ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА И НАЦИОНАЛЬНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ОРНАМЕНТАЛЬНОГО ИСКУССТВА ДРЕВНЕГО ЭТНОСА «ЛЮДЕЙ РЕКИ АМГУНЬ»
Мартынова Н.В.
к.п.н., доцент кафедры дизайна, ДПИ и этнокультуры Тихоокеанский государственный университет,
Хабаровск, Россия Слипецкая Д.Р.
бакалавр 3 курса направления «Педагогическое образование», Тихоокеанского государственного университета
Хабаровск, Россия
SPIRITUAL CULTURE AND NATIONAL IDENTITY OF THE ORNAMENTAL ART OF ANCIENT
ETHNOS "PEOPLE OF THE AMGUN RIVER"
Martynova N.
Candidate of pedagogical Sciences, Associate Professor, Department of Design, Arts & Crafts and Ethno culture,
Pacific National University, Khabarovsk, Russia Slipetskaya D. 3rd year student, Pacific State University Khabarovsk, Russia
Аннотация
Авторы статьи продолжают ряд публикаций по аборигенной культуре народов Приамурья Дальнего Востока России, которая занимает свое уникальное место в сокровищнице мировой культуры. Статья посвящена «людям реки Амгунь» — негидальцам, самому малочисленному этносу Приамурья. Несмотря на этот факт, негидальцы говорят на своем собственном языке, имеют национальное сознание, культурные особенности как рыболовы-охотники и таежные-оленеводы. Эти особенности отражены в ленточном орнаменте традиционного национального декоративного искусства, где мотив «трилистник» является основным. В статье рассматриваются вопросы развития декоративно-прикладного искусства негидальцев, как одного из главных направлений духовной культуры древнего этноса, в том числе особенности техники вышивки в произведениях негидальских мастериц. В настоящее время лучшие этнические традиции неги-дальского искусства сохраняются пожилыми мастерами-женщинами, проживающих в небольшой деревне компактного проживания негидальцев, в селе Владимировка на берегу реки Амгунь. Это своеобразное и прекрасное искусство прошло через века и поколения, и оно не исчезнет, если принять неотложные меры для его сохранения и дальнейшего развития.
Abstract
The authors of the article continue a number of publications on the aboriginal culture of the peoples of the Amur region of the Far East of Russia, which occupies its unique place in the treasury of world culture. The article is devoted to the "people of the Amgun River" - Negidals, the smallest ethnos of the Amur Region. Despite this fact, Negidals speak their own language; have a national consciousness, cultural features like hunter fishermen and taiga reindeer herders. These features are reflected in the ribbon ornament of traditional national decorative art, where the "trefoil" motif is the main one. The article considers the development of the decorative and applied art of Negidals peoples, as one of the main directions of the spiritual culture of the ancient ethnic group, including the peculiarities of embroidery techniques in the works of Negidals craftsmen. Currently, the best ethnic traditions of Negidals art are preserved by elderly female craftsmen living in a small village of compact residence of Negidals, in the village of Vladimirovka on the banks of the Amgun River. This peculiar and beautiful art has passed through centuries and generations, and it will not disappear if urgent measures are taken to preserve it and further develop it.
Ключевые слова: аборигены, негидальцы, древний этнос, этнические традиции, женское и мужское искусство, народное творчество, искусство, ленточный орнамент, мотив «трилистник», декоративно-прикладное искусство.
Keywords: natives, Negidals, ancient ethnic group, ethnic traditions, women's and men's art, folk art, art, tape ornament, motive "shamrock", arts and crafts.
Введение.
Негидальцы - амгун бэйэнин - люди Амгуни, исконные рыбаки и охотники. Этноним «негида-лец» образован от цегидал от эвенкийского нге (низ,
край) и гида (сторона), означает "живущие в нижней стороне" или «прибрежный» (народность делилась на «верховых» и «низовских» негидальцев). Само названия негидальцы переводится как элкан
бэйэнин (настоящие люди) и тех кто проживает на реке, впадающей в южную часть Охотского моря -амгун бэйэнин (амгунские люди).
Река Амгунь - основа жизни негидальцев. Столетиями этот народ жил и кормился на её берегах, а также притоках и берегах озера Чукчагирское.
Исследователи полагают, что древними предками негидальцев была отделившаяся группа кочевых тунгусских охотников, перемещавшаяся по территории Забайкалья с эпохи раннего железа. Со временем группа эвенков достигла бассейнов рек Амур и Амгунь, вышла к Охотскому морю, где и осела. Удаленность территории обусловила естественную изоляцию, что совместно с влиянием соседских народов нивхов, нанайцев, ульчей позволило сформироваться самобытному негидальскому этносу. Предположительно с позднего Средневековья начинаются контакты с китайскими и маньчжурскими купцами. Народы Приамурья за пушнину выменивали у них металлические предметы быта, оружие, украшения, ткани. Российские казаки достигли удаленных территорий лишь во второй половине XVII столетия. К семидесятым годам относятся первые упоминания негидальцев, роды которых частично включили в состав амгуньских тунгусов. От кочевников-эвенков, которые регулярно приходили в эти места со своими стадами оленей, негидальцы отличались оседлым образом жизни.
Заселение русскими низовий Амгуни началось во второй половине 19 века и вплоть до конца XIX столетия негидальцы занимали обширные территории бассейна реки Амгунь и сопредельные области, включавшие: верховья и низовья реки Амгунь; левый берег Амурского лимана, по озерам Чля, Орель; вдоль рек, идущих к озерам Удыль, Чукча-гир; по реке Тугур. К приходу русских привыкшие к постоянным контактам с народами-соседями аборигены отнеслись спокойно.
Краеведы рассказывают, что до революции на месте современного с Владимировки, ставшей негласной столицей негидальцев, располагалось стойбище Хуен. В переводе на русский это водоворот или перекресток, место встречи. Тут пересекались кочевые тропы аборигенов. Негидальцы, эвенки, нанайцы и ульчи здесь обменивались товарами, шло сватовство невест. Анна Максимова, жительница села рассказывает: «Мы долго пытались выяснить, почему же наше село называется Владими-ровка. Удалось узнать, что в 30-е годы здесь располагалась партия геологов. Примерно в это же время сюда переселился старик по фамилии Владимиров. Он был из негидальского села Гуга ниже по течению Амгуни. Возможно, с его подачи и был основан тут колхоз «Гарпа», что в переводе на русский означает «Луч солнца». Тогда власти решили укрепить колхозы. С Чукчагирского селения на берегу одноимённого озера (род Чукчагиль) и селения Каменка негидальцы были переселены в село Влади-мировка в связи с объединением мелких колхозов (1945 г.). Политика укрупнения, создания колхозов, насаждения оседлости, проводимая советской властью, привела к значительному сокращению зоны
расселения негидальцев. Приняв православную веру, древние роды Муктегиров, Альчакулов, То-ёмконов, Аюмканов стали Евдокимовыми, Надеиными, Соловьевыми, Семеновыми, Яковлевыми, Максимовыми...
Крупнейшая диаспора негидальцев живет и сейчас в селе Владимировка района им. П.Осипенко, Хабаровского края, которое располагается на берегу красивого озера Стариковское, но в народе его до сих пор зовут Митрофановским. В озере водилось много карасей, но только вот аборигенам они в руки не давались. Негидальцы и эвенки привыкли к острогам, которыми прежде ловко добывали тайменя в верховьях Амгуни. О названии этого озера до сих пор ходит легенда о некоем русском старике по имени Митрофан, который научил переселившихся сюда эвенков и негидальцев сетки плести и забрасывать, ловить карасей. С той поры проблем с пропитанием не возникало, - гласит молва.
1. Культурные традиции негидальцев.
Владимировка официально считается селом национальным, но на самом деле оно многонациональное. Негидальцы ещё со старинных времён умели жить бок о бок с соседями: эвенками-оленеводами, нанайскими рыбаками, русскими золотопромышленниками и крестьянами. Сегодня из 307 жителей села 266 - представители коренных малочисленных народов Севера. Жительница села Анна Максимова, рассказывает: «.сколько из общего числа жителей являются негидальцами, а сколько эвенков, никто вам не скажет точно. Мы даже говорим друг с другом на смешанном языке. Я сама себя считаю эвенкийкой, но бабушка моя Надеина Анна Порфирьевна - негидалка. Прожила она долгую и яркую жизнь - 103 года. До сих пор селяне хранят память о своей замечательной землячке, а на стенах висят её работы - ковры-кумаланы. Помнят влади-мирцы и якутянку Марию Охлопкову, Александру Казарову. Их расшитые диковинными негидаль-скими узорами торбаса, халаты и рукавицы поражали посетителей выставок в Японии, Европе и США. Во Владимировке и сейчас стараются сохранить национальную самобытность. Национальным языком выступает негидальский, включающий вер-ховской и низовской диалекты, имеющие слабые различия. Язык наиболее близок к эвенкийскому, что связано с этногенезом и многовековым взаимодействием народов. Негидальский язык находится на грани исчезновения: согласно информации переписи 2002 г., им владели лишь 147 человек. В Хабаровском крае национальный язык знает лишь 9% населения, русский — 100%. Антонина Казарова хранит эвенкийские традиции. Дарья Надеина делает всё возможное для сохранения негидальского языка и культуры, говорит: «Пока живы традиции, жив и народ».
Общая численность негидальцев с каждым годом все уменьшается, чему «способствует» ассимиляция с русскими и соседскими народами, переезд в крупные города, межнациональные браки, число которых составляет выше 90%. По данным переписи 2002 г., в России проживали 567 негидальцев,
из них 505 в Хабаровском крае. В 2010 г. в России зафиксировано 522 представителя народности. По информации переписи 2001 г., на Украине проживали 52 негидальца.
Негидальский язык, с лингвистической точки зрения, родственен эвенкийскому, как и сами народы родственны друг другу. Будучи древним, он не имеет эквивалентов многих современных слов, например «магазин», «кинотеатр» и др. Однако в нём мы находим слова «тростник», «обезьяна», «антилопа», что несколько не соответствует гео-графо-климатической специфике Приамурья. В 70-
х гг. прошлого века на Амгунь приезжали учёные, чтобы исследовать происхождение негидальского этноса. Результаты оказались весьма интересными: ДНК негидальцев практически равнозначно индейской, отсюда учёные сделали вывод о том, что не-гидальцы, вероятно, - это индейцы, мигрировавшие на территории Приамурья из Северной Америки. И язык, главный хранитель памяти народа, доказывает, что гипотеза о родстве негидальцев с индейцами, отнюдь, не беспочвенна.
Носители негидальского языка: Г.И. Кандакова, А.В. Казарова, Д.И. Надеина Рисунок Дианы Слипецкой, студентки 3 курса кафедры ДДПИиЭ, ПИ ТОГУ
г. Хабаровск
Р
Сегодня негидальский язык переживает тяжёлую судьбу. Тех, кто им владеет в полной мере, в Хабаровском крае осталось всего трое. Язык, «душа народа», сегодня является вымирающим, его, как не прискорбно, нельзя спасти, говорят носители, но стали изучать его с детьми в национальных сёлах, чтобы он не исчез окончательно.
Знатоки негидальского языка - Д.И. Надеина, Г.И. Кандакова и А.В. Казарова составили букварь, по которому юные негидальцы имеют возможность обучаться азам родной речи. Они говорят, что неги-дальцем может звать себя лишь тот, кто владеет языком. Авторы букваря выражают надежду, что молодёжь сохранит память о родном слове (Рис.1).
Несмотря на свою малочисленность, неги-дальцы и сегодня сохраняют анимистические традиционные верования и традиционные обряды, ко-
торые связаны с промыслами. Наиболее распространены праздники первой и последней тропы, медвежий праздник. Первые два устраивали в начале и в конце охотничьего сезона. Строили на краю селения небольшую юрту, рядом разводили костер. Шаман «договаривался» с духами тайги об удачной и безопасной охоте или благодарил за прошедший сезон, впадая в транс, имитируя движения и голоса животных, птиц. В обряде участвовали и мужчины, исполнявшие вокруг костра ритуальный танец. Медвежий праздник проводился раз в 3-4 года или после добычи на охоте медведя. В первом случае медвежонка растил один из членов общины, во втором — убитого зверя с почестями приносили в селение. При разделывании туши важно было оставить в целостности кости: вместе с черепом их хоронили после торжества.
В праздниках участвуют все члены рода, соседние общины: исполняя ритуальные песни и танцы. с.
Владимровка, р-н. П. Осипенко, Хабаровский край
В фольклоре негидальцев выделяют мифы, сказки, предания, бытовые рассказы, песни, обрядовые жанры. По воспоминаниям стариков, в прежнее время почти в каждом селении был свой сказочник; лучших рассказчиков приглашали в другие села. Повествование обычно начиналось утром и длилось до глубокой ночи, а то и до утра. Сказки знакомили детей с внешним миром. На охоте или рыбалке по вечерам рассказывали сказки о животных или мифы о духах - хозяевах. Этим промысловики стремились привлечь и задобрить духов, обеспечить себе удачу. Старшее поколение принимало участие в воспитании подрастающего поколения. Рассказывая сказки, легенды, старики знакомили детей с историей своего народа, окружающим миром, таким образом, передавались народные знания из поколения в поколение.
Мифы, родовые предания, шаманские легенды, охотничьи и бытовые рассказы входят в категорию «улгу», в которых говорится о действительных событиях, якобы происходивших в прошлом. Они сохраняли для негидальцев историю своего народа. Песни и припевы были средством развлечения и отдыха. Поговорки и загадки, как интеллектуальный досуг. Наиболее значимыми и многочисленными были запреты «одзяви». «Одзяви» определяли охотничий и рыболовный промысел и также употреблялись в быту. Это было краткое руководство по этике и традиционно - религиозным
нормам. Например, негидальцы никогда не произносили вслух слово «медведь». Священное животное называли уважительно и ласково - «дедушка», «дядя». А если охотник, возвращаясь из тайги, выдохнет короткое «Кук!», сразу понятно, какую добычу везет. И что впереди особый ритуал, участвовать в котором женщинам категорически запрещено. Мужчины разделывали медведя и готовили мясо, но прежде чем приступить к трапезе (по правилам ели только руками), каждый произносил «Кук!».
Миф о происхождении людей от медведя бытовал среди негидальцев. Потерявшаяся девушка в тайге, зачала от медведя. Так произошли люди. Умирая, медведь завещал охотнику никогда не давать женщине есть мясо медведя, самому никогда не есть мускулы задних ног медведя, не разрешать женщине спать на шкуре медведя, но при этом беречь шкуру и передавать ее потомству по женской линии. Следуя этим указаниям, мужчины собирали косточки медвежьего пениса и передавали женщинам на хранение в качестве амулетов, напоминающих о происхождении людей от медведя. Верили, что эти амулеты исцеляют от бесплодия и облегчали им роды. Предания и сказки негидальцев воспроизводят многие исторические сведения об этом народе, о материальных и социальных условиях его жизни в прошлом, религиозных представлениях, ритуалах.
В религиозных верованиях негидальцев много общего с ульчами. Вселенная, по их представлениям, состояла из трех миров, расположенных один под другим:
Верхний — голубой небесный свод, состоящий из девяти сфер. Небо и небесный бог Бохга считались верховной силой, управляющей духами и всем сущим. Главными помощниками Бохга считались солнце и луна, которым также поклонялись. Небо считалось высшей силой, а в качестве его духов помощников выступали солнце и луна, обладавшие могущественной благодатной силой. Почитание солнца нашло отражение в декоративном искусстве негидальцев. Помимо Бохга, почитали духов трех главенствующих стихий: Му — воды; Хуяан — тайги; Подя — огня.
Средний мир туй - земля, земная поверхность -однослоен, населенная людьми, животными, злыми духами амбан и добрыми свэн. Среди других духов-хозяев особо почитались синкэн (хозяин тайги, всех зверей), уйгули (хозяин медведей), тамун (хозяин воды), подя (дух-хозяин огня). Изображения духов-хозяев делались в виде плоских антропоморфных фигур, которые устанавливались на лиственнице на родовом мольбище. Ряд представлений, относящихся к разным этническим традициям, связан с медведем. По одному из них, заимствованному от нивхов, медведь - это горный человек уэй бэйэнин. Второй комплекс представлений о медведе дуэнтэ (дух-хозяин тайги) характерен для всех тунгусо-манчжурских народов Амура. Добыча медведя сопровождалась праздником. Кости и череп убитого медведя тщательно хоронили. В срубах хоронили также убитого тигра. Представления о роли медведя и тигра нашли отражение в шаманском пантеоне. Усиление роли пушной охоты в жизни народа способствовало выделению специальных духов-хозяев пушного промысла.
Нижний мир — подземный, буни живут умершие люди, духи предков. Вблизи родовых селений находились мольбища: хвойные деревья, скалы, пещеры, где совершались бескровные жертвоприношения. На деревьях вырезали лица, перед ними ставили деревянных идолов, олицетворяющих духа. Перед охотой, рыбалкой, приготовлением пищи устраивали кормления огня, духов-хозяев. Каждый охотник имел с собой амулет: коготь, перо, кожу животного или птицы. Считалось, что в нем заключена душа животного, которое будет помогать человеку в тайге. Роль посредника между духами и людьми осуществляли шаманы, проводившие религиозные обряды, дававшие предсказания, лечившие, участвовавшие в погребальных обрядах. Традиционные атрибуты шаманов — бубен с колотушкой, посох, набор статуэток, посвященных божествам. Костюм состоял из надетой поверх халата юбки, шлема с рогами, навешанных на пояс и рукава погремушек, бахромы. Предание, существующее у негидальцев по настоящее время, будто голос из глубины времени, рассказывает историю происхождения чукчагилей.
- «Никто из ныне живущих людей хорошо не помнит, что рассказывали старики о происхождении чукчагилей. В рассказах их говорится, что Чук-чагирское озеро - место, где родились и выросли чукчагили. Одно предание таково. Два брата-чукча-гиля пошли на Амгунь, начали ловить рыбу сетью на озере Хуен. Так рыбачили и наловили много карасей. Однажды вечером, насадив на рожон, для того, чтобы испечь их на костре у себя на таборе, пошли смотреть свою сеть, и после этого на таборе у них поднялся крик. Смотрели братья назад на свой табор, а там множество людей ли, кого ли? -такие маленькие человечки на таборе вокруг костра. Тот брат, который постарше, прыгнул с обрыва и побежал к табору, а тот, который помладше, удрал на оморочке на середину озера. Старший брат подбежал к табору и стал бить человечков горящей головнёй. Бил-бил, а когда посмотрел, что ни одного человечка не осталось, растерялся и оперся на свою головню и стоит. Вдруг услышал плач вверху: «Жалко старших братьев, жалко младших братьев, убили!». После случившегося вернулись два брата-чукчагиля домой, а на следующий год, в то самое время, как человечков этих убили, умерли семь человек. Затем и впредь каждую годовщину стали умирать по семь человек. Так умирали-умирали, и когда осталось восемь человек, попросили шамана посмотреть, узнать, в чём причина. И шаман их сказал: «Вы убили небесных людей, семерых небесных человек вы убили! Теперь ежегодно, в годовщину убийства, небеса семь человек берут. Если вы не искупите вину, не помиритесь, все до одного умрёте!» Когда шаман так сказал, попросил подняться людей на небо, чтобы помириться. Чук-чагили отдали единственную оставшуюся у них девушку, одев её во все одежды, как если бы отдавали замуж, а небо взамен дало два камня. После этого чукчагили стали возрождаться. Место их возрождения - стойбище Елькук у озера. Когда же их стало около пятидесяти человек, перехали на Аягеки. Сколько лет там прожили, никто не знает. Пока одна женщина жила там, овдовела. Та вдова была шаманкой, и её холостяки, хотели взять в жёны. В это время из стойбища Иня (Каменка) пришёл человек и стал, расхаживая по гостям, всем соседям говорить гадости о той вдове. После того, как он по-наврал, начали люди просить свою шаманку по-камлать, а когда та начала петь, обращаясь к духам, стали драться. Шаманка прыгнула в озеро во всём своём облачении, держа бубен и колотушку. Говорят, та шаманка стала хозяйкой этого озера. Имя того человека, что пришёл из Каменки, - Согдюкон. В Согдюкона попали стрелой, он побежал к мысу, и, сев на горке, стал смотреть, считая, сколько человек с него упало. Когда он сидел, кровь его струилась вниз по горке, что, говорят, и сейчас видно. После того, как люди кончили убивать друг друга, Согдюкон утащил оморочку, отправился обратно, и к вечеру добрался до Амгуни, где двое из его родни лучили рыбу. Увидев, что родственники лучат рыбу, стал подслушивать и подсматривать. Один родственник спросил: «Где сейчас Согдюкон?» Второй сказал: «О Согдюконе не беспокойся.
Согдюкон не пропадёт. Поди-ка и сейчас где-нибудь подслушивает». Рассказала эту легенду на языке своего народа Антонина Васильевна Каза-рова.
Жизнь негидальцев была подчинена целому ряду суеверий, правил, запретов. Галина Ивановна Кандакова, старейшина с. Владимировки, дала такой «перечень»:
-Перед промыслом названия рыб и животных заменяли на аллегории: вместо «рыба плещется» говорили «листья падают», карася называли старухой, зайца — стариком, медведя — дедушкой.
-Перед ночевкой в лесу на коре дерева вырезали лицо: считалось, что оно отгонит злых духов криком.
-Ночью запрещалось приносить в дом воду, чтобы не принести зло.
-Нельзя после себя оставлять палку, на которой висел котелок, иначе жди болезни.
-Нельзя спать на одной стороне дома, спать ногами к углу — к смерти, потере, разрушению.
-Нельзя спать на детской одежде, иначе навлечешь на ребенка болезнь. -Нельзя оставлять таган воткнутым в землю, иначе можно найти болезнь длиной в этот таган и долго болеть.
-Нельзя оставлять воду открытой на ночь. Если нечем закрыть, надо положить две палки крест-накрест.
-Нельзя брать воду из озера или реки, можно зачерпнуть что-то плохое.
-Нельзя воровать дрова, потому что у людей жизнь горит так, как горят эти дрова.
-Нельзя брать что-либо у человека, убитого медведем, иначе дух этого человека будет преследовать тебя, пока ты не выбросишь эту вещь.
-Нельзя брать оружие у человека, совершившего преступление. Его отек (дух) будет преследовать тебя, и ты сам можешь совершить что-то плохое.
-Когда солнце село, нельзя собирать дикоросы и траву, можно принести в дом беду.
На этих и других «заповедях» негидальцы испокон веков воспитывают детей и молодежь, в том числе посредством поговорок - примет:
«Сазан во сне тебе приснился что ли - сердитый ходишь? Сазана во сне видеть плохо - сердитым быть».
«Щука во сне тебе приснилась что ли - угрюмый ходишь? Щуку во сне видеть плохо - угрюмым быть».
«Карась тебе во сне приснился что ли - растерянный ходишь? Карася во сне видеть плохо - растерянным быть».
«Сом во сне тебе приснился что ли - сонный ходишь?» «Осетра во сне видеть плохо». «Сига во сне видеть хорошо - узнаешь хорошее, услышишь хорошее». «Ленка во сне видеть хорошо - веселым, удачливым быть».
Дети изготавливают традиционные украшения-обереги с трилистником, вырезают по бересте и вышивают орнамент на традиционной одежде и игрушках. Хореографический ансамбль «Юлтен» в
своих номерах воспевает жизненный уклад неги-дальского народа. Теплится надежда, что наследие «амгуньских людей» будет живо ещё долгие годы.
Негидальская кухня имеет свои особенности. Прежде всего, в её рационе есть не только рыбная тала из щуки, но и мясная, из лосиной печени. Не-гидальцы любят и юколу, черемшу, уху из щуки, заедают её лепёшкой из смеси муки с толчёной кетовой икрой. Есть и икра, и суп из рыбьих внутренностей, и отварное мясо с домашней лапшой на бульоне. Рыбу употребляют и солёную, и свежую, и жареную, во всём многообразии блюд.
2. Этнокультурная специфика декоративно-прикладного искусства негидальцев.
Несмотря на то, что корни народного декоративно-прикладного искусства аборигенов Приамурья уходят в эпоху первобытного общества, процесс открытия и признания декоративно-прикладного искусства как части изучения древней духовной. Ничто не рождается на пустом месте без освоения опыта прошлого. Многие специалисты по истории народного искусства справедливо считают, что традиция — это двигатель культуры, это те органические черты разных сторон жизнедеятельности, которые отбираются, сохраняются и развиваются поколениями как лучшее, типичное, привычное. Но традиция не просто передается от отцов и матерей к детям: она рождается, растет, достигает зрелости, идет на спад и, бывает, возрождается.
Особенности декоративно-прикладного искусства негидальцев обусловлены тесными межкультурными контактами с эвенками, нивхами, ульчами и нанайцами. Культура низовских негидальцев в большей степени ориентирована на общеамурскую традицию. Наиболее тесные контакты, вплоть до расселения в одних поселках, у низовских неги-дальцев прослеживается с нивхами, ульчами и нанайцами. У негидальцев, живущих в верховьях Амгуни, в хозяйстве большое значение имеет таежный охотничий промысел, ранее же они вели кочевой образ жизни. Орудия труда, транспорт (олений вьючно-верховой и нартенный, лыжи, лодки-бере-стянки), одежда, жилище, режимы питания чаще соответствовали эвенкийским. Контактное расположение негидальской территории между северными и южными тунгусами определяло процесс формирования их культуры и в целом, открытость негидальцев к межэтническим контактам, что находит выражение в их достаточно распространенных браках с нивхами, ульчами и эвенками. Возможно, этот факт синтеза северной и южной культур обуславливает самобытность негидальского искусства, и несмотря на малочисленность, они сумели создать собственную уникальную художественную культуру, важной составной частью которой является народное декоративное искусство, а каких-либо культурных явлений не существует вне традиций.
Первооткрыватель и исследователь негидаль-цев, живущих в Приамурье, Александр Фёдорович Миддендорф впервые познакомившийся с ними на берегах реки Немилен (притоке реки Амгунь) в
1844 г., был настолько удивлен и восхищен прекрасными изделиями ручного труда, что в своем фундаментальном труде «Путешествие на север и восток Сибири», включающем в себя этнографический раздел, основанный на богатейшем эмпирическом материале, подробно описал все увиденные им художественные произведения негидальских мастериц и дал такой отзыв: «Действительно, нужна особо искусная жена на то, чтобы изготовить такие вещи. Чисто негидальскими произведениями я нашел шитье на двух чрезвычайно отчетливо и красиво сделанных кошельках для хранения огнива и трута. Фигуры вышиты блестящими белыми нитками, которые негидальские женщины умеют наматывать из внутренней кожи главной артерии северных оленей или лосей. Кайма к ним подобрана чрезвычайно удачно из самых нежных перьев красивых птиц, разнообразные чучела которых находятся у них в употреблении». Мимо его внимательного взгляда не прошли оригинально декорированные халаты из рыбьей кожи, меховые головные уборы, обувь, сшитая из ровдуги и камусов, коврики, изготовленные из птичьих перьев, нагрудники, рукавицы, ноговицы, футляры для ножей и кисеты, берестяные коробочки. Он же первым обратил внимание на доминирование в негидальской орнаментике графического моноэлемента — цветка трилистника.
К сожалению, мужское искусство негидаль-цев, выражавшееся в создании изделий из твердых материалов (дерево, кость, олений рог, металл) и шаманских атрибутов (бубен, колотушки к ним, различные амулеты и т. п.), постепенно исчезло к началу ХХ в. Женское искусство коренных малочисленных народов, в том числе и негидальцев, включало в себя обработку кож и шкур зверей, выделку рыбьей кожи, изготовление нитей из сухожилий животных и нитей — томпо из рыбьей кожи.
В середине 19 века негидальцы шили одежду и обувь из рыбьей и оленьей кожи, нерпичьих и собачьих шкур. В традиционный костюм входили халаты, шубы и куртки, ноговицы мэйэвун, обувь амурского (олочи) и тунгусского типов. Нивхское влияние выражалось также в наличии у мужчин короткой юбки, которую надевали в дорогу. В верховьях Амгуни одежда была ближе к эвенкийской. Декоративное искусство в низовьях Амгуни близко к амурскому, в верховьях рисунок орнамента эвенкийского типа. В прошлом была характерна вышивка подшейным волосом лося, также характерная для эвенков. Носили нагрудник из заячьего меха (уйпун), фартук (бэлгэпун) поверх охотничьей куртки, шубы из собачьего меха (ненанди), куртки из шкур лося и оленя (конгго), а также шубы (сун), юбки (хоскан) из шкур тюленя или собаки, короткие штаны из ткани или рыбьей кожи (хэйки) и ноговицы. Мужчины на охоте и рыбалке носили фартуки. Покрой мужских и женских халатов в низовьях Амгуни был сходен с покроем этой одежды у нижнеамурских народов. Мужские шапки и рукавицы из меха, а женские — шелковые на меху или на вате. Названий для обуви — в зависимости от покроя, материала, назначения, украшений — было много (тэргэмэ, лобдирма, хэмчира, олот и др.).
Обувь с поршневидной головкой изготовляли из кожи рыб или сивуча, голенища кроили отдельно. Внутрь вкладывали стельку из травы. Обувь с подошвой шили из ровдуги или камусов оленей, лосей; она напоминала эвенкийские унты. В начале ХХ в. получили распространение русские мужские рубахи и сапоги.
Коврики и комаланы выполнялись в технике меховой мозаики. Сугубо женским занятием считалось плетение и изготовление различной утвари, посуды из бересты, а также других необходимых в повседневной жизни предметов. Негидальские ковры - кумаланы заключают в себе целительную силу. Рядом постоишь, полюбуешься соцветиями и как будто соками земли напитаешься. Вышитый трилистник словно парит над поверхностью ровдуги - сыромятной оленьей кожи. Смотришь и не веришь, что такое возможно. Кажется, прикоснешься, и откроется портал - проход в неведомую Вселенную. Негидальская художница-мастерица Дарья Надеина рассказывала: «Для негидальцев трилистник - особое растение, главное. Они его боготворят, считают основой жизни, потому что его молодые побеги спасают лосей после долгой зимы, а лось является основным промысловым животным негидальских охотников. В старину, когда не было лекарств, отваром из этого растения лечили практически все болезни - и воспаление легких, и гастрит, и туберкулез».
Декоративное искусство негидальского этноса продолжает жить в прекрасных работах мастериц: А. П. Надеина (1916 г. р.), М. К. Охлопкова (1926 г. р.), А. Н. Казарова (1931 г. р.), которые являются членами Союза художников России. Самобытное искусство известных и в крае, и далеко за его пределами хранительниц национальных традиций отличает красота и изящество, тонкий художественный вкус, их имена: Александра Егоровна Труба, Дарья Ивановна Надеина, Екатерина Алексеевна Семеновай, Елена Трофимовна Паскаева. Изделия мастеров народного искусства неоднократно представлялись на всероссийских и международных выставках в Москве, Санкт-Петербурге, Хабаровске, Владивостоке, а также в Японии, США, Германии, Чехии и в других странах, и везде они имели большой успех у зрителя. Отдельные предметы пополнили коллекции как местных, краевых, так и центральных музеев страны. Дальневосточный художественный музей (г.Хабаровск) содержит большую коллекцию текстильных изделий неги-дальских мастериц. Эти вещи сделаны из чисто природных материалов, таких как: коричневый олений мех, лосиная ровдуга (оленья или лосиная замша), птичьи шкурки, цветные ткани и яркие шелковые нитки. К примеру, ковёр мастерицы Александры Николаевны Казаровой изготовлен из тонко выделанных птичьих шкурок. Композиция ковра мозаична, такое решение традиционно для подобного типа негидальских интерьерных украшений, состоит ковёр из геометрических элементов с преобладанием прямых линий. Использование специфического материала, геометризация композиции, гармонично подобранные фактуры и сдержанные цвета - всё это говорит о влиянии более северных народов.
Рис. 2. Традиционный негидальский декоративный ковер мастерицы Александры Николаевны Казаровой изготовлен из тонко выделанных птичьих шкурок. В коллекции ДВХМ, г. Хабаровск.
Рис.3. Традиционный негидальский декоративный ковер мастерицы Анны Порфирьевны Надеиной.
Меховая мозаика, вышивка по ровдуге.
Рис.4. (фрагмент, центральная часть изделия) Традиционный негидальский декоративный ковер мастерицы Анны Порфирьевны Надеиной. Меховая мозаика, вышивка по ровдуге.
Анна Порфирьевна Надеина создала яркие образцы меховых ковров, основа которых - ровдуга, традиционный материал народов, занимающихся оленеводством. Ковёр оторочен мехом и по всей площади. Ковер мастерица украсила симметричным ярким растительным орнаментом из шёлковых ниток. Поражает цветность орнамента, его лаконичность. Налицо влияние приамурского искусства с его спирально-ленточными мотивами. Тем не менее, негидальский орнамент разительно отличается от орнамента этносов, проживающих южнее, в нём нет спиралей и зооморфных изображений. Его основной элемент - трилистник, болотное растение, одно из любимых лакомств сохатых. Трилистником
негидальцы лечили множество болезней, от лёгочных до желудочно-кишечных. Видимо, потому это символ жизни, долголетия, благополучия. Многократно переплетаясь с изящными стеблями, он переливается радугой красок. Действительно, если внимательный зритель вглядится, он не найдёт ахроматических чёрных и белых оттенков в рисунке, как, например, у нанайцев и ульчей, он невольно восхитится буйству цветов. Красный, жёлтый, зелёный, синий и другие краски взяты из жизни, подмечены наблюдательным взором мастера, подарены природой - средой жизни маленького народа. Цвет солнца, цвет неба, цвет крови -всё это запечатлено на негидальском орнаменте.
пмнш
Рис. 5. Орнамент цветка трилистника — это визитная карточка негидальского народа (современные
изделия мастериц).
Рис.6. Надеина Д.И. и ее меховой ковер. Негидальцы, район им. П. Осипенко
Дарья Иванована рассказывает: «Всякий, кто впервые видит узоры народов Приамурья, бывает заворожен их фантастической красотой, причудливой, странной логикой, замечательной завершенностью. Язык орнамента непереводим на обыкновен-
ный, человеческий язык, он воспринимается непосредственно чувствами, душой... приамурский орнамент — не мозаика, он — живой и развивается по законам живого... Само его название "спирально-ленточный", как никакое другое, точно, исчерпывающе отражает его суть».
Рис. 7. Трилистник в орнаменте негидальцев -символ жизни. Д.И. Надеина со своим рукотворным ковром.
Рис. 8. Композиция «Юная негидалка». Автор Диана Слипецкая, студентки 3 курса кафедры ДДПИиЭ, ПИ ТОГУ. г. Хабаровск.
Народное искусство всегда функционально и поэтому большинство образцов негидальского декоративно-прикладного искусства в коллекциях музеев - это атрибуты костюма. Перчатки и рукавицы, богато орнаментированные самобытными узорами, изготовлены из ровдуги, крайне многотрудного в обработке материала. Высоким образцами национального искусства являются перчатки, выполненные А. П. Надеиной. Отдельно следует
отметить традиционную обувь - торбаса (по-неги-дальски «унтэ»), тёплые зимние сапоги, которые шьются из лап лося нитками из сухожилий сохатых. К примеру, торбаса мастерицы Александры Егоровны Трубы являются не просто красивой обувью, а представляют собой охотничий инструмент, позволяющий бесшумно подкрадываться к добыче (рис.9).
Рис. 9. Рукавицы и перчатки, выполненные А. П. Надеиной и народными мастерицами с. Владимировка.
Исследователь национального искусства В. В. Лебедева в своей статье «Особенности женского искусства негидальцев: традиции и современность» рассказала об особенностях вышивки негидальских
мастериц: «Негидальские мастерицы создали свой орнаментальный стиль, на основе выразительных средств и традиционных приемов обработки материалов. Каждый орнамент представляет собой
единственное в своем роде произведение. Своеобразный повествовательный, композиционный язык, имеющий свой адрес, место и время, материал, технологию. В настоящее время мастерицы прекрасно владеют различными приемами орнаментального декора, такими как вышивка цветными нитями, бисером, тиснение, аппликация на ткани, рыбьей коже, бересте, меховая мозаика и др. и, как правило, не пользуются трафаретами-заготовками. Вышивая по ткани, меху, коже или ровдуге, мастерицы применяли разнообразные виды окрашенных ниток, а также олений и конский волос. В зависимости от основы вида ниток (крапивные, жильные, шелковые), менялась техника вышивки. Мастерицы пользовались разной техникой: прямой стежок, «косичка», «елочка», рельефный и петельный шов». В. В. Лебедева продолжает: «По словам одной из не-гидальских мастериц Д. И. Надеиной, до того как она возьмет в руки ножницы или иглу, она не знает, какой будет узор, рисунок рождается непосредственно в процессе работы. В настоящее время сохранились не только приемы национальной вышивки, но и соответствующая терминология, которая используется как известными мастерицами, так и молодежью. Например, эхор — первый шов по краю изделия, своего рода контур узора; депты — повтор контура, двойной тамбурный шов; элая — повтор шва в третий раз, или петельный шов (добавляется третья нитка, орнамент становится крупнее); эмармак — тамбурный шов, или шов «цепочкой». Швом эмармак начиналось заполнение внутренней части узора, который шел по контуру внутренней части рисунка. Вслед за ним, также по контуру, проходил двойной тамбурный шов, им начиналось заполнение внутренней части узора (например, лепестка трилистника). Выполнялся, как правило, нитями мулине двух цветов. Далее поле внутреннего пространства узора заполнялось швом гладью «елочкой». Термином эрма называют чередование ниток в орнаменте, которое используется в процессе вышивания солкода — цветов и «папоротника». Мастерицы специально подбирают контрастные нити, например, белые и красные, зеленые и оранжевые и т. д., и вышивают, чередуя их. Как отмечала Э. К. Киле, «каждый поворот спирали — случайность, но случайность, подчиняющаяся каким-то жестким правилам, по которым живет данный орнамент...»
Поэтическая версия происхождения паттерна трилистник говорит об отражении в трилистнике мечты мастериц о цветах в родных краях, тогда как сами мастерицы ссылаются на наличие в ареоле обитания негидальцев растения, под научным названием «вахта трёхлистная». Во времена, когда отсутствовала медицина, отваром из этого растения лечили многие болезни. Также данный цветок, растущий между твёрдой землёй и болотом, предупреждает охотников о вхождении на опасную территорию. Вторая версия более вероятна, ведь орнамент имеет сакральные функции у народов Дальнего Востока и скорее всего в связи со своей положительной ролью в жизни негидальцев - трилистник стал изображаться почти на всех текстильных изделиях
не только в качестве украшения, но и как оберег от болезней и опасных дорог.
Для изготовления высокохудожественных эксклюзивных моделей одежды, которые находятся вне времени и моды, составляют своего рода классическую основу традиционного искусства, отражают красоту дальневосточной природы и хранят в себе черты хозяйствования, издавна бытовавшего в данном регионе, необходимо использовать традиционные материалы, изучить их свойства и особенности обработки. Владимировские мастерицы и сегодня помнят, применяют на практике и стараются передать молодежи секреты выделки шкур зверей, обработки рыбьей кожи, техники изготовления сухожильных нитей. Выражением характера народа, его этноэстетических вкусов и привычек является традиционная одежда. Одежда как феномен культуры через богатую орнаментику национального костюма оказывает существенное влияние и на развитие духовности, менталитета негидальского этноса. В украшении элементов одежды доминирует вышивка цветными нитями мулине, основу, которой составляет синтез различных мотивов и символов растительного и зооморфного происхождения в сочетании с геометрическим и спирально-ленточным узором. В растительном орнаменте центральное место занимает трилистник, который является наиболее характерным элементом негидальского орнамента в сочетании со спираль.
Народный мастер Дарья Ивановна Надеина рассказывала:
- «По углам этого ковра расположены утки. Те, что внизу, стоят, те, что вверху, взлетают. Утка, когда на неё охотятся, сразу взмывает в небо. Поэтому утка - символ ума, который постоянно должен стремиться ввысь. Змеи - символ мудрости, а ящерицы - долголетия», - говорит мастерица.
- Мама нам в школу одежду сама шила, например, перчатки, тапочки, при свечах украшала всё вышивкой, шила днём и ночью, пока мы спали. Всегда к учёбному году мы были одеты, потому что мать свои изделия продавала. Раньше в школе были уроки ручного труда, и одной из тем была вышивка. Сказали принести кожу, я к маме пошла и стала просить. У нас в семье охотников не было, и кожа ценилась, как золото, этот материал трудно выделать, потому мама мне его не доверила, а скроила тапочки, чтобы я на них училась вышивать. Она сказала, что я должна очень стараться, чтобы осенью их можно было продать и купить мне обувь. Мама мудрым человеком была. Когда я перестала работать, собирала молодёжь и учила языку, выделке, орнаментированию, вышивке. В один из дней мама меня спросила: «Кого будешь сегодня учить?» Я ответила: «Женщин». Она посмотрела на меня и сказала: «Запомни на всю жизнь, человек, который хочет научиться, ищет учителя сам, а тот, кто не хочет, хоть каждый день людей собирай, не научится». Выделке сложно учиться, но интересно, если правильно всё делать, получится не хуже, чем на заводе. Я за лето выделывала около трёх десятков шкурок лис, колонов, белок и норок. Я всему у
своих родителей научилась, и мастерству, и правилам морали. Отец говорил, что нельзя осуждать людей, а мать очень весёлая была. Когда мне грустно, я гляжу на её фотографию и улыбаюсь...».
Заключение.
В наш век мы являемся свидетелями удивительного процесса трансформации традиционного этнического искусства в целенаправленное преобразование наполнения среды, направленного на приспособление к меняющимся условиям, на создание новых функциональных или художественных предметов. Предметный продукт особым образом переживается измененным сознанием народного мастера и соответствует содержательным и эстетическим характеристикам конкретной этнокуль-туры.
Декоративное искусство негидальцев сочетает в себе как общие черты, характерные для искусства Приамурья в целом, выраженные в подходе к материалу, в формах, в композиции декора, так и индивидуальные, — заключенные в национальной орнаментике. Этнокультурная специфика декоративного искусства негидальцев определяется устойчивыми приемами исполнения, сформировавшимися под влиянием условий жизни этноса. Орнаментальная вышивка негидальцев построена на эт-нокодовом комплексе, состоящем из цветка трилистника и пестрой ленты. Особое значение для орнаментальной вышивки негидальцев имеет цве-тосистема, закрепленная в цветоритмических и цве-топластических структурах, обусловленная этнопсихологическими особенностями.
Специфика современного искусства отличается консервативностью в подходе к материалу, искусственные мех и кожи здесь не прижились, исключение составляют нитки мулине, которые гармонично вписались в структуру традиционного искусства. Негидальские мастерицы продолжают создавать произведения национального искусства, в которых бережно сохраняются этнические традиции прошлого, сегодня их изделия представляют собой особую культурную ценность, помогают глубже познавать истоки национальных традиций и почувствовать душу негидальского народа. Этому способствует открытый в селе Владимировка Центр Национальной культуры, миссия которого показать молодому поколению новые перспективы в сохранении и развитии негидальского национального промысла.
Список литературы
1. Киле Э. К. Математическая логика Амурского орнамента // Записки Гродековского музея. Вып. 8. Хабаровск: ГМДВ им. Н. И. Гродекова. 2004. С. 104-108.
2. Костанди, В.В. Декоративно-прикладное искусство негидальцев в системе культуры народов Приамурья: Середина XIX - 80-е гг. ХХ в. кандидат диссертация. Санкт - Петербург, 1998 https://www.dissercat.com/content/dekorativno-prikladnoe-iskusstvo-negidaltsev-v-sisteme-kultury-narodov-priamurya-seredina-xi
3. Кочешков, Н. В. Декоративное искусство негидальцев // Россия и АТР. 1994. № 1. С. 15-27.
4. Лебедева, В. В. Традиционный костюм негидальцев как историко-этнографический источник // Язык и культура: Междунар. науч. конф. Москва, 14-17 сент. 2001 г.: Тезисы докладов. М., 2001. С. 131-132.
5. Лебедева В. В. Особенности женского искусства негидальцев: традиции и современность // https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-zhenskogo-iskusstva-negidaltsev-traditsii-i-sovremen-nost
6. Миддендорф А.Ф. Заметки о гиляках с собственноручными зарисовками и записями текстов и мелодий песен // Архив РАН Ф.93. Оп.1. Д.61.
7. Сахатова В. Г. К вопросу о семантике орнамента в народном искусстве Приамурья (на примере рисунков на бересте, вырезок из бумаги, тканевых материалов) // Съезд сведущих людей Дальнего Востока: Научно-практическая историко-краеведческая конференция, посвященная 100-летию Хабаровского краеведческого музея. 17-18 мая 1994 г. Хабаровск: Восток-Пресс, 1994. С. 69-72.
8. Смирнов Л. Негидальцы//АП. 1990. №42, 63,
78.
9. Смоляк A.B. Народные художественные ремесла Приамурья//Сельскому учителю о народных художественных ремеслах Сибири и Дальнего Востока. М., 1983.
10. Смоляк A.B. Негидальцы. Загадки и факты//Известия Сибирского отделения АН СССР Вып.1. 1977.
11. Форштейн К. М. Негидальцы // Записки Гродековского музея. Хабаровск: ХККМ им. Н. И. Гродекова, 2005. Вып. 12. С. 207-212.