Мифологизированный образ русского писателя в романе-псевдобиографии Дж. М. Кутзее «Осень в Петербурге» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Струкова Е. А. Мифологизированный образ русского писателя в романе-псевдобиографии Дж. М. Кутзее «Осень в Петербурге» / Е. А. Струкова // Научный диалог. — 2016. — № 1 (49). — С. 159—169.

ERIHJMP

Журнал включен в Перечень ВАК

и I к I С H ' s

PfJHOCXCALS t)IKK"TORY-

УДК 821.161.1Достоевский.091

Мифологизированный образ русского писателя в романе-псевдобиографии Дж. М. Кутзее «Осень в Петербурге»

© Струкова Екатерина Алексеевна (2016), аспирант, кафедра всемирной литературы, Московский педагогический государственный университет (Москва, Россия), [email protected].

На примере романа Дж. М. Кутзее «Осень в Петербурге» осмысляются особенности создания образа мифологизированного русского писателя — Ф. М. Достоевского. Внимание уделяется анализу аллюзий и реминисценций в романе. Художественное произведение рассматривается как форма культурного диалога русской и зарубежной литературы. Цель статьи — охарактеризовать художественную концепцию личности Ф. М. Достоевского и средства создания псевдобиографии мифологизированного русского писателя. Актуальность исследования определяется неослабевающим интересом к процессам взаимодействия различных культур. Выбор в качестве материала для исследования произведений Кутзее обусловлен тем, что этот писатель является активным участником современного литературного процесса, получил мировое признание, став лауреатом нескольких престижных международных литературных премий, его работы вызывают широкий интерес у критиков и читательской аудитории. Кутзее создает в своих произведениях галерею образов творческих личностей, через мировоззрение которых осмысляет проблемы как исторического прошлого, так и современной действительности. Через создание мифа о русском писателе Кутзее выявляет типические черты исторической эпохи, а также анализирует механизмы истории в целом. Отмечается, что в событиях русской истории XIX века Кутзее увидел созвучия с историей ЮАР XX века.

Ключевые слова: диалог культур; Дж. М. Кутзее; Ф. М. Достоевский; неомиф; история; творчество; мультикультурный роман; роман-псевдобиография.

1. Введение

Творчество Джона Максвелла Кутзее (John Maxwell Coetzee, род. в 1940), англоязычного писателя-космополита с бурскими корнями, лауреата Нобелевской премии по литературе 2003 года, первого в истории писа-

теля, дважды удостоившегося Букеровской премии (в 1983 году за роман «жизнь и время Михаэла К.» и в 1999 году за роман «Бесчестье»), хорошо известно современной читательской аудитории. Его произведения вызывают стойкий интерес у читателей и критиков.

Южноафриканский писатель не раз признавался, что его привлекает русская литература [Курбак, 2012, с. 129—152; Гаранина, 2014, с. 919; Popescu, 2008, p. 106—124]. Кутзее восхищается творчеством Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, И. А. Бродского, Б. Л. Пастернака, А. И. Солженицына, О. Э. Мандельштама, но особое влияние на него, несомненно, оказал Ф. М. Достоевский; его биография и творчество интересуют писателя больше других. Именно Достоевскому посвящено эссе в сборнике Кутзее «Дневник плохого года» [Кутзее, 2011, с 342—342] (англ. «Diary of a Bad Year», 2007), именно этого русского писателя он делает героем своего романа «Осень в Петербурге» (англ. «The Master of Petersburg», 1994), магистральными темами которого становятся переосмысленная автором история России XIX века и загадка писательского творчества. Универсальность и масштабность творчества Достоевского привлекают автора. Создавая современный миф о русском писателе, Кутзее ищет ответы на вечные вопросы истории и литературы.

2. Жанр псевдобиографии в мультикультурной литературе

жанр придуманной биографии, или псевдобиографии, достаточно популярен в современной литературе. Особое значение он приобретает для мультикультурных писателей [Толкачев, 2003, с. 127]. В частности, обращение к этому жанру позволяет Кутзее создать собственный неомиф. Примечательно, что писатель вводит в текст романа элементы вымысла наравне с реальными, знакомыми читателям фактами. Возможно, именно такие хорошо известные подробности заставляют читателей поверить и всему повествованию. Следовательно, наравне с описанием некоторых достоверных исторических событий читатели воспринимают как реальность и вымышленные Кутзее факты биографии русского писателя. Автор заставляет поверить в то, что эта часть произведения не мифологическая, а конкретно-историческая.

Мультикультурные писатели, включая элементы псевдобиографии в повествование, решают различные задачи: переосмысляют ход мировой истории, рассуждают о проблемах литературы, анализируют современную им действительность. Творчески используя образы и мотивы предшествующей литературы (в частности русской), биографии известных людей, Кутзее дополняет и расширяет наше представление о том или ином историческом периоде.

Неудивительно, что Кутзее, хорошо знакомый с творчеством и мировоззрением Достоевского в целом, увидел явные параллели между историей России XIX века и историей ЮАР второй половины XX века. Роман «Осень в Петербурге» создавался Кутзее в годы завершения апартеида и серьезных перемен в политической ситуации в стране: после двадцатисемилетнего тюремного заключения Нельсон Мандела стал первым чернокожим президентом ЮАР. Политика апартеида — официальная политика расовой сегрегации, которая проводилась Национальной партией в ЮАР, — резко критиковалась писателем. Кутзее осуждал и трагические последствия подобной политики после падения режима апартеида — террор по отношению к белому населению. Одна из главных задач для Кутзее — через создание мифа о русском писателе — псевдобиографии Достоевского — проанализировать и дать собственную трактовку целой исторической эпохе — России XIX века, обнаружить предпосылки исторических явлений и процессов, потрясших страну во второй половине XIX века. Именно творческая личность, писатель, по мнению Кутзее, оказывается наиболее чувствительным к извивам истории. Изучая образ выдающейся личности определенной эпохи, можно сделать выводы о сущности того или иного исторического периода.

3. Приемы создания мифологизированного образа русского писателя

Проследим, как и с помощью каких средств Кутзее создает в своем романе образ Достоевского, как формируется литературный миф о русском писателе, как автор выстраивает литературную игру с читателем, какими приемами он пользуется. Прежде всего, обратимся к самой сюжетной ситуации, разворачивающейся в романе: смерть пасынка Достоевского Павла и приезд писателя в Петербург в октябре 1869 года, а также знакомство Павла с террористом Нечаевым и даже его участие в делах «Народной расправы». Создавая роман «Осень в Петербурге», Кутзее опирался на реально произошедшие в ноябре 1869 года события — убийство в гроте парка Земледельческой академии студента Иванова, — и ситуацию, которую описывает в «Бесах» Достоевский, — убийство Шатова. Кутзее обыгрывает реальные обстоятельства, уже использованные Достоевским в своем романе. Во-первых, потому что и в современном мире тема «нечаевщины» продолжает оставаться «больной» и актуальной [Лурье, 2001, с. 12], и Кут-зее она интересует не столько сама по себе, сколько ее преломление в современной истории, прежде всего в истории ЮАР XX века. Во-вторых, с помощью литературной игры с уже использованными образами Кутзее хочет сместить акценты, заставить читателя увидеть новые грани произо-

шедшей трагедии. Он делает главным героем не просто некоего студента, а пасынка Достоевского. И уже через смерть Павла, которая создает ситуацию кризиса, показывает душевную жизнь писателя. Действительно, на страницах романа Кутзее после смерти пасынка Достоевский входит в какое-то странное состояние. Следователь Максимов по этому поводу замечает: «При нынешнем вашем душевном состоянии Нечаев может выскочить из страницы и овладеть вами полностью» [Кутзее, 2009, с. 71]. Эти слова оказываются пророческими: Достоевский начинает писать «роман в романе» — на страницах одного романа читатель наблюдает за появлением второго, создающегося на его глазах — романа «Бесы».

В своем романе Кутзее погружает Достоевского «в бездну горя, слез и мучительных переживаний» [Залесова-Докторова, 2004, с. 134]. Но, как это ни парадоксально, именно боль, горе и трагические события в жизни Достоевского становятся для него материалом искусства. «Описывая интенсивную работу мысли писателя, который ставит себя между фактами и вымыслом, Кутзее показывает, как писатель отдает душу дьяволу, чтобы превратить факты жизни в искусство. У писателя не остается нормальных чувств, все они превращаются в материал для романа. Творить — единственное утешение и удовлетворение Достоевского из романа "Мастер из Санкт-Петербурга", который, сражаясь с темнотой, преобразует ее в свет, в искусство» [Залесова-Докторова, 2004, с. 134]. Но зачем было Кутзее создавать в своем романе несуществующую ситуацию (смерть Павла), раскрывать те чувства, которые Достоевский переживает по отношению к своему пасынку, знакомство Достоевского с Нечаевым и т. д., заставляя своего героя испытывать невыносимое чувство вины? На этот вопрос исчерпывающий ответ дал в своей статье «Из России — с любовью? Русский след в западной литературе» И. Л. Волгин. Исследователь говорит о литературной игре и вовлечении в эту игру личности автора — «мифологизированного русского писателя» [Волгин, 1999, с. 232], который становится законным персонажем современной западной прозы. Таким образом, роман Кутзее — это вариации на тему, а темой, как верно замечает Волгин, «остается загадка русской (в данном случае опять же писательской) души» [Волгин, 1999, с. 236]. Кутзее разворачивает перед нами гипотетическую ситуацию, чтобы показать, что могло бы твориться (и творилось!) в душе одного из самых загадочных русских писателей. Кутзее вовлекает в литературную игру не только образ русского писателя, но и героев Достоевского, а также сюжетные ситуации его произведений. Таким образом, Кутзее обнажает перед нами механизмы художественного творчества, показывая, как преломляются реальные события в литературном произведении.

Автор не ставит своей целью достоверно описать биографию Достоевского и точно воссоздать исторические события того времени, напротив, вольно обращаясь с историческими фактами, указывая на их универсальность и вневременность, Кутзее вскрывает механизмы, причины и предпосылки появления тех или иных исторических процессов. Мифологизация и творческая интерпретация реальных биографических и исторических событий в романе позволяют Кутзее посмотреть на драматическую судьбу русского писателя шире и увидеть в ней отражение целой эпохи. Под таким авторским углом зрения судьба Достоевского уже приобретает не личный, а социальный характер, обусловленный противоречиями эпохи. Вымысел развивается так, чтобы придать использованным фактическим данным наибольшую типическую характерность.

Так, например, в романе есть описание встречи Достоевского с Сергеем Нечаевым, реальной исторической личностью, организатором террористического общества «Народная расправа». Кутзее буквально сталкивает их на улицах Петербурга. Писатель изображает Нечаева нелепым, мерзким. Таким же его представляет (в образе Петра Верховенского) и сам Достоевский в романе «Бесы». Характер Нечаева, как и характер Достоевского, Кутзее выписывает очень точно: и страсть к конспирации с переодеваниями, и актерский талант, и какая-то невообразимая жестокость, энергичность и настойчивость действительно были отличительными чертами Нечаева. Но практически все, кроме тонко выписанных с психологической точки зрения характеров главных героев, вымышлено самим Кутзее. Ни встречи Достоевского с Нечаевым на конгрессе в Женеве, ни их встречи в Петербурге в действительности не было. Более того — Нечаев и Достоевский в реальности никогда не были знакомы. Это литературная игра Кутзее с читателем, которую он использует для того, чтобы обострить ситуацию и поразмышлять на тему того, что могло бы произойти, если бы эти два таких разных человека действительно встретились.

Вымышлена Кутзее и судьба Павла Исаева, пасынка Достоевского: он никогда не был связан с террористическим обществом «Народная расправа» и, конечно, не был знаком с Сергеем Нечаевым. Павел Александрович Исаев пережил Достоевского и скончался в 1900 году в возрасте пятидесяти четырех лет.

Уникальность созданной Кутзее псевдобиографии Достоевского и непосредственно самого мифологизированного образа русского писателя заключается в том, что роман с вымышленным сюжетом оказывается очень правдивым, даже откровенным с психологической точки зрения. Так, например, Кутзее делает акцент на эпилептических припадках Достоевско-

го, которые действительно мучили писателя в течение всей жизни, и тех ощущениях, которые он испытывал, а также на чувстве вины Достоевского (Эдипов комплекс) как на двух ключевых моментах, важных для понимания личности русского писателя. Кутзее обыгрывает те черты характера Достоевского, которые действительно были ему присущи: нервозность, поглощенность своими мыслями, склонность к постоянному самоанализу, страсть к игре и в то же время необычайная трудоспособность, милосердие и доброта, глубина мысли. Южноафриканскому писателю, на наш взгляд, отлично удалось передать характер русского писателя — Достоевского, его «внутреннее», используя при этом всего несколько реальных фактов. Кутзее очень тонко раскрывает характер Достоевского, на суд читателя выставлено всё: работа мысли, муки, переживания одного из самых загадочных русских писателей. Многогранный и сложный характер Достоевского отражает противоречивость описываемой в романе эпохи.

4. Аллюзии и реминисценции на произведения Достоевского в романе Кутзее «Осень в Петербурге»

Еще одной важной особенностью создания псевдобиографии русского писателя становится обращение Кутзее к темам и мотивам произведений Достоевского, а также к некоторым типичным художественным приемам, характерным для творчества русского писателя.

Так, например, для раскрытия мифологизированного образа русского писателя и воссоздания атмосферы «потерянности», «разъятости» в России второй половины XIX века Кутзее использует излюбленный прием Достоевского — описание сна героя. Мотив сна, грезы, галлюцинации, видения являются ключевыми для обоих писателей. М. М. Бахтин отмечал: «Пожалуй, во всей европейской литературе нет писателя, в творчестве которого сны играли бы такую большую и существенную роль, как у Достоевского» [Бахтин, 1994, с. 360]. По замечанию Бахтина, в художественном мире Достоевского преобладает кризисная вариация сна, то есть сновидение, приводящее к перелому во внутренней жизни человека. Так и у Кутзее — сон передает критическое состояние человека (а шире — исторической эпохи), во сне он пытается преодолеть свои страхи и свою боль.

В главе «Павел» Достоевскому снится сон, в котором он видит себя в образе огромной, старой черепахи, которая плывет под водой. На дне он находит Павла, лежащего на спине с закрытыми глазами, и тогда «последний вопль, похожий скорее на лай, вырывается из черепашьего горла»: «Он устремляется к юноше. Он хочет поцеловать его лицо, но, приникая к губам сына, он уже не питает уверенности, что это поцелуй, а не укус»

[Кутзее, 2009, с. 27—28]. Кутзее активирует у читателя целое поле ассоциаций в связи с этим образом-символом: медлительность, старость, неповоротливость, закрытость, отгороженность от внешнего мира крепким панцирем. Все то, что, по мнению поколения детей, отличает поколение отцов. Тяготящее Достоевского чувство вины во сне символизирует толща воды, которая, смешиваясь с илом, постепенно заполняет рот и начинает взрывать грудь. Можно предположить, что через вплетенные в ткань произведения сны Кутзее продолжает раскрывать тему столкновения отцов и детей, их вечного и неизбежного соперничества — именно поэтому во сне вопль все-таки оборачивается лаем, а поцелуй — укусом.

Говоря о ключевых для Кутзее образах, нельзя не упомянуть сцену из главы «Кладбище»: по пути на могилу пасынка Достоевский сначала встречает двух старух в черном, а затем седую, искалеченную собаку. Пес мельком появляется в начале главы и снова возникает в ее финале, когда Достоевский уходит с кладбища: «Они возвращаются к пристани. Пес с опаской — за ними. <...> Что-то неладное с этим псом: со спины идут от хвоста открытые, воспаленные язвы. Время от времени пес тихо повизгивает или вдруг садится и вгрызается в струпья» [Кутзее, 2009, с. 17—18]. Этот пес, словно гнетущие мысли Достоевского, преследует его, неотступно следуя по пятам. Неслучайно Достоевский в романе Кутзее свое горе сравнивает именно с собакой, которая поселилась рядом с ним: «Большая серая собака, слепая, глухая, глупая, неповоротливая. Когда он спит, спит и собака; когда просыпается, и она просыпается; когда он выходит из дому, собака плетется за ним» [Кутзее, 2009, с. 77]. Символичный образ собаки, преследующей русского писателя в романе Кутзее, один из ключевых, «судьбоносных» и в творчестве самого Достоевского. Так, например, двойник в одноименной повести Достоевского сначала является Голядкину в образе собачонки, как когда-то Мефистофель Фаусту. В «Преступлении и наказании» Свидригай-лову, который шел убить себя, перебежала дорогу «грязная, издрогшая собачонка, с поджатым хвостом» [Достоевский, 2001, с. 435]. В обоих случаях появление собаки совпадает с началом движения к гибели героев: самоубийством Свидригайлова и безумием Голядкина. Столь важный для Достоевского образ собаки использует в своем романе и Кутзее.

Роман Достоевского «Братья Карамазовы» также послужил для Кутзее импульсом к творческой разработке некоторых образов и сюжетных линий произведения. В восьмой главе «Осени в Петербурге» Достоевского посещает мысль, словно нашептанная кем-то ему на ухо: «Возьми одного из малых сих и опекай его». Дальнейшее развитие событий известно: сначала Достоевский слышит вой привязанной на цепь к водосточной трубе соба-

ки, которой разматывает запутавшуюся в этой цепи лапу, а затем пускает к себе в дом бродягу Иванова, у которого изо рта пахнет гниющей рыбой, отдает ему свой ужин и укладывает спать в свою постель. Достоевский повинуется любому чувству, которое может помочь ему вновь найти дорогу к Павлу. Интересно, что о тех же словах («Возьми одного из малых сих и опекай его») размышляет в «Братьях Карамазовых» Иван: «Я читал вот как-то и где-то про "Иоанна Милостивого" (одного святого), что он, когда к нему пришел голодный и обмерзший прохожий и попросил согреть его, лег с ним вместе в постель, обнял его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной болезни рот его. Я убежден, что он это сделал с надрывом лжи, из-за заказанной долгом любви, из-за натащенной на себя эпитимии» [Достоевский, 1991, с. 306—307]. Поражает, казалось бы, невозможное сходство между Достоевским у Кутзее и Иваном Карамазовым. Достоевский в романе Кутзее, хоть и приводит в дом нищего и укладывает в свою постель, все же не верит сам себе, сознает всю неискренность и театральность этого жеста. Он тоже делает это не от любви, а от чувства вины — он словно и вправду после смерти сына наложил на себя эпитимию и теперь вынужден следовать ей: «Так, значит, вот чем придется мне заниматься до скончания дней, думает он, — заглядывать в глаза псов и попрошаек?» [Кутзее, 2009, с. 118]. Автор следует своей идее: он показывает, как рождаются образы, какой ценой, какими муками дается великому писателю его творенье. Кутзее предполагает, что все, о чем говорил Иван Карамазов, испытывал в душе и сам Достоевский.

Кутзее также пытается проследить, откуда рождается циничная философия Свидригайлова. Символично, что в одной из глав романа Кутзее проводит параллель между взглядами Достоевского и его героя: «Что до жизни потусторонней, в нее он (Достоевский) не верит. Он полагает, что вечность ему предстоит коротать на берегу какой-то реки, среди бесчисленного скопища других мертвых душ, ожидающих барки, которая не приплывет никогда» [Кутзее, 2009, с. 26]. Явная отсылка к «Преступлению и наказанию» и философии Свидригайлова: «Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность» [Достоевский, 2001, с. 250—251].

Нужно отметить, что Кутзее уже не первый раз обращается к творчеству Достоевского: в романах южноафриканского автора можно найти множество отсылок к произведениям русского классика. И каждый раз Кутзее, с одной стороны, заставляет внимательного читателя увидеть в этой отсылке «веч-

ную проблему», которая осталась актуальной в современном мире, а с другой —дополняет или наполняет новым содержанием классические темы и образы мировой литературы, создавая современный миф о русском писателе.

5. Выводы

Творчество одного из величайших русских писателей оказало и продолжает оказывать огромное воздействие на развитие всей позднейшей мировой литературы. Как мы проследили, русская тема романа южноафриканского писателя имеет глубокие корни. Трагические исторические события России XIX века и ЮАР второй половины XX века, а также интерес Кутзее к творчеству Достоевского стали связующим звеном между двумя культурами. Создавая псевдобиографию, неомиф о русском писателе, Кутзее рассуждает об универсальности механизмов истории, взаимосвязи истории и литературы. Череда революций и переворотов в России, деятельность различных террористических обществ и кружков, а также отклик на эти события в литературе, в первую очередь в творчестве Достоевского, оказались крайне актуальны для творчества Кутзее, которому во многом близки взгляды русского писателя.

Кутзее активно вовлекает в литературную игру образ «мифологизированного» русского писателя. Уникальность художественной концепции личности Достоевского и псевдобиографии в целом заключается в том, что автор, опираясь всего на несколько реальных исторических фактов, создает очень тонкий с психологической точки зрения портрет русского писателя; вводя в текст романа большое количество аллюзий и реминисценций на произведения русского классика, Кутзее заставляет читателя поверить в реальность всего повествования. Вольно обращаясь с фактами, Кутзее обнажает причины и предпосылки появления тех или иных исторических процессов.

Образ творческой личности — русского писателя — отражает многогранный характер исторической эпохи. Использование в романе элементов псевдобиографии позволяет Кутзее проанализировать целый исторический период (XIX век, Россия) и дать ему собственную трактовку.

Достоевский одним из первых увидел в появлении «нечаевщины» предвестие будущих трагических событий русской истории, написав, по выражению Л. И. Сараскиной, «роман-предупреждение» «Бесы». Более века спустя Кутзее увидел в событиях русской истории XIX века явные созвучия с историей ЮАР XX века. Творчество Достоевского помогло южноафриканскому писателю глубже понять русскую культуру и на этом материале создать роман-псевдобиографию «Осень в Петербурге» — уникальный современный миф о русском писателе.

Источники

1. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы : В 2-х ч. / Ф. М. Достоевский. — Москва : Правда, 1991. — Ч. 1 — 946 с.

2. Достоевский Ф. М. Преступление и наказание /Ф. М. Достоевский. — Москва : АСТ, Олимп, 2001.— 494 с.

3. Кутзее Дж. М. Дневник плохого года / Дж. М. Кутзее. — Москва : АСТ, Астрель, Neoclassic, 2011. — 352 с.

4. Кутзее Дж. М. Осень в Петербурге / Дж. М. Кутзее. — Москва : Эксмо, Домино, 2009. — 368 с.

Литература

1. Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского / М. М. Бахтин. — Киев : Next, 1994. — 510 с.

2. Волгин И. Л. Из России с любовью? Русский след в западной литературе / И. Л. Волгин // Иностранная литература. — 1999. — № 1. — С. 231—239.

3. Гаранина К. П. Дж. М. Кутзее : проблемы культурной идентификации / К. П. Гаранина // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. — Т. 16. — № 2 (4). — 2014. — С. 917—920.

4. Залесова-Докторова Л. Мир Джозефа Максвелла Кутзее / Л. Залесова-Док-торова // Звезда. — 2004. — № 3. — С. 131—135.

5. Курбак М. С. Исторические взгляды и творческая деятельность Дж. М. Кутзее : диссертация ... кандидата исторических наук / М. С. Курбак. — Москва, 2012. — 179 с.

6. Лурье Ф. М. Нечаев : Созидатель разрушения / Ф. М. Лурье. — Москва : Молодая гвардия, 2001. — 480 с.

7. Толкачев С. П. Мультикультурный контекст современного английского романа : диссертация . доктора филологических наук / С. П. Толкачев. — Москва, 2003. — 381 с.

8. Popescu M. Waiting for the Russians : Coetzee's The Master of Petersburg and the Logic of Late Post-colonialism / M. Popescu // Postcolonialism : South / African Perspectives. Ed. Michael Chapman. — Cambridge Scholars Publishing, 2008. — 199 p.

Mythologized Image of Russian Writer

in J. M. Coetzee's Novel-Pseudobiography

"Autumn in Petersburg" ("The Master of Petersburg")

© Strukova Yekaterina Alekseyevna (2016), post-graduate student, Department of World Literature, Moscow State Pedagogical University (Moscow, Russia), [email protected].

On the example of J. M. Coetzee's novel "Autumn in Petersburg" ("The Master of Petersburg") the features of creating the image of mythologized Russian writer

F. Dostoevsky are comprehended. Attention is paid to the analysis of allusions and reminiscences in the novel. Artwork is seen as a form of cultural dialogue between the Russian and foreign literature. The aim of the article is to characterize the artistic conception of the personality of F. Dostoevsky and the means of creating the pseudo-biography of mythologized Russian writer. The relevance of the study is defined by the interest to the processes of interaction between different cultures. Choice of the works by Coetzee as material for the study is determined by the fact that this writer is an active participant in contemporary literary process, received international acclaim, was the winner of several prestigious international literary awards, his works arouse great interest among critics and readers. Coetzee in his works creates a gallery of images of creative personalities, whose worldview he uses to comprehend the problems of the historical past and contemporary reality. Through the creation of the myth about the Russian writer Coetzee reveals typical features of the historical era and analyzes the mechanisms of history in general.

Key words: dialogue of cultures; J. M. Coetzee; F. M. Dostoevsky; neomyth; history; arts; multicultural novel; novel-pseudobiography.

References

Bakhtin, M. M. 1994. Problemy tvorchestvaDostoyevskogo. Kiyev: Next, 510. (In Russ.).

Garanina, K. P. 2014. Dzh. M. Kutzeye: problemy kultumoy identifikatsii. Izvestiya Sa-marskogo nauchnogo tsentra Rossiyskoy akademii nauk, 16, 2 (4): 917— 920. (In Russ.).

Kurbak, M. S. 2012. Istoricheskiye vzglyady i tvorcheskaya deyatelnost' Dzh. M. Kutzeye: dissertatsiya ... kandidata istoricheskikh nauk. Moskva. 179. (In Russ.).

Lurye, F. M. 2001. Nechayev: Sozidatel' razrusheniya. Moskva: Molodaya gvardiya. 480. (In Russ.).

Popescu, M. 2008. Waiting for the Russians: Coetzee's The Master of Petersburg and the Logic of Late Post-colonialism. In: Chapman, M. (ed.). Postcolonialism: South /African Perspectives. Cambridge Scholars Publishing. 199.

Tolkachev, S. P. 2003. Multikulturnyy kontekst sovremennogo angliyskogo romana: dissertatsiya ... doktora filologicheskikh nauk. Moskva. 381. (In Russ.).

Volgin, I. L. 1999. Iz Rossii s lyubovyu? Russkiy sled v zapadnoy literature. Inostran-naya literatura, 1: 231—239. (In Russ.).

Zalesova-Doktorova, L. 2004. Mir Dzhozefa Maksvella Kutzeye. Zvezda, 3: 131—135. (In Russ.).