CC BY
58
УДК 94 (470.57)
DOI: 10.24412/1728-5283-2021-4-54-63
дворянским след в башкирском восстании 1704-1711 гг.*
© Б.А. Азнабаев,
доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой,
Башкирский государственный
университет,
ул. Заки Валиди, 32,
450076, г. Уфа, Российская Федерация
эл. почта: [email protected]
© Д.Ф. Ахмадиева,
аспирант,
Башкирский государственный
университет,
ул. Заки Валиди, 32,
450076, г. Уфа, Российская Федерация
эл. почта: [email protected]
В отличие от предшествующих и последующих башкирских восстаний, выступление 1704-1711 г. не завершилось официальным подтверждением российского подданства башкир. Жалованная грамота была отправлена башкирам только в 1720 г. Однако до этого времени башкиры отказывались платить ясак. Вотчинное население продолжало принимать беглых ясачных людей из Казанской и других провинций. Лидеры башкирского восстания вели интенсивные переговоры с казахами, вместе с которыми принимали участие в набегах на российские селения. Катастрофические для российских властей последствия восстания 1704-1711 гг. не могут быть объяснены лишь вмешательством кочевых соседей (каракалпаков и казахов), ибо и в восстании 1662-1664 гг. участвовали калмыки и сибирские татары. В событиях 1704-1711 гг. впервые наблюдаются неустойчивость и нерешительность прежде самого надежного проводника российского влияния в Башкирии - уфимских дворян. Некоторые уфим-цы проявляют сочувствие движению башкир, а в ряде случаев даже встают на сторону восставших. Подобное поведение служилой элиты Уфимской провинции было обусловлено кардинальным сломом традиционных институтов служилого города, что повлекло за собой как моральный, так и материальный ущерб для всех уфимских дворян. Ущемление основных прав и привилегий уфимских дворян началось задолго до пересмотра правительством договорных отношений с башкирами. Ликвидация Приказа Казанского дворца и передача всех административных и фискальных полномочий казанским властям привели к тому, что уже с 1701-1702 гг. уфимскую дворянскую корпорацию лишают участия во всех доходных службах - сборе ясака, управлении уфимскими пригородами и дворцовыми селами, командовании стрельцами и т. п. Вместе с тем, государственные повинности (сбор даточных людей) и расходные службы резко возросли. Беспрецедентным для уфимских дворян стал разбор служилых людей в Казани в феврале 1704 г. Из уфимских стрельцов, иноземцев и дворян был создан уфимский солдатский полк, в котором представители самых родовитых дворянских фамилий были записаны рядовыми солдатами. Неслучайно во главе скрытого протеста уфимских дворян встал Александр Никитич Аничков - неформальный лидер уфимского дворянства. Именно при его непосредственном участии была составлена челобитная от всего башкирского народа Петру I. Став воеводой Уфы, Аничков уклоняется от сражений с повстанцами, а его сын Максим Аничков во время разгрома уфимского полка башкирами осенью 1707 г. перешел на сторону восставших.
Ключевые слова: башкирское восстание 17041711 г., уфимская дворянская корпорация, реформы Петра I в Уфимской провинции, разгром уфимского полка, прибыльщики, казанский комиссар А.С. Сергеев
Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ № 20-09-42053 Петровская эпоха
2021, том 41, № 4(104)
f
© B.A. Aznabaev, D.F. Akhmadieva
trace of the nobility in the bashkir rebellion of 1704-1711
Bashkir State University, 32, ulitsa Zaki Validi, 450076, Ufa, Russian Federation e-mail: [email protected],
Unlike previous and subsequent Bashkir uprisings, the rebellion of 1704-1711 did not end with official confirmation of Russian citizenship of the Bashkir people. The charter was sent to them only in 1720. However, the Bashkirs refused to pay yasak until then. The
patrimonial population continued to accept fugitive yasak people from Kazan and other provinces. Leaders of the Bashkir rebellion carried out intensive negotiations with the Kazakhs, with whom they took part in raids on Russian villages. Catastrophic consequences of the rebellion of 1704-1711, such as they were for the Russian authorities, cannot be explained only by the intervention of nomadic neighbours (Karakalpaks and Kazakhs), because the Kalmyks and Siberian Tatars also participated in the uprising of 1662-1664. In the events of 1704-1711, it is for the first time that instability and indecision were observed among the Ufa nobles, formerly the most reliable conductors of the Russian influence in Bashkiria. Some Ufa residents showed sympathy to the Bashkir movement, and even took the side of the rebels in a number of cases. This behaviour of the service elite of the Ufa Province was due to a radical breakdown of traditional institutions of the service city, which entailed both moral and material damage for all the Ufa nobles. The infringement of basic rights and privileges of the Ufa nobles began long before the government revised the agreement relations with the Bashkirs. The liquidation of the Order of the Kazan Palace and the transfer of all administrative and fiscal powers to the Kazan authorities led to the fact that already since 1701-1702 the Ufa noble corporation was deprived of participation in all profitable services - collecting yasak, managing Ufa suburbs and palace villages, commanding the Streltsy units, etc. At the same time, government duties (collection of datochnye lyudi -enserfed men conscripted into the army) and expenditure services had dramatically increased. The selection procedure of servicemen in Kazan in February 1704 was unprecedented for the Ufa nobles. The Ufa soldiers' regiment was created from the Ufa streltsy, foreigners and nobles, in which representatives of the noblest families were recorded as ordinary soldiers. It is no coincidence that Aleksandr Ni-kitich Anichkov, the informal leader of the Ufa nobility, stood at the head of the hidden protest of the Ufa nobles. It was with his direct participation that a petition was drawn up from the entire Bashkir people to Peter I. When becoming the governor of Ufa, Anichkov avoided the battles with the rebels, and his son Maksim Anichkov joined the side of the rebels during the defeat of the Ufa regiment by the Bashkirs in autumn 1707.
Key words: Bashkir rebellion of 1704-1711, Ufa noble corporation, reforms of Peter I in the Ufa Province, defeat of the Ufa regiment, tax collectors, Kazan commissar Aleksandr Sergeev
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2021, том 41, № 4(104) lllllllllllllllllllllllllИИИИЕН
Исследователи башкирского восстания 1704-1711 гг. не акцентировали внимание на том факте, что массовому движению коренного населения сочувствовали представители российской элиты, а некоторые из уфимских дворян оказали прямую поддержку восставшим. Лишь И.Г. Акманов отметил, что определенная часть уфимского гарнизона выражала недовольство реформами Петра I [1, с. 121]. Вместе с тем некоторые архивные материалы свидетельствуют о том, что восстание 1704-1711 гг. встретило понимание у части служилого населения Уфы. Речь идет о письмах, которые написал казанский комиссар Александр Саввич Сергеев, находясь под следствием в Уфе в декабре 1721 г. [2, л. 420-432]. Подтверждения свидетельских показаний А.С. Сергеева были обнаружены в сенатском расследовании 1715 г. об измене ряда уфимских дворян [3, л. 191-223].
В данной статье мы попытаемся собрать и осмыслить факты поддержки восставших башкир некоторыми уфимскими дворянами и определить причины, обусловившие подобную их позицию.
Бывший казанский комиссар Александр Саввич Сергеев был взят под караул и доставлен в Уфу в ноябре 1721 г. Его, как и других активных участников событий 1704-1705 гг. -прибыльщиков Андрея Жихарева и Михаила Дохова, назвали сами башкиры в качестве главных виновников башкирского восстания [4, с. 118-120]. Правительственное расследование причин восстания было инициировано башкирской стороной в качестве одного из условий возобновления российского подданства [5].
О действиях Сергеева в Уфимской провинции и Уфе зимой 1705 г. очень подробно писал советский историк В.И. Лебедев [6, с. 81-102]. Тем не менее Лебедев, как и другие исследователи восстания 1704-1711 гг., не обратил внимания на очевидную имперскую символику подвластности, которую так наглядно демонстрировал башкирам комиссар Сергеев. По его приказу солдаты «с обеих сторон копьи и сабли держали, и всех их будущих мирских людей промеж таких хра-бростей провели» [4, с. 113]. У римлян про-
561
ход поверженного противника под копьем (ш§ит) означал утверждение полной его зависимости от победителя. Кроме того, арестованных в Уфе башкир, среди которых были и духовные лица, насильно поили вином. Угощение на пиру упоминается в башкирских шежере в качестве ритуала установления подданства башкир белому царю [7, с. 263]. Затем Сергеев лично «всякому пьяному лежачим людей, держав против сонца зеркало свое, рожи и головы жег» [7, с. 114]. Согласно исследованию А.Д. Александровой, на изображениях XVIII в. фигура Петра I символизировала собой солнце и исходящее от него всеобщее просветление, несущее свет просвещения всему народу [8, с. 18-23]. Известно, что Петр I считал насилие основным инструментом прогресса [9, с. 432].
В декабре 1721 г. комиссия графа И.Г. Головкина, расследовавшая преступления должностных лиц, начала сбор свидетельских показаний со стороны башкир. В этот момент Сергеев осознал, что в интересах успокоения местного населения власти готовы пожертвовать двумя-тремя администраторами среднего звена. Собранные комиссией факты, явно указывающие на провокационный характер действий бывшего казанского комиссара, не оставляли ему никаких шансов избежать сурового наказания. Обвинения были настолько убедительны, что некоторые исследователи даже посчитали, что Александр Сергеев был повешен в Казани [10, с. 132]. Сергеев действительно находился в заключении почти 5 лет [11, с. 109], однако нет оснований считать, что он был казнен. В 1729 г. против Александра Сергеева было выдвинуто новое обвинение, на этот раз в самозванстве. Нашлись свидетели из казанских и крымских татар, которые слышали, что казанский комиссар называл себя «царевичем» [12, л. 112-119]. Однако и этот процесс закончился без приговора, поскольку главные свидетели умерли в ходе следствия.
В ноябре 1721 г. Сергеев пишет три прошения, два из которых были адресованы Алексею Васильевичу Макарову - тайному кабинет-секретарю Петра I, ведавшему секретными бумагами императора. Одно про-
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/
2021, том 41, № 4(104)
шение Сергеев направил непосредственно царю. Бывший комиссар в обращении к Макарову использует термин «патрон» [13, л. 420], что на первый взгляд кажется странным, ведь сам Сергеев, как и другие комиссары и прибыльщики, состоял в ведомстве А.Д. Меншикова и своим возвышением в немалой степени обязан ему. Но обратиться к «полудержавному властелину» Сергеев не имел возможности, потому что в 1716 г. написал на него донос царю [13, л. 929-930]. Сергеев убеждал Макарова в том, что башкиры, будучи давними врагами российского государства, никогда не получали достойного ответа за свои преступления. Тем не менее именно этим «злодеям» предоставлена роль обвинителя таких ревностных слуг государя. Интересно, что главная претензия, предъявленная Сергеевым башкирам, на следствии даже не упомянута. Казанский дворянин Лев Аристов лишь косвенно указал на то, что восставшие посылали своих представителей в Царьград [4, с. 120]. Сергеев же прямо заявляет, что башкиры «.. .в Царьграде ходили и салтана приводили и хотели отойти всею ордою под руку салтана турецкого» [2, л. 421].
Однако наибольший интерес представляет собой прошение Сергеева, адресованное Петру I. В нем Сергеев доказывает, что «.возмущение учинили и челобитную, в то время на меня нижеименованного, составили русские, а именно, воевода Аничков с подьячими Тарлыковым и с другими, и воевода тамошней Лев Аристов к господину Ку-дрявцову писал, что «то возмущение от русских людей» [2, л. 423]. Отметим, что Сергеев писал челобитную царю по памяти, ошибочно назвав Тарпанова Тарлыковым.
Таким образом, бывший казанский комиссар доносил Петру I, что башкирское восстание, завершившееся фактическим отпадением из российского подданства многочисленного народа, началось по вине уфимских служилых людей.
Кто такой уфимский воевода Аничков, составивший челобитную мятежным башкирам? Александр Никитич Аничков был представителем дворянского рода, который занимал первенствующее положение в служилом
городе Уфе в XVII в. [14]. Изредка приоритет Аничковых пытались оспорить дворяне Каловские, однако предкам Александра Никитича в ходе местнических разбирательств удалось добиться того, чтобы «Аничковых с Каловскими в товарищах не посылали, потому что те Каловские отчеством их младше, а Аничковы служат по Московскому списку и в думных дворянах» [15, л. 2-6]. Впрочем, сами московские родственники открещивались от того, чтобы их ставили в «одни места» с уфимскими родственниками. В 1644 г. стряпчий с ключом И.М. Аничков в своей челобитной указал, что уфимская ветвь образовывалась в результате ссылки при Иване Грозном [16, с. 45]. Тем не менее именно Юрий Александрович Аничков (дед Александра Никитича) был избран уфимцами для участия в Земском соборе 1649 г. [17, л. 1106].
Сам Александр Никитич (Микитич в орфографии XVIII в.) родился в 1655 г. в семье уфимского стрелецкого головы Никиты Юрьевича Аничкова. В возрасте 25 лет он фактически унаследовал должность стрелецкого головы после смерти отца. К началу XVIII в. в служилом списке Аничкова числились участие в двух крымских походах и несколько сражений с калмыками. Аничков показал себя энергичным руководителем в ходе подавления башкирского восстания 1681-1684 гг.
Однако не службой выделялся будущий воевода из общей массы уфимских дворян. Уже с молодости Александр Аничков проявил себя как ревностный защитник дворянский корпорации Уфы. К примеру, в 1679 г. по инициативе Аничкова заведено судебное дело на подьячего денежного стола Степана Власьева, который, согласно обвинению, «. чинил денежные дачи малые по рублю и по полтине», т. е. обворовывал дворян во время выдачи жалования [15, л. 128]. В 1693 г. по челобитной Аничкова уфимским властям было указано проверить хлебные эталоны, сравнив с сибирскими мерами. В результате излишний стрелецкий хлеб, взимаемый по ошибке с дворян, было велено вернуть уфимским дворянам и детям боярским [15, л. 299]. В конце 1703 г. уфимцы делегировали в Мо-
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2021, том 41, № 4(104) |||||||||||||||||||||||||ИИИмЕЯ
скву Аничкова бить челом о «государевом денежном жаловании, что нам давать на Уфе прежние наши оклады с разбору» [18, л. 12]. Александру удалось получить окладное жалование на всех дворян. В 1704 г. именно Аничкову было поручено отвезти в Москву челобитную, в которой уфимские дворяне жаловались на то, что их крепостные и дворовые, записавшись в солдаты, присвоили себе помещичий скот, хлеб и сено [18, л. 11]. Таким образом, на протяжении двух десятилетий Александр Аничков регулярно бывал в Москве в Приказе Казанского дворца, ратуя за интересы горожан. Именно это обстоятельство стало основанием для назначения его уфимским воеводой. Вместе с тем казанские власти и сами башкиры были убеждены, что Аничкова назначил на эту должность фельдмаршал Шереметев. Однако сам Шереметьев писал, что «.. .на Уфу воевода Аничков послан по указу великого государя, каков привез ко мне Михайло Щепотьев, а не я собою послал» [19, с. 349]. Сержант Бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка, сподвижник и личный порученец Петра I М.И. Щепотьев был приставлен царем к Шереметеву с таким указанием: что он (то есть Щепотьев) вам будет доносить, извольте чинить» [20, с. 258]. В отличие от башкир, с которыми фельдмаршал близко общался еще в ходе боевых действий в Ин-германландии, Аничкова он не знал. Таким образом, к назначению Аничкова уфимским воеводой фельдмаршал отношения не имел.
В литературе распространено мнение о том, что Аничков был назначен Шереметьевым по просьбе башкир. К примеру, С.У. Таймасов в подтверждение этой информации ссылается на С.М. Соловьева [21, с. 38]. Однако у последнего отмечено лишь, что башкиры, отказываясь пропустить в Уфу Аристова, заявляли, что Аничков «им люб» [21, с. 368]. Однако в источнике нет ни слова о том, что башкиры ходатайствовали об его назначении.
Наиболее убедительно выглядит точка зрения В.Н. Муратовой. Она считает, что Аничкова выдвинула в качестве воеводы дворянская корпорация Уфы [22, с. 87].
Заняв должность, Аничков в январе 1706 г. вступает в переговоры с лидером восставших башкир - Дюмеем Ишкеевым. Аничков убедил его обратиться к царю с челобитной от всех башкир Уфимского уезда. В ходе следствия 1721 г. все казанские администраторы отмечали, что текст челобитной Дюмея Иш-кеева был составлен А. Аничковым [4, с. 174]. Башкиры, участвовавшие в расследовании, не отрицали этого факта. Интересно, что Сергеев подверг сомнению авторство Дюмея Ишке-ева на основании формулярного анализа челобитной: «.. .имян их башкирских и рук и знамен, и кто с татарского письма на русское переводил перевотчика не написано» [4, с. 117].
Турецко-американский исследователь Мехмет Тепеюрт отмечает, что инициатива уфимских властей по составлению челобитной для Дюмея Ишкеева являлась не более чем уловкой: «Российские официальные лица на раннем этапе восстания полагали, что могут сокрушить сопротивление грубой силой и уловками. Уфимские власти призвали башкир направить к царю делегацию, чтобы высказать свои обиды. Дюмей Ишкеев, инициатор восстания на Казанской дороге, и семеро его товарищей направлялись в Москву. Их арестовали и заключили в тюрьму, а Дюмей Ишке-ев был повешен. Эта уловка никак не избавила русских от восстания башкир» [23]. Но если это уловка, как объяснить тот факт, что даже после казни Дюмея Ишкеева восставшие башкиры не хотели менять Аничкова на другого воеводу?
Итак, в челобитной Дюмея Ишкеева, которую составлял Аничков, вся вина за разжигание восстания возложена на Александра Сергеева. В свою очередь бывший комиссар утверждал, что волнения башкир начались задолго до его прибытия в Уфу. Он неоднократно заявлял, что именно действия прибыльщиков Жихарева и Дохова, объявивших башкирам о введении 72 новых налогов и податей, стали причиной вооруженного выступления башкир. Сергеев подчеркнул, что еще осенью 1704 г. башкиры не пропустили в свои волости офицеров, ответственных за заведение «будных заво-
дов», а на главных дорогах башкиры поставили заставы [4, с. 118].
Почему в челобитной Дюмея Ишкеева эпизоду с прибыльщиками не придано серьезного значения?
Для Аничкова, как и для всей дворянской корпорации Уфы, не Дохов с Жихаревым, а Сергеев олицетворял собой разрушение традиционного уклада служилого города. В феврале 1704 г. Сергеев произвел разбор уфимских дворян в Казани. В результате из уфимцев был сформирован солдатский полк. Впервые в истории уфимского служилого города командные должности были распределены вопреки местническим представлениям. К примеру, сын Александра Никитича Аничкова Максим по разбору комиссара Сергеева в 1704 г. был записан из дворян в рядовые солдаты, а представитель старого уфимского подьяческого рода Петр Власьев удостоился звания прапорщика, т. е. офицерского чина, с 1722 г. дававшего права на потомственное дворянство [24, л. 146].
Администраторы, прежде проводившие разборы дворян в Уфе, имели чины не меньше стольника. Казанский комиссар, определявший служебный статус каждого уфим-ца, к дворянству не имел никакого отношения. Даже башкиры знали, что отец казанского комиссара был «кабатчиком в Саранске» [4, с. 260].
Ущерб, понесенный уфимским дворянством в начале XVIII в., не ограничился поруганием родовой чести. Новые казанские власти лишили уфимцев многих традиционных источников доходов. Разоренное калмыцкими набегами и башкирскими восстаниями хозяйство уфимских дворян остро нуждалось в наличных деньгах. Обычно уфимские дворяне получали хорошие деньги на доходных службах - должностях сборщиков ясака, таможенных и заставных голов, воевод уфимских пригородов, приказчиков дворцовых волостей и начальных людей в стрелецком войске. В.Н. Татищев писал: «.для сбору ясака посылаются в уезд дворяне и казаки которые ясак сбирают токмо по сказкам жителей и для ясачники могут взяв ясак, не записывать в казну и не отдавать, а сами коры-
стоваться к тому же сами ясачники берут излишне с ясаку по гривне и более» [25, л. 327]. Согласно окладам 1631 г., в Уфимском уезде насчитывалось 6188 ответственных плательщиков, т. е. общий фонд неофициального дохода ясачных сборщиков составлял приблизительно 600-700 рублей в год. Учитывая, что сборщиков посылали только на одну из 4 дорог уезда, можно рассчитать, что в среднем за год дворянин мог заработать от 150 рублей и более. Срок пребывания дворянина в сборщиках составлял два года, т. е. суммарный доход составлял около 300 рублей. Для сравнения, ежегодное жалование уфимского сына боярского, получаемое им за участие в станичной службе, составляло 7-8 рублей [26, л. 21]. С 1701 г. казанская администрация посылает в Уфимский уезд своих сборщиков налогов, таможенных и заставных голов, воевод и приказчиков [27, л. 23].
В результате деятельности казанских властей 1702-1704 гг. уфимская дворянская корпорация была унижена морально и ущемлена материально. Для дворян источником всех бед выступала новая казанская администрация, состоящая из людей низкого происхождения.
Восставшие башкиры также были склонны винить во всем не Петра I, а вполне конкретных казанских «прибыльщиков», среди которых они особо выделяли Сергеева, До-хова, Вараксина и Аристова [4, с. 108].
Распоряжения, следовавшие из Казани, в одинаковой степени затрагивали уфимских дворян и башкир, что не могло не повлиять на их сближение. Тому способствовали и давние неформальные отношения уфимцев и башкир. К примеру, один из авторов башкирской челобитной Андрей Тарпанов, по словам Сергеева, с башкиром Меркицкой волости Клином дружил и «с детьми его имеет дружбу» [4, с. 117].
Нежелание уфимцев вступать в вооруженное противостояние с восставшими башкирами впервые проявилось летом 1706 г. Провозглашенный султаном башкир сын хана Кучука Мурат повел 2000 башкир на правителя Джунгарии Чагана Раптана (Цэ-вана Рабдана). Недалеко от Яика их нагнал
' 2021, том 41, № 4М04М1111111111111111|||||||| ИИИИЕЭ
отряд из 800 уфимцев и служилых татар. Обе стороны вступили в переговоры. Убедившись в том, что Мурат направляется на джунгар, а намерений нападать на русские селения у него нет, командиры уфимцев дали команду вернуться в Уфу [4, с. 240]. Уфимского воеводу не смутило то, что переговоры с ним ведет новоявленный правитель башкир, а возглавляемый им отряд направляется на Цэвана Рабдана - друга и союзника хана Аюки [28, с. 198].
Однако вскоре возникла ситуация, когда некоторые уфимские дворяне прямо выступили на стороне восставших башкир. 16 ноября 1707 г. уфимский воевода Лев Аристов посылает солдатский полк (1300 человек) под командованием Петра Хохлова для поимки некого Салтана-Ибрагима, заявившего свои права на ханство среди башкир [4, с. 121]. В результате, согласно официальным источникам, уфимский полк был полностью разгромлен. Уцелеть удалось лишь 370 служилым людям, прорвавшимся к Соловарно-му городку [4, с. 229].
Спустя 8 лет уфимский провинциальный фискал известил правительство о конфликте, возникшем на праздничном обеде, который давал обер-комендант Дмитрия Бахметьева в честь «государева ангела» [3, л. 191-223]. Уфимские дворяне Максим Аничков и Василий Ураков ругались и называли друг друга изменниками, ссылаясь на события ноября 1707 г. После допроса, произведенного Бахметьевым, обнаружилось, что разгром уфимского полка был следствием противоречий, возникших между командованием и основной массой уфимского дворянства. После измены башкир, находившихся в составе полка Петра Хохлова, начались многодневные нападения восставших под предводительством Алдара Исекеева на уфимцев. На третий день беспрерывных атак дворяне и казаки вступили в переговоры с башкирами, договорившись обменяться заложниками (аманатами) для заключения перемирия. Восставшим были переданы 30 служилых людей. После этого, по совету уфимских дворян Тимофея и Степана Аничкова, Петр Хохлов принял решение вернуться в Уфу. Одна-
ко, нарушив соглашение, башкиры вновь напали на полк, отбив весь обоз с боеприпасами и продовольствием. Петр Хохлов, потеряв к этому времени около 100 человек убитыми, приказал двигаться к Соловарно-му городку. 14 декабря башкиры вновь напали на уфимский полк, что привело к переходу на сторону восставших уфимских дворян Осипа Лопатина, Ивана Рукавишникова и Алексея Жукова. Про Максима Аничкова было сказано, что он «.с боя бросил лук свой, ушел к ним ворам башкирцам в измену, да к ним же ворам башкирцам конные ушли казаки Федор да Иван Ганины, Иван Зубов, подьячий Степан Атланов» [3, л. 195]. Перебежчики сообщили повстанцам, что у уфим-цев закончились боеприпасы и продовольствие. После этого нападавшие усилили натиск, убив и ранив более половины уфимцев. Хохлов вновь вступает в переговоры, пообещав передать башкирам 1000 рублей и все «пансыри», которые есть в полку. Башкирам были выданы очередные заложники - дворяне Алексей Тарбеев, Василий Ураков, Степан Аничков и Андрей Ураков. Однако восставшие вновь не сдержали своего слова и продолжили свои атаки на остатки полка. К этому времени уфимцы потеряли всю артиллерию. Пользуясь тем, что в полку осталось только легкое вооружение, башкиры соорудили деревянные щиты на колесах, под защитой которых они возобновили атаки. В управлении этими щитами были замечены дворяне Дмитрий Сюзьмин, Максим Аничков, Осип Лопатин, Василий Гладышев, сотник Петр Шапошников и иноземец Алексей Жуков. В этом бою Дмитрий Сюзьмин убил своего родного брата и еще 9 стрельцов [3, л. 202]. Всего же по следствию были выявлены 14 дворян и служилых иноземцев, которые перешли на сторону восставших и направили свое оружие против своих товарищей. Только внезапная атака на башкир стрелецкого отряда из Соловарного городка спасла полк Хохлова от окончательного разгрома. Тем не менее сенат воздержался от проведения расследования на том основании, что «дело старое и Петр Хохлов умре и очные ставки давать некому».
Упомянутый в деле Максим Аничков -сын уфимского воеводы Александра Никитича Аничкова. Спустя 7 лет казанский комиссар Сергеев сообщил царю, что в Уфе сложился заговор старого дворянства, направленный против него лично и других представителей казанской администрации. Он, в частности, писал, что Аничков целенаправленно «возмущал» башкир, а полковник Головкин, призванный расследовать причины восстания 1704-1711 гг., полностью поддержал версию Аничкова о том, что главным виновником восстания является Сергеев. Последний писал царю: «.фельдмаршал Борис Петрович. тое челобитную принял у них с радостью и дал тем башкирцам по сукну да по 4 рубли денег к тому корм, которую, государь, челобитную и башкирцов тайно послал к адмиралу Федору Алексеевичу Головину и приказывал им, что надейтеся на бояр» [3, л. 201].
Сергеев обвинил и графа Головкина, проводившего расследование в 1721 г., в предвзятости: «..мстя мне, что я, будучи в Казани, сыскал за отцом его графом Гаврилой Ивановичем Головкиным, по доношению человека его Дмитрия Мотавкина, многое число беглых крестьян, более 500 дворов, он же господин Головкин зять князю Матвею Гагарину, а на него Гагарина вашему царскому величеству о воровстве китайского каравана в 1714 году было доношение, а и на других персон мои, ниже именованного, доношения были же, и за то все мстят мне более ничего, государь, точию умертвить» [3, л. 423].
Интересно, что Александр Аничков, как и его сын Максим, не только не понес ни-
какого наказания, но даже сохранил неформальное лидерство в среде уфимских служилых людей. В 1721-1722 г. ротмистр уфимских рот Александр Аничков ходатайствовал о денежном жаловании для всего гарнизона [29, л. 341].
Наблюдаемое сплочение старого дворянства, провинциального и столичного, против новых администраторов Петра было своего рода сословным ответом на тот вызов, который бросила новая власть старым корпоративным сообществам с их традиционными привилегиями и сословными убеждениями.
В ходе предшествующих башкирских восстаний 1662-1664 гг. и 1681-1684 гг. правительство всегда могло положиться на единственного проводника своей политики в регионе - уфимское дворянство. Однако административные преобразования Петра I лишили дворянскую корпорацию Уфы сословных прав и привилегий. В итоге возникает старая коллизия: «кто устережет самих сторожей?» Отсутствие у правительства в крае прочной социальной опоры не могло не привести к катастрофическим последствиям. Так, разгром уфимского полка вынудил воеводу Аристова, под предлогом отсутствия провианта, вывезти из Уфы в Казань последние наиболее боеспособные конные части [4, с. 236]. С этого времени военное присутствие российской власти в Уфимской провинции было сведено к минимуму. В свою очередь башкиры в течение 10 лет находились в состоянии войны, а в соседней Казанской провинции только с 1710 по 1713 гг. оказались пустыми 33 215 дворов ясачных людей, большая часть из которых ушла в Башкирию [30, с. 188].
Л И Т Е Р А Т У Р А
1. Акманов И.Г. Башкирские восстания XVII -начала XVIII вв. Уфа: Китап, 1993. 224 с.
2. Разряд IX. Кабинет Петра I // РГАДА. Ф. 9. Оп. 4. Д. 57.
3. Дела Сената // РГАДА. Ф. 248. Оп. 3. Д. 104.
4. Материалы по истории Башкирской АССР. Башкирские восстания в 17 и первой половине 18 вв. М.-Л.: АН СССР, 1936. Ч. 1. 631 с.
5. Дела Сената // РГАДА. Ф. 248. Оп. 3. Д. 107.
6. Лебедев В.И. Башкирское восстание 1705-1711 гг. // Исторические записки. 1937. № 1. С. 81-102.
7. Кузеев Р.Г. Башкирские шежере. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1960. 304 с.
8. Александрова А.Д. «Символы и эмблематика» Петра I // Интерактивная наука. 2018. № 1(23). С. 18-23.
9. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII века (опыт целостного анализа). М.: РГГУ, 2001. 575 с.
2021, том 41, № 4(104)
10. Витевский В.Н. И.И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 года. Казань: типо-лит. В.М. Ключникова, 1897. Т. 1. 341 с.
11. История башкирского народа. Уфа: Гилем, 2011. Т. 3. 467 с.
12. Разряд IX. Кабинет Петра I // РГАДА. Ф. 9. Оп. 13. Д. 691.
13. Дела Сената // РГАДА. Ф. 248 . Оп. 9. Д. 272.
14. Уфимская приказная изба // РГАДА. Ф. 1173. Оп. 1. Д.394.
15. Печатный приказ // РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 247.
16. Козляков В.Н. Служилый город московского государства XVII в. (От Смуты до Соборного уложения). Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2000. 208 с.
17. Печатный приказ // РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 268.
18. Крепостные книги местных учреждений XVI—XVI11 вв. // РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Д. 12138.
19. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М: Наука, 1961. Т. 15. 414 с.
20. Голикова Н.Б. Астраханское восстание 1705-1706 гг. М.: Изд во Моск. ун та, 1975. 332 с.
21. Таймасов С.У. Башкирско-казахские отношения в XVIII в. М.: Наука, 2009. 317 с.
22. Муратова В.Н. Управление Башкирией во второй половине XVI - 40-х годах XVIII вв.: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02. Уфа, 1991. 215 с.
23. Tepeyurt M. Bashkirs between Two Worlds, 15521824. Graduate Theses, Dissertations, and Problem Reports. West Virginia University. 2011. [Электронный ресурс] URL: https://core.ac.uk/download/ pdf/230465305.pdf (дата обращения: 10.05. 2021).
24. Дела Сената // РГАДА. Ф. 248. Оп. 3. Д. 102.
25. Дела Сената // РГАДА. Ф. 248. Оп. 17. Д. 1167.
26. Уфимская приказная изба // РГАДА. Ф. 1173. Оп. 1. Д. 997.
27. Уфимская приказная изба // РГАДА. Ф. 1173. Оп. 1. Д. 1361.
28. Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. М.: Наука, 1983. 332 с.
29. Дела Сената // РГАДА. Ф. 248. Оп. 13. Д. 750. Л. 341.
30. Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб: Тип. М.М. Стасюлевича, 1905. 678 с.
R E F E R E N C E S
1. Akmanov I.G. Bashkirskie vosstaniya XVII - nachala XVIII vv. [Bashkir uprisings of the 17th - early 18th centuries]. Ufa, Kitap, 1993. 224 p. (In Russian).
2. Russian State Archive of Ancient Acts. Razryad IX.
Kabinet Petra. Fond 9, opis 4, delo 57. (In Russian).
3. Russian State Archive of Ancient Acts. Dela Senata. Fond 248, opis 3, delo 104. (In Russian).
4. Materialy po istorii Bashkirskoy ASSR. Bashkirskie vosstaniya v 17 i pervoy polovine 18 vv. [Materials on the history of the Bashkir Autonomous Soviet Socialist Republic. Bashkir uprisings in the 17th and first half of the 18th centuries]. Part 1. Moscow, Leningrad, AN SSSR, 1936. 631 p. (In Russian).
5. Russian State Archive of Ancient Acts. Dela Senata. Fond 248, opis 3, delo 107. (In Russian).
6. Lebedev V.I. Bashkirskoe vosstanie 1705-1711 gg. [Bashkir uprising of 1705-1711]. Istoricheskie zapiski -Historical Transactions, 1937, no. 1, pp. 81-102. (In Russian).
7. Kuzeev R.G. Bashkirskie shezhere [Bashkir shezhere-pedigrees]. Ufa, Bashkirskoe knizhnoe izdatelstvo, 1960. 304 p. (In Russian).
8. Aleksandrova A.D. «Simvoly i emblematika» Petra I [«Symbols and emblems» by Peter I]. Interaktivnaya nauka - Interactive Science, 2018, no. 1 (23), pp. 1823. (In Russian).
9. Kamensky A.B. Ot Petra I do Pavla I: reformy v Ros-sii XVIII veka (opyt tselostnogo analiza) [From Peter I to Pavel I: Reforms in Russia of the XVIII century (an attempt of holistic analysis)]. Moscow, RGGU, 2001. 575 p. (In Russian).
10. Vitevsky V.N. I.I. Neplyuev i Orenburgskiy kray v prezhnem ego sostave do 1758 goda [Neplyuev and the Orenburg region in its former composition until 1758]. Vol. 1. Kazan: Tipo-litografiya V.M. Klyuch-nikova, 1897. 341 p. In Russian).
11. Istoriya bashkirskogo naroda [History of the Bashkir people]. In 7 vols. M.M. Kulsharipov (ed.). Vol. 3. Ufa, Gilem, 2011. 467 p. (In Russian).
12. Russian State Archive of Ancient Acts. Razryad IX. Kabinet Petra. Fond 9, opis 13, delo 691. (In Russian).
13. Russian State Archive of Ancient Acts. Dela Senata. Fond 248, opis 9, delo 272. (In Russian).
14. Russian State Archive of Ancient Acts. Ufimskaya prikaznaya izba. Fond 1173, opis 1, delo 394. (In Russian).
15. Russian State Archive of Ancient Acts. Pechatnyj pri-kaz. Fond 233, opis 1, delo 247. (In Russian).
16. Kozlyakov V.N. Sluzhilyy gorod moskovskogo gosu-darstva XVII v. (Ot Smuty do Sobornogo ulozheniya) [Served city of the Moscow state of the 17th century (From the Time of Troubles to the Council Code).] Yaroslavl, Izdatelstvo YaGPU, 2000. 208 p. (In Russian).
17. Russian State Archive of Ancient Acts. Pechatnyy pri -kaz. Fond 233, opis 1, delo 268. (In Russian).
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
' COCI, том 41, № 4(104) lllllllllllllllllllllllllllllllll
18. Russian State Archive of Ancient Acts. Krepostnye knigi mestnykh uchrezhdeniy XVI-XVIII vv. Fond 615, opis 1, delo 12138. (In Russian).
19. Solovyev S.M. Istoriya Rossii s drevneyshikh vremen [History of Russia since ancient times]. Moscow, Nauka, 1961. 414 p. (In Russian).
20. Golikova N.B. Astrahanskoe vosstanie 1705-1706 gg. [Astrakhan uprising 1705-1706]. Vol. 15. Moscow, Izdatelstvo Moskovskogo universiteta, 1975. 332 p. (In Russian).
21. Taymasov S.U. Bashkirsko-kazakhskie otnosheniya v XVIII v. [Bashkir-Kazakh relations in the 18th century]. Moscow, Nauka, 2009. 317 p. (In Russian).
22. Muratova V.N. Upravlenie Bashkiriey vo vtoroy po-lovine XVI-40-kh godakh XVIII vv. [Management of Bashkiria in the second half of the 16th century to the 1740s]. PhD Thesis in History. Ufa, 1991. 215 p. (In Russian).
23. Tepeyurt M. Bashkirs between two worlds, 15521824. Graduate Theses, Dissertations, and Problem Reports. West Virginia University. 2011. Available at: https://core.ac.uk/download/pdf/230465305.
pdf (accessed March 10, 2021).
24. Russian State Archive of Ancient Acts. Dela Senata. Fond 248, opis 3, delo 102. (In Russian).
25. Russian State Archive of Ancient Acts. Dela Senata. Fond 248, opis 17, delo 1167. (In Russian).
26. Russian State Archive of Ancient Acts. Ufimskaya prikaznaya izba. Fond 1173, opis 1, delo 997. (In Russian).
27. Russian State Archive of Ancient Acts. Ufimskaya prikaznaya izba. Fond 1173, opis 1, delo 1361. (In Russian).
28. Zlatkin I.Ya. Istoriya Dzhungarskogo khanstva [History of the Dzungar Khanate]. Moscow, Nauka, 1983. 332 p. (In Russian).
29. Russian State Archive of Ancient Acts. Dela Senata. Fond 248, opis 13, delo 750. (In Russian).
30. Milyukov P.N. Gosudarstvennoe khozyaystvo Rossii v pervoy chetverti XVIII stoletiya i reforma Petra Velikogo [State economy of Russia in the first quarter of the 18th century and the reform of Peter the Great]. St. Petersburg, Tipografiya M.M. Stasyulevi-cha, 1905. 678 p. (In Russian).
УДК 94(47)08(470.4/5)(093)
DOI: 10.24412/1728-5283-2021-4-63-72
мариискии государственный университет в 1972-1991 гг.: история организации и деятельности
© А.А. Иванов,
доктор исторических наук, доцент, Марийский государственный университет, пл. Ленина, 1,
424000, г. Йошкар-Ола, Российская Федерация
эл. почта: [email protected]
© С.С. Ештыганова,
аспирант,
Марийский государственный
университет,
пл. Ленина, 1,
424000, г. Йошкар-Ола, Российская Федерация
эл. почта: [email protected]
В статье рассматриваются вопросы открытия и деятельности Марийского государственного университета (МарГУ) с 1972 по 1991 гг. Краткий анализ научной литературы показывает, что проблема истории МарГУ остается практически не изученной. Исследователи рассматривали основные научные направления первого марийского университета, отдельных выдающихся личностей вуза, но остались без внимания вопросы статистики студентов и профессорско-преподавательского состава, учебной деятельности, практики, а также воспитательной работы. Источниками для данной работы послужили неопубликованные архивные материалы из фондов Государственного архива Республики Марий Эл и периодическое издание «Марийский университет». Цель публикации определяется изучением истории высшего образования в Марийской АССР в период становления Марийского государственного университета. Автор впервые вводит в научный оборот статистические материалы о составе студентов МарГУ и их выпуске, о распределении педагогических сотрудников по отраслям наук. Годы становления университета (1972-1985) были сопряжены с большими трудностями. Эти трудности молодого вуза потребовали напряжения всех
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2021, том 41, № 4(104) lllllllllllllllllllllllllllllllllEO
