CC BY
37
Все происходящее несколько настораживает китайских наблюдателей, внимательно отслеживающих ситуацию в Пакистане. Китайский международный институт стратегических исследований International Institute of Strategic Studies (IISS) представил правительству и военному командованию Китая доклад, датированный 6 июля 2008 г. Сообщения американской прессы китайцы расценили как предупреждение со стороны США об их готовности в одностороннем порядке провести военную операцию против террористов на территории Пакистана. При этом американцы опасались, что на территории Пакистана готовится нападение на США, сопоставимое по масштабам с терактом 11 сентября 2001 г. По мнению китайских аналитиков, непосредственное вмешательство США приведет к ухудшению общей ситуации в непосредственной близости от китайской провинции Синьцзян, в которой отмечается повышенная активность уйгурских сепаратистов. Авторы доклада опасаются и варианта, при котором этнические противоречия внутри Пакистана приведут к раздроблению страны на отдельные государственные образования пенджабцев, синдхов, пуштунов и белуджей. Если же в процесс будет втянут Кашмир, то это, по мнению аналитиков, приведет к вовлечению в конфликт и Индии. Авторы доклада приходят к неутешительному выводу: «США ведут в Пакистане опасную игру, используя терроризм в качестве предлога для создания угрозы территориальной целостности Пакистана и Индии и угрожая безопасности самого Китая». Диагноз -мрачный, и лучше бы он оказался неверным.
«Вестник аналитики», М., 2008 г., № 3, с. 129-138.
В. Наумкин,
доктор исторических наук
ДВА КРИЗИСНЫХ ГОДА НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ
Почему есть основания думать, что 2008 г. войдет в историю региона как кризисный? Ведь к моменту написания этой статьи в нем не произошло столь ярко рубежных и породивших напряженность событий, подобных тем, что случились полвека назад. Тому есть несколько причин, которые будут рассмотрены ниже. Для ситуации и 1958, и 2008 г. характерны в первую очередь обострение старых и возникновение новых «узлов напряженности», конфликт
между различными подходами к мировой политике - односторонним и коллективным, острое соперничество глобальных игроков и попытки региональных лидеров манипулировать этим соперничеством.
Что же касается 1958 г., то его главными рубежными событиями, изменившими политические контуры Ближневосточного региона, явились в первую очередь образование Объединенной Арабской Республики в составе Египта и Сирии (хотя и недолго просуществовавшей), гражданская война в Ливане и июльская антимонархическая революция в Ираке. По словам американского профессора дипломатии Л. Фаваз, «специалисты по Ближнему Востоку считают 1958 г. одной из наиболее важных дат двадцатого столетия». В то время регион постепенно становился ареной «игры с нулевой суммой» двух сверхдержав и двух мировых систем, СССР и местный коммунизм воспринимались как главные противники Западом, Израилем и прозападными режимами, а следующей по значимости угрозой для них еще только становилась новая мощная растущая сила - арабский национализм.
Поначалу многие политические деятели в США и Израиле не видели в арабских радикал-националистах своих врагов, силу, которая непременно будет ориентироваться на главного противника -СССР. Эти представления во многом определялись антикоммунистическими настроениями националистических лидеров. Напомним, что сразу после антимонархической революции «Свободных офицеров» в Египте американская разведка установила с ними канал связи, и симпатизировавший Г.А. Насеру директор ЦРУ А. Даллес считал, что ему и таким, как он, арабским националистам принадлежит будущее в арабском мире. Глубоко разбирающийся в перипетиях ближневосточной политики Е.М. Примаков пишет, что в то время в руководстве «Свободных офицеров» «взяла верх идея о сотрудничестве с Соединенными Штатами». Насер надеялся на получение оружия от США, но состоявшиеся в 1954 г. переговоры с американцами окончились для него неудачей. Когда после этого, в 1955 г., Насер заключил первую сделку по покупке советского оружия, которая могла плохо повлиять на отношение к нему всего Запада, офицеры ЦРУ, служившие главным каналом его конфиденциальной связи с Вашингтоном и обеспокоенные его репутацией, посоветовали Насеру (как говорят рассекреченные документы) сделать публичное заявление, что оружие получено не из СССР, а из ЧССР, и включить в него подготовленный ими пассаж о
египетско-израильской разрядке. Вопреки другому совету американцев, Насер принял в 1955 г., участие в конференции в Бандунге, на которой родилось - при активной роли Египта - Движение неприсоединения, и в том же году отказался примкнуть к созданному по инициативе англичан при поддержке США Багдадскому пакту. Несмотря на данное им Лондону обещание, отказался примкнуть к пакту и дружественный Западу король Иордании Хусейн, в чем на Западе также усмотрели происки Насера. Англичане думали, что под влиянием Насера Хусейн также снял с поста командующего Арабским легионом английского генерала Глабб-пашу. Они уже видели в Насере источник очень серьезной угрозы. По распоряжению премьер-министра Э. Идена британские спецслужбы разработали план физической ликвидации Насера - это должно было стать третьей операцией Запада (после Ирана и Гватемалы) по «свержению режима». Да и в Вашингтоне многие, хотя далеко не все, не возражали бы против устранения Насера. Французы, особо враждебно настроенные к Насеру из-за его поддержки алжирской революции, настойчиво предлагали англичанам использовать военную силу.
В 1956 г. произошел Суэцкий кризис, в ходе которого имело место нехарактерное для «холодной войны» размежевание. Англия и Франция, желая восстановить контроль над Суэцким каналом, национализированным Насером, в союзе с Израилем, преследовавшим свои собственные цели, совершили вооруженное вторжение в Египет, СССР решительно выступил против, США же заняли позицию, которая была ближе к советской, нежели к английской. Тот факт, что американцы не хотели участвовать в прямых военных действиях в регионе, лишний раз свидетельствовал об их планах привлечения на свою сторону новых националистических лидеров, в которых они видели потенциальных союзников в нейтрализации угрозы коммунизма. В результате неудачной агрессии англичане серьезно испортили свои отношения с арабами и подтолкнули Насера к дальнейшему сближению с Москвой. Поначалу вполне позитивным было отношение к египетской революции 1952 г. и у премьер-министра Израиля Бен-Гуриона, и особенно у министра иностранных дел М. Шарета. Заметим, кстати, что в СССР, ориентировавшемся в ту пору исключительно на арабских коммунистов, оно тогда было, напротив, враждебным. Возможно, это отчасти объяснялось тем, что и Египет, и Израиль были теперь освободившимися от британской опеки государствами. Шарет полагал, что
арабский радикализм представлял собой движение, направленное на улучшение социально-экономической ситуации в регионе, которое, как пишет И. Паппе, «в отдаленной перспективе сможет признать позитивную роль Израиля на этой территории, если еврейское государство пойдет на компромисс в вопросах о территории и беженцах». Известно, что в середине мая 1953 г. Насер послал письмо пресс-атташе египетского посольства в Париже А.Р. Са-деку, который в течение двух предыдущих лет вел секретные переговоры со своим визави из посольства Израиля, где информировал о намерении заключить соглашение с еврейским государством. В этом письме, предназначенном для передачи израильскому руководству, он сообщал, что ему лишь нужно время для подготовки к мирным переговорам, и просил израильских лидеров повлиять на американское руководство, чтобы то поддержало требование Египта о полном выводе британских войск из страны.
Увы, к этому времени у Бен-Гуриона сформировалось иное, негативное отношение к арабскому национал-радикализму, который им расценивался уже как своего рода «антиизраильский и антизападный арабский аналог коммунизма». Став (лишь на два года) премьером в декабре 1953 г., Шарет вступил в серьезные переговоры с Насером, а Бен-Гурион в это время во главе «альтернативного правительства» взывал к активизации действий Израиля против улучшения египетско-американских отношений. Переговоры были сорваны военным ударом Израиля по египетской базе, расположенной на территории Газы. При этом администрация Эйзенхауэра тогда небезосновательно рассматривалась в Тель-Авиве как враждебная Израилю. Не случайно Бен-Гурион отверг первый совместный американо-британский мирный план («План Альфа»). Кстати, военные планы Израиля упорно именовались «оборонительными», и даже израильская армия, как известно, сохранила эвфемистическое название армии «обороны», особенно неадекватное после тройственной авантюры 1956 г. Провозглашенная 5 января 1957 г. «доктрина Эйзенхауэра» фактически предопределила возможность использования американской военной силы во имя идейно-политических целей. Сначала она не распространялась на Израиль. Но ситуацию меняло то, что компонентом наступающего кризиса 1958 г. с израильской стороны была демонизация Сирии, в которой все более заметной силой становился баасизм. Отчасти поэтому летом 1957 г. более «произраильской» стала политика США, которые также пришли к выводу, что Дамаск опасно разворачивается к
Москве. В августе 1957 г. ЦРУ предприняло неудачную попытку свергнуть сирийское правительство, а Бен-Гурион сделал заявление в поддержку США.
Создание Объединенной Арабской Республики в феврале 1958 г. было первым опытом реализации насеровской националистической доктрины арабского единства, что резко усилило страхи лидеров западных держав и Израиля. Но реальную возможность испытать доктрину Эйзенхауэра на практике дали события в двух других государствах региона: разразившаяся в Ливане гражданская война и острый политический кризис в Иордании, среди палестинского населения которой широкое распространение получили левые, революционные (в том числе марксистской направленности) идеи. Эти бурные события давали основания Западу опасаться прихода в названных государствах к власти либо левых, прокоммунистических сил, либо групп пронасеровских или иных арабских националистов (баасисты, сторонники Движения арабских националистов). На переговорах в ходе визита в СССР в мае 1958 г. президент Египта Г.А. Насер, как заметили советские руководители, избегал резких выражений в отношении США, и у них сложилось впечатление, что он «ищет пути к нормализации». Насер сказал, что в Иордании «правительство не пользуется никаким авторитетом» и «не исключено, что терпение народа иссякнет, он восстанет, свергнет правительство, созданное американцами, и попросит помощи от ОАР». В то же время ливанское правительство во главе с прозападным лидером К. Шамуном обратилось 22 мая в Совет Безопасности ООН с жалобой на ОАР, обвиняя ее во вмешательстве во внутренние дела Ливана, а ливанский министр иностранных дел пожаловался советскому послу на проникновение сирийских «вооруженных банд» на ливанскую территорию. В ответ на это министр иностранных дел СССР А.А. Громыко предложил ЦК КПСС утвердить его идею предложить Насеру, в свою очередь, обратиться в Совет Безопасности с жалобой на вмешательство западных держав во внутренние дела Ливана. А в июне МИД СССР в секретной справке по Ливану уже делал вывод, что «выступление оппозиционных политических партий и группировок, а также народных масс против ливанского правительства в начале мая 1958 г. вылилось в вооруженное восстание».
Но, как сообщали в Вашингтон поддерживавший постоянный канал связи с Насером резидент ЦРУ М. Коуплэнд и посол Р. Хэр, египетский лидер вовсе не был безусловным союзником руководи-
телей ливанской оппозиции, а предпочитал работать с консервативной «третьей силой». Более того, Насер говорил Коуплэнду о своем желании действовать в Ливане совместно с США и даже передал свои предложения по урегулированию ситуации. Однако попытки Коуплэнда и его ливанских коллег уговорить президента Шамуна встретиться с лидерами оппозиции потерпели неудачу. Впрочем, госсекретарь Д.Ф. Даллес был настроен против сотрудничества с Насером в ливанском кризисе. Уже 13 мая он инструктировал Шамуна, как именно нужно обратиться к США с просьбой о вооруженном вмешательстве. В результате 20 тыс. американских морских пехотинцев высадились в Бейруте, а 6 тыс. британских парашютистов - в Иордании уже 15 июля, т.е. как раз через день после нового события, потрясшего весь Ближний Восток, - антимонархической революции в Ираке. Эта двойная интервенция не была связана с иракскими событиями, но они обеспечили действиям Вашингтона и Лондона, как там считали, «неожиданную легитимацию».
В то время вице-президент США Р. Никсон выступал за немедленное американское военное вторжение и в Ирак, он даже требовал заменить тех американских послов, которые выказались против этой идеи. Со своей стороны, госсекретарь Д.Ф. Даллес, не одобрявший подобный план, напоминал Никсону о бесславном итоге суэцкой авантюры для англичан. Хотя Эйзенхауэр не разделял панических настроений Черчилля, предвещавшего, что теперь весь Ближний Восток, если Запад не предпримет решительных действий, может скоро оказаться под советским контролем, он также опасался революционного «эффекта домино», подобного тому, что имел место в Юго-Восточной Азии. Теперь, через два года после Суэца, США и Великобритания вновь действовали совместно и обсуждали планы возможной совместной интервенции. Однако, в отличие от британского премьер-министра Макмиллана, Эйзенхауэр не проявлял решимости прибегнуть здесь к военной силе, тем более что его доктрина вовсе не предполагала, что США для свержения коммунистических или левых режимов будут непременно использовать войска. США вообще предпочитали открытой военной интервенции тайные операции спецслужб. Кроме того, они не хотели терять моральный капитал, который приобрели в арабском мире после Суэца, а госсекретарь Даллес в открытую говорил о необходимости дистанцироваться от европейского колониализма.
Касем, ударивший по самому центру антисоветской блоковой системы на Ближнем и Среднем Востоке и к тому же установивший неплохие отношения с местными коммунистами, был для Москвы хорошим кандидатом в новые союзники. Международный кризис вокруг Ирака в 1958 г. был значительно более серьезным, чем еще не так давно было принято считать. Советский Союз выступил с резко угрожающими предупреждениями насчет англоамериканской интервенции в Ираке. Решения в советском руководстве принимались непросто: представление о том, будто в то время при обсуждении вопросов внешней политики на Политбюро ЦК КПСС господствовало единомыслие, было связано исключительно с засекреченностью материалов его заседаний.
Повторяя опасения военных, которые высказывались еще в 1957 г., министр обороны маршал Ворошилов на заседаниях заявлял, что ему не нравилось то, как реализуется политика Советского правительства на Ближнем Востоке, и говорил, что частое повторение угроз в адрес Запада их обесценивает (имелись в виду два заявления Советского правительства). Он считал, что активная поддержка прогрессивных режимов на Ближнем Востоке может иметь для Советского Союза катастрофические последствия, спровоцировав войну с США. Другие члены Политбюро также не хотели войны, но считали, что лучший способ избежать ее - постоянно угрожать США. Эту точку зрения поддерживал Хрущёв. Микоян полагал, что США все еще размышляют, пойти ли им на интервенцию в Ираке, и принятие ими того или иного решения будто бы зависит от того, будет ли СССР в этом случае воевать в защиту этой страны. Ворошилов же утверждал, что Запад уже принял решение о вмешательстве, поэтому не надо рисковать, чтобы тем самым не оказаться обязанными вступить с США в открытое военное столкновение. Можно заключить, что вероятность столкновения великих держав из-за Ирака была тогда вполне возможной. Именно страх перед возможной военной англо-американской интервенцией лежал в основе обращения Хрущёва к лидерам шести государств на конференции в Женеве 22 июля. Было принято решение об оказании военной помощи Ираку, а доставка вооружений и военной техники осуществлялась при помощи Египта. В то же время советское руководство спокойно отнеслось к отправке американских и британских войск соответственно в Ливан и Иорданию.
После снятия вопроса об интервенции между западными державами не было согласия и по вопросу о признании Ирака.
Англия считала необходимым сразу признать Ирак, чтобы не толкать его в объятия СССР, США же не хотели торопиться, чтобы не вызвать обиду у лидеров Ирана и Турции. Тем не менее и США пошли на признание нового режима. Но уже активно шло советско-иракское сближение, и под давлением Москвы Касем согласился сотрудничать с коммунистами. Признание Ирака Западом было расценено Хрущёвым как политическая победа СССР, советский лидер стал действовать на международной арене гораздо более решительно (что проявилось, в частности, во время кубинского кризиса). Был сделан вывод, что Запад хотел силой свергнуть иракский режим, но отступил под советским давлением, и что мощное политическое давление является единственным языком, понятным для западных соперников СССР. Таким образом, Ирак сыграл важную роль в «холодной войне». Как ни парадоксально, «двойная англосаксонская интервенция» способствовала некоторому улучшению отношений между Насером и американской администрацией. Как считает Д. Кунц, быстрой отправкой войск с ограниченной миссией (американские и британские войска, решив свои задачи, скоро покинули Ливан и Иорданию) администрация США доказала, что она «обладает возможностью и волей вмешиваться на Ближнем Востоке, но не имеет намерения свергать Насера». Египетский лидер вновь получил возможность использовать «фиксацию» американцев на борьбе с коммунизмом в своих интересах. Когда в декабре 1958 г. Насер вновь стал арестовывать коммунистов, обвиненных в «предательстве арабского дела», США возобновили продажу ему высокосортной пшеницы.
У Израиля энергичные действия США также вызвали одобрение, одновременно у него еще больше укрепилось недоверие к международным институтам, которые рассматривались, с одной стороны, как неэффективные, с другой - как находящиеся под преобладающим влиянием недругов еврейского государства. Стала широко известной ворчливая поговорка Бен-Гуриона «ум-шмум» (УМ - на иврите аббревиатура «Объединенных Наций»). Интервенция сблизила США с Израилем, который разрешил пролет над своей территорией британских самолетов только после настойчивых просьб американцев. Взамен Эйзенхауэр и Даллес дали Бен-Гуриону гарантии о распространении на него действия доктрины Эйзенхауэра. В результате англо-американского вмешательства удалось успокоить Ливан и сохранить у власти короля Хусейна. Это была логика «холодной войны», когда одна сторона видела за
любыми не устраивающими ее действиями происки другой стороны, а та, в свою очередь, всегда опасалась, что первая сторона прячется у нее под кроватью. К сожалению, эта инерционная логика -только с изменением адресатов - просматривалась и в новой постбиполярной эпохе, через полвека. Тем не менее, как полагает Д. Кунц, в результате событий 1958 г. Эйзенхауэр и Даллес уже не видели за всем происходящим в регионе «руку Москвы» и пришли к выводу, что именно распространение «международного коммунизма» вряд ли было самой большой угрозой для Ближнего Востока.
Многие уроки событий 1958 г. остались невыученными акторами событий 2008 г. Составляющими кризиса этого года, безусловно, явились напряженность в оккупированном Ираке, нагнетание ситуации вокруг ядерной программы Ирана, тупик в израильско-палестинском процессе, активное наступление исламистов, грозящих опрокинуть привычный для региона государственно-политический порядок. В той мере, в какой полстолетия назад Запад и особенно США (в ту пору менее «ближневосточная держава», чем теперь, с их оккупационными войсками и военными базами в регионе) были зациклены на противодействии «международному коммунизму», сейчас они сфокусировались на новом враге -исламизме. Политический ислам на Ближнем Востоке действительно вошел в ту нишу, которую ранее занимали местные компартии и светские арабские националисты. Исключение составляли шиитские религиозные партии Ирака, на которые парадоксальным образом опирались оккупационные власти, но союз с которыми был весьма непрочен. Это показали события 2008 г., когда США потерпели неудачу в попытках протолкнуть проекты двух долгосрочных соглашений - о статусе войск и о «стратегических рамках». Блок сил, выступающих против этих соглашений, включил в себя садристов (сторонников оппозиционного оккупационным силам имама М. Садра), шиитов из партии «Фадыля», часть членов партии «Даава», суннитского Фронта национального диалога и светского списка во главе с бывшим премьер-министром А. Алля-ви. Это поставило правительство Н. Малики в условия, когда принять американский проект означало бы обречь себя на поражение на осенних выборах 2008 г. Впрочем, в стране все упорнее распространялись слухи о том, что американские политические инженеры так или иначе готовили замену Малики. Время покажет, были ли эти слухи справедливыми.
Столкнувшись с массовым неприятием идеи долгосрочных договоренностей с американцами в сфере безопасности, слабое правительство Малики прекратило говорить об этом и тоже начало рассуждать о графике вывода войск и всего лишь краткосрочном пакте. У части американского истеблишмента это вызвало заметную обеспокоенность. Но были и другие точки зрения. Американские аналитики Д. Леви и М.В. Ханна, к примеру, в связи с этим высказали не совсем тривиальную мысль о том, что создание широкой политической коалиции в Ираке на националистической основе «может защищать долгосрочные американские интересы в Ираке, которые ориентированы на формирование устойчивой политической культуры, сохранение территориальной целостности страны и сдерживание излишнего вмешательства Ирана во внутренние дела Ирака, - все это как раз обеспечит уход США».
В Палестине после раскола между Фатх и ХАМАС стратегия Запада и Израиля состояла фактически в удушении Газы, которое, как рассчитывали авторы стратегии, привело бы к дискредитации ХАМАС на фоне роста популярности умеренного руководства М. Аббаса, получавшего мощную подпитку. Но не было ничего удивительного в том, что ХАМАС не только не растерял, но и увеличил число своих сторонников, в том числе и на Западном берегу. Почему? Да потому, что энергично действовавшее правительство Аббаса-Файяда, на самом деле обуздав постинтифадный хаос, сумев установить порядок в автономии и выполнив все взятые на себя обязательства, ничего не получило взамен от Израиля. Но нет ничего страшнее не оправдавшихся ожиданий! Политика плохо функционировавшей израильской государственной машины спо-собствова-
ла развороту палестинского общественного мнения в сторону ХАМАС. Даже такие простые обещания, как возобновление закрытых Шароном палестинских общественных и благотворительных учреждений в Иерусалиме (в том числе и весьма далеких от политики), остались невыполненными. Это приводило к тому, что движение ХАМАС, как оно умеет это делать, эффективно используя мечети, в последние два года заполняло вакуум в Иерусалиме, помогая в решении социальных вопросов, предоставляя образовательные и медицинские услуги населению, и фактически превращалось в центр реальной власти.
Некоторые аналитики более оптимистично, чем другие, оценивали ситуацию на Западном берегу. В частности, доклад Между-
народной группы по кризисам подчеркивал достижения правительства Файяда в обеспечении безопасности в Дженине и Наблусе, однако «дженинская модель» не была распространена на весь Западный берег. А с израильской стороны оставался большим скептицизм в отношении потенциала Палестинской автономии по обеспечению безопасности, и убежденность в том, что только Армия обороны Израиля способна сохранять стабильность, оставалась твердой, особенно среди военных.
(Окончание в следующем номере)
«Восток (Опвт)», М., 2008 г., № 6, с. 5-12.
