CC BY
87
УДК 947.1/9
Дворцовые крестьяне Марийского края в конце XVI-XVIII веков
А.Г. Иванов
Марийский государственный университет, Йошкар-Ола
Дворцовые крестьяне Марийского края являлись составной частью российского крестьянства. Специфика их сословно-правового положения обуславливалась крепостнической зависимостью от могущественного феодального вотчинника в лице царской семьи. Несмотря на крепостнический гнет, в дворцовой деревне края в конце XVI-XVIII вв. интенсивнее протекали социально-экономические процессы как в сфере материального производства, так и торгово-предпринимательской деятельности. В конце XVIII в. наметилась тенденция перехода части зажиточных дворцовых крестьян в купечество и мещанство. Основная масса дворцовых крестьян была представлена хозяйствами средней статьи. Часть обедневших крестьян в поисках необходимых средств уходила на отхожие, лесные промыслы, нанималась в бурлаки и занималась извозом.
Tsar's serf peasants in the Mari region belonged to Russian peasants. Their estate and legal position depended on a powerful feudal landowner who represented tsar's family. Social and economic processes in material production and trade were quite evident. In the XVIII century, some prosperous tsar's serf peasants turned into merchants and petty bourgeoisie. The level of housekeeping among them was average. A part of poor peasants became hunters, barge haulers and carriers.
В конце ХУ1-ХУШ вв. абсолютное большинство жителей Марийского края (в современных границах Марий Эл) было представлено ясачными марийскими крестьянами. Удельный вес русских владельческих крестьян (помещичьи, дворцовые, монастырские) был незначительным. Тем не менее, эти прослойки крестьянского населения сыграли важную роль в социально-экономическом развитии Марийского края. В этой связи вполне правомерным представляется обращение к малоизученным аспектам истории дворцовых крестьян Марийского края, размещенных в то время в Царевококшайском уезде (современные русские селения Медведевского района - Медведево, Юшково и др., а также поселения, вошедшие в черту г. Йошкар-Ола - микрорайоны Гомзово, Березово и др.) и Нижегородском уезде (совр. п. Юрино с деревнями).
Известно, что дворцовые крестьяне в феодальной России находились в личной крепостной зависимости от царской семьи. Они были держателями земли, непосредственно являвшейся царской вотчинной собственностью. За пользование землей с дворцовых крестьян взыскивали различные виды податей. Их же заставляли отбывать разнообразные повинности в пользу своего владельца и феодального государства. Управление дворцовыми крестьянами, как и в целом царскими вотчинами, разбросанными во многих уездах страны, осуществляло дворцовое ведомство. Одной из важнейших его задач являлось обеспечение сохранности фонда дворцовых земель и крепостных
крестьян за царской семьей, закрепившей за собой в ХУ1-ХУШ вв. целые уезды, волости и станы [1].
Интенсивный рост дворцовых владений на марийских землях происходил в конце ХУ1-ХУП веков. В это время ясачные земли (пашни, сенокосы, леса), располагавшиеся вблизи вновь построенных русских городов-крепостей Царевококшайска, Царевосанчур-ска, Яранска и Уржума, были закреплены за дворцовым ведомством. В образовавшиеся подгородные волости крестьян переселяли из других царских вотчин центра страны. Здесь же стихийно селились беглые из числа различных категорий русских крестьян, бобылей и посадских людей. Пришлое русское население приносило с собой привычный уклад жизни. В условиях нехватки удобных для хлебопашества земель новые поселенцы своим упорным трудом расчищали вековые леса под пашню и сенокосы и вводили в хозяйственный оборот значительные земельные площади.
В этой связи рассмотрим более подробно хозяйственные занятия и повинности крестьян Царевококшай-ской дворцовой волости, селения которой размещались на расстоянии менее чем 20 верст вокруг Царевокок-шайска в среднем течении реки Малой Кокшаги. Это одна из первых дворцовых вотчин, закрепленных за царской семьей в глубине ясачных марийских земель. Здесь в конце ХУ1-ХУШ вв. за счет притока извне и естественного прироста заметно увеличилось крестьянское население. В 1646 г., по нашим подсчетам, в Ца-ревококшайской волости в 15 деревнях и 7 починках
в 180 крестьянских и бобыльских дворах проживало чуть больше 1 тыс. человек обоего пола. В начале XVIII в. крестьяне дворцовой волости уже составляли 20 процентов от общего числа уездного населения. По данным ревизских сказок 1723-1795 гг., в 21 поселении Царевококшайской дворцовой волости число жилых дворов увеличилось с 238 до 783. Соответственно население возросло с более чем 2 тыс. человек обоего пола до 4,4 тыс. человек [2].
Основным хозяйственным занятием дворцовых крестьян в конце XVI-XVIII вв. явилось хлебопашество и животноводство. При этом характер пользования землей во многом был обусловлен устоявшимися общинными традициями, ростом численности крестьянского населения и проводившейся фискально-податной политикой. На первых порах в процессе расчистки лесных угодий под пашню и сенокосы у крестьян большинства селений Царевококшайской дворцовой волости закрепилось подворное пользование новорасчищен-ными пахотными и сенокосными участками. Лес расчищали силами одной семьи или группы дворов. Из-за трудоемкости ее обычно выполняли силами всего селения. Наличие значительных лесных площадей позволяло отдельным домохозяевам на определенный срок устанавливать наследственнное подворное пользование пашней, сенокосами и участками «дикого леса». На новорасчищенных землях основывались новые починки и деревни. Как правило, лесные участки под пашню, сенокосы и строения выдавались лишь с разрешения воеводской власти на основе отводных книг, воеводских памятей и челоби-тен. Так, в 1642 г. на основе указа царевококшайского воеводы Тимофея Собакина крестьянам д. Вараксино Дружине Леонтьеву и Власу Григорьеву «с товары-щи» разрешили «владеть полянкою и черным лесом против Ахтуганова кабака» вверх по реке Кокшаге до д. Княжна и «Белогузова репища», где после расчистки ставилось 100 копен сена. В 1632-1647 гг. «на новых росчистях» сенокосные угодья завели крестьяне деревень Дальнее Кузнецово, Лапшино, Жукова, починка Юшково и других селений. В эти же годы были основаны починки Игнатьев, Якимов, Семейкин-Коровин, получившие свое название от их основателей. Во второй половине XVII в. на основе «займищ» были основаны новые деревни Медведево, Мышино и Сидорово, что также было связано с земледельческим освоением лесных участков [3].
Расширение общей площади крестьянских земель и рост земледельческого населения вели к постепенному изменению характера пользования землей. На освоенных землях Царевококшайской волости стихийно возникли две территориальные сельские общины, получившие названия Подгородного (в правобережье М. Кокшаги) и Княжнинского (за рекою М. Кокшагою) станов. Каждая из общин являлась на-
следственным владельцем земли. Внутри общины пашни и сенокосы делились на «жеребьи» - паи с учетом вложенного труда. В общем пользовании были пастбища, водопои и черные леса. Кроме надельной земли в общинном поле некоторые крестьяне приобретали новые участки. Всего за двумя сельскими общинами Царевококшайской дворцовой волости, по данным дозорной книги 1632 г. царевококшайского воеводы Афанасья Толочанова, в трех полях числилось, по нашим подсчетам, 444 дес. пашни и сенокосы на 252 копны. В 1647 г. за счет новоросчистных и купленных земель площадь пашен составила 459,25 дес. (в трех полях) и сенокосных угодий на 951 копну. Внутри общин и волости в целом пашни и сенокосы распределялись неравномерно [4].
Активное земледельческое освоение лесов за полтора столетия привело к значительному расширению удобных для крестьянского хозяйства земель. По данным Генерального межевания 1795 г., из 18245 дес. земли общей площади Царевококшайской дворцовой волости пашня занимала 8202 дес. (45%), сенокосы - 1785 дес. (9,8%), леса - 6348 дес. (34,8%). Под усадьбы приходилось 307 дес. (1,7%). Остальные площади считались «неудобными местами». При этом удельный вес пашни в заречной общине заметно возрос и составил в конце XVIII в. 4661 дес. В среднем на один двор дворцового крестьянина приходилось 10,4 дес. пашни в трех полях и 2,3 дес. сенокосов или на одну ревизскую душу м.п. 4 дес. пашни (в трех полях) и 0,9 дес. сенокосов [5].
Обеспечение тяглой землей как при вытной, так и при подворной системе распределения в конце XVI-первой четверти XVIII вв. не было одинаковым. Введенный в 1724 г. подушный принцип землепользования сделал еще более контрастными размеры крестьянских наделов. Часть зажиточных домохозяев захватывала земли у обедневших, присваивала участки мирской пашни и сенокосов, оставшихся после отданных в рекруты, умерших и беглых. Нередко арендовала землю не только у своих деревенских дворцовых крестьян, но и у казны, и у марийцев окрестных селений и уездов. Дворцовое ведомство, заинтересованное в исправном поступлении денежных средств, в ходе систематически проводившихся переделов пыталось равномерно обеспечить всех землей. В 1771 г. Главная дворцовая канцелярия приказала произвести в Царевококшайской дворцовой волости «между крестьянами по числу ревизских душ верную и исправную в землях разверстку». Выборными крестьянами разных селений волости вся земля была измерена и произведена раскладка по душам мужского пола. Неравномерно распределялась земля и внутри самих селений. Так, в 1785 г. крестьянин П.П. Плясунов из д. Медведево показал, что подати платил с 4 душ, а пахотной земли и сенокосов имел всего на 2 души «с четвертью и осьмухою». В то же время его однодереве-
нец Семион Тимофеев, записанный в 1782 г. «в трех душах», владел землей и хмельниками на 9 ревизских душ. Подобные разделы вызывали негодование у обиженных, однако не находили справедливого решения [6].
Различия в обеспеченности землей накладывали отпечаток и на другие стороны хозяйственной деятельности. Крестьяне имели различное количество скота и птицы. Деревенская верхушка имела больше, а маломощные хозяйства значительно меньше. «Средне-статейные» составляли большинство и имели в своем хозяйстве не менее 2 лошадей и 1-3 коров. Согласно описи 1668 г., крестьяне «из середние стати» д. Вараксино Сергей Тимофеев имел 2 лошади, 2 годовалых жеребят, корову, 2 телят, 3 овцы, по 5 пудов обмолоченной ржи и овса и пашню, где высевалось 3 пуда ржи и 8 пудов овса, соответственно крестьянин д. Коряковская Микита Фролов сын Туманин - 2 лошади, 3 коровы, по 5 овец и свиней, обмолоченной ржи и овса по 5 пудов и посеянной 4 пуда ржи. У крестьянина д. Среднее Кузнецово Фоки Иванова было 2 лошади, 2 коровы, 4 овцы, 6 свиней, обмолоченной ржи и овса по 5 пудов и предназначенных для посева по 4 пуда ржи, овса, ячменя и 0,5 пуда пшеницы [7].
В ХУ11 веке в Царевококшайской дворцовой волости наметилась тенденция активного втягивания крестьянских хозяйств, в основном деревенской верхушки, в торгово-промысловую деятельность. По данным 1649 г., крестьяне 12 селений этой волости занимались мелкой торговлей и различными видами ремесла. Здесь были распространены плотничные, кузнечные, бондарные, кожевенные и рукавичные ремесла. Имелись мастера по изготовлению саней, колес и красящих веществ. Некоторые «ростили» солод и ловили рыбу. Так, крестьянин С. Пахомов имел ремесло «плотнишное и горшечное»; житель д. Княжна А. Вахромеев изготавливал чаны, колеса, сани; М. Леонтьев из д. Вараксино занимался кузнечным ремеслом. Их изделия находили сбыт как среди дворцовых крестьян и горожан, так и в марийских ясачных волостях Царевококшайского и соседних уездов. Для зажиточной деревенской верхушки более характерной была торговля, связанная со скупкой у дворцовых и марийских крестьян пушнины, воска, хмеля и кож домашних животных, предназначенных для вывоза «в отъезд» в другие города. Некоторые дворцовые крестьяне продавали привозную соль, железо, уклад, шелк «и иные товары». Другие торговали рыбой, лошадьми, коровами и всякой домашней скотиной. Крестьяне из д. Княжна братья Павел и Дружина Ивутины имели торг солью, медом, воском, котлами, скотиною, «иными товарами» и ездили в различные места [8].
Деньги, полученные в результате купли-продажи, часть крестьян использовала для привлечения в собственном хозяйстве труда «захребетников», покупки пашен и сенокосов, разведения хмельников и заведения торговых лавок в городе, изменения местожительства
и своей сословной принадлежности. Так, занимавшийся торговлей крестьянин Иван Васильев по прозвищу «Не-хорошко» из д. Лапшино имел в своем дворе «в свободной избе» захребетника Ивана Степанова. Крестьянин Михаил Борисов по прозвищу «Незговорко» из д. Жу-ково перешел жить в Царевококшайский посад, нес службу «в таможне и на кабаке», имел торг «шелком, солью, воском, рыбою и иными товарами» и держал за собой купленные им сенные покосы на 165 копен [9].
Решения Соборного Уложения 1649 г. и ряд царских указов второй половины ХУП в. по ограничению крестьянской торговли и введению государственной монополии на некоторые продукты первой необходимости (соль и др.) несколько ограничили сферу торгово-скупщических операций деревенской верхушки и Царе-вококшайской дворцовой волости.
Вместе с тем имелось немало источников для их обогащения, о чем красноречиво свидетельствуют и материалы ХУШ века. Ведя многоотраслевое земледельческое хозяйство, некоторые зажиточные крестьяне предпочитали заниматься мукомольным промыслом. Они заводили собственные мукомольные мельницы или арендовали у различных владельцев. Плату за помол зерна взимали «лопаточной мукой», а иногда деньгами. В 1723 г. владельцем из подобных мельниц являлся дворцовый крестьянин С.К. Дружинин из д. Вараксино. На этой мельнице, расположенной на реке Яранке Шуймаринской волости Царевококшайского уезда, использовался труд временно нанятых работников. При ней же имелись изба и кузница. Владельцами водяных мельниц в 1762 г. были крестьяне дворцовой волости братья Алексей и Логин Усынины, Иван Осокин и Иван Ивутин Большой. Последний имел две мельницы. В 1763 г. на 4 года арендовал у Мироносицкой пустыни две мукомольные мельницы крестьянин О.Н. Белоусов «с товарищем» из д. Якимово. За это они обязаны были ежегодно отдавать монастырю по 30 руб. денег и молоть монастырское зерно в 50 четвертей ржи и 10 четвертей для «солоду ржаного». Третью монастырскую мельницу взял в аренду на 3 года крестьянин С. Капелькин из д. Дальнее Кузнецово с условием ежегодно платить по 5 руб. денег и «молоть на монастырь безденежно всякого хлеба по 15 четвертей в год». Мукомольный промысел для некоторых дворцовых крестьян становился одним из постоянных занятий, как, например, для семьи Белоусовых, Про-свирниных, Таланцевых и других. Часть деревенской верхушки расширяла свои земельные угодья за счет купли, аренды и даже захвата чужих владений. В частности, в 1728 г. крестьянин И. Быков из д. Княжна за 32 руб. купил заброшенную пустошь помещика П.Е. Арсентьева вместе с пустым винокуренным заводом, мельницей, пахотной землей и сенокосом. В 1730 г. крестьянин С. Капелькин из д. Дальнее Кузнецово взял в аренду оброчную пахотную землю
в Малой Мананской волости. В 1721-1751 гг. крестьянин Ф. Усынин из д. Вараксино насильно владел хмелевыми угодьями марийского крестьянина Арсе-нея Ерсубаева из д. Ошурга. В 1762 г. оброчные деньги за аренду пашен и сенокосов платили в казну И. Об-росимов и Х. Григорьев из д. Коряковка и Г. Павлов из д. Кузнецово. Обогащению части крестьян дворцовой волости также способствовали торгово-ростовщические операции, связанные с выдачей денежных ссуд под высокие проценты на поставку меда, лесоматериалов, продуктов земледелия и животноводства, отдачей во временную аренду земельных участков и отработкой должниками «в домовой работе» хозяина [10].
Труд кабально-зависимых людей, в основном из числа марийцев, использовался в хозяйствах многих зажиточных крестьян дворцовой волости - К. Максимова и С. Быкова из д. Княжна, Д.Ф. Житенкина из д. Лапши-но, Т.К. Кичкина из д. Медведево, О.Н. Белоусова из д. Якимово и других. Нередко грубое обращение, ругательства и побои приводили к бегству от хозяев. Последние для возвращения беглецов прибегали к помощи Царевококшайской воеводской канцелярии и после жестокого наказания «батогами» вновь заставляли работать в своем хозяйстве [11].
В связи с начавшимся каменным строительством в Царевококшайске, некоторые зажиточные дворцовые крестьяне завели небольшие кирпичные заводы. В середине XVIII в. крестьянин А.П. Осокин из д. Жуково имел несколько кирпичных «сараев». Временно нанятые им русские работные люди, среди которых особым мастерством славился крестьянин Казанского архиерейского дома И.В. Питерской, изготовили в 1746-1751 гг. около 100 тыс. кирпичей, предназначавшихся в основном для строительства каменной Троицкой церкви. Часть зажиточных дворцовых крестьян, воспользовавшись возросшим спросом, занялась лесными промыслами, сплавом дров и лесоматериалов в низовья Волги [12].
Ценные сведения о наличии имущественной дифференциации в дворцовой деревне сохранили различные челобитные и описания. Согласно одному из прошений крестьянина В. Шумилова из д. Вараксино, 2 января 1722 г. у него сгорела изба, клеть, различные хозяйственные постройки и имущество. Для него, ведущего торгово-ростовщические операции, особенно ощутимыми были потери нескольких крепостных записей и сравнительно немалой суммы денег. В огне сгорела жилая запись, оформленная на 6 лет в домовую его работу ясачного крестьянина из Малой Мананской волости; крепостные записи на сенные покосы по р. Пележ, отданные царевококшайским отставным солдатом Н. Ахменеевым, и на работника -марийца А. Аказина из Малой Оршинской волости, закабаленного за 3 руб. денег, 15 осьмин ржи и осьмину овса; имущество, взятое в залог: у новокрещен-
ного марийца М. Яковлева той же волости - сермяжный кафтан, 5 овчин, 13 аршин новины; «перевес» для ловли птицы, взятый у марийца Михаила из Подгородной волости; «шушпан с тесьмами, серебрянные серьги, платья с тесьмами», заложенные марийцем Т. Тинсибаевым из д. Акозино Ошлинской волости, а также деньги в размере 44 руб. 70 коп. Как горестно отмечал погорелец, «также неведомые люди разнесли много моей рухляди» [13]. В 1784 г. при семейном разделе в семье И. Осокина из д. Жуково было отмечено наличие 116 руб. серебряной монетой и ассигнациями, несколько шуб, шапок и другой одежды и обуви. В 1790 г. из сундука в клети у крестьянина А.П. Быкова из д. Жуково неизвестные украли 410 руб. серебрянных монет и золотых 10-рублевых империалов в 190 руб. В хозяйствах среднего достатка денег и имущества было меньше. В 1787 г. у крестьянина Д.Ф. Ситникова из д. Лапшино было похищено полпуда соленой говядины, денег - 6 руб. серебрянных и 23 руб. медных, батман ячменя в 1 руб. 20 коп., 2 мужские холщовые рубашки в 30 коп., моток ниток в 10 коп. В 1791 г. из дома Т.А. Дятлова, жителя д. Княжна, неизвестные из клети вынесли 2 батмана полбы, 40 овчин, 15 опойковых белых кож, узду ременную, соху деревянную с сошником железным, войлок, лен, 2 полумотка синей пряжи на сумму 16 руб. В поисках денег часть среднестатейных нанималась плотниками. В ноябре 1722 г. крестьяне Ф. Сазонов из д. Пахомово, Н. Ершов из д. Марково, М. Семенов из поч. Сидорово подрядились «с товарищи» к казначею Казанского архиерейского дома Алексею Раифскому, чтобы на ясашной земле на Семе-новке построить деревянную церковь Покрова Богородицы. В 1753 г. крестьянин И.Ф. Ивутин из д. Якимово построил на р.Манаге мельницу «со всяким хоромным строением» [14].
Некоторая часть малоимущих дворцовых крестьян из-за нехватки средств нанималась во временную и долгосрочную работу к купцам или деревенским богатеям. Во второй половине XVIII в. некоторые нуждавшиеся в деньгах дворцовые крестьяне нанимались на заводы и лесопильни [15].
Заметный размах в Царевококшайской дворцовой волости получил извоз, в особенности во второй половине XVIII века. За определенную плату крестьяне подряжались везти на своих подводах и санях груз и товары различных владельцев. В частности, в 1773 г. 15 крестьян деревень Коряковка, Вяткино, Дальнее Кузнецово и Княжна отвезли в Москву товарный хмель царевококшайского купца И.А. Пчелина и передали купцу С.Т. Первакову. В том же году «извощиками» к вышеназванному купцу нанялись 4 крестьянина деревень Вараксино, Кузнецово, Кожино и Княжна. В 1789 г. крестьянин д. Коряковка А. Иванов подрядился к этому же купцу, чтобы вместе «с протчими»
людьми отвезти в Санкт-Петербург «красной юфти». В январе 1800 г. 8 крестьян из 3 дворцовых деревень договорились «отвести до Екатеринбурга на своих лошадях 22 кипы хмеля в 487 пудов» с уплатой по 60 коп. за каждый пуд царевококшайским купцом Е.И. Пчелиным. В декабре того же года к названому купцу подрядились несколько крестьян д. Княжна, чтобы отвезти хмель до Перми. Часть дворцовых крестьян, не имевшая возможности своевременно уплатить казенные и дворцовые подати, вынуждена была наниматься в бурлаки и на сплав леса. Так, в 1777 г. на Волге на судне балахонского купца П.С. Латухина в числе других работных людей бурлацкую лямку тянули крестьянин С. Лыкин и И. Клементьев из д. Вяткино [16].
Важнейшее место в проникновении товарно-денежных отношений в крестьянское земледельческое хозяйство Царевококшайской дворцовой волости в XVIII в. принадлежало производству товарного хмеля, предназначенного для продажи на рынке. Здесь каждый дворохозяин имел собственные хмельники, приносившие весомый денежный вклад в бюджет крестьянской семьи. Не случайно под хмель отводились лучшие участки земли и удобрялись навозом. Ежегодно каждая крестьянская семья собирала в среднем по 4-13 пудов хмеля, а иногда и больше [17]. Особенно в товарном хмелеводстве преуспели «первостатейные» крестьяне, такие как Б. Бабин, П. Быков, И. Криваксин, Т. Кичкин, И. Таланцев, С. Капель-кин, С. Осокин и другие. Они имели значительных размеров «хмелевые сады», где собиралось 40-220 пудов хмеля, привлекали труд временных и долгосрочных работников, брали в аренду пахотные и сенокосные участки под хмельники, давали ссуды под поставку хмеля, выступали в роли скупщиков и торговцев. Зажиточные дворцовые крестьяне все активнее включали в сферу своих торгово-скупщических и арендных операций марийскую деревню. В сенатской анкете 1767 г. царевококшайский воевода в этой связи отметил характерное для XVIII в. явление, что марийцы «на платеж подушных денег, ходя по купечеству и дворцовым крестьянам и прожиточным людям, просят взаймы и закладывают себя и детей в работу, тож земли, луга и протчее отдают в годы за малые цены». Эту картину дополняют сведения и других источников [18].
О формах и степени распространения наемного труда в товарном крестьянском хозяйстве дворцовой волости свидетельствуют известные нам 42 факта «жилых записей» XVIII века. Из этого числа в 33 случаях на работу к зажиточным дворцовым крестьянам нанимались марийцы, в остальных случаях - дворцовые крестьяне. Анализ содержания документов показывает, что наемные работники получали небольшую сумму в задаток. Отношения, складывавшиеся между участниками договора, носили для заемщика полузависимый, кабальный характер. Личность должника
становилась как бы гарантией возврата денег. Чаще всего в кабалу к ростовщику выдавались младшие члены семьи (сыновья, дочери, жена, иногда и сам заемщик). Подчеркивался полу крепостнический характер должника: «до отработки долга со двора не сходить». В случае побега закладчика его насильно возвращали и подвергали нещадному наказанию [19].
Под влиянием дворцовой деревни окрестные марийские крестьяне постепенно тоже втянулись в разведение собственных хмельников. В этой связи местный воевода в 1767 г. особо подчеркнул, что и «у показных черемис имеетца довольно разведенных хмельников». Последние почти за бесценок вынуждены были сбывать хмель торговцам и скупщикам Дворцовой волости. Так, в 1731-1734 гг. марийский крестьянин Ахтыган Ахметеев из д. Эсенеево ежегодно четыре сезона поставлял по 4-6 пудов хмеля торговцу-крестьянину С. Быкову из д. Княжна. В 1733 г. упомянутый С. Быков вывез в Тобольск 306 пудов хмеля «уездной покупки». Следует отметить, что в 30-90-е гг. XVIII в. объем производимой и вывозимой продукции товарной массы хмеля постоянно возрастал. Несмотря на ограничительные указы и противодействие купцов, торгово-промысловая верхушка дворцовой волости в 30-70-х гг. XVIII в. принимала непосредственное участие в вывозе и продаже хмеля в торговых селах и городах страны. Так, в 1773 г. только в Тобольск дворцовые крестьяне Г. Вахрамеев из д. Ближнее Кузнецо-во, П. Яковлев, С. Быков и П. Быков из д. Княжна, П. Андреев, И. Усынин из д. Вараксино вывезли 1238 пудов хмеля с продажной ценой 30-35 коп. за пуд. По неполным данным, в 1738-1739 гг. крестьяне Царево-кокшайской дворцовой волости П. Кичкин из д. Мед-ведево, П. Иванов и В. Житенкин из д. Лапшино, И. Та-ланцев Меньшой из д. Юшково, И. Константинов из д. Березово, Н. Антипьев и Г. Афанасьев из д. Ближнее Кузнецово, И. Криваксин, Д. Елизаров и С. Ка-пелькин из д. Дальнее Кузнецово, П.Д. Булыгин из д. Коряковка продали в различных местах «шишечного» и «хмелю мятику» почти 2 тыс. пудов. При этом основная масса хмеля по 30-35 коп. за пуд была реализована в Соликамске, Хлынове, Новоусольске и селе Ильинском по реке Обве (приток Камы). В городах Ростове, Твери и Москве 367 пудов хмеля были проданы по 70-80 коп. за пуд [20].
Ежегодные вывозы товарного хмеля крестьянами-торговцами, а с середины XVIII в. в значительной мере царевококшайскими и иногородними купцами, способствовали дальнейшему втягиванию Марийского края в систему всероссийского рынка. Роль Царе-вококшайской дворцовой волости в этом процессе была значительной.
Углубление товарно-денежных отношений в рассматриваемой волости вело к дальнейшему усилению имущественной дифференциации. Выделялась не-
большая по численности деревенская «первостатейная» верхушка, которая вела товарное земледельческое хозяйство и эксплуатировала труд временных и долгосрочных работников-крестьян. Ярким примером этого является хозяйственная деятельность нескольких поколений зажиточной крестьянской семьи Бабиных, уроженцев дворцовой деревни Медведево. Зажиточная семья Василия Бабина, у которого имелись сыновья Петр, Иван и Борис, была известна еще в конце ХУ11 века. Отцовское имущество, торгово-промысловые операции позволили первому породниться даже с посадскими людьми, выдав своих 4 дочерей в Казань и Чебоксары. Борис Бабин значительно расширил предпринимательскую деятельность. В 1733 г. он по купчей приобрел за 15 руб. у яранско-го посадского человека И. Голенищева 15 дес. пашни и пустую дворцовую усадьбу в д. Крутой Овраг, где был построен «двор для скотоводства». В хозяйстве многоотраслевого характера (полеводство, хмелеводство, животноводство, лесные промыслы, ростовщичество и торговля) Борис Бабин и его сыновья Савин, Федор и Михаил в 30-90-х гг. ХУШ в. постоянно использовали труд наемных работников. В 1792 г. с капиталом в 5050 руб. М. Бабин записался в царевокок-шайское купечество и активно занимался вывозом хмеля и других товаров в Екатеринбург и другие города. В ходе Генерального межевания 1793-1797 гг. М. Бабину удалось, несмотря на противодействие медведевских крестьян закрепить за собой 48 дес. пашни, 7 дес. сенокоса, 216 дес. леса [21].
Тенденция перехода части дворцовых крестьян Ца-ревококшайской волости в купечество и мещанство стала особенно заметной в конце ХУШ века. В 17841790 гг. крестьяне А. Федоров, А. Усынин, П. Оловя-нишников, Е. Иванов, О. Ганешев, Ф. Маторин, Ф. Скороходов из д. Вараксино, Савино и Березово записались в казанское, чебоксарское и царевококшайское купечество и мещанство. Свою сословную принадлежность меняли некоторые крестьяне и других селений [22]. Такие переходы были одним из проявлений недовольства дворцовых крестьян, как крепостных царской семьи, своим сословным неполноправием, когда ограничивалась торгово-промысловая деятельность и заметно усиливался феодально-крепостнический гнет.
В конце ХУ1-ХУШ вв. дворцовые крестьяне обязаны были нести разнообразные подати и повинности как в пользу своего владельца - Дворцового ведомства, так и феодального государства. Они, как и помещичьи крестьяне, были прикреплены к своему вотчиннику и земле. Их могли пожаловать в частное владение. Так, в 1647 г. указом царя Алексея Михайловича дворцовые деревни и починки Царевококшайской волости вместе с землей и крестьянами были пожалованы и отписаны в поместное владение князю В.Г. Ромодановскому. Лишь из-за того, что это поместье «блиско сошлось
к посаду», в 1649 г. Царевококшайская волость была вновь возвращена в Дворцовое ведомство. Вместе с тем, Соборным Уложением 1649 г. и для дворцовых крестьян отменялись «урочные лета», устанавливался бессрочный сыск беглых и их суровое наказание, юридически оформилась наследственная крепостная зависимость, ограничивалась торгово-промысловая деятельность: «впредь в лавках не торговать и варниц и кабаков и бани не откупать, и лавки свои и амбары и погребы в городе и на посаде продать тяглым царе-вококшайским посадским людям» [23].
Не подлежит сомнению тот факт, что переселенцы Дворцовой волости имели определенные льготы. Крестьяне и бобыли, основывавшие на новорасчи-щенных землях и займищах новые починки и деревни, на некоторое время освобождались от всех видов податей. С появлением здесь мирской «четвертной пашни» была установлена вытная система. Исходя из общей величины пашни и ее качества, вся волость в целом облагалась определенным количеством вытей, распределявшихся в свою очередь между дворами и поселениями. При этом норма обложения выти могла оставаться неизменной, а объем платежей, падающих на 1 выть, менялся. Норма обложения выти, как поземельной окладной единицы, на «средних» землях равнялась 14 четвертям пашни (в трех полях), соответственно на «плохих» - 16 и «добрых» - 12 четвертям. В 1632-1647 гг. в Царевококшайской волости дворцовые и казенные подати взыскивались «с живущих девяти вытей». Общая величина «государевых доходов» с них в эти годы равнялась 36 руб. 5 алтынам и 4 деньгам и по 110 четвертям ржи и овса «посопного хлеба» [24]. В дальнейшем размеры денежных и хлебных сборов возросли. В значительной мере это было связано с введением в 1678 г. подворного обложения, когда основной податной единицей стал тяглый крестьянский двор. Появились новые виды обременительных повинностей, включая принудительный перевод «на житье» на новые места. В 1668 г. в числе других несколько среднеобеспеченных крестьян со своими семьями, имуществом, хлебом и скотиной были переведены жить «в Казанский уезд по Закамской черте». Для крестьян обременительной была и полевая барщина, которую они отбывали на дворцовой «десятинной» пашне [25].
Конец ХУ11 - первая четверть ХУШ веков характеризовались резким возрастанием государственных податей и повинностей и для дворцовых крестьян. Кроме традиционных ямских, стрелецких, полоня-ничных денег с каждого двора взыскивались новые виды окладных табельных, повсягодных сверхтабельных и запросных чрезвычайных денежных и хлебных сборов. Как и другие категории крестьянского населения, дворцовые крестьяне вынуждены были поставлять рекрутов и армейских лошадей, направлять «на-
вечно» работников на строительные работы и т.д. Все это приводило к уменьшению числа «жилых дворов». По данным ландратской книги 1717 г., в Царевокок-шайской волости в 1710-1717 гг. частично или полностью обезлюдело 130 дворов. Из-за непосильного гнета бежали 181 муж. и жен., померло 184 человека обоего пола, 3 пропали «безвестно». «В рекрутские солдаты» отдано 40 мужчин. Плотниками в Санкт-Петербург и Астрахань «на вечное жилье» взяты 29 дворохозяев со своими семьями. Замуж «в иные уезды» выданы 89 девушек и женщин, 1 посвящен в дьяконы, 2 постриглись в монахи и 1 отдан «по челобитью» своему помещику [26].
Стремясь облегчить бремя казенных податей и повинностей, крестьяне укрупняли дворы. В одном дворе иногда проживало по нескольку семей. Средняя численность двора возросла, и в 1717 г. в Царевокок-шайской волости составляла по 8 человек обоего пола. Так, в дворе Василия Федорова сына Бабина д. Медведево записаны были «жена Настасья Григорьева дочь 60; дети - Петр 30, Иван 25, Борис 22, дочь девка Настасья 17; у Петра жена Авдотья Ларионова дочь 29, сын Алексей 4, дочь девка Орина 2; у Ивана жена Орина Никитина дочь 23 лет; да у него ж, Василья, сноха-вдова Дмитреевская жена Анна Иванова дочь 35, дочь девка Оксинья 8 лет, про которую сказали: живет-де она у отца своего солдата Ивана Шестоперова» [27].
Подати и повинности, лежавшие на дворцовых крестьянах, оставались обременительными и в последующие десятилетия. С 1724 г. вместо подворного обложения была введена подушная подать в размере 70 коп. с каждой ревизской души мужского пола. Кроме того, их заставляли выполнять различные виды повинностей, связанных с отправкой рекрутов в армию, плотников - «в Казань для строения судов» в 1729 г., «лопатников» - на земляные работы при строительстве крепостей в ходе русско-турецкой войны 1768-1774 гг. и сбором денежных средств, хлеба, одежды и обуви для «вспомождения» им. На крестьянских хозяйствах ощутимо сказывались поставка драгунских лошадей, сборы подушной муки в 17371743 гг., подворная повинность по поставке подвод и конвоя для «препровождения денежной казны», чиновников, колодников, почтового груза. Их же привлекали на починку дорог, мостов, тушение лесных пожаров и т.д. Тяжесть казенных поборов усугублялась злоупотреблениями царевококшайских воевод. В 1704 г. местный воевода Г.Н. Шарапов из-под неволи «положил» оброчные платежи с 50 торговых бань. «С великою нуждою» до 1727 г. крестьяне вынуждены были платить по 25 коп. за каждую из них, хотя там «никаких торгов» не велось. В 1755 г. дворцовые крестьяне написали жалобу на злоупотребления царевококшай-ского воеводы Куприянова [28]. Не менее тягостными
оставались подати и повинности в пользу Дворцового ведомства. В 1724 г. вместо десятинной пашни с каждой ревизской души стали взимать 40-копеечный оброк. В 1760 г. размер денежного оброка составил уже 1 руб., а в 1799 г. возрос до 5 руб. 10 коп. Примечательно, что в 20-40-х гг. ХУ111 в. в Царевококшайской дворцовой волости, как и в других поволжских дворцовых вотчинах, был заведен специальный «хмелевой сад». Крестьян заставляли отвести лучший участок под хмельник, отбывать там барщину и вывозить хмель ежегодно в Москву «для дворцового обихода». С 1748 г. управителю Царевококшайской дворцовой волости приказано было вместо «оброка хмелю присылать деньги» [29].
Непосредственное управление дворцовыми крестьянами осуществляла Царевококшайская дворцовая приказная изба («управительский двор»). В ХУ11 -первой четверти ХУ111 вв. она находилась в ведении Приказа Большого дворца, а позднее - Главной дворцовой канцелярии и ее филиала - Казанской дворцовой конторы. Назначенный в волость очередной дворцовый управитель принимал все дела, документацию и приказную избу, располагавшуюся вначале в Царевококшайске, а затем в д. Вараксино. В управлении волостью он опирался на общинные мирские сходы и выборных должностных лиц от крестьян -волостного голову, старост-десятников, выборных, скаскоподателей и др. На основе полученной инструкции дворцовый управитель вникал во все дела волости, давал распоряжения своевременно выполнять все виды дворцовых и казенных податей и повинностей, следил за личной жизнью крестьян, участвовал при семейных разделах, отвечал за исполнение указов вышестоящих органов, сохранность рабочей силы, дворцовой земельной собственности и т.д. Одновременно он должен был заботиться о хозяйственном состоянии крестьян, чтобы те были платежеспособными [30]. Однако размеры податей и повинностей были настолько тяжелыми, что и в конце ХУ111 в. немалая часть крестьян Царевококшайской волости имела доимки «в разные времена денег немалое число» [31].
К сожалению, значительно меньше сведений сохранилось о дворцовой Рыжайской волости, располагавшейся в низовьях Марийского Поветлужья. Отличительной ее особенностью явилось то, что крестьяне этой волости лишь около полувека находились в Дворцовом ведомстве и в 1762 г. были пожалованы в помещичье владение.
Основание данной волости как «вотчины государыни Екатерины Алексеевны новопоселенного села Архангельского», Юрино тож с деревнями Липовка, Бардицы и Шумцы относится к первой четверти ХУШ века, что, в частности, зафиксировали и материалы первой ревизии 1719-1723 гг. Нижегородского уезда [32]. Видимо, первыми поселенцами этих дремучих лесных
мест Левобережья Волги стали беглые русские помещичьи, монастырские и дворцовые крестьяне центральных частей страны и самого Нижегородского уезда, которые в поисках лучшей жизни устремились на свободные земли, где не было гнета крепостников. Сокращение крестьянского землепользования в старых жительствах, рост владельческих повинностей, резкое усиление налогового гнета, исключительно тяжелые трудовые мобилизации и рекрутские поборы явились причинами таких побегов. На новом месте беглые крестьяне застраивались своими дворами, начинали вести привычный уклад жизни и тяжелым повседневным трудом вводили в хозяйственный оборот новые земельные площади. Со временем дворы беглых крестьян стали составлять целые деревни и даже волости. По свидетельству очевидцев, в 1713 г. в Среднем Поволжье беглые крестьяне «селятся по лесу собою и податей никаких не платят». Царское правительство, обеспокоенное усилением размаха крестьянских побегов, вынуждено было принимать более энергичные меры по сыску и возврату беглых на прежние местожительства к прежним владельцам. Для этой цели были привлечены специальные воинские команды. Однако в ходе сыска в Среднем Поволжье обнаружилось такое множество поселений и волостей беглых, что царское самодержавие вынуждено было издать специальный указ, в котором предписывалось в том случае, если вся волость сплошь заселена беглыми, то этих крестьян «из волости в волость на прежние места не высылать, а быть и в подушный оклад писать в тех местах, где оные ныне явились» [33].
В этом плане такая участь, видимо, постигла и беглых крестьян Рыжайской (в некоторых источниках Рожайской) волости, проживавших в нескольких поселениях. Волость была отнесена к Закудемскому стану Нижегородского уезда одноименной провинции и губернии. Сами крестьяне с пахотными землями, сенокосными и лесными угодьями были закреплены за дворцовым ведомством в качестве одной из многочисленных вотчин Екатерины Алексеевны, ставшей в 1712 г. законной супругой царя Петра Великого. Отныне крестьяне Рыжайской волости стали называться дворцовыми и подвергаться эксплуатации со стороны царской семьи и феодально-крепостнического государства. С них стали взыскивать различные подати. На них же лежала обязанность по поставке рекрутов и исполнению многочисленных других повинностей.
В начале 20-х годов XVIII в. крестьяне Рыжайской волости находились в подчинении Домовой канцелярии е.и.в. по вотчинным делам. Дворцовое ведомство внимательно следило за исправным поступлением денежных и других оброчных поступлений, а также за сохранностью земельной собственности и крепостных крестьян в своих новых вотчинах. Этим, в частности, объясняется и тот факт, что 8 февраля 1723 г. управитель вотчинных
дел Иван Грузинцев из Москвы в Козьмодемьянск направил стряпчим по охране вотчинных прав Рыжайской волости московского купца Таганьей слободы Якова Бакланова, чтобы «всякие градские дела, какие случатца, отправлять села Архангельского и земляные дела... и салдат, рекрут и беглых крестьян отнюдь чюжих не держать». А надо заметить, в Юрино и в начале 20-х годов XVIII в. беглых было немало. Так, с 1720 г. в селе с тремя сыновьями и тремя родными племянниками «во крестьянах» проживал 70-летний Иван Ильин, уроженец д. Кротово Хохломской дворцовой волости Балахонско-го уезда. Но в «поданых скасках во оном селе ни в котором годе не написан». В связи с дополнительной переписью 1723 г., семью Ильина в начале года «выслали вон ис того села всем миром крестьяня». Всего, по данным переписи 1723 г., в Рыжайской волости крестьянского населения насчитывалось 447 душ мужского пола или приблизительно 900 человек обоего пола, из них в селе Юрино насчитывалось 109 душ м.п., в деревнях Липовке - 106, Бардицах - 134, Шумце - 98 чел.» [34].
Непосредственное управление вотчиной-волостью осуществлял «управитель Иван Яковлев сын Киселевской из поляков». У него были помощники - «швед» Иван Григорьев, русские Иван Власов, Исак Игнатьев и Филипп Якимов. Все дела, касающиеся жизни вотчины, на основе полученных инструкций решались в приказной избе, находившейся в самом селе» [35].
В 1723 г. в с. Юрино кроме русских крестьян проживали «шведской породы» 33-летний Арист Леонтьев сын Бабушкин с двумя сыновьями и родным братом Васильем 35 лет; в д. Липовке - «ис пришлых государевых волостей корелян» (т.е. карел - А.И.) 60-летний Емельян Овдокимов со своим сыном; в д. Бардицы - карелы 45-летний Терентей Мартьянов с сыном и 40-летний Ларион Карпов; в д. Шумцы «явилось утаенных пришлых карелян» 33 души мужского пола, не считая 5 человек мужского пола - карел - «выходцев из-за рубежа». Видимо, шведы и карелы, составлявшие около 10 процентов крестьянского населения волости, очутились здесь в связи с событиями Северной войны 17001721 гг., когда происходившие военные действия непосредственно отразились и на судьбах, и на перемене местожительства [36].
Прирост населения волости происходил также за счет перевода сюда дворцовых крестьян из других царских вотчин. Так, по данным переписи 1723 г., в д. Бардицы из Мурашкинской дворцовой волости Нижегородского уезда была переведена семья 50-летнего крестьянина д. Зимянок Ивана Клементьева с двумя сыновьями и внуком; из д. Останкино - семья 30-летнего Емельяна Иванова с двумя сыновьями. Прирост крестьянского населения происходил и в последующие годы, но в основном за счет естественного движения. По данным второй ревизии 1747 г., в Рыжайской волости
проживало 595 душ мужского пола, в том числе в с. Юрино - 139, д. Липовка - 297, д. Шумцы - 109, во вновь основанной деревне «Починок, Красногорска тож» - 29, в д. Бардицы - 81. В 1762 г. крестьяне Рыжайской волости были пожалованы императрицей Екатериной II одному из участников дворцового переворота инженер-поручику Инженерного корпуса
B.И. Бибикову. В 1782 г. юринское имение В.И. Бибикова было продано уральскому заводовладельцу и дворянину Н.А. Демидову, от которого по наследству перешло к его сыну Николаю. В 1787 г. Н.Н. Демидов продал это имение надворному советнику А.А. Жереб-цову, после смерти которого владелицей стала его жена, вдова О.А. Жеребцова. У последней в 1812 г. юринское имение приобрел В.С. Шереметев [37].
В целом, дворцовые крестьяне внесли немалый вклад в социально-экономическое развитие Марийского края конца ХУ1-ХУШ веков.
ЛИТЕРАТУРА
1. См.: Заозерский А.И. Царская вотчина ХУ11 века: Из истории хозяйственной и приказной политики царя Алексея Михайловича. - М., 1937; Индова Е.И. Дворцовое хозяйство России. Первая половина ХУШ века. - М., 1964.
2. Российский государственный архив древних актов (далее: РГАДА), ф. 350, оп. 2, д. 3985, л. 482-502, д. 3986, л. 7-35; ф. 1355, оп. 1, д. 435, л. 1 об., 3-7, 27 об.; Государственный архив Республики Марий Эл (далее: ГАРМЭ), ф. 15, оп. 1, д. 5, л. 1; НФ Мар-НИИ, оп. 1, д. 346; Марийский край в ХУ11 веке. Т. 1. Сб. док. (рукопись) / Сост. Г.Н.Айплатов. - Йошкар-Ола, 1968. - С. 17-29.
3. См.: НФ МарНИИ, оп. 1, д. 346. - С. 90-104.
4. См.: РГАДА, ф. 1312, оп. 2, ч. 1, д. 1397, л. 27-36; НФ МарНИИ, оп. 1, д. 346. С. - 86-113; Малов Е.А. Мироносицкая пустынь Казанской епархии. - Казань, 1896. - С. 137-139, док. №20.
5. РГАДА, ф. 1355, оп. 1, д. 435, л. 3 об., 4 об.
6. ГАРМЭ, ф. 58, оп. 18, д. 2, л. 11; ф. 236, оп. 1, д. 42, л. 1-2.
7. История Марийского края в документах и материалах / Сост. Г.Н.Айплатов, А.Г.Иванов. - Йошкар-Ола, 1992. - Вып. 1. -
C. 130-133.
8. Айплатов Г.Н. Из истории развития ремесла и торговли в Марийском крае в ХУ11 веке // Вопросы истории и археологии Марийской АССР / Труды МарНИИ. Вып. 17. - Йошкар-Ола, 1962. С. 113-131; НФ МарНИИ, оп. 1, д. 346. - С. 146-174.
9. РГАДА, ф. 1312, оп. 2, ч. 1, д. 1401, л. 17-20 об.; НФ МарНИИ, оп. 1, д. 346. - С. 148-150.
10. РГАДА, ф. 273, оп. 1, д. 31587, л. 236-328; ф. 350, оп. 2, д. 2963, л. 57; ф. 598, оп. 1, д. 97, л. 1, д. 8, л. 1, д. 96, л. 1; д. 119, л. 3; д. 358, л. 2-4; Малов Е.А. У. соз. соч. - С. 120-123, док. № 10, 13.
11. РГАДА, ф. 598, оп. 1, д. 16, л. 2-13, д. 122, л. 4, д. 127, л. 71 об., д. 137, л. 1; ф. 664, оп. 1, д. 33, л. 1.
12. РГАДА, ф. 407, оп. 1, д. 376, л. 1-4, д. 399, л. 1; ф. 598, оп. 1, д. 287, л. 25; ГАРМЭ, ф. 52, оп. 3, д. 35, л. 38-39; ф. 237, оп. 1, д. 16, л. 25-26.
13. РГАДА, ф. 664, оп. 1. д. 33, л. 2.
14. РГАДА, ф. 664, оп. 1, д. 33, л. 3; ГАРМЭ, ф. 236, оп. 1, д. 60, л. 18-19; д. 119, л. 2; д. 68, л. 2, д. 108, л. 18 об.; Малов Е.А. Указ. соч. - С. 132, док. №17.
15. РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 2963, л. 66-66 об.; ф. 598, оп. 1, д. 154, л. 1 об.; оп. 2, д. 78, л. 33; ГАРМЭ, ф. 52, д. 40, л. 3 об.,
4 об.; ф. 150, оп. 3, д. 4, л. 3; ф. 236, оп. 1, д. 19, л. 1; д. 100, л. 54 об.-56.; ф. 237, оп. 1. д. 2, л. 6; ф. 248, оп. 10, кн. 545, д. 1, л. 484-485.
16. РГАДА, ф. 598, оп. 1, д. 248, л. 295 об. - 296, 298, д. 251, л. 5; д. 304, л. 1-2; ГАРМЭ, ф. 52, оп. 1, д. 14, л. 2-3, 106; оп. 3, д. 35, л. 38-39; ф. 236, оп. 1, д. 108, л. 70.
17. РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1651, ч. 3, л. 343 об.; ГАРМЭ, ф. 236, оп. 1, д. 220, л. 2 об.
18. РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1651, ч. 3, л. 343 об.; ф. 598, оп. 1, д. 16, л. 1-2, д. 60, л. 1; ГАРМЭ, ф. 52, оп. 3, д. 40; ф. 236, оп. 1, д. 199, л. 1-52, д. 398, л. 256.
19. РГАДА, ф. 248, оп. 14, кн. 796, д. 1, л. 714; ф. 350, оп. 2, д. 137, л. 1, д. 141, л. 1 об.; д. 152, л. 4, 6 об, д. 287, л. 9, 12, 19, д. 296, л. 3, д. 326, л. 11, д. 368, л. 6, д. 375, л. 10, д. 380, л. 9 об.; ф. 664, оп. 1, д. 33, л. 1-2; ГАРМЭ, ф. 52, оп. 3, д. 35, л. 10, 13, 16 об., 17, 20; ф. 236, оп. 1, д. 199, л. 3 об., 6, 29, 30 об., 33, 35, д. 178а, л. 71 об.; ф. 237, оп. 2, д. 6, л. 2.
20. РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1651, ч. 3, л. 343 об.; ф. 598, оп. 1, д. 17, л. 3; ф. 794, оп. 1, д. 2, л. 41-47, 349, 350, 358-368, д. 3, л. 10-28.
21. РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 3995, л. 533-534; ф. 598, оп. 1, д. 49, л. 37, д. 154, л. 4, д. 218, л. 10 об., д. 283, л. 238, д. 287, л. 9, 12, 19, д. 296, л. 3-5 об., д. 368, л. 6, д. 375, л. 10; оп. 2, д. 78, л. 33, 44; ф. 1312, оп. 2, ч. 1, д. 1397, л. 13, 17 об., 111; ф. 1355, оп. 1, д. 435, л. 27; ГАРМЭ, ф. 52, оп. 3, д. 35, л. 17, 20 об., 35, 39 об., д. 40, л. 58-59 об.; ф. 58, оп. 18, д. 2, л. 1, д. 6, л. 2; ф. 236, оп. 1, д. 3, л. 3, д. 150, л. 1, д. 178а, л. 71 об.; оп. 2, д. 5, л. 6; ф. 237, оп. 1, д. 16, л. 25-26.
22. ГАРМЭ, ф. 236, оп. 1, д. 157, л. 377.
23. РГАДА, ф. 1312, оп. 2, ч. 1, д. 1401, л. 20 об.
24. НФ МарНИИ, оп. 1, д. 346. - С. 112-113.
25. История Марийского края в документах и материалах. Вып. 1. - С. 130-133.
26. РГАДА, ф. 350 оп. 1, д. 136, л. - С. 240-254.
27. Там же, л. 16.
28. РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 3988, л. 428-432; ф. 598, оп. 1, д. 1, л. 108-112, 152-155 об., д. 40, л. 7 об., д. 47, л. 20-21, д. 89, л. 7-14, д. 127, л. 66 об., 75, д. 248, л. 1, д. 299, л. 2-4; ф. 794, оп. 1, д. 11, л. 146 об.; ф. 1239, оп. 1/51, д. 112, л. 4 об.-10, 18; ГАРМЭ, ф. 236, оп. 1, д. 12, л. 1-1 об.
29. РГАДА, ф. 664, оп. 1, д. 68, л. 47; ф. 794, оп. 1, д. 10, л. 509; ф. 1239, оп. 1/51, д. 112, л. 1-4 об., 11 об.-14 об.; ГАРМЭ, ф. 58, оп. 18, д. 16, л. 2-4; ф. 247, оп. 1, д. 1, л. 28-30; Государственный архив Кировской области (ГАКО), ф. 583, оп. 1, д. 780, л. 2222 об.; ПСЗ, Т. III, №1579. - С. 293; Индова Е.И. Указ. соч. - С. 207.
30. РГАДА, ф. 273, оп. 1, д. 31587, л. 333; ф. 598, оп. 1, д. 121, л. 100; оп. 2, д. 38, л. 10-10 об.; ф. 664, оп. 1, д. 10, л. 1-13 об., д. 56, л. 2, 47ф. 794, оп. 1, д. 3, л. 301, д. 10, л. 509; ф. 1239, оп. 1/51, д. 112, л. 1-18; ф. 1312, оп. 2, ч. 1, д. 1397, л. 58 об.; ГАРМЭ, ф. 236, оп. 1, д. 42, л. 1-2; ф. 237, оп. 1, д. 2, л. 6; Казанские губернские ведомости. - 1855. - 30 мая.
31. ГАРМЭ, ф. 247, оп. 1, д. 1, л. 28-30.
32. РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 2040а, л. 148, д. 2049, л. 49 об.
33. Козлова Н.В. Побеги крестьян в России в первой трети XVIII в. - М., 1983. - С. 59, 132.
34. РГАДА, ф. 350, оп. 2, д. 1419, л. 247, д. 1417, л. 652; д. 2049, л. 49 об.-55.
35. Там же, д. 2049, л. 49 об.
36. Там же, л. 49 об.-55.
37. РГАДА, ф. 1355, оп. 1, д. 814, л. 4-5; Государственный архив Нижегородской области (ГАНО), ф. 60, оп. 239 а, д. 178, л. 133; 756-810 об.; Дворянская империя во второй половине XVIII века (Основные законодательные акты) / Сост. М.Т.Белявский. - М., 1960. - С. 31.
