CC BY
151
стые и естественные радости людей. При этом, по мнению исследователя, очень важно иметь в виду, что Алеша явно сближает здесь Зосиму и Дмитрия как выразителей идеи радости. Слушая далее в евангельской истории, что Христос не был уверен в том, что ему нужно совершать чудо, чтобы брачный пир продолжился, но его мать попросила его об этом, Алеша приходит к пониманию того, что совершенное Христом чудо имеет совершенно другой внутренний смысл, чем его «великий страшный подвиг». Но итогом его размышлений становится видение, в котором этот «подвиг» вообще отходит на второй план, поскольку Христос становится главой брачного пира «на веки веков».
Список литературы
1. Баршт К. А. Мысли Паскаля в художественном мире Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. - СПб.: Нестор-История, 2016. - Т. 21. -С. 129-169.
2. Джерманович Т. Достоевский между Россией и Западом / Пер. с исп. Зориной-Карякиной И. - М.: Центр книги Рудомино, 2013. - 352 с.
3. Дудкин В.В. Софокл и Достоевский: Сходное в несходном («Эдип-Царь», «Эдип в Колоне» Софокла и «Преступление и наказание») // Достоевский: Материалы и исследования. - СПб.: Нестор-История, 2016. - Т. 21. - С. 3-16.
4. Евлампиев И.И. Достоевский и Фихте // Достоевский: Материалы и исследования. - СПб.: Нестор-История, 2016. - Т. 21. - С. 274-290.
5. Сальвестрони С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского / Пер. с итал. - М.: ББИ, 2015. - 258 с.
2018.03.021. Т.Н. КРАСАВЧЕНКО. ДОСТОЕВСКИЙ: НОВЫЕ АНГЛОЯЗЫЧНЫЕ ПЕРЕВОДЫ И ИССЛЕДОВАНИЯ. (Обзор).
Ключевые слова: Достоевский; переводы «Преступления и наказания» в Великобритании и США; рисунки и каллиграфия в рукописях.
Как показывает практика культуры, каждому поколению требуется новый и улучшенный перевод зарубежной классики, при этом британским и американским читателям нужны разные, «свои» переводы.
В Англии вышел новый перевод романа Достоевского «Преступление и наказание», сделанный Николасом Пастернаком-Слейтером (3), племянником Б.Л. Пастернака и сыном его сестры
Лидии Пастернак-Слейтер, химика, поэта и переводчицы, эмигрировавшей сначала из России в Германию, а затем с 1935 г. жившей в Великобритании - в Оксфорде. Н. Пастернак-Слейтер, будучи специалистом по гематологии, стал вместе с тем известным литературным переводчиком, в частности ему принадлежат переводы «Путешествия в Арзрум» А.С. Пушкина (2013), «Героя нашего времени» М.Ю. Лермонтова (2013), переписки Б.Л. Пастернака с родителями и сестрами с 1921 по 1960 г., вышедшей отдельным изданием (2010) и включающей в себя, кроме иллюстраций и фото, предисловие и хронологию жизни и творчества поэта.
В новом переводе «Преступления и наказания» примечательна культура издания. Оно содержит написанный слависткой Сарой Дж. Янг (Sarah J. Young), представляющей Британию в Международном обществе Достоевского, краткий очерк жизни писателя -описание его пребывания в «мертвом доме», преступников, которых он там встретил, его материальных трудностей в 1860-е годы, когда он работал над романом. В предисловии к роману она рассматривает также литературно-критические толкования его, воспроизводит его историко-литературный контекст, уделяя особое внимание Петербургу как литературному локусу. В книге приведен также список персонажей, включающий в себя их уменьшительные имена и комментарий к их произношению. Перевод сопровождает избранная библиография - современные исследования о романе и его историко-культурном контексте. Примечания проясняют трудные для британского читателя места в тексте, а также связывают роман с более широким контекстом творчества Достоевского и русской культурой XIX в., приводятся цитаты других классиков русской литературы.
Майкл Р. Кац, известный американский переводчик сочинений Тургенева, Герцена, Чернышевского, В.А. Слепцова и др., профессор (в отставке) престижного частного гуманитарного университета - Миддлбери-колледж (штат Вермонт), сделал свой аннотированный перевод «Преступления и наказания» (4).
Переводы Н. Пастернака-Слейтера и М.Р. Каца - это, вероятно, как замечает известный английский литературовед и историк, профессор русской и грузинской литературы в колледже королевы Марии (Лондонский университет) Доналд Рейфилд, автор книг «Жизнь Чехова» (1997, рус. перевод 2005) и «Сталин и его подруч-
ные» (2004, рус. перевод 2008), уже двенадцатая или тринадцатая «версия» романа Достоевского на английском (5). Перевод романа, сделанный знаменитой английской переводчицей Констанс Гарнетт (1861-1946) 100 лет назад, несомненно, до сих пор сохраняет ценность, ибо из всех существующих переводов только он отвечает требованию теории перевода: не использовать слова, появившиеся в английском языке после 1866 г. (дата публикации романа в России). Перевод романа Достоевского в 1951 г. британским переводчиком и автором биографий русских писателей, прежде всего Гоголя и Достоевского, Дэвидом Магаршаком (1899-1977) также считался с 1950-х годов образцовым, «несмотря на его вяловатость» (5). В 1991 г. вышла более современная английская версия романа, сделанная британским переводчиком Дэвидом Макдаффом (D. McDuff), который использовал в своем переводе анахронизмы типа транслитерации слова «гласность», более характерного для Горбачева, чем для Достоевского. Американские переводчики, супруги Ричард Пивер и Лариса Волохонская (эмигрировавшая из СССР в 1973 г.) в 1992 г. постарались максимально сохранить особенности оригинала. Особенность их совместной работы состояла в том, что сначала Л. Волохонская делала черновой перевод романа с русского, максимально сохраняя его синтаксические и стилистические особенности, потом Р. Пивер наводил «англоязычный глянец». Перевод романа Достоевского английским русистом из Оксфорда Оливером Реди (Oliver Ready) в 2014 г. Д. Рейфилд считает выдающимся, поскольку переводчику удалось найти точный английский эквивалент для всех выразительных глаголов Достоевского и необычных объектов (мало кто из русских писателей может сравниться с Достоевским по лексическому диапазону), даже если его перевод иногда становится слишком буквальным. Так, О. Реди переводит обращение старой ростовщицы к Раскольникову «батюшка» буквальным английским «father», тогда как другие переводчики предпочитают менее буквальные эквиваленты: «dearie» (голубчик), «mister» (господин), «my good sir» (любезный сударь) (5).
Или, например, в случае с русским фразеологизмом «петь Лазаря», происходящим от песни «О богатом и Лазаре», написанной в XIX в. по мотивам новозаветной притчи (Лк. 16: 19-31), распевавшейся нищими, чтобы разжалобить прохожих, (английский эквивалент «whining like a beggar», т.е. «ныть, попрошайничать,
пытаться разжалобить как нищий»), и Н. Пастернак-Слейтер, и Р. Пивер с Л. Волохонской дают буквальный перевод «sing Lazarus» и добавляют в сноске примечание, проясняющее для читателя смысл этого выражения. О. Реди также комментировал свой перевод «play Lazarus». Но М. Кац и К. Гарнетт «убирают Лазаря» и соответственно переводят это выражение как «играет на сочувствии» («play him for sympathy»), «жалуется на судьбу» («complain about my lot»), «делает кислую гримасу» («pull a long face») - такой перевод приемлем, но символический смысл оригинала утрачивается.
Порой переводчики оказываются перед трудным выбором. Так, некоторые персонажи Достоевского «врут», что означает «говорят неправду» безвредно, даже ненамеренно, «несут чушь» («to talk rubbish»), и тут глагол «врать» отличается от глагола «лгать» в том смысле, как обманывают политики. Р. Пивер и Л. Волохонская переводят глагол «врать» в соответствии со словарным «lying», О. Реди сопровождает «lying», поясняющим словом «fibbing», означающим «придумывать, привирать», Н. Пастернак-Слейтер предпочитает «talking nonsense» и «rubbish» (нести чушь), М.Р. Кац чередует «lying» (врать) and «talking nonsense» (нести чушь). По мнению Д. Рейфилда, персонажи Достоевского врут не для того, чтобы обманывать: они импровизируют и привирают, блефуют, пока случайно не выбалтывают правду: именно это у Достоевского означает глагол «врать» (3).
Но бывают неразрешимые языковые трудности. Достоевский, как и Диккенс, использует имена для характеристики персонажа. В «Преступлении и наказании» на английский переводится только фамилия несчастного пьяницы Мармеладова. Символизм имен -Раскольникова («dissenter» и «splitter»), Лужина («muddy puddle»), следователя Порфирия Петровича (порфир означает «твердую горную породу», а Петр - камень, о который разобьется, «расколется» Раскольников) или раболепного социалиста Лебезятникова невозможно перевести в тексте и они комментируются в предисловии.
Перевод Н. Пастернака-Слейтера предваряется картой Санкт-Петербурга, дающей представление о феноменальной «топографической» памяти Достоевского. Читатель получает подспорье для понимания передвижений, прогулок персонажей. Д. Рейфилд считает, что читатели Достоевского должны почувствовать связь писа-
теля с Бальзаком, у которого он учился мастерству повествования в процессе перевода «Евгении Гранде» (1834) в 1843 г. А спор персонажей Бальзака Эжена Растиньяка из «Отца Горио» (1834-1835) с его другом студентом-медиком Орасом Бьяншоном: можно ли и правильно ли убить совершенно незнакомого человека ради денег на альтруистические цели, вполне вероятно, вдохновил Достоевского на создание образа Раскольникова, решившегося на убийство старухи-процентщицы. Множество бальзаковских аллюзий в «Преступлении и наказании» доказывает, насколько европейским романистом был Достоевский, несмотря на свою антизападную идеологию. Именно поэтому Д. Рейфилд предпочитает экзотическому ориентализму Р. Пивера и Л. Волохонской переводы Н. Пастерна-ка-Слейтера и М.Р. Каца, которые делают Достоевского читабельным и современным (5).
Как бы то ни было, в любом переводе, по мнению Д. Рейфил-да, нужно учитывать, что Достоевский, вдохновленный неожиданным «прыжком» российской правовой системы из феодализма в современность, писал детективные романы так, будто они написаны сегодня. Уже само название романа свидетельствует о том, что это повествование более значительное, чем просто роман. Как «Война и мир» Толстого - своеобразный отклик на сочинение французского политика, экономиста, философа Пьера-Жозефа Прудона «Война и мир» (1861), также и название своего романа Достоевский позаимствовал у итальянского мыслителя эпохи Просвещения Чезаре Беккариа, автора сочинения по криминологии «О преступлениях и наказаниях» (1764). Таким образом, роман содержит не просто сюжетную историю, а философию (5).
Д. Рейфилд высоко оценивает оба новых перевода «Преступления и наказания» - и Н. Пастернака-Слейтера и М.Р. Каца, но все-таки отдает предпочтение первому благодаря культуре его издания. М. Р. Кац временами делает ложный выбор, например, называет просящих подаяние детей Катерины Ивановны «sniveling», что имеет в английском уничижительный оттенок, хотя тут вполне достаточно просто трогательного «whimpering». Но ни в одном из этих переводов нет той меткости, которая порой присуща переводу О. Реди (например, он перевел «казенную квартиру» как «grace-and-favour apartment»). По мнению Д. Рейфилда, теперь на основе существующих переводов «Преступления и наказания» можно соз-
дать «его сводное» издание - по образцу Септуагинты, собрания переводов Ветхого Завета на древнегреческий, по преданию выполненного семьюдесятью двумя переводчиками в 285-247 гг. до н.э.
Многие художники воплощали образы персонажей Достоевского в живописи, а его произведения экранизировались, т.е. превращались в новые произведения визуального искусства. Изобилующие идеографическими знаками и рисунками рукописи самого Достоевского, который в 1843 г. окончил Главное инженерное училище в Петербурге, где научился мастерству рисования и чертежа, свидетельствуют о том, что он сам нередко мыслил образами, шел к слову от визуальных изображений и к тому же часто писал о живописи; многие из его ключевых понятий скорее визуальны, чем вербальны. В этом русле рукописи писателя анализирует Константин Баршт, доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник ИРЛИ РАН (Пушкинского Дома) в книге «Рисунки и каллиграфия Ф.М. Достоевского. От образа к слову», которая вышла в Италии - в Бергамо в 2016 г. на русском и английском, а в 2017 г. на итальянском (1). Это первый выпуск издательства «Lemma Press» (Бергамо) в новой серии «Калиграммы» (Calligrammes) - о «перекрестке» изобразительного искусства и литературы. В книге более 200 иллюстраций. К. Баршт, основываясь на тщательно документированном анализе, разработал типологию графических приемов, использованных Достоевским, и проследил логику их развития со временем: на начальной стадии работы над произведением писатель прибегал к архитектурным деталям, но по мере того, как идеи прояснялись, они воплощались в изображениях лиц и лишь потом в словесной форме. Чем ближе писатель был к обретению желаемой художественной формы, тем реже он рисовал. После завершения «Преступления и наказания» Достоевский делал только предварительные черновые наброски, которые использовал, когда диктовал весь текст своей молодой жене Анне, опытной стенографистке. Лица в этих набросках становились все более карикатурными, а затем свелись к изображению носов. Ко времени создания «Братьев Карамазовых» (1880), последнего романа писателя, его рукописи - это в основном черновые наброски текста.
Зато в сохранившихся рукописях «Преступления и наказания» - множество набросков портретов персонажей романа в период
его генезиса, в их числе портреты Сони Мармеладовой, Свидри-гайлова, эскизы готических аркад, упражнения в каллиграфии. Изображение головки Сони несколько раз увенчано словом «Янус» -именем двуликого (обращенного в прошлое и в будущее) бога приходов, уходов, начала и конца в древнеримской мифологии. К. Баршт объясняет это тем, что Соня - двойственный, зыбкий персонаж, фигурирующий в романе во многих ситуациях прихода и ухода. Страница о Свидригайлове содержит имена Бонапарта и политического деятеля корсиканского происхождения Поццо ди Бор-го (Pozzo di Borgo, 1761-1842), который был дальним родственником и кровным врагом Наполеона. К. Баршт связывает это с тем, что Свидригайлов - своеобразная сниженная версия Раскольнико-ва-Наполеона. Он появляется в «маске» Наполеона III, потому что сводит философию Раскольникова к абсурду, так же как жизнь Наполеона III была фарсовым повторением трагедии Наполеона.
К. Баршт анализирует слова и буквы, которые, казалось бы, случайно появляются в черновиках романа: Malebranche, La Routine, Partie, R, N, J. Рутина вызывает презрение у Раскольнико-ва; R и N относятся к слову «routine». Никола Мальбранш (16381715), французский философ-метафизик, картезианец, много писал о глупости и даже безумии тех, кто создает свою систему мысли, исповедуя при этом идею своего превосходства над другими. Таков Раскольников. Но в попытке расшифровать «Partie» и «J» К. Баршт заходит в тупик, хотя понимает, что «графические символы» Достоевского, как показывает опыт, должны непременно быть частью слова, понятия, которое является объектом интенсивного размышления писателя.
Часто К. Баршт ищет ключи в биографии Достоевского. Каллиграфические упражнения Достоевского он толкует как импульсы, пробуждающие воспоминания - часто о юности. Так, в 1839 г. Достоевский читал Мальбранша на французском, и исследователь находит отклики этого чтения в письмах писателя брату и в знаменитом письме 1856 г. Наталье Фонвизиной, где он писал о своей «жажде веры». По К. Баршту, для Достоевского характерны наплывы воспоминаний о родственниках и знакомых, в частности о матери, которая умерла от чахотки, когда Федору было 16 лет, о Чернышевском, его философском антагонисте.
Исследователь пишет об эстетических идеях Достоевского, особенно об эстетике лица, о его юношеском увлечении френологией, выявлявшей связи между психикой человека и формой его черепа, об его зрелых трактатах об искусстве. В пространном последнем разделе книги - «Идеографическое письмо Достоевского», К. Баршт выявляет «грамматику» «повествовательного экфрасиса» Достоевского. Порой К. Баршт склонен истолковывать идеи Достоевского в русле русской религиозной философии, особенно Павла Флоренского, считавшего православную икону выразительным средоточием духовности. Согласно такой линии аргументации, конечной целью Достоевского было придание «земным лицам» своих персонажей статуса «святых ликов». Иногда К. Баршт основывается на семиотике Ю. Лотмана и находит небольшие различия в машинально сделанных «архитектурных рисунках» писателя и его каллиграфии, выявляя малейшие изменения в представлениях автора, находящих отражение в его творчестве. В частности, это позволяет установить, что постепенно изображение русских луковичных куполов вытесняет изображение готических арок, что свидетельствует о смене идеологических вех писателя.
К. Баршт также связывает свои наблюдения с размышлениями М. Бахтина в «Поэтике Достоевского» о диалоге и хронотопе. На взгляд исследователя, портретные рисунки Достоевского свидетельствуют о желании писателя создать независимых от автора, автономных персонажей, способных удивить даже его самого.
Но невольно возникает вопрос: в какой степени портретные наброски Достоевского действительно определяли принципы характеристики персонажей и сюжетную архитектонику? Предполагаемый портрет Чернышевского в рукописях «Преступления и наказания» едва ли отличается от других портретов, которые К. Баршт идентифицирует как Наполеона III / Свидригайлова, Тургенева / Кармазинова (в «Бесах»), Макара Долгорукова (в «Подростке»).
Исследование К. Баршта более убедительно, когда он воздерживается от крупных обобщений и концентрируется на рукописях как основном источнике связи между писателем и его творческим проектом. Ученый сравнивает рукописи с мастерской искусного ремесленника, в которой лишь на первый взгляд царит беспорядок, но на самом деле налицо оптимальная организация мастером своих
материалов для выполнения его задачи. Основываясь на рукописях, К. Баршт выразительно описывает пометки, рисунки Достоевского, сделанные чернилами или карандашом, как метафору его повествовательного стиля.
В отдельном разделе «Знакомые лица» анализируется ряд виньеток, а именно, набросанные Достоевским портреты исторических персонажей - от Петра I до И. С. Тургенева. Порой этот анализ открывает огромный и сложный мир Достоевского, но порой не очень убедителен. Так, К. Баршт объясняет, почему Достоевский сделал карандашный набросок портрета писателя, историка, редактора петербургского православного журнала «Духовная беседа» (1858-1877) Виктора Аскоченского, наделив его женской грудью: Аскоченскому в молодости были свойственны скептицизм и критическое отношение к отдельным сторонам общественной и церковной жизни, когда-то он писал эротические стихи, но около 1851 г. пережил духовный кризис и перешел на консервативно-охранительные позиции, однако К. Баршт признается, что не может объяснить, почему этот набросок соседствует с одной из самых искренних и трогательных записей в записной книжке писателя, сделанной, когда он смотрел на свою умершую первую жену. По мнению К. Баршта, едва ли тут была какая-либо семантическая или тематическая связь.
Американский русист Роберт Бёрд (Дикинсон-колледж, США), автор книги «Федор Достоевский» (Буо^г Эо81;оеу8ку, 2012), в рецензии на книгу К. Баршта замечает, что тот скован мифом о «цельном коде», но ему не хватает концепции, которая могла бы учесть, охватить случайности, непредвиденные обстоятельства, которыми изобилуют дневники и рукописи писателя и которые имеют особое значение у Достоевского, этого «дирижера хаоса» (2). Не каждая пометка является деталью целого. Некоторые слова явно привлекали внимание Достоевского к визуальным формам скорее, чем к их словарному смыслу или биографическим ассоциациям. Рукописи писателя часто выявляют увлеченность писателя, погруженность в созерцание своего художественного мира, но иногда он мог просто отвлечься на что-то или погрузиться в мечты. Черновики Достоевского как раз более всего поражают тогда, когда они графически демонстрируют нарушение самоконтроля писателя и возникновение непредвиденных событий и откровений. Но в це-
лом Р. Бёрд считает книгу К. Баршта - фундаментальным, интересным исследованием, открывающим новый подход к «величественному и сводящему с ума» творчеству Достоевского (2).
Список литературы
1. Баршт К. Рисунки и каллиграфия Ф.М. Достоевского: От образа к слову. Barsht К. The drawings and calligraphy of Fyodor Dostoevsky: From image to word / Transl. by Frauzel S.C. - Bergamo: Lemma press, 2016. - 468 p.
Barst K. Disegnie e calligrafia di Fedor Dostoevskiy. Dall'immagine alla parola. -Bergamo: Lemma press, 2017. - 468 p.
2. Берд Р. Крепость без входа.
Bird R. Gateless fortress // Times literary supplement. - L., 2018. - 16.01. - Mode of access: https://www.the-tls.co.uk/articles/public/gateless-fortress
3. Достоевский Ф. Преступление и наказание / Перевод на англ. Пастернак -Слейтер Н.
Dostoevsky F. Crime and punishment / Transl. by Pasternak-Slater N.; Ed. by Young S.J. - Oxford, Oxford univ. press, 2017. - 544 p. - (Oxford world's classics hardback collection).
4. Достоевский Ф. Преступление и наказание / Перевод на англ. Кац М.Р. Dostoevsky F. Crime and punishment / Transl. by Katz M.R. - N.Y.: Liveright: Norton, 2017. - 624 p.
5. Рейфилд Д. Кто знает об этом? [О переводах «Преступления и наказания»]. Rayfield D. Who-knows-he-dunit? [On translating «Crime and Punishment»] // Times literary supplement. - L., 2018. - 16.01. - Mode of access: https://www.the-tls.co.uk/articles/public/crime-and-punishment-translation/
2018.03.022. К.А. ЖУЛЬКОВА. К ИЗУЧЕНИЮ АН. ОСТРОВСКОГО: НОВЫЕ ДЕТАЛИ И РАКУРСЫ. (Обзор).
Ключевые слова: А.Н. Островский; биография; традиции древнерусской литературы; сценическая практика; поэтология сада.
Спустя 195 лет со дня рождения одного из самых известных русских драматургов, А.Н. Островского (1823-1886), продолжают появляться еще не опубликованные архивные биографические и библиографические материалы, возникают новые аспекты в изучении не теряющих остроту и актуальность пьес.
В статье «Загадки смерти Островского» С.Н. Кайдаш-Лак-шина (3) проводит небольшое научное расследование обстоятельств последних месяцев жизни драматурга. Исследовательница
