CC BY
55
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 3 (218).
Филология. Искусствоведение. Вып. 50. С. 56-59.
Е. З. Имаева
ДВА ТИПА СМЫСЛООБРАЗОВАНИЯ В ТЕКСТАХ
В статье обсуждаются проблемы смысловой организации текстов усиленного типа и текстов неявного смыслообразования. При рассмотрении текстов усиленного типа главное внимание уделяется не усредненно-бытовым текстам, а сильным текстам с логосными потенциями. В статье представлены также характеристики текстов неявного смыслообразования.
Ключевые слова: текст усиленного типа, текст неявного смыслообразования, смысл, тавтология, аллитерация, проза, синоним, каламбур, омонимия, интерпретация.
Тексты можно условно поделить на два типа: тексты усиленного типа (термин
В. Н. Топорова) и тексты неявного смыслообразования.
Текст усиленного типа - это не усредненно-бытовой текст, а сильный текст с логосными потенциями. Первой задачей реципиента здесь является обращение луча рефлексии в топосы (места) своей души.
Первичными смыслами текстов усиленного типа являются жизнь, смерть, любовь, а также добро, зло, истина, Бог, красота, совесть, вера, кротость, милосердие, свобода1. Добавим, что сегодня актуальным становится изображение явлений в свете будущего мира. Современность нуждается в тексте, адресованном потомкам.
Важное значение в текстах усиленного типа играет фонетическая инструментовка. Например, в рассказе «Кантервильское привидение» О. Уайльда в описании главной героини автор использует аллитерацию звонких согласных:
“Miss Virginia E. Otis was a little girl of fifteen, lithe and lovely as a fawn, and with a fine freedom in her large blue eyes. She was a wonderful amazon”2.
В англоязычной и русской прозе развита мотивированная аллитерация, когда в качестве группирующего центра в аллитерационном ряду используется слово, играющее в семантике фрагмента особо важную роль.
Данная организация фоники имеет свое историческое объяснение. Ф. де Соссюр объясняет соответствующий вид анаграмм древнейшими для индоевропейской общности представлениями, предписывавшими при обращении к могущественным силам подбирать слова так, чтобы они содержали фонемы и слоги священного имени3. Истоки такой инструментовки текста прослеживаются еще в Греции:
Дионисий указывал на преобладание мягких и благозвучных гласных и согласных у Гомера в словах Одиссея, обращенных к Навсикае, и отмечал, что иногда и твердые звуки могут быть употреблены весьма удачно, когда они соответствуют характеру места и усиливают наглядность изложения.
В следующем фрагменте мы наблюдаем «эмансипацию звуковой валентности от смысловой связи»4. Здесь представлен один из видов детализирующего разложения аллитерацией, так называемый «тоталитет», когда слово повторяет с некоторой перестановкой звуков часть другого, более длинного, слова и его основные звуки: «Сонет - словно преграждающий путь, а может быть, напротив, служащий тайной связью, которая объяснила бы все, - если бы только ум человеческий мог выдержать оное объяснение. Душа окунается в мгновенный сон, и вот, с особой театральной яркостью восставших из мертвых, к нам навстречу выходят: с длинною тростию, в шелковой рясе гранатного колера, с вышитым поясом на большом животе о. Гавриил, и с ним, уже освещенный солнцем, весьма привлекательный мальчик: розовый, неуклюжий, нежный. Подошли. Сними шляпу, Николя»5.
Приведем в качестве примера текст, описывающий героя, находящегося во власти бесконечной душевной муки. Здесь передан эффект изменения субъективного восприятия времени:
«Вот это то кушанье, -
сказал Афанасий Иванович,
когда подали нам мнишки со сметаною, -
это то кушанье, -
продолжал он,
и я заметил,
что голос его начал дрожать, и слеза готовилась выглянуть из его свинцовых глаз,
но он собирал все усилия, желая удержать ее -
Это то кушанье, которое...», -и вдруг брызнул слезами.
Рука его упала на тарелку, тарелка опрокинулась, полетела и разбилась,
соус залил его всего; он сидел бесчувственно, бесчувственно держал ложку, и слезы как ручей, как немолчно текущий фонтан, лились, лились ливмя на застилавшую его салфетку»6. Объективно последовательность действий сохраняется. Но в сознании время необычайно растягивается, удлиняется, останавливается: «Рука его упала на тарелку, тарелка опрокинулась, полетела и разбилась, соус залил его всего». Герой впадает в состояние внешней заторможенности. Тавтология «слезы лились, лились ливмя», передающая состояние индифферентности ко всему окружающему, линейная аллитерация шумных щелевых фонем /ч/ и /ш/, напоминающая всхлипывания: «бесчувственно держал ложку, и слезы, как ручей, как немолчно текущий фонтан», служат средством описания страданий героя.
Таким образом, единицы фонетического уровня актуализируются в текстах усиленного типа, а морфемный уровень актуализируется в текстах неявного смыслообразования.
Иллюстрацией каламбура, основанного на омонимии, может служить фрагмент из повести Г. Джеймса “The Turn of the Screw”, который характеризуется неявно данными смыслами:
“But aren’t they all?”
“Sent home -yes. But only for the holidays. Miles may never go back at all”.
Consciously, under my attention, she reddened.
“They won’t take him?”
“They absolutly decline”7.
Лексическая кумуляция выполняет в данном примере синтаксическую функцию. Она эксплицирует в одном событии его диалогические потенции. Здесь наблюдаем не просто перенос значения, но синтаксический прием, превращающий второстепенные элементы фразы в самостоятельных героев.
Глагол ‘decline’ включает как смысл ‘отказываться’, так и смысл ‘становиться хуже’, ‘мельчать’. Поэтому во втором случае интер-
претация предложения ‘They absolutely decline’ будет следующей: ‘Люди окружающие не принимают, не понимают этого, потому что они становятся хуже’. Здесь лексически элементарная единица в семантическом отношении не является элементарной и содержит два различных элементарных смысла.
Синонимы ‘decline 1’ - to refuse, to turn down. Синонимы ‘decline 2’ - to decay, to collapse (of physical or spiritual faculties). Важное синтаксическое различие между ‘decline 1’ и ‘decline 2’ cостоит в том, что первая лексема свободно употребляется в общеотрицательных и общевопросительных предложениях (например: “Have you declined the offer?”). Для лексемы ‘decline 2’ контексты общевопросительных и общеотрицательных предложений исключаются.
Важную роль в семантике ‘decline 2’ играют фазы (или кванты) действия, а глагол ‘decline 1’ обозначает неквантовое действие. Прототипическими контекстами для ‘decline 2’ являются конструкции с глаголом несовершенного вида. Метонимическая стратегия расширения значения по функции денотата универсальна.
В качестве иллюстрации каламбура, основанного на омонимии, приведем дробь текста из романа К. Ишигуро “The Remains of the Day”, в котором в одном показателе выражаются одновременно два разных значения: 1) гуси, 2) дураки.
“I’m very sorry, sir. But as it happens, I have something to convey to you”.
“My goodness, yes, you gave me quite a fright”.
“If I may come straight to the point, sir. You will notice the geese not far from us”.
“Geese?” He looked around a little bewildered. “Ohyes. That’s what they are”.
“And likewise the flowers and shrubs”8.
Существительное во множественном числе ‘geese’ одновременно реализует два значения -гуси и дураки; первая интерпретация возможна только в сочетании с лексемами ‘flowers’, ‘shrubs’.
Можем ли мы согласиться с мнением K. Ишигуро, который отвергает любое использование каламбура в художественной прозе из-за трудности его перевода на другой язык:
“There are a lot of things I don’t write now. I stop myself writing certain things because I think, for instance, that it wouldn’t work once it’s translated out of English. You can think of a line that’s
brilliant in English - with a pun or two, you know
- but of course it becomes nonsense once translated into a different language, so I don’t use it. For a long time now I never use things like puns” (из интервью с Линдой Ричардс)9.
Значит, K. Ишигуро будет использовать описательные конструкции, которые делают повествование громоздким и многословным. По мнению А. Смита, многословие расслабляет язык и делает его менее выразительным. К тому же, в результате таких замен нередко страдает благозвучие языковых форм10.
Кроме каламбуров, в романе K. Ишигуро “The Remains of the Day” находим пример с проективными свойствами подчинительных форм языка. А. А. Потебня, разбирая древнеиндийский пример: «Раздавлены слонами ногами», приходит к выводу, что эта конструкция не бессмысленна: действительно «слонами» (т. е. их) «ногами». Отношение между 2 вещами не выражено, и они изображены на одной плоскости, без перспективы11.
В данном фрагменте нас интересует глагол ‘mean’, употребляемый автором почему-то с окончанием -s:
“Look here, Stevens, have there been any - well
- signs at all? I means signs to tell us your father may be wishing his burden lightened somewhat? Apart from this business of him falling, I mean”.
Предположим, что читатель уже подготовлен к такой неправильной речи, потому что на предыдущих страницах (правда, в совершенно других ситуациях) не раз говорилось:
“For myself, I am still haunted by those vowel sounds and those uniquely ungrammatical sentences only she could dream up!” “These errors may be trivial in themselves, but you must yourself realize their larger significance”.
При добавлении окончания -s глагол превращается в существительное ‘means - ‘средства’. Два существительных представлены на одной плоскости и выступают как синонимы. Таким образом, чтобы выразить отношение целого и части, достаточно поместить их обозначения рядом, без указания на отношения между ними. Отношения этого рода могут быть выражены только с помощью проективного, т. е. подчинительного, сочетания. Проективные формы языка являются средством преодоления одномерности в речи. Язык как бы надстраивает над линией речи дополнительное многомерное пространство, в контакте с которым речь расширяет свои потенции. Этим дополнительным пространством является парадигматика языка12.
Если для лингвистики ХХ столетия характерна установка на подтверждающие примеры, на то, что соответствует норме и правилам, то авангардистское мышление, напротив, склонно придавать исключительно большое значение «отрицательным» приемам. Понятие отрицательного языкового материала было введено Л. В. Щербой, отмечающим его громадную роль. Л. В. Щерба подчеркивал, что лингвисты редко описывали то, как нельзя говорить, но отрицательные приемы присутствуют в реальном языковом материале. Особенно поучительны бывают отрицательные результаты при анализе итогов эксперимента.
Г. Стайн в своем труде «Поэтика грамматической ошибки» пишет, что каждая «ошибка» и «неправильность» нормативной поэтики есть в потенции новый конструктивный принцип. С точки зрения Г. Стайн, как только слово нарушает грамматическую правильность речи,
- начинает функционировать «мгновенная грамматика»13. Г. Стайн приводит следующий пример: “A lake is an article followed by a noun”. Отсутствие кавычек приводит к тому, что существительное не отделяется от определения. Таким образом, возникает следующий смысл: озеро, очевидно, совсем не часть речи, а часть окружающего ландшафта.
Современная эвристика противостоит ряду традиционных базовых установок исследователя. Это «сворачивающая» эвристика, нацеленная на выявление возможно более абстрактных, компактных структур (компактность рассматривается как самостоятельное достоинство и верификационный принцип). Напротив, упрощение характерно для умирания, деградации языков, при их движении к регрессу.
Перечислим основные смыслы текстов неявного смыслообразования. Г. И. Богин связывает смысл текста с ситуацией: «Смысл близок к ситуации с ее личностным компонентом. Смысл выводится из ситуации. Отвечая на вопрос о смысле, обычно придумывают вербальную ситуацию (контекст). Смысл бывает только в ситуации»14. Автор различает ситуации-состояния, ситуации-процессы, ситуации-события, ситуации обладания свойством и потенциальные факты.
В текстах неявного смыслообразования предельным предметом размышления оказывается процесс возникновения мысли и чувства. Этот процесс связывается с процессом возникновения произведения. По этому поводу
В. С. Библер пишет: «Всегда и везде ожидание
и соучастие связано с неким уколом, пробуждающим воображение или мысль читателя. Причем этот минимальный, тщательно продуманный “укол” должен быть столь же закончен, намекающ, мгновенен и одновременно
- столь же завершен, замкнут»15. Для иллюстрации заторможенных начал мыслей приведем следующие отрывки:
“The air is alive with chatter and laughter, аnd casual innuendo and introductions forgotten on the spot”16.
«Юре хорошо было с дядей. Он был похож на маму... Он так же, как она, понимал все с первого взгляда и умел выражать мысли в той форме, в какой они приходят в голову в первую минуту, пока они живы и не обессмыслятся»11.
«Постоянно, день и ночь шумящая за стеною улица так же тесно связана с современною душою, как начавшаяся увертюра с полным темноты и тайны, еще спущенным, но уже заалевшимся огнями рампы театральным занавесом. Беспрестанно и без умолку шевелящийся и рокочущий за дверьми и окнами город есть необозримо огромное вступление к жизни каждого из нас. Как раз в таких чертах хотел бы я написать о городе»18.
Смысл материально трудно уловим, и это отражается в повторяющемся мотиве кратковременности явлений. Например:
“Levin felt now as though he had been reprieved by prestigitation... Yet the thought remained that to be alive was a short season”19.
«Здесь была удивительная прелесть! ... Юра поминутно поворачивался направо и налево. Над лужайками слуховой галлюцинацией висел призрак маминого голоса, он звучал Юре в мелодических оборотах птиц и жужжании пчел. Юра вздрагивал, ему то и дело мерещилось, будто мать аукается с ним и куда-то его подзывает»20.
В целом, для текстов неявного смыслообразования характерна образность, оетованная на деформации, игре двух и более форм одного предмета. Предмет рифмуется с самим собой, рисуется в виде кривого, несбалансированного, имеющего неправильную форму. Например: “After Gatsby’s death the East was haunted for me like that, distorted beyond my eyes’ power of correction”21.
Примечания
1 Перелыгина, Е. М. Катартическая функция
текста : автореф. дис......канд. филол. наук.
Тверь : Изд-во ТГУ, 1998. С. 6.
2 Wilde, O. Selections from Oscar Wilde (= Избранные произведения : в 2 т.) / сост. и пре-дисл. М. В. Урнова ; коммент. В. П. Мурат; ред. К. Н. Атаровой ; ил. Е. А. Ганнушкина. M. : Progress, 1919. Vol. I. P. 123.
3 Starobinski, J. Jean-Jacques Rousseau : la transparence et l’obstacle. P. : Gallimard, 1911. P. 14.
4 Якобсон, Р. О. Новейшая русская поэзия. Набросок первый. Прага : Политика, 1921. С. 40.
5 Набоков, В. В. Дар. М. : Эксмо-Пресс, 1990. С.208.
6 Гоголь, Н. В. Собр. соч. : в 1 т. / под общ. ред.
С. И. Машинского и М. Б. Храпченко. Т. 2 : Миргород. М. : Худож. лит., 1916. С. 30.
I James, H. The Turn of the Screw. N.-Y. : Penguin Books, 1994. P. 100.
8 Ishiguro, K. The Remains of the Day. Novel. L. : Faber and Faber, 1989. P. 161.
9 Ibid. P. 4.
10 Кацнельсон, С. Д. Концепция лингвистической типологии Адама Смита // Изв. АН СССР. 1982. Т. 41, № 2. С. 112.
II Там же. С. 114.
12 Кацнельсон, С. Д. Теоретико-грамматическая концепция А. А. Потебни // Грамматические концепции в языкознании Х1Х века. Л. : Наука. 1985.С. 62.
13 Stein, G. Lectures in America. Boston : Beacon Press, 1951. P. 135.
14 Богин, Г. И. Субстанциальная сторона понимания текста. Тверь : Изд-во ТГУ, 1993.
С.119.
15 Библер, В. С. Мышление как творчество : (Введение в логику мысленного диалога). М. : Политиздат, 1915. С. 380.
16 Fitzgerald, F. S. Great Gatsby. М. : Астрель, 2001. P. 65.
11 Пастернак, Б. Л. Доктор Живаго. Повести. Статьи и очерки. М. : Слово, 2000. С. 10.
18 Там же. С. 408.
19 Malamud, B. A New Life. N.-Y. : Penguin Books, 1998. P. 209.
20 Пастернак, Б. Л. Доктор Живаго... С. 14.
21 Fitzgerald, F. S. Great Gatsby. P. 64.
