CC BY
37
УДК 81-119
В. В. Меняйло V. V. Menyaylo
Доминантный хронотоп как средство репрезентации индивидуально-авторского концепта
Individual author's concept representation by means of a dominant cronotopos
В статье рассматриваются понятия хронотопа и индивидуально-авторского концепта. На примере анализа индивидуально-авторского концепта FREEDOM в романах Дж. Фаулза показано, что доминантный хронотоп может выступать средством репрезентации индивидуально-авторского концепта, а изменение языковых номинантов пространственных характеристик маркирует эволюцию концепта.
The article touches upon the notions of cronotopos and individual author's concept. An example of the analysis of the individual author's concept of FREEDOM in J. Fowles' novels demonstrates that a dominant cronotopos can represent an individual author's concept and that changes of spatial characteristics nominees mark conceptual evolution.
Ключевые слова: концепт, индивидуально-авторский концепт, доминантный хронотоп, пространственные характеристики, авторская картина мира.
Key words: concept, individual author's concept, dominant cronotopos, spatial characteristics, author's picture of the world.
Термин «хронотоп» обозначает неразрывную связь времени и пространства, воплощенную в художественном тексте. Впервые введенная в научный обиход А.А. Ухтомским (1973) эта терминологическая единица была отнесена к художественному миру М.М. Бахтиным (1975), который определяет хронотоп как существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе. «В литературно-художественном хронотопе, пишет Бахтин, - имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем» [6]. Идею пространственно-временных отношений несёт в себе и термин М.В. Никитина «топохронос», акцентирующий первичность пространства в обозначаемой диаде [8, c. 652].
На уровне текста координаты хронотопа проявляют потенциально присущее им свойство - выражают последовательность, течение, динамику. Поскольку человек не может существовать вне пространства и времени, пространственно-временное отношение устанавливается при обязательном учете субъективности. Хроно-топное движение является структурно-содержательным указателем континуума художественного текста, в котором все три координаты хронотопа (субъект, время, пространство) являются равноправными элементами [7, с. 26, 44].
В искусстве преобладают нефизические формы организации пространства и времени, связанные с передачей их как переживания. Специфика взаимоотношений этих категорий производна от мировоззрения и мировосприятия автора. Автор художественного текста творит воображаемый хронотоп в соответствии со своим замыслом, создавая иллюзию реальности времени и места совершения и протекания событий. Хронотоп функционирует в многообразии индивидуально-авторских модификаций конкретизированного времени на определенном участке пространства, служит тем пространственно-временным фоном, на котором разворачивается сюжет и происходит процесс порождения смыслов.
Художественное пространство, в основном, характеризуется теми же признаками, что и реальное трехмерное пространство: симметрией и асимметрией, формой и размерами, месторасположением, расстоянием между телами, пространственным распределением вещества и наличием границ, отделяющих различные системы [7, с. 62].
Репрезентация художественного пространства, как и хронотопа в целом, в каждом отдельном тексте уникальна, ибо творческое мышление создает уникальные воображаемые миры. Являясь составляющей хронотопа, художественное пространство объективирует авторскую картину текста. Субъективность его литературно-художественного образа мотивирована творческим замыслом и обусловлена авторским мировоззрением. «В пределах одного произведения и в пределах творчества одного автора мы наблюдаем множество хронотопов и сложные, специфические для данного произведения или автора взаимоотношения между ними, причем обычно один из них является объемлющим, или доминантным. Хронотопы могут включаться друг в друга, сосуществовать, переплетаться, сменяться, сопоставляться, противопоставляться или находиться в более сложных взаимоотношениях» [6].
Доминантный хронотоп может выступать средством репрезентации индивидуально-авторского концепта. В качестве примера рассмотрим способы репрезентации индивидуально-авторского
концепта FREEDOM в произведениях английского писателя Дж. Фаулза. Индивидуально-авторский концепт FREEDOM относится к ключевым концептам картины мира автора. Следует отметить, что в каждом из четырех романов («The Collector», «The French Lieutenant's Woman», «The Magus» и «Daniel Martin»), формирующих в совокупности единый авторский текст, Дж. Фаулз уделяет внимание описанию не только состояний и способов обретения свободы, но состояний несвободы (unfreedom), ограничений и препятствий на пути к достижению свободы. Состояние несвободы номинируется лексемами: prison, imprisonment, captivity, chains, boundaries. Противопоставление «свобода vs. несвобода», таким образом, лежит в основе репрезентации концепта FREEDOM и реализуется в форме «доминантного хронотопа» «разомкнутого vs. замкнутого пространства».
В едином тексте Дж. Фаулза, противопоставление ограниченного и неограниченного пространства формирует стабильный компонент авторской картины мира, однако претерпевает эволюцию на разных этапах эволюции творчества: в каждом из романов это противопоставление, в соответствии с авторской интенцией, наделяется различными пространственными параметрами. Эволюция содержания и способов языковой репрезентации концепта FREEDOM проявляется не только в вариативности хронотопических (пространственных) характеристик оппозиции «свобода vs. несвобода», но и в переосмыслении значения ограниченного пространства от репрезентанта несвободы к символу свободы.
Рассмотрим те ядерные характеристики индивидуально-авторского концепта FREEDOM, которые объективируют доминантный хронотоп «разомкнутого vs. замкнутого пространства» в тексте каждого из романов.
1. В романе «The Collector» ядерная понятийная характеристика концепта «freedom is the state of not being in the house of Frederic Clegg» обозначает состояние пребывания за пределами дома-тюрьмы Фредерика Клегга. Этот дом (уже - подвал-тюрьма) ассоциируется с замкнутым пространством несвободы, в то время как разомкнутое пространство за его пределами - со свободой. Помимо лексемы "house" (49 - здесь и далее цифры указывают на число употреблений лексем в тексте романа) к номинантам несвободы в романе относятся: prison(er) (31), to imprison (6), cellar (43), lock(ed) (14), shutters (3), captivity (3), trap (1), darkness (25). Авторское представление о несвободе реализуется и через систему персонажей: владелец дома Клегг лишает Миранду свободы, насильственно заточив ее в подвале. Фамилия Clegg фонетически созвучна французскому слову clef (ключ), то есть ассоциируется с атрибутом тюремщика.
"I like being upstairs. It's nearer freedom. Everything's locked. All the windows in the front of the house have indoor shutters. The others are padlocked" [2].
Основной языковой репрезентант концепта - лексема "freedom" образует единый смысловой ряд со словосочетанием "being upstairs". Это словосочетание присутствует в речи заключенной в подвал (downstairs) Миранды и именует сад, ассоциирующийся в её сознании с желанной свободой. Словосочетание "being upstairs", в свою очередь, противопоставляется лексемам-номинантам несвободы: "house", "locked", "padlocked" и "shutters". Семантическая структура трёх последних языковых единиц содержит семы "close", "fasten", "fix" [5], - все они эксплицируют наличие физических преград, ограничивающих или исключающих свободное перемещение.
Как отмечалось выше, дом ограничивает свободу Миранды, в то время как пространство за его пределами означает свободу. Свобода ассоциируется с садом вокруг дома, а в более широком смысле - с природой. Ассоциативная характеристика «freedom is nature» репрезентируется лексемой "garden", которая эксплицитно номинирует пространство (сад) за пределами дома-тюрьмы. Она встречается в романе 14 раз. Та же ассоциативная характеристика репрезентируется рядом лексем, обозначающих различные природные явления и объекты: air (18), light (sunlight (3), daylight (15), moonlight (1)) (34), space (1), stars (5), sea (8), wind (5), smells (5).
2. В романе «The French Lieutenant's Woman» актуализируется ядерная понятийная характеристика индивидуально-авторского концепта «freedom is the state of not being under the control and interference into your life of other people». В фокусе внимания автора оказываются общественные механизмы ограничения свободы человека. Характеристика реализуется через противопоставление города Лайм Реджиса (Lyme Regis), ограничивающего свободу жителей, и нескольких ипостасей «свободного пространства» за его границами: Вэрской пустоши на берегу моря (Ware Commons) (в более широком смысле - природы как одного из основных компонентов картины мира писателя), Лондона и Америки. Номинантами неограниченного пространства свободы за пределами Лайма, помимо топонима Ware Commons, выступают собственные и нарицательные имена существительные, обозначающие: а) столицу Англии («London», «a capital», «the great city», «a city of the blind»); б) США («America», «the States», «the Cradle of Liberty», «Faneuil Hall», «Uncle Sam»).
Свобода жителей Лайма регулируется в соответствии со стереотипами и нормами поведения узкого круга местной элиты. В небольшом городке невозможно укрыться от любопытных взглядов
соседей, его жители несвободны в своих поступках, поскольку вынуждены руководствоваться соображениями приличия и приемлемости этих поступков для окружающих.
«Lyme was a town of sharp eyes; and this [London] was a city of the blind. No one turned and looked at him. He was almost invisible, he did not exist, and this gave him a sense of freedom. . .» [3, p. 282].
Ощущение постоянной слежки, преследующее Чарльза Смитсона в городе-тюрьме, имплицируется метафорой "a town of sharp eyes". Прилагательное "sharp" в значении "quick at noticing things" [5] акцентирует внимание читателя на зоркости и «неусыпной бдительности» жителей Лайма. Несвободе Лайма противопоставляется свобода Лондона, где отсутствуют всевидящие взгляды: Лондон именуется «городом слепых». Метафору "a city of the blind" усиливает стилистический прием градации (no one looked - almost invisible - did not exist), все элементы которой эксплицитно связаны с ощущением свободы (a sense of freedom).
Как и в романе «The Collector», в анализируемом романе репрезентантом несвободы выступает образ «дома-тюрьмы» - это дом Миссис Поултни, однако, он несет иную смысловую нагрузку и не является ядерной характеристикой (ср. в первом романе: «freedom is the state of not being in the house of Frederic Clegg»). На новом этапе творчества автор трактует свободу шире, связывает её с отсутствием социальных, а не физических ограничений, поэтому дом-тюрьма Миссис Поултни воспринимается как частный случай несвободы в пределах «города-тюрьмы» Лайма. Для понимания этого образа, своего рода клетки, за пределами которой находится желанная свобода ("liberty"), значима метафорически представленная ситуация увольнения служанки Миссис Поултни ("the goldfinch was given an instant liberty):
"But Marlborough House and Mary had suited each other as well as a tomb would a goldfinch; and when one day Mrs. Poulteney was somberly surveying her domain and saw from her upstairs window the disgusting sight of her stableboy soliciting a kiss, and not being very successfully resisted, the goldfinch was given an instant liberty" [3, p. 32].
В процитированном фрагменте присутствует ещё один образ: дом сравнивается с могилой ("tomb": "a large vault, typically an underground one, for burying the dead" [5, p. 1856]), ассоциируется со склепом и подземельем (vault, underground), за стены которых не проникают звуки и солнечный свет. Внутри дома царит мертвенный покой. Включение в подобное описание образа жизнерадостной, «щебечущей» и «порхающей» по дому служанки (ЛЕ "goldfinch" об-
ладает характеристиками brightly coloured, song-bird, yellow feathers in the plumage [5, p. 743]), превращает его в гротеск.
3. В романе «The Magus» ядерная понятийная характеристика индивидуально-авторского концепта «freedom is the the opportunity to act as one wishes without any restrictions» в ходе развития сюжета наполняется неоднозначным содержанием. Как и в предыдущих романах, в романе "The Magus" присутствует образ дома - вилла Кон-чиса Бурани (Bourani) (125), однако, связи этого образа с идеей свободы сложны и непрямолинейны. С одной стороны, Бурани ограничивает свободу героя, который, оказываясь там, теряет возможность самостоятельного принятия решений, и вынужден «играть по правилам» хозяина виллы. В приводимом ниже контексте для описания Бурани и ее владельца используется метафора «aviary the fancier builds». Сравнение Кончиса с птичником, а гостей виллы с птицами подразумевает их пассивность и подчиненность воле хозяина.
"But it was obviously a very limited freedom and mystery he [Conchis] wanted in us; however large an aviary the fancier builds, the aviary's purpose is still to imprison" [4].
С другой стороны, именно события на вилле помогают герою обрести себя и познать смысл истинной свободы. Сложный образ Бурани, играющий важную роль в жизненных поисках главного героя, ассоциируется с образом лабиринта как символа поиска человеком своего пути и вызывает интертекстуальные переклички с поэтикой Х.Л. Борхеса. Обретение свободы неразрывно связано в романе с поиском собственного «Я», с постижением глубинных мотивов своих действий, с умением критически оценить собственные поступки. Николас борется с «авторитарным Кончисом», чьи эксперименты, однако, парадоксальным образом учат его пониманию сложности личной свободы.
Периферийная понятийная характеристика индивидуально-авторского концепта «freedom is solitude» имплицитно представлена лексемами "Phraxos" (42) и "island" (109). Ключевые события в жизни Николаса происходят, когда он остается в одиночестве, в одиночестве он принимает главные в жизни решения. Доминирование смысла одиночества в тексте романа объясняется убеждением автора в том, что общество принижает ценности свободы, лишает человека возможности выбора, принятия самостоятельных решений. Остров Фраксос - символ уединения, одиночества и изоляции от мира. Как видим, в романе «The Magus» переосмысляется понятие отделенного от внешнего мира физического вместилища как симво-
ла несвободы. В романах «The Collector» и «The French Lieutenant's Woman» ограниченное пространство дома и города репрезентировало несвободу. В романе «The Magus» ограниченное пространство острова, согласно авторской интенции, дает герою чувство освобождения, тогда как неограниченный мир за его пределами ассоциируется с социальными и личностными ограничениями.
"Its distinguishing characteristic, away from the village, was silence. <...> It was the world before the machine, almost before man, and what small events happened <...> took on an unaccountable significance, as if they were isolated, framed, magnified by solitude. It was the least eerie, the most un-Nordic solitude in the world" [4].
Лексемы "silence", "isolated", "framed" и "solitude" в составе описаний острова содержат семы absence, single, lone, distant и указывают на особенности восприятия героем Фраксоса как одинокого, оторванного от мира пристанища. Гипербола (It was the world <...> almost before man), цепочка эпитетов в составе образного сравнения (small events <...> took <...> significance, as if they were <...> magnified by solitude), асиндетон, усиливающий их эмоциональное звучание (isolated, framed, magnified), повтор лексемы "solitude" фокусируют внимание читателя на доминантном смысле «уединение». Пространство острова характеризуется уединенностью и изолированностью от внешнего мира.
4. В романе «Daniel Martin» ядерная понятийная характеристика индивидуально-авторского концепта «freedom is solitude» связана с осмыслением феномена свободы как личной свободы, не зависящей от внешних факторов и условий жизни. В романе доминирует авторское понимание свободы как уединения.
". freedom, especially the freedom to know oneself, was the driving force of human evolution; whatever else the sacrifice, it must not be of complexity of feeling, and its expression..." [1, p. 588].
В процитированных контекстах глобальное понятие эволюции (human evolution) рассматривается в соотношении с понятиями личной свободы и самопознания: автор считает свободный выбор индивидуумом пути развития и самопознания необходимым условием эволюции.
Как и в предыдущих романах, в романе «Daniel Martin» замкнутое пространство противопоставляется разомкнутому пространству, но последнее из двух пространств переосмысляется: утрачивая символическое значение несвободы, оно обретает противоположное значение убежища, которое охраняет личную свободу от внешних посягательств. Таким убежищем становится для героя родная
ферма Торнкум (Thorncombe) в Девоншире: основными репрезентантами индивидуально-авторского концепта выступают лексемы Thorncombe - 80 и Devon - 31. Показательно, что своей родиной и духовным пристанищем Дж. Фаулз считал Девоншир. В описаниях Торнкума повторяются лексические единицы "retreat", "secret" (place/island), "peace", "solitude", семантическая структура которых содержит семы "withdrawing", "unknown", "unseen", "single", "calm", "not disturbed". Все компоненты смысла присущи представлениям об «убежище», которое может дать человеку уединение и покой.
"...overwhelming longing for the peace and solitude of Thorncombe. Retreat, to lick wounds, to discover what had gone wrong, not only with Daniel Martin, but his generation, age, century..." [1, p. 643].
Поиски своего истинного «Я» (the way to what he actually is, to discover what had gone wrong with Daniel Martin), необходимые для обретения свободы, приводят Дэниела в Торнкум, поскольку это место органично связано с прошлым героя (retreat into the past, lost domain, other world) и помогает ему обрести утраченные корни.
Таким образом, вариативность языковых номинантов пространственных характеристик, формирующих ассоциативный компонент содержания индивидуально-авторского концепта, и переосмысление значения ограниченного пространства (от репрезентанта несвободы к символу свободы) маркируют эволюционные процессы в авторской картине мира. В романе «The Collector» ассоциирующееся со свободой разомкнутое пространство репрезентируется номинанта-ми природных объектов: эти объекты находятся вне замкнутого пространства дома, где похититель удерживает героиню (air, light, sunlight, daylight, moonlight, space, stars, sea, wind, smells). В романе «The French Lieutenant's Woman» разомкнутое пространство представлено номинантами Лондона (London, capital), США как государства, традиционно ассоциирующегося со свободой у англичан (America, the States), и Вэрской пустоши (Ware Commons, cliff, wood), - все эти пространства символизируют свободу для жителей провинциального городка Лайма. В романе «The Magus» в той же функции выступают номинанты острова Фраксос (Phraxos, island): он наделяет героя истинным пониманием свободы, хотя и ограничивает его действия. В романе «Daniel Martin» происходит переосмысление оппозиции «свобода vs. несвобода», и свобода ассоциируется не с разомкнутым, а с замкнутым пространством фермы Дэниела Мартина (Thorncombe, Devon, retreat), поскольку лишь в этом убежище он обретает свободу одиночества.
Список литературы
1. Fowles J. Daniel Martin. - London: Vintage, 1998. - 704 p.
2. Fowles J. The Collector. http://artefact.lib.ru/library/books/fauls/The_Collector. rar
3. Fowles J. The French Lieutenant's Woman. - London: Vintage, 1996. -445 p.
4. Fowles J. The Magus. http://artefact.lib.ru/library/books/fauls/The_Magus.rar
5. Oxford Dictionary of English. - Oxford: Oxford Univers. Press, 2006. - 2088 p.
6. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Худож. лит., 1975. - С. 234-407.
7. Енукидзе Р.И. Художественный хронотоп и его лингвистическая организация (на материале англо-американского рассказа). - Тбилиси: Изд-во Тбилисского ун-та, 1987. - 194 с.
8. Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2007. - 819 с.
