CC BY
35
И. Г. Страховская Две концепции в русской культуре начала XX века
Не говори с тоской: « их нет»;
Но с благодарностию: «были».
В. А. Жуковский
Понять и оценить какое-либо сущностное явление можно только, по словам Нильса Бора, используя принцип «дополнительности», который требует применения двух взаимоисключающих наборов понятий, категорий, в совокупности дающих наиболее полную и объективную картину изучаемого явления1.
«Возьмем единственно правильную аналогию, какая тут возможна, -пишет А. Ф. Лосев, - аналогию со светом. Свет без конца и края, абсолютная полнота и ослепляющая сила его - сущность сама по себе. Но можно отвлечься от этой безграничной, неоформленной никаким очертанием и потому немыслимой и неощущаемой сущности. Можно начать сравнивать ее с ее противоположностью - абсолютной тьмой. Как только такое сравнение произведено - сущность получает свое имя. Теперь представим себе, что абсолютный свет, сам по себе не нуждающийся ни в каких определениях, вошел во взаимоопределение с тьмою. Тьма - ничто, ее нет, она не есть какой-нибудь факт наряду с фактом абсолютного света. Но вот абсолютный свет сущности начинает входить во взаимоопределение с тьмою. Это значит, что тьма, то есть то самое, что есть нечто абсолютно иное в отношении света, начинает освещаться, а свет начинает меркнуть, охваты-ваясь тьмою». В другом месте Лосев указывает'на то, что Аристотель делает обобщения научно-естественного, этического и социального характера: «Все противоположное стремится друг к другу как половинки. Теплое и холодное сухое и влажное, дружба и неприязнь как бы дополняют друг друга, ибо противоположное "полезно" противоположному, в то время как подобное "неполезно" подобному. Принцип дополнительности (выделено нами. - И. С.), как и в стремлении первичных частиц к взаимопереходу, проводится Аристотелем повсеместно» .
Художник и педагог В. А. Фаворский рекомендовал своим ученикам использовать технический прием, в котором необходимо захватывать шире того, что хочешь изобразить. Действительно, если обратиться к философской стороне этого вопроса и принять во внимание приведенные выше слова А. Ф. Лосева, то станет еще более понятным, казалось бы, очевидное: объекты начинают обнаруживать себя, проявлять свои свойства только при взаи-
модействии, при столкновении с другими объектами. И они, эти другие объекты, обязательно должны попасть в поле зрения художника. Этот технический прием помогает автору найти то, что он ищет, решить поставленную перед ним задачу и достичь философской глубины разрабатываемой темы.
Метод поиска поэтов другой. Поэты «ищут» истину стихами, ритмом, рифмами. Талантливый поэт зрит в «точку», а видит «вечность». Как у Уильяма Блейка: «В одно мгновенье видеть вечность...».
Исследователь, как мне кажется, подобно лазеру собирает, концентрирует, фокусирует рассеянную по разным источникам информацию до тех пор, пока ни прольется свет и не станет ясным то, что он пытается открыть. -
Осип Мандельштам вслед за Николаем Гумилевым выдвинул две методологические задачи, стоящие перед исследователем: 1)что хотел сказать поэт и 2) откуда он пришел. «Установление литературного генезиса поэта, его литературных источников, его родства и происхождения сразу выводят нас на твердую почву. На вопрос, что хотел сказать поэт, критик может й не ответить, но на вопрос, откуда он пришел, отвечать обязан...»3.
Проблемы поэзии всегда связаны с широким культурно-историческим фоном, квинтэссенцию же культурных проблем, умонастроений, целей, задач, этических и эстетических принципов различных направлений, как правило, мы узнаем по творчеству небольшого числа самых характерных представителей этих направлений. Русская поэзия рубежа Х1Х-ХХ вв. является тому ярким примером.
Культура Серебряного века переживала смену типа культуры. Важт нейшим направлением этого времени был символизм, а затем и акмеизм; как вышедший из символизма, и как противоборствующая с ним сторона. Этот кризис, перелом, переход удобно рассматривать в соответствии с теорией А. Дж. Тойнби как «фазу вызова» и «фазу ответа» на примере столкновений, взаимодействий теоретиков символизма В. Я. Брюсова, В. И. Иванова, А. А. Блока, А. Белого и теоретиков акмеизма Н. С. Гумилева, С. М. Городецкого, О. Э. Мандельштама.
Можно считать, что русский символизм появился в 1894 г. с выходом в печать небольшой книжки стихов тогда еще неизвестных поэтов - В. Я. Брюсова и А. Л. Миропольского - под названием «Русские символисты». На читателя новые стихи произвели впечатление патологической галиматьи. Критики так же издевались над «Русскими символистами», как и обыватели. Появление сбор-' ника было воспринято как литературный курьез. «Даже философ-идеалист и поэт Владимир Соловьев, прямой предшественник русских символистов, и тот напечатал в солидном толстом журнале «Вестник Европы» три веселых издевательских статьи о «русских символистах». В одной из этих статей он даже высказал пожелание «высечь» молодых поэтов4. Одним словом, ни читатели, ни критики пока не были готовы к такому мироощущению.
В своем творчестве символисты, создавая произведение посредством иносказаний, пытались достичь такого понимания их текста, при котором этот текст является символом и содержит в себе возможность более глубокого и более полного истолкования, чем прямой смысл приведенных слов. Символическое произведение, как и сам символ, всегда имеет несколько смыслов, то есть оно многосмысленно. В стихотворении дается только намек на это более глубокое содержание, читатель же должен понять его в меру собственной душевной глубины и образованности.
Символ, как трактовал его позже Карл Юнг, является интуитивной идеей, которую нельзя сформулировать каким-либо иным более адекватным образом.
Символисты опирались на тютчевскую строку: «Мысль изреченная есть ложь» и пытались прорваться к трансцендентному, подсознательному.
Д. С. Мережковский так трактовал эти слова Ф. И. Тютчева: «В поэзии то, что не сказано и мерцает сквозь красоту символа, действует сильнее на сердце, чем то, что выражено словами».
«Установленное античными неоплатониками понимание термина "символ" стало в новой Европе традиционным, приобретя односторонне оттенок мистической таинственности, который был воспринят, например, поэзией символистов конца XIX - начала XX вв. и который долгое время препятствовал современной научно беспристрастной разработке этого предмета»5.
Часто, когда говорят о символистах, то смешивают понятия символист и декадент. «Символизм (в газетах того времени чаще говорилось просто «декадентство») постепенно вырисовывается не как вздорное увлечение нескольких молодых поэтов^ а как определенное литературное течение»6. Символиста не так просто отличить от декадента, но эти понятия означают не одно и то же явление и не совпадают по содержанию. «Перечитывая письма Александра Блока, можно неоднократно заметить, что он отмечает в своем творчестве черты декадентства, как то, чего нужно избегать, от чего нужно освобождаться. В одном письме он пишет: "Как только напишу декадентские стихи, так непременно налгу"»7. А в творчестве, например, Зинаиды Николаевны Гиппиус и Федора Кузьмича Сологуба декадентское мироощущение проявляется очень ярко.
Вячеслав Иванович Иванов, чья поэзия была ориентирована на культурно-философскую проблематику античности и средневековья, так сформулировал основной принцип символического искусства: «А геаНЬиБ ас! геаНога»8. Это означало уход «от реального мира к реальнейшему», к идеальной реальности. Это означало, что подлинная родина человеческой души находится в ином мире, а не в земной жизни, что об этой иной жизни точно знать невозможно, о ней можно только догадываться, что символическое произведение и должно быть таким намеком на подлинный идеальный мир. Символ как свидетельство и признак, по которому узнается дотоле неизвестное.
В. Я. Брюсов был признан вожаком символизма. По словам А. Белого, они почитали Брюсова за слияние в нем поэта, историка и техника. Именно он первым обратил внимание на стихи Николая Гумилева, в то время когда тот был еще гимназистом и взял его под свое покровительство. Позже Брюсов скажет: «Гумилев принадлежит к числу писателей, вырабатывающихся медленно, а потому встающих высоко».
Известно, что ранние стихи Николая Гумилева произвели удручающее впечатление на Зинаиду Гиппиус. Она сочла их неоспоримой дрянью. Видимо, дело здесь было не в качестве стихов, как и в случае с ранними стихами В. Я. Брюсова, а в том, что мироощущение, миропонимание поэта Николая Гумилева, в будущем главы акмеизма, не могло быть понято поэтом декадентом Зинаидой Гиппиус.
«Когда из широкого лона символизма вышли индивидуально-законченные поэтические явления, когда род распался и наступило царство личности, поэтической особи, читатель, воспитанный на родовой поэзии, -каковой был символизм, лоно всей новой русской поэзии, - читатель растерялся в мире цветущего разнообразия, где все уже не было покрыто шапкой рода, а каждая особь стояла отдельно с обнаженной головой. После родовой эпохи, влившей новую кровь, провозгласившей канон необычайной емкости, наступило время особи, личности, но вся современная русская поэзия вышла из родового символического лона»9.
В 1910-х гг. создается объединение под названием «Цех поэтов» в противовес «Академии Стиха», где явным лидером был В. И. Иванов. «Цех поэтов» - Николай Гумилев, Сергей Городецкий, Осип Мандельштам - объявил о появлении нового литературного направления, идущего на смену символизму, и дал ему имя «акмеизм». Символизм они считали своим отцом. И конфликт «отцов и детей» выносили на всеобщее обсуждение. Своим же учителем Николай Гумилев считал Валерия Яковлевича Брюсова.
К этому времени отношения В. Я. Брюсова и В. И. Иванова осложнились из-за разного понимания задач литературного творчества. В. Я. Брюсов в 19.10 г. в своем «Дневнике» записал: «В Москве был Вяч. Иванов. Сначала мы очень дружили. Потом Вяч. Иванов читал доклад о символизме. Его основная мысль - искусство должно служить религии. Я резко возражал. Отсюда размолвка. За Вяч. Иванова стояли Белый и Эллис. Расстались с Вяч. Ивановым холодно»10. ■■<.<.■,
Акмеизм (от греч. - высшая степень чего-либо, вершина, цветущая сила -расцвет всех духовных и физических сил; в медицине - высшая точка болезни).
Акмеизм выстроил оппозицию символизму. Акмеисты попытались противопоставить идеальному миру символистов мир реальный, земной, вещный. Они провозгласили отказ от мистических образов, уход от многозначности символа, предложили полную смысловую отчетливость слова,
определенность и четкость образов, эстетизацию земного, поэтизацию чувств первозданного человека.
Иногда акмеистов называли адамистами, ведь Адам явился первым человеком, дающим название всем предметам и тварям, - первым мужчиной.
-Акмеисты как лозунг цитировали строки Теофиля Готье в переводе Н. Гумилева:
Созданье тем прекрасней, Чем взятый материал ■
Бесстрастней - -
Стих, мрамор иль металл11.
Осип Мандельштам в статье «Утро акмеизма» так выразил позицию акмеистов: «А=А: какая прекрасная поэтическая тема. Символизм томился, скучал законом тождества, акмеизм делает его своим лозунгом и предлагает его вместо сомнительного а геаПЬиэ аё геаПога. Способность удивляться -главная добродетель поэта. Но как же не удивиться тогда плодотворнейшему из законов - закону тождества? Кто проникся благоговейным удивлением перед этим - тот несомненный поэт»12.
А. Блок высказал слова упрека в адрес акмеистов. Признавая их талант, он обвинил их в том, что они строят холодные, бездушные теории, «не имеют и не желают иметь тени представления о русской жизни и о жизни мира вообще; в своей поэзии (а, следовательно, и в себе самих) они замалчивают самое главное, единственно ценное: душу».
Н. Гумилев в оценке творчества А. Блока, наверное, как раз в силу широты и чистоты души и, как отмечает Л. И. Страховский в своих воспоминаниях, пафоса справедливости во всех суждениях в рецензии на «Собрание стихотворений в трех книгах» Блока приводит такую мысль: «Блок обладает чисто пушкинской способностью в минутном давать почувствовать вечное, за каждым случайным образом - показать тень гения, блюдущего его судьбу»13. Удивительное совпадение, повторение мысли Блейка, приведенной выше.
Установление литературного генезиса поэтов этих двух, рассматриваемых нами направлений - символизма и акмеизма, их литературных источников, сразу обнаруживает корни оппозиции.
Акмеисты называют четыре ключевых имени для своего творчества. Это Уильям Шекспир, Франсуа Рабле, Франсуа Виллон (Вийон), Теофиль Готье. Среди этих ключевых имен нет ни одного своего, национального, русского. Правда, это не означает, что акмеисты отвергают, не почитают или плохо знают русских поэтов.
Как свидетельствуют современники, на вопрос, что такое акмеизм, Мандельштам отвечал: «тоска по мировой культуре»14.
Русские символисты особо поклонялись и связывали свое творчество с именами Александра Сергеевича Пушкина, Михаила Юрьевича Лермонтова, Федора Ивановича Тютчева, тяготевшего к панславизму и Афанасия Афанасьевича Фета. ; .
«Таким образом, Шекспир, Рабле, Виллон и Готье, эти четыре краеугольных камня здания акмеизма, противопоставляются Пушкину, Лер; монтову, Тютчеву и Фету - четырем углам поэтического Эдема символистов по Бальмонту»15.
С. С. Аверинцев, в книге о пути и творчестве поэта Вячеслава Иванова приводит следующую мысль: «Почвенничество, замыкающее личность в тождестве этноса и страны, есть провинциализм, так сказать, топографический. Но и западничество, фетишизирующее современность и прогресс, предстает как провинциализм хронологический»16.
Эти слова как бы укоряют, обе стороны в неполноценности, подчеркивают их односторонность, предвзятость, одержимость. Понимание, на чьей стороне правда; становится делом вкуса, привязанностей, воспитания, а не объективного подхода, суждения.
Символизм и акмеизм вышли за рамки литературных процессов, они являются существенными элементами культуры и истории, и их можно рассматривать как две концепции, проливающие свет друг на друга.
«Акмеизм не только литературное, но и общественное явление в русской истории. С ним вместе в русской поэзии возродилась нравственная сила; В отличие от старой гражданской позиции, новая русская позиция должна воспитывать не только граждан (ина), но и мужа»1 . : ;
«Русский символизм правильнее назвать даже лжесимволизмом, - говорит О. Мандельштам, - чтобы оттенить его злоупотребления большими темами и отвлеченными понятиями, плохо запечатленными в слове. Все лжесимволическое, то есть огромная часть написанного символистами, сохраняет лишь условный историко-литературный интерес»18.
С. С. Аверинцев фиксирует внимание на «общинном» самосознании русского символизма, стремившемся стереть грани не только между поколениями, но и между многими другими различиями, такими как, например, происхождение или традиционное распределение ролей между мужчинами и женщинами.
«Русский символизм - нечто совершенно иное, нежели просто течение в литературе и искусстве. Символистов объединяла не то чтобы солидарность поколений, настаивающая на своих вкусах, на своем частном, именно поко-ленческом опыте, - как, скажем, она объединяла акмеистов. До чего характерно, что акмеисты и были все более или менее ровесниками - и столь же характерно, что в кругу символистов физический возраст поразительно ир-релевантен. Символизм держался верой, что настоящая жизнь символиста
начинается с некоей инициации, делающей его символистом, и что все предшествовавшее - предыстория, значения не имеющая»19.
Акмеисты, напротив, стремились к индивидуальному и остро ощущали императив времени. С. С. Аверинцев в упомянутой выше книге приводит слова А. А. Ахматовой: «Несомненно, символизм - явление XIX в. Наш бунт против символизма совершенно правомерен, потому что мы чувствуем себя людьми XX века и не хотели оставаться в предыдущем. Николай Степанович моложе Блока только на 7 Лет, но между ними бездна»20.
Не помню кто, но точно сказал, что Блок и Гумилев не только разные мироощущения, но это разные стихии творчества. Блок творил, Гумилев изобретал. Блок был художником, артистом, Гумилев был мастером, техником.
Два, литературных направления символизм и акмеизм, эти два крыла русской культуры, своим творчеством, своим видением, своим пониманием мира, своим влиянием на интеллектуальную формацию нового поколения расширили культурные горизонты.
«Без предпосылок, созданных русским символизмом, едва ли было бы возможно открытие искусствоведческим сознанием XX в. эстетической ценности русской иконы (ср. рассуждения Д. Святополка-Мирского о том, почему древнерусское искусство "открыли" не славянофилы, а декаденты, то есть символисты и их наследники)» '.
Таким образом, получается, что символизм в своих поисках, уходивший от проблемы времени, открыл дорогу к пониманию прошлого.
Акмеизм, с его стремлением к индивидуальности, эстетизацией земного, погружением в стихию естества, острым ощущением требований времени, хотя и просуществовал недолго, но успел проделать ту работу, без которой развитие экзистенциалистских идей в России, могло бы и не произойти.
Именно, стремление к индивидуальности сместило акцент философии экзистенциалистов с мировоззрения на личность, с мышления на существование человека, выявило направленность духа на самого себя, выдвинуло на первый план истинное «Я» человека как неповторимой личности, сделало главной темой творчества индивидуальную свободу и личную ответственность.
Седьмого августа 1921 г. умер Александр Блок. Двадцать пятого августа того же года Николай Гумилев был расстрелян.
Почти одновременно ушли от нас два таланта, два мира, два ярких представителя символизма и акмеизма, которые отдельно друг от друга не могли бы быть поняты во всей их полноте, глубине, устремленности, взаимосвязанности и разъединенности.
Осталось с нами их поэтическое и культурное наследие, которое как две сущностные половины амбивалентного мира дополняют друг друга, тянутся друг к другу и как «противоположности», по словам А. Ф. Лосева, «полезны» друг другу.
Примечания
1 Бор И. Атомная фнзнка и человеческое познанне. М., 1961. 2Лосев А. Ф. История античной эстетики. М., 1994. С. 470. 3Мандельштам О. Э. Слово и культура. М., 1987. С. 76.
4Вольпе Ц. Русские символисты // Валерий Брюсов. Избранные стихи. М., 1935. С. 4. 'Лосев А. Ф. История античной эстетики. М., 1994. С. 492. 6Козловский А. Путь поэта // В. Я. Брюсов. Избранные сочинения. М.,1980. С. 7. 7Вольпе Ц. Русские символисты. С. 14.
8 Иванов Вяч. По звездам. Опыты философские, эстетические и критические. СПб., 1909. С. 305.' 'Там же. С. 45.
10 Вольпе Ц. Русские символисты. С. 36.
"Готье Теофилъ, Искусство. Перевод Н. Гумилева// Аполлон. 1911.№9. 12 Мандельштам О. Слово и культура. М, 1987. С. 172.
" Страховский Л. Николай Гумилев.' Биография и воспоминания// «Современник» (Торонто), 1961. №4. С. 59-61. ■'!
"Мандельштам О. Слово и культура. С. 9.
" Страховский Л. Фет и Ахматова. Литературная заметка//Анна Ахматова: Pro et contra. СПб., 2001. С. 131-134.
16Аверинцев С. С. «Скворешниц вольных гражданин...» // Вячеслав Иванов: путь поэта между мирами. СПб., 2001. С. 10. 17Мандельштам О. Слово и культура. С. 262. 18 Там же. С. 206.
"Там же. С. 68, 69. J
20Аверинцев С. С. «Скворешниц вольных гражданин...» С. 67. 21 Мандельштам О. Слово и культура. С. 68.
