CC BY
202
10. Shanskij N.M. Frazeologiya sovremennogo russkogo yazy-ka. M.: Vysshaya shkola, 1963. S.33.
11. Smirnickij A.I. Leksikologiya anglijskogo yazyka. M., 1956. S.57.
12. Makaev E'.A. Ponyatie davleniya sistemy i ierarxiya yazykovyx edinic // Voprosy yazykoznaniya. 1962. №6. S.47-55; 49.
13. Arutyunova N.D. O znachimyx edinicax yazyka // Issledo-vaniya po obshhej teorii grammatiki. M., 1968. S.76.
14. Alefirenko N.F. Frazeologiya v sisteme sovremennogo russkogo yazyka. Volgograd: Peremena, 1993. S.41.
15. Mokienko V.M. Slavyanskaya frazeologiya. Izd-e 2-e ispr. i dop. M., Vysshaya shkola, 1989. S.31.
16. Frazeologicheskij slovar' russkogo yazyka / Sost. L.A.Vojnova, V.P.Zhukov, A.I.Molotkov, A.I.Fedorov / Pod red. A.I.Molotkova. 3-e izd. M.: Russkij yazyk, 1978. S.77.
17. Zhukov A.V., Zhukova M.E. Sovremennyj frazeologicheskij slovar' russkogo yazyka. M.: AST, Astrel', 2009. S.148.
18. Zhukov A.V., Zhukov K.A. Semantika neopredelyonnosti (O slovax i frazeologizmax s razmytym i shirokim znacheniem) // Vestnik NovGU. Ser.: Gumanit. nauki. 2003. №25. S.106-111.
19. Zhukov A.V. Aspekty semanticheskogo var'irovaniya yazykovyx edinic // Literaturnaya i dialektnaya frazeologiya: istoriya i razvitie. Pyatye Zhukovskie chteniya. K 90-letiyu so dnya rozhdeniya V.P.Zhukova. T.1. Mat. Mezhdunar. nauch. simpoziuma 4-6 maya 2011 g. V.Novgorod, 2011. S.8.
20. Frazeologicheskij slovar' russkogo yazyka. S.181.
21. Zhukov A.V., Zhukova M.E. Ukaz. soch. S.142.
22. Amosova N.N. Osnovy anglijskoj frazeologii. L.: Izd-vo LGU, 1963. S.114.
23. Nikitin M.V. Polisemiya na predele (shirokoznachnost') // Yazyk. Chelovek. Obshhestvo. Mezhdunar. sb. nauch. tr. (k 60-letiyu professora V.T.Malygina). SPb.-Vladimir: RGPU im. A.I.Gercena, VGPU, 2005. S.102-113.
24. Frazeologicheskij slovar' russkogo yazyka. S.180.
УДК 811.112.2373
ДРЕВНЕГЕРМАНСКИЕ КОНЦЕПТЫ «ОГОНЬ» И «ВОДА», ИХ ВЗАИМОСВЯЗЬ И ОТРАЖЕНИЕ В ЯЗЫКЕ И КУЛЬТУРЕ
А.К.Устюжанина
Национальный исследовательский Томский Политехнический Университет, pasechnica@gmail.com
Статья посвящена лексико-грамматическому анализу двух взаимосвязанных ключевых древнегерманских концептов: «огонь» и «вода». Огонь и вода во многих случаях обозначались с помощью одного и того же слова. Обозначавшие их существительные относились к одному типу склонения и были маркированы особыми основообразующими формантами — показателями одушевленности.
Ключевые слова: концепт, картина мира, древнегерманские языки, основообразующие форманты, образное мышление, «огонь», «вода»
The article contains the lexical and grammatical analysis of two interrelated old germanic key concepts: «fire» and «water». In many cases fire and water were designated by the same word. The nouns designating these concepts had the same type of declension and were marked by special stem-formants — the indicators of animacy.
Keywords: concept, worldview, Old Germanic languages, stem-formants, visual thinking, «fire», «water»
Целью представленного в статье исследования является изучение взаимосвязи древнегерманских концептов «огонь» и «вода», отраженных в древне-германских языках, на материале древнеанглийского и древнеисландского языков.
При исследовании картины мира, вербализованной в древнем языке, необходимо принимать в расчет преобладание образно-ассоциативных связей в мышлении носителей древних языков и культур. Образное мышление строит связи между предметами не так, как понятийное. Оно может основывать свои выводы не на объективных характеристиках объекта, а на ассоциациях, которые предмет вызывает. У древних людей в силу необходимости для выживания было развито именно образное мышление. Оно является более древним образованием психики по сравнению с вербальным мышлением (более поздним наслоением, связанным с появлением у людей словесного языка).
Задолго до возникновения словесного языка у человека из всех типов мышления преобладающим было практическое [1]. Оно активизировалось в конкретной ситуации, и действие совершалось сразу по-
сле появления мысли о нем, без рассуждений и внутренней речи [1]. Используя практическое мышление, древний человек принимал решения и действовал в конкретной обстановке, видя перед собой непосредственно наблюдаемые предметы и явления. С дальнейшим развитием мышления и особенно — памяти воспринятые явления запечатлевались в сознании человека как образы.
Каждый из образов — элементов древней картины мира — был связан с множеством других образов, по аналогии с тем, как любое явление реальности всегда сопровождается какими-либо другими явлениями. Память древнего человека цепко ухватывала каждую «картинку» ситуации и сохраняла связь образов друг с другом. Впоследствии связи образов отразились в структуре соответствующих концептов и в этимологических связях обозначавших их слов. Поэтому применительно к древней картине мира имеет смысл рассматривать не составляющие её понятия, а концепты.
Концепты, в отличие от понятий, формируются посредством скорее образного, чем понятийного
мышлению человека. Понятие может иметь «безобразное представление» [2]. Концепт отличается от понятия тем, что «в структуре понятия центральными являются предметно-логические отношения, в то время как в структуре концепта — об-разно-ассо-циативные» [3].
Благодаря преобладанию образно-ассоциативного восприятия мира у представителей древних языков и культур, те объекты, которые современным человеком мыслятся как не связанные между собой или даже противоположные, древними людьми понимались как нечто близко связанное, или даже как «одно и то же». Именно поэтому в древних языках такие объекты, относящиеся к одному смысловому ряду, часто обозначались с помощью одного слова или одного корня.
Связь образов по ассоциации в «смысловые ряды» присутствует в языке некоторых современных нам народов, живущих первобытнообщинным (или родоплеменным) строем. Изучение языков таких народов позволяет нам предположить возможные пути формирования образной картины мира человека вообще. Дж. Лакофф писал о языке австралийских аборигенов дьирбал, где в одной языковой категории оказались женщины, солнце, огонь, опасные предметы, жгучие растения (крапива), «огненный червь» (видимо, некая жгучая гусеница) и сверчки [4]. Связь образов могла строиться на основе как реального сходства вещей, так и их воображаемой, мифологической связи.
Рассматривая древнегерманские языки на предмет отражения в них особенностей древних типов мышления, мы обнаруживаем в них подобное явление — наименование совершенно разных (с точки зрения современного человека) объектов одним словом или с помощью производных от одного корня. Особый интерес в этой области представляют концепты «огонь» и «вода».
Связь огня и воды, вербализованная в древ-негерманских языках, уходит корнями в индоевропейскую культуру. По согласованному свидетельству различных фактов индоевропейской мифологии реконструируется миф о «рождении огня в воде» и о «божестве вод», которое охраняет озеро, источник, в котором находится «ослепительный огонь». В древнеиндийских мифах бог огня Agni был рожден в воде. Этот «источник», «огонь в воде» в древней картине мира ассоциировался с глазами, огненным взглядом, что подтверждается и лексическими примерами. Хетт. sakuni — «источник», sakuua — «глаза»; ст. польс. окпо — «ключ, родник», oko — «глаз»; рус. «озеро», «озираться», «зрение» [5]. В древнегерманских мифах образ огня как «сверкающего взгляда, живущего в воде» сохранился только частично: под Мировым деревом находится источник Mimir, представляемый в виде глаза бога Одина и связанный с идеей мудрости и знания тайн.
В древнегерманской мифологии более ярко выражены отголоски другого ИЕ мифа о связи огня с водой: огонь и вода — две стихии, послужившие началом возникновения вселенной.
В отличие от других германских стран, в Исландии устная литературная традиция, связанная с языческой культурой, не подверглась искоренению после того, как христианство стало официальной религией [6]. Поэтому древнеисландская литература позволяет нам получить довольно обширное представление о мировоззрении и космогонической концепции древних германцев. Огонь и вода занимали в этой концепции далеко не последнее место.
В древнеисландских мифах о происхождении Вселенной говорится о существовании двух первоначальных стихий, воды и огня, представленных двумя мирами: Нифльхейм и Муспелльсхейм (Niflheimr, Muspellsheimr) [7]. Муспелльсхейм воплощает стихию огня с его неизменными составляющими — жаром и светом [8]. Возможно, Муспелль было также именем огненного великана, олицетворяющего Мус-пелльсхейм [9]. Есть предположение, что слово Muspilli — общегерманское, и обозначало «гибель земли» или «конец мира» (из mü — «мир», «земля» и spilden «рассекать», «уничтожать») [10]. Вероятно, это связано с идеей разделения (разрушения) как средства сотворения: в индоевропейских мифах мир возникает при рассечении первозданного Мирового яйца пополам, а в древнегерманских мифах возникновение Вселенной связано с рассечением великана Имира [11].
При исследовании древнеисландских лексем, обозначающих воду и огонь, обнаруживается, что они часто происходят от одного корня: др.-исл. vagr — «огонь» и «море» одновременно [12]. Аналогичное явление наблюдается и в других древнегерман-ских и индоевропейских языках: гот. fon «огонь», fani «грязь»; др.-прус. раппо «огонь», pannean «болото», греч. риг «огонь», лит. рurvas «лужа, грязь» [13].
Может казаться необычным то, что названия таких противоположных явлений, как вода и огонь, могут быть образованы от одного корня. Но вода и огонь в мифах древних германцев были «объединены» в процессе создания мира из первоначального Хаоса, и это отразилось в единстве их словесного обозначения. Таким образом, в наименовании явлений действительности решающую роль играли не объективные признаки предмета, а место этого предмета в образной, мифологической картине мира.
Связь образов воды и огня можно объяснить и на основе их реальных свойств в повседневной жизни. Огонь и вода имеют много общих характеристик: они подвижны, неустойчивы, не имеют определенной формы, могут активно двигаться (подобно живым существам), бывают опасны и неуправляемы. Эти характеристики были важными для человека, поэтому могли быть основанием для отнесения огня и воды к одной категории. Кроме этого, вода, нагретая огнем, образует кипяток, который вполне мог представляться древним новой, необычной, даже живой субстанцией. Кипяток как единство огня и воды также присутствует в мифе о сотворении мира: на севере, в мире холода и сырости Нифльхейме, находился кипящий котел Хвер-гельмир, ручьи которого потом встретились с вы-
летающими из Муспелльсхейма искрами [14]. Слова древнегерманских и других индоевропейских языков подтверждают эту связь: др.-исл. brunnr «источник», brim «море, прибой», brimi «огонь» и brim «пламя», «море», brenna «гореть» и нем. brennen «гореть», Brandt (пожар) этимологически связаны с скр. bhram — «оживленно двигаться, колебаться» [15], др.-инд. bhurvanih «неуправляемый, дикий» и bhurvan «необузданное движение вод». Все эти слова восходят к ИЕ *bhereu-/bheru-/bhru-«бурлить, вскипать» [16], а обозначаемые ими явления объединены идеей интенсивного движения могущественной, активной стихии, которое сопровождается выделением тепловой энергии (кипением). Образ кипящей воды вполне мог быть связан с идеей приготовления пищи — также жизненно важного явления. Это предположение подкрепляется тем, что именно от этих корней (обозначавших огонь, воду и кипение) в германских языках образовываются названия продуктов и глаголы, обозначающие приготовление еды (др.-сакс. brod, др.-фриз. brat, др.-исл. brauö, англ. bread и нем. Brot «хлеб», нем. braten «жарить», Brei «каша», англ. broth «бульон, отвар») [17]. Таким образом, и кипяток, и вода с огнем, как первоэлементы Вселенной, были одинаково важны и священны для человека, поэтому могли быть в одном ассоциативном ряду и получать однокоренные названия — исходя как из мифологических представлений, так и из практического опыта. В образных описаниях огня и воды в Старшей Эдде единство этих стихий выразилось в том, что и то, и другое «называется бушующим»: kalla vag (Alv. 24, 26).
Аналогичная ситуация наблюдается и в древнеанглийском языке.
Др.-англ. brand/brond (а также bryne и byrne) происходят от ИЕ bhereu- (варианты: bheru-, bhreu-, bhru-) [18]. В древнеанглийском, как и древнеис-ландском языке, существуют происходящие от этого корня слова со значением «море», «источник», «вода»: др.-англ. brunna, burna «источник», burna «бегущая вода, поток» [19], др.-исл. brim «море», «прибой», «вода», «огонь» [20]. Это можно считать остатками общегерманского языкового представления общности огня и воды (как проявлений живой, активной стихии одной природы). В древнеанглийском существует несколько производных от ИЕ bhereu-однокоренных слов, обозначающих само действие огня — «гореть, жечь»: др.-англ. biernan, beornan, «гореть», bœrnan «жечь», двн. brennen «жечь» и brinnan «гореть» [21].
Важно отметить то, что в древнеанглийских текстах встречаются и другие случаи лексического выражения единства образов огня и воды. Например, существовало особое слово ligyp «волна, наплыв пламени»:
ligypum forborn bord wip rond, byrne ne meahte geongum garwigan geoce gefremman (Beow. 445-447) «волной пламени поджег щит, кольчуга не смогла молодому воину помощь оказать».
В другом случае огонь также косвенно уподобляется воде, поскольку имеет волны: lig-egesan
wsg (Beow. 2780) «ужасного пламени волна», а также может быть похож на поток воды: fyrwylmum fah (Beow. 2671) «поток огня враждебный». Огонь сравнивается с водой также в предложении Engel öa burh oferbrsgd blacan lyge, hatan heaöowealme (Andr. 3081) «ангел наслал на город яркое пламя, жаркие враждебные потоки».
Слово wilm (варианты — wslm, wielm, welm, wylm) встречается как отдельно, так и в сложных словах wilm-fyr (wslm-fyr) [22] «яростный, стремительный огонь», wilm-hat «жарко горящий». Нас оно интересует постольку, поскольку в его значении переплетаются компоненты, связанные с огнем и с водой. Первое значение слова wilm — «поток», «вода», «кипящая, волнующаяся жидкость», нечто текучее, стремительное. Второе значение непосредственно связано с огнем: «стремительный огонь», «яростный жар». Это слово применяется по отношению к стихиям, которым свойственна бурная стремительность: к воде, к огню, а иногда и к временам года (к зиме):
Winters wylm (Beow. 516) «стремительный приход зимы»
Gan ofer flödes wylm (Andr. 734) «пройти через стремнину вод»
Oööe fyres feng, oööe flodes wylm (Beow. 1764) «или огня ярость, или воды бушевание (поток)»
...£urh wsteres wylm (Beow. 1693) «через стремнину вод»
Wss ^sre burnan wslm hea^ofyrum hat (Beow. 2546) «был пламени стремительный поток от враждебного огня жарким»
Мотив огненного моря (огненной реки или моста) имеет большую древность и относится не только к общегерманской, но и к индоевропейской мифологии. Но в ней это не средство наказания, а связующее звено между миром живых и миром умерших. Так, например, в древнеиндийской традиции на тот свет умершие переходили по огненному мосту [23].
В нескольких местах подчеркивается, что огонь — стихия необъятная, распростертая вширь, как и море:
.into ^am widgillan mere ^ss bradan fyres (Homl. P., 441: 467-468) «в обширное море необъятного огня»
В некоторых случаях огонь прямо уподобляется воде, так как идет «потоком»:
Engel öa burh oferbrsgd blacan lyge, hatan heaöowealme (Andr. 3081) «ангел наслал на город яркое пламя, жаркие враждебные потоки».
Исследование взаимосвязи древнегерманских концептов «огонь» и «вода», проявившейся на лексическом уровне, необходимо дополнить также грамматическим материалом. Древнегерманские существительные, обозначающие огонь и воду, интересны с точки зрения их грамматического оформления — а именно, они имеют общий тип склонения и тип основы.
В готском языке слова fon «огонь», brunna «источник, ключ», wato «вода» — среднего рода, но имеют основу на -ал- (вариант основы на -n-). Дан-
ный тип основы говорит о том, что в древности эти существительные относились к активному классу и могли быть одушевленными, поскольку обозначали активную, действующую силу [24]. Своими корнями готские n-основы уходят в протоиндоевропейский класс гетероклитических rIn основ (хетт. wetar — р.п. wetenas; гот. fon — др.-англ. fyr). К этому же реликтовому склонению относятся и древнеисланд-ские названия огня (eldr, fyrr, furi, funi) [25]. Типологически сходное явление мы наблюдаем и в русском языке: слово «пламя» относится к существительным с основой на -n (что видно и в склонении этого слова: пламени, пламенем), что также является показателем активности (одушевленности) существительного.
Выводы
Вербализация в древнегерманских языках концептов «огонь» и «вода» является ярким примером отражения в языке образного мышления, свойственного древнему человеку. Оба эти явления в древне-германских языках получили большое количество наименований, а значит, отражены как важнейшие для человека.
Наименование огня и воды одним и тем же словом говорит не только о преобладании образного мышления у древних германцев, но и о взаимопроникновении соответствующих концептов. Это отразилось не только на лексическом, но частично и на грамматическом уровне — слова относились к одному (одушевленному) типу склонения и оформлялись с помощью основы на -n.
С отходом от мифологического восприятия действительности в человеческом обществе как мифологическая, так и реальная, жизненная значимость огня и воды стала не так велика, как в древние времена. В силу этого изменения отношения к огню и воде со временем количество их наименований сократилось. В результате в современных языках достаточным оказывается наличие одного отдельного обозначения для каждого из этих явлений.
СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРAЩEНИЙ
др.-англ. — древнеанглийский
др.-исл. — древнеисландский
ИЕ — индоевропейский
гот. — готский
хетт. — хеттский
рус. — русский
ст.-польс. — старо-польский
Beow. — Beowulf
Ph. — The Phoenix
Cri. — Cynewulfs Crist
Bosworth — Bosworth J., Toller M.A. An AngloSaxon Dictionary
Homl.P. — Homilies of Aelfric Andr. - The Legend of St. Andrew Alv. — Alvissmal (Речи Aльвиса) Vol. — Voluspa (Прорицание Вёльвы)
1. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. М.: Наука, 1988. С.194-195.
2. Воркачёв С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. №1. С.66.
3. Которова Е.Г. Концепты «пространство» и «время» и некоторые особенности их репрезентации в кетском языке // Сравнительно-историческое и типологическое изучение языков и культур. Томск: Изд-во ТГПУ, 2002. С.185.
4. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов. Женщины, огонь и опасность // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.23. М.: Прогресс, 1988. C.13, 15, 21.
5. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси: Изд-во Тбилисского университета, 1984. С.675-676.
6. Стеблин-Каменский М.И. Древнеисландская литература. М.: Высшая школа, 1979. С.29-30.
7. Топорова Т.В. Об архетипе воды в древнегерманской космогонии // Вопросы языкознания. 1996. №6. С.93.
8. Младшая Эдда, «Видение Гюльви».
9. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.: Художественная литература, 1975. С.669.
10. Арсеньева М.Г., Балашова С.П., Берков В.П., Соловьёва Л.Н. Введение в германскую филологию. М.: Высшая школа, 1980. С.246.
11. Топорова Т.В. Семантическая структура древнегерман-ской модели мира. М., 1994. С.19.
12. Holthausen F. Vergleichendes und etymologisches Wörterbuch des Altwestnordischen. Göttingen: Vandenhoeck und Ruprecht. 1948. S.329.
13. Смирницкая О.А. Наименования космологических объектов в мифе и языке // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2002. №1. С.7.
14. Мифологический словарь / Под ред. Е.М.Мелетинского. М.: Советская энциклопедия, 1991. С.243.
15. Bosworth J., Toller T. An Anglo-Saxon Dictionary. L.: Oxford University Press, Amen House, 1954. P.125.
16. Walde A. Vergleichendes Worterbuch der indogermanischen Sprachen. Berlin-Leipzig: de Gruyter, 1927. Bd.2. S.168.
17. Holthausen F. Altenglisches etymologisches Wörterbuch. Heidelberg: Winter, 1934. S.33.
18. Walde A. Ibid. S.167-168.
19. Bosworth J., Toller T. Ibid. P.131.
20. Holthausen F. Ibid. S. 35, 39.
21. Арсеньева М.Г., Балашова С.П., Берков В.П., Соловьёва Л.Н. Указ. соч. C.76.
22. Bosworth J., Toller T. Ibid. P.1229.
23. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Указ. соч. C.825, 831.
24. Осипова О.А. Отражение категории одушевлённости / неодушевлённости в парадигме склонения существительных в древнегерманских языках. Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1980. C.35.
25. Бенвенист Э. Индоевропейское именное словообразование. М.: Изд-во иностранной литературы, 1955. C.34.
Bibliography (Transliterated)
1. Serebrennikov B.A. Rol' chelovecheskogo faktora v yazyke. Yazyk i myshlenie. M.: Nauka, 1988. S.194-195.
2. Vorkachyov S.G. Lingvokul'turologiya, yazykovaya lichnost', koncept: stanovlenie antropocentricheskoj paradigmy v yazykoznanii // Filologicheskie nauki. 2001. №1. S.66.
3. Kotorova E.G. Koncepty «prostranstvo» i «vremya» i ne-kotorye osobennosti ix reprezentacii v ketskom yazyke // Sravnitel'no-istoricheskoe i tipologicheskoe izuchenie yazykov i kul'tur. Tomsk: Izd-vo TGPU, 2002. S.185.
4. Lakoff Dzh. Myshlenie v zerkale klassifikatorov. Zhenshhiny, ogon' i opasnost' // Novoe v zarubezhnoj lin-gvistike. Vyp.23. M.: Progress, 1988. C.13, 15, 21.
5. Gamkrelidze T.V., Ivanov Vyach. Vs. Indoevropejskij yazyk i indoevropejcy. Tbilisi: Izd-vo Tbilisskogo universiteta, 1984. S.675-676.
6. Steblin-Kamenskij M.I. Drevneislandskaya literatura. M.: Vysshaya shkola, 1979. S.29-30.
7. Toporova T.V. Ob arxetipe vody v drevnegermanskoj kosmogonii // Voprosy yazykoznaniya. 1996. №6. S.93.
8. Mladshaya E'dda, «Videnie Gyul'vi».
9. Beovul'f. Starshaya E'dda. Pesn' o Nibelungax. M.: Xu-dozhestvennaya literatura, 1975. S.669.
10. Arsen'eva M.G., Balashova S.P., Berkov V.P., Solov'yova L.N. Vvedenie v germanskuyu filologiyu. M.: Vysshaya shkola, 1980. S.246.
11. Toporova T.V. Semanticheskaya struktura drevnegerman-skoj modeli mira. M., 1994. S.19.
12. Holthausen F. Vergleichendes und etymologisches Wörterbuch des Altwestnordischen. Göttingen: Vandenhoeck und Ruprecht. 1948. S.329.
13. Smirnickaya O.A. Naimenovaniya kosmologicheskix ob"-ektov v mife i yazyke // Vestnik MGU. Ser. 9. Filologiya. 2002. №1. S.7.
14. Mifologicheskij slovar' / Pod red. E.M.Meletinskogo. M.: Sovetskaya e'nciklopediya, 1991. S.243.
15. Bosworth J., Toller T. An Anglo-Saxon Dictionary. L.: Oxford University Press, Amen House, 1954. P.125.
16. Walde A. Vergleichendes Worterbuch der indogermanischen Sprachen. Berlin-Leipzig: de Gruyter, 1927. Bd.2. S.168.
17. Holthausen F. Altenglisches etymologisches Wörterbuch. Heidelberg: Winter, 1934. S.33.
18. Walde A. Ibid. S.167-168.
19. Bosworth J., Toller T. Ibid. P.131.
20. Holthausen F. Ibid. S. 35, 39.
21. Arsen'eva M.G., Balashova S.P., Berkov V.P., Solov'yova L.N. Ukaz. soch. C.76.
22. Bosworth J., Toller T. Ibid. P.1229.
23. Gamkrelidze T.V., Ivanov Vyach. Vs. Ukaz. soch. C.825, 831.
24. Osipova O.A. Otrazhenie kategorii odushevlyonnosti / neodushevlyonnosti v paradigme skloneniya sushhestvi-tel'nyx v drevnegermanskix yazykax. Tomsk: Izd-vo Tom-skogo gos. un-ta, 1980. C.35.
25. Benvenist E'. Indoevropejskoe imennoe slovoobrazova-nie. M.: Izd-vo inostrannoj literatury, 1955. C.34.
