CC BY
28
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Ценности и смыслы. 2023. № 5 (87). С. 133-151 Values and Meanings. 2023. No.5 (87). P. 133-151 (In Rus) УДК 304.4
https://doi.org/10.24412/2071-6427-2023-5-133-151
Доверие как ценность: обсуждение проблемы*
Янпольская Яна Геннадиевна1, Великанов Павел Иванович2, Логинов Александр Вячеславович3
1 Кандидат философских наук, доцент, Российский государственный гуманитарный университет, г. Москва, Россия
E-mail: iana.ianpolskaia@gmail.com https://orcid.org/0000-0002-7963-1360
2 Кандидат богословских наук, доцент, Московская духовная академия Русской Православной Церкви, пастыр-ско-богословский факультет, Московская обл., г. Сергиев Посад, Россия
E-mail: prot.pavel@gmail.com https://orcid.org/0000-0002-8135-3929
3 Кандидат философских наук, доцент, Российский государственный гуманитарный университет, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, г. Москва, Россия E-mail: loginovav@mail.ru https://orcid.org/0009-0001-7906-2532
Аннотация. В статье предложен обзор дискуссии об аксиологии доверия, которая состоялась в рамках «круглого стола» в РГГУ17 июня 2023 года. В тексте предпринята попытка связать двенадцать выступлений, обсуждавшихся в ходе встречи, с основными проблемными сюжетами философии доверия, как они звучали
Статья подготовлена в рамках программы «Государственное задание ФГБОУ ВО «РГГУ» от Министерства науки и высшего образования Российской Федерации: проведение комплекса экспертно-аналитических и практических мероприятий, направленных на создание условий для воспитания гармонично развитой и социально ответственной личности на основе духовно-нравственных ценностей народов Российской Федерации, исторических и национально-культурных традиций». Паспорт выполнения работы «Научно-методическое и ресурсное обеспечение системы образования» на 2023 год. Реестровый номер 850000Ф.99.1.БН66АА04000.
Я. Г. Янпольская
П. И. Великанов
А. В. Логинов
© Янпольская Я.Г., Великанов П.И., Логинов А.В., 2023
в работах П. Бурдье, З. Баумана, М. де Серто, Ф. Фукуямы, П. Штомпки и др. Авторы разводят «политический» и «концептуальный» контекст понятия доверия, указывая на герменевтический круг, возникающий вокруг «доверия», trust, confiance как понятия и как практики. Отделяя вслед за З. Бауманом и П. Штомпкой доверие от достоверности и надежды, они связывают доверие с даром, ставкой на недостоверное, феноменологией непредзаданного и герменевтикой недоверия, развивая ходы и трактовки, предложенные участниками «круглого стола». Доверие как ценность ставит под вопрос аксиологическую классификацию, подразделяющую ценности на абсолютные и прикладные, высшие и инструментальные. Политизация доверия, его превращение в дискурс и «театр» сопутствует индивидуализации этой ценности, превращению в нормативную практику. Авторы видят перспективу в понимании доверия как дара, а не обмена, эпифании, а не этической установки. Однако обсуждение проблемы доверия в академическом формате ограничено своеобразной герменевтикой доверия и недоверия, которая роднит критическую позицию с аскетическими практиками и миром научной лаборатории. Аксиология научного доверия и ее социальных импликаций еще требует прояснения.
Ключевые слова: доверие, ценность, будущее, герменевтика, Мамардашвили, Бауман, Штомпка, круглый стол, trust, confiance, жизнь-вместе, недоверие.
Для цитирования Янпольская Я. Г., Великанов П. И., Логинов А. В. Доверие как ценность: обсуждение проблемы // Ценности и смыслы. 2023. № 5(87). С. 133-151.
TRUST AS A VALUE: DISCUSSION OF THE PROBLEM
Abstract. The article offers an overview of the discussion on the axiology of trust, which took place as part of the round table at the Russian State University for the Humanities on June 17, 2023. The text attempts to connect the twelve speeches discussed during the meeting with the main problematic topics of the philosophy of trust, as it sounded in the works of P. Bourdieu, Z. Bauman, M. de Certeau, F. Fukuyama, P. Sztompka and others. "political" and "conceptual" context of the concept of trust, pointing to the hermeneutic circle that arises around "trust", trust, confiance as a concept and as a practice. Following Z. Bauman and P. Sztompka, separating trust from certainty and hope, they connect trust with a gift, a bet on the unreliable, the phenomenology of the unpredetermined and the hermeneutics of distrust, developing the approaches and interpretations proposed by the participants of the round table. Trust as a value calls into question the axiological classification that divides values into absolute and applied, higher and instrumental. The politicization of trust, its transformation into discourse and "theater" accompanies the individualization of this value, its transformation into normative practice. The authors see promise in understanding trust as a gift, not an exchange, an epiphany, not an ethical attitude. However, the discussion of the problem of trust in an academic format is limited by a peculiar hermeneutics of trust and mistrust, which makes the critical position similar to ascetic practices and the world of the scientific laboratory. The axiology of scientific trust and its social implications still requires clarification.
Keywords: discussion, confiance, trust, distrust, value, future, hermeneutics, Mamardashvili, Bauman, Sztompka, life-together.
For citation: Ianpolskaia Ia., G., Velikanov P. I., Loginov A. V. Trust as a value: discussion of the problem // Values and Meanings. 2023. No.5 (87). P. 133-151 (In Rus).
Театры доверия
«Прежнее окончательно завершилось, однако новое еще не началось», — таким, пожалуй, было общее ощущение последних двух десятилетий, по крайней мере, «в поле гуманитаристики», однако распространялось оно на состояние реальности и знания о ней в равной степени. Забегая вперед, сразу хочется дать слово одному из самых молодых участников академической встречи (Комментарий 1) Глебу Енговатову (Комментарий 2): «В фундаментальном противостоянии права и власти последняя часто одерживает верх. И все же многие люди не готовы отказаться от проектов Просвещения. Поэтому мы живем в открытой ситуации, в которой мы не доверяем идеям прошлого, постоянно испытывая их нашим настоящим; и в то же время, сохраняется надежда на улучшение положения дел в будущем». В этих словах слышится иное (хотя и не новое) подозрение: будущее, которое ожидалось с детским предвкушением подарка под елкой (что там завернуто?), многократно наступило, не раз уже став настоящим и даже успев устареть, однако прошлое не спешит отступать, продолжая воспроизводиться. Подобный статус многих ценностей, ставших затертыми монетами, воспроизводящихся тем успешнее, чем менее понятных и осознаваемых (доверие — одна из них), говорит в пользу задержавшегося прошлого, а вовсе не снятого с производства.
«Мертвый хватает живого» — эту французскую пословицу знают в силу пристрастия к ней К. Маркса: она и в самом деле емко сообщает его ключевую интуицию. Впрочем, эту пословицу любил и Марсель Пруст, предоставивший свое живое настоящее для оправдания и спасения прошлого — образов детства, матери, бабушки, целого мертвого мира. Ссылаясь на Пруста, эту же народную формулу берет в заголовок своей статьи и Пьер Бурдье: ценность или же интерес, побуждающий инвестировать себя в возможное будущее или же в наследование прошлому, неизбежно помещает нас на стыке двух историй — живой и мертвой, моей и общей, или, как говорит Бурдье, инкорпорированной и объективированной [5]. Это чувство уже не раз получало выражение: Дж. Грей писал о затянувшихся «поминках по Просвещению» [6]. З. Бауман видел в понятиях, которыми мы описываем происходящее, зомби, которые «ни живы, ни мертвы», и задавался вопросом, удастся ли устроить этим покойникам (соответствующим Модерну, Просвещению, «твердой» современности) «приличные и эффективные похороны» [3, с. 14]? Ж.-Ф.
Лиотар определял этот казус как «парадокс предшествующего будущего» [12, с. 314]. Мгновенное устаревание того, что могло бы переживаться как будущее, наряду с прочим, обусловлено и бедностью на доверие. «Доверие, это незаменимое условие всякого рационального планирования и осознанных поступков, плывет по течению в тщетных поисках дна, пригодного для того, чтобы бросить якорь» [2, с. 64],— пишет Бауман, связывая эту неприкаянность с «невыносимой хрупкостью бытия» (а не наоборот): «Наши времена неблагосклонны к доверию и вообще к далеко идущим целям и усилиям по причине очевидной быстротечности и уязвимости всего (или почти всего), что имеет значение в земной жизни» [2, с. 195]. П. Штомпка, определяющий доверие как ставку или залог, принимаемый на недостоверность будущего, близок к этой интуиции.
Доверие как чувство и как политика
Мы развернем перед читателем некий театр события (место действия: РГГУ, время действия: 17 июня 2023), небольшой конференции, посвященной «Доверию как ценности» (Комментарий 3). Однако теперь это театр, скорее, рефлексивный; мы были участниками обсуждения, а теперь каждый со своей колокольни совместно попытаемся уточнить: как быть с доверием? Как пользоваться языком и языками о доверии? Куда эти языки могут и готовы нас довести и завести?
Первое, что стало ясно: с «доверием» не все прозрачно. Во-первых, в отечественном контексте понятие часто психологизируется, отождествляясь с «внутренним согласием», «экзистенциальным выбором», «личным решением». Будучи загнанным «внутрь», оно сохраняет для философа эпистемологический шлейф: «фундирующая интенция» (Э. Гуссерль), «воспринимающая вера» (М. Мерло-Понти) и т.д. Доверие как чувство окружено неким благостным флером, однако на поверку оно мало пригождается для объяснения совместного бытия людей — как на уровне пары, так и на уровне сообщества. Нетривиальная попытка — сделать доверие основой объяснения самого феномена бытия-с-другими, то есть краеугольным камнем социальной теории — была предпринята П. Штомпкой [22] и остается во многом авторизованным решением проблемы, благим фантазмом. Второе. Однако и на уровне личной решимости (верить/не верить, доверять/не доверять) доверие лишено того ореола недостижимой ценности, которым оно часто окружено в наших повседневных суждениях. Trust (англ.— доверие) и confiance (франц.—
доверие) — скорее вынужденная практика, связанная с делегированием представительства, власти и, как следствие, ответственности. «Доверие» как понятие имеет прежде всего договорной характер, контекст нотариальной доверенности. Именно в этом значении (делегирование ответственности, признание, согласие наделить другого правами) понятие фигурирует в классических работах, посвященных доверию. Этим объясняется и тот факт, что «доверие» редко или никак не задейству-ется в специальных исследованиях жизни-сообща, жизни-вместе, т.н. convivialité (франц.— «сживаемость», совместность) [1,16]. Создается впечатление, что, несмотря на прочную связь доверия с «горизональными отношениями» и «гражданским обществом», теоретически оно лежит в изнаночной (властной, политической) плоскости, альтернативной попыткам мыслить совместность вне проблематикп власти.
Доверие как политика — область репрезентируемых, отслеживаемых процессов. И здесь мы обнаруживаем обширный пласт исследований и критических работ, обличающих кризис политического доверия, феномен симуляции доверия, пассивной партийной доверительности и т.д. Политика по своему существу имеет дело с экономикой доверия, чаще всего вынужденного делегирования возможности, за которым не стоит доверие к «большому счастью». «В отсутствие твердой почвы, где могло бы укорениться доверие, исчезает и мужество, так необходимое для рискованных решений, для принятия на себя ответственности и долгосрочных обязательств»,— пишет З. Бауман [2, c. LVII]. Политика пользуется доверением, однако не «будит доверие» к тому, что можно переживать сообща. «Можно заставить лошадь зайти в воду,— продолжает Бауман,— но невозможно заставить ее пить» [2, с. 11]. «Проявление доверия не может ограничиваться декларацией последнего»,— добавляет П. Штомпка,— «доверять — значит вступать на помост, а не рассуждать о его прочности, вызывающей безоговорочное доверие» [22, с. 83]. В этом смысле доверие как политика и доверие как чувство часто не соприкасаются: вынужденная доверительность проявляется ежечасно, но «мало остается надежных оплотов для доверия, они расположены далеко друг от друга, и, как правило, доверие остается невостребованным» [2, с. 143]. Наконец, третье. Доверие подвешивает аксиологическую классификацию, подразделяющую ценности на абсолютные и прикладные, высшие и инструментальные. «Доверие» как чувство и как политика — своего рода альфа и омега, замыкающая это разделение в круг. Не апеллируя
к первичному доверию, невозможен «рассказ» о ценностях, практика их «прививания» и «воспроизводства». Вместе с тем, доверие выступает следствием телесной и частной вовлеченности в это повествование, которой не предшествовала предварительная доверительность. Доверие теряет смысл как в случае онтологизации (доверие как таковое? нет, доверие чему-то вполне определенному), так и в случае, когда оно становится просто «принципом доверительности», но не «практикой доверения». Доверие в ходу, в работе, оно не является «ценностью самой по себе». Людмила Баева (Комментарий 4) в своем выступлении предложила классифицировать доверие как ценность «низшего порядка», неабсолютную, инструментальную: «Это не ценность терминального типа, а скорее, ценность инструментальная, связанная с коммуникацией, социальным взаимодействием». «Вместе с тем,— признает исследовательница,— это ценность комплексная: она выступает как фундамент и условие. Мета-ценность». И тут же оговаривает: «доверие является не перекладыванием на другого ноши познания и использования его как поводыря, но предполагает собственную работу и добросовестность в поиске истины». Возникает вопрос: в чем тогда функция такого «залога», «якоря», если он не становится опорой, не гарантирует, но взывает к постоянной заботе, усилию? Разве доверие не передоверяет нечто с целью «выдохнуть с облегчением»?
«Доверие» (trust) опасно»,— с этого напоминания Светланы Коначевой (Комментарий 5) начинался наш разговор. Тотальное недоверие — не менее опасно, по-видимому. Или же философу привычнее иметь дело с готовностью вытянуть брошенный якорь доверия: разве не доксе как избыточной доверчивости противостоит критическое усилие? Критика, рациональность, как и закон, также задействует зоны доверия и неявного знания, зоны согласия и вовлеченности, которые, как предполагается, отслеживаются циническим разумом с позиции методического недоверия. Очевиден круг, и не один, вокруг доверия/trust/confiance. Доверие — залог, аванс и вместе с тем, «награда ожидания». «Чтобы в закон стали верить и практиковать его, ему необходим постоянный «аванс» тела, капитал воплощения. Закон записывается по той причине, что он уже записан изначально: свидетели, мученики или образцы делают его внушающим доверие. Он навязывается подданным при помощи слов: «Так поступали древние», или «Другие верили в это и делают так», или: «Ты сам уже несешь на своем теле мою подпись»»,— писал М. де Серто [18,
с. 260]. Подобного забвения момента «установления закона» не лишена и самая циничная рефлексия. Философский жест направлен не только против доверчивости доксе, неотрефлексированности, он в равной степени противится и «недоверчивому вынужденному подчинению», как выразился П. Слотердайк [19, с. 24]. Позиция циника как рыцаря недоверия в конечном счете результирует доверием — себе самому и своему искусству не доверять.
Словно эффект blow up, проступает сюжет, лишь затронутый в отдельных кадрах обсуждения: мы охотно наделяем доверие «экзистенциальным статусом», но за этим понятием скрывается еще один нюанс. Его можно назвать конверсией доверия, смещением из общего в индивидуализированное пространство: «большие» социально-исторические сюжеты единой судьбы с определенного момента больше не пользуются доверием, поэтому ответственность, которую ранее несли государство, история, власть, общество или наука/культура, теперь перераспределяется по индивидуальному принципу. Ф. Фукуяма приветствует такую конверсию как путь к процветанию, а скептики типа П. Бурдье, М. де Серто или З. Баумана замечают, что в итоге индивид облагается ответственностью, которую ранее брало на себя государство, ничего не получая взамен. Тех же, кто не приветствует такого «повышения нагрузки», считают врагами доверия и горизонтальной солидарности. Подобные политические манипуляции дискурсом доверия и экономикой эмоций часто перекладывают на плечи индивида работу, капитализированную вполне «вертикальными» механизмами доверия (делегирования): доверие как политика становится бенефициаром доверия как чувства. Политизация этого индивидуального чувства совпала и с новой волной исследовательского интереса, который, как модератор встречи, Александр Логинов (Комментарий 6), неизменно активизируется перед лицом «смерти» того или иного явления: «Часто какое-то явление подвергается рефлексии в условиях острой нехватки, дефицита. Именно так, видимо, случилось и с доверием. Пик дискуссий на эту тему пришелся на 1980-1990-е годы: Ф. Фукуяма, сначала громко провозгласивший «конец истории», связанный с распадом коммунистической идеологии, в 1990-е годы написал отдельную книгу о доверии». Впрочем, подобные манипуляции вряд ли способны бросить тень на сам «подвиг доверия». Низведенный с институциональных небес на землю человеческого «я-ты» (или, напротив, вознесенный с «презренной» социально-поли-
тической горизонтали к сводам личного и уникального), идеал доверия предстает весьма непростой работой, метафизическим подвигом, а не врожденной склонностью, присущей «человеческой природе». Здесь также необходим «аванс невербального», точнее «отвага невербального», как выразился Алексей Лызлов (Комментарий 7), отсылая к беседе С. Кьеркегора: «Доверие невозможно без сопряженного с ним особого способа восприятия другого. Доверие возможно лишь к такому другому, которого я воспринимаю как живую личность, которая становится для меня, как об этом пишет Кьеркегор в «Делах любви», уже не «другим я» (акегедо), а «другим Ты». Однако доверие предполагает не только определенный способ восприятия Другого, но и определенный способ бытия-с-Другим, описанный Кьеркегором как открытость. Доверяющий открыт Другому как Ты в его свободе. Он доверяет Другому его свободу, побуждая его испытать этот трудный дар, а сам вверяет себя Другому, становясь уязвимым для него» [11, с. 324]. Парадоксальным образом личное доверие, не гарантированное никаким материнским образом Общества, предполагает не только уязвимость Я перед лицом Ты, но и уязвимость самого доверия. Может ли кьекегоровский опыт любви/ доверия стать прообразом универсализуемой социальной связи? По всей видимости, может, если иметь в виду, что оборотной стороной той же отваги нередко становится «ад других», как в фильме «Догвилль» (Комментарий 8), или отчуждение Ты как выход за пределы этического как такового. Другой «доверен» мне, что во многом делает невозможным «доверить Другому его свободу». Как замечает (вслед за Э. Левинасом) о такого рода новой «освобождающей» внеморальности З. Бауман: «Зависимость моего ближнего от меня самого — вот что делает меня нравственным существом. Зависимость и этика существуют вместе и вместе исчезнут» [2, с. 90].
Мудрость Истории и маленькая собачка
Доверие как повод для дискуссии не вдохновил на построение «больших картин упадка», «забвения Доверия» и т.п. Однако и априорно уточнить координаты (в какой момент? из какой позиции мы говорим о доверии?) оказывается непросто. Л. Баева прибегла к поколенческим «порогам» трансформации доверия: «поколение Х доверяло личным связям, образованности, науке, государству; поколение У сместило доверие от монотеорий к соцсетям и горизонтальным связям; Ъ не до-
веряет официальным источникам информации, но доверяет личному опыту и лидерам мнений». Петр Тренин-Страусов (Комментарий 9) спроецировал эти пороги на десятилетия: «1990-е: шок и растерянность. Доверие перестало работать. 2000-е: цинизм и двуличие: лояльность для приобретения благ. Политика и общественная жизнь больше не вызывают доверия, оно на стороне частной жизни и социальных лифтов (государства). 2010-е: поляризация и глобализация. Доверию к «миру без границ». 2020-е видятся «шансом на зону доверия». За гранью обеих проекций остались устойчивые габитусы, крайне нечувствительные как к поколенческим, так и «эпохальным» порогам: профессиональные, субкультурные, религиозные. Наблюдения за подобными «гетерото-пиями» в свое время поражали исследователей (М. Фуко, М. де Серто, М. Мафессоли и т.д.) картинами выживаемости, одна из причин которых — недоверие к вербальным классификациям, опросам, идентификациям. Так М. де Серто в свое время показал структурную близость политического «активизма» и «монашества» [18, с. 305]. Подобных внепоколенческих сближений можно обнаружить немало, ключевым остается вопрос о месте и времени осуществления взаимного доверия и доверия невербализуемым «ценностям». Подобные гомологии не универсализируются, но и не локализуются в рамках национальной или государственной идентичности. Чему выражают доверие россияне? верующие? ученые? — подобные постановки вопроса неизменно порождают псевдореалии. Сообщества, обоснованные доверием, не стремятся объявлять себя таковыми, предпочитая оставаться «неподтвержденным сообществом» (Комментарий 10), как писал М. Бланшо [4].
И все же, если верить, что мы можем говорить о доверии в терминах поколенческих и эпохальных порогов: когда и почему «доверие перестало работать»? Что было предметом вполне функционирующего доверия гипотетических «советских людей»? В масштабном исследовании, основанном на чтении «человеческих документов» советской эпохи — писем, дневников, историй жизни, посланий внукам и т.д.— Наталия Козлова с удивлением обнаруживала у самых разных «протагонистов» своего философско-антропологического романа [9, с. 83-84] совершенно определенный тип доверия. Люди разных классов и жизненных траекторий, часто не принадлежащие и к одному поколению, прямо или явно свидетельствуют о «доверии Истории»: история всех рассудит, все оправдает, даже то, чему разум человеческий пока не находит
оправдание. Разум и справедливость Истории сродни божественной мудрости: в этом убеждал и опыт, и курсы истории ВКПб. Та же вера, что местом разумности остается историческая перспектива, выходящая далеко за границы повседневного неразумия жизни, заставлял homo soveticus-а браться за перо и писать «все, как оно было» в назидание потомкам: личные лишения и невзгоды преодолевались силой доверия смыслу истории, сытость и здоровье приносились в жертву будущему коллективному благосостоянию.
Адресат этих посланий («будущие поколения») не оправдали эпистолярного доверия. (И здесь уместно вспомнить еще одну французскую пословицу: «Скупцы умирают, дети сундуки вскрывают»). Пожалуй, лучше других момент, с которого «доверие перестало работать», был отражен в монологе Кати, дочери уважаемого советского профессора, героини комедии «Курьер» (Комментарий 11), в котором на вопрос почтенной публики, звучащий почти по-кантовски («что я хочу и на что я надеюсь?»), она сказала, что хочет ехать в открытой спортивной машине с портативным магнитофоном и маленькой собачкой на сиденье. Как и любому другому рассказу о ценностях и целях всей жизни, ни катиному монологу, ни проповеди, с которой на нее обрушились старшие, верить нельзя. Практика не столько «следует» поставленным и озвученным целям, сколько производит их как следы прожитого: «Человек проживает свою жизнь, как историю, которой предстоит быть рассказанной, но способ, каким история будет соткана, определяет технику свивания самой нити» [2, с. 9-10]. Именно это делает хрупкими наши проекции целей и ценностей в практики сингулярных персон и персонажей. «Я уж так изъеден недоверием, что если кто-то признается в своей любви или нелюбви к чему-то, я не отношусь к этому всерьез, а, точнее сказать, воспринимаю это лишь как свидетельство его самостилизации»,— признается герой романа М. Кундеры «Шутка» (1967) [10, с. 231-232]. Маскам приходится верить, подтверждает тот же Бауман, но доверять — нет.
Ночь доверия
Есть миры, в которых доверие не ослабевает никогда. Во многом потому, что оно сразу или в конце приносится в жертву: «доверяй, но проверяй!». Эти особые миры отделены рвом недоверия от гражданского мiра, однако внутреннее доверие остается важнейшей силой их жизни. Подобным качеством обладает как мир христианского аскетизма, так
и мир научной лаборатории.
«Доверие как убежденность в порядочности, надежности, предсказуемости и верности другой стороны часто воспринимается как одно из абсолютных условий начала отношений с Богом»,— поясняет о. Павел Великанов (Комментарий 12). Однако ближайшим плодом активного подвижничества оказывается т.н. «ночь души», полное истощение доверия, нацеленное на саму суть опыта аскета — на основание веры. «Полнота истощания доверия предваряет полноту совершенства» — приводит о. Павел слова Софрония Сахарова [20], и в этом — главный ответ на вопрос о смысле богооставленности — и ее значении в скачкообразном росте доверия — до состояния «долгосрочного доверия», которое, как и «долготерпение», уже не имеет границ». Доверие здесь странным образом умирает и возрождается в новом ключе, вместе с новой субъектностью утратившего его: «Самость, которую человек теряет в результате «тьмы души», на самом деле — фантом Эго, иллюзия. При этом субъектность никуда не исчезает; человек не растворяется по образу «соляной куклы» буддизма в океане Божественности».
Полное жертвование до-верием в ходе аскетической практики оборачивается «долгосрочным доверием», верой. Это одна из возможных теологий проблемы, но, как мы убедились, не единственная. «Доверие — это не то, что возникло до веры, но полнота веры, как в слове досыта речь идет о полной сытости»,—говорит о. Стефан Домусчи (Комментарий 13): «Корень вера при этом означает правду, истинность (как в словах «верно», «выверять»). Каузативное значение «уверять кого-то» сменилось некаузативным — «верить кому-то, в кого-то». Таким образом, вера связана с призывом к полностью открытым отношениям, в которых один открывает истину о себе, а другой ее признает. .. .Тема недоверия людей друг другу проходит красной нитью через Ветхий завет. ... В широком смысле можно сказать, что вся история спасения — это история возвращения доверия». Каинов ответ («разве я сторож брату своему?») как отказ от «оказанного Богом доверия» нередко иллюстрирует постэтические принципы индивидуализированного мира. Значит ли это, что цель «истории возвращения доверия» весьма далека? Равно как и «конец истории», который Фукуяма связывал с осознанным преимуществом взаимодоверия [21].
История доверия в/к науке не менее своеобразна. Как сформулировал Даниил Вишняков (Комментарий 14), «Доверие к науке никогда не вступало в кризисную фазу, дистанция по отношению к этому институту
оставалась константой. В первую очередь, этому поспособствовал ХХ век, давший мир ключ к самоуничтожению». А вот доверие внутри научного сообщества остается малопрозрачным механизмом: «политические и эпистемологические силы работают как симметричные механизмы производства научного знания. Особенно ярким примером такого до-недо-верия науки и власти являются история ядерного проекта Германии в годы Второй мировой войны и история атомных испытаний американской ядерной программы на закате Холодной войны»,— замечает Д. Вишняков. Степень взаимного символического «аванса» при взаимном же неведении деталей и целей этой разработки сложно переоценить. Здесь, как ни странно, мы ближе подходим к характеристикам места разговора о доверии как ценности. Пространство академии весьма чувствительно к привнесению в нететические практики доверия, присущие ему, экономической или управленческой составляющей. Вероятно, не сложно установить полный контроль за производством знания. Однако, подобная ситуация будет напоминать карикатуру, упоминаемую П. Штомпкой: «... некто ведет собаку на поводке, пес рвется и лает, а хозяин говорит: "Эй, я могу потерять к тебе доверие". Полная власть не требует доверия» [22, с. 71]. «Мы не обязаны верить тому, за кем можем постоянно наблюдать и чьи действия непосредственно контролировать»,— констатировал Э. Гидденс [22, с. 76, цит по].
Эпифании доверия
«В отличие от уверенности или надежды, доверие не переходит в покой и пассивность»,— настаивает П. Штомпка [22, с. 79]. Это движение, которое противоположно покорности судьбе или контролю над ситуацией: и то, и другое в равной степени обесценивают ставку на неопределенность, которой и является доверие. В этом смысле доверие нельзя завоевать или утратить. В. Зомбарт описывал улицы Парижа нач. XVII века, кишащие голодными философами-спекулянтами. Философом назывался тот, кто не имел гроша за душой, но «будил веру», вызывал доверие, чаще всего умея убедить обладателя средств «вложить» их в очередной поиск Клондайка с доверием к счастливому исходу поисков и скорому обогащению доверителя [8, с. 93-99].
Доверие рискованно, но может приносить прибыль, открытия и процветание. Однако столь же часто оно оказывается безвозмездным даром того, кому ничего не достанется взамен. «Доверие: дар или обмен?» —
выступление Ирины Дуденковой (Комментарий 15) сблизило наш сюжет с известным диалогом Ж. Деррида и Ж.-Л. Мариона [14]. Деррида, как мы помним, описывал дар как то, что, осознав себя как дар, мгновенно «вырождается» в обмен. «Современный контрактуализм, прежде всего теория справедливости Джона Роулза, и его критики поднимают вопрос о произвольности и непроизвольности доверия в дискуссиях о моральных границах договоров: доверие возникает в момент заключения договора или предшествует ему? Доверие является даром или возникает в обмен и подкрепляется гарантиями?» (И. Дуденкова). Несмотря на готовность критиков усмотреть во всех формах «заветизма» и доверия скрытый обмен, Ирина напоминает, что есть косвенные эмпирические доказательства в пользу доверия как дара: социологические исследования [7, с. 232] о компенсации недоверия другим доверием, доверием институтам и алгоритмам в условиях тотального подозрения.
Несмотря на хрупкость и парадоксальность, доверие и в самом деле обладает собственной устойчивостью и является иногда там, где его не ждешь. Автономная логика доверия — излюбленный сюжет Н. Лумана. Он описывает доверие как социальные отношения, которые подчиняются своим собственным правилам [24]. Никита Сороколетов (Комментарий 16) усматривает в логике Лумана апологетику доверия как лекарства от сложности, которая сопутствует переживанию открытого незаданного будущего: «Будущее возлагает чрезмерное бремя на способность человека представлять вещи самому себе. Люди должны сократить будущее таким образом, чтобы оно соответствовало настоящему, то есть уменьшить сложность. Доверие — один из способов»,— так понятый ход Лумана сближает его с понятием «превращенной формы», которое «перелицевал» в свое время М. К. Мамардашвили. Превращения сложных систем, их сокращение и мифологическая «упаковка», когда доверие позволяет компактно, без уточнений, переживать весьма объемные и ненаблюдаемые целиком системы, М. К. Мамардашвили считал основанием бытия в истории [13, с. 252]. И в этом смысле важно говорить о доверии не только как о ценности,— призывает Дмитрий Рындин (Комментарий 17), потому что в этом качестве оно может выступать элементом той или иной системы готовых значений, в т.ч. идеологии. «Доверие у М. Мамардашвили — условие человеческого опыта вообще, условие рождения новых смыслов. Доверие к Другому в себе, к тому в себе, что ты сам о себе не знаешь, и к эпифаниям Другого, ломающим
наши представления» (Д. Рындин). Доверие является на правах чуда — вопреки уверенности, ожиданию вознаграждения, обмена. Возможно, религиозный словарь, с которым мы ассоциируем «чудо», «эпифанию», «доверие» здесь недостаточен: «М. К. говорит о необходимости дополнить его философским актом — феноменологией эпифаний. Область, о которой говорит М.К., не религиозна, однако мистична. Мистика — допущение мира неготовых смыслов, где есть место индивидуальному невербальному опыту, где возможно рождение нового смысла» (Д. Рындин). Невозможность идентификации, неподконтрольность настающего, неадекватность бытующих вербальных форм — благодатная среда для доверия в собственном смысле слова: не для надежды на надежное, не для уверенности в том, что принципиально можно проверить.
Искусство (не)доверия
Ценность доверия тем самым обусловлена недостоверностью и недоверием: их непротивоположность проступает с очевидностью. С легкой руки П. Рикера в интеллектуальный оборот вошли выражения «герменевтика доверия» и «герменевтика подозрения», принадлежащие Г.-Г. Гадамеру. Евгения Шестова (Комментарий 18) уточняет: «Г.-Г. Гадамер называет "герменевтикой доверия" попросту "нормальное соотношение" между текстом и интерпретацией, тогда как "герменевтика подозрения" возникает как нарушение герменевтической ситуации» [23]. Гадамер выдвигает на первый план идеи позднего Гуссерля, который связывает воедино понимание, соучастие и перекрытие (Deckung): поиск и консти-туирование смыслов жизненного мира возможны только в совместной деятельности, соучастии с другими, в движении бесконечного понимания. «Доверие в этом смысле — движущая сила самого диалога»,— поясняет Е. Шестова: «Диалог с другими оказывается challenging relation: открытость другому или "добрая воля к пониманию"». Это и есть «нормальная герменевтическая ситуация» — ситуация поиска общего контекста и общего предмета обсуждения, предполагающая доверие как готовность к тому, что заранее не вызывает доверия.
Практики доверия вовлечены в практики недоверия,— продолжает эти размышления Яна Янпольская (Комментарий 19). «Герменевтика подозрения» и «культура недоверия» (П. Штомпка) богаты «вторичным доверием», верой после обнажения недостоверности: «Вторичное доверие, на которое мы рассчитываем, можно обрести не иначе как путем герменевтики; мы можем верить, лишь интерпретируя» (П. Рикер [17, c.
411-412]). Недоверие — стиль мысли со своей историей. Во французской интеллектуальной истории есть свои «линия доверия» и «линия недоверия»: это так называемые «картезианский» и «паскалианский» стили рефлексии (espritcartesien, espritpascalien). Метод Декарта мы охотнее ассоциируем с «методическим сомнением», однако во французской культуре «картезианский стиль» связан с культурой достоверности, с принципиальной возможностью выбраться на твердую почву, которой можно доверять. Обратный ход — «ставка на недостоверное» (Б. Паскаль [15, с. 132]) — раз и навсегда лишает нас такого рода надежды: «Перестанем же искать уверенности и прочности. Наш разум вечно обманывается непостоянством кажущегося; ничто не может утвердить конечного между двумя бесконечностями» [15, с. 68]. Эта «ставка» (Комментарий 20) имеет долгую интеллектуальную историю во Франции: это и «бросок костей» С. Малларме, и «надежда» у А. Мальро, и социологика «интереса» и «иллюзии» у П. Бурдье, и учение о «Методе» легендарного Э. Морена. Одно из ярких воплощений этого «искусства доверия недостоверному» можно обнаружить в фильмах испанского режиссера А. Серра, чье имя связывается с т.н. «новым религиозным кинематографом», возникающим в ситуации невозможности «веры» и «верований». Его фильм «Pacifiction» (Комментарий 21) о французской Полинезии — драма о доверии, о невозможности достоверной истины в условиях вероятной, но недостоверной катастрофы. Можно воспринимать как пустотелую схоластику подобные герменевтические различения разных сортов доверия, однако логос недоверия мобилизуется исправно интеллектуалами и их читателями.
В академическом формате разговор о ценности доверия имеет свои недостатки: оно становится привычным, одомашненным, описанным с разных сторон. Не принято усматривать черты чрезмерной доверительности с собственной позиции, равно как и деконструировать доверчивость коллег. Но, как и всякая ценность, доверие — исходное условие и цель. Оно двоится, приобретая черты священного события (явления) и «личной атрибутики» ошибки. Стоит верить, что удержание этого мерцания доверия позволит размышлять о нем вне апологии и предостережения.
Комментарии
1) Информация о круглом столе «Доверие как ценность» [Электронный ресурс]. URL: https://www.rsuh.ru/news/detail.pbp? ID=945814 (дата обращения: 20.09.2023).
2) Енговатов Г. К., магистрант ФФ РГГУ Доклад: «Кризис доверия в западной цивилизации: последствия».
3) Программа круглого стола «Доверие как ценность» (РГГУ, 17 июня 2023) [Электронный ресурс]: URL: https://www.rsuh.ru/anons/laboratoriya-aksiologicheskikh-issledovaniy-ff-rggu-nachinaet-svoyu-rabotu-/ (дата обращения: 20.09.2023).
4) Баева Л. В., проф. АГУ Доклад: «Доверие как экзистенциальная ценность».
5) Коначева С. А, проф., декан ФФ РГГУ Приветственное слово, открывающее дискуссию о доверии.
6) Логинов А. В., доцент ФФ РГГУ Доклад: «Дискурсы доверия».
7) Лызлов А. В., проф., доцент ФФ РГГУ Доклад «Экзистенциальные предпосылки доверия (размышления с обращением к Кьеркегору)».
8) «Догвилль», 2003. Реж. Ларс фон Триер.
9) Тренин-Страусов П.Д., предприниматель, зам. директора ФЦГП РГГУ Доклад: «Недоверие как базовое условие построения жизненных стратегий молодыми людьми в современной России (1990-2010е гг.)»
10) В оригинале (Blanchot M. La Communauté inavouable. Р.: Minuit, 1983) нет слова «неописуемое». Варианты перевода: «Непризнаваемое сообщество» (В. Лапицкий), «Неподтвержденное сообщество» (Я. Янпольская).
11) «Курьер», 1986 г. Реж. К. Шахназаров.
12) Великанов П., протоиерей, доцент МДА, руководитель Лаборатории аксиологических исследований ФФ РГГУ Доклад: «Ночь души и доверие: опыт христианских мистиков»
13) Домусчи С., протоиерей, доцент МДА. Доклад: «Доверие как нравственная категория».
14) Вишняков Д. А., магистрант НИУ ВШЭ, м.н.с. ИИЕТ РАН. Доклад: «Доверяй, но проверяй»: роль института доверия в научном сообществе».
15) Дуденкова И. В., проф., декан факультета социальных наук МВШСЭ им. Т. Шанина. Доклад: «Доверие — дар или обмен?».
16) Сороколетов Н. В., аспирант МДА. Доклад: «Феномен доверия в социальной теории Н. Лумана».
17) Рындин Д. Г., старший редактор издательства «Никея». Доклад: «Доверие и вера на границе религиозного и секулярного в феноменологии эпифаний у М. К. Мамардашвили».
18) Шестова Е. А., доцент ФФ РГГУ, сотрудник Центра феноменологической философии ФФ РГГУ Доклад: «Доверие как открытая возможность понимания».
19) Янпольская Я. Г., доцент ФФ РГГУ, доклад «Паскаль и Серра: доверие после веры».
20) Речь о знаменитом «пари Паскаля», который в выборе веры или неверия в Бога и спасение призывает «делать ставку на недостоверное», «ничего не теряя в итоге»: «..если выиграете, вы выиграете все, если проиграете, то не потеряете ничего». [15, с. 132]
21) «Pacifiction: Tourment sur les Îles», 2022. Реж. А. Серра.
Литература
1. Барт Р. Как жить вместе: Романические симуляции некоторых пространств повседневности. Конспекты лекций в Коллеж де Франс, 1976-1977 г. / Ролан Барт; подгот. текста и коммент. К. Коста; пер. с фр. Я. Бражниковой. М.: Ад МаргинемПресс, 2016. 271с.
2. Бауман З. Индивидуализированное общество / З. Бауман; пер. с англ. под ред В. Л. Иноземцева; Центр исслед. постиндустр. о-ва, ж. «Свободная мысль». М.: Логос, 2002. 390 с.
3. Бауман З. Текучая современность / З. Бауман; пер. с англ. С. А. Комаров. М.: Питер, 2008. 238 с.
4. Бланшо М. Неописуемое сообщество / пер. с франц. Ю. Стефанова. М.: Московский философский фонд, 1998. 78 с.
5. Бурдье П. Мертвый хватает живого. В кн.: Бурдье П. Социология политики / пер. с фр. Н. А. Шматко. М.: Socio-Logos, 1993. С. 263-308.
6. Грей Дж. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности / пер. с англ. Г. В. Каменской. М.: Праксис, 2003. С. 279-301.
7. Жизнь в долг. Моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России/ Юдин Г., Врублевская П., Емельянов Н. и др. М.: Изд. Православного Свято-Тихоновского гуманитарного ун-та, 2020. 232 с.
8. Зомбарт В. Буржуа. Евреи и хозяйственная жизнь / пер. с нем. В. Зомбарт. М.: Айрис-пресс, 2004. 617 с.
9. Козлова Н. Н. Советские люди. Сцены из истории / М.: Европа, 2005. 526 с.
10. 10.Кундера М. Шутка: Роман / пер. с чеш. Н. Шульгиной. СПб.: Азбука-классика, 2002. 412 с.
11. Кьеркегор С. Девять бесед 1843 года / пер. с датского А. В. Лызлова. М.: [Б.и.], 2016.
12. Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? / пер. с фр. А. Гараджи // AdMarginem-1993. М.: 1994. C. 303-323.
13. МамардашвилиМ. К. Вильнюсские лекции по социальной философии. Опыт физической метафизики. М.: Азбука, 2019. 291 с.
14. О Даре: дискуссия между Жаком Деррида и Жан-Люком Марионом / ред. А. В. Ямпольская; пер. В. Рокитянского // Логос. 2011. № 3(82). C. 144-171.
15. Паскаль Б. Мысли / сост. и общ.ред. А. Жаровского; пер. с фр. О. Хомы. М.: REFL-book, 1994.528 с.
16. Рикарди А. Жить вместе в 21 веке / А. Рикарди; пер. с итал. С. Файм. СПб.: Алетейя, 2014. 133 с.
17. Рикёр П. Конфликт интерпретаций: очерки о герменевтике / П. Рикёр; Ин-т философии РАН; пер. с фр., вступ. ст. и ком. И. С. Вдовиной. М.: Академический Проект, 2008. 695 с.
18. Серто, М. де. Изобретение повседневности. Т. 1. Искусство делать. СПб: Изд-во Европейского ун-та, 2015. 330 с.
19. Слотердайк П. Критика цинического разума/ пер. с нем. А. Перцева. Екатеринбург: У-Фактория; М.: ACT, 2009. 798 с.
20. Софроний (Сахаров), прп. Письмо 23 (Афон, 7 (20) апреля 1936 г) // Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру). 2-е изд. СТЛТ, 2010. [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Sofronij_Saharov/podvig-bogopoznanija/4 (дата обращения: 17.09.2023).
21. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / пер. с англ. Д. Павловой, В. Кирющенко, М. Колопотина. М.: ACT; ЗАО НПП «Ермак», 2004. 730 с.
22. Штомпка П. Доверие — основа общества / пер. с пол. Н. В. Морозовой. М.: Логос, 2012. 440 с.
23. Gadamer H. G. "fte Hermeneutics of Suspicion. In: Phenomenology and the Human Sciences / ed. by J. N. Mohanty. Dordrecht: MartinusNijhoff Publishers, 1985. P. 73-83.
24. Luhmann N. Familiarity, Confidence, Trust: ProblemsandAlternatives. In: Trust: Making and Breaking Cooperative Relations / ed. by Gambetta, D. Oxford: Oxford Univ. Press, 1988. P. 94-107.
References
• Bart R. Kak zhit vmeste: Romanicheskiye simulyatsii nekotorykh prostranstv povsednevnos-ti. Konspekty lektsiy v Kollezh de Frans. 1976-1977 g. / Rolan Bart; podgot. teksta i komment. K. Kosta; per. s fr.Ya. Brazhnikovoy. M.: Ad Marginem Press. 2016. 271 s. [In Rus].
• Bauman Z. Individualizirovannoe obshchestvo / Z. Bauman; per. s angl. pod red V L. Inozemceva; Centr issled. postindustr. o-va, zh. «Svobodnaya mysl'». M.: Logos, 2002. 390 s. [In Rus].
• Bauman Z. Tekuchaya sovremennost' / Z. Bauman; per. s angl. S. A. Komarov. Moskva: Piter, 2008. 238 s. [In Rus].
• Blansho M. Neopisuemoe soobshchestvo / per. s franc. Yu. Stefanova. M.: Moskovskij filosof-skij fond, 1998. 78 s. [In Rus].
• Burd'e P. Mertvyj hvataet zhivogo. V kn.: Burd'e P. Sociologiya politiki / per. s fr. N. A. Shmatko. M.: Socio-Logos, 1993. S. 263-308. [In Rus].
• Grej Dzh. Pominki po Prosveshcheniyu: Politika I kul'tura na zakate sovremennosti / per. s angl. G. V. Kamenskoj.— M.: Praksis, 2003.— 336 s. [In Rus].
• Zhizn' v dolg. Moral'naya ekonomika dolgovyh praktik v zhizni soobshchestv v Rossii / Yudin G., Vrublevskaya P., Emel'yanov N. i dr. M.: Izd. Pravoslavnogo Svyato-Tihonovskogo guman-itarnogo un-ta, 2020. 232 s. [In Rus].
• Zombart V. Burzhua. Evrei I hozyajstvennaya zhizn' / per. s nem. V. Zombart. M.: Ajris-press, 2004. 617 s. [In Rus].
• Kozlova N. N. Sovetskie lyudi. Sceny iz istorii / N. N. Kozlova M.: Evropa, 2005. 526 s.
• Kundera M. Shutka: Roman / M. Kundera; per. s chesh. N. Shul'ginoj. Spb.: Azbuka-klassika, 2002. 412 s. [In Rus].
• K'erkegor S. Devyat' besed 1843 goda / per. s datskogo A. V. Lyzlova. M.: Rekord, 2016. 322 s. [In Rus].
• LiotarZh.F. Otvet na vopros: chto takoe postmodern? / per. s fr. A. Garadzhi // Ad Marginem
1993. M.: 1994. C. 303-323. [In Rus].
• Mamardashvili M. K. Vil'nyusskie lekcii po social'noj filosofii. Opyt fizicheskoj metafiziki. M.: Azbuka, 2019. 291 s. [In Rus].
• O Dare: diskussiya mezhdu Zhakom Derrida i Zhan-Lyukom Marionom / red. A. V Yampol'skaya; per. V Rokityanskogo // Logos.— 2011.— № 3(82).— C. 144-171. [In Rus].
• Paskal' B. Mysli / sost. iobshch.red. A. Zharovskogo; per. s fr. O. Homy.— M.: REFL-book,
1994.— 528 s. [In Rus].
• Rikardi A. Zhit' vmeste v 21 veke / A. Rikardi; per. s ital. S. Fajm.— SPb.: Aletejya, 2014.— 133 s. [In Rus].
• Rikyor P. Konflikt interpretacij: ocherki o germenevtike / P. Rikyor; In-t filosofii RAN; per. s fr., vstup. st.ikom. I. S. Vdovinoj.— M.: Akademicheskij Proekt, 2008.— 695 s. [In Rus].
• Serto, Mishel' de. Izobretenie povsednevnosti. T. 1. Iskusstvo delat'. Spb: Izd-voEvropejskogo un-ta, 2015. 330 s. [In Rus].
• Sloterdajk P. Kritika cinicheskogo razuma / P. Sloterdajk; per. s nem. A. Perceva. Ekaterinburg: U-Faktoriya; M.: ACT, 2009. 798 s. [In Rus].
• Sofronij (Saharov), prp. Pis'mo 23 (Afon, 7 (20) aprelya 1936 g) // Sofronij (Saharov), prp. Podvig bogopoznaniya. Pis'ma s Afona (k D. Bal'furu). 2-e izd.— STLT, 2010. [Elektronnyj resurs]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Sofronij_Saharov/podvig-bogopoznanija/4 (data obrashcheniya: 17.09.2023). [In Rus].
• Fukuyama F. Doverie: social'nye dobrodeteli i put' k procvetaniyu / F. Fukuyama; per. s angl. D. Pavlovoj, V Kiryushchenko, M. Kolopotina. M.: ACT; ZAO NPP «Ermak», 2004. 730 s. [In Rus].
• Shtompka P. Doverie — osnova obshchestva / P. Shtompka; per. s pol. N. V Morozovoj. M.: Logos, 2012. 445 s. [In Rus].
• Gadamer H. G. The Hermeneutics of Suspicion. In: Phenomenology and the Human Sciences / ed. by J. N. Mohanty. Dordrecht: Martinus Nijhoff Publishers, 1985. P. 73-83.
• Luhmann N. Familiarity, Confidence, Trust: Problems and Alternatives. In: Trust: Making and Breaking Cooperative Relations / ed. by Gambetta, D.— Oxford: Oxford Univ. Press, 1988. P. 94-107.
Статья поступила в редакцию 02.09.2023; одобрена после рецензирования 19.09.2023; принята к публикации 28.09.2023.
The article was submitted 02. 09.2023; approved after reviewing 19.09.2023; accepted for publication 28.09.2023.
