CC BY
23
Вестнин Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2008. № 1
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПЕРЕВОДА
Б.Л. Бойко
ЕДИНИЦЫ СОЦИАЛЬНО-ГРУППОВОГО ДИАЛЕКТА В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА ВЗАИМОДЕЙСТВУЮЩИХ КУЛЬТУР
(на материале русского и немецкого военного жаргона 1941—1945 гг.)1
Cultures in contact create special scopes in their languages with accumulated knowledge of each other. These scopes are at the same time instruments for forming the naional world view and parts of it. The contacts of cultures and subcultures are realized through texts produced by witnesses and interpreters. The interpreter owes to be ethical in his attitude towards both the author and percipient of translation. The interpreter's ethic means perfectly done work in form and content. Errors in translation disturb the language world view of cultures in contact. The extracts of belles-lettres translated from German into Russian shows some mistakes in interpreting the German military slang.
Ключевые слова/Keywords: Вторая мировая война, вторичные тексты, коллоквиализмы, профессионализмы, военный жаргон, адаптация.
Взаимодействие культур и языков осуществляется как в условиях мирного сотрудничества, так и в условиях противоборства, в том числе в ходе вооруженных конфликтов. Взаимодействие предполагает знание сильных и слабых сторон противника. Это знание приобретается в ходе освоения всего того, что представлено в артефактах культуры — её предметах, фольклоре, реалиях повседневной жизни народа, наконец, в текстах письменных и устных, закрепленных на бумажных или электронных носителях или производимых непосредственно во время контактов представителями взаимодействующих культур.
Прочтение первичных текстов имеет своим результатом создание текстов вторичных. Создателями вторичных текстов становятся представители взаимодействующих культур. Будучи нагружены социальной миссией или следуя собственным побуждениям к познанию, они входят в атмосферу иноязычной культуры, изучают ее в роли очевидцев2 и облекают полученные знания в форму текстов, несущих информацию о культуре изучаемой страны. В зависимости от положения очевидца в социальной структуре
общества вторичные тексты могут приобретать формы письменных и устных текстов. Статья в энциклопедии, текст в учебнике, журнальный очерк, доклад в научном обществе, художественный текст, воспоминания, дневники, письма — все это письменные вторичные тексты. Очевидец может изложить полученные знания об иноязычной культуре устно, например в форме университетской лекции, рассказа перед объективом телекамеры, беседы в кругу семьи или друзей и т.п.
Создателями вторичных текстов становятся в силу профессии переводчики. Знания о стране исходного языка они приобретают и передают обществу в письменной форме текстов на языке перевода. Переводчик-писатель вплетает в свой текст впечатления очевидца. Такой текст может включать фрагмент перевода и комментарий к нему.
Вторичные тексты, создаваемые переводчиками, вместе с текстами, созданными очевидцами, образуют корпус текстов, содержащих знания о культуре страны, с которой осуществляются контакты. Непосредственно к вторичным текстам, создаваемым очевидцами и переводчиками, примыкают лексикографические тексты — одно- и двуязычные словари.
Совокупность вторичных текстов дополняет в картине мира принимающей культуры знания об иноязычной культуре, выраженные единицами языка3. Наиболее заметные среди них — слова, обозначающие реалии общественной жизни и быта, заимствуемые переводящим языком посредством транскрипции и транслитерации — фахверк и бундестаг, эсквайр и лендлорд, фиакр и консьерж. Столь же заметны в немецком переводе слова, обозначающие реалии шолоховского "Тихого Дона" — Ataman, Jessaul, Sotnik и др.4
В общем лексическом фонде языка принимающей культуры образуется и постоянно совершенствуется специальный раздел лексики, в котором аккумулируются единицы языка, отражающие наименования артефактов изучаемой национальной культуры. Национально-культурной спецификой характеризуется лексика, обозначающая реалии национальной культуры, терминология отраслей национальных промыслов, коллоквиализмы повседневной речи, национально значимые онимы.
Контакты культур осуществляются по различным направлениям культурного взаимодействия. Предмет нашего интереса — отражение в языке контактов культур периода Второй мировой войны 1939—1945 гг., как они закреплены в художественных и публицистических текстах и лексикографических изданиях. Стихия устной речи предъявляет к отбору лексики особые требования. На первый план в устном повседневном общении и соответ-
ственно в текстах, содержащих фрагменты устного общения, будь то художественный текст, текст газетного репортажа или текст одно- или двуязычного словаря, выдвигаются коллоквиализмы, профессионализмы, единицы военного жаргона. Они выступают в качестве вторичных наименований того, что имеет свои наименования в нормативном литературном языке уставов и наставлений, в текстах заводских спецификаций на боевую технику. В процессе перевода единицам исходного текста подбираются эквиваленты, которые в идеале должны передавать характерные признаки принадлежности исходного слова к коммуникативной среде, т.е. нейтральное должно передаваться нейтральным, высокое — высоким, термину должен быть найден эквивалентный термин. Особая проблема — поиск эквивалентных средств тому, что характеризуется национально-культурной спецификой, например единицам территориальных и социальных диалектов.
В концепции Н.К. Гарбовского осмысление, интерпретация и языковое выражение фрагментов "чужого" в языковой картине мира языка перевода понимается как взаимодействие перевода с окружающей средой5. За метафорической персонификацией категории перевода скрывается исполнитель перевода — переводчик. Именно он, а не текст выступает в качестве представителя принимающей культуры, специалиста по языку и культуре текста-источника, интерпретатора иноязычного текста и описываемого в нем фрагмента иноязычной культуры.
По Н.К. Гарбовскому, акт перевода для переводчика — это реальная ситуация общения, коммуникативная ситуация, в которой переводчик принимает непосредственное участие. В этой ситуации переводчик взаимодействует с автором текста на исходном языке и с получателем этого текста на языке перевода. В контексте отношений переводчик—автор для переводчика важно сохранить этику, которая находит выражение в бережном отношении к исходному тексту, мыслям и чувствам его создателя, его образной системе и стилю.
Продолжая эту весьма продуктивную мысль Н.К. Гарбовского, распространим идею этики отношений на отношение между переводчиком и получателем текста. Быть этичным к реципиенту перевода в нашем понимании означает предоставить ему переводной текст, безупречный по форме и содержанию. Одним из важнейших элементов формы является, на наш взгляд, адаптация исходного текста к принимающей национальной культуре, к уже имеющемуся в ней массиву переводных текстов. Вместе с национальными текстами тексты переводные опираются на гуманитарную основу общечеловеческих ценностей.
Переводчик в тех случаях, когда ой переводит текст письменно, вступает в общение с автором опосредованно. По Н.К. Гар-бовскому, он имеет дело не с реальной, а с воображаемой личностью, с образом автора, который переводчик создает в своем сознании и с которым ведет в процессе перевода внутренний диалог. Столь же воображаемой, абстрактной, в виде обобщенного образа в сознании переводчика выступает и фигура получателя текста — читателя.
Другая реальность коммуникативной ситуации в интерпретации Н.К. Гарбовского — исходный текст и стоящая за этим текстом действительность. Текст составляет предмет перевода, в нем содержится информация, подлежащая переводческому переосмыслению и интерпретации. Располагающаяся за текстом реальность воспроизводится и в переводном тексте. Сложность взаимодействия переводного текста с этой реальностью, иначе, переводчика с затекстовой реальностью, состоит в том, что она дается ему не в непосредственном ощущении, а в виде некой абстракции, идеальной сущности, материализованной в знаках языка.
Авторская картина фрагмента реальности, пусть даже она основана на вымысле, соотносится в процессе перевода с представлениями переводчика об этом фрагменте. Субъективное восприятие затекстовой реальности автором осознается переводчиком через призму собственного субъективного знания, чаще всего при этом выясняется, что субъективные восприятия автора и переводчика не совпадают. Как следствие возникает этическая проблема допустимости изменения переводчиком системы смыслов оригинального текста, или представлений автора о том или ином фрагменте реальной действительности.
В тех случаях, когда субъективность автора никоим образом не может быть идентифицирована с субъективностью переводчика, что бывает, например, в случае архаичных текстов, содержащих знания, устаревшие относительно современных научных знаний, поясняет Н.К. Гарбовский, текст воссоздается с сохранением реалий. Архаичность мировоззрения автора очевидна, она не может быть приписана переводчику. Однако в случаях, когда явно неверные сведения о фрагменте описываемой в исходном тексте действительности могут быть приписаны переводчику, он прибегает к необходимым уточняющим комментариям.
Недостаточно точное представление переводчика о реальной действительности, которая отображена в исходном речевом произведении, становится источником переводческих ошибок. Для иллюстрации этого положения Н.К. Гарбовский обращает-
ся к фрагментам перевода на английский язык текста повести М.А. Булгакова "Собачье сердце", мы же, имея предметом нашего исследования единицы военного жаргона, обратимся к текстам немецких авторов и их переводу на русский язык.
Приведем пример грубого искажения исходного немецкого текста в переводе на русский язык. Он связан с незнанием переводчиком реалий вермахта — вооруженных сил Германии 30—40-х гг., выраженных в тексте единицами немецкого военного жаргона. Рассмотрим фрагмент исходного текста и его перевод на русский язык (в квадратных скобках мы помещаем не имеющие для нас интереса фрагменты текста, единицы немецкого военного жаргона выделяем курсивом)6:
"Meine Herren, sieben Stunden sind vergangen, seit Perlmoser und Zimmermann fahnenflüchtig wurden. [...] Schütze Welke ist soeben seiner Verletzung erlegen. Mord, meine Herren! [...] Es hat sich bisher niemand gemeldet, der zu dem Vorgang etwas mitzuteilen hat. [...] Ich gebe bis zwölf Uhr Zeit. Dann fliegen zehn Mann in den Bau. Die Kompanie wird auf halbe Ration gesetzt. Das ist nur ein bescheidener Anfang, meine Herren". Wieder blickte er die Front der Verschlossenen entlang. Lassen Sie den Haufen wegtreten, Hauptfeld'.
— Господа, прошло семь часов с тех пор, как Перлмозер и Цимерман дезертировали из части. [...] До сих пор ко мне никто из тех, кто знал об их дезертирстве, не явился и не доложил об этом. Это очень странно, господа! Рядовой Вельке убит. [...] Даю вам время для обдумывания до двенадцати часов. Десять человек я пущу в расход, а роте наполовину уменьшу рацион. Но это только начало, господа! — И ротный снова по очереди окинул солдат взглядом, а затем бросил: — Распустите этот сброд, гауптфельдфебель.
Чтобы понять несовершенство перевода приведенного фрагмента романа, обратимся к контексту повествования. Накануне из штрафной роты дезертировали два солдата, фамилии их Перл-мозер и Цимерман. Рядовой Вельке, который пытался их задержать, был ранен ими и вскоре умер от полученного ранения. Командир роты квалифицирует его смерть как убийство. Не получив информации о деталях происшествия от подчиненных, командир роты дает им на размышление некоторое время. Если в двенадцать часов никто не придет к нему с разъяснениями, то десять человек отправятся на гауптвахту, а остальным будет наполовину уменьшен рацион питания. Окинув взглядом строй молчащих солдат, командир роты, обращаясь к гауптфе-льдфебелю, дает команду "Разойдись!". Вот и все содержание фрагмента текста и фрагмента иноязычной реальности, не понятой переводчиком.
В немецком военном жаргоне "Bau" — помещение для содержания тех, кто подвергается дисциплинарному аресту, или гауптвахта, соответственно "in den Bau fliegen" — означает "отправиться на гауптвахту" и не более того, "Haufen" — на фронтовом немецком жаргоне "подразделение", в данном случае это рота. Слово "Haufen" уходит корнями в историю ландскнехтов, воинов-наемников XVI в., слово "Bau" известно в значении "помещение для содержания арестованных солдат" с XVIII в. В указанных значениях оба слова употреблялись не только солдатами вермахта, они сохранились и в жаргоне солдат бундесвера — вооруженных силах современной Германии7. Командир роты в приведенном фрагменте романа действует в пределах дисциплинарного устава, никаких прав на расстрел десяти солдат пусть даже штрафной роты у него нет. Незнание языка субкультуры, в данном случае немецкого военного жаргона, помноженное на незнание реалий вермахта, приводит переводчика к искажению текста перевода в целом, к искажению той части "языковой картины мира" русскоязычного читателя, где отображены реалии иноязычной культуры.
В состав языка казарменной субкультуры входят уничижительные, подчас вульгарные единицы, которыми инструкторы награждают новобранцев. Воссоздание этого унтер-офицерского языка в переводе — отдельная задача переводчика, поскольку мир казармы и казарменного плаца является составной частью картины мира изучаемой субкультуры и культуры в целом. Эта уничижительная лексика, квалифицируемая лексикографами стилистическими пометами разг., фам., груб., бран., жарг. или пометой воен. жарг.8, образует в языковой картине мира принимающего языка своеобразную нишу, аккумулирующую инокультурные, "чужие", как мы характеризовали выше, элементы.
Наряду с бранной лексикой безэквивалентный ряд лексических единиц включает наименования отдельных воинских званий, не имеющих аналогов в принимающей культуре; вместе с онимами культуры исходного языка они образуют самостоятельный пласт иноязычной культуры и представляют собой отдельную проблему их адаптации к лексической системе языка перевода. В процессе перевода они транслитерируются, образуя подчас труднопроизносимые сочетания звуков для носителя принимающего языка. Ниже нам встретятся в привлекаемых для анализа фрагментах текста воинские звания нижнего командного звена вермахта: "Obervormann" — оберформан и "Unterfeldmeister" — унтер-фельдмейстер.
Возвратимся к проблеме передачи бранной лексики в процессе перевода с немецкого языка на русский, для чего рассмотрим фрагменты текста другого немецкого романа и его перевода
на русский язык9. В военном лагере непосредственно перед отправкой на фронт проходят подготовку будущие солдаты вермахта. Содержание подготовки — традиционная для немецкой казармы муштра, подкрепляемая бранной лексикой оскорбительного характера. Начальствующий состав — инструкторы обер-форман Шульце и унтер-фельдмейстер Бем. Бранную лексику, фразеологию и предлагаемые переводчиком эквиваленты выделим курсивом:
Obervormann Schulze bediente sich in seiner Begriffsarmut zweier immer wiederkehrender Schimpfwörter: "Sie Untier" und "Sie nasser Sack". — Оберформан Шульце, у которого был на редкость скудный лексикон, неизменно прибегал к двум ругательствам — "скотина" и "мокрый тюфяк".
Unterfeldmeister Böhm, der Zugführer, ging als "Führer vom Dienst" durch die Baracken. Er mochte guter Laune sein, denn sonst pflegte er gleich an der Tür loszubrüllen: "Sauerei! Mistloch!!". — Унтер-фельдмейстер Бем, взводный командир, обходил бараки как дежурный по лагерю. Обычно он еще с порога орал: "Что за грязища, не спальня, а свинарник!" Сегодня он, видимо, был в духе и вошел молча.
Hoffentlich bleibt er friedlich, dachte Holt. Da ging es schon los: "Füße vorzeigen!" Holt hing die Beine aus dem Bett. Gomulka war vorhin barfuß auf den geölten Fußboden gesprungen und hatte sich danach die Sohlen nur flüchtig an einem Lappen abgewischt. "Dreckschwein, Misthund!" schrie der Unterfeldmeister. "Schulze, sehen Sie sich diese Sau an!" — "Raus, Sie Untier!" schimpfte Schulze. Gomulka zog die Hose über und lief in den Waschraum. — Будем надеяться, что все обойдется! — не успел подумать Хольт, как Бем уже рявкнул: "Показать ноги!" и Хольт сел на койку, свесив ноги. Гомулка перед тем босиком прошелся по полу и только слегка обтер подошвы тряпкой. — "Сукин сын, дерьмо на лопате!" — орал унтер-фельдмейстер. — "Вы только посмотрите, Шульце, на эту свинью!" — "Вон, скотина" — выругался Шульце. Гомулка натянул штаны и бросился в умывалку.
"Sie wahnsinnige Gestalt! Sie irrsinniges Vieh, Sie wahnsinniges!", "Sie hohläugiges Gespenst". — Ах ты образина, недоношенная мразь, идиот!
Внутренняя форма бранных слов, используемых персонажами цитируемых отрывков текста романа, характеризуется национально-культурной спецификой, она неприемлема уже в дословном переводе: Untier — отвратительное, злое, опасное животное (образ несуществующего сказочного животного), немецко-русский словарь предлагает в качестве эквивалента чудовище; nasser Sack — метафорическое словосочетание для обозначения вялого, инерт-
ного человека, в русском молодежном сленге имеем похожее — ты как мешок; Sauerei — свинство, Mistloch — в данном случае помещение, похожее на неубранный хлев, предлагаемый перевод что за грязища, не спальня, а свинарник! вполне адекватен для характеристики запущенного помещения. Dreckschwein, Misthund, Sau — грязная свинья и свинья тавтологичны в своей образной основе, в то время как образ грязной собаки (нем. Misthund) отсутствует в русской образной картине мира, чужд ей по составу компонентов. Предлагаемый переводчиками в качестве эквивалентов ряд бранных слов сукин сын, дерьмо на лопате! уводит от единой образной основы бранных слов оригинала, заметно русифицирует речевой быт немецкой казармы.
Наконец, исключительно субъективный набор уничижительных бранных выражений "Sie wahnsinnige Gestalt! Sie irrsinniges Vieh, Sie wahnsinniges!", основанный на привычных для немецкой культуры единицах irrsinnig и wahnsinnig, требует от переводчиков творческой замены ряда. И они составляют его из привычных для русской языковой картины мира бранных единиц образина, недоношенная мразь, идиот! Для Sie hohläugiges Gespenst переводчики находят эквивалентное по образности словосочетание скелет трясучий, сохраняющее национально-культурную специфику образа.
Перемещение ситуаций, в которых используется бранная лексика, из языка оригинала в язык перевода связано не только с трудностями подбора эквивалентов на уровне лексики. Не менее важно для переводчика найти эквиваленты, передающие этику общения. В немецких и русских уставах предусмотрена этикетная, вежливая форма обращения начальника к подчиненному, когда к подчиненному обращаются, используя местоимения "Sie" и соответственно "Вы". На русском казарменном плацу, в русском казарменном обиходе, в условиях отсутствия непосредственного социального контроля со стороны старших начальников военачальник любого ранга в обращении с подчиненным уставное обращение "Вы" заменяет на сниженное "ты", употребляя его в различных ситуациях общения то с оттенком означивания доверительных отношений, то для выражения неуважительного отношения к тому, к кому обращена речь. Парадокс немецкой казармы для представителя русской культуры заключается в том, что уничижительные бранные выражения, обращенные к подчиненному, неукоснительно сопровождаются местоимением "Sie".
Осознавая определенную парадоксальность сочетания уничижительного, бранного с вежливостью, выражаемой местоимением "Вы" в русском языке, переводчики стараются найти и находят "обходные пути", однако, как показывает текст перевода немецкого романа на русский язык, находят они их не во всех
случаях. Приведем примеры передачи бранной лексики, обращенной к немецкому военнослужащему, без использования местоимений "Вы" или "ты". В переводе на русский язык уничижительная брань предполагает "тыкание":
"Dreckschwein, Misthund!" schrie der Unterfeldmeister. — "Сукин сын, дерьмо на лопате!" — орал унтер-фельдмейстер. "Raus, Sie Untier!" schimpfte Schulze. — "Вон, скотина!" — выругался Шульце.
В том же тексте перевода находим фрагмент, где немецкое уставное "Sie" передается с использованием местоимения "ты", правда, не рядом с уничижительным бранным словом, а в следующем предложении. Неграмотную речь неграмотного оберфор-мана не будем воспринимать как сбои в немецкой орфографии и грамматике, так в оригинале:
"Sie nasser Sack!" brüllte er mit seiner gequetschten Stimme Vetter an. "Mit Sie wer ich noch fertig, aber jetzt falln Sie um, Sie Untier, das kost zwanzig, vonwegen über mir lustig machen!" "Vetter kippte gehorsam nach vorn auf den Fußboden und zählte laut: "Eins... zwei... drei..." — "Мокрый тюфяк! — сдавленным голосом орал Шульце на Феттера. — Я еще тебя обломаю, а сейчас лечь и встать! Двадцать раз! Я покажу, как надо мной насмехаться!" Феттер послушно падал на пол и вскакивал, считая вслух: "Раз... два... три... "
Использование местоимения "тебя" можно считать ошибкой переводчика, связанной с искажением реалий немецкой казарменной субкультуры, где уставное местоимение "Sie" сочетается с уничижительной единицей. Но это же местоимение в форме винительного падежа "тебя" можно рассматривать и как логическое продолжение тех случаев перевода, где обращение на "ты" в русском переводе подразумевается — Скотина! Мокрый тюфяк!
Завершая статью, вернемся к обсуждению проблемы контактов языков и культур. Развитие инокультурных фрагментов картины мира связано с интерпретацией иноязычной культуры в русскоязычных текстах, в данном случае в текстах о войне и воюющих сторонах, в одноязычной и двуязычной лексикографии, в переводных текстах. Писатели, репортеры, лексикографы, переводчики — активные создатели той области картины мира принимающей культуры, где находят языковое выражение элементы иноязычной культуры. Они обеспечивают опосредованные и непосредственные контакты культур, подвигая представителей взаимодействующих культур к взаимному пониманию. Составная часть этой задачи — разработка в языке перевода средств, адекватных наименованиям реалий национальных культур.
Примечания
1 Социально-групповой диалект — понятие, предложенное Е.Д. Поливановым в работах конца 20-х — начала 30-х гг. XX в. В качестве родового понятия социально-групповой диалект охватывает отдельные пласты языка, которые, удовлетворяя потребностям коммуникации в рамках той или иной социальной группы, могут быть использованы в символических функциях, например для выражения сопринадлежности, отграничения, опознавания, криптолалии (тай-норечия) (см.: Поливанов Е.Д. За марксистское языкознание. М., 1931; Он же. Статьи по общему языкознанию. М., 1968).
2 Этот условный термин мы распространим на любого представителя культуры, будь то рядовой турист, государственный чиновник, бизнесмен или журналист, который получает возможность изучать иноязычную культуру в непосредственных или опосредованных контактах с ее представителями.
3См.: Жидков B.C., Соколов КБ. Искусство и картина мира. СПб., 2003; Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных мен-талитетов. 2-е изд., испр. и доп. М., 2003.
4 См.: Федоров A.B. Основы общей теории перевода: Лингвистический очерк. 3-е изд. М., 1968. С. 175—184.
5 См.: Гарбовский Н.К. Теория перевода: Учебник. М., 2004. С. 228—234.
6Hofe G. Schlußakkord. Roman. 8. Aufl. Berlin, 1984. S. 113 — пер. с нем. яз.: Хофе Г. Заключительный аккорд: Роман / Пер. с нем. В. Лысункина. М., 1976. С. 100.
7 Küpper H. Am A... der Welt. Landserdeutsch 1939—1945. 1. Aufl. 1970. Hamburg und Düsseldorf. Claassen Verlag, 1970; Küpper H. ABC-Komiker bis Zwitschergemüse. Das Bundessoldatendeutsch. Wiesbaden, Verlag für die deutsche Sprache (VfdS) GmbH. 1978.
8 Большой немецко-русский словарь / Сост. Е.И. Лепинг, Н.П. Страхова, Н.И. Филичева, М.Я. Цвиллинг, Р.А. Черфас; Под руководством О.И. Москаль-ской. М., 1969. Т. I. С. 11.
9 Noll D. Die Abenteuer des Werner Holt. Roman einer Jugend. 24. Aufl. AufbauVerlag. Berlin und Weimar. 1972. S. 347—350; Нолль Д. Приключения Вернера Хольта: Роман / Дитер Нолль; Пер. с нем. В. Курелла, Р. Гальпериной. М., 2006. C. 372—375.
