Единая, но делимая? Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ФЕДЕРАЛИЗМ И РЕГИОНАЛИЗМ

Николай Клёнов

ВОПРОСЫ НАЦИОНАЛИЗМА 2014 № 2 (1

Единая, но делимая?

Автономии в составе средневекового Русского государства в эпоху его возрождения и подъема

Выбор исторической концепции при осмыслении событий прошлого подобен выбору угла зрения при попытке сложить осмысленную картину из переливающихся цветных пятен древней мозаики. Приняв решение рассмотреть в порядке эксперимента «зону стратегических интересов» великих князей Владимирских из рода Всеволода Большое Гнездо (образовавшуюся в середине XIII в. в процессе оформления «русских владений» Улуса Джучи) как условно единую крупную политию средневековой Европы, мы получили с неизбежностью ряд любопытных следствий. И один из самых неожиданных здесь результатов — новый взгляд на историю федерализма в России, новый взгляд на влияние и значение федералистских практик в истории Отечества.

Безусловно, вопрос о преломлении отечественной истории в массовом сознании практически необъятен и крайне слабо изучен. Однако все же рискну заявить: средневековое русское государство воспринимается этим сознанием как нечто весьма централизованное (ну или пытающееся стать таковым). Достаточно вспомнить такой известный штамп, как «собирание Москвой русских земель». И вот, взглянув на ситуацию под новым углом, мы видим Русию как стабильно «рыхлое» государственное образование, включаю-

щие в свой состав несколько конкурирующих центров (та же Москва, как было показано, являлась лишь одним из таких центров)1, а также крупных самобытных автономий. И стоит попробовать уйти от соблазна: не «обзывать» привычно эти автономии «проявлением феодальной раздробленности», а постараться понять, как именно были оформлены отношения с «Центром» (если таковой вообще существовал), и как менялось это оформление с течением времени.

И начать рассмотрение стоит с наиболее крупной и самобытной из всех автономий, которой была, безусловно, Новгородская земля, именуемая иногда в историографии независимой Новгородской боярской республикой.

Новгород и Рюриковичи в Х1-Х11 веках

«Новгород Великыи стареишинь-ство имать княженью во всей Русьскои земли»... во всяком случае, так полагали многие идеологи Русии, в том числе и за пределами собственно владений Святой Софии2. Конечно, со вре-

Автор выражает признательность Алексею Конрадову за существенную помощь в осмыслении исторического материала для этой работы.

1 Клёнов Н.В. Выход из тупика: история успеха Русского средневекового государства // Вопросы национализма. 2013. №14. С. 2251; Горский А.А. Восточная Европа в XIII-XV вв.: тенденции политического развития // Труды Отделения историко-филологических наук. 2006. М., 2007. С. 356-363.

2 Лаврентьевская летопись. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. М., 1997. Стб. 422.

183

мен Олега Вещего «ставка» старейшего князя располагалась несколько южнее. Новгородский же стол весьма часто занимал сын старейшего князя: именно в Новгород/ «Немогард» Константин Порфирогенит поместил «Свендослава [Святослава], сын Инго-ря, архонта Росии»3; княжил в Новгороде при жизни отца и Владимир Святославич4; в северной столице на момент смерти Владимира готовился противостоять отцовской воле Ярослав Владимирович5, а завоевав старшинство — посадил здесь своего старшего сына Владимира6. Изяслав Ярославич, наследовавший отцу, отправлял в Новгород собственных сыновей.

Увы, красивая концепция быстро терпит крах при столкновении с непростыми и вопиюще неформальными отношениями в семье Рюриковичей. Но вот что важно подчеркнуть: особенно часто менялись князья на новгородском престоле, особенно часто нарушалось правило «на новгородском столе — сын князя киевского» как раз во времена серьезных политических противостояний на далеком Юге Руси. Так, после смерти Ярослава Мудрого и формирования специфической

3 Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 46-49.

4 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 121.

5 Там же. С. 174-175; Ипатьевская летопись. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 140-141. Стоит обратить внимание на то, что в изначальном «распределении по градам» сыновей Владимира Старого Новгород предназначен старшему, Вышеславу: Ипатьевская летопись. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 105-106. В данном случае интересно сравнить сообщения летописей с показаниями зарубежных источников: Сага об Эймунде / [Перевод Е.А. Рыдзевской] // Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в 1Х-Х1У вв. (Материалы и исследования.) М., 1978. С. 89-104.

6 Новгородская первая летопись старшего

и младшего изводов... С. 16, 161.

формы правления, которую так и подмывает назвать «триумвиратом Изя-слава-Святослава-Всеволода Яросла-вичей», великий князь уже не являлся де-факто отцом-патриархом для всего стремительно разрастающегося «рода святого Владимира», и новгородский стол в рамках формирующейся системы сдержек и противовесов временно попал (через Мстислава Изяслави-ча) в руки линьяжа Святослава, второго из триумвиров7. Ярким примером неустойчивости положения новгородского князя в годину междоусобиц стала печальная судьба Глеба, сына Святослава Ярославича, княжившего в Новгороде с 1069 г. Казалось бы, этот князь уверенно, при помощи топора и умного слова держал в своих руках Новгород, успешно выступая иногда даже против воли всех новгородцев. Но в 1078 г., после смерти его отца и вокняжения в Киеве его противника Изяслава Ярославича, Глеба «вы-гнаша из города и бежа за Волок и уби-ша [его] чудь»8.

Анализ ранней истории новгородского княжения позволяет нам с уверенностью констатировать: частые, иногда неожиданные перемены на местном столе не являются сами по себе свидетельством независимости Новгорода от власти Семьи, от власти клана Рюриковичей, не являются доказательством существования самостоятельной «Новгородской боярской республики». Более того, с осторожностью следует подходить к противоречивым сюжетам, традиционно понимаемым как примеры изгнания/по-

7 Там же. С. 17, 161.

8 Там же. С. 18, 161. Характерный момент: в Новгородской первой летописи старшего извода сообщение о бегстве и гибели Глеба Святославича соединено с сообщением о кровопролитных походах на Юге его брата Олега, сражавшегося с Владимиром Мономахом, могучим и коварным лидером линьяжа Всеволода, третьего из триумвирата Яросла-вичей.

сажения князя новгородцами. И первый среди таких примеров — это история 1095 г. с изгнанием из Новгорода Давыда Святославича и вокняжени-ем там будущего Мстислава Великого, сына Владимира Мономаха. Согласно статье «Повести временных лет» от 6603 года, имела место классическая акция гражданского неповиновения: «иде Давыдъ Святославичь из Новгорода Смолиньску. Новгородци же идо-ша Ростову по Мстислава Владимировича, и поемше ведоша и Новугороду, Давыдови рекоша "Не ходи к нам".» 9.

Но, соотнося сообщения киевского летописца с сообщениями Новгородской первой летописи10, воспоминаниями активного участника событий в «Поучении Владимира Мономаха» и содержанием дипломатической переписки 1095-1097 гг.11, можно увидеть, что за сценой с «народным изгнанием» Давыда скрывается яростная подковерная княжеская борьба. Именно в это время сошлись в междоусобной войне представители второго поколения потомков Ярослава Мудрого. С одной стороны встали Святополк и Владимир Мономах, сыновья Изяслава и Всеволода Ярославичей, контролировавшие, видимо, Киев, Переяславль Южный, Смоленск и Ростов с Суздалем. С другой стороны встали братья Олег и Давыд Святославичи, удерживающие за собой отцовский Чернигов, Новгород, Муромо-Рязанскую землю и, возможно, далекую Тмутаракань. И вот с высоты птичьего полета, когда можно разглядеть не только новгородские, но и общерусские страсти, вся история с «народным» изгнанием Давыда из Новгорода вызывает серьезные вопросы.

Почему Давыд, по мнению автора

«Повести временных лет», который и сообщил нам об отказе новгородцев принять князя, отправился из Новгорода в Смоленск, в волость Мономаха, противника Святославичей? Почему Новгородская первая летопись под 1095 годом сообщает о походе Свято-полка Изяславича и Владимира Мономаха под Смоленск против Давыда и почему, по мнению новгородских летописцев, Давыд Святославич по итогам этого похода не потерял, но получил Новгород? Почему Владимир Мономах в своем знаменитом «Послании» к Олегу, старшему из двух братьев Святославичей, обращаясь к адресату, заведомо знакомому с реальной историей княжеской распри 1095-1097 гг., фактически подтверждает сообщение новгородского летописания о пропущенном в Повести временных лет походе на Давыда Святославича? Предложить непротиворечивый и убедительный ответ на все эти вопросы пока никому не удалось, но при этом бесспорным выглядит вывод о том, что на первый взгляд «самостийное» решение новгородцев по замене представителя Святославичей на князя из потомков Всеволода являлось частью сложного лавирования «северной столицы» в масштабной общерусской «княжеской игре»12.

В этом свете особенно любопытно выглядит сообщение «опального» ныне Татищева о новгородском посольстве в Переяславль Южный и ответной поездке Владимира Мономаха в Новгород, завершившейся «новгородской клятвой» «иного князя не призывать, но содержать [Мстислава Владимировича] в чести до самой кончины»13.

9 Ипатьевская летопись. ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 219.

10 Ср.: «Иде Святопълкъ и Володимиръ на Давыда Смольньску, и вдаша Давыду Новъ-городъ» (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 19).

11 Ипатьевская летопись. Стб. 251.

12 Вилкул Т.Л. Люди и князь в древнерусских летописях середины XI—XIII вв. М., 2009. С. 157-160. См. также: Лукин П.В. Деконструкция деконструкции. О книге Т.Л. Вилкул по истории древнерусского веча // Scrinium IV (2008). Patrologia Pacifica. P. 403434.

13 Коринный Н.Н. Переяславская земля

185

186

Видимо, именно в таком духе и придется историкам будущего строить «компромиссную» картину одного из первых проявлений знаменитой новгородской «вольности в князех». А мы для себя отметим, что уже с этого времени внешне самостоятельная новгородская «княжеская политика» проходила по тонкой красной линии поиска баланса между конкурирующими княжескими группировками, претендующими на «северную столицу».

Причем критически важно будет постоянно следить за часто неявными нитями, связывающими «местные» новгородские события с общерусским контекстом. Так, например, по-новому можно взглянуть на столкновение новгородцев в 1102 г. уже со Святопол-ком Изяславичем, великим князем киевским. Новгородские послы заявили тогда в Киеве об отказе принять сына киевского князя вместо всё того же Мстислава Владимировича в следующих примечательных выражениях: «с нами слово от новгородец таково: не хощем Святополка, ни сына его; аще ли две головы иметь сын твой, то пошли его; а сего [Мстислава Владимировича] дал нам Всеволод, и вскормили есмя себе князя, а ты шел еси от нас»14.

Эта угроза, содержащая не только ссылки на старые новгородские обиды и новые новгородские права, но и апелляцию к авторитету Всеволода Яро-славича (и таким образом — еще и его сына Владимира), играет новыми красками, если рассматривать её не только как проявление новгородской вольности, но и как важный шаг на пути Владимира Мономаха к усилению власти его рода над всей Русью. И показательно, что во времена безоговорочного триумфа этого дома, во времена «самовластного» киевского княжения

X — первая половина XIII века. Киев, 2002. С. 83

14 Ипатьевская летопись. Стб. 94-95. Ср. с сообщением: Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 93.

самого Мономаха и его сына Мстислава неоднократные столкновения новгородцев с княжеской властью так и не закончились ни одним изгнанием. В условиях отсутствия у новгородцев вариантов для политического лавирования сын Мстислава Владимировича Всеволод успешно переживал многочисленные политические бури в суровом северном климате вплоть до 1136 г.

До сегодняшних дней дожило представление о событиях 1136 года как о «республиканской революции», после которой Рюриковичи утратили в Новгороде свои главные прерогативы: Новгород завоевал право приглашения и изгнания князей, лишил князя права владеть и распоряжаться землей в пределах Новгородского государства, выселил его на Городище, запретив жить рядом со Святой Софи-ей15. Но новгородцы и ранее неоднократно пытались ограничивать власть своих князей, а при удачном стечении обстоятельств и изгонять их. В конце X в. они настояли на княжении у них Владимира Ярославича, в 1052-1054 гг. оставили у себя Ростислава Владимировича и снова пригласили его в начале 60-х гг., в войне 1095-1096 гг. участвовали в изгнании Давыда Святославича и, по сути, выручили Мстислава Владимировича, в 1102 г. решительно воспротивились замене Мстислава сыном киевского князя. При этом В.Л. Яниным было показано, что и до 1136 г. князья в определенных случаях распоряжались в Новгороде землей лишь с согласия веча, а переселение князя на Городище произошло по крайней мере за сорок лет до событий 1136 г.16. Соб-

15 Греков Б.Д. Революция в Новгороде Великом в XII в. // Уч. зап. Института истории РАНИОН. Т. IV. М., 1929. Современное изложение этой классической историографической концепции можно найти, например, в популярном изложении в работе: Карацуба И.В, Курукин И.В, Соколов Н.П. Выбирая свою историю. М., 2006. С. 87-103.

16 Янин В.Л. Проблемы социальной орга-

ственно же изгнание Всеволода Мстис-лавича, сына Мстислава Великого, видного представителя ветви Мономаши-чей, вполне укладывается в концепцию «новгородского лавирования» и следования в кильватере силы, наиболее влиятельной на данный момент на далеком Юге17.

Новгородцам инициативу в деле изгнания/приглашения князей отдает (создавая основу для историографической концепции о «новгородской вольности в князех») только киевский летописец. Новгородский летописец упорно говорит о самовольном бегстве князей. Но оба взгляда сходятся в одном: Великий Новгород принимает своего князя из руки великого князя киевского. Например, Всеволод Ольгович никого не пустил в Новгород на княжение, более того, «епископъ, и купце, и слы новгородьскыя не пущаху из Руси». Однако положение самого киевского князя было не слишком прочным, оппозиция его власти в лице сыновей и внуков Владимира Мономаха была слишком сильна. В результате новгородцы, «не стерпяче безо князя седити», отправили посольство в Суздаль к Юрию Долгорукому и получили в князья уже бывавшего у них Ростислава Юрьевича.

Но стоило Мстиславичам договориться с хозяином Киева, как вся эта история с очередными «свободными княжескими выборами» завершилась появлением в Новгороде Святопол-ка Мстиславича, брата изгнанного в 1136 г. Всеволода. Так за неполные шесть лет история «новгородской антикняжеской революции» сделала два

низации Новгородской республики // История СССР. 1970. №1. С. 44-54.

17 Впервые изгнание новгородского князя было связано с появлением альтернативы Мономашичам в лице усилившихся черниговских Ольговичей, потомков упоминавшегося выше Олега Святославича; см.: Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909. С. 83.

замкнутых круга, продемонстрировав во всей красе условность рассуждений о «свободном выборе князей в Новгородской республике». Свобода выбора сплошь и рядом оказывалась осознанной необходимостью.

А еще оказалось, что и после 1136 г. князья отнюдь не теряют права распоряжаться новгородским земельным фондом18. Более того, после «антикняжеской» революции положение князя упрочилось, а роль его возросла — В.Л. Янин показал, что с 1136 г. и до конца первой четверти XIII в. в Новгороде на «официальных документах» 40 утверждающим вислым печатям «княжеского круга» противостоят всего 14 епископских булл и около десятка проблематичных посадничьих печатей. «Антикняжеская» революция вместо того, чтобы отменить княжескую печать и максимально распространить буллы «республиканской власти», привела к тому, что после 1136 г. посадничья печать становится почти неупотребительной, а княжеская — получает широчайшее развитие, «оттесняя на задний план другие категории печатей»19.

Новгородская земля в новой Русии: ХШ-Х1У вв.

Однако все же отдельные новые реалии в новгородской политической жизни во второй половине XII в. все же возникли: после Всеволода Оль-говича ситуация, когда в Новгороде правит поставленный великим киевским князем сын или брат, стали скорее исключением, чем правилом. Новгород после падения в 1136 г. династии «вскормленных» здесь Мсти-славичей превратился в общерусский стол, в арену борьбы между тремя вли-

18 Янин В.Л. Из истории землевладения в Новгороде XII в. Культура Древней Руси. М., 1966.С. 322

19 Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977. С. 33-34.

ятельными родами разросшегося Рю-рикова племени: «черниговскими» Ольговичами, «ростово-суздальско-владимирскими» Юрьевичами, среди которых особо выделяли могучие фигуры Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, и «смоленскими» Ростиславичами/Мстиславичами.

Новгород теперь уже действительно не зависел, как правило, от киевского правителя. Но вот о том, чтобы вырваться из цепких рук Рюриковичей — об этом не было и речи. Тем более в XIII в. Новгород начал отчаянно нуждаться в военной доблести представителей этой семьи (вроде знаменитого Мстислава Ростиславича Храброго, похороненного в столь значимом для «Северной Флоренции» храме Святой Софии): из кипящего чрева Европы, беременной великим и кровавым чудом Возрождения, на берега Восточной Прибалтики, прямо в сферу стратегических новгородских интересов20, дви-

20 Новгородцы под предводительством Рюриковичей ходили в походы на земли современной Эстонии и Южной Финляндии и собирали там дани еще со времен Ярослава Мудрого. Мстиславу Владимировичу Великому удалось даже взять Медвежью Голову (Оденпе), один из ключевых укрепленных пунктов Восточной Эстонии. Его сыну Всеволоду, с которым так невежливо обошлись новгородцы в 1136-м, приходилось вести с эстами тяжелые колониальные войны, отбивать и восстанавливать Юрьев (Дерпт/ Тарту). Наконец, в 1190-х Ярослав Владимирович после серии трудных походов, после очередного взятия Юрьева и Медвежьей Головы, после сожжения шведского замка Або в современной южной Финляндии установил относительно прочно новгородскую власть хотя бы в окрестностях Финского залива: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 183; 20, 204; 23, 207; 40, 231; Софийская первая летопись старшего извода. ПСРЛ. Т. 6. М., 2000. С. 183-184, 248; Генрих Латвийский. Хроники Ливонии / Перевод С.А. Аннинского. М.-Л., 1938. XI, 7. Походы на емь: Новгородская первая ле-

нулись на кораблях с крестоносными парусами немецкие предвестники Пи-сарро и Кортеса.

И Рюриковичи в меру сил старались соответствовать вызовам времени (неизбежно оставаясь при этом заложниками сложившихся традиций). Так, удалой Мстислав Мстиславич, сын помянутого выше Мстислава Храброго, в 1209 г. занявший новгородский стол, организовал несколько масштабных походов в земли эстов. Попытка остановить наступление ливонцев на новгородскую зону влияния и даже выбить клин католической проповеди в землях прибалтийских язычников проповедью православной вышла заметной21. Увы, успех не был долгим: линия Ростисла-вичей, к которой и относился Мстислав Удалой, слишком сильно завязла в бесконечной кровавой войне на юге Руси22: вот и Мстислав уже в 1215 г. от-

топись старшего и младшего изводов. ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 39, 230; M. Pauli Juusten Chronicon episcoporum Finlandensium. Opera selecta. Pars I. Helsingfors, 1859. S. 119-120; Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII-XIII вв. СПб., 2012. С. 158-163.

21 Как минимум два крупных похода Мстислава Мстиславича вглубь земель эстов в поисках грозных «тевтонов», осады недавно построенных рыцарских замков и, главное, крещение обитателей Уганди стало настоящем откровением на фоне нерешительной, пассивной русской тактики на первом этапе противостояния в Восточной Прибалтике: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 52, 250; 52, 251; Генрих Латвийский. Хроники Ливонии. XIV, 2.

22 «Борьба за "общерусские" столы сопровождает почти всю историю Руси первых четырех десятилетий XIII века, но последнее десятилетие перед монголо-татарским нашествием характеризуется тем, что она приняла характер почти перманентных боевых действий, локализованных главным образом в южнорусских землях» (Горский А.А. Русские земли в XII-XV веках: Пути политического развития. М., 1996. С. 24).

правился навстречу славе освободителя Галицкой земли от венгерского владычества. А Север остался Юрьевичам, знаменуя рост влияния этой княжеской линии, твердо осевшей в Ростово-Суздальско-Владимирской земле, «застроившей» своими крепостями торговые и военные пути, имевшие стратегическое значение для Новгорода, и со времен Всеволода Юрьевича получившей возможность, не прилагая особых усилий, и перекрыть подвоз хлеба в Новгород, и перенять новгородские «дани», собираемые по Двине, Печере, Югре и ставшие кровью новгородской экономики23.

С 20-30-х гг. XIII в. «трудами» Ярослава Всеволодовича, одного из младших сыновей Всеволода Большое Гнездо, Новгород признал верховный суверенитет великого князя Владимирского. Ярослав Всеволодович, печально знаменитый тем, что именно ему пришлось править на руинах Руси после Батыева погрома и договариваться с завоевателями, во время своей долгой новгородской эпопеи проявил себя жестким, решительным правителем, неплохим воином и достаточно толковым организатором (в частности, успешно возглавлял важные походы в земли эстов и еми). Особо стоит отметить участие Ярослава в крещении Корелы: такая прозелетистская деятельность в Восточной Прибалтике была совершенно не характерна для

23 Именно в правление Всеволода Юрьевича появился Великий Устюг у слияния Юга и Сухона, перекрывший новгородцам путь в Северную Двину: недаром в XIV-XV вв. новгородцы не менее шести раз пытались уничтожить или захватить эту «родину Деда Мороза» и владимирско-московского контроля над Севером. Именно в правление Всеволода Юрьевича после взятия и разрушения Торжка на еще более важном для новгородцев «южном хлебном пути» по Тверце появилась новая владимирская крепость Тверь, отрезавшая от «северной столицы» еще и важный для неё Волок на Ламе.

русских, что создавало и повод, и мощное оружие для крестоносной европейской экспансии.

Однако не в этой рутинной княжеской работе крылась причина, по которой столь прочно утвердилась власть над Новгородом Великим Ярослава Всеволодовича и его потомства. Огненный вал Батыева нашествия сжег и связи между землями старой Руси. Ростиславичи и Оль-говичи, слишком много сил вложившие в долгую междоусобную войну на Юге, выбыли из борьбы за Новгород. А «северная столица» постепенно формирующейся Русии, ограниченной теперь, как мы уже показали, пределами Новгородской, Ростово-Суздальско-Владимирской и (частично) Смоленской и Черниговской земель, лишилась части даже тех ограниченных автономных прав и свобод, что прежде ей давало соперничество между примерно равными по силам линиями Рюриковичей. Если ранее, в условиях шаткого равновесия в противостоянии княжеских коалиций, новгородцы имели шанс поспособствовать победе симпатичного им ли-ньяжа, бросив на его чашу весов свою поддержку, то теперь этого выбора они были лишены.

И в 1255 г. Александр Ярославич, прозванный Невским, сын Ярослава Всеволодовича, окончательно привязал «северную столицу» к Владимиру и великому князю владимирскому (а «заодно» — к государству Джучидов) и наглядно показал, кто имеет право давать князя Новгороду: «Выведо-ша новгородьци изъ Пльскова Ярослава Ярославича и посадиша его на столЪ, а Василья выгнаша вонъ. И то слышавъ Олександръ, отець Васильевъ, поиде ратью к Новугороду. Идущю Олексан-дру съ многыми полкы и с новоторжь-ци... И присла князь Бориса на вЪче: "выдаите ми Онанью посадника; или не выдадите, язъ вамъ не князь, иду на городъ ратью". И послаша новгород-ци къ князю владыку и Клима тысяць-

ского: "по^ди, княже, на свои столъ, а злодЪевъ не слушаи, а Онаньи гнЪва от-даи и всЪм мужемъ новгородьскымъ". И не послуша князь молбы владыч-ни и Климовы. И рекоша новгородци: "аже, братье, князь нашь тако сдумалъ с нашими крестопереступникы, оно имъ богъ и святая Софья, а князь безъ грЪха"... И лишися посадничьства Она-нья... И сЪде князь Олександръ на сво-емь столЪ. В л^то то же даша посадничь-ство Михалку Степановичю»24.

Справедливости ради стоит отметить: Александр Невский и его потомки взяли в свои руки не только власть над Новгородом Великим, но и ответственность за его судьбу: Псков, отбитый Александром Ярославичем в 1242 г.; балтийское побережье до Наровы, тогда же возвращенное Новгороду; героическая атака под Раковором полков князя Дмитрия Александровича; шведская Ландскрона на Неве, разрушенная новгородцами в 1300-м под предводительством Андрея Александровича25, свидетельствуют об этом.

При этом возможности новгородцев влиять при случае на судьбу самого великого княжения оказались весьма значительными. В новой, сжавшейся Русии их деньги, их людские ресурсы могли оказаться решающим фактором победы. И в тот момент, когда Юрий Московский и Михаил Тверской (внук и племянник Александра Невского) сошлись в непримиримой схватке за первенство, битва за Новгород стала ключевым эпизодом: «бысть бои на Русь-кои земли, Михаил с Юрьем о кня-женье Новгородское»26. Окончательно утвердиться в Новгороде Великом и сесть на этот древний стол Михаил, названный в Орде великим князем владимирским еще в 1305-м, сумел лишь

24 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 80-81.

25 Там же. С. 91.

26 Псковский апостол. Государственный

исторический музей. Синодальное собрание. №722. Л. 180.

14 июля 1308 г. Однако в 1314-1315 гг. все тот же Юрий Московский, пользуясь серьезными антитверскими настроениями в Новгороде и долгим пребыванием Михаила в Орде, занял город на Волхове вместе со своим младшим братом Афанасием. Это новое покушение Юрия на права великого князя привело к тому, что он был вызван ханом в Орду и 15 марта 1315 г. выехал из Новгорода27.

С Юрием отправились и его сторонники из числа местных бояр, вероятно, рассчитывавшие добыть в Орде для московского князя ярлык на новгородское княжение, а при удачном стечении обстоятельств — и на владимирский стол. Между Михаилом и Юрием в Орде «бывши пре велице». Хан Узбек, сменивший в 1312 г. Тохту, относительно лояльного к Михаилу, все же принял решение в пользу Твери: осенью 1315 г. великий князь после двухлетнего пребывания в Орде пришел на Русь в сопровождении посла Таитемера, возглавлявшего сильный татарский отряд. Как обычно, ордын-

27 Интересно обратить внимание на то, как новгородский летописец, по сути, оправдывает решение поддержать московского князя: «Поиде князь великыи Юрьи из Новаго-рода, позванъ въ Орду от цесаря, марта 15, в суботу Лазореву, оставивъ в НовЪгородЪ брата своего Афанасья» (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 94). Забегая вперед, стоит отметить, что признаваемые «северной столицей» «великими» князья сплошь и рядом имеют серьезные проблемы с ханской властью. Это касается и Дмитрия Александровича в 1280 г., и Андрея Александровича в 1283, и того же Юрия Даниловича Московского в 1322-1324 гг. (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 94-97, 323-325; Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949. С. 67-68). Особенно же в этом ряду впечатляет княжение в новгородском пригороде Пскове Александра Михайловича Тверского, «ведомого» врага хана Узбека.

ский посол «много зла учини в Руской земле»28. Однако простого явления посла народу для смирения врагов было уже недостаточно — навстречу Михаилу к Торжку, южному новгородскому пригороду, выступил Афанасий Данилович «с новгородскыми бо-яры без черных людей»29. И 10 февраля 1316 г. Михаил с Таитемером продемонстрировали всю силу тверской власти: «бысть сеча зла и створися немало зла избиша много добрых муж и бояр новгородскых. а иных новгородцев и новоторжцев Бог весть; а инии останок вбегоша в город и затворишася в городе с князем Афанасием»30.

Начались переговоры с осажденным Торжком, и в ходе этих переговоров, получив в виде контрибуции «пять ты-сящь гривенок серебра», Михаил призвал к себе «по миру» Афанасия и новгородских бояр, захватил их и отправил в Тверь в качестве заложников. Новгородцы были вынуждены принять к себе посадников Михаила и обязались выплатить за заложников уже 12 тысяч гривен, множество ремесленников из Торжка были выведены в Тверь без воз-врата31. Взаимопониманию такие методы не способствовали — и уже в 1316 г. новгородцы вновь выступили против Михаила Ярославича, доброхоты князя тверского и владимирского полетели в Волхов. В ответ Михаил попытался повторить «со всеи землею Низовскою» поход Александра Ярославича (и, быть может, предвосхитить новгородские походы великих князей московских). Но «логистические» проблемы заставили Михаила остановиться под селом

28 Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 88.

29 Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. 10. М., 2000. С. 179.

30 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 94; Псковские летописи. ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. С. 187.

31 Новгородская первая летопись старшего

и младшего изводов. С. 94-95; Рогожский

летописец. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 36.

Устыни на Ловати, в 50 верстах от Новгорода, а обратный путь обошелся великокняжескому войску дороже, чем иное поражение: «Князь же Михайло не дошед города ста в Устьянех; и тако мира не возмя поиде прочь не успев ни-чтоже... и заблудиша во озерех в боло-тех; и начаша измирати гладом и ядяху конину а инии с щитов кожу сдирающее ядяху.»32.

Эта катастрофа стала для Михаила Тверского ключевым поворотным пунктом на его политическом пути: великий князь потерял лицо, и уже на следующий год ситуация коренным образом изменилась. Юрий Московский, с 1315 г. находившийся в Орде на положении то ли просителя, то ли вызванного на ковер в центр строптивца, удивительным образом получил ярлык на великое княжение и новую жену — сестру хана Узбека Кончаку (принявшую православие под именем Агафьи). Однако при попытке не просто занять Владимир, но и сокрушить врага в его же родовом гнезде Юрия подстерегла неудача. 22 декабря 1317 г. у села Бор-тенево в 40 верстах от Твери он потерпел полное поражение в битве с Михаилом: его жена и брат Борис Нижегородский попали в плен, а сам новый великий князь бежал, естественно, на свой любимый Север.

Всего через несколько дней после Бортневской битвы московский князь «прибежа в Новгород и позва всех новгородцев с собою и идоша с ним весь Новгород и Плесков. и пришедше на Волгу.»33. Это появление на театре боевых действий новой сильной армии стало серьезной угрозой для Твери и заставило Михаила согласиться на прекращение боевых действий и передачу почти выигранного спора о великом княжении на суд Узбека. Другими словами — отправило тверского князя на смерть.

32 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 95.

33 Там же. С. 96.

191

Подводя же промежуточный итог обсуждению того положения, что занял Новгород Великий в составе новой Русии, стоит в целом согласиться с концепцией О.В. Севастьяновой, рассматривающей город на Волхове как «вольный великокняжеский город», обретение контроля над которым (заключение союза с которым) являлось для соперничающих князей необходимой ступенью к обретению великого княжения34. Конечно, проводить аналогии здесь с вольными имперскими городами, признающими над собой лишь власть Императора Священной Римской Империи, было бы делом слишком рискованным: в Новгороде этой эпохи не получается разглядеть:

— четко очерченного круга граждан, связанных друг с другом клятвой;

— писаного городского права, действовавшего опять же на твердо определенной территории;

— принимающего решения органа, формируемого/избираемого по четко определенным правилам (пусть и из ограниченного круга аристократических родов)35.

Наиболее разумным в данной ситуации кажется следующее решение: не забывая о важных аналогиях с воль-

192

34 Севастьянова О.В. Новгородское вече: отход от республиканской теории // Споры о новгородском вече. СПб., 2012. С. 208. См. также: Она же. Древний Новгород: Новгородско-княжеские отношения в XII — первой половине XV в. М.-СПб., 2011.

35 Увы, рассуждения о регулярных советах «трехсот золотых поясов», которым отдал дань и ваш покорный слуга, базировались, как наглядно показали последние исследования, на неверном понимании сведений одного ганзейского документа. Granberg J. The Sovet Gospod of Novgorod in Russian and German Sources // Jahrbucher fur Geschichte Osreuro-pas. Bd. 47. 1999. S. 398-399; Лукин П.В. Новгородское вече в XIII-XV вв. Историографические построения и данные ганзейских документов // Споры о новгородском вече. СПб., 2012. С. 10-60.

ными городами Северной Европы, но и не преувеличивая значение таких аналогий, все же принять собственно новгородское определение сложившейся ситуации: в совершенно неподвластной московской цензуре приписке 1296 г. на новгородской рукописи из комплекта Софийских служебных миней «северная столица» называется «отчиной» Даниила Александровича Московского. Этот князь, конечно же, не имел преимущественных отчинных прав на Новгород Великий, но тем ярче эта приписка характеризует взгляд новгородцев на их отношения с лидерами Рюриковичей Русии36.

Крушение и возрождение Русии: отделение и возвращение Новгорода, Твери, Рязани в Х1У-ХУ вв.

Картина резко изменилась в 1382 г. Тогда изменилась вся Русия. В 1370-е эта конфедерация русских земель, находящихся в вассальной зависимости от ханов Золотой Орды, вышла на локальный пик своего могущества: научилась достаточно регулярно собирать серьезные военные силы, начала активную экспансию на южном и северо-восточном направлениях и в итоге вышла из непосредственной зависимости от своего степного сюзере-на37.

Рискну предположить: одним из необходимых условий подъема стало наличие у этой конфедерации харизмати-

36 «В лето 6804 индикта 10 при владыце Клименте, при посаднице Андръе съгони-ша новгородци намъстниковъ Андреевыхъ съ Городища, не хотяще князя Андрея. И послаша новгородци по князя Данилья на Мъсквоу, зовуще его на столъ в Новъгородъ на свою отциноу. И присла князь переже себе сына своего въ свое место именемъ Ивана» (Новгородская минея // Археографический ежегодник за 1964 год. М., 1965. С. 146. Государственный исторический музей. Синодальное собрание. №161).

37 Клёнов Н.В. Выход из тупика. С. 22-51.

ческого, сильного лидера — Дмитрия Московского; вторым же важным, необходимым условием успеха стала готовность этого лидера, жестко пресекая все попытки оспорить его первенство, принимать и признавать право на очень высокий уровень самостоятельности его вассалов, среди которых хватало его личных противников в долгой и упорной политической борьбе.

Дмитрий Константинович Суздальский после ряда непростых военных и дипломатических столкновений признал первенство своего московского зятя38 — и сохранил власть в своем уделе и возможность вести самостоятельную политику в русле «генеральной линии», определяемой великим князем, использовав эту возможность с пользой для всей Русии39. Михаил Тверской, злейший враг Дмитрия Московского, признал себя вассалом после масштабного похода на его стольный город всех сил Русии — и сохранил власть в своем уделе на тех же, видимо, условиях, что и Дмитрий Суз-дальский40. Олег Рязанский, также много лет то враждовавший, то мирившийся с великим князем, после Куликовской битвы признал себя вассалом Дмитрия — и тоже сохранил особое, самобытное положение своей пограничной земли41.

38 Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 74; Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 102.

39 Клёнов Н.В. Указ. соч. С. 22-51.

40 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.-Л., 1950. №9. С. 25. Вмешательство в собственно внутритверские дела здесь ограничилось запретом на установление новых мытов и пошлин.

41 Духовные и договорные грамоты вели-

ких и удельных князей XIV-XVI вв. М.-Л.,

1950. №10. С. 29. Это соглашение с Олегом

Рязанским было подписано в момент наи-

высшей силы Русии, накануне её падения. Характерной особенностью этого соглашения является концентрация на установлении но-

Сохранял свое особое положение и Новгород, несмотря даже и на эпизодические появления здесь великокняжеских наместников42. Собственно, традиция, в рамках которой Рюриковичи, не подвергая сомнению свое исключительное право на верховную власть в городе, признавали широкие (пусть и плохо определенные, весьма «непостоянные») права за местной «самоуправляющейся общиной», насчитывала немало столетий. Более того, Рюриковичи временами весьма умело использовали местную специфику, вроде тех же вечевых собраний43, для укрепления собственной власти.

Так, до 1200 г. сам термин «вече» не встречается в новгородском летописании, а все шесть случаев, когда новгородское вече выходит на страницы «южной» Ипатьевской летописи, прямо связаны с деятельностью Рюриковичей: Ярослава Владимировича, собирающего силы против Святопол-ка Окаянного; Изяслава Мстиславича, занятого аналогичной почтенной дея-

вых границ между Москвой и Рязанью (естественно, выгодных для первой) и определении взаимных обязательств Дмитрия и Олега при столкновениях с внешними силами: Ордой и Литвой. Попыток ограничить власть Олега Рязанского внутри его владений документ не содержит.

42 «.наместникы своя тогда [летом 1367 г.] послалъ [Дмитрий Иванович Московский]. в Новгородъ въ Великыи». ПСРЛ. Т. 15. Рогожский летописец. Тверской сборник. М., 2000. Стб. 271.

43 Отметим, что встречающийся в низкопробной популярной литературе тезис о пресловутом «владимиро-суздальском самовластии», об отсутствии на землях Ростово-Суздальско-Владимирской земли вечевого уклада был опровергнут еще А.Н. Насоновым, мнение которого впоследствии было неоднократно повторено (Ю.А. Лимоновым, И.Я. Фрояновым и другими): Насонов А.Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле // Века. Исторический сборник. Вып. 1. Пг., 1924.

193

тельностью в ходе его борьбы с Юрием Долгоруким и далее в том же духе44. Более того, вечевые собрания оказывались в руках Рюриковичей мощным оружием против поползновений к консолидации новгородских аристократических элит, каковое только и могло серьезно угрожать их власти. Так, конкретным политическим итогом (1) влияния противоборствующих кланов Рюриковичей на новгородскую политику и (2) вражды городских концов стал десяток переворотов за какие-то 35 лет между 1136-1171 гг., после подробно описанного выше падения «выкормленной в Новгороде» династии Мстислава Великого/Всеволода Мстислави-ча. За это время всего двое посадников (Кстянтин Микульчич и Якун Второй) умерли на своём посту45.

Редкие успехи в деле политической консолидации Новгорода на почве борьбы за «вольности новгородские» (заметные, например, при посаднике Мирошке Несдиниче в конце XII в.) вели к формированию зачатков автократии (которые обнаруживаются, например, при посаднике Дми-тре, сыне упомянутого выше Мирош-ки). А эта неумелая автократия разрушала все зародыши породившей её консолидации новгородских сил. Так, итогом объединительного процесса при посадниках Мирошке и Дмитре Мирошкиниче стал взрыв 1207 г., когда

успешные дипломатические демарши Всеволода Юрьевича Большое Гнездо спровоцировали вечевое собрание, а затем и восстание, направленное против Дмитра46.

Но вот в 1382 г. внезапный набег хана Тохтамыша обратил в пепел Москву и продемонстрировал ключевую военную слабость конфедерации Русия: невозможность быстрой мобилизации сил в ответ на неожиданный степной набег. В итоге в 1383 г. вассальная зависимость всех земель Русии была официальна подтверждена. Огромный денежный выкуп позволил московским князьям превратить великокняжеский владимирский стол в наследственное достояние своего рода. Но тверской, рязанский, нижегородский князья тоже стали «великими»; Рязань, Тверь, Суздаль с Нижним Новгородом, вер-ховские княжества — все эти земли выпали из сферы влияния великого князя владимирского, Русия раскололась.

После 1383 г. Тверь уважала великое владимирское княжение как достояние Москвы, в то время как Москва со своей стороны уважала независимость Твери, московский великий князь рассматривал теперь Михаила Александровича Тверского как «брата», а не «младшего брата»47. Ря-

194

44 Ипатьевская летопись. Стб. 128; 369370. Последовательное обсуждение упоминаний термина «вече» в летописных текстах в связи с деятельностью князей см. в работе: Севастьянова О.В. Новгородское вече: отход от республиканской теории. С. 209-220.

45 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 2003. С. 148. Для сравнения стоит вспомнить, что между 1130 и 1172 гг. в Венеции, заметно менее зависимой от влияния внешних «имперских» сил, сменилось лишь три дожа, причем из них только несчастный Витале Микеле II был свергнут, да и то — по более чем уважительной причине: John Julius Norwich. A History of Venice. N. Y., 1982; М., 2009.

46 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 50, 247; Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 210.

47 Клюг Э. Княжество Тверское (1247-

1485 гг.). Тверь, 1993. С. 217-233. Михаил Тверской, конечно, отказывался признать

Юрия Московского своим «старшим братом» задолго до 1383-го, при этом он не мыслил себе Тверь чем-то отдельным от Великого

княжения владимирского. И Александр Михайлович Тверской долгое время не мыслил

себя отдельно от Русии, он просто не сходился с Дмитрием в вопросе о том, кто должен по праву великим княжением владеть. А вот после 1383-го создается совершенно новая ситуация: теперь Тверь признает московского князя наследственным великим князем

зань «в последние полтора десятилетия XIV и первые годы XV вв. вела более чем активную и вполне независимую от Москвы политику», включавшую и самостоятельные военные походы против Орды и Великого княжества Литовского48. Не остался в стороне от взрыва сепаратистских движений и Великий Новгород. Великому князю московскому и владимирскому еще удалось (пожертвовав ради этого, например, борьбой за восстановление своего влияния в Рязанской земле) организовать масштабный поход 28 городов для возвращения отпавшей «северной столицы»49, однако назвать этот поход решительным успехом борьбы с распадом не представляется возможным.

В результате именно в конце XIV в. в организации новгородской политической жизни происходят радикальные изменения: вечевые собрания теперь регулярно собираются без всякого участия князей Рюриковичей. В частности, в 1384 г. (то есть через два года после Тохтамышева погрома) «вече» — это общегородское собрание, созванное для оформления договорных отношений с князем Патрикием, наместником Гедеминовича Ягайло50. На следующий год «вече» — это общегородское собрание с четко определенным составом участников, объединенных клятвой, крестным целованием; это общегородское собрание, целью которого было утверждение реформы судебной системы51. В 1398 г. новгородцы «цЪловаша крест за одинъ брат, како имъ святки СофЪи и великаго

владимирским, но при этом себя уже частью ВКВ не считает, полагает себя «независимым государством».

48 Лаврентьев А.В. После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV — первой четверти XVI вв. М., 2011. С. 110-133.

49 ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. Стб. 487-488.

50 Новгородская четвертая летопись. ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. М., 2000. С. 328-329.

51 Там же. С. 341.

Новагорода пригородов и волостиии поискати»52, и с этого момента понятие Великий Новгород/Господин Великий Новгород последовательно возникает в летописном тексте как обозначение политии, «власть которой противопоставляется власти князя»53; новгородская земля из великокняжеской отчины превращается в «отчину Святой Софии»54.

В начале XV в. «Господин Великий Новгород» — главное действующее лицо и повседневной городской общественной жизни. Так, в весьма характерном ганзейском документе, отразившем интересующие нас реалии, сообщается, что тысяцкий, к которому обратились для разрешения очередного конфликта хозяйствующих субъектов немецкие купцы, заявил, что прежде чем дать ответ, «он посоветуется с Великим Новгородом на общем вече» (he wolde syk bespreken myt Groten Naugarden in deme ghemeynen dinge)55. Собрание граждан (ding), связанных клятвой и образующих в совокупности этот «Великий Новгород», в 1400-х заслушивает официальные послания от иностранных политий, высказывается по вопросам внутренней и внешней политики, не спрашивая мнения князей56. А со второй половины 1430-х городское собрание на Ярославовом Дворище начинает попадать в титулатуру международных правовых документов в качестве института, имеющего пра-

52 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 391.

53 Севастьянова О.В. Новгородское вече. С. 225.

54 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 392.

55 Hansisches Urkundenbuch. Bd. V. 1392 bis 1414 / bearb. von K. Kunze. Leipzig, 1899. S. 364. Документ этот разбирали в свое время такие яркие исследователи, как Юнас Гранберг и Павел Лукин.

56 Hansisches Urkundenbuch. Bd. V. 1392 bis

1414 / bearb. von K. Kunze. Leipzig, 1899. S. 413.

195

во подобные соглашения заключать57. Формирующийся институт обрастает структурными единицами: появляется вечной дьяк, упоминаются приставы с веча58.

И именно в начале XV в. возрождается позабытая было традиция соперничества разных княжеских родов за власть над «казною купецкою» Севера и всея Руси. Выше мы уже упоминали о появлении в Новгородчине в годину крушения Патрикия из рода Гедеми-новичей, наместника великого князя литовского Ягайлы. Нет, в одночасье полностью вытеснить московских Рюриковичей из их «отчины» представители нового рода, претендующего на власть над наследием старой Руси, не сумели. Так, Константин Дмитриевич, сын Дмитрия Донского, начиная с 1407 г. регулярно появляется на русском Северо-Западе, на псковском и новгородском столах (причем в 1408 г. новгородцы признали его своим князем одновременно с представителем Гедеминовичей Лугвением-Семеном Ольгердовичем: «А новгородци обою князеи прияша») 59.

Стремительно росло при великом князе Витовте влияние Литвы и на территориях других осколков Русии. Это влияние росло настолько сильно, что

57 Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949. №66. №68. №69. №75.

58 Устюжский летописный свод. М.-Л., 1950. С. 91-92; Памятники русского права. Вып. 2. М., 1953. С. 217.

59 Но вот характерный момент: летом 1420 г. Константин Дмитриевич, конфликтовавший тогда с великим князем московским и владимирским Василием, посылает Ордену проект мирного договора. В нем Константин по сложившейся уже новгородской традиции уверенно именует себя «великим князем»: «Von dem grosszin koninge Constantiin Demytirsson». О великом князе Василии Дмитриевиче в проекте не сказано ни слова, великий же князь Константин Дмитриевич выступает как правитель Новгорода и Пскова — «vor uns und vor Pleskov».

к концу 1420-х великие рязанские и тверские князья признали себя, пусть на разных условиях, вассалами Витов-та: «господину, осподарю моему, великому князю Витовтоу, се язъ [князь великий Иван Федорович рязанский]... добилъ есми челом, далъся есми ему на слоужбоу...»; «.господину моему, деду, великомоу князю Витовту, мене, князя великого Бориса Алек-сандровичя тферьскова боронити ото всякого, думою и помочью. Быти ми с нимъ заодинъ, при его стороне, и по-собляти ми емоу на всякого, никого не вымая»60. Влиятельный в верховских землях — на северо-востоке бывшей Черниговщины — клан князей Ново-сильских после 1425 г. переходит к Ви-товту на службу61. В том же 1425 г. великий князь литовский решил воспользоваться обстоятельствами — на московский и владимирский стол взошел его малолетний внук — и превратить земли русского Северо-Запада в «отчину» теперь уже Гедеминовичей.

Литовский властитель обратился к Ордену с предложением о совместном военном походе против Псковского княжества, еще остававшегося, как сообщал Гильбер де Ланноа, владением «Московского короля»62. Верховный

60 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.-Л., 1950. №23. С. 60 и далее. О датировке грамот см: Зимин А.А. О хронологии духовных и договорных грамот. С. 294 и след.

61 Codex epistolaris Vitoldi, magni ducis Li-thuaniae, 1376-1430. Cracoviae, 1882. 1298. S. 779. Подробно непростые судьбы бывшей Черниговской земли, входившей в сферу влияния как Русии, так и Литвы, разобраны в работах: Кром М.М. Меж Русью и Литвой. М., 2010. С. 43-82; Русина О.В. Оверьска земля у склади Великого князiвства Литовського. К., 1998.

62 «Item, est Plesco... et est seigneurie a har

loy dessoubz le roy de Moeusco, et avoient, ou temps que je fusla, exille et enchassie leur roy que je vey en la grant Noegarde». Œuvres de Ghillebert de Lannoy voyageur, diplomate et moraliste, re-

магистр Ордена предложения не принял, но на следующий год Витовт повторяет свое предложение, вновь получает отказ, но на сей раз, собрав за год большие силы, начинает самостоятельное наступление (кроме литовских и русских полков, в псковский поход шли польские, чешские и молдово-валашские воинские соединения, усиленные ордой потерявшего власть татарского хана Улуг-Мухаммеда, который перешел на службу Литве). И лишь небывалые погодные аномалии спасли псковичей: от грозного Витовта удалось откупиться деньгами.

А в 1428 г. великий князь литовский с большими силами вторгся в Новгородские земли, причем в этом походе участвовали и тверские полки63. Предлог для вторжения был смехотворен даже по тем временам — Витовт обвинил Господин Великий Новгород в том, что какие-то новгородцы «лаяли его изменником и пьяницею» (под «изменником» имеются в виду его многочисленные переходы из католичества в православие и обратно). Откупиться удалось, но цена сохранения новгородской самостоятельности (11 тысяч рублей или примерно 55 пудов серебра) оказалась огромной.

К моменту смерти Витовта (1430 г.) ситуация на просторах бывшей Руси застыла в странной межеумочной неопределенности: Русия великих князей владимирских распалась, формирование новой «Великой Литвы» было далеко от завершения. При этом новые политические реалии так и не нашли торную дорогу в общественное сознание и даже в сознание многих влиятельных правящих политических групп Новгорода или той же Твери.

Действительно, для новгородско-

ceuilles et publiées par Ch. Potvin avec des notes géographiques et une carte par J.-C. Houzeau. Lou-vain, 1878. Р. 31. URL: http://www.vostlit.info/ Texts/rus13/Lannoa/text.phtml?id=778

63 Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 489.

го летописания XII-XШ вв. еще характерно противопоставление Города Руси, под которой часто понимались лишь Киев с окрестностями или «Ни-зовская», «Суздальская» земля: «Въ то же лето выиде князь Святославъ из Новагорода на Лукы, и присла въ Новъгородъ, яко "не хоцю у васъ кня-жити". Новгородьци же. послаша въ Русь къ Мьстиславу по сынъ»; «И по-клонишася Немьци князю, Ярослав же взя с ними миръ на вьсеи правде своеи; и възвратишася новгородци сдрави вси, а низовьчь неколико паде »64. Однако где-то с XIII в. здесь все сильнее отражается тенденция считать свою землю вместе с Владимирской частью одной Руси: в новгородском некрологе Александру Невскому указано, что этот князь «иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую землю»; под 1322 г. в летописи было записано, что «приходи в Русь посол силен именем Ахмыл и много створи пакости по Ни-зовской земле»65.

Особенно показательно в этом смысле новгородское описание разгрома Твери в 1327 г.: «Татары просто реши всю землю Русскую положиша пусту, толко Новгород ублюде Бог»66. В этом отрывке мы по сути видим новое понимание «Русской земли», мало известное более ранним текстам: она отождествляется. с той Русией, о которой я так долго говорил в этой статье. Эпитет «вся» по отношению к территории, разоренной войсками Узбека и обозначенной как «Русская земля», наглядно говорит об этом. Где-то с XIV в. термин «Суздальская земля» и производные от него для обозначения Русии перестают употребляться и во владимирском летописании, а в качестве общего названия для этой территории начинает использоваться термин «Русь» (от которого

64 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 32, 73.

65 Там же. С. 84, 96.

66 Там же. С. 98.

мы были вынуждены отказаться во избежание смысловой интерференции с Русью Рюриковичей, существовавшей до пришествия Орды). Последнее известие такого рода содержится под 1309 г., когда «...приеха ис Киева пресвященныи Петр митрополит на Суждалскую землю»; уже в 1313-м митрополит Петр из Орды «прииде на Русь»67. Хронологическое совпадение смены терминологии в Синодальном списке Новгородской первой и Симеоновской летописи позволяет полагать, что мы нашли отражение перемен в общественном сознании населения русского Северо-Востока в первые десятилетия XIV в., в годы наивысшего напряжение московско-тверской борьбы.

Естественно, не остались в стороне от этих масштабных трансформаций общественного сознания и собственно тверичи. Михаил Ярославич, князь тверской и владимирский, был одной из «белых ворон» среди Рюриковичей: для него усиление «своего» удела, «своей» земли занимало достаточно высокое место в списке приоритетов даже относительно борьбы за более «почетные» столы. Причем тверской князь, разрушая на деле старые порядки, был вынужден (как, временами, и его московские противники) регулярно апеллировать к избранным положениям «княжого права» хотя бы на достаточно многочисленных в ту эпоху княжеских съездах. Но если добавить к этим апелляциям анализ источников, где могли хоть в каком-то виде остаться подлинные мысли и слова Михаила и его окружения, то мы увидим, что для этой среды были характерны новаторские по тому времени, но отлично нам знакомые взгляды на саму суть княжеской власти и русского государства.

Так, пропаганда пресловутого княжеского единения, особенно перед лицом внешней опасности, была ха-

рактерной чертой русской общественно-политической мысли XI-XШ вв. Единение понималось прежде всего как военный союз равноправных князей. Но окружение Михаила Тверского предлагало другой путь ликвидации феодальных распрей. Резко осуждая борьбу младших князей против старших, вассалов против сюзерена, сторонники тверского князя ратовали за подчинение русских князей и бояр великому князю Владимирскому, каковым признавался только сам Михаил. Более того, в Повести о Михаиле Тверском, написанной в начале XIV в. духовником (?) тверского князя, идея единовластия оказалась заложена в такой безумно дерзкий для того времени (и хорошо знакомый для нашего) контекст, как рассуждения о зако-нопреступном царе, поставленном над Русской землей за ее «согрешения».

По мысли автора Повести, если Русь избавится от «согрешений», то она будет иметь достойного царя, каковым и должен стать Михаил Ярославич: «а инии царство свое и венець, и поръ-фиру, и весь санъ своего суньклитъ-ства временнаго ни во что же вменяю-ще, оставляаху... яко же сии крепкыи умом и терпеливыи душею блаженыи и христолюбивыи великыи князь Миха-ило Ярославичь, свое царство у месты вменивъ, остави... сей крепкий умомъ и терпеливый душею блаженный и христолюбивый великий князь Ми-хайло Ярославичь свое царство, уметы вмЪнивъ, остави, приятъ страсть нужную, положи душу свою за люди своя». Причем «царство» Михаила виделось ему и его людям как царство «всей Русьской земли»: «владеющу землею Рускою, Володимером и Великим Новым городом и всею страною до моря Варяжского и пакы Новымгородом Нижним и до предел Измаилтескых»68.

198

67 Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 88-89.

68 Тверской сборник. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000.

Стб. 465. См. также: Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском. Ист.-текстол. исследование. М., 1974. С. 87.

Подобный взгляд не ушел без следа и после того, как тверская линия потомков Ярослава Всеволодовича перестала претендовать на великое княжение владимирское, хотя акценты, конечно, сместились. В «Слове похвальном», прославляющем Бориса Александровича, одного из последних самостоятельных князей этого дома, тверской правитель семь раз назван царем, образцом и примером для князей Русии (самостоятельных, но при этом еще и представляющих единую общность): «.слышаша велиции рустии князи и вельможии премудрость и крепость великаго князя Бориса Александровича, въ богомъ обетованной той земли царствующа, и приидоша от конець земли не токмо премудрости слышати, но и видети славного того государя»69.

Увы, мы не можем уверенно доказать существование подобных взглядов в кругу великих рязанских князей — рязанское летописание до нас не дошло. Однако мне лично кажется, что политика правителей этой линии нагляднее высоких книжных слов: именно Олег Рязанский принял ближе всех к сердцу завоевание Витов-том Смоленска, древнего стола Рюриковичей; именно в «смоленской» войне в 1402 г. надорвалась после недолгого взлета самостоятельная рязанская сила: «Родославъ Олговичь Рязански [сын того самого Олега Ивановича Рязанского] иде ратью на Дебря-нескъ и сретоша его князи литовьстш, князь Семенъ Лугвени Олгердовичь, князь Александръ Патрекеевичь Ста-родубскыи и бысть имъ бои у Любуть-ска, и побила Литва Рязанцевъ, а князя

69 Лихачев Н.П. Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче. СПб., 1908. С. 11; Лурье Я.С. Роль Твери в создании русского национального государства // Ученые записки ЛГУ. Л., 1939. Вып. 3. №36. Серия исторических наук. С. 85-109.

Родослава изнимаша и приведша его съ нужею къ Витовту»70.

В XV в. в Новгородской первой летописи младшего извода и ряде других текстов представление о единой Русской земле, в которую входят и Москва, и Новгород, прослеживается очень четко: Дмитрий Донской, по мнению новгородского летописца, ходил на Тверь «со всеми князьми и со всею силою рускою»; Витовт, отметившийся в том числе и своими походами на Новгород, перед битвой на Ворскле «хотел пленити Рускую землю»; в 1432 г. Василию Васильевичу «дате княжение великое. на всей Рускои земли»71. Аналогичная картина, кстати, прослеживается в псковском летописании. Причем здесь (как, временами, и в новгородских текстах) «Русская земля» в составе Новгородской и Владимирской земель не только объединяется, но и решительно противопоставляется, например, земле «Литовской»: «князь великий Ва-силей, подъем всю Рускую землю. а князь Витовт, подъем всю Литовскую землю, и поиде противу»72.

В новгородской четвертой летописи, создание основной редакции которой связывают с деятельностью архиепископа Евфимия II, в последние десятилетия перед возвращением в состав восстанавливающийся Русии, антилитовские настроения, резко противопоставляющие литовские земли православному миру, равно как и прославление князей Рюриковичей (включая и знаковых отцов-основателей московского княжеского дома), достигли сво-

70 На огромный выкуп, что пришлось заплатить за наследника рязанского престола, дала деньги Москва, восстановив тем самым потерянное влияние в рязанских землях. Лаврентьев А.В. После Куликовской битвы. С. 110-185.

71 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 372, 395, 416.

72 Псковские летописи. М.-Л., 1941. Вып. 1.

С. 32.

его апогея73. И даже иноземцы, побывавшие в Новгородской земле в пору её наивысшей самостоятельности, упорно воспринимали её как часть Русской земли, а жителей её — как русских, а не только как граждан Господина Великого Новгорода74.

Не удивительно, что после того, как на землях Северо-Восточной Европы выдохлась серия войн, эпидемий и голода, заморозившая после смерти Витовта все неразрешенные конфликты, вопрос о восстановлении Русии в её «исторических границах» встал во весь рост. Большим просчетом новгородской верхушки стало вмешательство в конфликт между московскими Даниловичами: город дал убежище Дмитрию Шемяке, кузену и злейшему врагу великого князя московского. Когда же Дмитрий Юрьевич был в 1453 г. отравлен московскими агентами, новгородцы устроили ему торжественные похороны, — и этот шаг был

73 Севастьянова О.В. Новгородская четвертая летопись как источник по изучению политических взглядов новгородского архиепископа Евфимия II // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2010. №2(40). С. 56-73. В 1439 г. новгородский архиепископ Евфимий позолотил, подписал и покрыл покровом гроб князя Владимира и его матери и повелел творить им память каждый год 4 октября (ПСРЛ. Т. IV. Ч. I. С. 436). Именно в последние годы новгородской самостоятельности Александр Ярославич Невский, ритуально почитаемый родоначальник московский князей, с подачи новгородского архиепископа Евфимия стал покровителем и Великого Новгорода.

74 Де Ланноа в 1413 году, рассуждая о новгородских порядках, отмечает: «у русских Великой Руси нет других господ, кроме тех, [которые меняются] по очереди так, как хочет община» (.et n'ont les Russes de la grant Russie autres seigneurs que iceulx par tour, ainsy que le commun veult). Œuvres de Ghillebert de Lannoy voyageur, diplomate et moraliste, receuilles et publiées par Ch. Potvin avec des notes géographiques et une carte par J.-C. Houzeau. Louvain, 1878. P. 33.

расценен Василием Темным как явное оскорбление. Дополнительно подлило масла в огонь принятие городом в качестве «служилого князя» Василия Гребенки-Шуйского, недавно ушедшего с московской службы. Не получив удовлетворения, Василий II (а вернее, правившая от имени слепца московская боярская олигархия во главе с молодым, но уже грозным наследником) объявил войну, которая в 1456 г. закончилась миром на достаточно тяжелых для города на Волхове условиях. Кроме обычной для проигравшей стороны контрибуции и установления права великого князя на сбор налогов в отдельных новгородских волостях, город был лишен права давать убежище любым врагам московского правителя. Любой союз с противниками Москвы теперь мог трактоваться как измена.

Такое не очень выгодное, но все еще приемлемое для Новгорода положение, позволяющее сохранять как минимум практически полную автономию в делах внутреннего самоуправления, могло длиться, как показывал опыт предыдущих столетий, достаточно долго, если бы не вмешательство внешних сил75. Этой силой, как не трудно догадаться, стала Литва: в феврале 1471 г. Господин Великий Новгород официально признал Казимира Ягел-лончика своим покровителем и великим князем. Опустим же занавес милосердия над печальной картиной последующих кампаний против сепаратистов Севера, благо тактическая и стратегическая компоненты этих кампаний были уже подробно разобраны76.

Отметим лишь, что и конец тверской самостоятельности связан с вмешательством тверичей в московские междоусобицы и неудачным поиском союза с Литвой. Первой ласточкой буду-

75 Вернадский Г.В. Россия в средние века. Пер. Е.П. Беренштейна и др. Тверь-М., 1997. С. 50-51.

76 Клёнов Н.В. Указ. соч. С. 22-51.

щего возрождения Русии стало появление в 1447 г. в Твери слепого вологодского князя Василия, по совместительству — изгнанного двоюродными братьями великого князя московского и всея Руси. И Борис Александрович, долгое время балансировавший в безумной московской замятне на грани заинтересованного нейтралитета, решил рискнуть и поддержать безусловно слабейшую на тот момент сторону этого конфликта. Расчет был, казалось, беспроигрышный: Тверь в любом случае продлевала период слабости своего наиболее опасного на тот момент «геостратегического» противника. На всякий случай тверской князь добился заключения очередного московско-тверского династического союза: «Князь же Борис Александрович рече великому князю: жени у меня сына своего Ивана; а не женишь, и яз тебя выдам опять князю Дмитрию [Шемяке, противнику Василия II Васильевича Тёмного]»77. Счастливому жениху было тогда семь лет.

Кто же знал, что так быстро соберется «все войско московское к Твери к великому князю», что это войско, используя поддержку специально отмеченной летописцем тверской артиллерии, сумеет за достаточно короткий срок разгромить основные силы Ше-мяки — и уже к 1451 г. длившаяся два десятилетия внутримосковская междоусобица завершится. Кто же знал, что вокруг пацана-наследника сформируется команда людей, которая не только достаточно быстро доберется до великокняжеской власти, но и сумеет вложить новое содержание в оформленные еще Михаилом Яросла-вичем и Юрием Даниловичем принципы обустройства великого княжения, взорвав Русскую землю первой великой модернизацией!

А когда масштабы последствий сделанного Борисом Александровичем

выбора стали ясны, Тверь уже и не могла противостоять тем изменениям, что, начиная с 1460-х, разворачивались в стране под видом старательного сохранения традиции. Тверь даже поучаствовала в этих изменениях, предоставив в 1471 г. территорию и воинский контингент для стремительного наступления Москвы на Новгород Великий.

«Добрые дела» тверичей, естественно, не остались безнаказанными. И где-то в конце 1470-х Михаил Борисович Тверской, сменивший своего отца Бориса на тверском престоле в 1461 г., начал ощущать себя крайне неуютно между московскими и новгородскими владениями великого князя Всея Руси (при том, что московский государь долгое время никак не высказывал намерения уничтожать автономию владений своего тестя, тщательно соблюдая дипломатический этикет)78. Не слишком благоприятно складывалась для Твери и международная обстановка — православные князья Великого княжества Литовского, на союз с которыми зачастую ориентировались потомки Михаила Ярославича, переживали не лучшие свои времена, да еще и жена Бориса княгиня София, обеспечивавшая Твери связи с влиятельным в Литве семейством киевских Олелько-вичей, умерла 7 февраля 1483 г.

Пытаясь исправить эту опасную ситуацию, Михаил Борисович обратился к великому князю литовскому и королю польскому Казимиру с предложением династического брака с одной из его внучек и военного союза. Эти переговоры Михаил Борисович зачем-то сопроводил странным дипломатиче-

77 Львовская летопись. ПСРЛ. Т. 20. М., 2004. С. 260

78 «Прииздилъ Григориевь сынъ Заболот-скаго Петрь отъ великого князя Ивана Васильевича, съ радостию его, къ великому князю Михаилу Борисовичу мехь вина, великой княини Настасии Борисови мехь вина, а великой княини великому князю Михаилу Борисовичу два убрусца жемчугомъ сажены» (Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 498 и след.).

201

ским демаршем в отношении Москвы, выставив очередного московского посланника, прибывшего с изъявлениями вежливости, «из избы» и из города и отказавшись принять поклон великого князя79. В результате уже в 1484 г. Твери пришлось иметь дело с московскими войсками, причем Казимир литовский помощи (что характерно) своим новым союзникам не оказал: «разверже мир князь великий с тверским великим князем Михаилом Борисовичем про то, что женитесь емоу оу короля и целова ему. И посла князь великий. рать порубежную. И князь великий Михаило Борисовичь Тверскый присла влады-коу и доби ему челом на всеи воле его: не зватись ему братом, но молодший брат. а куда поидет князь великий ратно и емоу же с ним идти за один»80.

Поражение в этом столкновении спровоцировало новый раунд литовско-тверских переговоров — и часть этой дипломатической переписки в 1485 г. попадает в руки крайне опасной в то время московской разведки: «Того же лета выняли оу гонца оу тверского грамоты, что посылал в Литву к королю. Князь же великий велми поношая ему. рать нача сбирати на тверского»81. Нарушение только что подписанного мирного договора стало достаточным поводом к новому, теперь уже куда более масштабному походу московской армии на Тверь. Эта армия к 1485 г. была, наверное, сильнейшей в окрестностях, а возможности тверской обороны были катастрофически подорваны многочисленными переездами тверской элиты в Москву. Чего стоит один только князь Данило из холмской ветви тверских князей, заслуживший к тому моменту на московской службе славу одного из лучших полководцев в русской истории. Серьезной силой были и князья Мику-

202

79 ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 499.

80 Свод 1518 года. ПСРЛ. Т. 28. М.-Л., 1963. С. 317.

81 Там же. С. 318.

линский и Дорогобужский, выехавшие в Москву аккурат перед последним актом тверской драмы.

Приведенные примеры, кстати, позволяют заключить, что к моменту падения Твери московская и тверская знать не слишком различались по своим взглядам на мир и своё место в нём, и их представители готовы были вместе служить одному великому князю, что не повышало обороноспособность Твери. Иван III отлично это понимал — и потому его армии развертывались неторопливо (скорость их продвижения была примерно в два-три раза ниже скорости марша в новгородских походах), давая время на работу дипломатам и разведчикам. И такая неторопливость принесла результат: 10 сентября 1485 г. войска Ивана обложили Тверь, а уже 12 сентября официальная делегация тверичей во главе с Михаилом Холмским (активно агитировавшим в своё время Ивана III за войну против Михаила Борисовича Тверского) и епископом Вассианом (до пострига — князь Оболенский, один из видных полководцев на службе как раз у московского князя) «город отво-риша».

Михаил Борисович бежал в Литву, а Ивану III оставалось отправить своих людей в Тверь, чтобы «горожан всех к целованию привести, и гра-жан... от своей силы беречи, чтоб не грабили»82. Возрожденная Русия подходила к высшей точке своего подъема, ну а мы вплотную подошли к тому, чтобы сформулировать основные выводы.

Заключение

1. К началу формирования Русии во второй половине XIII в. на территории Новгородской, Ростово-Суздальской, Черниговской, Смоленской земель не было ни одного по-настоящему независимого от власти семейства Рюрико-

82 Симеоновская летопись. ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 271.

вичей государственного образования. Даже «независимая Новгородская боярская республика» — это лишь историографический конструкт, возникающий при определенном взгляде на историю русских земель. В частности, многочисленные смены новгородских князей после 1136 г., часто выставляемые как свидетельство реальной новгородской независимости, являлись в первую очередь следствием столкновений в разросшейся семье потомков Владимира Святого, а не «новгородской вольности в князех».

2. Русия изначально формировалась как «федеральная» полития, включающая как минимум две самобытные земли со своими укладами: Новгородскую и Владимирскую. Причем послед-няя83 знала времена упорной борьбы за первенство между Ростовом, Суздалем и Владимиром, между Тверью, Москвой и Суздалем, что, очевидно, подразумевает отсутствие жесткой централизации и высокую степень автономии всех перечисленных центров на определенных исторических этапах.

3. В составе Русии Новгород Великий в XШ-XIV вв. можно рассматривать как «вольный великокняжеский город», обретение контроля над которым (заключение союза с которым) являлось для соперничающих князей необходимой ступенью к обретению великого княжения.

4. Тохтамышево нашествие 1382 г., формирование новой, «набеговой» формы воздействия со стороны Орды на русские земли вкупе с усилением Великого княжества Литовского во времена Витовта привели к краху Ру-сии и формированию в конце XIV — начале XV в. новых независимых государств (Тверского, Рязанского, Ниже-

городского великих княжеств, Господина Великого Новгорода).

5. При этом наметившийся политический распад Русии окончательно оформлен не был; более того, в летописных источниках XIV-XV вв., в кон-статациях иноземных документов отмечается сохраняющееся представление о единстве «Русской земли». Это живучее чувство помогло удивительному успеху московского ирредентиз-ма в 1460-1480-х гг., в переломный момент русской истории. Это же чувство помогло сгладить тяжелые последствия падения Твери и Великого Новгорода; способствовало тому, что силы русских земель слились в синтезе новой Русии. Не просто так ведь несчастные новгородские «выведенцы»84 породили «по всей Руси великой» многочисленные дворянские семейства: Аяцки-ных, Арбузовых, Бабкиных, Базиных, Бреховых, Брюхатого, Волкоморовых, Глазоемцевых, Гузнищевых, Доможи-ровых, Емецких, Есиных, Жабиных, Завришиных, Казимеровых, Калики-ных, Катерининых, Кобылкиных, Кориных, Луневых, Нагаткиных, Ноуго-родцевых, Онцифоровых, Овиновых, Сушницыных, Твердиловых, Удосоль-ских, Унковских, Утинских, Шенкурских и многие иные85. А ведь были еще в

83 Даже в источниках эта земля именовалась то «Ростовской», то «Суздальской», то «Владимирской»: Лаврентьевская летопись. Стб. 366; 355; 408. Подробнее см.: Горский А.А. Русь. От славянского расселения до Московского царства. М., 2004. С. 133-134.

84 «Князь велики Иван Васильевичь переведе из Новгорода многых бояр и житьих людей и гостей, всех голов больше 1000 [всего вместе с членами семей было в сумме переведено из Новгорода порядка 10 000 человек] и жаловал их, на Москве давал поместья, и в Владимери, и в Муроме, и в Новгороде Нижнем, и в Переяславле, и в Юрьеве, и в Ростове, и на Костроме, и по иным городам. А в Новгород в Велики на их поместья послал Москвичь лучших людей, гостей и детей боярских, и из иных городов» (Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. ПСРЛ. Т. 12. М., 2000. С. 220).

85 Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985. С. 109-112; Веселовский С.Б. Ономастикон: Древнерусские имена, прозвища и фамилии. М., 1974.

203

204

составе русской средневековой элиты и «новгородцы старых призывов» (те же выходцы «из Прусс», с Прусской улицы Софийской стороны): Шереметевы, Кошкины-Захарьины (будущие Романовы), Морозовы, Салтыковы, Шеины, Пушкины, Кутузовы, Бутурлины и прочие. Прижились и московские «сведенцы» в Новгороде Великом, включая и богатых гостей-«сурожан»: Корюковы, Саларевы, Таракановы. И вот в 1489 г. новгородские купцы везут через Минск жемчуг, шелк, пряности и другие черноморские товары, Таракановы ставят новые необычные церкви на новгородских улицах86. Владимирские, московские и прочие дети боярские так прикипели к своей новой северной родине, что количество новгородской родни у ведущих дворянских семей заставило со временем вводить специальные принципы размежевания в местнических спорах «новгородской» и «центральной» ветвей87. А что уж говорить о тверичах: здесь большая часть местной элиты сохранила свои земли и положение. Известен один случай опалы на видного тверского деятеля непосредственно после завоевания. И по традиционной мрачной иронии Ивана Великого этим опальным оказался Михаил Холмский, наиболее старательно и душевно готовивший массовый переход тверской элиты на стороны Москвы, причем обвинен был князь Михайло как раз в измене своему сюзерену Михаилу Борисовичу Тверскому и клевете на него. Остальные знатные тверичи — Холмские, Ми-

С. 18, 20, 23, 37, 44, 47, 49, 63, 92, 110, 118, 131, 142, 144, 217, 309, 313-314, 331, 334; Савелов Л.М. Родословные записи. Вып. I. М., 1906. Вып. III. М., 1909. С. 66-67, 102-103, 113-115.

86 Сборник Русского Исторического общества. СПб., 1884. Т. 41. С. 230, 408. По масштабному строительству в Новгороде после присоединения к Русии см.: ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 459, 527-528.

87 Эскин Ю.М. Очерки истории местниче-

ства в России XVI-XVП вв. М., 2009. С. 155.

кулинские, Дорогобужские, Бороздины и прочие — влились в элиту Русского государства, с ходу заняв там видные места. Так, в триумфальном походе на Казань 1487 г. участвовали четыре «тверских» воеводы, а через два года в походе на Вятку из восьми полковых воевод конной служилой рати шесть — бывшие «тверские» служилые люди88. Можно сказать, что складывающаяся усилиями великих князей и царей новая «общность» — рискнем уже назвать ее русскими — с этого времени вместе переживала все взлеты и провалы последующих времен.

6. В конце XV в. до провалов было еще далеко: Русия стремительно поднималась. И при этом, успешно подчиняя земли Новгорода, Твери, Вятки, что повели свою внешнеполитическую игру (Новгород и Тверь — с Литвой; Вятка — с Казанью), московские власти не ставили (пока) во главу угла своей политики централизацию ради централизации. Да, в том же Новгороде были уничтожены все символы формировавшейся было республиканской власти; новые власти решительно вмешивались в сложившуюся систему новгородской торговли, в сложившиеся отношения города с его округой и пригородами89. При этом Новгород

88 Разрядная книга 1475-1598 гг. / Под ред. В.И. Буганова. М., 1966. С. 21. И вот печальный парадокс: зимой 1570 г. внук выведенного куда-нибудь в Юрьев или Кострому новгородца в составе опричного войска Ивана IV пройдется с боями по тверской земле и зарежет внука поселенного в Новгороде москвича. Страницы составленного Иваном IV поминального синодика убитых в разделе, посвященном жертвам новгородского похода, пестрят московскими фамилиями: Скрытников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 369371.

89 «Повел^ша град ставити вс^мъ градомь, опрично волостеи. и роскинуша прим^тъ городовои д%нежно[и], что город ставили, на весь град: на гости на московские и на нов-городцкие, на старосты и на черные люди, и

(новгородский наместник) как минимум формально сохранил право вести переговоры со своими традиционными западными контрагентами90. Более того, центральные власти признавали традиционное «великокняжеское» значение города на Волхове и буквально при первом же подходящем случае воссоздали здесь гигантский удел как необходимую промежуточную ступень в продвижении Василия Иоанновича (будущего Василия III) к высшей власти в Русии91. Тверь же непосредственно после присоединения к Русии была выделена в аналогичный «удел младшего великого князя», предназначенный в долю Ивану Ивановичу Молодому, наследнику великих князей московских, литовских (по прабабке Софье Витовтовне), тверских (по матери Марии Борисовне) и суздальских (по прапрапрабабке, дочери князя суздальского и великого князя владимир-

на архиепископа, и на священникы, и на весь причетъ церковныи, а доселя того не бывало при старых великих князех: ставили город доселе вс^ми новгородцкими волостьми, а городовые люди нарядчики были» (Новгородская летопись по списку П.П. Дубровского. ПСРЛ. Т. 43. М., 2004. С. 234).

90 Казакова Н.А. Русско-ганзейский договор 1487 г. // Новгородский исторический сборник. Вып. 10. Новгород, 1962. С. 217226; Она же. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Л., 1975. С. 182-198.

91 «Марта 21, в четверк, пожаловал князь великий Иван Василевичь всея Русии сына своего, князя Василия Ивановича, нарекл его государем великим князем, дал ему Вели-кыи Новгород и Псков, великое княжение» (ПСРЛ. Т. 28. С. 331-332; Т. 8. С. 236, 237; Т. 6. С. 243).

ского Дмитрия)92. Великое княжество рязанское, находившееся в пору малолетства своего князя Ивана под управлением вдовствующей княгини-матери Анны, любимой сестры Ивана Великого, не участвовало в политических играх против великого князя — и сохранило свою автономию93. Сильная центральная власть не боялась предоставлять самостоятельность своим агентам в удаленных от центра областях, неосознанно пользуясь заветом Филиппа Августа, одного из отцов-основателей централизованного европейского государства нового типа94.

В надвигающемся XVI веке потомки морейской деспины, оказавшиеся на троне великих князей владимирских, безусловно, попытаются прекратить эту возмутительную «анархическую вольницу». Но это время уже никак нельзя будет назвать эпохой возрождения и подъема Русского государства, это будет уже другая, совсем другая история.

92 Типографская летопись. ПСРЛ. Т. 24. С. 204.

93 Докончание с Иваном Васильевичем Рязанским аналогично старому докончанию 1447 г.: Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.-Л., 1950. №76. С. 283-290

94 Филипп прямо указывал графу д'Э, своему распорядителю в удаленных от собственно «Франции» областях Пуату: «Действительно, земля Пуату столь сильно удалена, что он [король] не сможет своевременно отправиться туда сам или послать кого-нибудь вместо себя, когда это будет полезно для этой земли» (цит. по: Сивери Ж. Филипп Август. М., 2013. С. 137).