CC BY
37
ктуальные вопросы литературоведения
YAK 821.161.1 ББК 83.3(2=Рус)5-8
К.А. ОЖЕРЕЛЬЕВ
K.A. OZHERELYEV
ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПОЭЗИИ И.С. АКСАКОВА
GENRE ORIGINALITY OF I.S. AKSAKOV'S POETRY
В данной статье рассматриваются жанровые особенности лирического наследия И.С. Аксакова. В работе рассмотрен культурный диалог поэта с русской литературной традицией XIX в., показано новаторство славянофила в области поэтики жанров. Статья раскрывает специфику художественного метода автора.
This article considers the genre features of I.S. Aksakov's lyrical heritage. The poet's cultural dialogue with Russian literary tradition of the XIXth century is analysed, Slavophile's innovation in the field of poetic genres is shown. The article reveals the specificity of the author's literary method.
Ключевые слова: поэтика, славянофильство, жанр, литературная традиция, лирический очерк, художественный метод, элегия, русская поэзия XIX в.
Key words: poetics, slavophilism, genre, literary tradition, lyrical essay, literary method, elegy, XIXth century Russian poetry.
Поэтическое творчество И.С. Аксакова (1823-1886) незначительно в количественном отношении, однако оно занимает важное место в русской культуре вместе с его эстетическими, публицистическими работами. Основополагающими для художественного стиля Аксакова-поэта являются размывание границ стихотворного канона предшествующей поэтической эпохи, диффузный характер жанровых образований, сближение лирического рода с эпическим. Строгая поэтическая система жанров у И.С. Аксакова отсутствует, однако в его творчестве отражён жанровый репертуар эпохи. Художественное наследие И.С. Аксакова изучали такие исследователи, как С.А. Венгеров, Н.Л. Бродский, А.Г. Дементьев, Е.С. Калмановский, В.А. Коше-лев, М.П. Лобанов, Г.В. Косяков. Е.С. Калмановский, в свою очередь, указывал: «Для стихов Аксакова характерно преобладание интонации декламационно-ораторской, проповеднической» [6, с. 60]. Изучение лирического творчества И.С. Аксакова является актуальным для современного литературоведения, так как оно раскрывает ключевые художественные особенности славянофильской поэзии, её место в литературном процессе XIX в.
В философских элегиях, широко представленных в поэзии И.С. Аксакова («Не в блеске пышного мечтанья...», 1845; «Зачем опять теснятся в звуки...», 1845), отражены тревоги и переживания лирического субъекта по поводу утраты гармонии мировосприятия в современной ему действительности, засилья «условий ложных» и наступления нового времени «невежд», несоединимости искусства и общественного служения. Художественный мир элегий славянофила отличают глубокая внутренняя противоречивость, ди-алектичность процесса рефлексии, акцентирование идеи главенства общественного над личным, подлинно соборное обоснование художественного творчества. Е.С. Калмановский подчёркивает: «Сомнение или отчаяние, высказанные в его стихах, обычно касаются не личной судьбы и личного сча-
стья, не духовной свободы самого автора и его друзей, а смысла и пользы того, что должно быть общим делом ради общего блага» [6, с. 61]. Темы непрочности и порочности современных общественных устоев, разочарованности в бессилии своего поколения, нравственного укора, предъявленного прошлому, сближают думы, лирические монологи и памфлеты И.С. Аксакова с лирикой М.Ю. Лермонтова и Н.А. Некрасова.
В творчестве И.С. Аксакова представлены лирические тексты, тяготеющие по форме к салонной, «альбомной» поэзии («В альбом В.А. Х - ой», 1846; «В альбом невесте брата», 1847). Данная жанровая традиция претерпевает существенные изменения, так как лирический контекст произведений данной группы оформляется при помощи литературной игры, гротеска, сатиры и пародирования. На содержательном уровне данные приёмы применяются также поэтом в сатирических и дружеских посланиях («А.О. Смирновой <I>», «А.О. Смирновой <II>», 1846; «Гр. В.А. Соллогубу», 1848) и шуточных экспромтах, миниатюрах («Астраханский beau monde», 1844; «К портрету», 1846; «Блаженны те...», 1846). Публицистичность, полемичность и политическая окрашенность многих стихотворений Аксакова не вытесняют религиозной и философской основ его поэзии («А.П. Елагиной», 1848). Славянофил наполняет оригинальным художественным содержанием в своём лирическом творчестве библейские аллюзии, цитаты из Евангелия, молитвенный дискурс. Поэтический синтаксис многих текстов И.С. Аксакова изобилует анафорами, инверсиями, переносами, вводными конструкциями, свидетельствующими о напряжённой внутренней работе ума и сердца лирического субъекта, поиске веры, истины.
В ранней элегии И.С. Аксакова «В тихой комнате моей.» (1845) ещё сохранены приметы романтического метода. Автор создаёт образ милого замкнутого домашнего мира («тихая комната»), который на локальном уровне предстаёт как микрокосмос, вмещающий в себя неизмеримое многообразие земных впечатлений, снов, памятных видений. Локус «тихой комнаты» представлен как строго очерченное, ценностное пространство, символически соотнесённое с монашеской кельей:
Об чужое в ней моё
Не граничит бытие. [2, с. 66].
Примечательно использование И.С. Аксаковым наречий «привольно» и «просторно» по отношению к внутреннему ощущению лирическим субъектом замкнутого пространства комнаты. Родные пенаты, таким образом, лишь создают иллюзию внешней закрытости, а духовная атмосфера дома изображается лирическим субъектом как «без границ освобожденье». Поэтические лексемы «тихая», «покорно», «мир» оттеняют имманентную религиозность элегии, формируя смысловую концептосферу христианского покоя.
В русской литературе интенции к обретению «покоя» в самых различных семантических и онтологических модификациях занимали одно из ключевых мест при создании художественной картины мира во все периоды развития отечественной словесности. В.А. Котельников, анализируя категорию «покоя» в художественных и религиозно-философских контекстах, отмечает среди множества толкований данного понятия следующее: «Вместе с тем покой - реальная область и состояние, где мир соприкасается и сливается с Богом» [8, с. 4]. Однако текст элегии Аксакова, изданный в дореволюционное время и сохраняющий старую русскую орфографию, фиксирует имя существительное «мир» как «мiръ» [1, с. 49]. Согласно толкованию в словаре В.И. Даля, «мiръ» - это «вселенная; вещество в пространстве и сила во времени.» [5, с. 862]. Это позволяет интерпретировать мирное пристанище поэта как малую модель универсума, экспликацию конкретного пространства в метафизический «мiръ» (Землю, Свет, Вселенную, Мироздание).
Новаторским в творческом наследии И.С. Аксакова явилось возникновение такого жанра, как «лирический очерк» («Очерк», 1845), отмеченного детализацией описаний, тяготением к документальности, и в то же время на-
личием отклика лирического субъекта на факты окружающей действительности. Жанр лирического очерка был введён И.С. Аксаковым в поэтическую систему по явной аналогии с распространением очерковой прозаической литературы в первой половине XIX в. («Поездка в Ревель» А.А. Бестужева, 1821; «Путешествие в Арзрум» А.С. Пушкина, 1835). Это авторское нововведение отражало уже упомянутый процесс сближения литературных жанров и родов, прозаической и стихотворной речи.
В «Очерке» (1845) И.С. Аксакова первые 24 стиха, оформленные как большая самодостаточная строфа, создают внешний городской пейзаж. Автор использует яркие колористические образы угасающего холодного октябрьского дня: «от солнца пыльные лучи», «свет розовый», «румяная гряда» облаков, «заря багровая», «ярко-золотой, невыносимый» и «шарообразно-огневой» блеск солнца. Наступление сумерек предвещает пору ночных раздумий, тревоги и волнений. В тексте возникает традиционный элегический хронотоп:
Стемнело. Сумерки, раздумья грустный час, Надежд несбыточных и горьких сожалений!.. [2, с. 61].
С 25-го стиха меняется пространственный план очерка - из внешнего городского мира действие переносится во внутренний локус дома, где находится героиня стихотворения. Образ молодой тоскующей женщины вводит в текст элегические мотивы светлой грусти, одиночества. Детализация соседствует с психологической точностью портретных зарисовок, позволяющих уловить тонкие черты внутреннего состояния героини:
И устремлённый взор её полусокрыт Ресницей длинною и томной [2, с. 61].
От описания комнаты и портрета женщины автор переходит к изображению ложной городской жизни. Аксаков использует оценочные определения и характеристики бездуховности, воплощённой в самом образе существования большого города, ценностным противовесом которому выступает богатый воспоминаниями душевный мир незнакомки. «Жизни городской» сопутствуют «суета тщеславная», «мелочи пустые», «весёлости обычные», «искусственно-простые условия». Спасение героиня находит в мире мечты. Однако её мечтания не носят иллюзорного характера - основу платонических грёз составляют реальные переживания, хранящиеся в памяти о своём детстве, родной усадьбе.
В хронотопе очерка возникает лирическая ретроспекция, которая сближает художественный метод И.С. Аксакова и К.С. Аксакова. К.С. Аксаков достаточно активно развивал элегическую традицию воспоминаний. Общий биографический источник личных детских воспоминаний у братьев Аксаковых способствует выработке специфической концептосферы отчего дома как земного рая. Почти текстуально совпадают у Аксаковых многие приметы пейзажного оформления образа родового имения: «роскошь зелени», «золото полей». Мотивные комплексы сновидений, родных голосов, песен также позволяют говорить о единстве стилистического облика поэтов-славянофилов при выборе художественных средств изображения:
И.С. Аксаков: К.С. Аксаков:
И слышится напев унылый и простой Меня зовёт какой-то тайный голос, -И чей-то тихий, тихий голос!.. [2, с. 61]. Я не могу противиться ему [10, с. 333].
Образный ряд народной песни, воскрешённый в воспоминании, выступает антитезой механическому звуку дверного звонка, прерывающему мечтания героини об отчем доме. И.С. Аксаковым снова используется философско-эстетический концепт покоя при изображении ночной природы усадьбы, погруженной в тишину:
И неподвижность вод при тишине ночной: Деревья спят; не дрогнет колос [2, с. 61].
Покой усадебного сна в контексте лирического очерка служит проявлением гармонии, благодатной тишины божественного откровения. В «Очерке» проведена аксиологическая оппозиция «искусственного» города и органичного одухотворённого села, «естественного» в силу своей близости к природе и её Творцу. Данный аспект также сближает лирическое творчество братьев Аксаковых.
Лирика Аксакова часто обращается к проблеме синтеза музыки и поэтического искусства, что также отражается в жанровых дефинициях произведений («Романс», 1844; «Andante», 1846; «Capriccio», 1846) и в авторских ремарках к «мистериям» и поэмам («Жизнь чиновника», 1843). Стоит отметить, что в предшествующую романтическую эпоху музыкальный вид искусства выделялся многими западноевропейскими и русскими романтиками как «сверхчеловеческий язык», чудесная нематериальная субстанция, «язык ангелов», тайный поступательный ритм Вселенной и духовной жизни. По определению В.Г. Вакенродера, музыка - «единственное искусство, которое сводит все разнообразные и противоречивые движения нашей души к одним и тем же прекрасным мелодиям, которое говорит о радости и горе, об отчаянии и благоговении одинаково гармоническими звуками» [4, с. 84]. Н.Я. Бер-ковский в связи с этим обожествлением музыки у немецких романтиков отмечал: «...музыка выражает бытие самого бытия, жизнь самой жизни, чуть ли не совпадает с ними» [3, с. 32].
В поэзии Аксакова мы видим эстетическую рецепцию данной романтической концепции. Поэт-славянофил активно использует музыкальную терминологию в заглавиях своих поэтических произведений с целью передачи некоего творческого анамнезиса лирического искусства, возникшего из песенного контекста (слова «лирика» и «лирический» образованы от греч. «AupiKoq», что значит: «исполняемый под звуки лиры», «лирный»). Г.Н. Поспелов в связи с этим отмечает: «Это слово произошло от древнегреческого названия одного из струнных щипковых музыкальных инструментов - лиры.» [9, с. 3]. И.С. Аксаков фактически создаёт новые стихотворные жанровые формы по аналогии с музыкальными: andante, capriccio.
Например, в лирическом тексте И.С. Аксакова «Andante» (1846) связь между музыкой и поэзией прослежена, в первую очередь, на ритмико-интонационном уровне. Сама ритмическая форма музыкального andante (умеренный медленный темп), в частности на примере сонатно-симфонического цикла, предстаёт, по мнению О.В. Соколова, как его «лирический центр» [11, с. 193]. Исследователь пишет о важной структурообразующей функции сонатного andante (на различных примерах из истории музыки), отмечая его обобщающий характер.
«Andante» И.С. Аксакова, написанное четырёхстопным ямбом, отличает афористичность поэтического слога. В произведении акцентируется проблема необратимости времени. Стихи приобретают характер тезисов:
Чем дальше в жизнь, тем строже опыт, Тем он суровей учит нас [2, с. 68].
На мотивно-образном уровне примечательны противопоставления «огня кичливого» юности, пылких стремлений и гордости «тихому жару» любви возмужавшего поэта ко всему мирозданию. Лирический субъект равно приемлет земной и небесный миры в их закономерном и гармоничном соотношении. Образ невиданных звуков, возникающих при соприкосновении души поэта с единым ритмом Вселенной в момент творческой рефлексии, корреспондирует с Книгой Пророка Исайи, с образом сионского пения как квинтэссенции радости, человеческого единства, избавления Господня: «И возвратятся избавленные Господом и придут на Сион с пением, и радость вечная над головою их» (Ис. 51: 11). Образность данного лирического текста созвучна также мотивному комплексу эоловой арфы, широко представленному в русской романтической поэзии. Как замечает Г.В. Косяков: «Мотивный
комплекс эоловой арфы раскрывает тему соприкосновения земного и горнего миров» [7, с. 76].
В то же время в поэтическом наследии И.С. Аксакова присутствуют стихотворения, которые можно условно обозначить как своеобразный гимн земной жизни. Данные тексты проникнуты осознанием сиюминутности мечты, преходящего характера внутреннего мятежа души, скоротечности бытия. Вместе с тем они сохраняют полнокровное приятие окружающего мира, с его радостями и невзгодами, восхищение внешними проявлениями времён года, природой. Небольшое пейзажное стихотворение «Санный бег, вечером, в городе» (1846), написанное разностопным ямбом (чередующиеся четырёх- и двухстопные строки), на ритмико-мелодическом уровне имитирует бег лошадей по зимней дороге, а богатая звукопись текста с прерывистым синтаксисом создаёт иллюзию перестука копыт:
Бежит стрелой неудержимо Озябший конь; Дома, столбы несутся мимо, Блеснёт огонь [2, с. 80].
Чёткие пейзажные зарисовки, выразительные детали («хрустливый морозный снег»), быстрая сменяемость внешнего визуального ряда («лица мелькнут порой», «недослышанные речи») создают чувство лёгкости и торжества, упоения жизнью. «Мир мечты свободной» выступает в стихотворении ценностной антитезой «труду пустому», «тоске холодной», «заботам дня». Лирическому субъекту дорого мгновенное переживание единства бытия и мечты, краткого мига восторга:
На сладкий миг, хотя и малый, Забудусь я! [2, с. 81].
Схожий взгляд на земное бытие отражён в миниатюре «Странным чувством объята душа.» (между январём и апрелем 1847).
Таким образом, поэтическое творчество славянофила примечательно новаторскими находками в области литературных жанров, их сближением с публицистикой, другими видами искусства (очерки, саргюсю). Поэт по-новому открыл в стихотворной культуре XIX в. возможности варьирования ритма и метра, строфической организации текста, использования разностопных размеров. Художественный стиль лирики И.С. Аксакова диалогичен и близок стилю некрасовской школы в русской литературе и представляет собой важный этап формирования отечественной поэзии.
Литература
1. Аксаков, И.С. Приложение. Стихотворения Ивана Сергеевич Аксакова за 1843-1848 годы [Текст] / И.С. Аксаков // Иван Сергеевич Аксаков в его письмах : в 4 т. - М. : Типография М.Г. Волчанинова, 1888. - Ч. 1. - Т. 1. -С. 1-100.
2. Аксаков, И.С. Стихотворения и поэмы [Текст] / И.С. Аксаков. - Л. : Советский писатель, 1960. - 298 с.
3. Берковский, Н.Я. Романтизм в Германии [Текст] / Н.Я. Берковский. - Л. : Художественная литература, 1973. - 567 с.
4. Вакенродер, В.Г. Несколько слов о всеобщности, терпимости и человеколюбии в искусстве [Текст] / В.Г. Вакенродер // Литературные манифесты западноевропейских романтиков. - М. : Изд-во Моск. ун-та, 1980. - С. 71-89.
5. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусскаго языка [Текст] : в 4 т. /
B.И. Даль. - СПб. ; М. : Изд-во т-ва М.О. Вольф, 1905. - Т. 2. - 2030 с.
6. Калмановский, Е.С. Противоречия творческого сознания. Поэзия Ивана Аксакова [Текст] / Е.С. Калмановский // Русская литература. - 1994. - № 1. -
C. 58-71.
7. Косяков, Г.В. Мирообразы русской романтической поэзии [Текст] : монография / Г.В. Косяков. - Омск : Наука, 2011. - 212 с.
8. Котельников, В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах [Текст] / В.А. Котельников // Русская литература. - 1994. -№ 1. - С. 3-41.
9. Поспелов, Г.Н. Лирика среди литературных родов [Текст] / Г.Н. Поспелов. -Изд-во Моск. ун-та, 1976. - 208 с.
10. Поэты кружка Н.В. Станкевича [Текст] / гл. ред. В.Н. Орлов. - М. ; Л. : Советский писатель, 1964. - 616 с.
11. Соколов, О.В. Морфологическая система музыки и её художественные жанры [Текст] : монография / О.В. Соколов. - Нижний Новгород : Изд-во Нижегородского ун-та, 1994. - 220 с.
