CC BY
29
61. Публичное собрание в Вольном общества любителей российской словесности // Отечественные записки. 1820. 4.2. кн.Ш. июль. С.90.
62. Мнение адмирала и президента Российской академии наук Шишкова о разсматривании дел, или о цензуре//Русский архив. 1865. № 10-11. Стб. 1347.
63. Бентам И. Ук. соч. Т.1. С.506.
64. Приятные виды, надежды и желания ныняшнего времени // Вестник Европы. 4.3. 1802. №12. С. 314-315.
65. Всеобщее обозрение // Вестник Европы. 4.1. 1802. №1, январь. С. 84.
D.V. TIMOFEEV
CORRELATIONS OF CONCEPTIONS — «LAW» AND «FREEDOM» IN GOVERNMENTAL PROJECTS AND RUSSIAN PUBLICISM (first quarter of 19th C.)
Semantic meanings of concepts «law» and «freedom» (which semantic field includes estimations and representations of the educated part of the Russian society about practice and ideal models of mutual relations both among individuals and interactions of the person and the state in the first quarter of 19th c.) are under analysis. The latter has been done within the framework of researching the matter of «interpreting» and adopting political ideas from one socio-cultural environment into another. Some negative and positive connotations of concepts «law» and «freedom» are determined on basis of the textual analysis within various projects, notes, popular scientific works and materials of periodicals; character of arrangement for semantic accents in word-combinations «the radical law», «the wise law», «natural freedom», «civil freedom», «political freedom», «lawful freedom» is determined, either. All this has allowed to reveal the most comprehensible, from the point of view of the educated Russian citizen of the first quarter of 19th c., concept of adopting the European experience and the orientation of modernization process within Russian socio-political and Legal system.
И.Г. ОНОПРИЕНКО (Белгород)
ДВОРЯНСКАЯ УСАДЬБА СЕРЕДИНЫ XIX В. КАК ОТРАЖЕНИЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ИНСТИТУТА КРЕПОСТНИЧЕСТВА
В БЫТУ
(на примере Центрального Черноземья)
В статье рассматриваются отношения между помещиками и крестьянами в черноземной деревне середины XIX в. Однозначного ответа на эту проблему нельзя дать. Но четко просматривалась тенденция, чем значительней был социально-экономический статус помещика, тем менее была социальная напряженность среди его крепостных. Во многом, значительную роль играла и сама индивидуальность дворянина-помещика.
Бытовую культуру дворянства невозможно представить без сферы социального общения. С усадьбой всегда соседствовала крепостная деревня, связанная с ней нерасторжимыми экономическими узами, вполне реальными и весьма разнообразными личностными отношениями членов семьи помещика с крестьянами. Взаимодействие с крестьянской общиной раскрывало как высокие моральные качества обитателей господского дома — сострадательность, благотворительность, стремление к просветительству, так и самые низкие.
В мемуарных источниках, особенно в воспоминаниях о детских годах владельца усадьбы, тепло обзываются о кормилицах-нянях и других дворовых — кучерах, поварих и т.д., которые любили детей, заботились о них, от них дворянские дети приобретали житейские навыки1. Типичная черта дворянского быта — няня, прожившая в семье лет шестьдесят и вырастившая несколько поколений хозяев. Так в воспоминаниях Б.Глинского, тамбовского дворянина «...няня прелестнейшая старушка. На ее глазах прошла жизнь всех прежних обитателей. И выросли нынешние представители Сергеевки; по части родословной и семейного архива она была ходячим справочным пособием. В ее комнате обыкновенно собирались на советы вся семья, ей доверялись все секреты, как бы родной.»2.
В своих воспоминаниях курский помещик Анатоли Марков, с теплотой и любовью рассказывает о своей няне: «Марья Григорьевна, в руки которой я попал, будучи отнятым от материнской груди, жила у нас в семье несколько десятков лет и до меня вынянчила мою матушку. Она была из крепостных крестьян моего деда, чем очень гордилась и ставила на вид всей остальной прислуге, что она не «чужая», «своя спокон веков». У нас в семье она была окружена всеобщим уважением. Никому в голову не приходило ее называть «няней», уже не говоря «нянькой», а только ласково-почтительно «нянюшкой»3.
Что касается дворовой прислуги, так она любила говорить с детьми, не стесняясь и сообщая им всю подноготную. Объясняется это, вероятно, тем, что в крестьянских семьях все происходит явно, и от детей ничего не скрывали, да и скрыть нельзя при тесноте жилья. Могла быть и еще причина той общительности крепостных слуг с дворянскими детьми: слуги, особенно старые, всегда почти пользовались сочувствием детей, которые росли на их руках, так как нет существа более ласкового, нежного и любящего, как русская крестьянка, особенно старая. То же можно сказать и о крестьянах стариках, старых дядьках из отставных солдат и т.п. Таким образом и выходило, что не находя возможности высказать свои горести и обиды самим господам, которые именно и были источниками этих обид, — крепостные слуги находили единственное облегчение, делясь печалями своими с «маленькими дворянами».
«К своей прислуге она относилась очень душевно, входила в их семейные дела, советовала, помогала, защищала обиженных. От нас требовала, чтоб мы всегда были учтивы и предупредительны с служащими нам и не обременяли их ненужными требованиями. Мы были воспитаны в большой простоте, сами одевались и причесывались и не тревожили наших горничных; хотя они были крепостными, но от нас требовалось ласковое и учтивое с ними обхождение. Я еще помню, как была наказана за какое-то грубое слово, сказанное горничной»4, такие воспоминания встречаются в мемуарах дворянства.
О злоупотреблениях помещичьей властью можно сказать, что они были следствием самой сущности крепостного права, неопределенности и неточности регулировавших его законов. Сказывалось и господствующее насилие, и произвол, низкий уровень образования дворянства, и как следствие невысокая степень нравственного развития. Несомненно, то, что злоупотребления помещиков были значительны и составляли обыденное явление. Например, по всей Курской губернии ходила молва о помещице О.К. Бри-скорн, она жестоко обращалась с крепостными, в результате чего их погибли сотни от непосильного труда. В воспоминаниях самих крестьян упоминалось «.принимаемся за работу вместе с рассветом. летом до самых потемок, а весной и зимой часов до десяти почти без всякого отдыха»5.
Вот какая характеристика дается помещику Тамбовской губернии «нелюдим. сверх всего этого, скуп до невозможности. Крестьяне у Королинского никогда не сидели на одном месте: стоило только им устроиться на каком-нибудь отведенном им участке, и отводились им нарочно, одни болота и пустыри; стоило им ценою непосильных трудов создать из этих болот и пустырей что-нибудь похожее на сколько-нибудь сносную почву для произрастания каких-либо растений, как их немедленно переводили на новые болота и пустыри, где приходилось начинать все сызнова. Особенно тяжела была, по сло-
вам крестьян, работа на барщине. Тогда являлся управляющий с кнутом в руках, а следом за ним, верхом на лошади и тоже с кнутом в руках, сам Королинский»6 .
Было и совсем иное отношение к крепостным, так в одной из усадеб Тамбовской губернии «...эксплуатации крепостных людей не было, бывали случаи, хотя очень редкие, телесного наказания, к середине пятидесятых годов совсем однако прекратившиеся. Крестьяне были по своему состоятельны, дворня жила совершенно обособленно от села...
И зимой и летом, по нескольку раз в год, на усадьбе устраивалось после обедни праздничное угощение для крестьян, подавались пироги и водка, для непьющих — чай, а женщинам и детям — лакомства (орехи, пряники) и подарки (платки, ленты)»7.
В середине Х1Хв. политическая атмосфера в столицах не могла не сказаться на отношении владельцев усадеб к своим дворовым. На лето в деревни приезжали сыновья, гости, родственники, участники столичных литературных и прочих кружков, распространявшие либеральные идеи в отношении крепостного крестьянства. «Балует народ, говорили окрестные помещики. Не нравилось им, что после окончания полевых работ устраивался у нас обед на белом дворе. Расставлялись столы на досках; щи, пироги, каши, селедки и прочие деревенские кушанья обильно расставлялись на них, домашнее пиво, иной раз и мед. Пьянства отец не терпел и сам никогда не употреблял спиртных напитков. Все же перед обедом давалось желающим по чаркам водки и больше ни-ни.
В Светло Христово воскресенье у нас, заезжая из церкви, разговлялись соседи. После них приходили христоваться крестьяне. Я, как старшая хозяйка, не мало бород, бывало, перецелую. Глубоко веруя в Христа, с радостным сердцем исполняла я этот обряд общения любви с ближними. А папенька был доволен. Истинно религиозный человек, он не держался узкого показного благочестия, но был того мнения, что господа обязаны своим поведением служить примером для подвластных.
Все его любили и шли к нему без малейшего страха перед барином, кто за советом, кто с жалобой. Просто, сердечно вразумлял и наставлял он крестьян. К слугам папенька относился крайне внимательно. После 9 часов вечера он никогда не позволял нам требовать чего-либо из омшаника или погреба, особенно в темные или холодные ночи. Заранее следовало позаботиться о вечерней закуске. На свои отношения к подвластным он смотрел, как на священный долг8.
Соответственное было и отношение крестьян к своим помещикам «.человек двадцать окружили нашу карету. Все были так рады. Отец мой, не выходя из кареты, ласково поздоровался со всеми и сказал, что вот он приехал к ним и привез хозяйку и детей. Радость была не притворная, выражалась на всех лицах и слышна была в голосах»9.
По воспоминаниям Б.Глинского о своем отце тамбовском помещике «В усадьбе и сельской округе его глубоко уважали и боялись, хотя он во всю жизнь не возвысил даже громкого голоса против кого либо. Тем не менее, однако даже новое поколение крестьян, не говоря уже про стариков, проходили мимо окон его кабинета со страхом и с обнаженными головами, даже если шторы были спущены или ставни закрыты. Его сдержанность, молчаливость и спокойствие наружности наводили какой-то суеверный ужас. Старушка нянюшка, член семьи, называла его «монахом» и считала чуть ли не святым»10.
Владельцам усадеб приходилось уделять внимание обучению своих крепостных различным ремеслам, которые могли пригодиться и для благоустройства усадебного дома и в хозяйстве. Усложнение форм хозяйствования, увеличение управленческого аппарата в усадьбах требовали значительное количество грамотных людей (приказчиков, писарей, старост, рабочих знакомыми с элементарными основами техники и др.). Например, владелец усадьбы Марьино Курской губернии И.И.Барятинский писал своему управляющему: «Рамошники и золотарь будут весьма мне нужны для дому и церкви... Прикажите, как скоро выйдут мальчики из Петербургского училища, отдать их в помощники Федору Резникову, дабы они могли ко всему ходу экономических дел привыкнуть. Мне кажется, что можно бы выбрать двух умных мальчиков из Ивановской школы и отдать в
то же училище; сим способом контора моя преобразуется...»11. Многие крепостные И.И.Барятинского прошли обучение различным ремеслам в столице и учась друг у друга на месте. Марьино превратилось в своеобразный ремесленный центр губернии, где можно было заказать и экипаж, и прочую мебель, и найти мастеров, способных украсить барский дом.
Владельцы крупных и средних усадеб многим своим дворовым стремились дать музыкальное образование. Владение различными инструментами, знание музыкальной грамоты, игры по нотам, развитие вокальных данных превратилось в обычное занятие в сотнях усадеб, — это стало показателем общественной значимости, просвещенности и статусности помещика12.
Определенная «доброта» ряда помещиков была сопряжена с хозяйственными интересами последнего, когда рост профессионализма его крепостных был залогом процветания усадьбы.
Таким образом, взаимоотношение помещиков и крестьян было разнообразным, встречалось как доброжелательное отношение, так и злоупотребление властью помещиками. Все это зависело от конкретной личности помещика и его социально-экономического статуса. Чем он был выше, тем менее ощущалась социальная напряженность среди крепостных.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI-XX вв.: Исторические очерки.
М., 2001. С.492.
2. Глинский Б. Из летописи усадьбы Сергеевки // Исторический вестник. 1894. Т.58. №10.
С.69-70.
3. Марков А. Родные гнезда. Сан Франциско, 1962. С.67.
4. С.Б. Из недавнего прошлого // Русская старина. 1910. №7. С. 247, 258.
5. Государственный архив Курской области Ф.1600. оп.1. д.17. л.1.
6. Мышецкий B.C. Воспоминания//Исторический вестник. 1896. №11. С.879.
7. Давыдов Н. Из помещичьей жизни прошлого столетия // Голос минувшего. 1916. №2.
С.193-194.
8. Новоселова £.М.Воспоминания 50-х годов//Русская старина. 1911. Т.148. №10.
С.105-106.
9. Аксаков C.T. Детские годы Багрова-внука. Семейные хроники. М., 1885. С.35-36.
10. Глинский Б. Из летописи усадьбы Сергеевки... С.63.
11. Лотарева Д.Д. Марьино: усадьба аристократа. // Мир русской усадьбы. Очерки. М.,
1995. С.165.
12. Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI-XX вв. ... С.357.
I.G. ONOPRIENKO
THE NOBLEMANS ESTATE IN THE MIDDLE OF THE 19th CENTURY AS REFLECTION OF FUNCTIONING OF THE INSTITION OF SERFDOM IN EVERYDAY LIFE (ON THE PATTERN OF THE CENTRAL BLACK EARTH REGION)
The article deals with relations between landlords and peasants in village of the Central Black Earth Region in the middle of the 19th century. The problem offers a variety of views. But the following tendency is evident: the higher landlord's social-economic status, the less social tension among his serfs. The landlord's individuality was also very important.
A.A. ПОДВИГАЙЛО (Белгород)
РАЗВИТИЕ АРЕНДЫ ЦЕРКОВНЫХ ЗЕМЕЛЬ В КУРСКОЙ И ВОРОНЕЖСКОЙ ГУБЕРНИЯХ В 60-90-е гг. Х1Х СТОЛЕТИЯ
Духовенство в Российской империи. Численность духовенства в Курской и Воронежской губерниях. Церковное землевладение в Курской и Воронежской губерниях. Аренда церковных земель в Воронежской губернии по данным 1887 г. Аренда церковных земель в Курской губернии по данным 1887 и 1901 гг.
В данной статье рассматривается проблема развития аренды церковной земли в Курской и Воронежской губерниях в 60-90-е гг. Х1Х в.
В 1861 г. к началу Великих реформ в Российской Империи насчитывалось 37.381 церковь, 598 соборов, а также 12.186 часовен и молитвенных домов в которых служили 113.815 духовных лиц.1 Общее же число белого духовенства и церковнослужителей, включая внештатных, доходило до 126.164 человек. В целом же во всей империи вначале 70-х гг. Х1Х в. насчитывалось представителей «духовного сословия обоего пола» порядка 685.000 человек. На каждую 1000 человек приходилось до10 человек духовного звания.2 В частности в Курской губернии, в 1865 г. представителей белого духовенства насчитывалось 10.792 человек мужского пола и 11.129 женского (жен и дочерей священников так же относили к духовному сословию).3 В Воронежской губернии по данным на 1879 г., белого духовенства насчитывалось 13.849 человек, в том числе 6.432 мужского и 7.417 женского пола.4
Необходимо так же отметить, что всю вторую половину Х1Х в. количество церковных приходов неуклонно росло, несмотря на предпринятые правительством с началом реформ меры по сокращению количества функционировавших приходов. В 1870 г. в Курской губернии насчитывалось уже 987 церквей, в то время как в Воронежской губернии функционировали 862 церкви при четырёх упразднённых. В 1880 г. в Курской губернии функционировало уже 1.019 приходов при 26 упразднённых, в то время как в Воронежской губернии числилось 922 прихода при 76 упразднённых.5 Таким образом, по количеству функционировавших приходов, Курская губерния превосходила Воронежскую, вместе с этим важно отметить так же, что количество упразднённых приходов в Воронежской губернии было больше чем в курской.
Любая вновь открывшаяся православная церковь получала от правительства земельный надел. Поэтому к началу 60-х гг. подавляющее большинство приходов РПЦ имело в своём пользовании земельные угодья. По статистическим данным от 1877 г. в Курской губернии насчитывалось 45.502 десятины, а в Воронежской 41.908 десятин. В 1905 г.
