CC BY
17
Вестник Томского государственного университета. 2024. № 505. С. 27-33 Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 2024. 505. рр. 27-33
Научная статья УДК 82-3
doi: 10.17223/15617793/505/3
Двойничество в романе Е.Г. Водолазкина «Чагин»
Елена Германовна Белоусова1
1 Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия, [email protected]
Аннотация. Феномен двойничества рассматривается на материале романа Е.Г. Водолазкина «Чагин». Воплощение феномена прослеживается в композиции, хронотопе и образной системе произведения. Выявляются основные типы двойников, способы создания и соотношения, связь с авторской картиной мира и концепцией времени. Делается вывод о переосмыслении автором универсальных литературных моделей с целью выражения собственных представлений о природе человеческой личности, соотношении вымысла и реальности в жизни и творчестве.
Ключевые слова: творчество Водолазкина, «Чагин», двойничество, двойники, память, творчество
Для цитирования: Белоусова Е.Г. Двойничество в романе Е.Г. Водолазкина «Чагин» // Вестник Томского государственного университета. 2024. № 505. С. 27-33. doi: 10.17223/15617793/505/3
Original article
doi: 10.17223/15617793/505/3
The double-ganger aspect in the novel Chagin by Eugene Vodolazkin
Elena G. Belousova1
1 Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russian Federation, [email protected]
Abstract. Based on the novel Chagin (2022) by E.G. Vodolazkin, the article studies the double-ganger problem. It dwells on the double-ganger phenomenon as a cultural archetype - a universal pattern that shows conceptions of a human being and his place in the world which are relevant for a specific time period. The work aims to define peculiar features of double-ganger imagery in the novel by E.G. Vodolazkin, a key author of the modern Russian literature. The study applies the methods of structural, comparative and archetype analysis. The research reveals that the doubleganger aspect defines the ideas and literary originality of the novel, being present on different levels of its structure. The four-part contexture structures the novel as a system of mirrors reflecting the main character's personality from different perspectives and aesthetically creating his literary image. On the chronotope level the double-ganger feature actualizes the author's world model, the specifics of which is explicit compared to Nabokov's one. Literary space in Vodolazkin's and Nabokov's fiction represents the contrast and unity of real and imaginary worlds, they elaborate and deepen each other. Yet there is a difference - the conception of continuous and universal time ascended to the Medieval worldview: according to Vodolazkin human life involves the past, present and future, the latter being perceived as fiction due to its closed nature. Such a way, overcoming the limited natural life, a human being realizes his striving for eternal life. The system of characters in the novel represents a complex system of double-gangers: real and intertextual ones, twins and carnival pairs, and antagonists in most cases. Correlating with the author's model of literary time and space, they make the problems more profound, outlining the philosophical, ethical and axiological perspectives of the novel. The relation of double-gangers with the main character and among themselves is actualized considering their time correlation (past, present and future) and space correlation (imaginary, real). This point reveals a number of conceptual and axiological oppositions which are essential for the author's conceptualization of time, memory, creativity and betrayal in the novel: reality/imagination, memory/oblivion, madness/norm, kindness/evil... Chagin is always in the middle of the mentioned poles, as a result numerous pairs of double-gangers and antagonists evolve into triads. It allows the author to defuse the irrepressible conflict and put a way out of it. The research concludes that Vodolazkin is consciously guided by universal models proven by the centuries-long literary tradition but interprets them on his own. The very conjugacy of different reflections of a human "ego" encourages the self-identification of a person. Connecting characters and events of different time layers, the author declares the genuine "ego" and the genuine biography of his character.
Keywords: oeuvre of Vodolazkin, Chagin, double-ganger aspect, double-gangers, memories, creativity
For citation: Belousova, E.G. (2024) The double-ganger aspect in the novel Chagin by Eugene Vodolazkin. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 505. рр. 27-33. (In Russian). doi: 10.17223/15617793/505/3
© Белоусова Е.Г., 2024
Восходящий к бинарным моделям мифологического сознания, в частности к близнечным мифам, феномен двойничества легко опознается и активно используется в культуре последующих столетий, что объясняет неослабевающий интерес к нему исследователей. Прежде всего назовем фундаментальные труды Е.М. Мелетинского [1], О.М. Фрейденберг [2], М.М. Бахтина [3], С.З. Агранович и И.В. Саморуковой [4], благодаря которым проблема двойничества получила свое теоретическое обоснование и обнаружила связь с различными сферами человеческого бытия. Об этом убедительно пишет современная исследовательница Т.В. Грудкина: «Имея различные варианты своего воплощения (философский, мифологический, эстетический, психологический и социальный), феномен двойничества обнаруживает себя не только в категориях разъединения, двойственности и дуализма. Высшей целью бытия для индивидуума оказывается преодоление двойничества, обретение единой целостности: в философском плане - это единство человека с миром, в психологическом - с самим собой, в социальном - с другими людьми» [5. С. 6].
В литературе с двойничеством чаще всего соотносят произведения, созданные в русле романтической и постромантической традиций. Если говорить о персональных авторских стратегиях, то наиболее полно феномен двойничества изучен сегодня в творчестве Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского и В.В. Набокова. Это подтверждает и ряд диссертаций, посвященных проблеме двойничества в текстах названных авторов1.
Более сложной и неоднозначной ситуация с двой-ничеством оказывается в современной русской литературе. Одни исследователи считают установку на двой-ничество для нее не актуальной. Об этом, ссылаясь на Г. Слетойга, рассуждает, например, О.А. Джумайло: «... литература до постмодернизма использовала образ двойника, чтобы утвердить гуманистическую концепцию стабильного «я» и целостной культуры», а в постмодернизме двойник «призван подтвердить расщепление "я" и расщепление текста» [9. С. 247].
Другие исследователи, наоборот, отмечают активный диалог современных писателей с предшествующей литературой и повышенный интерес к двойниче-ству в том числе. Среди них - Е.В. Паниткова, которая рассматривает творчество В. Маканина в свете проблемы «традиции-новаторства», в частности сопоставляет мотивы двойничества у Маканина и Достоевского [10]. Ю.А. Повх тоже обращается к современному литературному материалу, анализируя двойничество в прозе Д. Вересова, Н. Галкиной, А. Столярова как элемент петербургского мифа [11].
Наглядным примером установки на активное взаимодействие с культурными универсалиями, в том числе феноменом двойничества может служить и проза Е.Г. Водолазкина, которого по праву считают одной из знаковых фигур современной русской литературы. Его романы сегодня активно изучаются, и, конечно, феномен двойничества не остался незамеченным исследователями. В романах «Лавр», «Соловьев и Ларионов», «Авиатор» его отмечают Н.В. Ковтун [12],
Я.В. Солдаткина [13]. Т.Л. Чернышева [14], Р.В. Шубин [15], справедливо связывая систему двойников с авторской концепцией времени и особенностями сюжетной организации текстов.
Анализируя роман «Авиатор», Н.В. Ковтун приходит к следующему выводу: «Каждый сюжет по принципу зеркального отражения находит себя в другом сюжете, образы героев, события двоятся, все персонажи имеют двойников как собственное отражение во времени» [12. С. 79]. Аналогичную позицию занимает и Р. Шубин, рассматривающий романы Водолазкина «в системе координат самости и другости» и в сопоставлении с текстами В. Набокова. «Герои Водолаз-кина оказываются окутанными аурой одиночества, окружены именитыми двойниками (Соловьев, Платонов) и антиподами (Ларионов и Жлоба) и обречены на утверждение себя через собственную инакость <....>, несхожесть с другими.» [15. С. 150].
Повторяющихся или дополняющих друг друга двойников Т.Л. Чернышева называет «альтернативными героями» [14. С. 142] и рассматривает их в модели альтернативной истории, воплощенной автором в романе «Авиатор».
Большая часть таких замечаний носит эпизодический и констатирующий характер. Тем не менее они принципиально важны для постановки проблемы двойничества в прозе Е.Г. Водолазкина, которая безусловно, требует отдельного изучения, тем более, на материале последнего романа писателя, еще не получившего научного осмысления. Отсюда цель работы (здесь и далее, в том числе в цитатах, курсивом выделено нами. - Е.Б.) - раскрыть особенности воплощения феномена двойничества в романе Е.Г. Водолазкина «Чагин» (2022).
В современном литературоведении можно выделить два основных подхода к изучению двойничества. В узком смысле под двойничеством понимают «литературный феномен, основанный на бинарности как исходной эстетической позиции и характеризующийся набором характеристик, которые определяют внутреннюю сущность и внешнюю форму художественного произведения, и потому тесно связаны с фабулой, системой персонажей и стилем автора» [5. С. 6]. Двойничество в широком смысле - один из архетипов культуры, «образная модель, которая, обладая определенной устойчивостью своей структуры, сформировавшейся на каком-то этапе культурного развития и отражающей особенности этого этапа, вместе с тем является мобильной единицей воплощения актуальных представлений» [4. С. 9, 10], прежде всего представлений об отношении и месте человека в окружающем его мире.
Именно второй, культурологический подход представляется нам наиболее продуктивным для текстов Е.Г. Водолазкина, учитывая специфику их интертекстуальности. Как справедливо пишет В.В. Абашев, фрагмент текста у Водолазкина «отсылает одновременно ко многим источникам, цитируя не какой-то конкретный текст, а скорее топос культуры, сложившийся как результат эманации многих произведений в совокупное представление о стиле, эпохе, образе исторического лица и т.п.» [16. С. 321].
В романе «Чагин» двойничество реализуется на различных уровнях художественной структуры и прежде всего в композиции. Роман состоит из четырех частей, которые образуют сложную систему зеркал2, отражающих фигуру главного героя - мнемониста Исидора Чагина. Обладая феноменальной памятью, он легко запоминает любую информацию, помнит все, но ничего не может забыть.
Первое зеркало - это дневник Исидора Чагина в пересказе молодого коллеги, архивиста Павла Мещерского, второе - биография Чагина, выдуманная сотрудником секретной службы Николаем Ивановичем, третье - воспоминания о Чагине его друга, актера Эдуарда Грига, четвертое - отражение Чагина в переписке Мещерского и его возлюбленной Ники, соседки Чагина. По-своему излагая историю жизни главного героя - историю предательства и искупления, рассказчики способствуют эстетическому завершению и углублению его образа. А вместе с тем - раскрытию ключевых для творчества Водолазкина тем времени, памяти и творчества, которые в «Чагине» осмысляются автором в контексте проблемы мифотворчества, соотношения вымысла и реальности.
При этом особенности хронотопа в романе тоже определяются двойничеством, которое в данном случае выступает как способ миромоделирования. Модель мира Е.Г. Водолазкина по сути своей близка биспаци-альной модели В.В. Набокова, описанной Ю.И. Левиным [18, 19]. Она представляет собой контраст-единство реального и воображаемого миров, которые не столько опровергают, сколько дополняют и углубляют друг друга3, уточняя представление о природе человеческой личности и ее месте в мире4.
И все же хронотоп Водолазкина имеет существенное отличие от набоковского. Причина - в авторской концепции времени, которое характеризуется «одно-моментностью, универсальностью, нерасчленимо-стью», а также «диффузией земного и вечностного» [21. С. 11,12]. По логике Водолазкина-писателя, восходящей к средневековому мировоззрению, составляющему сферу научных интересов Водолазкина-фило-лога, жизнь человека одновременно включает в себя настоящее, прошлое и будущее, которое в силу своей закрытости воспринимается как вымысел5. Так преодолевая ограниченность земного существования, человек реализует свое стремление к вечности.
Наиболее зримо авторское видение и понимание мира отражается в образной системе романа, которая представляет собой сложную систему двойников. Выстраивая ее, Водолазкин последовательно идет по пути удвоения образа Чагина, активно используя самые различные типы двойников (двойников-антагонистов, карнавальные пары, двойников близнечного типа6), вымышленных персонажей, в том числе и других авторов (интертекстуальные двойники), а также реальные исторические лица.
Основной ряд героев-двойников выстраивается по временной оси романа: Генрих Шлиман (прошлое) -Исидор Чагин (настоящее) - Павел Мещерский (будущее). Не отличаясь внешним, физическим сходством, герои близки духовно, что позволяет причислить их к
двойникам близнечного типа, важнейшей характеристикой которого является «функциональная идентичность персонажей при обязательной принадлежности их к одному миру» [4. С. 44].
Первостепенное значение в этой триаде имеет пара Чагин - Шлиман, сходство между которыми Водолаз-кин подчеркивает различными способами. Это и простое сюжетное совпадение (в юности Чагин посещает Шлимановский кружок, расположившийся в бывшем доме Шлимана; служа в архиве, он занимается письмами Шлимана к барону фон Краузе), и общие моменты биографии (трагическая история любви), и явное сходство личности: «.. .в чудаковатом немце Чагин нашел родственную душу» [22. С. 62].
Помимо феноменальной памяти, героев сближают поиски мечты или смысла жизни (для Шлимана - Троя, для Чагина - любовь Веры), но самое главное - особое отношение к фантазии и вымыслу. «Фантазия - это жизнь в ее идеальном проявлении» [22. С. 313], - заявляет Генрих Шлиман в письме барону фон Краузе. По-своему развивая мысль предшественника, Чагин предлагает судить о человеке не по его биографии (герой на собственном опыте знает, что биография порой очень мало зависит от человека), а по его мечтам [22. С. 304]. Ведь «фантазия - это увеличительное стекло, - повторил он после раздумья. - Чтобы лучше разглядеть предмет» [22. С. 305].
В результате оппозиция «вымысел - реальность» в романе снимается, а составляющие ее полюса максимально сближаются. При этом формы их сопряжения оказываются различны, что существенно усложняет отношение между двойниками. В частности двойники близнечного типа вдруг обнаруживают «конфликт ценностных полюсов» [4. С. 12] и трансформируются в пару двойников-антагонистов. Так, в изображении Водолазкина Генрих Шлиман - «апофеоз вымысла», «барон Мюнхгаузен в чистом виде» [17]. Он полностью подменяет реальность вымыслом, живет в мире фантазий, но именно фантазии позволили Шлиману, вопреки мнению ученых мужей, открыть Трою.
Антиподом Генриха Шлимана выступает Павел Мещерский, олицетворяющий в романе полюс реальности. Именно он дает самое прямое и объективное отражение Чагина, фактически пересказывая дневник героя. Он менее всех склонен к мифотворчеству, но при этом, безусловно, близок Чагину. Сходство героев также подтверждает ряд очевидных совпадений в романе: как и Чагин, Павел служит в архиве, живет в бывшей квартире Чагина, случайное знакомство Мещерского с Никой перерастает в настоящее глубокое чувство, подобное чувству Чагина к Вере7.
Как видим, пространственная характеристика героев, их принадлежность к миру реальному или вымышленному для Водолазкина не менее важна, чем временная соотнесённость. И ключевая фигура в этом плане, конечно, Чагин. Он занимает промежуточное положение между полюсами вымысла и реальности, и эта позиция имеет принципиальное значение для Во-долазкина-писателя. В одном из интервью он заявляет: «На самом деле ключевые вещи все существуют в парах.
Памяти противостоит забвение, даже не противостоит, а соответствует. Слово существует только потому, что существует молчание, или, наоборот, молчание есть, потому что есть слово. Все ключевые понятия существуют как промежуточное звено между двумя полюсами. И нет ничего хуже, чем существование на одном из полюсов» [17]. Как следствие: «дар, доведенный до крайности, превращается в антидар» [17].
В отличие от Шлимана Чагин не подменяет реальность вымыслом, а преобразует ее с помощью вымысла, создавая тем самым высшую реальность. Подтверждением тому - автобиографическая поэма «Одиссей», в которой герой, исправляя ошибки молодости, воссоздает свою подлинную биографию: в ней есть Вера, есть Шлимановский кружок, но нет совершенного им предательства.
Название поэмы не случайно: образ Одиссея становится интертекстуальным двойником и Чагина, и Шли-мана. Помимо Гомера к нему отсылают строки И. Бродского из стихотворения «Одиссей Телемаку», взятые Водолазкиным в качества эпиграфа к роману. Кроме того, в самом тексте романа автор проводит прямые аналогии между героями: кафедра античной истории напоминает Шлиману Трою, «сам себе он виделся Одиссеем. Профессор (монокль в глазу) имел явное сходство с Полифемом.» [22. С. 302]. Чагин тоже сравнивает себя с Одиссием, а двух Николаев, склонивших его к предательству, - с сиренами: «Николаи лишь выступили в роли сирен, а Одиссей, как на грех, оказался не привязан к мачте» [22. С. 252].
Далее художественная конструкция «Чагина» еще больше усложняется благодаря вводу дополнительных двойников и антиподов. Коррелируя с авторской моделью художественного времени и пространства, основным рядом двойников и друг с другом, они существенно углубляют проблематику романа, выявляя его философскую, этическую и аксиологическую проекции.
Двойниками-антагонистами Генриха Шлимана в прошлом оказывается Генрих фон Краузе и Даниэль Дефо. В первом случае основанием для сближения является Троя, поиску которой оба посвятили всю жизнь. Противопоставляются же Шлиман и фон Краузе в аксиологической плоскости романа. «Патологический лгун» Шлиман живет в мире фантазии, а опирающийся на рациональное знание и объективные факты фон Краузе принадлежит исключительно миру реальному, однако первый Трою нашел, а второй не смог.
Фигура Дефо в этом смысле еще более важна, учитывая устойчивый характер интертекстуальных связей текстов Водолазкина с романом Дефо7. И в «Чагине», и в своих интервью писатель неустанно подчеркивает противоположность человеческих и моральных качеств Шлимана и Дефо: первый - бескорыстный романтик, второй - беспринципный «доносчик и интри-ган»8, стоявший у истоков политического сыска. В этом плане Шлиман и Дефо выступают олицетворением этических полюсов (добро - зло).
Вместе с тем героев явно сближает пристрастие к вымыслу и мистификации: «В жизни обоих реальность часть оказывается вымыслом» [22. С. 108]. Неслучайно
в постоянном предательстве Дефо Чагин видит не корысть, а «своего рода вдохновение», «мутную, завораживающую поэзию измены» [22. С. 109]. Правда реализуется эта страсть по-разному. Для Шлимана, как уже отмечалось, вымысел становится способом постижения реальной жизни, для Дефо - ее оправданием: «В Шлимановском кружке Дефо все-таки оправдали, и главным основанием стал (конечно же) «Робинзон Крузо». Он всё оправдывает» [22. С. 109].
В настоящем времени тема предательства раскрывается с помощью таких персонажей, как Николай Петрович и Николай Иванович, Альберт и Вельский.
Как и Дефо, Николаи связанны с секретной службой. Соблазняя Чагина возможностью остаться в Ленинграде после окончания института, они внедряют героя в кружок молодых ленинградских интеллигентов и склоняют к предательству. Чагин с фотографической точностью воспроизводит своим кураторам содержание разговоров, что приводит к аресту руководителя кружка Вельского, которого обвиняют в распространении запрещенной литературы. На основании «функциональной идентичности» [4] названных персонажей вполне можно рассматривать как двойников Дефо. Но в свете ценностной и пространственной оппозиции «вымысел-реальность» герои диаметрально противоположны. Николай Петрович - трезвый реалист («человек приземленный» [22. С. 251]), Николай Иванович - не просто фантазер, а фактически сумасшедший. Он выдумывает невероятную историю о лондонской миссии секретного агента Чагина по возвращению в Россию Синайского кодекса.
И все же Николаев трудно назвать антагонистами, скорее карнавальной парой, участники которой не противостоят, а дополняют друг друга, точнее «комический дублер ("шут") замещает серьезного героя» [4. С. 30]. Неслучайно герои практически всегда ходят вместе - «два Николая».
Помимо мотива сумасшествия снижению образа Николая Ивановича способствует мотив графоман-ства, или псевдотворчества. Открыв в себе вдохновенного читателя, Николай Иванович со временем дерзнул «бросить вызов пишущему»: «ведь, если вдуматься, тот, кто умеет читать, умеет и писать» [22. С. 171]. «В порядке здоровой конкуренции» [22. С. 171] герой создает стихотворение в прозе, в котором объединяет и поэму Твардовского «Ленин и печник», и балладу Гете «Лесной царь», и даже критику, рассматривающую художественные особенности собственного текста, - «в целом довольно благожелательную» [22. С. 174].
В этом плане Николай Иванович является сниженным двойником не только Николая Петровича (безумие - норма), вынужденного писать объяснительную в компетентные органы из-за «фантазий» своего коллеги, но и Генриха Шлимана. Это подтверждает реакция редактора стенгазеты на опус Николая Ивановича: «... написанное - чистая выдумка. Хуже Шлимана, честное слово» [22. С. 175].
Различие между Шлиманом и Николаем Ивановичем принципиально для понимания эстетической позиции самого Водолазкина, суть которой, на наш взгляд,
проясняют рассуждения автора о фиктивном и фикциаль-ном. «В литературоведении есть два термина: фиктивное - это намеренная ложь, а есть такое понятие, как фикци-ональное, то есть вымышленное. И во многом книга (роман «Чагин». - Е.Б.) именно о том, что вымысел - это иногда благодать, он смягчает довольно жесткую действительность, если бы не было этой амортизации, было бы тяжело жить». Таким образом, «Шлиман - это доведение фикционального в человеке до предела» [24], а Николай Иванович - предел фиктивного.
Тем не менее образ Николая Ивановича чрезвычайно важен для понимания образа Чагина и реализованной в нем концепции личности автора. Ведь именно Николай Иванович объясняет роль и место вымысла в жизни человека: «Случается, человек придумывает себе события, но даже те из них, что рождены фантазией, находятся в общем реестре, потому что фантазия - это тоже реальность. Реальность человеческого духа, а значит - и полноправная часть опыта» [22. С. 236]. По этой причине история секретной миссии Чагина (операция Биг-Бэн), несмотря на ее бредовый характер, вполне вписывается в историю жизни героя. Другое дело, что, как и Шлиман, Николай Иванович олицетворяет один из крайних полюсов жизни и творчества, в его случае - вдохновенную ложь и совершенный отрыв от реальности. А ни одна из крайностей, как мы помним, не приемлема для автора и его героя. Ча-гин - единственный, кто смог найти свой путь и преобразовать свою жизнь. Результат его жизнетворчества -обретение высших, подлинных ценностей: искупление грехов и воссоединение с Верой пусть и незадолго до ее смерти.
С темой предательства в настоящем связаны также Чагин, Вельский и Альберт. На первый взгляд, Чагин и Вельский - антагонисты, отношения между которыми определяются логикой оппозиции «палач - жертва», ведь именно Исидор стал причиной ареста руководителя Шлимановского кружка. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что у героев немало общего. Например, с обоими в тексте связан мотив фотографирования, т.е. удвоения реальности. Вельский фотографирует секретные материалы, у Чагина в буквальном смысле «фотографическая» память. Однако в отличие от Вельского, Чагин с течением времени меняется. Вместе с даром забвения он обретает и дар творчества, тем самым от копирования чужого, переходит к сотворению собственной жизни: «Рифмы жизни ощущают многие, но рифма - не удвоение. Рифма - это переход к новому с памятью о старом. Говоря о подобии вещей, она утверждает их единственность» [22. С. 274].
Показательна в этом плане история несостоявшейся женитьбы Чагина на одной из сестер-близнецов Барковских. Ассистентки иллюзиониста Тина и Дина были «воспроизведением друг друга» [22. С. 274] не только по условиям контракта, который запрещал девушкам появляться вместе. Одинаковыми, лишенными индивидуальности были внешний облик, голос, походка и даже внутренний мир девушек. По этой причине подмена девушек в момент, когда Чагин собирается сделать предложение руки и сердца, для Дины -всего лишь шутка, а для героя - катастрофа.
Возвращаясь к аресту Вельского, заметим, что на самом деле от Исидора в этой истории зависело немного: главным информатором спецслужб был Альберт. «Если для Исидора эта история оказалась трагической ошибкой, то этот тип стучал на Шлимановский кружок вдохновенно. Исидор мучился этим всю жизнь, а Альберт вполне себе процветал. И еще. Альберт был соперником Чагина - и женился на Вере» [22. С. 343]. Не простив предательства, Вера разрывает все отношения с Исидором.
Таким образом, и Вельский, и Чагин оказываются в роли жертвы, а значит, в романе возникает еще одна триада: Альберт - Дефо - Чагин. В отличие от Альберта, которому у Водолазкина нет оправдания, поскольку нет ни раскаяния, ни наказания, Дефо получает и наказание (за одну из своих сомнительных мистификаций он в течение трех дней стоял прикованный к позорному столбу), и оправдание - роман. А образ Чагина, как и в предыдущих случаях, снимает остроту этического конфликта и намечает из него выход. Оправдать свое предательство Исидор не может (неслучайно представляет себя на месте Дефо у позорного столба), но всей последующей жизнью искупает грехи молодости, за что и получает дар забвения: «вымысел -это род забвения, вымысел замещает действительность» [24].
Итак, рассмотрев особенности воплощения феномена двойничества в романе Е.Г. Водолазкина «Ча-гин», мы пришли к следующим выводам:
Двойничество определяет художественное своеобразие романа, проявляясь в различных гранях его поэтики - композиции, повествовательной структуре, хронотопе, но прежде всего в образной системе.
Выстраивая сложную систему двойников-антиподов, Водолазкин сознательно ориентируется на универсальные модели, апробированные многовековой литературной традицией, но осмысляет их по-своему. Если для основного потока постмодернистской литературы множественность отражений человеческого «я» свидетельствует о невозможности самоопределения личности в современном мире [9. С. 247], то для Водолазкина только «сопряжение своей жизни с другими жизнями и их самостями» открывает человеку возможность самоидентификации [25. С. 351]. В этом плане Н.В. Ковтун справедливо замечает, что «двойники» Водолазкина - это лики единого образа [12. С. 80].
Процесс сопряжения осуществляется и в рамках изображаемого исторического времени, и за его пределами. Устанавливая связь между лицами и событиями различных временных пластов, автор утверждает подлинное «я» и подлинную биографию своего героя.
При этом Водолазкин решительно уходит от упрощенного, разнополюсного видения и понимания мира и человека. «Перемешивая» многочисленные пары двойников-антагонистов, он создает принципиальные для понимания авторской концепции личности триады, снимая остроту неразрешимого противоречия, предлагая выход из жесткого противостояния ценностных и смысловых полюсов.
Примечания
1 См., например, диссертации А.В. Козловой [6], А.А. Михалевой [7], А.Ю. Мещанского [8] и др.
2 В интервью Н. Ломыкиной Водолазкин сам сравнивает художественную конструкцию своего романа со стереоскопической оптикой, причем «3D-эффект возникает не за счет введения новых фактов, а прежде всего за счет интерпретации известных» [17].
3 «Тема реальности/нереальности повисает в виде типично набоковских качелей, совершающих в сознании читателя свои колебания от одной «реальности» к другой» [19. С. 364].
4 В одном из интервью Водолазкин утверждает: «... жизнь устроена сложнее, чем принято думать, и как раз ее сложность, многомерность, метафизическая глубина и открывают те возможности, о которых мы чаще всего и не подозреваем» [20].
5 «.события, которые меняют нашу жизнь, - они всегда начинаются с фантазии! Да, это можно назвать фантазией, но можно - предвидением. Важно уметь видеть то, что пока еще за горизонтом» [22. C. 365].
6 Здесь и далее в статье используется типология двойников С.З. Агранович и И.В. Саморуковой [4].
7 «Буду ждать тебя как угодно долго. Как Чагин ждал Веру. И у меня - такая же уверенность, что мы соединимся. Обнимаю тебя, радость моя. Павел» [22. С. 349].
8 «Робинзона Крузо» Дефо исследователи справедливо называют в числе основных претекстов таких романов Водолазкина, как «Авиатор», «Брисбен».
9 «Принадлежа к религиозному движению диссентеров, Дефо анонимно призывал к расправе с ними (за это он был приговорен к позорному столбу). Несколько раз переходил от тори к вигам и обратно, становясь тайным агентом обеих партий» [22. С. 109].
Список источников
1. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М. : Российский государственный гуманитарный университет, 1994. 136 с.
2. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М. : Лабиринт, 1997. 448 с.
3. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М. : Художественная литература, 1990. 543 с.
4. Агранович С.З., Саморукова И.В. Двойничество. Самара : Самарский университет, 2001. 132с.
5. Грудкина Т.В. Феномен двойничества в русской литературе XIX века (В.Ф. Одоевский, А.П. Чехов) : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Шуя, 2004. 19 с.
6. Козлова А.В. Феномен двойничества и форма его выражения в русской прозе 1820-1830-х гг. : дис. ... канд. филол. наук. Томск, 1999. 240 с.
7. Михалева А.А. Герой-двойник и структура произведения: Э.Т. Гофман и Ф.М. Достоевский : дис. ... канд. филол. наук. М., 2006. 248 с.
8. Мещанский А.Ю. Художественная концепция творческой личности в произведениях В. Набокова : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Архангельск, 2002. 26 с.
9. Джумайло О.А. Новые книги о двойничестве // Практики и интерпретации: журнал филологических, образовательных и культурных исследований. 2017. № 1. С. 243-256.
10. Паниткова Е.В. Традиции русской классики в творчестве В.С. Маканина 1980-1990 годов: Ф.М. Достоевский, М.А. Булгаков : автореф. дис. . канд. филол. наук. Орел, 2004. 21 с.
11. Повх Ю.А. Петербургский миф в русской прозе 1990-2000-х годов : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Астрахань, 2011. 19 с.
12. Ковтун Н.В. Ухрония как структорообразующий прием в романе Евгения Водолазкина «Авиатор» // Literatura. Вильнюс, 2018. Т. 60, № 2. С. 76-91. URL: https://scholar.sfu-kras.ru/publication/36418970/fulltext (дата обращения: 28.04.2024).
13. Солдаткина Я.В. Диалог с русской литературой ХХ века в романах Евгения Водолазкина «Лавр» и «Авиатор» // Знаковые имена современной русской литературы. Евгений Водолазкин / под ред. А. Скотницкой, Я. Свежего. Краков, 2019. Т. 2. С. 309-318.
14. Чернышева Т.Л. Понятие альтернативы в современной русской прозе (на примере романов Евгения Водолазкина «Авиатор», «Лавр», Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза» // Вестник Самарского университета. История, педагогика, филология. 2018. Т. 24, № 4. С. 139143.
15. Шубин Р.В. Романы Евгения Водолазкина в системе координат самости и другости // Знаковые имена современной русской литературы. Евгений Водолазкин / под ред. А. Скотницкой, Я. Свежего. Краков, 2019. Т. 2. С. 145-158
16. Абашев В.В. «Проект грядущего восстановления мира...»: роман Евгения Водолазкина в контексте художественной сотериологии русской литературы // Знаковые имена современной русской литературы. Евгений Водолазкин / под ред. А. Скотницкой, Я. Свежего. Краков, 2019. Т. 2. С. 319-332.
17. «Личность - это память»: Евгений Водолазкин о своем новом романе и мифологии человека. URL: https://www.forbes.ru/forbeslife/480767-licnost-eto-pamat-evgenij-vodolazkin-o-svoem-novom-romane-i-mifologii-celoveka (дата обращения: 28.04.2024)
18. Левин Ю.И. Биспациальность как инвариант поэтического мира В. Набокова // Левин Ю.И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика. М. : Языки русской культуры, 1998. С. 323-391.
19. Левин Ю.И. Заметки о «Машеньке» В.В. Набокова // В.В. Набоков: Pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. СПб. : Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 1997. С. 359-369.
20. Чагин: о чем новый роман Евгения Водолазкина. URL: https://foma.ru/chagin-o-chem-novyj-roman-evgenija-vodolazkina.html (дата обращения 28.04.2024).
21. Гудин Д.С. Поэтика романной прозы Е.Г. Водолазкина : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2023. 26 с.
22. Водолазкин Е.Г. Чагин. М. : АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2022. 378с.
23. Скорондеева А. Евгений Водолазкин рассказал о прототипе героя своего нового романа «Чагин» и о двойниках в книге. URL: https://rg.ru/2022/10/27/evgenij-vodolazkin-rasskazal-o-prototipe-geroia-svoego-novogo-romana-chagin-i-o-dvojnikah-v-knige.html (дата обращения: 28.04.2024).
24. Евгений Водолазкин: мы - свидетели грозной эпохи. URL: https://tass.ru/interviews/15988077 (дата обращения: 28.04.2024)
25. Тюпа В.И. Интрига идентичности в романе Водолазкина «Авиатор» // Знаковые имена современной русской литературы. Евгений Водо-лазкин / под ред. А. Скотницкой, Я. Свежего. Краков, 2019. Т. 2. С. 345-354.
References
1. Meletinskiy E.M. O literaturnykh arkhetipakh. M.: Rossiyskiy gosudarstvennyy gumanitarnyy universitet,1994. 136 s.
2. Freydenberg O.M. Poetika syuzheta i zhanra. M.: Labirint, 1997. 448 s.
3. Bakhtin M.M. Tvorchestvo Fransua Rable i narodnaya kul'tura srednevekov'ya i Renessansa. M.: Khudozhestvennaya literatura
4. Agranovich S.Z., Samorukova I.V. Dvoynichestvo. Samara: Samarskiy universitet, 2001. 132s.
5. Grudkina T.V. Fenomen dvoynichestva v russkoy literature XIX veka (V.F. Odoevskiy, A.P. Chekhov): avtoref. dis. ... kand.
2004. 19 s.
, 1990. 543 s. filol. nauk. Shuya,
6. Kozlova A.V. Fenomen dvoynichestva i forma ego vyrazheniya v russkoy proze 1820-1830-kh gg.: dic. ... kand. filol. nauk. Tomsk, 1999. 240 s.
7. Mikhaleva A.A. Geroy-dvoynik i struktura proizvedeniya: E.T. Gofman i F.M. Dostoevskiy: dic. ... kand. filol. nauk. M., 2006. 248 s.
8. Meshchanskiy A.Yu. Khudozhestvennaya kontseptsiya tvorcheskoy lichnosti v proizvedeniyakh V. Nabokova: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk.
Arkhangel'sk, 2002. 26 s.
9. Dzhumaylo O.A. Novye knigi o dvoynichestve // Praktiki i interpretatsii: zhurnal filologicheskikh, obrazovatel'nykh i kul'turnykh issledovaniy.
2017. No. 1. S. 243-256.
10. Panitkova E.V. Traditsii russkoy klassiki v tvorchestve V.C. Makanina 1980-1990 godov: F.M. Dostoevskiy, M.A. Bulgakov: avtoref. dis. ... kand.
filol. nauk. Orel, 2004. 21 s.
11. Povkh Yu.A. Peterburgskiy mif v russkoy proze 1990-2000-kh godov: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. Astrakhan', 2011. 19 s.
12. Kovtun N.V. Ukhroniya kak struktoroobrazuyushchiy priem v romane Evgeniya Vodolazkina "Aviator" // Literatura. Vil'nyus, 2018. T. 60, No. 2. S. 76-91. [Online] Available from: https://scholar.sfu-kras.ru/publication/36418970/fulltext (Accessed: 28.04.2024).
13. Soldatkina Ya.V. Dialog s russkoy literaturoy KhKh veka v romanakh Evgeniya Vodolazkina "Lavr" i "Aviator" // Znakovye imena sovremennoy
russkoy literatury. Evgeniy Vodolazkin / pod red. A. Skotnitskoy, Ya. Svezhego. Krakov, 2019. T. 2. S. 309-318.
14. Chernysheva T.L. Ponyatie al'ternativy v sovremennoy russkoy proze (na primere romanov Evgeniya Vodolazkina "Aviator", "Lavr", Guzeli
Yakhinoy "Zuleykha otkryvaet glaza" // Vestnik Samarskogo universiteta. Istoriya, pedagogika, filologiya. 2018. T. 24, No. 4. S. 139-143.
15. Shubin R.V. Romany Evgeniya Vodolazkina v sisteme koordinat samosti i drugosti // Znakovye imena sovremennoy russkoy literatury. Evgeniy
Vodolazkin / pod red. A. Skotnitskoy, Ya. Svezhego. Krakov, 2019. T. 2. S. 145-158
16. Abashev V.V. "Proekt gryadushchego vosstanovleniya mira...": roman Evgeniya Vodolazkina v kontekste khudozhestvennoy soteriologii russkoy
literatury // Znakovye imena sovremennoy russkoy literatury. Evgeniy Vodolazkin / pod red. A. Skotnitskoy, Ya. Svezhego. Krakov, 2019. T. 2. S. 319-332.
17. "Lichnost' - eto pamyat'": Evgeniy Vodolazkin o svoem novom romane i mifologii cheloveka. [Online] Available from: https://www.forbes.ru/forbeslife/480767-licnost-eto-pamat-evgenij-vodolazkin-o-svoem-novom-romane-i-mifologii-celoveka (Accessed: 28.04.2024)
18. Levin Yu.I. Bispatsial'nost' kak invariant poeticheskogo mira V. Nabokova // Levin Yu.I. Izbrannye trudy: Poetika. Semiotika. M.: Yazyki russkoy
kul'tury, 1998. S. 323-391.
19. Levin Yu.I. Zametki o "Mashen'ke" V.V. Nabokova // V.V. Nabokov: Pro et contra. Lichnost' i tvorchestvo Vladimira Nabokova v otsenke russkikh
i zarubezhnykh mysliteley i issledovateley. SPb.: Izdatel'stvo Russkogo Khristianskogo gumanitarnogo instituta, 1997. S. 359-369.
20. Chagin: o chem novyy roman Evgeniya Vodolazkina. [Online] Available from: https://foma.ru/chagin-o-chem-novyj-roman-evgenija-vodolazkina.html (Accessed: 28.04.2024).
21. Gudin D.S. Poetika romannoy prozy E.G. Vodolazkina: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. Tambov, 2023. 26 s.
22. Vodolazkin E.G. Chagin. M.: AST: Redaktsiya Eleny Shubinoy, 2022. 378s.
23. Skorondeeva A. Evgeniy Vodolazkin rasskazal o prototipe geroya svoego novogo romana "Chagin" i o dvoynikakh v knige. [Online] Available
from: https://rg.ru/2022/10/27/evgenij-vodolazkin-rasskazal-o-prototipe-geroia-svoego-novogo-romana-chagin-i-o-dvojnikah-v-knige.html (Accessed: 28.04.2024).
24. Evgeniy Vodolazkin: my - svideteli groznoy epokhi. [Online] Available from: https://tass.ru/interviews/15988077 (Accessed: 28.04.2024)
25. Tyupa V.I. Intriga identichnosti v romane Vodolazkina "Aviator" // Znakovye imena sovremennoy russkoy literatury. Evgeniy Vodolazkin / pod
red. A. Skotnitskoy, Ya. Svezhego. Krakov, 2019. T. 2. S. 345-354.
Информация об авторе:
Белоусова Е.Г. - д-р филол. наук, зав. кафедрой русского языка и литературы Челябинского государственного университета (Челябинск, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
E.G. Belousova, Dr. Sci. (Philology), head of the Department of Russian Language and Literatue, Chelyabinsk State University (Chelyabinsk, Russian federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 14.05.2024; одобрена после рецензирования 17.05.2024; принята к публикации 30.08.2024.
The article was submitted 14.05.2024; approved after reviewing 17.05.2024; accepted for publication 30.08.2024.
