CC BY
78
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА
Б.Н. Порфирьев
ЭФФЕКТИВНАЯ СТРАТЕГИЯ ДЕЙСТВИЙ В ОТНОШЕНИИ ИЗМЕНЕНИЙ КЛИМАТА И ИХ ПОСЛЕДСТВИЙ ДЛЯ ЭКОНОМИКИ РОССИИ1
Продолжая тему выбора эффективной стратегии действий в отношении изменений климата и ее последствий (см: [1]), в данной статье автор рассматривает ее применительно к условиям, императивам и перспективам социально-экономического развития современной России. Обосновывается, что указанная стратегия должна предусматривать реализацию взаимосвязанных групп институциональных, экономических и технологических мер, приоритетами которых являются: 1) стимулирование экономического роста на основе повышения эффективности производства, используя наилучшие доступные технологии ресурсопользования; 2) снижение вредного воздействия хозяйственной деятельности на окружающую среду и население (прежде всего выбросов в атмосферу вредных и опасных загрязняющих веществ, в том числе содержащих углерод); 3) адаптация и защита здоровья людей и экосистем от указанного воздействия и его последствий, включая изменения климата; 4) смягчение накопленных эффектов и снижение текущего и будущего техногенного воздействия на климатообразующие факторы окружающей среды.
Значимость фактора климатических изменений и их последствий при обосновании политики национальной безопасности и социально-экономического развития России отмечается руководством страны, подчеркивающим ее приверженность ключевым положениям Рамочной конвенции ООН по климату и Парижского соглашения, принятым международным сообществом, включая Россию. Кроме того, роль этого фактора отражена в документах стратегического планирования, включая стратегии национальной безопасности, экологической безопасности, долгосрочного социально-экономического развития страны; а также признается более чем половиной населения страны2. Отмеченное обстоятельство вместе с тем не отменяет, а напротив, подразумевает необходимость определения эффективной государственной стратегии действий в отношении климатических изменений и их последствий (далее - Стратегии).
Цель и тип (модель) Стратегии. Модель Стратегии в виде «борьбы» или
3
«сражения» с изменением климата и его последствиями , которая предложена экспертами ООН и поддерживается большинством государств мира, не говоря уже о «войне против изменения климата» (курсив авт.), представляется контрпродуктивной. Во-первых, такой подход дезориентирует основных субъектов реализации Стратегии (государство, бизнес, домохозяйства), определяя целью их действий изменения климата, причем в качестве противника или врага, который должен быть,
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (научный проект № 18-00-00596 Комфи «Сценарии изменений глобального климата и оценки последствий их реализации для социально-экономического развития России в XXI веке» в составе комплексного проекта № 18-00-00600 ^мфи «Исследование рисков социально-экономического развития и стратегий управления ими в России в контексте глобальных климатических изменений»).
2 Согласно результатам опроса общественного мнения, проведенного летом 2017 г. ВЦИОМ, 55% опрошенных полагали, что ощущают негативные последствия изменений климата, и включили их в тройку главных причин аномальной погоды в тот период, тогда как 27% предполагали благоприятное влияние указанных изменений (по сравнению с 18% в 2007 г.). При этом 51% респондентов отметили серьезность этой проблемы, требующей, по их мнению, немедленного решения [2].
3 См., например, [3]. Цель устойчивого развития №13 «Повестки дня ООН в области устойчивого развития на период до 2030 г.» формулируется как «Принятие срочных мер по борьбе с изменением климата и его последствиями» (подчеркнуто авт.). См. [4].
соответственно, побежден. Учитывая, что на самом деле объектом управления является человек и его хозяйственная деятельность, такая «победа» (суть которой неясна)4, по крайней мере с экономической точки зрения (имея в виду неэффективное расходование ресурсов), может быть только пирровой. Во-вторых, рассматриваемая модель Стратегии неэффективна по объективным причинам, учитывая при-родно-техногенный генезис изменений климата и невозможность контроля человеком природной составляющей данных процессов.
Речь, очевидно, должна идти об эффективном сочетании адаптации населения и экономики к изменениям климата и их последствиям; смягчения накопленных эффектов и снижения текущего и будущего техногенного воздействия на клима-тообразующие факторы окружающей среды (атмосферу, гидросферу, биоту) для обеспечения условий сохранения (улучшения) качества и уровня жизни людей. Именно такая установка, соответствующая базовым положениям Парижского соглашения, должна быть зафиксирована, во-первых, в Повестке дня ООН в области устойчивого развития на период до 2030 г., скорректировав нынешнюю редакцию ее «климатической» цели (устойчивого развития №13). Во-вторых - в качестве цели российской Стратегии. Это в свою очередь предполагает четкое позиционирование климатического фактора в ряду приоритетов национальной безопасности и социально-экономического развития России на основе многокритериального подхода с учетом неопределенности, характерной для климатических изменений и их последствий, используя принятую международным экспертным сообществом концепцию «встраивания» (mainstreaming) [1].
В целом указанные приоритеты корреспондируют 17-ти глобальным целям устойчивого развития'5, в структуре которых по тем же объективным причинам климатические изменения и их последствия занимают далеко не первое место. Это же характерно и для субъективного восприятия и ранжирования климатического фактора, имея в виду его оценку российской общественностью. Согласно результатам опроса общественного мнения, проведенного летом 2017 г. ВЦИОМ, 39% респондентов считали климатические изменения и их последствия «раздутой проблемой, на которой спекулируют те, кто хочет заработать на естественном страхе человечества перед природными катастрофами» [2]. Что касается большинства респондентов, считающих эту проблему серьезной, то результаты аналогичных опросов в развивающихся и ряде развитых стран, где доля жителей, озабоченных климатическими изменениями и их последствиями, также высока, показывают, что эта доля резко сокращается при вопросе о готовности нести расходы на решение указанной проблемы; еще значительнее такое снижение отмечается у бизнес-сообщества.
Причины вполне понятны, учитывая существенно большую неопределенность последствий изменений климата для здоровья населения и экономики, что значительно увеличивает риски и ограничивает интерес инвесторов и других экономических субъектов к проектам и действиям по смягчению указанных последствий [7]. Особенно это ощутимо в сравнении с другими проблемами национальной безопасности и социально-экономического развития, которые воспринимаются и оцени-
4 Если в качестве критерия считать достижение температурного рубежа 2°С к 2100 г. (не говоря уже о 1,5 С) — для которого необходимы усилия, в том числе огромные затраты, всех стран, одной России недостаточно — как было показано выше, это не гарантирует избавления от климатических угроз для населения и экономики.
5 В то же время в деталях (в которых известно, кто скрывается) имеются существенные особенности, требующие в рамках Стратегии корректив и адаптации формулировок этих целей к условиям России. В частности, глобальной цели №1 «ликвидация бедности». (Подробнее см. [5]). Другие примеры: глобальная цель №2 «ликвидации голода», которая в России решена, поэтому указанная цель трансформируется в задачу обеспечения продовольственной безопасности и улучшения качества питания; глобальная цель №7 «доступность энергоресурсов» - при отсутствии, по большому счету, проблемы бедности энергоресурсов соответствующая цель уточняется и переформатируется в задачу экономической доступности и надежности энергообеспечения всех слоев населения. Подробнее см. [6].
ваются политическим, деловым сообществом и населением как остроактуальные и потому приоритетные (в том числе проблемы чистой воды и воздуха, промышленных и коммунальных отходов и др.), которые, как и климатические, относятся к экологическому блоку целей устойчивого развития.
Это подтверждает, в частности, оценка ущерба здоровью жителей России от техногенного загрязнения воздуха в соотношении с ВВП, который (ущерб) в среднегодовом выражении на порядок превышает таковой от последствий изменения климата [1]. Если же принять во внимание стоимость ущерба здоровью от загрязнения воды и почв (в том числе опасными отходами), указанный разрыв увеличится, вероятно, до 14-15-кратного. Учитывая это обстоятельство, закономерно, что именно экология (в вид указанного выше комплекса проблем) включена в число 12-ти национальных проектов, определенных Указом Президента России № 204 от 7 мая 2018 г. [8] в качестве «точек опоры» и приоритетов действий по реализации в среднесрочной перспективе 10-ти национальных целей, предусматривающих решение проблем национальной безопасности и социально-экономического развития. При этом пространство для инвестиций поистине огромно, учитывая, что в настоящее время вложения в финансирование экологических проектов в России составляют менее 1% инвестиций в основной капитал [9, с. 27].
Механизм реализации Стратегии: стимулы и ограничения. Осуществление Стратегии предполагает использование двух взаимосвязанных групп (или их комбинаций) институциональных, экономических и технологических мероприятий. А именно, мер, направленных на: (1) стимулирование экономического роста на основе повышения эффективности производства, используя современные (наилучшие доступные) технологии ресурсопользования (далее — группа стимулирующих мер); (2) снижение рисков вредного (опасного) воздействия хозяйственной деятельности на окружающую среду и население (прежде всего выбросов загрязняющих веществ, в том числе содержащих углерод, в атмосферу); а также адаптацию и защиту здоровья людей и экосистем от указанного воздействия и его последствий, включая изменения климата (далее — группа ограничительных и защитных мер).
Актуальность группы стимулирующих мер обусловлена необходимостью ускорения экономического роста - единственного источника увеличения доходов, без которого невозможны достижение национальных целей России, решение любых задач, включая климатические проблемы. При этом рассматриваемая группа
технологических и институциональных мер должна обеспечить экономический
6
рост при условии ограничения совокупных издержек производства , что подразумевает эффективное использование трудовых, природных и материально-технических ресурсов. В свою очередь эффективное природопользование означает снижение негативного воздействия на окружающую среду, в том числе техногенных эмиссий в атмосферу, что способствует не только сохранению качества воздуха, но и снижению выбросов СО2.
Это обеспечивается за счет производственно-технологических мер, прежде всего наилучших доступных технологий (НДТ). Согласно результатам технического анализа экспертов Минпромторга России и Сбербанка, рост спроса на инвестиции в новые проекты «НДТ очистки выбросов, сбросов, промышленных отходов», а также в проекты модернизации основного производства через внедрение «технологических НДТ» оцениваются, соответственно, более чем в 250 млрд. руб. в год и до 1 трлн. руб. в год. (Цит. по [9, с.27]).
6 В этом - радикальное отличие от валового подхода (печально известного в нашей стране по советским временам и являвшегося основой экономического рывка в Китае с конца 1970-х — начала 2000-х гг.), предусматривающего увеличение объемов выпуска любой ценой, включая ухудшение качества жизни и окружающей среды.
В сфере энергетики выделяются технологии снижения потерь природного газа при его добыче, положительной экстерналией которого является сокращение утечек метана, парниковый эффект которого многократно выше, чем от СО2 [10]. О потенциале этих технологий свидетельствуют оценки и расчеты специалистов, согласно которым при текущих объемах потерь газа, достигающих в США 3% добычи [11]; в России - 4%, эффект перехода ТЭС с угля на природный газ (в виде снижения техногенных выбросов парниковых газов и связанных с ними рисков климатических изменений) не будет заметен многие годы. В США, по крайней мере - 20 лет [12]. Тем не менее, указанный переход, оправдан не только с экономической, но и с социальной точки зрения. Обусловленное им снижение объемов выбросов Б02 и Ы0Х - основных источников эмиссий наиболее опасных для здоровья человека взвешенных частиц РМ25 - более чем на 90% и на 60% соответственно - означает сокращение экономического ущерба от 20 до 50 млрд. долл. в среднем в год [11].
В нефтегазовом секторе, по оценкам специалистов Агентства по охране окружающей среды США, наиболее высока экономическая эффективность НДТ снижения выбросов метана: по их расчетам, в 2030 г. в мире в целом 61% сокращения этих эмиссий может быть обеспечен при существующих ценах на энергоносители (без введения углеродного налога). При этих условиях потенциал сокращения в указанном году может достигнуть в США 40 млн. т, в России - 66 млн. т (максимальный показатель) [13] (Цит. по [10, с. 84-86]).
В химическом и строительном комплексах - это технологии производства пластиков и стройматериалов на основе нанодобавок природных волокон. Они заметно (на 10% и более) сокращают потребности в нефтяном сырье для пластмасс и в цементе, соответственно; а с ними - издержки производства конечной продукции и негативное воздействие на окружающую среду. Положительной «климатической» экстерналией является значительное снижение техногенных эмиссий СО2, учитывая, что производство 1 кг пластмасс из нефти сопровождается выбросами 6 кг парниковых газов, а на производство цемента приходится около 5% мировых выбросов СО2 [14].
Кроме того, снижение негативного воздействия на окружающую среду, в том числе техногенных эмиссий в атмосферу, достигается за счет институциональных мер структурного характера, обеспечивающих переход к более эффективным и экологичным, и в то же время менее углеродоемким видам топлива. Прежде всего, в энергетике - вышеупомянутый переход с угля на природный газ, а также атомную и возобновляемую энергетику; на транспорте - снижения нефтяного (в первую очередь дизельного топлива) и роста удельного веса газомоторного топлива и гибридных двигателей, использующих высококачественный бензин и электричество (см. далее).
При этом на макроэкономическом уровне роль стимула рассматриваемых принципиальных структурно-технологических изменений, очевидно, не могут выполнять показатели абсолютного сокращения техногенных эмиссий СО2 или снижения их объема в расчете на единицу ВВП (так называемая карбоноемкость ВВП). Эти индикаторы являются целевыми для перехода к модели низкоуглеродного развития и исходят из безусловного приоритета максимального снижения указанных выбросов. Напротив, обратный целевой показатель - производство ВВП(У) в расчете на единицу выбросов СО2 (ЕС) У/ЕС (или в динамике АУ/АЕС) - выполняет стимулирующую функцию, ориентируя производителя на рост выпуска с учетом непревышения заданного норматива по указанным выбросам. При этом, не являясь прямым и главным критерием эффективности адаптации экономики к изменениям климата и их последствиям - в качестве такового, очевидно, выступает снижение реального и ожидаемого ущерба от опасных гидрометеорологических явлений и процессов - показатели У/ЕС и АУ/АЕС могут использоваться как косвенный инди-
катор указанной адаптации, отражая устойчивость экономического роста в условиях сохраняющегося техногенного воздействия на климатообразующие факторы и рисков климатических изменений.
Предлагаемый подход имеет, как представляется, принципиальное значение для российской экономики, которая, как в воздухе, нуждается в переходе от нынешних низких темпов к устойчиво высоким темпам роста. Целевой индикатор У/ЕС использующие его уже длительное время статистики ОЭСР именуют карбонопродук-тивностью (carbon productivity), но более предпочтительными представляются термины «карбоноэффективность экономики» и (в отношении АУ/АЕС) «приростная или относительная карбоноэффективность экономики», учитывая, что они по сути являются аналогами энергоэффективности ВВП, точнее, таких ее метрик, как энергоотдача или энергопроизводительность - обратных по отношению к энергоемкости ВВП величин. Отмеченная аналогия, конечно же, не случайна, учитывая, что именно энергетика является в России и в мире в целом основным источником техногенных выбросов СО2. Учитывая значительную роль ТЭК в развитии экономики, его технологическое отставание от передовых экономик, именно этому комплексу надлежит отдавать приоритет в модернизации и инновациях, в том числе экологических и климатических, обеспечивающих снижение выбросов вредных веществ и СО2 в атмосферу.
В самой энергетике, точнее электроэнергетике, такие эффекты в наибольшей степени присущи и достижимы применительно к возобновляемым источникам энергии (ВИЭ) и АЭС. Экологические и «климатические» преимущества и перспективность ВИЭ как главных источников распределенной генерации (прежде всего, в так называемых энергоизолированных районах страны; реже их ограничения как устойчивых источников энергии) - общее место и доминанта в отечественных (да и зарубежных) публикациях по проблемам энергетики и климата. Для России особо подчеркнем значимость указанных преимуществ атомной энергетики. Во-первых- как гаранта устойчивости энергосистемы при переходе на экологически и климатически более устойчивую модель функционирования, учитывая продолжительность и капиталоемкость такого перехода. Это доказывает, например, опыт Германии. В течение 10 лет она инвестировала в развитие ВИЭ и консервирование АЭС более 1 трлн. долл., добившись 30%-й доли ВИЭ в производстве электроэнергии [15]; однако и в 2017 г. более половины ее производилось на углеводородном топливе, в том числе почти 2/5 - угле и мазуте. Во-вторых- в связи с конкурентоспособностью российской атомной энергетики на мировом рынке и ее органической принадлежностью к атомно-промышленному комплексу, являющемуся одним из наиболее высокотехнологичных и стратегически важных секторов экономики. Поэтому устойчивая динамика развития атомной энергетики имеет для России более высокий приоритет, чем для других ее мировых центров, таких как Китай [1], а также США, Франция, Япония, которые располагают более диверсифицированной базой генерации высоких технологий и инноваций.
В реальном секторе, прежде всего в энергоемких производствах, принимая во внимание затянувшуюся стагнацию в экономике, в качестве критерия эффективности должно выступать не снижение энергоемкости, выдвигающее на передний план задачу экономии энергии, а увеличение энергопроизводительности (и углеро-доэффективности), подразумевающие ускорение экономической динамики [16-17]. Показательно, что эксперты авторитетного Международного энергетического агентства в своем новейшем докладе об энергоэффективности в мировой экономике [18], применительно к ее промышленному сектору оперируют именно этим кри-
терием - увеличением производства добавленной стоимости в расчете на единицу потребляемой энергии7.
Поскольку увеличение энергопроизводительности является одним из необходимых условий повышения производительности труда в промышленности, указанное изменение приоритетов в области энергоэффективности означает смещение акцентов государственной политики: с экономии энергоресурсов, которые в условиях России не являются фактором ограничения роста экономики, на трудосбережение (экономию трудовых ресурсов) - несомненно, критически значимый фактор экономического роста. При этом Россия располагает наибольшим среди ведущих экономик мира потенциалом роста энергопроизводительности и может за счет этого не только ускорить темпы указанного роста, но и увеличить вклад в повышение энергоэффективности мировой экономики, который в 2017 г. составил порядка 8% [18, р. 100].
В менее энергоемких секторах, в том числе жилищном строительстве, и особенно сфере услуг (ЖКХ и др.), в кратко- и долгосрочной перспективе приоритетной экономической и экологической задачей является энергосбережение (более точно именуемое в последние годы мировыми экспертами как «оптимизация энер-гоэффективности»)8, положительной экстерналией которого одновременно является снижение выбросов СО2 [21]9. Приоритет здесь, как представляется, должен быть отдан энергосбережению в зданиях, прежде всего, в городах и урбанизированных зонах, сосредоточивающих более 70% выбросов вредных веществ и парниковых газов10. Особенно перспективна реализация институциональных (строительные стандарты и нормативы) и технологических мер, обеспечивающих энергосбережение в новых зданиях. Принимая во внимание временной лаг эффекта инвестиций (жизненный цикл здания составляет от 30 до 50 лет), просчет или ошибка в проектировании дороги и трудно исправимы. Напротив, предусмотренное и поощряемое ст. 28 ФЗ №219 от 21.07.2014 использование наилучших доступных технологий дает в долгосрочной перспективе ощутимый мультипликативный выигрыш: в социально-экономическом плане - снижение текущих издержек пользователей и повышение комфортности помещений; в экологическом плане - снижение выбросов СО2 как положительная экстерналия перечисленных выгод11.
В целом же, с учетом изложенного ранее, представляется целесообразным использовать категорию карбоноэффективности экономики и индикаторы У/ЕС и АУ/АЕС не только в качестве целевого критерия результативности стимулирую-
7 По их оценкам, к 2040 г. этот показатель может быть удвоен, за счет чего реально снизить объем выбросов парниковых газов на 40%, а смертность от загрязнения воздуха в помещениях (прежде всего, кухнях) - на 1 млн. чел. При этом загрязнение воздуха вредными и опасными веществами, включая взвешенные частицы, может быть сокращено на треть уже к 2030 г. [18, р. 13].
8 Действительно, речь идет не столько об экономии энергоресурсов, сколько о снижении издержек населения при обеспечении современного уровня его энергокомфортности, и рационального использования энергоресурсов (прежде всего, местных). (См. [19, с. 56]). Добавим, что тема «энергосбережение и ВИЭ - энергокомфорт и доступность энергии» актуальна и в масштабах мирового хозяйства. Несмотря на ожидаемое к 2030 г. сокращение числа жителей стран мира, не имеющих доступа к электричеству, более чем на 400 млн. чел. по сравнению с 2014 г., а их доли в общей численности мирового населения - на 7 проц. п. (с 16 до 9%); для 784 млн. чел., прежде всего в странах Африки и меньше в Азии, ситуация не изменится. См. [20].
9 Для России это особенно важно, учитывая масштабные потребности страны в распределенной генерации (2/3 территории и 1/7 населения России) и огромный потенциал ВИЭ, которые пока остаются «пасынками» государственной энергетической политики. См. [22-23].
10 Подробнее см. [16; 24, с. 219-270]. В целом в мире на обогрев и охлаждение (кондиционирование) воздуха в жилых и коммерческих зданиях приходится 50% общего энергопотребления и 6% глобальных эмиссий СО2. Эти же показатели применительно только к городам составляют от 36 до 60% и 40%, соответственно. См. [21, р. 31; 25, р. 44].
11 По оценке экспертов в целом для городов мира в период до 2030 г. реновация существующих зданий с использованием НДТ снижает расход энергии на их обогрев и охлаждение на 40%. Использование НДТ и «зеленых» строительных стандартов в новых зданиях дает уже 70%-е снижение расхода энергии и соответственно затрат, и кроме того, может обеспечить от 20 до 45% совокупного потенциала снижения городских эмиссий СО.. (См. [21, р. 29-38]. Перспективы реновации зданий в г. Москве также свидетельствуют о значительном социально-экономическом и климатическом потенциале упомянутых решений.
щих мер реализации Стратегии, но и — что еще важнее в политико-экономическом отношении — для принципиальной корректировки показателя национального вклада в снижение выбросов парниковых газов в рамках выполнения страной Парижского соглашения, пользуясь паузой в его ратификации Россией.
Как известно, в ряде крупных развивающихся стран с более динамичной экономикой (Китае, Индии) снижение выбросов СО2 жестко увязывается с темпами роста ВВП и составляет, соответственно, 60-65% и 30-35% в расчете на единицу ВВП к 2030 г. по сравнению с 2005 г. Таким образом, целевым показателем выступает снижение величины, обратной углеродоэффективности - углеродоемкости ВВП (АЕС/АУ), что вполне оправдано, учитывая, что для экономики Китая, в отличие от российской, в среднесрочной перспективе актуально не ускорение, а поддержка устойчивости темпов роста, которые в настоящее время в 3,7-3,8 раза превышают российский показатель.
В самой России национальный вклад определен через сокращение объемов выбросов СО2 от уровня выбросов 1990 г., которое к 2030 г. должно составить 70-75% (при должном учете вклада лесов в указанное сокращение). Согласно расчетам ученых ИНП РАН [26], при темпах роста ВВП, сопоставимых с темпами роста мировой экономики, объем указанных выбросов (без учета их поглощения лесами) уже после 2025 г. начнет превышать упомянутый 75%-й уровень. Это значительно повышает риск вынужденного следования экономики инерционному сценарию развития, означая сдерживание экономического роста со всеми вытекающими последствиями. Как доказал опыт экономического кризиса 1990-х годов, при отсутствии динамики роста, тем более падении ВВП, значительное сокращение объемов выбросов не обеспечивает экологической устойчивости развития, не говоря уже о серьезном ухудшении качества и уровня жизни и состояния национальной экономики, что отражается в снижении ее карбоноэффективности (в те годы - с 1,33 долл./кг СО2-экв. в 1990 г. до 1,18 долл./кг СО2-экв. в 1998 г.) [27, р. 33].
Поэтому для России наилучшим показателем является повышение карбоноэф-фективности экономики, а не снижение ее карбоноемкости. В то же время, учитывая реалии противоборства на международной арене и связанные с этим политические риски для России, существующий показатель ее национального вклада в выполнение Парижского соглашения целесообразно заменить индикатором снижения карбоноемкости роста ВВП. При этом одновременно закрепить повышение энергопроизводительности (энергоотдачи) и углеродоэффективности экономики в качестве внутрироссийского ориентира социально-экономического развития на среднесрочную перспективу.
Группа ограничительных и защитных мер направлена на (1) максимальное сокращение вредного (опасного) воздействия хозяйствующих субъектов, прежде всего, выбросов загрязняющих веществ, на здоровье человека и окружающую среду, и (2) адаптацию и защиту здоровья людей и экосистем от указанного воздействия и его последствий, включая изменения климата. Актуальность этой группы мер обусловлена их целевой направленностью на решение экологических проблем и прямой связью с решением климатической проблемы.
Не рассматривая меры адаптации, которые являются важной самостоятельной темой , ограничимся институциональными и технологическими мерами снижения вредного воздействия предприятий и домохозяйств на окружающую среду, прежде всего эмиссий загрязняющих веществ, в том числе содержащих углерод, в атмосферу. Эти меры, во-первых, дополняют группу мер стимулирования экономического роста (которые, как уже отмечалось, напрямую не связаны с ограничением
12 О мерах адаптации подробнее см. [28; 29; 30].
указанных выбросов), являясь своего рода их экологическим и климатическим «балансиром». Во-вторых, наряду с мерами по предотвращению и сокращению сбросов вредных веществ вместе со сточными водами в водоемы и загрязнением почв, являются ключевыми для реализации национального проекта «Экология» -важной части системы действий по реализации национальных целей развития России в среднесрочной перспективе.
Главными технологическими мерами являются вышеупомянутые наилучшие доступные технологии, которые обеспечивают большую экологическую чистоту производства, таким образом, снижая техногенную нагрузку на здоровье человека и экосистемы; и которые помимо этого выполняют функции: (а) сокращения производственных издержек и повышения качества выпускаемой продукции и (б) повышения производительности труда13. Одновременно, принимая во внимание содержащиеся в упомянутых выше эмиссиях соединения углерода, обеспечивается смягчение техногенного воздействия на климатообразующие условия и факторы и соответственно снижение техногенных рисков климатических изменений.
Основные институциональные меры включают жесткие нормативы выбросов вредных для здоровья человека и экосистем веществ, включая содержащие углерод взвешенные частицы, представляющие главную опасность для здоровья и жизни людей; не менее жесткие меры контроля соблюдения указанных нормативов основными хозяйствующими субъектами. При этом, как доказывают современные исследования [32]14, жесткое национальное регулирования загрязнения воздуха и воды, как правило, подстегивает использование наилучших доступных технологий для достижения нормативно допустимых уровней загрязнения и соблюдения стандартов качества воздуха и воды» [32, р. 17]. Кроме того, институциональные меры включают механизм страхования как испытанный экономический инструмент снижения риска (ожидаемого ущерба) природных бедствий и адаптации к их последствиям.
В урбанизированных зонах (городах и промышленных центрах), на которые, как уже указывалось, приходится подавляющая часть эмиссий вредных веществ и парниковых газов, приоритетными направлениями реализации указанных мер должны стать: снижение вредных выбросов и экологизация энергетики и автотранспорта; эффективное управление твердыми коммунальными отходами (ТКО) в целях минимизации их объемов и экологической опасности.
В рамках перечисленных направлений экономически и экологически наиболее эффективной представляется концентрация усилий на значительном сокращении (до нормативного минимума) выбросов особо вредных и опасных для здоровья человека и комфортности городской среды веществ, включая содержащие углерод, или супер-загрязнителей. Такое название обусловлено их высоким канцерогенным (сажа или черный углерод)15, токсичным (оксиды азота) эффектами воздействия, а
13 Как подчеркнул Президент Российской Федерации в выступлении на международном форуме «Российская энергетическая неделя» 3 октября 2018 г., «нужно переходить, и мы делаем это в России, тоже присоединяемся к лучшим международным практикам, так называемым, ресурсосберегающим технологиям, которые оказывают наименьшее влияние на окружающую среду, и мы, безусловно, будем и дальше в этом направлении двигаться» (выделено авт. - Б.П.). Поэтому главный вопрос в решении проблемы выбросов - не в виде топлива, прежде всего угля, и не в России, «вопрос в современных технологиях, которые используют тот или иной первичный энергетический ресурс» [31 ].
14 Краткий обзор этих исследований см. в [33].
15 Особо следует отметить значимость контроля снижения выбросов сажи в Арктической зоне РФ, население, экосистемы и региональный климат которой отличаются повышенной уязвимостью к воздействию указанных выбросов. Помимо интересов экологической безопасности России, решение этой проблемы имеет и международное значение - в нем заинтересованы и готовы участвовать в его реализации другие Арктические государства, прежде всего Финляндия, о чем неоднократно заявлял С. Ниинистё, финский коллега Президента России. Связанное с этим укрепление сотрудничества может помочь смягчить не только экологические и климатические проблемы, но и последствия ужесточения санкций стран Запада против России и способствовать улучшению перспектив отечественной экономики.
также парниковым эффектом (метан), который, как упоминалось выше, на порядок и более превышает таковой от выбросов СО2 (которые в свою очередь сохраняются в атмосфере в десятки, а то и сотни раз дольше сажи или метана)16.
Помимо выгод от снижения прямых угроз жизни и здоровью людей, приоритетная роль снижения выбросов суперзагрязнителей обусловлена тем, что, в отличие от проблемы эмиссий СО2 (необходимым условием эффективного решения которой являются скоординированные усилия если не всего мирового сообщества, то, как минимум, стран «большой двадцатки», сосредоточивающих более 4/5 таких эмиссий) сокращение до минимума выбросов суперзагрязнителей требует усилий национальных, прежде всего местных, производителей и инвесторов, стимулировать и координировать деятельность которых значительно легче (хотя и непросто). При этом, опять-таки в отличие от проблемы эмиссий СО2, эффект такой деятельности (а) намного лучше ощутим населением (более легкое дыхание и более прозрачный воздух), что облегчает общественную поддержку соответствующих мер, способствующих росту качества жизни; и (б) реализуется уже в обозримой перспективе. Убедительное подтверждение тому - эффект полного запрета во всех странах использования в автомобильном топливе свинца, который еще недавно был одним из основных супер-загрязнителей воздуха в городах мира. В результате этого запрета количество преждевременных смертей сократилось на 1 млн. чел. в год, а выгоды для глобальной экономики оцениваются в 2,5 трлн. долл. в год [35].
Одновременно значительное снижение выбросов суперзагрязнителей существенно смягчает техногенное воздействие на факторы формирования климата и соответственно климатические риски, учитывая, что, по оценкам экспертов, вклад указанных выбросов в существующий тренд глобального потепления достигает 30%17. И в этом случае благодаря несравнимо менее продолжительному (по отношению к СО2) времени его сохранения в атмосфере эффект снижения выбросов суперзагрязнителей, прежде всего метана в виде уменьшения его концентрации в атмосфере, реализуется в несравнимо более сжатые сроки (10-20 лет вместо сотен лет для СО2) [10, с. 93]. В этом же, климатическом, контексте важно подчеркнуть, что концентрация усилий на значительном сокращении выбросов суперзагрязнителей позволяет получить дополнительное время и сократить издержки перехода на наилучшие доступные технологии многочисленной армии производителей товаров и услуг, выпуск которых связан с выбросами не суперзагрязнителей, а других, менее или неопасных для здоровья людей веществ, включая СО2; тем самым еще более смягчая техногенное воздействие на факторы формирования климата и соответственно климатические риски.
Что касается секторального разреза комплекса институциональных и технологических мер по сокращению вредных (опасных) для здоровья человека и окружающей среды выбросов, то в области автотранспорта приоритетной (по крайней мере, в обозримом будущем) применительно к условиям России стратегией представляется не ускоренный переход на электромобили - на который ориентируются уже в ближайшее десятилетие Европа и Китай [37], а разработка и реализация комбинированной (сбалансированной) стратегии, сочетающей меры по стимулированию использования (а) газомоторного топлива, прежде всего грузовыми автомобилями; и (б) гибридных (бензиновых и электро) двигателей легковыми авто; а также автомобилей на аккумуляторных батареях, источником электроэнергии которых являются ТЭС на газе, а также ГЭС и АЭС.
16 Помимо сажи и метана к ним относятся оксиды азота, а также содержащие углерод и являющиеся источниками риска для озонового слоя хлорфторуглероды, ХФУ, и гидрофторуглероды, ГФУ. См. [10; 34].
17 В связи с этим эксперты используют применительно к этим загрязняющим веществам термин «короткоживущие климатические загрязнители». См. [36].
Такой подход обусловлен тем, что в России, в отличие от указанных государств, существующие условия пока не благоприятствуют развитию рынка электромобилей. В их числе: холодный климат (снижающий кпд аккумуляторной батареи и пробег авто); отсутствие необходимой институциональной (льготы, скидки и т.д.) и технологической (станции зарядки) инфраструктуры, а также собственного производства эффективных аккумуляторных батарей (что существенно удорожает и сокращает спрос на электромобили). Кроме того, значительная часть необходимой для электромобилей электроэнергии пока вырабатывается угольными ТЭС, что значительно снижает экологические и «климатические» преимущества этих авто - как отметил Президент РФ в выступлении на совещании с членами Правительства РФ 18 апреля 2018 г., «очень серьезное обстоятельство, которое мало кем учитывается» [38].
В то же время перевод всего или подавляющей части отечественного автопарка на газомоторное топливо также имеет существенные инфраструктурные (газовых АЗС почти на два порядка меньше, чем бензиновых) и экологические ограничения, и в отдаленной перспективе, в отличие от электромобилей, не решает принципиально экологические и климатические проблемы, прежде всего в урбанизированных зонах [39]. Поэтому целесообразно рассматривать развитие авто на газомоторном топливе как переходный или промежуточный этап модернизации автомобильного транспорта и в связи с этим осуществлять «развитие газопроводной инфраструктуры и создание сети газозаправочных станций, увеличение парка автотранспортных средств на указанном топливе с учетом существующих программ обновления муниципального транспорта, включая такси, школьные автобусы, автомобили экстренных и оперативных служб» [40]. Одновременно - ускорить темпы перевода ТЭС с угля на газ [39], что позволит смягчить отмеченное выше «серьезное обстоятельство» и существенно повысить экологичность электромобилей, а также самой энергетики.
Твердые коммунальные отходы не только занимают значительные площади и отравляют почвы и грунтовые воды пригородных территорий, надолго выводя из оборота и обесценивая земельные активы; но и угрожают здоровью и комфортной жизни людей, в том числе выбросами «парникового» метана и других свалочных газов, особенно при возгораниях. По оценкам экспертов ООН, частота острых респираторных инфекций у жителей районов, в которых мусор регулярно не вывозит-
18
ся или не изолируется от контакта с людьми , вшестеро выше, чем в районах, где соответствующие меры предпринимаются [41, р. 4]. Упомянутые риски хорошо известны в России, в том числе в Москве, в связи с ситуацией с мусорными полигонами Подмосковья, с которых выбросы метана вызвали серьезное недомогание десятков человек. За этим последовали массовые протесты жителей региона, жесткая критика Президента РФ и принятые в ответ на нее оперативные меры по закрытию части полигонов, мер по их дегазации и рекультивации почв. Тем не менее, положение дел остается тревожным - по данным Минэкономразвития РФ, по состоянию на начало 2018 г. вредные выбросы от сектора «Отходы» увеличились на 42,7%.
Реализация программ эффективного управления ТКО в рамках национального проекта «Экология», предусмотренного Указом Президента РФ № 204 от 7 мая 2018 г., позволяет, прежде всего, серьезно снизить риски здоровью жителей урбанизированных зон, в том числе мегаполисов; улучшить экологическую обстановку и обеспечить более рациональное землепользование; одновременно существенно ограничив выбросы метана. О потенциальной «климатической» эффективности таких мер можно судить по следующей оценке экспертов известной консалтинговой ком-
18 Например, на главной свалке твердых коммунальных отходов Индонезии, в местечке Бекаси, куда ежесуточно свозится 7 тыс. т мусора, последний укрывается специальной черной пленкой, позволяющей улавливать метан и другие вредные вещества. См: [41, р. 6].
пании МсКшеу: эффективное управление ТКО (вклад которых, прежде всего, метана со свалок, в мировые выбросы парниковых газов к 2025 г. может возрасти до 10% совокупных выбросов [42]) в состоянии обеспечить до 10% совокупного снижения выбросов парниковых газов в городах мира в период до 2030 г. [21, р. 48-51].
Вне урбанизированных зон приоритетным направлением сокращения вредного (опасного) воздействия хозяйствующих субъектов, прежде всего, выбросов загрязняющих веществ, на здоровье человека и окружающую среду, представляется снижение рисков лесных пожаров, площадь которых в 2017 г. составила 6,6 млн. га, а выбросы только опасного для здоровья человека черного углерода - порядка 150 тыс. т19.
Снижение упомянутых рисков за счет комплекса институциональных и научно-технологических мер, включая современные средства мониторинга и пожаротушения, обеспечивает сохранение лесов, которые являются одним из наиболее ценных природных и рекреационных ресурсов российской экономики (имея в виду ее лесной, лесопромышленной и туристический секторы); и учитывая масштабы и биоразнообразие российских лесов - одним из ключевых экологических ресурсов мира. Кроме того, экосистемные «услуги» лесов включают поглощение и депонирование углерода накопленных в атмосфере парниковых газов, а также регулирование региональных климатических условий, степени природных опасностей и угроз, включая болезни, качество воды и ее естественной очистки [44-45].
Это обусловливает комплексный характер и значительную социально-экономическую эффективность инвестиций в развитие лесного хозяйства и защиту лесов от пожаров, в том числе в терминах снижения выбросов парниковых газов и увеличения стока (поглощения) углерода. Только реализация соответствующих мер на уровне, гарантирующем непревышение стоимости ущерба 1990 г., означала бы снижение эмиссий и соответствующее увеличение чистого сальдо поглощения и депонирования углерода в объемах, равных примерно половине дополнительных сокращений техногенных выбросов С02 при осуществлении жесткого и дорогостоящего «Сценария 450» Международного энергетического агентства (МЭА). Если сюда добавить существующий потенциал поглощения углерода лесными экосистемами, то это будет означать не только полную компенсацию техногенных эмиссий С02 в России, но и в течение длительного времени сохранение ее роли мирового экологического («климатического») донора. Подчеркнем, что достигаемые за счет реализуемых мер снижения рисков лесных пожаров (а также эпифитотий) сокращение выбросов С02 и увеличение ассимилирующего потенциала лесов являются дополнительным выигрышем или положительной экстерналией этих мероприятий.
При этом, по нашим оценкам, в расчете на тонну выбросов С02 потребность в инвестициях в развитие лесного хозяйства и снижение рисков пожаров примерно втрое меньше капиталовложений, необходимых предприятиям ТЭК и промышленности для сокращения эмиссий в рамках осуществления стратегии снижения валовых выбросов ПГ по «Сценарию 450» МЭА. Это дает возможность инвестиционного маневра, в рамках которого вложения в снижение рисков лесных пожаров и рациональное лесопользование в целом частично замещали бы и высвобождали средства, необходимые для обновления вышеупомянутых производств - источников техногенных выбросов парниковых газов, модернизация и инновационные прорывы в которых критически важны для экономики и национальной безопасности страны в целом [46].
19 Рассчитано по данным Росстата, исходя из величины удельного выброса в 24 кг/га (см. [43]).
Заключительные положения
Представляется, что в ближней и среднесрочной перспективе из 17-ти целей устойчивого развития главной для России является «содействие неуклонному, всеохватному и устойчивому экономическому росту, полной и производительной занятости и достойной работы для всех». В том числе в ближайшие пять лет - придание импульса (запуск) экономическому росту, в последующие несколько лет - поддержание устойчивых темпов экономического роста, без достижения которых решение других проблем, в том числе климатической, далеко не продвинется.
Игнорирование этого императива и прямое следование приоритету ускоренного сокращения эмиссий СО2, предусмотренного экспертами МГЭИК в докладе от октября 2018 г. в целях непревышения порога (1,5°С) глобального потепления климата, может, как признают сами авторы этого доклада, дорого обойтись экономике и в целом социально-экономическому развитию России. Согласно модельным расчетам ИНП РАН [47], при реализации в России сценария энергетического перехода мировой экономики, предусматриваемого экспертами МГЭИК для непревышения вышеупомянутого (1,5°С) порога глобального потепления климата20, в период 2017-2050 гг. по сравнению с базовым сценарием, среднегодовые темпы прироста ВВП снижаются на 0,4 проц.п. - при некомпенсируемом снижении добычи углеводородов или на 0,26 проц.п. - при частичной компенсации (за счет роста вклада возобновляемых источников и электромобилей). При этом упомянутые темпы за рассматриваемый период составляют соответственно 2,1% и 2,2% по сравнению с 2,5% в базовом сценарии. Это означает, что к 2050 г. страна недосчитается 8% ВВП. При менее жестком сценарии (доля низкоуглеродных энергоресурсов (ВИЭ и АЭС) -70%, доля угля - 4%, природного газа - 24%; доля электромобилей - 50% легкового парка, однако в сфере грузового транспорта остается доминирование нефтепродуктов) на том же временном горизонте соответствующие показатели составляют 0,2 и 0,13 проц.п. Это означает падение среднегодовых темпов до 2,3% и менее 2,4% (в базовом сценарии - 2,5%) и то, что к 2050 г. страна недосчитается 5% ВВП [47].
Как уже отмечалось в [1], чтобы решение проблемы климатических изменений и их последствий осуществлялось энергичнее и эффективнее, необходимо отдать приоритет базовым целям социально-экономической политики. К таким целям в России относятся те, которые, во-первых, превосходят указанную проблему по значимости, по крайней мере в кратко- и среднесрочной перспективе. По сути, это сформулированные в Указе № 204 Президента РФ цели национального развития на период до 2024 г. - минимизация бедности и устойчивый рост реальных доходов, улучшение жилищных условий граждан, укрепление здоровья и увеличение продолжительности жизни, в том числе за счет улучшения экологии, и др. Во-вторых, цели, которые являются необходимым условием и/или источником ресурсов для решения климатической проблемы, как, впрочем, и других проблем устойчивого развития - это, прежде всего, экономический рост, обеспечение его темпов выше среднемировых в среднесрочной перспективе.
Достижение такой цели трудно обеспечить на основе низкоуглеродной парадигмы развития, предусматривающей в качестве приоритета максимальное снижение техногенных выбросов СО2, в качестве целевого индикатора - сокращение их абсолютных объемов в сравнении с 1990 г., механизма реализации этой задачи -введение цены на упомянутые выбросы в виде так называемого углеродного нало-
20 Повышение в структуре мировой выработки электроэнергии к 2050 г.доли ВИЭ (солнечная, ветровая и гидроэнергия) до 70%, и снижение удельного веса угля — до 2% и природного газа — до 11%. (См. [48, Paragraph 4.4]. Кроме того, в расчетах принималось допущение о росте доли электромобилей до 50% от легкового парка и развитии грузового электротранспорта.
га. Последнее означало бы увеличение и без того высокого бремени на отечественных производителей (по крайней мере, без продуманных схем защиты энергоемких производств и одновременного сокращения других налогов и обязательных платежей) [49], величину которого эксперты оценивают до 1 трлн. руб./год к 2020 г. и до 3 трлн. руб. - к 2035 г.; и снижение и без того невысокой мотивации отечественного бизнеса к инвестициям. Это также привело бы к изъятию сотен миллиардов рублей в год из компаний в сфере металлургии, химической промышленности, транспорта, электро- и теплоэнергетики, обеспечивающих основные экспортные доходы страны и базу для функционирования других отраслей [9, с. 26]. В связи с этим, как справедливо отмечает директор МЭА Ф. Бироль, «способствуя ускорению темпов декарбонизации, введение цены на углерод, прежде всего углеродный налог, может привести снижению конкурентоспособности национальных экономик» (Цит. по: [50]). Необходимо комплексное решение, предусматривающее смягчение проблемы изменений климата в контексте и при обеспечении приоритета социально-экономических целей устойчивого развития на основе достижения и поддержания устойчивых темпов экономического роста.
Литература
1. Порфирьев Б.Н. Парадигма низкоуглеродного развития и стратегия снижения рисков климатических изменений для экономики //Проблемы прогнозирования. 2019. №2. С. 3-13.
2. Климатические колебания: тепло ли, холодно ли..? // Пресс-выпуск ВЦИОМ № 3425 от 24 Июля 2017 г. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://www.ria.ru/society/20170724/14990019838.html
3. UNDP Human Development Report 2007/2008: Fighting climate change: Human solidarity in a divided world. UNDP, 2008.
4. Transforming our World: the 2030 Agenda for Sustainable Development. Resolution Adopted by the UN General Assembly on 25 September 2015. A/RES/70/1.
5. Миркин Я. Нужен мегапроект «Бедность» //Российская газета, 21.08.2018.
6. Доклад о человеческом развитии в Российской Федерации за 2016 г. «Цели устойчивого развития ООН и Россия». Краткая версия. Под ред. Л.М. Григорьева и С.Н. Бобылева. М.: Аналитический центр при Правительстве Российской Федерации, 2016. 44 с.
7. The Unequal Effects of Climate Change Mean its Costs are Understated // The Economist. July 15th 2017. P. 58.
8. Указ Президента РФ «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» от 07.05.2018 № 204 ФЗ. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://www.kremlin.ru/acts/bank/43027
9. Зеленые финансы: повестка дня для России. Диагностическая записка. М: Экспертный совет по рынку долгосрочных инвестиций при Банке России, октябрь 2018 г. — 60 c.
10. Семенов С.М., Говор И.Л., Уварова Н.Е. Роль метана в современном изменении климата. М.: ИГКЭ, 2018. 106 с.
11. Apt, J. The other reason to shift away from coal: Air pollution that kills thousands every year. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://theconversation.com/the-other-reason-to-shift-away-from-coal-air-pollution-that-kills-thousands-every-year-78874
12. Alvarez, R. et al. Assessment of methane emissions from the US oil and gas supply chain. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://science.sciencemag.org/content/early/2018/06/20/science.aar7204
13. Global Mitigation of Non-CO2 Greenhouse Gases in 2012. — Washington DC: US EPA, 2013. 410 p.
14. How to make buildings, cars and aircraft from materials based on natural fibers // The Economist. — June 16th 2018. P. 67-68.
15. Sucking up Carbon // The Economist. December 18th 2017. P. 19-22.
16. Башмаков И.А. Российский ресурс энергоэффективности: масштабы, затраты, выгоды //Вопросы экономики. 2016. № 2. С. 71-89.
17. Порфирьев Б.Н. Выбор стратегического приоритета (ключ к модернизации в рациональном использовании ресурсов) //Независимая газета. Приложение «НГ - Энергия», 13 декабря 2011 г.
18. Energy Efficiency Report 2018: Analysis and Outlooks to 2040. — Vienna: International Energy Agency. 2018. 174 p.
19. Ивантер В.В., Порфирьев Б.Н., Широв А.А., Моисеев А.К. От антикризисных мер к структурной перестройке экономики. / Сб: О мерах по преодолению кризисных процессов в экономике России. Под общей ред. А.Г. Аксакова. Отв. ред. М.С. Айрапетян. М.: Издание Государственной Думы, 2015.
20. Access to Electricity // The Economist. November 19th 2016. P. 79.
21. Focused Acceleration: A Strategic Approach for Climate Action in Cities to 2030. — The McKinsey Center for Business and Environment and C40 Report: Executive Summary. — November 2017. 72 p.
22. Порфирьев Б.Н. Альтернативная энергетика как фактор снижения рисков и модернизации экономики // Проблемы теории и практики управления. 2013. №5. С. 8-22.
23. Порфирьев Б.Н., Рогинко С.А. Энергетика на возобновляемых источниках: перспективы в мире и в России. //Вестник РАН. 2016. №11. С. 963-971.
24. Модернизация промышленности и развитие высокотехнологичных производств в контексте «зеленого» роста /Под ред. акад. РАН Б.Н. Порфирьева. М.: Научный консультант, 2017. 434 с.
25. Climate Change 2014: Mitigation of Climate Change. Contribution of Working Group III to the Fifth Assessment Report of the Intergovernmental Panel on Climate Change [Edenhofer O., Pichs-Madruga R., Sokona Y., Farahani E., Kadner S., Seyboth K., Adler A., Baum I., Brunner S., Eickemeier P., Kriemann B., Savolainen J., Schlomer S., von Stechow C., Zwickel T. .and J.C. Minx (eds.)]. Cambridge University Press, Cambridge, United Kingdom and New York, NY, USA), 2014.
26. Широв А.А., Колпаков А.Ю. Экономика России и механизмы глобального климатического регулирования. //Журнал Новой экономической ассоциации. 2016. №4. С. 87-110.
27. Green Growth Indicators 2017. — Paris: OECD Publishing, 2017. 162 p.
28. Порфирьев Б.Н., Катцов В.М. Изменения климата и их последствия для населения и экономики России: императивы и приоритет стратегии адаптации /В кн.: Доклад о человеческом развитии в Российской Федерации «Экологические приоритеты для России». М.: Аналитический центр при Правительстве РФ, 2017. С. 126-146.
29. Adaptation Gap Report 2017. — Nairobi: UNEP, 2017. 84 p.
30. Кокорин А.О. Нахождение баланса между снижением выбросов парниковых газов и адаптацией к изменениям климата // Использование и охрана природных ресурсов в России. 2018. №1. С. 57-64.
31. Выступление Президента Российской Федерации на Международном форуме «Российская энергетическая неделя» 3 октября 2018 г. [Электронный ресурс] Режим доступа: www.kremlin.ru/events/president/news/58701
32. Vaughan, S. and Racine, A. System Initiative on Shaping the Future of International Trade and Investment. Report ofthe WEF Global Value Chain Policy Series: Environment. Davos: World Economic Forum, 2018. 16p.
33. Порфирьев Б.Н. «Зеленый фактор» инновационной модернизации экономики: вызов для России // Вестник Московского университета. Серия 6: Экономика. 2016. Вып. 3. С. 3-14.
34. Clancy, H. 'Super-pollutants' such as methane, HFCs and black carbon were a hot topic at GCAS. [Электронный ресурс] Режим доступа: www.greenbiz.com/article/super-pollutants-such-methane-hfcs-and-black-carbon-were-hot-topic-gcas
35. The European Environment: State and Outlook 2015: A Synthesis Report. - Copenhagen: European Environment Agency, 2015.
36. Ross, K., Damassa, T., Northrop, E., Waskow, D., Light, A., Fransen, T. and Tankou, A. Strengthening Nationally Determined Contributions to Catalyze Actions that Reduce Short-Lived Climate Pollutants. Working Paper. — Washington, DC: World Resources Institute, 2018. 52 p. [Электронный ресурс] Режим доступа: www.wri.org/publications/reducing-SLCPs
37. Ксенофонтов М.Ю., Милякин С.И. Перспективы автомобилизации в Евросоюзе и Китае при различных сценариях //ЭКО. 2018. №9. С. 85-107.
38. Совещание Президента России с членами Правительства 18 апреля 2018 г. [Электронный ресурс] Режим доступа: www//kremlin.ru/events/president/news /57275
39. Фасхиев Х.А. Газо- или электромобилизация? Россия на обочине прогресса // ЭКО. 2018. №10. С. 97-116.
40. Перечень поручений Президента России по итогам совещания 18 апреля 2018 г. по вопросу расширения использования газа в качестве моторного топлива (Пр-734). [Электронный ресурс] Режим доступа: http://kremlin.ru/acts/assignments/orders/57402
41. Waste: Special Report // The Economist, September 29th 2018.
42. How the world should cope with its growing piles of rubbish // The Economist, September 29th 2018. P. 14
43. Смирнов Н.С., Коротков В.Н., Романовская А.А. Выбросы черного углерода от природных пожаров на землях лесного фонда Российской Федерации в 2007—2012 гг. //Метеорология и гидрология. 2015. № 7. С. 5-17.
44. Millennium Ecosystem Assessment. Ecosystems and Human Well-Being: Synthesis. Washington, DC: Island Press, 2005.
45. Порфирьев Б.Н. Природа и экономика: риски взаимодействия. М.: Анкил, 2011. С. 11-33.
46. Порфирьев Б.Н. Лесные пожары и развитие лесной отрасли: возможности инвестиционного маневра // ЭКО. 2013. № 11. С. 53-64.
47. Колпаков А.Ю., Широв А.А. IPCC, сценарий 1,5"С. Экспресс-оценка последствий для России. Записка. М.: ИНП РАН, 2018. 5 с.
48. Global Warming of 1.5°C: An IPCC special report on the impacts of global warming of 1.5°C above pre-industrial levels and related global greenhouse gas emission pathways, in the context of strengthening the global response to the threat of climate change, sustainable development, and efforts to eradicate poverty. Summary for Policymakers. — Formally approved at the First Joint Session of Working Groups I, II and III of the IPCC and accepted by the 48th Session of the IPCC, Incheon, Republic of Korea, 6 October 2018. 33 p.
49. Башмаков И.П. Налог на углерод в системе налогов на энергию и экологических налогов // Экологический вестник России. 2018. № 3. С. 12-24.
50. Hicks, R. Why 2018 will be a record year for carbon emissions—and what to do about it. 7 November 2018. [Электронный ресурс] https://www.eco-business.com/news/why-2018-will-be-a-record-year-for-carbon-emissionsand-what-to-do-about-it/
