CC BY
24
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821(410)-141
Яценко Мария Вадимовна
кандидат филологических наук Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций имени профессора М.А. Бонч-Бруевича, г. Санкт-Петербург
ДРЕВНЕАНГЛИЙСКАЯ ПОЭМА «ДАНИИЛ»: ОСОБЕННОСТИ ЖАНРА ХРИСТИАНСКОГО ЭПОСА
Исследование выполнено при поддержке РГНФ, проект № 16-04-50082 а(ф)
В статье рассматриваются основные жанровые особенности древнеанглийской поэмы «Даниил» как «христианского эпоса», то есть эпического повествования, использовавшего идеи и формы христианской культуры. Специфика этого жанра описывается как результат взаимовлияния традиционной устной и христианской поэтики. Ориентация на христианскую литературу прослеживается на разных уровнях текста: смысловой целостности (подчинение идее нравственного перерождения), композиционной организации (которая строилась на основе приема exempla), поэтики повторяемости (использование параллелизма, симметрии, контраста, анафоры и эпифоры), топики (топосы Града Земного и translatio imperii) и особого характера аллюзий на Новый Завет. Жанр христианского эпоса предполагал переосмысление традиционных для древнеанглийского поэтического текста приемов (аллитерация, метрическая организация поэтической строки), а также широкое использование их для построения нар-рации (в организации отдельных глав).
Ключевые слова: христианский эпос, древнеанглийская поэма «Даниил», жанр, устная и письменная традиция.
Сохранившиеся древнеанглийские поэтические тексты легко разделяются на группы с точки зрения содержания. Это тексты героического эпоса («Беовульф», «Валь-дере»), переложения Ветхого («Бытие», «Исход», «Даниил», «Юдифь») и Нового («Христос 1-Ш», «Христос и сатана», «Судьбы апостолов» «Видение креста») Заветов, а также житий святых («Елена», «Юлиана», «Андрей», «Гутлак» и др.), исторические песни («Битва при Мэлдоне», «Битва при Бруннанбурге») и так называемые элегии («Морестранник», «Скиталец», «Руины» и др.). Как отмечают исследователи, традиционное жанровое деление поэтического наследия англосаксов весьма условно [3; 4] и возможно только внутри эпоса. При этом почти каждое из дошедших до нас произведений может быть отнесено одновременно и еще к какому-то иному жанру [5]. Нечеткость границ между жанрами во многом связана со спецификой средневековой словесности, которая «не осознала себя как литература» и не выработала своей собственной системы жанров1. Переложения Библии, вероятно, раньше остальных текстов стали ощущаться как принадлежащие к отдельному типу текстов, именно поэтому они были объединены в единый кодекс (получивший название в честь первого издателя Франциска Юниуса Кодекс Юниуса), наиболее сохранный и единый по содержанию из всех кодексов древнеанглийской поэзии. Жанр этих текстов мы условно называем «христианским эпосом»2, так как он использовал основные приемы эпической традиции англосаксов для рассказа о христианском содержании. При этом мы понимаем жанр в самом общем виде как целостный тип художественного высказывания [7],
которое реализуется через совокупность разноуровневых компонентов формы и содержания.
Древнеанглийская поэма «Даниил» - не самый популярный у исследователей текст. Среди цикла библейских переложений, входящих в Кодекс Юниуса («Бытие», «Исход», «Христос и сатана»), он долгое время был весьма мало изучен (до выхода в свет издания Р. Т. Фаррелла [13] и монографии П. Ремли [20]) именно в силу тесной связи не с героической германской, а с книжной христианской традицией. Последовательно излагая Священную историю (от Сотворения мира до Боговоплощения и битвы Христа с дьяволом), автор(ы) поэм Кодекса Юниуса использовал(и) основные приемы аллитерационного стихосложения и формульную фразеологию, традиционную для всех текстов древнеанглийской поэзии. Однако в каждой из четырех поэм имеется ряд характерных особенностей, которые проявляются в нарративной структуре текста, своеобразии образности и принципах осмысления христианских тем и сюжетов. Все поэмы представляют собой как бы разные стороны одного целого.
Композиция поэмы «Даниил» четко выверена и демонстрирует принципы соразмерности и симметрии. При этом отдельные сюжеты, входящие в поэму, соединяются на основе известного по средневековым проповедям приема ехетр1а, восходящего к античной поэтике. Все части поэмы представляют собой рассказы-примеры, посвященные тем или иным героям, которые впали в грех гордыни. Причем рассказы эти соединяются между собой по принципу кольцевой композиции3, в центре которой (конец 3 и начало 4 главы) оказывается фрагмент, посвященный песнопениям, воспетым тремя отроками - Ананией, Азарией и Ми-
80
Вестник КГУ ^ № 2. 2018
© Яценко М.В., 2018
саилом - в момент их спасения в огненной печи. Начало третьей главы повествует об истории создания золотого истукана и отказе израильских отроков поклониться ему. Следующая за ней четвертая глава завершается описанием восторженных зрителей и слушателей, среди которых Навуходоносор, уверовавший в силу единого Бога Даниила. Симметрия третьей и четвертой глав акцентирует внимание на контрасте между злостью царя на ослушавшихся отроков в начале третьей главы и его восхищением их верой в конце четвертой.
Еще один круг кольцевой композиции составляют главы вторая и пятая. Обе они описывают сны царя Навуходоносора. Во второй главе сон представлен очень кратко, в центре внимания -ярость царя, его гнев на прорицателей, которые не могут истолковать то, что ему приснилось. В конце второй главы Навуходоносор, кажется, уверовал в Бога Даниила, который открыл ему содержание сна, подобно тому, как далее он уверовал в Его силу, увидев чудесное спасение отроков в огненной печи (глава 4). Процесс обретения царем более глубокой веры описывается в пятой главе поэмы, посвященной сну Навуходоносора о древе. В отличие от второй главы, сон царя здесь подробно излагается. Все образы сна истолковываются Даниилом как прообразы событий в жизни царя [14]. В этой же главе рассказывается об исполнении сна: сумасшествии царя и его семилетнем странствии по пустыне. Заканчивается пятая глава обращением царя к истинному Богу и его избавлением от сумасшествия. Две другие главы (1 и 6) расширяют перспективу повествования и составляют еще один круг кольцевой композиции: в них повествуется о том, что и грехи целого народа (израильтян в первой главе), и грех правителя (Валтасара в шестой главе) приводят к разрушению не только жизни отдельных людей, но целого государства.
Симметрия частей поэмы усиливает еще один выразительный прием, малохарактерный для устного сочинения, - оборванный финал [17]. Истолкование Даниилом загадочной надписи в последней главе не закончено: слушатели не узнают точного смысла таинственных слов. Повествование оказывается оборванным только с точки зрения читателя, который, как и царь Валтасар, пытается узнать будущее и разгадать таинственные знаки. Слова пророка Даниила, завершающие поэму, представляют собой хвалу Богу, а потому являются вполне логичным концом и его речи, и текста в целом. Неожиданное окончание текста позволяет акцентировать внимание на внезапности Божьего суда.
Не менее важным аспектом текста, позволяющим говорить о влиянии письменной традиции, является использование христианской топики. Не раз отмечалось, что многие древнеанглийские поэмы, хотя и созданы в рамках христианской традиции, своеобразно трактуют христианские образы. В по-
эме «Даниил» топосы, ассоциирующиеся с сюжетами Книги пророка Даниила, представлены сравнительно мало. Наиболее популярная в Средние века часть этой книги - сны и пророчества - весьма сокращена. Поэма не затрагивает тех аспектов, которые связаны с пророчествами о последних временах. Заслуживает особого внимания появление в тексте важного христианского топоса «Града Земного», который реализуется при описании Вавилона. На протяжении всего текста разного рода наименования града, города, укрепленного места соотносятся с опасностью для души человека, приводящей его к забвению Бога, грехам и духовной гибели. Такого рода отношение к городу, созданному руками человека, восходит к концепции, изложенной блаж. Августином в его трактате «О Граде Божьем». Безусловно, в негативной оценке града, огражденного места прослеживается и аллюзия на историю создания Вавилонской башни, которая в тексте прямо не описывается.
Среди сюжетообразующих христианских топо-сов в поэме необходимо отметить также translatio imperii - представление о том, что государственная власть уходит из рук недостойных правителей. Если в начале поэмы недостойными оказываются израильтяне, отказавшиеся от веры в единого Бога, то в заключительной главе в той же роли выступает нечестивый царь Валтасар. Примечательно, что Навуходоносор, хотя и уходит в странствие по пустыне на семь лет, не лишается при этом своего царского достоинства и власти, поскольку ему дается возможность покаяния, которую он использует. В конце жизни он изображен как вполне достойный правитель. Топос translatio imperii мог соотноситься с исторической реальностью Древней Англии начала XI века (периодом письменной фиксации поэмы) - временем перед нормандским завоеванием, когда англосаксы стояли на грани утраты собственной национальной идентичности.
Весьма последовательно связь поэмы «Даниил» с христианской письменной культурой прослеживается на уровне отдельных цитат и реминисценций из разных частей библейского текста. Наиболее яркая из них содержится в речи Навуходоносора. Говоря о могуществе единого Бога, который спас в огненной печи трех отроков, царь приказывает своим подданным чтить Его: se wsre his aldre scyldig, // se dss onsoce / ^stte sod wsre // msre mihta waldend, / se hie of ^am mordre alysde.» - «тот будет своей жизнью повинен, // кто отрицает, / что есть воистину // более великий мощи Властитель, / Который их от смерти спас» (449-4514). Выражение aldre scyldig - досл. «жизнью виновен» значит, собственно, «повинен смерти», оно соотносится со словами Евангелия от Матфея, в которых первосвященник и синедрион обвиняют Христа в том, что Он называл себя Сыном Божьим (Мф. 26:63-66). Выражение «повинен
смерти» в древнеанглийском переводе Евангелия звучит как He ys deades scyldig [18] (ср.: his aldre scyldig в «Данииле»). За счет этой аллюзии в древнеанглийской поэме слова царя воспринимаются не только как грозное обещание своим подданным, но и как пророчество, проповедь о Спасителе, так как они противоположны словам обвинителей Христа. Данная аллюзия на новозаветный текст адресовалась аудитории, близко знакомой с ним. Сам характер аллюзии говорит об ориентации на письменную культуру. Автор поэмы словно бы влагает проповедь Нового Завета в уста ветхозаветного царя-язычника.
Связь с текстом Библии в «Данииле» прослеживается на разных уровнях. Хотя отдельные части Книги пророка Даниила воспроизводятся в поэме достаточно последовательно, принцип использования источника близок пересказу средствами собственного поэтического языка, то есть параф-разированию. Есть в поэме «Даниил» и отдельный фрагмент, который представляет собой очень подробный перевод латинского христианского песнопения - Песни трех отроков второканонической части Книги пророка Даниила. Широкое использование этого песнопения в богослужебном цикле предполагало, что оно было известно англосаксам дословно или почти дословно [20], поэтому фрагмент поэмы, содержащий это переложение, в большей степени ориентирован на латинский источник, что заметно даже на уровне фразового устройства поэтических строк. При парафразировании Песни трех отроков автор в ряде случаев стремился воспроизвести анафору и эпифору, характерные для латинского источника.
В основном тексте поэмы также возникает параллелизм, мало характерный для древнеанглийской поэзии. Традиционная повторяемость внутри древнеанглийского текста прослеживается на уровне формул и формульных выражений. Использование последних долгое время воспринималось только как следствие устного характера сочинения [2]. Тип повторения, характерный для «Даниила», включает не только формульный, но и фразовый параллелизм. Последний, хотя и характерен для фольклора многих народов [1], мало типичен для англосаксонской поэзии. Параллелизм на уровне построения фраз используется в тексте для сравнения разных эпизодов и сцен. Так, охваченный гордостью царь Валтасар на пиру описывается теми же средствами, что и возгордившиеся израильтяне в самом начале поэмы. Повторяемость в «Данииле» уже не только естественное следствие специфики сочинения в процессе исполнения (то есть это не только повторяемость формул). Она позволяет соотносить персонажей и разные эпизоды текста и служит по большей части созданию контраста - наиболее типичного для данного текста приема [10]. Контраст пронизывает поэму на
разных уровнях, он используется: 1) для характеристики персонажей (при противопоставлении жестокого язычника Навуходоносора и разумных, верных закону и своей вере израильских отроков); 2) для построения отдельных эпизодов (в частности, пролог к поэме строится на противопоставлении: первая его часть повествует об израильтянах, пока они хранили веру в единого Бога, вторая -об истории их ослушания и утраты независимости [8]). Контраст реализуется в тексте за счет использования повторяющихся мотивов и образов, то есть оказывается частью более широкого приема стереотипного описания. Параллельные конструкции служат соотнесению отдельных частей текста.
Контраст и параллелизм часто характеризуются как приемы, присущие фольклору, или типичные для средневековой поэтики в целом. В поэме «Даниил» принцип симметрии в построении отдельных эпизодов проводится с точностью до поэтической строки (первая часть пролога четко противопоставлена второй, причем каждая из них содержит по 16 строк), поэтому его можно связывать с письменной традицией.
«Даниил» относится к тем текстам, которые используют «поэтику» англосаксонской традиции5 в переосмысленном виде. Подвергается переосмыслению основной принцип организации древнеанглийского стиха - аллитерация. В поэме она перестает быть только созвучием ударных корневых морфем6, поскольку в большом количестве случаев встречается аллитерация служебных слов (главным образом, указательных и притяжательных местоимений в разных функциях). За счет этого аллитерация соединяет не только семантически наиболее выделенные морфемы, она отчасти обретает формальный характер. При этом автор активно продолжает применять аллитерацию и как средство семантического выделения. Он последовательно использует ее для этимологизирования имени пророка Даниила (при этом в тексте акцентируется традиционное истолкование «Даниил - Бог мне судья»). Прием этимологического истолкования, необычайно характерный для средневековой христианской традиции, предполагал разъяснение природы явления через анализ его наименования. В древнеанглийской поэме этимологизирование производится косвенным образом: рядом с именем пророка употребляются слова dom - «суд», «приговор», «слава» или deman - «судить» (в 6 случаях) и Drihten - «Господь», «господин» (в 4 случаях). Синтаксически имя пророка и обозначение суда не соотносятся при помощи глаголов с семантикой «значить», «означать». Однако эти лексемы связываются на фонетическом уровне, то есть за счет аллитерации: «Daniel to dome, / se wœs drihtne gecoren...» - «[пришел] рассудить (вар. - на суд) Даниил, / тот, что был Богом избран.» (Dan 150). Последовательное использование для аллитерации
82
Вестник КГУ Jb. № 2. 2018
с именем пророка древнеанглийских слов, соответствующих семантике этимона, свидетельствует о знакомстве древнеанглийского поэта со святоотеческим истолкованием, а также о том, что он продолжал активно применять аллитерацию как часть живой традиции, оперируя «не звуками... а созвучными знаками» [6, т. 1, с. 71].
Другой аспект фонетического строя поэмы «Даниил» - использование гиперметрических строк - также свидетельствует о переосмыслении традиционных принципов организации древнеанглийской поэзии. Схема долгой строки, содержащая от двух до четырех ударных слогов - аллитерационных вершин [6], - соблюдается не во всем тексте поэмы «Даниил». Регулярное ритмическое устройство фрагмента, известного как «Даниил Б» (строки 279-408), выделяет его на фоне всего текста, содержащего множество гиперметрических строк [13]. Такое ритмическое устройство не случайно, так как этот фрагмент поэмы («Даниил Б») содержит переложения христианских песнопений (Песни Азарии и Песни трех отроков), которые отчасти ориентированы на специфику организации текстов источников - латинских песнопений. В поэме «Даниил», таким образом, используется своеобразный выразительный прием: противопоставление песнопений и основного нарратива за счет ритмического рисунка [9]. При том, что количество слогов в древнеанглийской поэтической строке не было нормировано, этот прием выглядит как поэтическое новшество, а само ритмическое единство «Даниила Б» восхищает многих ученых [13; 10].
В поэме для организации отдельных эпизодов использованы стратегии, характерные для эпического повествования, особенно заметные на фоне библейского текста. Так, несмотря на то, что в первой главе поэмы Навуходоносор уже является активным действующим лицом, вторую главу поэт полностью посвящает царю и потому начинает ее с прославления этого героя. Рассказ о Валтасаре в Библии включает только описание пира. Древнеанглийский же поэт придает повествованию привычную структуру, начинающуюся с краткого прославления царя. Предваряет рассказ о пире также описание царя мидян, задумавшего захватить Вавилон. Таким образом, нарративные стратегии в тексте «Даниила» во многом воспроизводят стратегии традиционного героического эпоса, они соотносимы с рассказами о героях в поэме «Беовульф».
Все указанные выше особенности адаптации традиционного языка и стиля поэзии англосаксов к изложению христианского содержания были нацелены на наиболее полную передачу основной идеи поэмы, которой является рассказ о грехе и его природе [11] (израильтяне в начале поэмы, Навуходоносор и Валтасар), покаянии (Навуходоносор в период вынужденного изгнания) и нравственном перерождении (чудо в огненной печи, Песнь Азарии и Песнь
трех отроков). Идея нравственного перерождения определяет и образную систему поэмы, в центре которой оказывается царь Навуходоносор.
Одной из наиболее характерных особенностей повествования в поэме «Даниил» можно назвать не только использование приемов традиционного эпоса для построения рассказа о герое, но и наличие постоянной нравственной оценки описываемых героев и событий. Далеко не всегда поступки героев анализируются в поэме «Бытие». В «Исходе» нравственная оценка понятна только в контексте всей христианской традиции истолкования ветхозаветного сюжета. В «Беовульфе» нравственная оценка не всегда последовательна. В «Данииле» же повествователь постоянно анализирует поведение героев, стремясь проникнуть в причины их действий. Анализ этот происходит всегда в контексте христианской этики: грех гордыни оказывается одной из ведущих действующих сил, порабощающих сердца и души людей.
Жанровое своеобразие поэмы «Даниил» определяется тесной связью устной и письменной традиции. В поэме происходит определенное переосмысление приемов традиционного эпоса (аллитерация, формульность, приемы построения наррации) с точки зрения книжной традиции. При этом приемы латино-христианской литературы, традиционная топика начинают активно влиять на построение текста.
Примечания
1 О том, что эта особенность была характерна как для античной, так и для средневековой литературы, пишет О.А. Смирницкая со ссылкой на О.М. Фрейденберг [5].
2 Это жанровое обозначение во многом противоречиво и звучит как оксюморон [15].
3 Кольцевой принцип организации текста прослеживается и на меньших отрезках текста [19].
4 Здесь и далее текст поэм «Даниил» и «Азария» приводится с опущением долгот по изданию [12] с указанием номера строки. Перевод автора статьи.
5 Англосаксы не оставили, конечно, нормативной поэтики [16].
6 Такова основная функция аллитерации в древнеанглийском и древнегерманском стихе. Как пишет О.А. Смирницкая, за счет аллитерации «кор -невые, то есть семантически наиболее ценные, морфемы противопоставляются менее ценному материалу - словообразовательным морфемам, флексиям и приравниваемым к ним служебным словам» [5, с. 138].
Библиографический список
1. Веселовский А.Н. Эпические повторения как хронологический момент // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М.: Высшая школа, 1989. - С. 76-100.
2. Лорд А.Б. Сказитель / пер. с англ. и коммент. Ю.А. Клейнера и Г. А. Левинтона. - М.: Восточная литература, 1994. - 368 с.
3. Мельникова Е.А. Система жанров англосаксонского эпоса // Западноевропейская средневековая словесность / под ред. Л.Г. Андреева. - М.: Изд-во МГУ, 1985. - С. 53-54.
4. Мощанская О.Л. Англосаксонские элегии: жанровая специфика, проблемы поэтики // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. - 2013. - № 1 (2). - С. 203-208.
5. Смирницкая О.А. Поэтическое искусство англосаксов // Древнеанглийская поэзия. - М.: Наука, 1982. - С. 171-232.
6. Смирницкая О.А. Стих и язык древнегерман-ской поэзии. Т. 1-2. - М.: Филология, 1994.
7. Теория литературы: учеб. пособие: в 2 т. Т. 1. Теория литературного дискурса. Теоретическая поэтика / под ред. Н.Д. Тамарченко. - М.: Академия, 2004. - 512 с.
8. Яценко М.В. Пролог древнеанглийской поэмы «Даниил» (специфика использования приемов эпического нарратива в христианском эпосе) // Мировая литература на перекрестье культур и цивилизаций. - 2017. - № 1 (17). - С. 100-111.
9. Яценко М.В. Христианская гимнография в контексте древнеанглийских поэм «Даниил» и «Азария» // Вестник ИвГУ Сер.: Филология. -2017. - Вып. 1 (17). - С. 26-32.
10. Anderson E.R. Style and Theme in the Old English Daniel // English Studies. - 1987. - Vol. 68, № 1. - P. 1-23.
11. Caie G.D. The Old English Daniel: A Warning Against Pride // English Studies. - 1978. - Vol. 59. -P. 1-9.
12. Daniel and Azarias / ed. by R.T. Farrell. -London: Butler and Tanner, 1974. - 139 р.
13. Farrell R.T Introduction // Daniel and Azarias / ed. by R.T. Farrell. - London: Butler and Tanner, 1974. - P. 1-45.
14. Harbus A. Nebuchadnezzar's Dreams in the Old English Daniel // English Studies. - 1994. -Vol. 75, № 6. - P. 489-508.
15. Herbison I. The idea of the 'Christian Epic'. Towards the history of an Old English Poetic Genre // Studies in English Language and Literature. 'Doubt wisely'. Papers in Honour of E.G. Stanley / ed. by M.J. Toswell and E.M. Tyler. - London; New York: Routledge, 1996. - P. 342-361.
16. Leslie R.F. Analysis of Stylistic Devices and Effects in Anglo-Saxon Literature // Old English Literature: 22 Analytical Essays. - Lincoln: Univ. of Nebraska press, 1968. - P. 73-81.
17. Lucas P.J. On the Incomplete Ending of Daniel and the Addition of Christ and Satan to MS Junius 11 // Anglia. - 1979. - Vol. 97. - P. 46-59.
18. The Old English version of the Gospels. Vol. 1. Text and introduction / ed. by R.M. Liuzza. Early
English Text Society. -№ 304. - Oxford: Oxford univ. press, 1994 [Repr. 2003]. -202 р.
19. PortnoyPh. 'Daniel' and the Dew-Laden Wind: Sources and Structures // Old English Literature and the Old Testament / ed. M. Fox, M. Sharma. - Toronto: University of Toronto Press, 2012. - P. 195-228.
20. RemleyP.G. Old English Biblical Verse. Studies in Genesis, Exodus and Daniel. - Cambridge; Oxford: Oxford University Press, 1996. - 476 р.
References
1. Veselovskij A.N. EHpicheskie povtoreniya kak hronologicheskij moment // Veselovskij A.N. Istoricheskaya poehtika. - M.: Vysshaya shkola, 1989. - S. 76-100.
2. Lord A.B. Skazitel' / per. s angl. i komment. YU.A. Klejnera i G.A. Levintona. - M.: Vostochnaya literatura, 1994. - 368 s.
3. Mel'nikova E.A. Sistema zhanrov anglosaksonskogo ehposa // Zapadnoevropejskaya srednevekovaya slovesnost' / pod red. L.G. Andreeva. -M.: Izd-vo MGU, 1985. - S. 53-54.
4. Moshchanskaya O.L. Anglosaksonskie ehlegii: zhanrovaya specifika, problemy poehtiki // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. - 2013. - № 1 (2). - S. 203-208.
5. Smirnickaya O.A. Poehticheskoe iskusstvo anglosaksov // Drevneanglijskaya poehziya. - M.: Nauka, 1982. - S. 171-232.
6. Smirnickaya O.A. Stih i yazyk drevnegermanskoj poehzii. T. 1-2. - M.: Filologiya, 1994.
7. Teoriya literatury: ucheb. posobie: v 2 t. T. 1. Teoriya literaturnogo diskursa. Teoreticheskaya poehtika / pod red. N.D. Tamarchenko. - M.: Akademiya, 2004. - 512 s.
8. YAcenko M.V. Prolog drevneanglijskoj poehmy «Daniil» (specifika ispol'zovaniya priemov ehpicheskogo narrativa v hristianskom ehpose) // Mirovaya literatura na perekrest'e kul'tur i civilizacij. -2017. - № 1 (17). - S. 100-111.
9. YAcenko M.V Hristianskaya gimnografiya v kontekste drevneanglijskih poehm «Daniil» i «Azariya» // Vestnik IvGU. Ser.: Filologiya. - 2017. -Vyp. 1 (17). - S. 26-32.
10. Anderson E.R. Style and Theme in the Old English Daniel // English Studies. - 1987. - Vol. 68, № 1. - P. 1-23.
11. Caie G.D. The Old English Daniel: A Warning Against Pride // English Studies. - 1978. - Vol. 59. -P. 1-9.
12. Daniel and Azarias / ed. by R.T. Farrell. -London: Butler and Tanner, 1974. - 139 r.
13. Farrell R.T. Introduction // Daniel and Azarias / ed. by R.T. Farrell. - London: Butler and Tanner, 1974. - P. 1-45.
14. Harbus A. Nebuchadnezzar's Dreams in the Old English Daniel // English Studies. - 1994. -Vol. 75, № 6. - P. 489-508.
84
Вестник КГУ J № 2. 2018
15. Herbison I. The idea of the 'Christian Epic'. Towards the history of an Old English Poetic Genre // Studies in English Language and Literature. 'Doubt wisely'. Papers in Honour of E.G. Stanley / ed. by M.J. Toswell and E.M. Tyler. - London; New York: Routledge, 1996. - P. 342-361.
16. Leslie R.F. Analysis of Stylistic Devices and Effects in Anglo-Saxon Literature // Old English Literature: 22 Analytical Essays. - Lincoln: Univ. of Nebraska press, 1968. - P. 73-81.
17. Lucas P.J. On the Incomplete Ending of Daniel and the Addition of Christ and Satan to MS Junius 11 //
Anglia. - 1979. - Vol. 97. - P. 46-59.
18. The Old English version of the Gospels. Vol. 1. Text and introduction / ed. by R.M. Liuzza. Early English Text Society. -№ 304. - Oxford: Oxford univ. press, 1994 [Repr. 2003]. -202 r.
19. Portnoy Ph. 'Daniel' and the Dew-Laden Wind: Sources and Structures // Old English Literature and the Old Testament / ed. M. Fox, M. Sharma. - Toronto: University of Toronto Press, 2012. - P. 195-228.
20. Remley P.G. Old English Biblical Verse. Studies in Genesis, Exodus and Daniel. - Cambridge; Oxford: Oxford University Press, 1996. - 476 r.
