за последние шесть лет, составив 13,1% населения. Впрочем, там же приводятся и данные опросов ВЦИОМ и РОМИР, где, согласно первым, сегмент бедности составляет 20% населения, согласно вторым - 21% [7]. Эти данные вызывают серьезное сомнение у других специалистов. Так, по мнению главного научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений РАН Е.Ш. Гонтмахера, «.даже научно обоснованная черта бедности у нас занижена в два раза». Причина в том, что «.никто не считает у нас минимальный потребительский бюджет». По убеждению исследователя, если в России перейти на подсчет числа бедных не по прожиточному минимуму, а по минимальному потребительскому бюджету, как это делают в Европе, «. мы получим не 13% бедных по стране, а 30-35%». Причем, в этом случае мы увидим, что в данной категории «довольно много работающих людей, особенно тех, кто имеет так называемую семейную нагрузку» [3].
Последние показатели представляются нам наиболее близкими к реальности. Опосредованно они корреспондируются с тем, что, например, согласно опросам Фонда «Общественное Мнение» (ФОМ) 2017 г., подавляющее большинство россиян - 70% - вообще не имеют банковских вкладов5, а уровень зарплаты, которая, с точки зрения россиян, позволит достичь высокого качества жизни, составляет 50 тыс. руб. (медианное значение)6 - сумма, кото-
5 См. официальный сайт ФОМ: http://fom.ru/ Екоге^ка/13732
6 См. официальный сайт ФОМ: http://fom.ru/ Екоге^ка/13815. Отметим, что претензии россиян подросли - восемью годами ранее для «высокого
рой, фактически, может хватить разве что на покрытие текущих расходов среднестатистической российской семьи из трех-четырех человек.
Социальная консолидация может состояться там и тогда, где и когда обнаруживаются индивиды, группы и сообщества, близкие по строю мысли и образу жизни. Столь разительная социально-экономическая дифференциация российского общества не создает возможностей для такой подлинной солидарности, оставляя место разве что для партикулярных конъюнкций, больше похожих на сговоры и клики, нежели на искреннюю и эффективную консолидацию по горизонтали и по вертикали общественных отношений.
Впрочем, степень российского социального неравенства не мешает некоторым исследователям обнаруживать в социально-экономической сфере и конъюнктивные феномены, которым даже приписывается социетальное, то есть, относящееся ко всему обществу, значение. Один из таких «обнаруженных» феноменов - отечественный средний класс или то, что под ним подразумевается.
Наличие среднего класса - широкого и материально обеспеченного социального слоя, сумевшего достичь собственного благополучия, и оказывающего поддержку другим слоям и группам, используя множество связей, которыми он соединен с «остальным» обществом - постулируется в качестве явного конъюнктивного феномена. Напомним: о важности «средних» для социальной стабильности и социальной конъюнкции вел речь еще Аристотель, когда утверждал, что «те государства имеют хороший строй, где средние представлены в большем количестве» [1].
Н.Е. Тихонова, в свою очередь, утверждает: «Материально поддерживая и помогая в решении самых разных вопросов представителям менее благополучных слоев, с которыми они со-
уровня жизни» россиянам требовались 42 тыс. руб. (согласно исследованию Росгосстраха 2009 г. / См.: http://dengi.161.ru/text/ business/123187.html.
14
хранили контакты, средний класс способствует тем самым снятию социальной напряженности. Это еще один важный аспект поведения среднего класса, в силу которого можно говорить о нем не только как о консолидирующей общество силе, но и как о стабилизаторе общественной жизни, способствующем снижению в нем «градуса» склонности к применению насильственных мер и на микроуровне способствующем сглаживанию наиболее острых противоречий социально-экономического характера» [22].
Заметим, что данное мнение встречает серьезную оппозицию. Далеко не все ученые смотрят на средний класс и его роль в формировании солидарного российского общества столь радужно. Например, по убеждению Н.М. Великой, «.политический центр и средние слои в России - явления совершенно различного порядка. У нас нет и не может быть социального центризма не в смысле отсутствия некоей "срединности" относительно бедности и богатства, а по причине отсутствия собственников - мелких и средних -которые и заинтересованы в стабильности экономической и политической системы. Средние слои в современной России - это отнюдь не доминирующая производительная и общественная сила, а обслуживающий персонал тех, кто все контролирует: и власть, и собственность. Это средний класс сервисного, зависимого характера. Он формируется на стыке колоссального богатства и тотальной нищеты, поэтому более маргинален, особенно по своим ментальным параметрам, чем даже находящиеся за пределами бедности» [4].
Более того, даже само наличие среднего класса в российском обществе остается по-прежнему дискуссионным. Большинство стратификационных исследований в России преследует тождественные цели, выполняет общие идеологические задачи и использует для этого средства социологической науки. Что же касается своеобразия этих исследований, то его нельзя отрицать, но оно не выходит за рамки фор-
мы и масштабов. Вряд ли кто-либо сочтет серьезным различие между двумя исследованиями, которое выразилось в том, что [в одном из них] величина среднего класса превышает его численность [в другом], примерно на 5%. Тем более, что класса в действительности нет.
В стратификации, «обнаруживающей» средний класс в современной России, по мнению Беленького, изначально заложена некорректная крите-риальность: «К среднему классу [некоторые исследователи] относили всех тех, кто более-менее успешно вписался в рынок, но не могут быть отнесены к высшему классу. Вот главный критерий, но о нем умалчивают. Причем такое избирательное умолчание, связано, по словам красноярского ученого, с сознательно внедряемым искаженным представлением об обществе, в котором мы живем. Многолетняя упорная шумиха вокруг среднего класса по своей сущности есть насаждение социальной иллюзии».
В свою очередь, О.А. Кармадонов и В.В. Кобжицкий также считают, что иначе, как соответствующим заказом на определенную социальную стратификацию российского социума, сложно объяснить «столь же неутомимые, сколь и малопродуктивные поиски отечественными обществоведами "среднего класса" в социальной структуре российского общества. Казалось бы, ситуация достаточно проста: мы не можем выделить российский средний класс по социально-статусным или имущественным характеристикам, но можем условно сделать это по социально-профессиональным признакам, включив в него все те группы, которые признаются средним классом в классической модели. Однако та же модель определяет и уровень благосостояния, который практически не соотносится с российскими реалиями. Следовательно, мы имеем профессиональные группы, которые традиционно включаются в средний класс, но которые в наших условиях таковым не являются в силу своего материального статуса и, соот-
15
ветственно, не имеют возможности влиять на что-то в своем обществе. Попытки обнаружения среднего класса в России и периодическое приписывание данного статуса тем или иным группам озадачивают и в силу того, что согласно общеизвестной истине, средний класс, уже по определению, должен являться самым массовым в социальной структуре общества. Если социологи не видят этой "массовости" и приписывают качества среднего класса периферийным группам в социальной структуре - как правило, относящимся к нижним слоям высшего класса - следует ... усомниться в объективности и беспристрастности их "научного" анализа» [11].
Тем самым, определять наличие среднего класса в качестве серьезного конъюнктивного фактора, на наш взгляд, не представляется возможным в условиях современного российского общества. Последнее, разумеется, не отменяет тот принцип, что чем более широким будет социальный слой достаточно обеспеченных людей в социуме, тем большую стабильность в социум он будет привносить, и тем более действенный эффект на социальную консолидацию российского общества он будет оказывать.
Выводы
Таким образом, со стороны бизнеса социальная солидарность реализуется в форме социальной ответственности, а со стороны государства - в форме социальной политики. Существенным отличием данных векторов конъюнктивной деятельности является соотношение ее формальности и спонтанности. В случае государства эта активность, строго говоря, является его функционалом, формальным содержанием его повседневного функционирования. Никто не может принудить государство к той или иной форме, тому или иному объему, той или иной адресности социальной политики - все эти особенности оно определяет практически монопольно и реализует с бездушностью механизма.
В случае с бизнесом, конъюнктивная активность носит частично фор-
мальный, частично спонтанный характер. Первый является результатом принуждения со стороны государства, второй - результатом собственной доброй воли, осознанного движения в сторону создания более справедливого и гармонично устроенного общества.
Вместе с тем, уровень социальной ответственности отечественного бизнеса явно недостаточен, что означает, что его субъекты не используют тот значительный конъюнктивный потенциал, которым они обладают, что, в свою очередь, может быть связано с подавляющим доминированием стремления к максимизации прибыли и общим отчуждением от общества, благодаря ресурсам которого эта прибыль извлекается. Партикулярные конъюнкции в сфере бизнеса не выходят за пределы узкокорпоративных солидарностей и служат таким же узким интересам, тем самым укрепляя и воспроизводя социальную дизъюнкцию.
В свою очередь, уровень социальной политики российской власти, направленной не просто на поддержку наименее защищенных слоев населения, а на создание условий для достойной жизни всех членов общества, слишком низок. Это означает, что государство не проявляет по-настоящему волю к формированию консолидированного общества, продолжая сохранять социальное неравенство, социальную эксклюзию и институциональную жестокость в крайних пределах, а, значит, также воспроизводя социальную дизъюнкцию, несмотря на всю риторику о необходимости сплочения народа и «единстве нации».
Факторы социально-
психологического порядка - доверие, отчуждение, алчность, равнодушие -играют существенную роль в определении специфики и характера отношений всех субъектов социально-экономической сферы.
Литература
1. Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения: в 4-х т. - Т. 4. - М.: Мысль, 1983. - С. 376-644.
16
2. Бедность и неравенства в современной России: 10 лет спустя. Аналитический доклад / под ред. М.К. Горшкова. - М.: Ин-т. социологии РАН, 2013. - 167 с.
3. Бедных все больше [Электронный ресурс] / Круглый стол Политклу-ба Росбалта. 20.12.2017. - URL: https://www.levada.ru/2017/ 12/20/ bednyh-vse-bolshe/ (дата обращения: 30.01.2018).
4. Великая Н.М. Проблемы консолидации общества и власти / Н.М. Великая // Социологические исследования. - 2005. - № 5. - С. 60-71.
5. Доклад А.Ю. Шевякова был сделан в 2008 г. В 2017 г. совокупный ЕСН составлял 30%, так что суммарный налог достигает 43%.
6. Дулина Т.Р. Пути преодоления социального неравенства - ведущего фактора риска для устойчивого развития страны / Т.Р. Дули-на [и др.] // Электронный научный журнал «Социальные аспекты здоровья населения» (Эл № ФС77-28654). - 2015. - № 2 (42). - URL: http://vestnik.mednet.ru/con-tent/ view/659/30/lang, ги/ (дата обращения: 24.01.2021).
7. Ежемесячный мониторинг социально-экономического положения и самочувствия населения: 2015 г. - ноябрь 2017 г. / Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации; под ред. Т.М. Малевой. - 2017. - 71 с.
8. Еремичева Г.В. Социальное неравенство в странах постсоветского пространства (сравнительный анализ ситуации в России и Беларуси) / Г.В. Еремичева [и др.] // Петербургская социология сегодня: сб. науч. статей - СПб.: Нестор-История, 2009. - С. 145-171.
9. Заработная плата в мире в 20162017 гг.: Неравенство в оплате труда на предприятиях [Электронный ресурс] / Группа технической поддержки по вопросам достойного труда и Бюро МОТ для стран
Восточной Европы и Центральной Азии. - М.: МОТ, 2017. - 164 с. - URL: http://www.ilo.org/wcmsp5/groups/ public/—dgreports/—dcomm/— -publ/documents/publication/ wcms_544096.pdf (дата обращения: 25.01.2021).
10. Ибрагимова У.И. Социальное неравенство в России: современные тенденции [Электронный ресурс] / У.И. Ибрагимова, Н.С. Расторгуева, М.В. Собко // Молодой ученый. -2015. - № 18. - С. 263-269. - URL: https://moluch.ru/archive/98/22009/ (дата обращения: 24.01.2021).
11. Кармадонов О.А. Трансформация и адаптация: стратегии выживания в кризисном социуме / О.А. Кармадонов, В.В. Кобжицкий. - Иркутск: Изд-во ИГУ, 2009. - 184 с.
12. Келлер Я. Модернизация - гуманизация общества или коррозия бытия? / Я. Келлер // Социологические исследования. - 2002. - № 7. -С. 48-53.
13. Локосов В.В. Основания консолидации современного российского общества. Социологические аспекты / В.В. Локосов, В.Л. Шульц. - М.: ИСПИ РАН, 2008. - 167 с.
14. Локосов В.В. Социально-экономические факторы консолидации российского общества: региональный аспект / В.В. Локосов // Экономика региона. - 2014. - № 3. -С. 74-82.
15. Максимова С.Г. Образ России в представлениях населения современных приграничных регионов / С.Г. Максимова, А.Г. Морковкина // Siberian Socium. - 2017. - Т. 1. -№ 1. - С. 76-83.
16. Мандельсон П. Открытость и социальная политика [Электронный ресурс] / П. Мандельсон // Независимая газета. - URL: http://www.ng.ru/ poli-tics/2008-06-17/3_kartblansh. html (дата обращения: 26.01.2018).
17. Мерриен Ф.К. Новая социальная политика Всемирного Банка: пенсии / Ф.К. Мерриен // Международный журнал социальных наук. - 2002. -№ 36. - С. 157-174.
17
18. Оукен А. Регрессивная шкала, или Бедность - не порок. Повышение уровня жизни в государстве вовсе не гарантирует счастливого общества [Электронный ресурс] / А. Оукен // Ю HSE.RU. Научно-образовательный портал Ю. - URL: https://iq.hse.ru/news/177681 177. Мт! (дата обращения: 26.01.2018).
19. Полюшкевич О.А. Социальная эм-патия: вопросы консолидации российского общества / О.А. Полюшкевич // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. - 2015. - № 6 (130). - С. 3-18.
20. Полюшкевич О.А. Философия благодарности / О.А. Полюшкевич // Гуманитарный вектор. - 2017. -Т. 12. - № 1. - С. 67-74.
21. Русинова Н.Л. Социальные неравенства и ограниченность ресурсов социального капитала как препятствия консолидации российского общества / Н.Л. Русинова, Л.В. Панова / Условия и возможности консолидации российского общества: сб. науч. тр. СИ РАН / отв. ред. А.В. Дука, И.И. Елисеева. - СПб.: Нестор-История, 2010. - С. 164-218
22. Тихонова Н.Е. Средний класс как гарант стабильности и основа для консолидации российского общества / Н.Е. Тихонова // Социальные факторы консолидации российского общества: социологическое измерение. - М.: Новый хронограф, 2010. - С. 38-61.
23. Федотова В.Г. Социальное государство и рынок / В.Г. Федотова // Свободная мысль - XXI. - 2002. - № 7. -С. 78-94.
24. Храмцов А.Ф. Социальное государство в контексте глобализации: суждения и факты / А.Ф. Храмцов // Россия реформирующаяся / отв. ред. М.К. Горшков. - М.: Новый хронограф, 2015. - Вып. 13. - С. 113-132.
25. Шевяков А.Ю. Социально-экономическая дифференциация: состояние и пути преодоления существующих диспропорций / А.Ю. Шевяков / Проблемы модернизации экономики
и экономической политики России. Экономическая доктрина Российской Федерации: мат-лы Росс. науч. экон. собрания (Москва, 19-20 октября 2007 г.). - М: Научный эксперт, 2008. - С. 153-162.
26. Янцен А.В. Альтернативные оценки доходов населения в регионах России / А.В. Янцен // Пространственная экономика. - 2017. - № 1. -
C. 52-70.
27. Beland D. What is Social Policy? Understanding the Welfare State /
D. Beland. - Cambrige: Polity Press, 2010. - 199 p.
28. Gilbert N. Transformation of the Welfare State: The Silent Surrender of Public Responsibility / N. Gilbert. -New York: Oxford University Press, 2002. - 208 p.
29. Hill S. Europe's Promise: Why the European Way is the Best Hope in an Insecure Age / S. Hill. - LA: University of California Press, 2010. - 472 р.
30. Lawrence A. Recasting Workers' Power: Social Democracy, Institutional Change, and Corporate Governance Worldwide / A. Lawrence // Comparative Politics. - 2010. - P. 351-370.
31. Piketty T. Capital in the Twenty-First Century / T. Piketty. - Cambridge, MA and London: Harvard University Press, 2014. - 686 p.
CONSOLIDATION EFFICIENCY: SOCIAL POLICY OF THE STATE
Anosov S.S.
Irkutsk National Research Technical University
The article examines the features of the state's social policy aimed at reducing poverty and increasing the processes of conjunction and solidarity in different social groups. The main trends and prospects of changes in the level of social reproduction and social solidarity of Russian society are revealed.
Keywords: social policy, state, consolidation, unity, devel.
References
1. Aristotle. Politics // Aristotle. Works: in 4 volumes - T. 4. - M.: Mysl, 1983. - P. 376644.
18
2. Poverty and Inequality in Contemporary Russia: 10 Years Later. Analytical report / ed. M.K. Gorshkov. - M.: Inst. Sociology RAS, 2013. - 167 p.
3. There are more and more poor people [Electronic resource] / Round table of the Rosbalt Political Club. 12/20/2017. - URL: https:// www.levada.ru/2017/ 12/20 / bednyh-vse-bolshe / (date of access: 30.01.2018).
4. Great N.M. Problems of Consolidation of Society and Power / N.M. Great // Sociological Research. - 2005. - No. 5. - P. 60-71.
5. Report by A. Yu. Shevyakov was made in
2008. In 2017, the total UST was 30%, so the total tax reaches 43%.
6. Doulina T.R. Ways of Overcoming Social Inequality - the Leading Risk Factor for the Country's Sustainable Development / T.R. Dulina [et al.] // Electronic scientific journal "Social aspects of population health" (El No. FS77-28654). - 2015. - No. 2 (42). -URL: http://vestnik.mednet.ru/con-tent/ view/659/30/lang, ru/ (date of access: 01.24.
7. Monthly monitoring of the socio-economic situation and well-being of the population: 2015 - November 2017 / Russian Academy of National Economy and Public Administration under the President of the Russian Federation; ed. T.M. Maleva. - 2017. - 71 p.
8. Eremicheva G.V. Social inequality in the post-Soviet countries (comparative analysis of the situation in Russia and Belarus) / G.V. Eremicheva [et al.] // St. Petersburg sociology today: collection of articles. scientific. articles - SPb.: Nestor-History, 2009. -S. 145-171.
9. Wages in the world in 2016-2017: Pay inequality in enterprises [Electronic resource] / Technical Support Team on Decent Work and the ILO Office for Eastern Europe and Central Asia. - M.: ILO, 2017. - 164 p. -URL: http://www.ilo.org/wcmsp5/groups/ public/—dgreports/—dcomm/—publ/doc-uments/publication/wcms_544096.pdf (date accessed: 25.01.2021).
10. Ibragimova U.I. Social inequality in Russia: modern trends [Electronic resource] / U.I. Ibragimova, N.S. Rastorgueva, M.V. Sobko // Young Scientist. - 2015. - No. 18. - P. 263-269. - URL: https://moluch. ru/archive/98/22009/ (date of access: 01.24.2021).
11. Karmadonov O.A. Transformation and adaptation: strategies for survival in a crisis society / O.A. Karmadonov, V.V. Kob-zhitsky. - Irkutsk: Publishing house of ISU,
2009. - 184 p.
12. Keller J. Modernization - Humanization of Society or Corrosion of Life? / J. Keller // Sociological research. - 2002. - No. 7. -P. 48-53.
13. Lokosov V.V. Foundations for the consolidation of modern Russian society. Sociological aspects / V.V. Lokosov, V.L. Schultz. -M.: ISPI RAN, 2008. - 167 p.
14. Lokosov V.V. Socio-economic factors of consolidation of the Russian society: regional aspect / V.V. Lokosov // Economy of the region. - 2014. - No. 3. - P. 74-82.
15. Maksimova S.G. The image of Russia in the perceptions of the population of modern border regions / S.G. Maximova, A.G. Mork-ovkina // Siberian Socium. - 2017. - T. 1. -No. 1. - P. 76-83.
16. Mandelson P. Openness and social policy [Electronic resource] / P. Mandelson // Nezavisimaya gazeta. - URL: http://www. ng.ru/poli-tics/2008-06-17/3_kartblansh. html (date of access: 26.01.2018).
17. Merrien F.C. New social policy of the World Bank: pensions / F.K. Merrien // International Journal of Social Sciences. - 2002. - No. 36. - P. 157-174.
18. Okun A. The regressive scale, or Poverty is not a vice. An increase in the standard of living in the state does not at all guarantee a happy society [Electronic resource] / A. Oaken // IQ HSE.RU. Scientific and educational portal IQ. - URL: https://iq.hse. ru/news/177681177.html (date of access: 26.01.2018).
19. Polyushkevich O.A. Social Empathy: Issues of Consolidation of the Russian Society / O.A. Polyushkevich // Monitoring public opinion: economic and social changes. -2015. - No. 6 (130). - S. 3-18.
20. Polyushkevich O.A. Philosophy of gratitude / O.A. Polyushkevich // Humanitarian vector. - 2017. - T. 12. - No. 1. - P. 67-74.
21. Rusinova N.L. Social inequalities and limited resources of social capital as obstacles to the consolidation of the Russian society / N.L. Rusinova, L.V. Panova / Conditions and opportunities for the consolidation of Russian society: collection of articles. scientific. tr. SI RAS / otv. ed. A.V. Duka, I.I. Eliseeva. - SPb.: Nestor-History, 2010. -P. 164-218
22. Tikhonova N. Ye. The middle class as a guarantor of stability and a basis for the consolidation of Russian society / N. Ye. Tik-honova // Social factors of consolidation of Russian society: sociological dimension. -M.: New Chronograph, 2010. - P. 38-61.
19
23. Fedotova V.G. Social state and market / V.G. Fedotova // Free Thought - XXI. -2002. - No. 7. - P. 78-94.
24. Khramtsov A.F. Social state in the context of globalization: judgments and facts / A.F. Khramtsov // Reforming Russia / otv. ed. M.K. Gorshkov. - M.: New Chronograph, 2015. - Issue. 13. - S. 113-132.
25. Shevyakov A. Yu. Socio-economic differentiation: state and ways of overcoming existing imbalances / A. Yu. Shevyakov / Problems of modernization of the economy and economic policy of Russia. Economic doctrine of the Russian Federation: materials of Ross. scientific. econom. collection (Moscow, October 19-20, 2007). - M: Scientific expert, 2008. - P. 153-162.
26. Yantsen A.V. Alternative estimates of the population's income in the regions of Russia / A.V. Janzen // Spatial Economics. -2017. - No. 1. - P. 52-70.
27. Beland D. What is Social Policy? Understanding the Welfare State / D. Beland. -Cambrige: Polity Press, 2010. - 199 p.
28. Gilbert N. Transformation of the Welfare State: The Silent Surrender of Public Responsibility / N. Gilbert. - New York: Oxford University Press, 2002. - 208 p.
29. Hill S. Europe's Promise: Why the European Way is the Best Hope in an Insecure Age / S. Hill. - LA: University of California Press, 2010. - 472 p.
30. Lawrence A. Recasting Workers' Power: Social Democracy, Institutional Change, and Corporate Governance Worldwide / A. Lawrence // Comparative Politics. -2010. - P. 351-370.
31. Piketty T. Capital in the Twenty-First Century / T. Piketty. - Cambridge, MA and London: Harvard University Press, 2014. -686 p.
20
