CC BY
79
УДК 82:09
П. М. Тамаев
«ДРУГИЕ ДЕЛА НАСТУПАЮТ ДЛЯ ПОЭЗИИ». ПОЭТИЧЕСКОЕ СЛОВО И. С. АКСАКОВА
Аннотация.
Актуальность и цели. Сущность творческих исканий Аксакова-поэта открывается в особом смысловом поле: с одной стороны, представлен анализ статей Н. В. Гоголя о своеобразии русской поэзии, с другой - слово самого Аксакова, высказанное им в историко-литературном труде о Тютчеве. Интересен предмет работы - мотивно-образный строй и стиль поэзии Аксакова. Поэтому цель раздумий состоит в том, чтобы глубже и полнее осмыслить духовные искания русских писателей 1840-1870-х гг. Актуальной представляется мысль Н. Н. Страхова, высказанная им в книге о Пушкине: «Нужно уметь идти за писателем и художником всюду, куда он нас ведет, и видеть все, что он нам показывает».
Результаты. Творческий поиск своей темы Аксаков воплотил в программных произведениях. Концептуально важным положением в статье является мысль о том, как живет и творит поэт другого поколения в иную литературную эпоху, т.е. остается ли он в рамках стиля своего времени или качество его поэзии меняется. И. С. Аксаков понимает, что он укоренился именно в субстанции, а не в личной выдумке, и выразил с особенной силой и точностью, что искомое найдено, что он не творил, а воспроизводил, созерцая и описывая свой предмет. Это он доказал своими созданиями и своей личной жизнью. Практическая ценность исследования заключается в том, что оно дает возможность использования данных материалов при разработке спецкурсов, посвященных актуальным проблемам русской поэзии.
Выводы. Творческое наследие Аксакова рассматривается в совокупности: анализируются стихотворения, письма, статьи. Разные по своей родовой принадлежности произведения Аксакова как бы «перетекают» друг в друга, ибо связаны между собой идейно и тематически. Проекция личной судьбы на результат творчества приобретает принципиально методологическое значение на примере поэзии Аксакова потому, что он смог возвести свою жизнь в поэзию на правах своей эпохи.
Ключевые слова: художественные искания, мотивно-образный строй, стиль, контекст.
P. M. Tamaev
«NEW TIMES FOR POETRY ARE COMING». I. S. AKSAKOV’S POETICAL WORD
Abstract.
Background. The essence of creative searches by Aksakov as a poet is shown in a special semantic field: on the one hand the study analyses the articles by N. V. Gogol on originality of the Russian poetry, on the other - the word by Aksakov himself written in his historical-literary work about Tyutchev. The present article has a very interesting subject which is a motive-image structure and style of Aksakov’s poetry. Therefore the goal of the reflections is to deeper and more completely comprehend the spiritual searches of Russian writers of 1840-1870s. Quite topical is an idea by N.N. Strakhov, stated in his book about Pushkin: “It is impor-
tant to know how to follow a writer or an artist wherever he/she calls us, and to see whatever he/she shows us”.
Results. Creative search of his own topic was implemented by Aksakov in program compositions. Conceptually important point of the article is the idea about the way of life and creativity of a poet of another generation in another literary epoch,
i.e. whether he/she remains in the framework of a style of his/her times or the quality of his/her poetry changes. I.S. Aksakov understood that it was the substance his was rooting in, and not his personal fiction, and especially strongly and precisely expressed that the searched was found, that he was not creating, but reproducing while observing and describing his subject. This he proved with his creations and his personal life. Practical value of the research consists in the possibility to use the present materials in development of special courses devoted to topical problems of the Russian poetry.
Conclusions. The Aksakov’s oeuvre is considered in aggregate: the researcher analyses the poems, letters, articles. Different in its generic belonging, Aksakov’s works quasi “flow” one into another, as they are interconnected ideologically and topically. Projection of the personal fate on the creative results appears to have a fundamentally methodological meaning by the example of Aksakov’s poetry due to the fact that he could elevate his life into poetry in the capacity of his epoch.
Key words: creative search, motive-image structure, style, context.
Постижение поэтического русского слова заключается, по мысли И. С. Аксакова, в необходимости вести разговор о судьбе поэта, о его личности, о его духовном организме, трудно поддающемся пониманию, о поколении, к которому он принадлежит, в целом об истории отечественной поэзии, о русской поэтической школе. Такое убеждение проистекало из представления о том, что «участь талантов у нас на Руси - вообще предмет высокого интереса и важности для истории русского просвещения» [1, с. 286]. Это -наблюдение уже зрелого человека, написавшего биографию поэта Тютчева, в которой личность художника осмысливается как феномен русской истории, точнее, пример воплощения «русского просвещения». Последнему Аксаков посвятил те страницы жизнеописания Тютчева, в которых размышляет о том, «что выработал за границей его ум (Тютчева - П. М.), так долго и одиноко созревавший в германской среде?» [1, с. 311]. В этом монографическом труде Аксаков подсказывает нам и вектор филологических разысканий понимания своеобразия художественного дарования, а именно: проследить его развитие, показать «соотношение особенных психических условий с условиями бытовыми, общественными, историческими» [1, с. 287], постигнуть их связь и взаимозависимость.
Понять самобытную духовную природу Тютчева помогает собственный жизненный и творческий опыт Аксакова. Этот человековедческий аспект занимал его на протяжении всей жизни. Уже в одном из первых «провинциальных» писем к родным он показывает, как идет процесс своего познания и воспитания: «...я люблю бывать в таком стесненном положении, проходить сквозь такую школу. Сосредоточиваясь внутри себя, приобретаешь притом умение ладить с людьми, смотришь на них как бы со стороны, из глуби себя и познаешь их, часто, кажется, видишь их насквозь, прозреваешь сцепление и последовательность движений в чужой натуре» [2, с. 19]. Свое душевное состояние Аксаков постоянно подвергает анализу: пытаясь разобраться в собственных душевных сомнениях-смятениях, он находит им своеобразное эмо-
циональное соответствие, например, в гоголевском душевном нестроении, которым писатель-душевед делится с С. Т. Аксаковым. Примечательно в этом плане письмо от 29 января (10 февраля) 1844 г.; в нем Гоголь советует своему адресату (да и, наверное, убеждая себя), как избыть душевные скорби, к какому источнику припасть, чтобы излечить духовную немощь: «Я придумывал все средства, какие могли только внушить мне небольшое познание и некоторые внутренние, душевные опыты. И, благословясь, решился послать вам одно средство против душевных тревог» [3, с. 308-309]. Гоголевские письма воспринимались в семье Аксаковых как значительные события, к тому же они непременно пересылались Ивану.
Письма к родным Аксакова - это сплав очерковой (документальной по стилю) и исповедальной прозы, которая может при случае дополняться и собственными стихами: «Вам, может быть, покажется странным, что письмо мое писано не в том тоне, в каком прежнее. Но письма мои выражают переливы состояния моего духа, которые случаются безо всякой на то причины, а так, вследствие беспрерывной внутренней переработки. Я не давлю в себе этих ощущений, но, скрывая их от посторонних, тем не менее беспрестанно живу своею беспокойною внутреннею жизнью. Я никогда не мог сказать себе: “Я гордо чувствую: я молод!”, “Мила мне жизнь, мужчина я”, но, напротив, часто повторяю с прискорбием собственные стихи мои: “Мне не живется беззаботно, / Мне ноша жизни не легка!”» [2, с. 39]. Письма подобного содержания и строя - ключ к пониманию его стихотворений.
Итак, размышлять о слове поэта - значит попытаться понять душевносердечные сомнения, преодоления, моменты выбора, к тому же это - и постижение состояния внутреннего духа, которое рождает «русскую сладкозвучную, мерную речь» [1, с. 303]. Внутренний облик поэта открывается в мотивах его поэзии, поэтому становление поэта-Аксакова выражено в ряде стихотворений, объединенных темой поэта и поэзии. Удивительно, Аксакова -поэта не первой величины, по современной классификации - второстепенного, не отпускает тема творчества и судьбы художника. За короткий срок им написано около десятка стихотворений: «К. С. Аксакову» (1844), «Зачем опять теснятся в звуки...» (1845), «Языкову» (1845) «Поэту-художнику» (1846), «Русскому поэту» (1846), «А. О. Смирновой» (1846), «Совет (К. С. Аксакову)» (1846), «При посылке стихотворений Ю. Жадовской» (1846). К этим поэтическим вещам примыкает, на наш взгляд, цикл стихотворений (также не менее десятка), созданный за короткий срок: в 1845-1846 гг. Основной тон его (цикла) определяется мотивом судьба. Произведения, входящие в эти группы, объединяет сюжет, основу которого составляет, по словам самого Аксакова, «участь таланта» или процесс внутреннего развития человеческого и творческого. Аксаков, едва вступивший в пору молодости, оказался вне дома, это обстоятельство и предопределило выработку собственного взгляда на жизнь, постижения «духа жизни» (выражение А. С. Хомякова).
В стихотворениях о поэзии наиболее четко обозначается тот миг, когда были исторгнуты первые поэтические звуки. В них «прочитывается» то, на кого из предшественников Аксаков ориентируется, чей «мир звуков и стихов» он слышит, воспринимает. Особое место среди произведений о поэзии занимает послание «Языкову» (1845), это - отклик на стихотворение
Н. М. Языкова. Поэтический привет Языкова («И. С. Аксакову») начинаю-
щему поэту звучит радостно, утверждающе: «Живи ты высокою жизнью поэта» [4, с. 260]. В ответном слове молодой поэт признается старшему брату по поэтическому цеху в том, что составляет сокровенные движения его сердца: «Твой одобрительный привет / Рассеял вмиг тяжелый бред, / Моей души печаль и тугу» [5, с. 65]), обозначает важный момент внутреннего созревания, творческого роста - рождения поэта: «Когда впервые... / Мое раздалось пес-нопенье» [5, с. 65]. Заметим, что «одобрительный привет» Языкова последовал как реакция на поэтический трилог Аксакова «Христофор Колумб с приятелями» (1844), предметом которого стали раздумья о смысле жизни. Призыву-принципу - «живи, как все, сдержи волненье» [5, с. 47] - противопоставлено стремление идти вперед, несмотря на все преграды судьбы, «суда людского». Уже в этом раннем стихотворении Аксаков определяет нравственный тон своего произведения, обозначает, что выбор жизненных ценностей у героя иной, нежели у многих: «Терпи, Колумб, терпи и ведай, / Назло сомненью и врагам / Ты увенчаешься победой!..» [5, с. 48]. В данном случае нет нужды говорить о романтическом подражании великой героической судьбе, что было характерно для поведения русских людей 1810-1820-х гг. В письме к родным Аксаков напишет: «Посылаю вам стихи свои под шуточным названием “Колумб с приятелями” [2, с. 168]. Этот комментарий, кажется, не соотносится с серьезным содержанием всего произведения. Определение «шуточный» - жест умаления, своего рода защита, чтобы родные не почувствовали в Иване заносчивости, гордыни. И тем не менее попытка примерить на себя роль Колумба, открывателя новых земель окажется вполне удачной - Аксаков угадал свое призвание: «Пойду вперед к своим стремленьям» [5, с. 48]. За годы службы он откроет и опишет в письмах «миры, оригинальные и по климату, и по природе, и по языкам и наречиям, и по нравам и обычаям» [6, с. 7]. Его поездки по России окажутся переездами из одного мира в другой: Астрахань, губернии Великороссии, Малороссии. То есть уже вначале жизненного пути Аксаковым ставится высокая цель: он, подобно эпическому герою, воодушевлен боевым духом: «Лицом к лицу я встречусь с нею / И смелый взор не опущу; / Не отступлю, не оробею, / Судьбе упорством отомщу» [5, с. 48]. Рифма «не опущу/отомщу» ассоциативно вызывает в памяти пушкинские стихи: «Я еду, еду, не свищу, / А как наеду, не спущу!» [7, с. 46].
Удивительно прозорливым оказался поэт, заранее предвидя свою страдальческую участь, участь странника, изгнанника. Начало одного из последних его стихотворений «Варварино» (1878) рифмуется по тону с первым программным произведением. После пережитой «бури злой» «изгнанник» оказался в тихой пристани. «Укромный приют» именья Екатерины Федоровны Тютчевой, просторы Юрьева Ополья («Какая ширь! Какая тишь!») врачуют душу лирического героя, точнее собственно Аксакова, радует его «святой труд» жителей плодородной Опольщины, крестьянской Руси. Здесь перед взором Аксакова воочию открылась картина страды, которая рождает возглас: «О чудный мир земли родной, / Как полон правды ты разумной». «Чудный мир» - это величественная завораживающая красота Ополья, пространство, подобное былинному чистому полю; носителем «правды разумной» выступает «рабочая Русь» [5, с. 116-117]. В этом эпическом, по сути, образе читаются несуетный труд пахаря Микулы Селяниновича и евангельского сеяте-
ля. Труд этот освящен их плодами: «Я как ржи-то напашу да во скирды сложу, / Да домой выволочу, да дома вымолочу.» [8, с. 100]. Однако сердце поэта не может до конца избыть чувство тревоги и боли о том, что в мире властвуют «лесть и ложь, и буйство тлена» [5, с. 116-117].
Стихотворение «Языкову» значимо также и тем, что в нем вновь, как и в дебютном произведении, утверждается гражданский строй аксаковской лиры, определяется основной тон всей его поэзии, который задается антиномическим мироощущением. Во втором варианте послания «Языкову» поэт заявляет безо всякой рисовки: «Суровой юности моей / Не возмущали девы-розы, / Веселье бурное страстей, / Любви свежительные грозы!» [5, с. 256]. Обладающий трезвым, деятельным умом Аксаков, по его же признанию, «путем холодным шел много лет» [5, с. 256]. Поэт, однако, недоумевает, почему Языков, автор знаменитого «Землетрясения», призывает Аксакова петь о розе и любви. Своим недоумением он делится с близкими людьми, чувствующими глубоко Ивана, сына и брата, оно долго не покидает Аксакова, как рефрен, вновь и вновь недоумение озвучивается в ноябрьских письмах 1845 г. Не случаен и второй вариант этого произведения, в котором его, сознающего свое поэтическое призвание, даже в юности «не возмущали девы-розы». Аксаковская муза вдохновлялась не мотивом любви: «Мне страшен был моих стихов / Язык и ново вдохновенье» [5, с. 256]. Мир души поэта был настроен «высокою думой». Во второй редакции Аксаков пока еще в поэтической форме продекларирует серьезный характер поэзии своего поколения, лиризм которой определен внутренним вопросом о жизненном назначении, о своей судьбе: «Так указать свою судьбу дерзнет ли воля молодая..?» [5, с. 256]. Недоумение молодости минует с годами: в биографическом очерке «Федор Иванович Тютчев», в историческом пассаже о русской поэзии Аксаков назовет поэтическую деятельность поэтов пушкинской плеяды стихотворством бессознательным, «поэзией, не знающей тенденций» [1, с. 333]. Отсюда проистекает убеждение-совет Языкова о том, что молодость должна петь о любви: «блажен, кто смолоду был молод». Школу «легкой поэзии», которая требует «чистоты выражения» и «истины в чувствах», прошли все поэты его времени, и даже поэты-декабристы начинали свой поэтический путь со стихов о любви.
Образы многих стихотворений Аксакова иногда кажутся литературными, взятыми напрокат из романтической поэзии: «путь холодный», «суровая юность» «утомительные труды», «бедный путник слагает бремя», «усталое око» и т.д. Не случайно авторы вступительной статьи А. Г. Дементьев и Е. С. Калмановский рефлектирующего лирического героя его поэзии именуют «лишним человеком» [9, с. 14], с чем можно согласиться отчасти, прочитав «Голос века» (1844), «Среди удобных и ленивых.» (1845), «Зачем опять теснятся в звуки.» (1845) и другие стихотворения, написанные один за другим в течение 1845 г. По Герцену, «лишний человек» - это личность в условиях обезличенной действительности николаевской России. Аксаков же числил себя в первую очередь русским человеком. Отвечая на вопросы III Отделения собственной его императорского величества канцелярии, он сформулировал свой ответ вполне ясно: «Я принадлежу к этим людям и думаю, что нам, т.е. образованному обществу, следует покаяться, нравственно перевоспитаться и стать русскими людьми» [10, с. 339]. Три глагола «пока-
яться», «перевоспитаться», «стать» и определяют внутренний душевный строй его стихотворений: не поклонение своему «я», не поклонение человеческому «я» вообще, а стремление сделаться русским. Думается, здесь нужно искать истоки душевно-сердечного состояния, которые и обусловили акса-ковский лиризм или расположение неспокойное и тревожное. В статье-письме «О лиризме наших поэтов» (Письмо В. А. Ж. му) Гоголь поясняет, что «высшее состояние лиризма» «чуждо движений страстных», оно «есть твердый взлет в свете разума, верховное торжество духовной трезвости» [11, с. 175]. Именно таким, «библейским» лиризмом проникнуто стихотворение Аксакова «26 сентября» (1845). Произведение можно отнести к таковым, что именуют стихами «на случай»: действительно, календарное число 26 сентября - это день рождения и именины (день преставления Иоанна Богослова) автора, Ивана Аксакова. Однако эпиграф «Всяк человек ложь. Псалом 14» задает стихотворению тональность не сиюминутную. Прежде чем говорить о содержании названного произведения, следует все-таки сделать некоторые уточнения. Слова псалма «Всяк человек ложь» - цитата из 115 псалма: «Я веровал и потому говорил: я очень сокрушен. Я же сказал в исступлении моем: всякий человек лжив» (Пс. 115). Не случайно, поясняя содержание своего произведения брату Константину, поэт писал, что это - «род длинной нравственной оды, точно ода “Бог” [2, с. 207]. Дополним поэта: необходимо вспомнить еще одну державинскую оду «Фелица», в которой поэт, переключая регистр повествования с забавного слога на серьезный лад, процитировал часть стиха из 115-го псалма: «Но всякий человек есть ложь». Содержание данного псалма содержит просьбу к Господу на исцеление от ужасной страсти лжи, и в то же время в нем звучит прославление Божие за всякие благости в отношении отдельной личности. 14-й же псалом описывает жизнь праведника, здесь утверждается закон, произведение нацелено против воров и разбойников и призывает их покаяться. Поэтому Аксаков, думается, не совершил ошибки в эпиграфе к стихотворению «26 сентября», но делает попытку сблизить, а точнее, сконцентрировать в малом по объему тексте эпиграфа напряжение духа жизни человека, содержащегося в двух псалмах, которое соответствует его положению человека общественного и внутреннего.
Антиномический строй ранних стихотворений Аксакова обусловливает лирический сюжет «нравственной оды» «26 сентября». Первая строфа представляет своеобразное вступление, где обозначены противоречия человеческого существования. Я и море житейское или вихрь «обычной жизни» - две онтологические субстанции находятся в сложных отношениях. «Чад жизненной тревоги», мелкие, суетные заботы оказываются силой, в противодействии с которой человек изнемогает, «бремя» жизни мешает двигаться вперед. Где светлый горизонт? Что утрачено прежде, что сулит открывающаяся «даль»? Лирический герой находится на распутье, не решаясь сделать выбор направления. Однако не меньшую тревогу и заботу вызывают и внутренние нестроения: «движения тайные души». Все стремления героя, его ум и сердце нацелены на уразумение источника «презираемых страстей», «сознаваемого недуга», «тщеславных искушений», «лжи и их преодоления». Это - содержание 3, 4, 5-й строф. Что же поможет преодолеть лирическому герою душевные и сердечные невзгоды: добрая природа естественного человека, чистые сердце, вера, молитва? Но все эти основы человеческого бытия «ревизируют-
ся» умом, рассудком. И результат такой изнуряющей работы неутешителен: побуждения молодости поглощены чадом «тщеславных искушений, в душе «мало правды», а она в человеческой природе - от небес, однако «в сердце мало теплоты», «веры нет в молитве». Ритмическая организация второго катрена четвертой строфы задается анафорическим союзом «так». Четыре повторяющихся коротких слова создают мелодику следующих друг за другом ударов-приговоров. Эти слова не утратят своего смысла и в последующих строфах. Завершающим звеном в цепи обличительных строк станет горькое утверждение о том, что «между словом и делом / Так наш неискренне союз!» [5, с. 57].
Монолог лирического героя прерывается на мгновенье голосом доброхота, улещивающего лирического героя тем, что мы «добры, но слабы», поэтому не нужно искать «суровой цели». Голос этот кажется чужим, прозвучавшим извне, но поэт его ощущает как порок собственной души. Он (поэт или лирический герой) понимает, что его поколение лишено искренности мироощущения отцов, поэтому и рождается безысходный возглас, завершающий оду: «Движений нет во мне свободных, / Нет первобытных, свежих сил!..» [5, с. 56-58]. Итог печален - поэт словно заставляет себя умолкнуть, ибо продолжение монолога лишь множит душевную муку, стихотворение оборвано, поставлено многоточие, которое примечательно тем, что тема не закрыта, что ум и сердце постоянно заняты работой: сердце ищет новых ощущений и волнений, ум, помыслы устремлены «к трудам благим», к решению задач».
И все-таки пафос этой вещи Аксакова обусловлен утвердительно-проповедническим настроем псалмического персонажа, который «говорит истину от сердца своего» (Пс. 14). Он (персонаж) в духовном произведении - праведник, его-то и видит перед собой как пример для подражания Аксаков-поэт и человек. Более того, максимальная убежденность библейского героя соответствует максимализму обличения себя и своего поколения, прозвучавшему в стихотворении. Не о рефлектирующем «лишнем человеке» следует вести речь, читая стихотворение Аксакова «26 сентября», а о русском человеке, русском дворянине Аксакове как историческом событии времени. Этот максимализм мироощущения определяет основной стилевой поэтический принцип произведения - принцип антитезы. В стихотворении четко контрастируют: правда/ложь, ум/душа/сердце, слово/дело. Эти пары вполне стилистически рифмуются с афористически организованными поэтическими строками, звучащими как приговор.
Своеобразным продолжением нравственной оды «26 сентября» можно считать три стихотворения Аксакова: «Не дай душе твоей забыть...» (1848), «Усталых сил я долго не жалел...» (1850), «Добро б мечты, добро бы страсти... » (1853), которые вместе с произведениями А. С. Хомякова, М. А. Ста-ховича и В. А. Жуковского и русскими народными песнями, собранными П. В. Киреевским, составили содержание отдела «Изящная словесность» первой книги журнала «Русская беседа» за 1856 г. Мотивно-образный строй этих поэтических вещей Аксакова отличается устойчивостью и постоянством: цель жизни, состояние души, подвиг душевный, «подвиг испытаний», юности порывы, мечты. Но появляются и другие: труд, труженик, годы нелегкие, «подвиги живые», «невзрачный путь», «тяжелый гнет упорного терпенья». Эти темы следует назвать собственно аксаковскими. В стихотворении «Уста-
лых сил я долго не жалел.» поэт говорит о себе, Аксакове, называя вполне правомерно героя произведения «тружеником», работающим с усердием упорным, о чем Аксаков сообщал в письмах к родным, где указывается постоянно на многочасовой рабочий день, противодействия местной администрации. Стихотворение примечательно еще и историческим содержанием, несмотря на его лирическую природу. Аксаков подчеркивает, что он - поэт и человек иной эпохи, не романтической. Ему кажутся детско-наивными душевные страдания поэтов-элегиков: «В былые дни поэтов чаровал / Блаженства сон, эдем неясной дали. / Почуяв ложь, безумец тосковал, / И были нам смешны его печали!» [5, с. 96]. Смех здесь можно понять как метафору роста, этап роста, поэтому смысловым стержнем вступления (первые четыре строфы) исторического размышления, элегии является антитеза: прошлое/настоящее, творчество поэтов-романтиков/творчество поэтов нового поколения, художественная мысль которых трезвеет, или, по Аксакову, преисполнена «чуждых искусству тенденций» [1, с. 325]. В среднике же этой пьесы представлен портрет человека-труженика. Жизненный и творческий путь сегодняшнего времени, по убеждению Аксакова, определяется не мечтами, а трудами благими. Он не сулит признаний толпы, ни венков славы, это - работа в тиши, которая достигается смирением и «упорным терпением».
В письмах к родным Аксаков неоднократно употребляет слово «школа», семантика которого открывается вполне в сочетании со словом «жизнь» - школа жизни. Его стихотворения в немалой степени есть выражение внутренних борений, в результате которых и рождалось феноменальное явление русской истории - Иван Аксаков. Он, может быть, как никто другой понимал, что «тяжкими испытаниями ведет Бог Россию к самосознанию, к уразумению источника бед и зол, ее терзающих» [2, с. 419]. В стихотворениях Аксакова устойчивыми мотивами станут «судьба» и «путь», которые и проясняют во многом процесс самосознания. Удивительно то, как молодой поэт остро почувствовал веяния времени; в этом он совпал с духовно-творческими устремлениями Гоголя, выраженными в книге «Выбранные места из переписки с друзьями (статьи о русской поэзии)». В. В. Кожинов, размышляя о природном и духовном феномене явления по имени поэт, убеждает читателя в том, что «рождение поэта зависит от характера исторической эпохи» [12, с. 11]. Последнее замечание нацеливает на уяснение характерных черт литературного поколения, литературной школы, к которым принадлежит поэт Иван Аксаков.
Список литературы
1. Аксаков, И. С. Федор Иванович Тютчев. Биографический очерк / И. С. Аксаков, К. С. Аксаков // Литературная критика. - М. : Современник, 1981. - 383 с.
2. Аксаков, И. С. Письма к родным 1844-1849 / И. С. Аксаков. - М. : Наука, 1988. - 704 с. - (Литературные памятники).
3. Гоголь, Н. В. Переписка : в 2 т. / Н. В. Гоголь. - М. : Художественная литература, 1988. - Т. 2. - 765 с.
4. Языков, Н. М. Стихотворения / Н. М. Языков. - М. : Советская Россия, 1978. -288 с. - (Поэтическая Россия).
5. Аксаков, И. С. Стихотворения и поэмы / И. С. Аксаков. - Л. : Советский писатель, 1960. - 298 с. - (Б-ка поэта. Большая серия).
6. Белинский, В. Г. Вступление / В. Г. Белинский // Физиология Петербурга. -М. : Наука, 1991. - 283 с. - (Литературные памятники).
7. Пушкин, А. С. Поэмы и сказки / А. С. Пушкин // Полное собрание соч. : в 10 т. -М. : ГИХЛ, 1960. - Т. 3.
8. Вольга и Микула // Былины. - М. : Советский писатель, 1986. - 552 с. - (Б-ка поэта. Большая серия).
9. Дементьев, А. Г. Поэзия Ивана Аксакова / А. Г. Дементьев, Е. С. Каманов-ский // Стихотворения и поэмы. - Л. : Советский писатель, 1960. - 298 с. - (Б-ка поэта. Большая серия).
10. Сухомлинов, М. И. И. С. Аксаков в сороковых годах / М. И. Сухомлинов // Исторический вестник. - 1888. - № 2.
11. Гоголь, Н. В. Духовная проза / Н. В. Гоголь. - М. : Русская книга, 1992. - 560 с.
12. Кожинов, В. В. Стихи и поэзия / В. В. Кожинов. - М. : Советская Россия, 1980. - 304 с.
References
1. Aksakov I. S., Aksakov K. S. Literaturnaya kritika [Literacy critics]. Moscow: Sovre-mennik, 1981, 383 p.
2. Aksakov I. S. Pis’ma k rodnym 1844-1849 [Letters to relatives 1844-1849]. Moscow: Nauka, 1988, 704 p. Literary monument.
3. Gogol' N. V. Perepiska: v 2 t. [Correspondence: in 2 volumes]. Moscow: Khudozhest-vennaya literatura, 1988, vol. 2, 765 p.
4. Yazykov N. M. Stikhotvoreniya [Poems]. Moscow: Sovetskaya Rossiya, 1978, 288 p. Poetic Russia.
5. Aksakov I. S. Stikhotvoreniya i poemy [Poems]. Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1960, 298 p. Poetic library. Large series.
6. Belinskiy V. G. Fiziologiya Peterburga [Physiology of Peterburg]. Moscow: Nauka, 1991, 283 p. Literary monument.
7. Pushkin A. S. Polnoe sobranie soch.: v 10 t. [Complete collection of works: in 10 volumes]. Moscow: GIKhL, 1960, vol. 3.
8. Byliny [Bylinas]. Moscow: Sovetskiy pisatel', 1986, 552 p. Poetic library. Large series.
9. Dement'ev A. G., Kamanovskiy E. S. Stikhotvoreniya i poemy [Poems]. Leningrad: Sovetskiy pisatel', 1960, 298 p. Poetic library. Large series.
10. Sukhomlinov M. I. Istoricheskiy vestnik [Historical bulletin]. 1888, no. 2.
11. Gogol' N. V. Dukhovnayaproza [Spiritual prose]. Moscow: Russkaya kniga, 1992, 560 p.
12. Kozhinov V. V. Stikhi i poeziya [Poems and poetry]. Moscow: Sovetskaya Rossiya, 1980, 304 p.
Тамаев Павел Михайлович доктор филологических наук, профессор, кафедра русской словесности и культурологии, Ивановский государственный университет (Россия, г. Иваново, ул. Ермака, 39)
E-mail: ptamaiev@mail.ru
Tamaev Pavel Mikhaylovich
Doctor of philological sciences, professor,
sub-department of Russian philology
and culturology, Ivanovo State
University
(39 Ermaka street, Ivanovo, Russia)
УДК 82:09 Тамаев, П. М.
«Другие дела наступают для поэзии». Поэтическое слово И. С. Аксакова / П. М. Тамаев // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2014. - № 1 (29). - С. 134-142.
