Научная статья на тему 'Эдвардианская интеллигенция и Первая мировая война'

Эдвардианская интеллигенция и Первая мировая война Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
284
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Эдвардианская интеллигенция и Первая мировая война»

0.0. Тартыгина *

ЭДВАРДИАНСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

В статье рассматривается восприятие Первой мировой войны не британской интеллигенцией «потерянного поколения», принимавшей непосредственное участие в военных действиях, а представителями старшего поколения, так называемыми эдвардианцами. Их взгляды на проблему в силу ряда рассмотренных в статье причин во многом отличаются от взглядов молодого поколения.

Интеллигенция и Первая мировая война в последние десятилетия привлекают все более пристальное внимание историков . Вместе с тем интерес исследователей вызывают в основном представители молодого, так называемого «потерянного поколения». Для этого есть ряд оснований. Ведь именно молодые были вынуждены «претворять в жизнь неистовые речи безумцев» . В результате тридцать процентов англичан, которым в 1914 году было от 20 до 24 лет, были убиты . Те же, кто выжил, воспринимали действительность как зло и жестокий хаос . К психологическим последствиям войны можно отнести и резко углубившийся конфликт поколений. Молодежь 20-х годов с презрением относилась к предыдущему поколению, считая его ответственным за возникновение и длительное ведение столь кровопролитной войны, и, в свою очередь, также прибегала к тотальному отрицанию традиционных норм и ценностей . После агонии Потерянного поколения считали необходимым самим начинать понимать, 6

что они делают .

Вместе с тем нельзя не обратить внимания и на интеллектуалов довоенной поры. «Жизнь каждого взрослого человека распалась на три части: до войны, война и послевоенные годы» , замечает Ричард Олдингтон в своем романе «Смерть героя».

Начало войны было достаточно неожиданным . Особенно тяжело восприняли это событие уже нашедшие свое место в жизни, степенные и обеспеченные представители старого поколения . Но если оно и не ожидало войны, то и не воспринимало ее как великий социальный и культурный крах. Поставленные перед свершившимся фактом представители интеллигенции сразу же приступили к работе, приближавшей победу Британии над врагом. Ни одна война в британской

* © Тартыгина О.О., 2008

Тартыгина Ольга Олеговна — кафедра зарубежной истории Самарского государственного университета

истории не была поддержана так быстро и безоговорочно, в том числе и интеллигенцией, как Первая мировая .

Войну они приняли как должное, как продолжение их предвоенного существования, а послевоенная Англия была принята ими враждебно. Контраст между новой реальностью и довоенным привычным существованием был столь разителен, что многие вообще отказывались признавать неразрывную связь с прошлым. Слово «мир», по мнению британского историка Э. Хобсбаума, означало для старшего поколения «мир до 1914 года» . Потом пришло время, которое больше не заслуживало этого названия. Послевоенный мир представлялся им истощенным, непредсказуемым и порой угрожающим.

Однако помимо послевоенного поколения и поколения стариков исследователи также выделяют так называемый «предвоенный авангард», поколение эдвардианцев .

Историки спорят по поводу короткой, хронологически неопределенной, но от того не менее узнаваемой эдвардианской эпохи . После смерти в 1901 г. королевы Виктории началась новая эпоха — «эд-вардианский век», появилось новое поколение — эдвардианцы — и они были совсем не похожи на своих предшественников. «Эдварди-анцы были вульгарны, им не хватало стиля, их яркий блеск был подобен новинке их времени — электричеству... им недоставало простоты, но их сложность была всеобъемлющей и недорогой» , — утверждает исследователь эдвардианской эпохи Ф. Джуллиэн, его слова подтверждает современник событий А.Дж. Тойнби: «Эдуардов век стал по существу сумерками викторианской эпохи, но большинство из нас, живших тогда, не заметили, что свет стал меркнуть. Нам казалось, что свет сияет как никогда ярко» .

Можно сказать, что начало века стало для британцев временем некоторой растерянности, смятения. Были попраны многие викторианские святыни. Старшее поколение сетовало: «Религия была попрана. Семья атакована. Собственность была под угрозой. Эти ценности были загрязнены ловкими, молодыми девицами и ослабшими и разоренными молодыми людьми, которые скоро будут неспособны защитить свою страну» . Это была горьковато-сладкая ностальгия по золотому веку британской истории .

Метания мыслящих людей своего времени иронически, но достаточно точно описал английский публицист Макс Бирбом: «Викторианский век — это так; 90-е годы — это не так; эдвардианский век — так ли это?»

Именно этот период стал временем, когда английская интеллигенция осознала себя как явление. Английский «образованный класс», сложившийся в викторианскую эпоху, прежде всего, как профессиональный феномен и основывавшийся на принципах компетентности и профессионализма, значимости профессионального образования и знаний, становится теперь важной функциональной частью общества .

В силу ряда факторов английские интеллектуалы не были похожи на континентальных. Так, по мнению А. Токвиля, французским интеллектуалам были свойственны экстремизм и жестокость, как и антиклерикализм, которые были неизбежным следствием их маргиналь-ности, бедности и невежества . Англичане же, по сравнению с французами, находились в более легких финансовых условиях, были сведущими в истории и политической экономии и, главное, они осознали себя как джентльмены. По словам Н. Аннана, в Британии того времени существовал парадокс интеллигенции, который проявлялся в том, что «согласование для нее предпочтительнее, чем бунт против остального общества» .

«В декабре 1910 года или около того человеческая натура изменилась», — писала В. Вулф, имея в виду, что примерно в это время она и ее друзья-интеллектуалы стали воспринимать человеческие характеры иначе. Особенно она привлекла внимание к движению в литературе, начатому Самюэлем Батлером и Бернардом Шоу и достигшему кульминации в творчестве ее близкого друга Ллитона Стрейчи, которые отвергали неопровержимый авторитет викторианских обычаев и жизненных укладов и стремились передавать действительную оценку человеческих чувств и отношений: какие они есть и какими должны быть .

Подобно тому как французская интеллигенция осознала себя в спорах и борьбе за судьбу Дрейфуса , а немецкая — ведя ожесточенные дискуссии о войне и исторической миссии Германии , британская интеллигенция заявила о своем существовании, выступив против вик-торианства с его чопорностью и фарисейством.

Само заявление В. Вулф об изменении человеческого характера было двойственным. С одной стороны, оно четко отделило новое поколение от викторианцев, с другой — устанавливало сферу личных чувств и переживаний как главенствующую . Развитию этой идеи поствикторианцы посвящали свою деятельность, но она не достигла своего апогея к началу Первой мировой воины .

Яркими представителями этого поколения можно назвать двух членов литературной группы Блумсбери (названной так по месту своего нахождения — лондонского квартала художников, музыкантов и писателей, где после смерти отца поселились сестры Стивен — Ванесса и Вирджиния (Вулф) ) — писательницу В. Вулф и философа Б. Рассела.

Бертрану Расселу к моменту начала войны было уже 42 года, он был уважаемым ученым и преподавал в Кембридже. Война, по его словам, принесла ему омоложение, «вытряхнула все старые предрассудки и заставила думать по-новому о многих важных вещах» .

В своих воспоминаниях Рассел пишет, что «хотя и не предугадал истинный масштаб военной катастрофы, все же сумел предугадать гораздо больше, чем многие другие» . Факт, что «девяносто процентов населения с радостью предвкушают кровавую бойню», внушал

ему ужас. И тем более удивительна ему была позиция его друзей и коллег.

Все они либо выступили сторонниками войны, либо, подобно Т.С. Элиоту, на вопрос об отношении к войне отвечали: «Одно могу сказать точно — я не пацифист» .

Сам Рассел стал одним из немногих, кто занял активную пацифистскую позицию, примкнув к основанному сразу же после начала войны Союзу демократического контроля. Проводя активную антивоенную пропаганду, члены организации ратовали за учреждение органа демократического контроля за внешней политикой правительства, за создание международного совета для гарантии соглашений по спорным вопросам, а также за сокращение вооружений . Помимо этого он участвовал в публичных дискуссиях о причинах войны , выступал за отказ от воинской службы .

За время войны Рассел был освобожден от работы преподавателя в Кембридже, оштрафован и даже приговорен к шестимесячному тюремному заключению за опубликование одной антивоенной статьи . Тем не менее, и тогда и в последующем Бертран Рассел продолжал отстаивать свои пацифистские позиции. Именно в послевоенные годы, в период создания международной Лиги наций, Рассел приобретает авторитет, причем необходимо отметить, что за рубежом он всегда пользовался большей популярностью, чем в своей собственной стране .

Пример Рассела не типичен для английской интеллигенции этого поколения. Предвоенное поколение политикой, как и грядущей войной, интересовалось мало. В то время как «старики» вносили посильный вклад в дело победы, создавая либо общественное мнение, либо организовывая помощь беженцам, предвоенное поколение, подобно Д.Г. Лоуренсу, было в стороне . Молодых британских интеллектуалов больше волновали проблемы литературы и искусства. Многие из них, подобно Д.Г. Лоуренсу, занимали демонстративную позицию неучастия, отчуждая себя и свое творчество от реальности и войны .

Вирджиния Вулф, едва лишь появившись на литературной сцене, позиционировала себя как яростный критик устаревшей, как ей казалось, прозы. Объектом критики стали три знаменательные фигуры английской литературы: А. Беннет, Дж. Голсуорси и Г. Уэллс. Вулф называет их «материалистами», упрекая в излишней сосредоточенности на внешних телесных формах мира, в то вр§емя как акцент повествования должен быть смещен на жизнь духа .

В ее произведениях нет четкой картины времени, лишь легкие намеки, но Вулф отмечает каждый пусть самый незначительный нюанс действительности. В романе, написанном с 1908 по 1913 годы, грядущая война мелькает «безглазыми, лысыми хищниками» новых военных кораблей, разговорами о необходимости военных аэропланов . В другом более позднем романе, «по Уайтхоллу, проходят процессии со знаменами и пожилые люди с трудом слезают с лап отполированных львов», а те, кому выпало решать судьбу страны, «кажутся слиш-

ком красными, толстыми, бледными и худощавыми, чтобы, подобно мраморным головам, направлять ход истории», и вот уже «линейные корабли в Северном море лучами расходятся в стороны... и по сигналу все пушки наведены на цель» . В романе даже не упоминается слово «война», не звучит ни одного выстрела, нет ни вербовочных пунктов, ни мобилизации, но нить повествования вьется так, что читатель (особенно современник) сам все вспомнит и поймет, что герой — Джейкоб — погиб именно на фронте.

И, наконец, через семь лет после окончания войны в романе «Миссис Дэллоуэй» возникают жуткие фигуры сошедшего с ^ума фронтовика -Септимуса — и его маленькой, измученной жены . Вновь о войне нет ни слова, перед читателем лишь ее последствия, не героические, бытовые детали, подмеченные проницательной писательницей, но от этого не менее ужасные.

В романах Вирджиния Вулф не высказывает своего отношения к войне. Как и прочее «материальное», война ее не интересует, но след, который оставлен Первой мировой в душах людей, она отражает ярко, только такой отклик на произошедшие события можно встретить в ее произведениях. Вулф представляет различия между предвоенным и послевоенным обществом. В своем знаменитом эссе «Своя комната» она пишет: «Чего недостает, что изменилось, спрашиваю я себя... Все изменилось» . Война, по мнению Вулф, «убила романтику», оставив лишь ностальгию .

Война сама по себе не вызвала интереса предвоенной творческой элиты, подобно В. Вулф и Дж. Джойсу, посвятившей себя развитию так называемого потока сознания в литературе. Характерно то, что данный технический прием, «возникнув из передового — творческого духа предвоенных дней, получил широкое распространение и признание именно в изменившемся после катастрофы обществе» , равно как и романы «презренных высоколобых» с трагическим мировоззрением и полным безразличием к «действительно важным событиям а Европе» . Можно сказать, что предвоенный авангард творил именно для нового послевоенного мира.

Примечания

1 См: Ревякин, A.B. Война и интеллигенция во Франции / A.B. Ревякин // Первая мировая война — пролог XX века. — М., 1998. — С. 484-502; Якушева, Г. Интернационал духа. Идея европейского единства и немецкая либеральная интеллигенция 10-20 годов XX в. / Г. Якушева // Европейский альманах. М., 1991. - С. 102-108; Hynes, S. A war imagined: the First World War and the English culture / S. Hynes. — London, 1990. — P. 701.

Macmillan, H. Winds of change. 1914 — 1939 / H. Macmillan — London, 1966. — P. 36.

3

Annan, N. Our age: England intellectuals between the world war. A group portrait / N. Annan — New York, 1991. — P. 67.

Мирский, Д. Интеллидженсиа / Д. Мирский. — М., 1934. — С. 17. Сыч, А.Н. О некоторых социально-психологических последствиях Первой мировой войны / А.Н. Сыч // Вопросы истории. — 2001. № 11-12. — С. 112.

Marwick, A. Britain in the century of total war. War, peace and social change. 1900-1967. / A. Marwick. - London, 1968. - P. 290.

Олдингтон, P. Смерть героя / P. Олдингтон. — М., 1976. — С. 167.

8 Хобсбаум, Э. Век империй. 1875-1914 / Э. Хобсбаум. — Ростов н/Д., 1999. — С. 473.

9

См. об этом Конан Дойл, А. Жизнь, полная приключений / А. Конан Дойл. — М., 2001. — С. 236; Рассел, Б. Автобиография / Б. Рассел // Иностранная литература. — 2000. № 12. — С. 168. Hynes, S. Op. cit. — P. 27.

Хобсбаум, Э. Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914-1991) / Э. Хобсбаум. — М., 2004. — С. 32. 12 Hynes, S. Op. cit. — P. 384. Nicolson, C. Edwardian England and the coming of the First World War / C. Nicolson // The Edwardian age: conflict and stability. 1900-1914. — London, 1979. — P. 144.

14

Jullian, Ph. Edward and Edwardians / Ph. Jullian. — New York, 1967. — P. 238.

15 ' '

Тойнби, А. Дж. Пережитое // Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории. — М., 2003. — С. 324.

Цит. по: Priestley, J.B. The Edwardians / J.B. Priestley. — London, 1972. — P. 88. Waters, Ch. J.B. Priestley. 1894-1984. Englishness and the politics of nostalgia / Ch. Waters // After the Victorians. Private, conscience and public duty in Modern Britain. Essays. London, New York, 1994. — P. 212.

Кертман, Л.Е. История культуры стран Европы и Америки / Л.Е. Кертман. — М., 1987. — С. 138.

19

Фадеева, Л.А. Профессиональный класс в английской социальной истории XIX века / Л.А. Фадеева // Новая и новейшая история. — 1998. № 4. — С. 62.

Mandler, P. Introduction. The intelligentsia after the Victorians / P. Mandler, S. Pedersen // After the Victorians. Private, conscience and public duty in Modern Britain. Essays. — London, New York, 1994. — P. 2. Ibidem.

22

Ibid. — P. 1.

23

Шарль, К. Интеллектуалы во Франции / К. Шарль. — М., 2005. — С. 13.

Якушева, Г. Указ. соч.

Mandler, P., Pedersen, S. Op. cit. — P. 1.

26 Ibid. — P. 5.

27

Гениева, Е. Предисловие / Е. Гениева // Вулф В. Комната Джейкоба. —

СПб., 2004. — С. 5.

28

Рассел, Б. Указ. соч. — С. 168.

29

9 Там же. — С. 169.

30

Там же. — С. 171.

31

Велембовская, Ю.А. Бертран Рассел. Ученый в борьбе против ядерной угрозы / Ю.А. Велембовская // Новая и новейшая история. — 1999. № 6. —

С. 84.

32

Зайцев, В.П. Бертран Рассел / В.П. Зайцев // Вопросы истории. — 2002. — № 5. — С. 57.

33

Ильюхина, Р.М. Пацифистская идея в европейской истории / Р.М. Иль-юхина // Европейский альманах. — М., 1992. — С. 45.

34

Зайцев, В.М. Указ. соч. — С. 58.

35

Ильюхина, Р.М. Лига Наций. 1919-1934 / Р.М. Ильюхина. — М., 1982. — С. 233.

36 Hynes, S. Op. cit. — P. 25.

Исламова, А.К. Д.Г. Лоуренс и книга его итогов / А.К. Исламова // Лоуренс Д.Г. Любовник леди Чаттерли. — СПб., 2003. — С. 438.

Аствацатуров, А. По ту сторону вещей / А. Аствацатуров // Вулф В. На маяк. — СПб., 2004. — С. 7.

39

См. Вулф, В. По морю прочь / В. Вульф. — М., 2005.

См. Вулф, В. Комната Джейкоба / В. Вульф. — СПб., 2004.

41 См. Вулф, В. Миссис Деллоуэй / В. Вульф. — СПб., 2004.

42 Hynes, S. Op. cit. — P. 468.

43 Ibid. P. 469.

44

Winter, J.M. The Great War and the British people / J.M. Winter. — Cambridge. 1986. — P. 182.

45

Оруэлл Дж. Во чреве кита / Дж. Оруэлл // Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. Эссе. — СПб., 2003. — С. 178.

O.O. Tartygina

THE EDWARDIAN INTELLIGENTSIA AND THE FIRST WORLD WAR

The article tall about British intelligentsia and it's image of the First World War. But study views not representatives of The Lost generation, but so called Edwardians. Its' opinion on the problem because of a number of reasons differes from opinion of young generation.

Статья принята в печать в окончательном варианте 14.01.08 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.