CC BY-NC-ND
48
М.С. Курбак
Дж.М. КУТЗЕЕ И ЮЖНОАФРИКАНСКАЯ ЦЕНЗУРА
Цель статьи - осветить основные этапы в истории цензуры ЮАР и ее взаимодействие с южноафриканскими писателями. В качестве примера взяты сложные взаимоотношения между цензорами и Джоном Максвеллом Кутзее, самым известным современным южноафриканским писателем, обладателем Нобелевской и двух Букеровских премий. Отношения Кутзее и южноафриканской цензуры, с одной стороны, могут быть показательным примером в точки зрения общих принципов функционирования цензурного аппарата ЮАР. Но с другой стороны, уникальным с точки зрения необычайной лояльности цензоров к писателю, ни одна книга которого не была запрещена. В статье использованы материалы южноафриканских архивов, ранее не публиковавшиеся на русском языке.
Ключевые слова: Южная Африка, ЮАР, цензура, литература, Дж.М. Кут-
зее.
«Жить в Южной Африке, быть может, не геройство, но вызов политического свойства», - писал африканский поэт Джеймс Мэттьюз. Действительно, политическая обстановка в Южной Африке в 1960-1990-е годы мало кого могла оставить равнодушным. Это было время господства системы апартхейда, которую проводила Национальная партия, пришедшая к власти в 1948 г. К концу 1950-х годов были приняты основные законы апартхейда: Закон о запрете смешанных браков (1949), Закон о безнравственности (1950), Закон о борьбе с коммунизмом (1950), Закон о расселении по расовым группам (1950), Закон о самоуправлении банту (1950) и др. Страна была раз-
© Курбак М.С., 2012
М.С. Курбак
делена на зоны проживания белых, цветных и черных. Люди разных рас обязаны были не только жить, но и учиться, работать, питаться, ездить отдельно.
Конечно, такие правительственные меры не могли не вызывать возмущения у населения (особенно у «черных», «цветных»). Однако полиция жестко подавляла все акции протеста. После расстрела демонстраций в Шарпевиле (1960 г.) и Соуэто (1976 г.) ЮАР была исключена из ООН, на нее были наложены политические и экономические санкции. Страна осталась практически в полной изоляции от остального мира.
К протестам «черного» населения присоединялись и некоторые африканеры. Андре Бринк1, Надин Гордимер2, Брейтен Брейтен-бах3, Этьен Леру4, Ингрид Йонкер5 и другие (так называемые «шестидесятники») сделали борьбу с жестокостью и несправедливостью апартхейда главной темой своего творчества. Для пресечения оппозиционных идей в литературе, кинематографе, театре и прессе правительство создало разветвленный аппарат цензуры. Многие произведения «шестидесятников» были запрещены для продажи на территории ЮАР. И хотя давление цензуры постепенно начало ослабевать с 1980-х годов, она продолжала существовать вплоть до 1990-х, а «отравляющая, терзающая, зловещая атмосфера», как писал Андре Бринк, была мрачной реальностью.
Дж.М. Кутзее, лауреат Нобелевской и двух Букеровских премий и, пожалуй, самый известный южноафриканский писатель современности, никогда напрямую не выступал ни за, ни против апартхейда - он вообще старался держаться в стороне от политики. Но в условиях Южной Африки того времени это едва ли могло быть возможным. Цензура следила за творчеством писателя, тщательно изучая каждый его роман. Сам Кутзее до последнего времени даже не подозревал об этом. Открывшиеся материалы южноафриканских архивов позволили ученым и самому писателю ознакомиться с тем, как работал цензурный аппарат, по каким законам произведения допускались или запрещались для публикации и продажи и
кем были люди, вершившие судьбы писателей и поэтов.
***
«Великий писатель, которого любят цензоры и ненавидят критики»6, - сказал о Кутзее британский исследователь Питер МакДональд. Дж.М. Кутзее посвятил целую книгу исследованию южноафриканской цензуры и писателям, пострадавшим от нее. «Цензура - это не то занятие, которое привлекает интеллигенцию,
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
утонченные умы», - писал Кутзее в предисловии к ней. Цензура, продолжал он, «передает власть в руки людей с субъективным, бюрократическим способом мышления, что плохо для культуры и духовной жизни общества вообще»7.
Кутзее интересовала не сама структура цензуры, ее функционирование или феномен ее возникновения, а, скорее, люди, работавшие на нее. Он представляет цензора, с одной стороны, как властного чиновника, с другой - как некую сексуальную фигуру. В идеале, считает Кутзее, писатель должен относиться к читателю как к любимому человеку, которому всеми силами стараешься понравиться. Но одновременно писатель является и тем, кому доставляют удовольствие (если читатель остается доволен работой автора). Взаимоотношения же с цензором, по мнению Кутзее, это, по сути, акт насилия, когда писатель должен сближаться с человеком, который ему неприятен. «Цензор - это ни во что не верящий читатель, который пробивается к интимности с автором, отталкивая фигуру возлюбленного человека, и читает слова писателя с неодобрением»8.
Хотя Кутзее анализирует и даже несколько осуждает героизацию авторами самих себя как борцов с режимом и, в частности, с цензурой (в пример он приводит Александра Солженицына и Ан-дре Бринка), сам он не может избавиться от шаблона писателя как врага цензора. Ему было сложно смириться с тем, что ненавистные ему цензоры так благосклонно к нему относились и действительно высоко оценивали его романы. Он посмеивался над ними, рисуя комические образы раздражительных людей «в черных костюмах, с выбритыми головами, сморщенными губами и красной ручкой»9. Однако Кутзее никогда не упоминал, что он сам предлагал свою кандидатуру в качестве цензора (ему было отказано без объяснений). «Комическими версиями "фигуры отца"» называл он цензоров. Но в некоторой степени именно эти «отцы» помогли Кутзее беспрепятственно издавать свои произведения. Кем были эти люди и как складывались их отношения с будущим нобелевским лауреатом, рассмотрим ниже.
Несколько слов об истории южноафриканской цензуры
С начала 1960-х и до конца 1980-х годов в ЮАР функционировала система цензуры, которая, по мнению Кутзее, была одной из самых масштабных в мире. Официально она называлась не цензурой, а «контролем за публикациями»10. Однако контролировались не только
М.С. Курбак
публикации, не только книги, журналы и газеты, но и фильмы, пьесы, футболки, брелоки для ключей, куклы, игрушки, вывески магазинов - как писал Кутзее, все, что «несло информацию, которая могла быть "нежелательной"»11. Если в Советском Союзе, как пишет Кутзее, на 7000 писателей приходилось 70 000 цензоров, то в Южной Африке на одного писателя приходилось более 10 бюрократов, проверяющих его12. Состояние, в котором находилось общество при этом, Кутзее назвал всеобщей «паранойей». Огромный вред приносила не только официальная цензура, но и ее последствия - самоцензура, которой писатель подвергал себя сам. «Борьба против самоцензуры всегда анонимна, незаметна для других, она заставляет человека чувствовать себя униженным, стыдиться. Она заставляет читать свой собственный текст глазами другого человека - ситуация, когда ты становишься судьей самого себя, более строгим и более подозрительным, чем кто-либо другой»13, - писал югославский писатель Данило Киш14. Сам Кут-зее признавался, что для него «писать под надзором цензуры подобно занятию любовью с человеком, которого ты не любишь, с которым ты не хочешь никакой близости, но который давит на тебя»15.
Как отмечал сам Кутзее в одной из своих лекций, у цензуры было две основные цели. Первая - убедить нацию, прежде всего белых, в том, что они не принимают участия в моральном разложении Запада. Напротив, они остаются сильной и возмужавшей нацией. Вторая - убедить в том, что коммунистическая пропаганда не проникнет в страну, чтобы содействовать силам зла. «Иными словами, - говорил Кутзее, - у цензуры было два оружия - моральное и политическое»16.
Первый орган цензуры был создан в Южно-Африканском Союзе в 1931 г. «Актом об увеселительных мероприятиях» («Entertainments (Censorship) Act»). Цензуре подвергались фильмы и театральные представления. В 1934 г. тем не менее был установлен контроль также над книгами и периодическими изданиями. Впрочем, в то время решение цензурного комитета носило рекомендательный характер. В 1963 г. был принят «Акт о публикациях и увеселительных мероприятиях» («Publication and Entertainments Act»). Именно этот документ стал краеугольным камнем цензуры ЮАР. Его положения с небольшими изменениями переходили в последующие акты.
Он предписывал запрещать для продажи произведение, если оно:
5(2) (а) неприличное, или непристойное, или оскорбительное, или вредит нормам общественной морали;
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
(b) является богохульным или оскорбляет религиозные чувства любой группы жителей Республики;
(c) подвергает какую-либо группу жителей Республики осмеянию или презрению;
(d) наносит вред отношениям между любыми группами жителей Республики;
(e) наносит ущерб безопасности Государства, благополучию, миру и порядку17.
В 1974 г. к пяти указанным выше запретам добавился еще один - (f) раскрытие части судебной процедуры, во время которой цитируются оскорбительные материалы18. Акт сделал Комиссию цензоров независимым органом и наделил огромной силой. В эту Комиссию входили по меньшей мере девять человек, минимум шесть из которых должны были иметь профессиональные знания в области искусства, языкознания и литературы или иметь юридическое образование19. Эти правила сохранились и для следующих комиссий.
Акт о цензуре 1974 г. заменил Комиссию на Дирекцию по публикациям (Directorate of Publications), которая теперь располагалась в Кейптауне (до этого главный офис Комиссии был в Претории). Кроме того, новый Акт обязывал цензоров указывать в списке запрещенных книг и их авторов (список публиковался в правительственной газете «Government Gazette») причины, на основании которых такое решение было вынесено. Пиком жестокости цензуры был 1973 г., когда Дирекция запретила 889 произведений из 1230 (примерно 72 %). Для сравнения: за время работы предыдущей Комиссии, в 1968 г., запрещено было 426 публикаций (53 %)20.
Наиболее показательным было дело о запрете романа Андре Бринка «Познание ночи» («Kennis van die Aand», 1973) в 1974 г. Главным цензором книги был Т.Т. Клоте (T.T. Cloete), известный литературный критик, поэт и бывший член Брудербонда. Главной причиной запрета было описание сексуальных отношений между африканером и «цветной». В докладе Клоте говорилось: «Роман необычно сильный, приближенный к реальности и дающий представление о ситуации в современной Южной Африке»21. Но при этом Бринк «изобразил белых южноафрикан-цев как безответственных людей с садистскими наклонностями, распущенных, слабых, беспринципных»22. Как известно, Бринк писал свои романы сразу на двух языках - африкаанс и английском. В предисловии к первому изданию романа на африкаанс автор предупредил читателя: «Несмотря на то, что климат, ис-
М.С. Курбак
тория и все условия, в которых происходит действие, могут напоминать реальность, в нынешнем контексте все, что написано в романе, является вымыслом»23. В предисловии к английскому изданию того же романа он написал совершенно противоположное: «Ничего в этом романе не было придумано, климат, история и все условия, в которых происходит действие, взяты мной из современной Южной Африки»24. В ответ на запрет Бринк написал открытое письмо Стефанусу Йоханнесу Паулусу Крюгеру, бывшему президенту Южной Африки (1883-1900), где спрашивал, могут ли «дядя Мерве, дядя Теунс и дядя Апи» - цензоры Мерве Скольц, Клоте и Грове - быть «настолько широко мыслящими», чтобы суметь перешагнуть через «искажения литературы, которую они восхваляют, и искажения литературы, которую они осуждают»25. Конечно, Бринк страдал от того, что его книги не могли читать южноафриканцы. С другой стороны, его не подвергли изгнанию, ссылке или заключению. Он даже мог писать и открыто обсуждать этот запрет. Можно ли представить, что в СССР, с которым Кутзее так часто сравнивал ЮАР, кто-то из «запрещенных» писателей мог себе такое позволить?
К 1980-м годам давление цензуры начало постепенно ослабевать. Это было связано в первую очередь с политическими и социальными реформами, проводимыми премьер-министром, а затем президентом ЮАР П.В. Ботой. Цензорами стала приниматься во внимание литературная ценность произведений. Именно на это время приходится работа и издание Кутзее двух своих знаменитых романов - «В ожидании варваров» и «Жизнь и время Михаэла К.». Хотя книги Кутзее не были запрещены, тем не менее цензура не обошла их стороной. Над каждой книгой трудилась целая группа цензоров, внимательно сопоставлявших текст с требованиями соответствующих законодательных актов.
В 1994 г. власть перешла к «правительству черного большинства». Для исследователей стали постепенно открывать архивы времен апартхейда. Однажды, как рассказывает Кутзее, ему пришло электронное письмо от южноафриканского ученого Германна Виттенберга. Он спрашивал, не желает ли сам Кутзее ознакомиться с докладами цензоров относительно его книг? «Я был в шоке. Я думал, что внутренняя документация была уничтожена, но я ошибся. Многое сохранилось. Через неделю доклады лежали на моем столе», - вспоминал Кутзее26. Как оказалось, писатель не знал, что его романы тоже подвергались детальному изучению цензурного аппарата.
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
Кутзее и его «читатели»
«В сердце страны»
Книгу «В сердце страны» Кутзее считал потенциально самым проблемным своим романом с точки зрения оценки его моральной стороны. В июле 1975 г., когда рукопись еще не была завершена, он написал издателю своего первого романа «Сумеречная земля» Питеру Рэндэллу и спросил, что он думает о работе с книгой, которая, возможно, будет запрещена на основании одной или нескольких из следующих причин: «она (1) вредит хорошим межрасовым отношениям, (2) непристойная и т. д.». Рэндэлл ответил, что, несмотря на финансовые трудности издательства, «если я решу, что книга того стоит, мы напечатаем ее, несмотря на возможный запрет цен-зуры»27. Спустя два года Кутзее снова написал Рэндэллу. На этот раз он прямо указал три пункта из 266, по которым его роман может быть запрещен:
№ 206 - эпизод, где Хендрик, чернокожий слуга, насилует Маг-ду, белую дочь владельца фермы и главную героиню романа;
№ 209 - эпизод, где Хендрик, невзирая на нежелание Магды, орально стимулирует ее и затем совокупляется с ней;
№ 221 - краткое описание Магдой другого полового акта, при котором она чувствовала себя особенно «униженной», потому что «он сделал это сзади, как животное»28.
Но, несмотря на эти опасения, Кутзее все же был уверен, что в итоге его роман не будет запрещен. Его уверенность была подкреплена мнением Клааса Стейлера - писателя, журналиста и редактора журнала «Huisgenoot», позже он играл важную роль в диссидентской «Гильдии писателей на африкаанс». До этого же Стейлер работал цензором и прекрасно знал структуру аппарата цензуры изнутри. По его мнению, книга «В сердце страны» едва ли могла быть запрещена, так как она «осуждает политическую тиранию и т. д., которых больше не существует»29 (то есть в книге идет речь о колониальном режиме, который, по мнению цензоров, на момент написания романа уже прекратил свое существование).
Книга вышла безо всяких искажений и сокращений. Все диалоги, которые были написаны Кутзее на африкаанс, также были нетронуты. Беспокойства Кутзее по поводу сцены изнасилования тоже оказались необоснованными. Все трое цензоров сочли ее спорной, но у каждого оказалась своя интерпретация ее значения. Мерве Скольц: «Хендрик становится заметно наглее, потом спит
М.С. Курбак
с ней (сексуальные взаимоотношения между ними, показанные с ее точки зрения, трогательно патетические)»30. Феншем придерживался более делового и оптимистического тона: «Хендрик изнасиловал Магду, но позже она достигает сексуального пробуждения с ним»31. Анна Лоув, которая считала Магду трагической героиней, писала в рецензии:
Чтобы отомстить, унизить свою госпожу настолько, насколько это возможно, Хендрик насилует ее, делает ее своей подчиненной. Даже в этих условиях Магда старается сохранить хоть капельку уважения, которого она была так долго лишена в жизни, как и духовную связь между ними тремя [ей самой, Хендриком и Анной Маленькой, молодой женой Хендрика]. Но безуспешно32.
Что же касается двух других упомянутых в письме Кутзее эпизодов, их цензоры и вовсе не заметили. Анна Лоув обратила внимание на эпизод, где Магда, современная Электра, думает об интимности фермерской уборной и представляет, как ее экскременты и экскременты ее отца «переплетаются кольцами, красная змея отца и черная - дочери обнимаются, засыпают и распадаются»33. Этот же эпизод был замечен и Скольцем, который отметил затрагивание темы инцеста. Однако Феншем не удостоил этот эпизод какого-то особого внимания. Оба критика-мужчины, которые проявили большую бдительность и консервативность, чем Лоув, перечислили еще ряд спорных моментов в романе, однако пришли к полному согласию относительно их интерпретации. Речь шла об эпизодах, где Магда размышляет о своем теле и сексуальной несостоятельности своей жизни (№ 87), ее недоуменном взгляде на эрегированный пенис Хенд-рика и ее представлениях о сексуальных отношениях Хендрика и Анны Маленькой (№ 217-222 и 228). Феншем был единственным из трех цензоров, кто посчитал соблазнение отцом Магды Анны Маленькой (№ 75) и провокационный стриптиз Хенд-рика перед Магдой (№ 196) потенциально проблематичными сценами. А Скольц был единственным, кто обратил внимание на фантазии Магды о сексе с Хендриком (№ 167), на детальное описание гниющего трупа отца Магды (№ 157 и 182) и на «черную комедию» похорон (№ 182). На самом деле только два из упомянутых выше эпизода (№ 248 и 259) могли действительно попасть под определение, сформулированное в Акте о цензуре, так как в обоих случаях Бог обвинялся в безразличии к страданиям людей.
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
В анкете, которую цензоры заполняли на каждую книгу, была графа с названием «Отрывки, которые, возможно, могут быть рассмотрены как нежелательные». Все три цензора перечислили страницы со спорными эпизодами. Что же спасло книгу?
Спасала, в первую очередь, неопределенность времени и места действия. Мерве Скольц считал, что «период времени - скорее всего, конец девятнадцатого века, место не определено, можно сказать, что это происходит на ферме в колонии»34. Феншем считал, что местом действия является «овцеводческая ферма в одинокой пустыне (Кару)», а Лоув считала, что фоном является Южная Африка, время - «неопределенная колониальная эпоха, возможно, полтора столетия назад»35.
Но важнее, пожалуй, другое. В своей рецензии на книгу «В сердце страны» один из членов комитета, Ф.С. Феншем, написал: «Несмотря на то, что описаны сцены секса между людьми разных рас, и несмотря на то, что прослеживаются следы "литературы протеста", роман настолько превосходно написан, настолько высоко интеллектуальным стилем, что его будут читать только интеллектуалы, только они будут получать от него удовольствие. Книга такого рода не может быть признана нежелательной». То есть роман сочли безопасным для продажи просто потому, что большинство людей его или не купят, или не поймут.
Второй член комитета, Анна Лоув, описала этот роман как «философское эссе». Ее заключение звучало так: «Я не могу особенно сильно подчеркивать мою рекомендацию, что этот роман может быть разрешен для распространения». И далее: «то, что скрыто в человеческом сердце - которое хранит эмоции и подсознание - относится к проблемам не одного человека, живущего в определенное время и в определенном месте»36. То есть речь шла об универсальности проблем, поднятых Кутзее в романе.
Мерве Скольц назвал роман «выдающимся вкладом в литературу Южной Африки»37 и добавил: «трудная, непонятная, многоуровневая работа, которую будут читать только интеллектуалы»38. И он был не так уже далек от правды. Зачем запрещать книгу, рассуждали цензоры, которую прочтет лишь небольшой круг лиц? Ради справедливости стоит отметить, что даже после успеха, который Кутзее получил благодаря двум последующим романам -«Жизнь и время Михаэла К.» и «В ожидании варваров», - книга «В сердце страны» так и не приобрела большой популярности среди читателей.
М.С. Курбак
«Жизнь и время Михаэла К.»
«Жизнь и время Михаэла К.» была опубликована в 1983 г. и изучалась только одним представителем аппарата цензуры - Ритой Скольц. В своем докладе она перечисляла ряд сцен, которые могут вызывать вопросы, но подчеркивала функциональность каждой из них в романе. Наиболее опасным эпизодом, по ее мнению, был полицейский рейд в Яккалсдрифский лагерь для эвакуированных, расположенный недалеко от Принс-Альберта. Из романа следует, что в лагере находились мужчины, женщины и дети, которые были официально классифицированы как «бродяги» и попрошайки. Капитан полиции Остхейзен и его люди ворвались рано утром в этот лагерь и жестоко избили заключенных, невзирая на их пол и возраст. Капитан не имел ни малейшего представления о том, в чем эти люди обвинялись, но назвал их «преступниками, саботажниками и лентяями»39. Скольц сочла эту сцену направленной «против армии и САП (южноафриканской полиции)»40.
Гораздо большее внимание цензора было обращено на употребление писателем нецензурных слов. Особенно она отметила случаи их использования в речи представителей полиции, а также в эпизодах сексуального характера41. Но Скольц видела в Михаэле К., прежде всего, классического трагического героя и потому считала простительными даже откровенные сцены, которые, по ее мнению, должны вызвать у читателя только жалость: «Описание минета не является оскорбительным - когда Михаэль соглашается на это, он становится объектом для выражения таким образом сочувствия». И далее: «читатель почувствует только жалость и симпатию, когда будет читать эти две страницы»42.
«Этот роман может быть воспринят на многих уровнях: как сказка, как комментарий к положению человека в южноафриканском обществе или как роман-протест, но в этом случае протестует он против того, как люди вовлекаются в политический процесс против своей воли», - заключает Скольц43. «Роман затрагивает деликатные политические вопросы. В нем есть ссылки и непочтительные комментарии в адрес государства, а также полиции и методов, которые она использует при выполнении своих обязанностей. Тем не менее, возможные читатели этой работы будут критически мыслящими людьми, отличающимися интересом к литературе. Такие читатели будут рассматривать этот роман как произведение искусства и осознавать, что, несмотря на то, что трагическая жизнь Михаэла К. проходила в Южной Африке, его проблема универсальна и не огра-
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
ничивается только Южной Африкой». По ее рекомендации книга была пропущена всеми инстанциями.
Брайен Бантинг в своей рецензии на книгу «Жизнь и время Михаэла К.», опубликованной в журнале «Эфрикан коммунист» («African Communist»), отметил, что роман представляет собой маленькую инструкцию «для того, кто интересуется становлением и трансформацией южноафриканского общества». У Михаэла К., считает он, нет никакого возмущения, никаких амбиций и никакой надежды. Он скучен44.
«В ожидании варваров»
Роман «В ожидании варваров» рассматривался тоже только одним экспертом - Реджинальдом Лайтоном (Reginald Lighton, род. в 1903 г.), престарелым профессором Кейптаунского университета. До этого он был учителем и школьным инспектором, а к 1980 г. стал постоянным членом органов цензуры. Он работал на первое Управление по контролю за публикациями сначала в качестве одного из его членов, с 1970 г. - в качестве заместителя председателя Управления. Когда вступила в силу новая система цензуры (1975 г.), он стал помощником и позже заместителем директора нового Управления по делам печати. Кроме того, он и сам писал. В основном морализаторские сказки для подростков45. Удивительно, что Лай-тон, который был бюрократом и очень любил административную работу, совсем нестрого оценил роман «В ожидании варваров». 7 декабря 1980 г. Лайтон опубликовал на английском языке свою рецензию на книгу Кутзее.
Начиналась эта рецензия с краткого описания содержания романа: «На протяжении долгих лет престарелый Судья ведет дела в маленькой приграничной крепости, [...] занимаясь флиртом с женщинами и коллекционированием древностей, игнорируя угрозу войны между варварами (приграничными норманнами) и Империей, которой он служит». Далее Лайтон отмечает, что «место действия непонятно, какой-то оазис в засушливом районе к северу от экватора, где зимы снежные46. Он подчеркивал, что «это точно не в Южной Африке или ее окрестностях, там нет белого населения». «Нет никаких явных параллелей», - пишет он, хотя «некоторые символичные вещи могут быть найдены»47. Роман Кутзее, по мнению Лайтона, «мрачная, трагичная книга», которая заканчивается описанием «кровожадного, но непокоренного, возглавляемого Судьей народа, находящегося "в ожидании варваров"»48.
М.С. Курбак
Но на этом рецензия не заканчивалась. Дальше было самое главное. Лайтон писал, что роман «может быть рассмотрен как нежелательный», почти все попадает под Пункт 47(2)(а) Акта о публикациях 1974 г., в котором говорится о работах «неприличных или непристойных, или оскорбительных, или наносящих вред общественной мора-ли»49. Речь шла о ряде сцен сексуального характера, содержащихся в книге. Лайтон описывал все эпизоды сексуального контакта, называя их «в общем, непонятными, описанными неясно». Он перечислил номера страниц, где речь идет о сексуальных взаимоотношениях Судьи с девушкой из племени варваров (30, 40, 44, 55, 63, 66, 149), с городской проституткой (42) и с пожилой женщиной (151). Особенно он выделил сцену полного описания полового акта между молодым мальчиком и проституткой (97). К «непристойностям» Лайтон отнес и сцены жестокости, в частности публичной порки варваров, совершенной полковником Джоллом и его людьми (103-108), а также сцену повешения Судьи (115-116, 119-121). В конце доклада он перечислил, сколько раз в книге использованы слова «fuck» (8) и «shit» (6). Вообще Лайтон насчитал 22 момента, которые могут быть признаны «нежелательными». Впрочем, сексуальные сцены в романе были названы «не возбуждающими сексуальное желание»50.
Опасения у цензора вызвала и сцена, где Мендель зачитывает приговор Судье, обвиняя его в некомпетентности и даже предательстве. Это можно интерпретировать, по мнению Лайтона, как подстрекательство к мятежу (47(2)(e)). Неудивительно, что цензор не обошел своим вниманием и комментарии самого Судьи: «Меры, определенные законом, они будут применять против меня лишь до тех пор, пока это будет их устраивать, а потом пустят в ход другие методы. Такова практика Третьего отдела. Для тех, кто действует, не считаясь с законами, судопроизводство попросту одно из многочисленных средств достижения цели»51. Лайтон обратил внимание и на характеристику Менделя в целом: «таким ничего не стоило примкнуть к преступному миру, равно как и пойти в защитники Империи (а если уж выбирать, то что может быть лучше службы в Третьем отделе!)»52.
Обрисовав все «проблемные» эпизоды, Лайтон отметил, что ситуация, в которой оказался Судья, универсальна «для всех людей, живущих в невыносимо сложных отношениях с режимами, которые ставят интересы самосохранения выше законов и благо-пристойности»53. Заключение цензора было следующим:
Это что-то в стиле Кафки, где в главной роли выступает донкихотский Судья, долгое время охраняющий сторожевую крепость, кото-
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
рый стремится к образу жизни, если не образу действия, нормандских племен (варваров). Но официальный глава Имперской полиции считает его преградой на пути к своей цели подчинить племена варваров. Таким образом, назревает напряженность между амбициозными чиновниками и терпимым судьей. Он теряет пост и власть и терпит избиения. Смерть, жестокость и страдание наполняют эту мрачную книгу. Сцены межрасового секса почти везде неясные и точно не возбуждающие сексуальное желание. Место действие непонятно - «Эдгин» [утопия в одноименном романе С. Батлера. - М. К.] [...] Хотя книга написана превосходно, она вряд ли обретет популярность. Ее читатели ограничатся интеллигенцией, дискриминируемым меньшинством. В ней содержится масса «оскорбительных» слов, но они являются общеупотребимыми и оправданы контекстом. Мы [ «я» зачеркнуто] утверждаем, что нет никаких убедительных оснований для того, чтоб признать книгу нежелательной54.
Роман был разрешен для продажи на территории ЮАР.
Несколько слов о личности цензора
В своей лекции в Техасском университете Кутзее упоминал о стереотипах, которые существуют в отношении цензоров. «Вероятно, это какой-нибудь мужчина без особых примет, бюрократ, который приходит на работу ровно в 8:30 утра, закрывает за собой дверь офиса и проводит день, перебирая кипы книг, подчеркивая непристойные эпизоды красными чернилами и ставя штамп "прошел" или "не прошел" на обложках; или пересматривает ленты фильмов, держа под рукой ножницы, уже приготовившись вырезать изображения грудей и задов; которые, как только стрелка часов приблизится к 17:00, выходят на дневной свет, садятся на автобус до дома, он везет их на какую-нибудь безымянную окраину; которые проводят вечер, смотря старые комедии по телевизору, потом надевают пижаму и засыпают, не видя снов. Или если мы думаем о цензоре, который таким образом подрабатывает, то представляем престарелых профессоров, священников или тех, кто одержим моралью и любит вмешиваться в чужие дела»55.
Но документы, касающиеся аппарата цензуры Южной Африки, разрушают эти стереотипы.
Кем же были те цензоры, которые тайно читали и судили книги тогда будущего нобелевского лауреата? Все они являлись людьми
М.С. Курбак
с высшим образованием, как правило, в области литературы, искусства и языкознания. Некоторые сами писали романы или стихи. Но, что самое интересное, почти все они в большей или меньшей степени были лично знакомы с Кутзее.
Анна М. Лоув (1913-2003) была профессиональной писательницей на африкаанс. В 1976 г. получила самую престижную премию в области литературы на африкаанс - премию Гертцога (Hertzogprys)56. Она была также тещей известного микробиолога и коллеги Кутзее по Кейптаунскому университету. Он немного знал ее. Кутзее рассказывал, что однажды она пригласила его на чашку чая в свой загородный дом. Они были там вдвоем. По словам Кут-зее, они долго беседовали и спорили о состоянии южноафриканской литературы. «Я понятия не имел о настоящих отношениях, которые связывали нас двоих, о том, что она была моим цензором, до того самого дня, когда эти документы попали на мой стол. Но к этому времени она уже умерла»57, - вспоминает Кутзее.
Реджин Джон Лайтон (род. 1903 г.) был учителем, школьным инспектором и, наконец, профессором педагогики в Кейптаунском университете. Написал несколько приключенческих романов. Работал в Кейптаунском университете в то время, когда Кутзее там учился.
Х. ван дер Мерве Скольц (1924-2005) - поэт, профессор литературы на африкаанс в университетах Претории, Амстердама и Кейптауна. В последнем он работал в то же время, что и Кутзее. У него был домик в местечке под названием Грейтон (Greyton). Там же жили и родители Кутзее. Однажды Мерве Скольц пригласил семью Кутзее на барбекю и, как вспоминал Кутзее, «был очень приветлив, очень добр»58. Хозяйкой дома была его жена, Рита, цензор романа «Жизнь и время Михаэла К.».
Ф.С. Феншема (1925-1989) Кутзее никогда не знал лично. Феншем был профессором семитских языков в Стелленбошском университете, а также очень плодовитым писателем. Главными темами его романов были религиозные и культурные ценности. Он был членом многих культурных организаций, главой Африканерс-кого кружка писателей (Afrikaans Skrywerskring) в 1970-х гг.59
Дирекция по делам печати располагалась в Кейптауне. Поэтому неудивительно, что большинство ее сотрудников жили и работали в Кейптауне или недалеко от него. Интеллектуальное сообщество в 1970-1980-е годы было невелико, особенно если ограничиться только белыми. Стоит ли удивляться, что цензоры, в тайне судившие романы Кутзее, были людьми, с которыми он каждый день работал и
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
жил бок о бок. Несмотря на их удивительную лояльность к романам Кутзее, он и сейчас очень резок в оценке их деятельности. «Снова и снова они использовали в отношении меня положение закона [имеется в виду Акт о публикациях 1974 г. - М. К.], предназначенного юристами для того, чтобы освободить учебники по медицине от строгой критики точного изображения обнаженного тела, или для того, чтобы позволить профессионалам, занимающимся изучением коммунистического движения, обсуждать работы Карла Марк-са»60, - возмущался Кутзее в своей лекции. Удивительно, что осуждает он не создателей закона и органов надзора за публикациями, а именно самих цензоров. Не закон, получается, неправильный, а его исполнители неправильно его интерпретируют и выполняют. «Они считали себя непризнанными героями, которые берутся за грязную работу - никто не любит цензоров, - чтобы защитить южноафриканскую литературу от политиков и мещан»61. То есть эти люди думали, что лучше они, со своим образованием и вкусом, будут заниматься критикой произведений, чем ту же работу будут выполнять люди, вообще не имеющие отношения к литературе. «Когда эти люди вечером садятся в кресло у камина, открывают томик Троллопа62 или Остин, включают Моцарта, в их ногах дремлет ирландский сеттер, они думают, что делают хорошую работу, работу, которую нужно делать»63. Для сравнения Кутзее вспоминает русского царя Николая I, при котором, как он считает, в России функционировала одна из самых жестоких систем цензуры во всей Европе. Он, по мнению Кутзее, сам выступал в роли цензора Пушкина именно для того, чтобы защитить великого поэта от бездушных бюрократов, чтобы дать ему максимальную свободу действий внутри существовавшей системы. «Подобно Николаю I, мужчины и женщины, которых я упоминал как моих цензоров, считали себя хорошими людьми, живущими в трудное время, которые, с одной стороны, охраняли хрупкий общественный порядок, а с другой -брали под свое крыло писателей»64.
Хотелось бы вспомнить, что многие русские писатели тоже в свое время работали на органы цензуры - С.Т. Аксаков, А.Н. Майков, И.И. Лажечников, Ф.И. Тютчев, И.А. Гончаров. Пожалуй, каждый из них выслушивал в свой адрес далеко не лестные отзывы от других писателей, но все же чем-то их эта работа привлекала. Гончаров объяснял это так: «Знаете, чем я стяжал себе реноме сурового цензора? Борьбою с глупостью. Умных авторов я пропускал без спора, но дуракам при мне дорога в литературу была закрыта. Я опускал шлагбаум и - проваливай назад. Да, я сам против цен-
М.С. Курбак
зуры, я не сторонник произвола, я - литератор pur sang. Но надо беречь литературу от вторжения глупости»65. Однако в романе «Необыкновенная история» есть и такие слова: «<...> я служил по необходимости (да еще цензором, господи прости!)». Возможно, подобные мысли возникали и в головах писателей-цензоров, работавших с романами Кутзее.
Кутзее и его первое издательство
В эпоху апартхейда вся южноафриканская литература делилась на две большие группы в зависимости от языка, на котором писал автор, - африкаанс и английский. Литература на африкаанс издавалась в самой Южной Африке, в то время как английская печаталась в Британии и лишь потом поступала на экспертизу и продажу в ЮАР. Так же было и с романами Кутзее. Все три книги - «В сердце страны», «В ожидании варваров» и «Жизнь и время Михаэла К.» -были напечатаны в Лондоне (издательством «Martin Secker and Warburg Limited»), затем переправлены в ЮАР, где их рассмотрел комитет цензоров и допустил до продажи.
Но первый свой роман - «Сумеречная земля» (1974) Кутзее издал в Южной Африке. Напечатало его издательство Рэван Пресс (Ravan Press), располагавшееся в Йоханнесбурге и основанное в 1972 г. тремя белыми южноафриканцами (Питером Рэндэллом, Дани ван Зилом, Беерсом Науде - выделенные буквы их имен и дали название издательству). Кутзее посоветовал это издательство некий его друг. Он (Кутзее) послал Рэндэллу рукопись романа, Рэндэлл согласился печатать произведение, хотя и был несколько сбит с толку его «странностью»66. Позже Кутзее признался: «Я мало что знал об издательстве "Рэван", кроме разве что того, что у него были проблемы с правительством, что являлось хорошим знаком, и что у него было некое христианское мировоззрение, что необязательно было хорошим знаком. Для меня было удивлением, что они приняли книгу: "Сумеречная земля" была довольно "литературной" книгой, а "Рэван" не было литературным издательством»67.
«Рэван» было самым известным в то время оппозиционным издательством в ЮАР. Что же касается религиозных взглядов, то издательство действительно финансировалось Христианским институтом, боровшимся против апартхейда (его учредителями были европейские церковные организации, прежде всего голландские и немецкие). Несмотря на то что позже Кутзее предпочитал анг-
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
лийские издательства, права на публикацию и продажу его книг на территории Южной Африки принадлежали именно издательству «Рэван». Причиной такого выбора было уважение Кутзее к издателям лично, благодарность им за то, что они приняли его книгу, когда еще никто не знал имени Кутзее. И, безусловно, уважение к такой политической позиции издательства. Сам Рэндэлл в одном из писем признавался: «Больно осознавать, что наше маленькое издательство не может соревноваться с международными издательскими домами за права на публикацию произведений писателя, в связи с которым мы взяли на себя первоначальный риск»68. На обложке первого издания «Сумеречной земли» была картина Томаса Бэйнса (Thomas Baines), художника XIX в., на которой изображалась Южная Африка времен колониализма: упряжка, запряженная волами, и виднеющиеся вдалеке холмы. И рекламный слоган: «пожалуй, первая по-настоящему правдивая книга в современной Южной Африке».
В своем эссе «Роман сегодня» (1987) Кутзее писал, что его главной целью является противостояние «мощной тенденции, даже, возможно, доминирующей тенденции относить романы к категории истории». Согласно же общественному мнению того времени (1980-х), значимыми и действительно серьезными считались только те романы, которые приносили в жертву свою литературную составляющую во имя этических, политических или исторических вопросов69. Кутзее сардонически отвечал на это в своем эссе: «Существует игра, в которую авторы играют с названиями своих книг, но это не всегда та игра, о которой вы думаете. Неважно, какой она может оказаться, рассказ на самом деле не является игрой в то, что вы называете Классовой Борьбой, или игрой, которая называется Мужское Доминирование, или любой другой игрой из перечня игр».
Одной из причин, почему Кутзее не стал еще одной жертвой жесткой цензуры ЮАР, было и то, что цензоры зачастую не были государственными функционерами, они не применяли законы механически, бездумно. Сам же Кутзее объяснял лояльность цензоров так: «Я никогда не обладал такой популярностью, чтобы привлекать особое внимание цензуры, как это было с Андре Бринком или Атолом Фугардом70, Надин Гордимер или Этьеном Леру <...> Кроме того, мои книги слишком неконкретны, слишком изысканны для тех методов цензуры, которые использовались»71.
От цензуры страдали многие писатели. Но, с другой стороны, если книга запрещалась цензурой, это означало, что ее восприни-
М.С. Курбак
мали «серьезно». «Серьезно в том тупом смысле, в котором понимали это слово цензоры, для которых существовало только два слова - "Да" или "Нет"», - сказал Кутзее в 1990 г. «Но кто захочет услышать от цензора "Да"?»72 - продолжал он. Однако получилось так, что Кутзее слышал от цензоров только этот ответ. И этот факт, безусловно, его задевал: «Я считаю честью написать книгу, которая будет запрещена в Южной Африке. Этой чести я никогда не был удостоен и, честно говоря, не заслуживал этого»73.
Примечания
1 Бринк, Андре Филиппус (Brink, Andre Philippus; род. в 1935 г.), южноафриканский писатель, эссеис, переводчик, профессор Кейптаунского университета. Автор 17 романов, переведенных на 26 языков.
2 Гордимер, Надин (Gordimer, Nadine; род. в 1923 г.), южноафриканская англоязычная писательница, поэтесса. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1991 г., «которая своим великолепным эпосом принесла огромную пользу человечеству».
3 Брейтенбах, Брейтен (Breytenbach, Breyten; род. в 1939 г.), южноафриканский поэт. В конце 1959 г. покинул Южную Африку и жил в Париже. Его стихи включались в ряд поэтических антологий. Известен также как переводчик нескольких пьес Шекспира на язык африкаанс.
4 Леру, Этьен (Leroux, Etienne; 1922-1989), один из представителей поколения «шестидесятников». Его романы «Ди Мугу» (откровенный рассказ о проблемах детской преступности) и «Семь дней среди зильберштейнцев» (проблемы расовой дискриминации) вызвали бурю негодования в официальной прессе.
5 Йонкер, Ингрид (Jonker, Ingrid; 1933-1965), южноафриканская поэтесса, писала на языке африкаанс
6 McDonald P.D. J.M. Coetzee and the Question of Literature // Book History. 2004. Vol. 7. P. 295.
7 Coetzee J.M. Giving Offense: Essays on Censorship. Chicago: University of Chicago Press, 1996. P. VII.
8 Ibid. P. 38. Ibid.
Ibid. P. 34. Ibid. Ibid.
13 Ibid. P. 36.
Дж.М. Кутзее и Южноафриканская цензура
14 Киш, Данило (1935-1989), югославский писатель, поэт, драматург и переводчик.
15 Coetzee J.M. Op. cit. P. 38.
16 Nobel Laureate J.M. Coetzee talks about life, career [Электронный ресурс] // The University of Texas at Austin. URL: http://www.utexas.edu/know/2010/05/21/ nobel_laureate_coetzee/
17 Publications and Entertainments Act // Statutes of The Republic of South Africa 1963 with Alphabetical Table of Contents and Table of Laws, Etc., Repealed or Amended by These Statutes. Part I. Nos. 1-60. P. 282.
18 Coetzee J.M. Op. cit. P. 185.
19 Ibid. P. 278.
20 McDonald P.D. The Literature Police. Apartheid Censorship and Its Cultural Consequences. Oxford: Oxford University Press, 2010. Р. 52.
21 Ibid. P. 57.
22 Ibid.
23 Ibid. P. 56.
24 Ibid.
25 Ibid. P. 57.
26 Nobel Laureate J.M. Coetzee talks about life, career...
27 McDonald P.D. The Literature Police... P. 310.
28 Ibid.
29 Ibid. P. 311.
30 Ibid.
31 Ibid.
32 Ibid.
33 Кутзее Дж.М. В сердце страны. СПб.: Амфора, 2005. С. 69.
34 McDonald P.D. The Literature Police... P. 313.
35 Ibid.
36 Ibid. P. 315.
37 Ibid. Р. 314.
38 Ibid.
39 Кутзее Дж.М. Жизнь и время Михаэла К. М.: Художественная литература, 1989. С. 272.
40 McDonald P.D. The Literature Police... P. 310.
41 Ibid.
42 Ibid. P. 315.
43 Ibid. P. 314-315.
44 Ibid. P. 319.
45 Ibid.
46 Ibid. P. 53.
47 Ibid. P. 312.
М.С. Курбак
48 Ibid.
49 Ibid.
50 Cowell A. The Censor and the Censored, Linked by Literature // The New York Times. 2010. May 29.
51 Кутзее Дж.М. В ожидании варваров. СПб.: Амфора, 2005. С. 139.
52 Там же. С. 140.
53 McDonald P.D. The Literature Police... P. 312.
54 Application for a Decision. Serial № P80/11/205. Directorate of Publications. Private Bag 9069. Cape Town.
55 Nobel Laureate J.M. Coetzee talks about life, career...
56 Brief Biographies of Some Key Censors [Электронный ресурс] // The Literature Police: Apartheid Censorship and Its Cultural Consequences. URL: http://www. theliteraturepolice.com/biographies/
57 Nobel Laureate J.M. Coetzee talks about life, career.
58 Ibid.
59 Brief Biographies.
60 Nobel Laureate J.M. Coetzee talks about life, career.
61 Ibid.
62 Троллоп, Энтони (1815-1882), английский писатель, один из наиболее успешных и талантливых романистов викторианской эпохи.
63 Nobel Laureate J.M. Coetzee talks about life, career.
64 Ibid.
65 И.А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л.: Художественная литература, 1969. С. 214.
66 McDonald P.D. The Literature Police... P. 137.
67 Coetzee J.M. Personal interview. 1999. 8 May
68 McDonald P.D. The Literature Police... Р. 137.
69 Ibid. Р. 52.
70 Фугард, Атол (род. в 1932 г.), известный южноафриканский драматург.
71 Coetzee J.M. Doubling the Point: Essays and Interviews. Cambridge (Mass.); London: Harvard University Press, 1992. Р. 298.
72 McDonald P.D. The Literature Police... P. 316.
73 Coetzee J.M. Doubling the Point. Р. 298.
