Две космогонии – два типа цивилизаций: конфуцианская и даосская Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

А.Е. ЛУКЬЯНОВ

ДВЕ КОСМОГОНИИ — ДВА ТИПА ЦИВИЛИЗАЦИЙ: КОНФУЦИАНСКАЯ И ДАОССКАЯ

В статье показано, как из космогоний конфуцианства и даосизма, отраженных в «Чжун юне» и «Дао дэ цзине», вырастают соответствующие типы цивилизаций: социоприродный и природносоциальный.

Ключевые слова: конфуцианство, даосизм, цивилизация

Код конфуцианского космоса и цивилизации

В китаеведческой литературе преобладает мнение об отсутствии космогоний в конфуцианском учении. И это объяснимо. В конфуцианстве интенсивно разрабатывается идея морфологического подобия космоса и человека, то есть идея формального и структурно-функционального изоморфизма макрокосма (природной Поднебесной) и микрокосмоса (человеческой Поднебесной). При утверждении собственного мировоззренческого статуса конфуцианство на передний план выдвигает не космогонию, а космологию, насыщенную морально-нравственным содержанием. Оно ищет и находит образцы нормативного постоянства в извечно повторяющихся природных (небесных) циклах. Космос здесь не имеет собственной истории, вернее ее траектория замкнута в кольцо (спираль), в котором первостепенную роль играет не генезис, а структура. История, выходящая за пределы этого кольца, то есть в прямую линейную космогонию, не только безынтересна конфуцианству, но и опасна. В возврате к истокам бытия нравственное мышление деградирует, оно теряет нормативные скрепы и растворяется в стихии первозданного хаоса, а он несет подсознательные для конфуцианской цивилизации архетипы естества и способен к творению какого угодно космоса.

Стоит только конфуцианству допустить космогонию, оно тут же обречет себя на внутреннюю оппозицию и идейный разлад, ибо, исходя из хаоса, всякий мыслитель сможет выстроить свою теорию морального закона Дао-Дэ. Поэтому конфуцианство избегает космогонии как принципа и модели построения собственного учения.

Однако безначальность конфуцианского космоса чревата другой опасностью — допущением его мистического сотворения, что сводило бы на нет всю конфуцианскую ученость (ШФ жу сюэ). Нужно было найти из этого выход, и конфуцианство решает космогоническую задачу по-своему.

Во-первых, конфуцианство, напомним ещё раз, отсекает допотопную мифологию (мифологию до мирового птопа): олицетворяет природные первоначала, именует их и переносит в историческое время и пространство. Рубеж — великий потоп Поднебесной. В идеологии конфуцианства победителем потопа объявлен первый великий конфуцианец — Юй. Он проявил сыновнюю почтительность (ф сяо) Первопред-ку. По его судьбоносному велению Юй одолел стихию и расстелил новую Землю согласно «Великому плану в девяти разделах». С Великого Юя конфуцианство открыло новую и теперь единственную эру конфуцианской цивилизации. По сюжету борьбы с потопом, интерпретированного и закреплённого в традиции высшим Советом Первопредков, возможность даоской эры была задавлена в истоках отвержением метода «запруд», приведшего к нарушению строя архетипа у син, и казнью Гуня, пытавшегося посредством даоского алгоритма архетипа у син пробудить первородные начала водного лона Саморастущей Земли.

Во-вторых, Природный Небесно-Земной космос есть, и это очевидно, но если он есть, то, значит, когда-то и произошёл. О космогенезе говорит вся предшествующая мифология и сопредельные конфуцианству учения, прежде всего даосизм. Нелепо было бы просто-напросто отрицать космогоническую идею. Однако при неоспоримом наличии природного космоса конфуцианского космоса в сущности нет. Для его появления нужно генетически насытить физические оболочки природного космоса конфуцианскими духовными ценностями. А это требует постулирования социоприродного первоначала и мотивированного построения космогонии, на что конфуцианство не согласно.

Оно поступает по-другому, используя тот метод, который мы сегодня называем телекинезом. Конфуцианство засылает в неведомое прошлое-вечное своего идеального субъекта — цзюньцзы с целью закладки

в протокосмическое лоно генетического кода конфуцианской цивилизации. Эмбрионом здесь служит сам цзюньцзы. Как это делается, конфуцианство не объясняет. Вероятно, эту модель палингенезиса (возвращения и врастания в протоначало) конфуцианство попросту взяло у даосизма без всякой аргументации и эмбриональных категориальных наименований (даоские: Мать-Самка Поднебесной, кормящая Мать, лоно, эмбрион, ещё не ставший ребёнком, младенец, дитя и т.д.).

«Чжун юн» начинает именно с этой процедуры кодирования конфуцианской цивилизации:

Небесная судьба называется природой/натурой.

Неуклонное следование природе называется Дао.

Совершенствование в Дао называется учением.

Дао! Его нельзя покинуть и на миг,

а что покинуть можно — то не Дао.

Вот почему муж благородный

боится так, где ничего не видно,

страшится так, где ничего не слышно.

Не видно ничего в сокрыто-тайном,

ничто не проявляется в тончайше-сокровенном.

Вот почему муж благородный

трепещет одиноко [во вселенском лоне].

Когда веселье, гнев, печаль и радость ещё не разошлись,

зовётся это серединой.

Когда ж расходятся по ритмам середины,

гармонией зовется это.

Великий корень Поднебесной — середина.

Гармония — всепроникающее Дао Поднебесной.

Вот пробудились середина и гармония,

установились Небо и Земля и вещи стали нарождаться.

Чжун юн. § 1

Перед погружением благородный муж оставляет наверху небесную судьбу тянъ мин) и тождественную ей человеческую природу (й

син), по отношению к которым осуществляется действие неуклонного следования — Дао, и учение (Щ цзяо), проистекающее из совершенствования в себе Дао. Сам же благородный муж несёт неозвученный ни в мелодии, ни в слове (слепо-немой) социоприродный ген середины (це-

локупность веселья и гнева, печали и радости) и гармонии (развёрнутая целокупность этих же эмоций).

Погружаясь и испытывая душевный трепет, благородный муж (конечно, это ипостась Конфуция), встраивается в резонанс первородного «одинокого» лона (так определяется первородное лоно и у даосистов). Как только трепет слепо-немой середины совпадает с пульсом первородного лона, этого тёмного хаоса, происходит развёртывание середины в гармонию. Они — корень и всепроникающее Дао будущей Поднебесной. Мелодико-словесная пульсация продолжается далее и выливается в гимн установления Неба и Земли и рождения вещей.

Так осуществляется кодировка конфуцианского космоса, несущего образец цивилизации. Можно сказать, что конфуцианская цивилизация в своём первозданном виде (в своём коде) есть сознательно и целенаправленно воспетая цивилизация срединности и гармонии. Этот сре-динно-гармоничный космос из древности проецируется на природный космос тогдашнего настоящего и укладывается в его небесно-земные ландшафты. При этом природный космос наполняется антропоморфными и социоморфными смыслами (конфуционизируется). Получается, что текст конфуцианской книги космоса пишется ещё в зачатии двуединого слова середины-и-гармонии, а всё остальное есть только музыкально-словесный гимн их развёртывания по «нотам» обращённых внутрь Поднебесной узоров девятипольных «магических» квадратов Неба и Земли.

Поскольку природный космос устойчив (постоянен), то он вместе с воплощёнными в нём конфуцианскими идеалами, то есть социальным космосом, избирается образцом для Поднебесного мира. В этом последнем при проекции на него срединно-гармоничного образца проявляются все прорехи, недоделки и деформации. Центрированием и гармонизацией его и занимается конфуцианство. Ему оставалось только подкрепить свою теорию и практику духовным архетипом у чан, что конфуцианство и сделало. (Кстати, в этой палингенезисно-телекинезисной кодификации космоса и цивилизации сказывается один из стратегических приёмов построения/переписывания мировой истории. Сюда напрашивается аналогия с Ф. Энгельсом, который прообраз современного ему коммунизма {пока ещё в теории} видел в первобытном коммунизме. Если первобытный коммунизм сделать {постулировать} реально существующим в истоках цивилизации, и затем в него отправить «агента» с коммунисти-

ческим цивилизационным кодом, то с коммунизмом не так-то просто покончить, он будет реминисцировать в любом типе демократии).

Код даоского космоса и цивилизации

Конфуцианская модель кодировки космоса и цивилизации стоит в параллели даоской модели.

Отбросишь ученье, исчезнет и скорбь. Одобрить тихо иль отвергнуть громко — Насколько здесь одно отлично от другого? Насколько зло расходится с добром — Настолько ровно и одно отлично от другого! То, чего люди боятся, нельзя не бояться. О, ширь пустотная, без края и без центра! Среди людей согласие, веселье,

как будто делают Великое закланье в день наступления весны, когда она в свои владенья входит.

Один лишь я сокрыт в тиши без всяких признаков живого,

подобный эмбриону, ещё не ставшему ребёнком.

Спелёнутый, скитаюсь по простору,

как будто некуда пристать.

У всех людей достаток неизбывный,

один лишь я как тот, кто всё отверг.

Я сердце глупого.

О тьма космической утробы!

Миряне все сиянием полны,

один лишь я во мраке мрачном.

Миряне любознательны в исканьях,

один лишь я в кромешной тьме.

[Вокруг] то безмятежность, которая подобна глади океана, то смерч, который не даёт волнам остановиться. У всех людей есть применение разумным силам, лишь я наивной глупостью подобен дикарю. От всех других я отличаюсь тем, что Мать кормящую ценю

Дао дэ цзин. § 20

В отличие от Конфуция Лао-цзы перед погружением в первородное лоно ничего не оставляет сверху: отбрасывает всякие учения и вместе с ними и все эмоции — в движении к естеству ничто из этого не берётся. Лао-цзы тоже испытывает страх перед своим перерождением и внесением генетического кода будущго даоского космоса и цивилизации. Он погружается во вращающееся лоно космической Матери и превращается в мёртво-живого (вечного) эмбриона. Он носится в лонных водах, прирастает к стенке лона, напитывается материнскими соками и ожидает срока рождения космическим первенцем, возглавляющим генетические звенья родовых первопредков людей и вещей.

Можно сказать, что в своём исходном коде даоский космос и дао-ская цивилизация есть космос и цивилизация спонтанного рождения, роста и умирания повторяющихся поколений мёртво-живых (вечных) существ. Это цивилизация абсолютного изоморфизма микрокосма и макрокосма, человека и вещей (что и даёт формулу: «Человек лишь одна из 10000 вещей»).

Проекция этого космоса и цивилизации на современный Лао-цзы природный космос вызывает коррекцию социального космоса, вернее, необходимость его стирания с поверхности природного космоса: бойкот недеянием цивилизации — её технических, юридических, военных и всех прочих составляющих, раздробление больших царств на мелкие родовые группы с расселением по исконным родовым территориям, бескоммуникационное и бесконфликтное их существование, осуществление палингенезиса — возвращение к природному образу жизни и вхождение в естество, откуда спонтанным ходом начнётся эра даоской цивилизации. Все эти постулаты закрепляются константами духовного архетипа у чан.

Таким образом, закладывание двух кодов космогоний дают два типа цивилизаций — социоприродную конфуцианскую и природносоциаль-ную даоскую. Текстуально это воспроизводится трактатами «Чжун юн» и «Дао дэ цзин».

Литература

Лукьянов А.Е. Миф и метафизика древнекитайской геополитики // Проблемы Дальнего Востока. 2000. № 3. С. 133—147.

Лукьянов А.Е. Цивилизация палингенезиса в даосизме // Проблемы Дальнего Востока. 2000. № 5. С. 154—168.

Лукьянов А.Е. Война и мир цивилизаций // Проблемы Дальнего Востока. 2002. №1. С.151—165; № 2. С. 142—155.

Лукьянов А.Е., Переломов Л.С. Из истории идеологемы «сяо кан» // Проблемы Дальнего Востока. 2003. № 3. С. 26—38.

Лукьянов А.Е., Переломов Л.С. Конфуцианский социализм и концепция «Сяо кан» // Мир Востока. 2003. № 1 (3). С. 29—35.

Дао дэ цзин [Канон дао и дэ] // Чжу цзы цзи чэн [Собрание сочинений всех философов]. Т. 3. Шанхай, 1986.

Конфуцианский трактат «Чжун юн». Переводы и исследования / сост. А.Е. Лукьянов. М.: Вост. лит., 2003.

Хань Фэй-цзы // Чжу цзы цзи чэн [Собрание сочинений всех философов]. Т. 5. Шанхай, 1986.

Хуайнань-цзы [Философы из Хуайнани] // Чжу цзы цзи чэн [Собрание сочинений всех философов]. Т. 7. Шанхай, 1986.

Шу цзин [Канон истории] // Шисань цзин чжу шу [Тринадцать канонов с комментариями и пояснениями к комментариям]. Т. 1. Пекин, 1983.