CC BY
45
meeting of the freeholders of the county of Cambridge, 20 Narch 1782" in D. Spearman, democracy in England (London, 1957), p. 12.
6. Шалютин Б. С. Заметки об ответственности социальной
науки, о догмах российского обществознания, а также о современном этапе и перспективах развития России// Вестник Курганского университета. - Серия «Гуманитарные науки». - Вып. 6. - Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2010.
7. Викторович. А. Россия феодальная// http://www.opentown.ru/
news/?n=3220.
8. Фисун. А. Политическая экономия «цветных» революций:
неопатримониальная интерпретация. (Электронная версия). - 244 с.
9. Фурман. Д. Имитационная демократия// http://
www. neonomad. kz/styleneonomad/moda/ index.php?ELEMENT_ID=3734.
10. Фисун А. Постсоветские неопатримониальные режимы:
генезис, особенности, типология //Отечественные записки. - 2007. - № 6 (39).
11. Мартин ван Кревельд. Расцвет и упадок государства.
- М.: ИРИСЭН, 2011. - 544 с.
Е.В. Шутова
Уральский институт экономики, управления и права
И.Н. Степанова
Курганский государственный университет УДК 30.304
ДОМ И БЕЗДОМЬЕ В ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЙ РЕФЛЕКСИИ
Аннотация
В статье рассматривается включенность феноменов Дома и Бездомья в содержание философской антропологии. Обосновывается, что Дом являлся одним из важнейших системообразующих факторов антропо-социогенеза. Его связь с сущностью человека реализуется в теориях и практиках градостроительства. В древних обществах при строительстве и содержании дома большую роль играли мифологические и сакрально-магические смыслы различных локусов дома. Дом и Бездомье являются своеобразной репрезентацией существования человека, будучи включенными в три основные стратегии спасения человека: когнитарности, эк-зистенциальности, трансцендентальности.
Ключевые слова: феномены Дом и Бездомье, ант-ропосоциогенез, сущность и существование человека, стратегии спасения человека.
E.V. Shutova
The Ural Institute of Economics, Management and Law
I.N. Stepanova
Kurgan State University
HOME AND HOMELESSNESS IN
PHILOSOPHICAL-ANTHROPOLOGICAL
REFLECTION
Annotation
The article studies phenomena Home and Homelessness in philosophical anthropology. Home is one of the main system forming factor of anthropology genesis. Its connection with man's essence is realized in the theories and practices city building. In ancient societies in house building and keeping mythological and sacral and magical meanings of different house locus played a great role. Home and Homelessness are specific representations of man's existence, they are included in three main strategies of man's saving: cognitarity, existentiality, transcendence.
Key words: phenomena Home and Homelessness, anthropology genesis, man's essence and existence, three strategies of man's saving.
Поскольку Дом и Бездомье тесно связаны с сущностью и существованием человека, представляя организованное человеком пространство его жизни, то проблематика Дома и Бездомья входит в содержание философской антропологии как отрасли философских знаний о происхождении, сущности и существовании, стратегиях его спасения.
В науке о происхождении человека существуют различные направления в понимании системообразующего фактора гоминизации. Одни считают им изготовление искусственных орудий труда, другие - речь, третьи - общение, четвертые - мораль и т.д. Многие научные открытия в разных отраслях биологии XX в. (молекулярная биология, генетика) показали, что очень трудно обнаружить разницу между человеком и человекообразными обезьянами [1 ]. Скорее всего, происхождение человека является многофакторным. Сточки зрения этого понимания имеет право на существование гипотеза о том, что эволюционно важным фактором возникновения человека стало создание дома. «Процесс гоминизации, - считает Марков, - протекал в сфере дома, который является условием эволюции человека. Необходимое для его созревания физическое и психическое тепло обеспечивается домом, выполняющим функции защитной системы... Дом - основа гоминизации» [2, 32]. Человек, по его мнению, возник тогда, когда построил для себя дом: «Дочеловеческое живое существо «осело» между постобезьяной и дочеловеком <...> благодаря открытию места формирования человека, которое называют домом» [3, 27]. Но данная гипотеза требует естественнонаучного подтверждения. На наш взгляд, в качестве весомых аргументов в ее пользу могут быть приведены следующие.
Во-первых, существование неандертальских погребений. Ю.И.Семенов, ссылаясь на множество исследований археологов и антропологов, утверждает, что «подавляющее большинство ученых, в том числе почти все советские исследователи, признают существование захоронений в мустьерскую эпоху за непреложный факт» [4, 381-382], которые являлись погребениями неандертальцев. Он обращает внимание на неоднозначность в понимании причин этого феномена. Исследователи усматривают их в появлении запрета каннибализма (он полностью исчез в эпоху позднего мустье); проявлении первобытного коллек-
тивизма (умерших считали живыми и заботились о них как о членах коллектива); возникновении зачатков анимистических верований; страха перед покойниками (могилы были не убежищем, а тюрьмой, местом их заточения, чтобы они не принесли вреда живым, свидетельством чего служат признаки «повторного убийства» мертвых и связывания их тел).
Ссылаясь на множество антропологических и этнографических исследований, Семенов делает следующий вывод: «Все это вместе взятое дает возможность с достаточным основанием предположить, что у неандертальцев анимистических представлений не существовало, что они испытывали страх не перед душами умерших, а лишь перед мертвыми телами, перед трупами» [4, 402]. Если в период гоминизации трупы просто опускали в ямы и присыпали землей, то в древних обществах появляется уже обычай хоронить умерших в гробах, считавшихся, согласно славянской мифологии, домами для умерших. Обычай неандертальцев отделять место живых от места мертвых еще до периода возникновения Homo sapiens позволяет высказать предположение о том, что дом был важным фактором гоминизации.
Во-вторых, тот факт, что ребенок человека появляется на свет незрелорожденным. Работы по этологии и зоопсихологии свидетельствуют о том, что у незрелорождаю-щихся животных детеныши не могут существовать без длительной родительской помощи, обеспечивающей уход за новорожденными и их обучение жизненно важным функциям [5]. Поэтому забота о детях составляет важную часть образа жизни таких животных. Тем более заботе о детях уделялось внимание в процессе антропосоциогенеза. Б.В.Марков утверждал, что «именно дети были существенным фактором развития культуры и одновременно ее продуктом» [3, 29]. Идеи ряда философов о том, что человек есть «еще не ставшее животное» (Ф.Ницше), «недостаточное существо», обладает рискованной конституцией (А.Гелен), подтверждены современной наукой, в частности, теорией неотении Л.Болька [6]. В ней связывается недоношенность ребенка во внутриутробном состоянии и длительное затянутое детство ребенка после рождения, проходящее в доме под присмотром матери.
Идея о том, что именно дом представляет «культурную теплицу» для выращивания детей, подтверждается полевыми исследованиями известного американского этнографа М.Мид, изучавшей жизнь папуасских племен, живущих на островах Тихого океана. Единицей самоанского общества является семейство. Женатая пара всегда живет с родственниками жены или мужа. Родственники играют большую роль в воспитании, ребенок находится под их постоянным надзором и попеременно живет в доме то тех, то других: «Очень немногие дети постоянно живут в одном и том же доме. Большинство их постоянно пробуют иные возможные места жительства. <...> запас таких родственников теоретически неисчерпаем. .система родственных убежищ соблюдается. свято» [7, 103-104]. Значение кровного родства является второстепенным, потому что «обязательства большой родственной группы, которые постоянными нитями соединяют между собой много домов и много деревень, пронизывают жизнь самоанского семейства» [7, 106].
У племени арапешей отец и мать активно участвуют в рождении и воспитании детей. Жизнь младенца у арапешей счастлива: «Его никогда не оставляют одного; ласковая человеческая кожа и ласковые человеческие голоса всегда рядом с ним» [7, 250]. С ним постоянно находятся родители, а «маленькие мальчики и маленькие девочки обожают младенцев - всегда найдется кто-нибудь, чтобы подержать ребенка». Кормление ребенка матерью есть
«длительная, эмоционально насыщенная, полная очарования игра, в которой на всю последующую жизнь складывается добродушная, теплая чувственность» [7, 250]. Еще в младенчестве мать закладывает у ребенка «доверие к миру дружественное восприятие мира, собак, свиней, людей. .Точно также и все родственники ребенка представляются ему как люди, заслуживающие доверия, а самим словам, выражающим родственные отношения, придается положительное эмоциональное значение» [7, 252]. Поэтому, когда ребенок подрастает, его отдают на время в другие дома родственников, так что ребенок приучается «считать весь мир вполне безопасным местом». Таким образом, домом для детей (с большой вероятностью этот вывод можно отнести и к процессу антропосоциогенеза и первобытному обществу) является родительский дом, а позже - дома многочисленных родственников.
В-третьих, идеи Й.Хейзенги о том, что игра старше культуры и культура (в том числе такой ее элемент как язык) создается через игру, и этнографические исследования, в частности, М.Мид, позволяют сделать вывод, что игра является исходной деятельностью в формировании языка как в онтогенезе, так и в антропосоциогенезе. При этом используется механизм подражания (существующий уже у животных) в виде повтора предложений, слов, предлогов и даже частиц. Рассказывая об обучении языку детей в племени манус, Мид пишет: «Самые случайные и обыденные фразы, такие, как «Я не понимаю» или «Где мое каноэ?» будут подхвачены группой и превращены в напев, который будет повторяться с полным самоудовлетворением в течение нескольких минут. Особенности произношения и акцент подхватываются и имитируются точно таким же образом. Эта не подчиняющаяся никаким законам страсть к повторам создает превосходную атмосферу для овладения ребенком навыками речи. <...> Так младенец говорит «я», и взрослый говорит «я» и т.д., и т.д., в той же тональности. Я насчитывала до шестидесяти повторов одного и того же слова, либо просто слога, лишенного смысла. <...> Ребенок со словарным запасом в десять слов ассоциирует такое слово, как «я» или «дом», с кем-нибудь из взрослых, с которым он был занят этой игрой в слова, и, когда его дядя или тетка проплывает мимо его дома в каноэ, он с надеждою кричит им «я», «дом» [7, 178]. Причем слово «дом» усваивается детьми чрезвычайно рано. Мид пишет, что у маленьких детей племени манус в самом раннем возрасте формируется четыре области значений: «понимание дома», «понимание огня», «понимание каноэ», «понимание моря». Среди первых десяти слов, которые запоминает ребенок, присутствуют слова «я» и «дом». Если исключить слова «лодка» и «море», что связано с островным жительством племени манус, останутся слова «дом» и «огонь», значения которых можно считать архетипическими. Поэтому можно предположить, что и в антропосоциогенезе игра являлась исходной деятельностью, формирующей язык.
В-четвертых, присутствие изображения дома в палеолитическом искусстве. Б.Ф.Поршнев в своей концепции «первичности общения в акте антропогенеза» [8, 459] обращает внимание на то, что жилище (дом) существовало в первобытных табу, объективацией которых ученый считает палеолитическое искусство. Среди рисунков, символизирующих запрет прикасаться (к вещам и людям), он называет огонь и рисунки хижины. «Отбор и характер этих исключений (табу. - Е.Ш.), - пишет Поршнев, - уже начатки «культуры», а среди запретов заглядыванья он называет «заглядывать в жилище» [8, 463] для чужих. Тем самым дом изначально выполнял функцию защиты человека, его охраны от других.
В-пятых, сохранение народной культурой вербально
выраженных архетипов, возникших в далекой древности. К числу таких архетипов, которые этнолог Я.В.Чесноков слышал в Сибири, на русском Севере, в ущельях Кавказских гор, он относит архетип «жилище». Рассказывая о гостевом ценозе, с которым ему пришлось столкнуться в абхазских селах, он обращает внимание на сентенции, ставшие максимами народной культуры: «человек не должен ночевать под открытым небом», «зайди в дом, чтобы я человеком был». Эти сентенции, в которых присутствует архетип «жилище», отражали древние обычаи кавказских народов приглашать гостя в дом и осуществлять ситуацию гостевания [9, 269 - 272]. В этих обычаях сохраняется идущее из древних времен значение «жилья» как хранилища для человека, места его защиты и общения.
Хотя большинство аргументов в пользу идеи о том, дом - основа гоминизации, имеет косвенный характер и связано с ролью дома у племен с чертами первобытности, данная гипотеза имеет право на существование. Каждый вид животных использует для своей защиты и выращивания детей те или иные природные укрытия, которые становятся его домом. Многие животные строят себе дома (термиты, пчелы, птицы и т.д.). Человек нуждается в своем доме гораздо больше, чем животные, ибо рождается недоношенным во внутриутробном состоянии и обладает рискованной конституцией, не защищающей его в мире природы.
Вся дальнейшая после антропосоциогенеза история развития человека и общества также была связана с Домом. П.Слотердайк обращает внимание на связь неолитической революции с одомашниванием человека на своей земле. «Неолитический перелом, - считает он, - сопровождался зарождением тех отношений, благодаря которым человечество оказалось во власти территориализма; с этого момента начинается формирование того типа идентичности, который определяется укоренением в земле и именно с того времени люди начинают идентифицировать себя с помощью своего места, своей привязки к земле и, наконец, своего имущества» [10, 279]. «Формируется новый тип пространства - «родина» и новый тип мышления - «земельное право», nomos. .отныне очаг и ландшафт, лоно и поле становятся синонимами. Человек впервые осознает, что такое сила судьбы, когда перед оседлыми популяциями в древнейших деревнях и городах встает необходимость идентифицировать себя с помощью признаков, указывающих на их происхождение» [10, 279 - 280].
Вторая проблема понимания Дома в философской антропологии связана с сущностью человека. История архитектуры свидетельствует о том, что методологической основой теорий архитектуры является определенное понимание в философии сущности человека. Представление о космической сущности человека детерминировало в архитектуре античности ордерную систему с такими ее свойствами, как «телесность, человекомерность, самодостаточность, гармония пропорций, уравновешенность, тектоничность сооружений» [11, 16]. Церковная архитектура средневековья символизировала идею божественной сущности человека. В Византии был распространен крестово-купольный тип храма, а в Западной Европе - готические соборы, создающие внутреннее пространство в виде христианского креста, что объективировало христианскую идею восхождения человека к Божьему миру.
Идея общественно-производственной сущности человека наиболее адекватно была воплощена в архитектуре Х1Х-первой половины ХХ вв. Принципами архитектуры становятся реализм, функционализм, деиндивидуа-лизм, техницизм, машинность, серийность, стандартизация. Строятся преимущественно общественные здания,
обеспечивающие витальные потребности людей, и массовая жилищная застройка с широким использованием машинной техники и технологий, что превращает дома в простую машину для жилья.
Если классическая философия считала сущность человека односоставной, то в ХХ в. появляется представление о многомерности человеческой сущности, и человек называется Homo compositus (С.А.Цоколов [12]), или Homo integrativus (Ю.Г.Волков, В.С.Поликарпов, И.Н.Степанова). Многомерность сущности человека выражается и в архитектурных сооружениях. Строятся дома для людей разных возрастов (дома молодежи, дома для престарелых), бедных и богатых (с пониженным или повышенным уровнем комфортности), профессиональные дома (дом учителя, дом ученых), духовные дома (церкви, мечети) и т.д. Выполняя некоторые общие функции (обеспечение безопасности), они вместе с тем имеют и специфические функции (например, религиозные дома служат для верующих местом их встречи с Богом, молитв, покаяния, исповеди, проведения религиозных служб и праздников и т.д.).
Рассматривая человеческую историю как историю его дома, можно выделить исторические тенденции в развитии как представлений о Доме, так и их объективаций, к которым можно отнести следующие:
- доминирование на различных исторических этапах развития специфических культурных типов Дома, являющихся своего рода культурными знаками исторической эпохи. В античности это были языческие храмы (например, Парфенон в Древней Греции) и амфитеатры (Колизей в Древнем Риме); в средневековье - готические соборы; в Новое время (XVII-XVIII вв.) - королевские дворцы и замки феодалов; в XIX в. - дворянские усадьбы и резиденции правителей; в первой половине ХХ в. - заводы, железнодорожные узлы, портовые коммуникации; во второй половине ХХ в. - небоскребы с офисами промышленных и финансовых кампаний. Имея в виду, что «лицо города» представляют только особо значимые дома, составляющие его центр, М.Вебер выделил различные исторические типы города [13];
- упадок, разорение и опустение и сельского Дома в связи с массовой миграцией в города; безлюдные деревни, зарастающие сорной травой, становятся символами рыночной экономики и урбанизации;
- изменение тела и души города от полусельского города к промышленному и от него к торгово-развлекатель-ному, что превосходно показано в статье ГЗ.Каганова [14, 234-255];
- создание нового типа Дома - мегаполиса;
- возникновение различных исторических типов Дома для работы, учебы, досуга: в XI-XIII вв. - университеты; в XVII-XIX вв. - фабрики, заводы; в XIX в. - госучреждения, психиатрические лечебницы, тюрьмы; в ХХ в. - торговые, развлекательные и бизнес-офисные центры;
- социальная маркировка Дома, которая привела к созданию особых социальных пространств - районы или города для богатых, специальные районы для бедных, закрытые города, военные городки и т.д.;
- индустриализация Дома в ХХв.: создание однотипного дома массовой жилой застройки для основной массы населения (спальные районы), и критическая масса в городах Дома-учреждения, офисного Дома.
- создание жилья изоляционистского типа. Б.В.Марков излагает этот вывод П.Слотердайка следующим образом: «Архитекторы проектируют и строят жилье как место отдыха, покоя и сна...он (дом. - Е.Ш., И.С.) перестает быть медиумом внешнего. Именно так, обретая изолированное жилье, человек становится бездомным» [15, ХХ1Х - ХХХ];
- сохранение в планировке городов и сел древнего
принципа несмешивания сакрального и профанного;
- сокращение культурного пространства в современных городах (дома-музеи, дома-библиотеки, дома-церкви) и расширение социального пространства, на что обращал внимание Н.Бердяев [16];
- детерриториализация и растущее бездомье в связи с постоянным сокращением оседлых мест из-за массового закрытия нерентабельных производств;
- исторический характер имеют типы Бездомья: кочевье, путешествия, странствия, скитальчество, странничество, паломничество, пилигримство, миграция, бродяжничество, бомжество и т.д.
Таким образом, человек и его Дом оказываются тесно связанными между собой, ибо человек различных исторических эпох создает свое место в мире, которое он окультуривает в виде Дома. Дом можно рассматривать как объективацию сущности человека.
Третьей проблемой понимания Дома в философской антропологии является его связь с существованием человека. К основополагающим феноменам человеческого существования относятся жизнь и смерть, свобода и судьба, счастье, вера и безверие, смысл жизни, выделяемые экзистенциализмом негативные экзистенциалы - бессмысленность жизни, страх и одиночество, тревожность, тоска, отчаяние, заброшенность. Свидетельством того, что все эти феномены связаны с Домом человека, могут служить образы и представления народов о жилье, многие из которых были собраны А.К.Байбуриным, проанализировавшим мифологические и сакрально-магические смыслы различных частей дома при строительстве жилья у восточных славян.
Стены дома ставили в соответствии с четырьмя сторонами света и различными мифологическими представлениями, символикой цвета и чисел. У восточных славян вход и окна выходили на юг и восток, и сторона, где они находились, выполняла функцию «парадного» пространства, ценную в обрядовом отношении, а угол с печью - на запад или север. Горизонтальная плоскость внутреннего пространства дома всегда делилась на центр - периферию, правую - левую половину. Такая структура дома давала не только космическую, но и социальную ориентацию (место у печи считалось «женским пространством»). Складывается определенный архетип внутренней планировки дома. Покрытием дома всегда являлась крыша, что было связано с народной картиной мира о небе как крыше мира. Для лексических обозначений конструкции крыши использовались антропоморфные и зооморфные символы. Было принято определенное время (7 дней, год и т.д.) оставлять часть дома незавершенной, что связывалось с представлением о стабильности миропорядка, продолжении жизни, вечности, бессмертии в жизни коллектива, семьи, а также с особенностью ритуала, который имеет мифологическое начало, но не имеет конца, образуя замкнутый цикл [17, 93,95].
Дом в традиционной культуре осваивался как выделение пространства и наложение на него ограничений, придание ему характера организованной структуры и осуществление семантизации пространства: «Место, материал и время строительства оказываются соотнесенными с концепциями жизни, смерти, доли, богатства, бедности, плодородия и т.д.» [17, 119-120].
Считалось, что «окна связывают жилище не просто с остальным миром, а с миром космических явлений и процессов, таких, как солнце (луна), стороны света, ландшафт, чередование света и тьмы, дня и ночи, зимы и лета и т.п. ...через окно осуществляется символизация связи с миром мертвых» [17, 140,141].
Обряды, ритуалы, связанные с ними поверья, сказа-
ния, верования, маркирующие дом и выраженные в пословицах, поговорках, сказках, приметах, позволяют придти к нескольким выводам:
- дом рассматривался как часть космоса, подчиняющаяся его законам;
- жилое пространство наделялось значениями универсальной системы координат;
- дом отграничивал человека от остального мира, а пространственная структура дома была тождественной социальной иерархии древнего коллектива.
- огромное число обрядов и мифологических представлений о доме у древних народов, доживших благодаря фольклористике до сегодняшнего дня, свидетельствуют о том, что дом был особым по значимости культурным пространством человека, обладающим духовными свойствами;
- окультуривание человека совпадает с его одомашниванием.
Современный человек городской культуры утратил представление о духовно-сакральных свойствах Дома, но и в его доме имеются локусы, связанные с духовными ценностями: угол, занятый иконами, картины на стенах дома, выражающие его эстетические потребности, личная библиотека и т.д. Человек, для которого Дом является не спальным местом, а духовной обителью, стремится сделать его комфортным, выражающим его духовные ценности.
Разработанные С.Ф.Денисовым три стратегии спасения человека связаны, по нашему мнению, с нахождением в Бездомье неподлинной жизни или обретением человеком Дома своей подлинной жизни. Стратегия когнитар-ности представляет опору человека на знания и науку, которые позволяют человеку освоить научную картину мира или внести вклад в ее развитие. Для многих представителей научного сообщества наука является Домом их подлинной жизни, и карьерные соображения или материальные привилегии менее значимы по отношению к их деятельности в науке. Храмами философии и науки были в истории школа Пифагора, Академия Платона, Ликей Аристотеля, Сад Эпикура, Дом Соломона у Ф.Бэкона, современные национальные академии наук, символизирующие понимание науки как Храма.
А. Эйнштейн неслучайно рассматривал науку как Храм (Дом), из которого надо отправить в бездомье неспособных. «Храм науки, - писал он, - строение многосложное. Различны пребывающие в нем люди и приведшие их туда духовные силы. Некоторые занимаются наукой с гордым чувством своего интеллектуального превосходства; для них наука является тем подходящим спортом, который должен им дать полноту жизни и удовлетворение честолюбия. Можно найти в храме и других: плоды своих мыслей они приносят в жертву только в утилитарных целях. Если бы посланный богом ангел пришел в храм и изгнал из него тех, кто принадлежит к этим двум категориям, то храм катастрофически опустел бы» [18, 15].
Но в стратегию когнитарности включаются не только научные знания, но и нравственные о добре и зле, эстетические о прекрасном и безобразном, обыденные, философские, религиозные - об отношениях человека и Бога. И если значительная часть людей на Земле до сих пор обходится без научных знаний, то без других знаний она обойтись не может, что свидетельствует как об универсальности стратегии когнитарности, так и о связи ее с Домом и Бездомьем человека.
Стратегия экзистенциальности характеризует понимание человеком неподлинности своего существования и различные формы преодоления его с помощью экзисти-рования. С.Ф.Денисов выделяет шесть его форм: уход в мечту-проект, опора на подлинные моменты и ситуации,
содержащиеся в неподлинном бытии, нахождение человека в экстремальных ситуациях, бунт, иллюзорно-наркотическое, бегство в никуда [19, 176]. Большинство из этих форм связаны с проживанием человека в Доме или нахождением в Бездомье.
Дом-мечта был рассмотрен Г.Башляром, который назвал его домом грез, или «онирическим домом», основой которого является родной дом, утраченный человеком (он остался в его прошлой жизни, он в нем не живет), но превратился из воспоминания в «дом абсолютной сокровенности». Он выделяет ряд экзистенциальных свойств онирического дома. Прежде всего, в этом доме «находятся корень, узы, глубина, погруженность грез» [20, 96]. Эти грезы о доме приспосабливают любое небольшое реальное жилище к архаическому видению. Дом этимологически означает sedes (лат.) - сиденье, и человек может приспосабливать множество мест для постройки своего дома грез. Онирический дом является архетипом. «В нас живет,
- признает Башляр, - онирический дом, в который мы превращаем темный угол родного дома, самую потайную его комнату. Родной дом начинает интересовать нас с самого раннего детства, поскольку он свидетельствует о наиболее отдаленной защищенности. Иначе откуда бы взяться чувству лачуги, столь живому у стольких грезовидцев, или столь активному в литературе XIX века чувству хижины?» [20, 99].
Онирический дом предстает в роли пристанища, убежища, приюта, обладающего духовными свойствами, в котором можно жить в одиночестве, вдвоем или в семье. Это дом, выражающий потребность в замкнутой жизни и содержащий значимые культурные символы. «С погребом в качестве корня и гнездом на крыше онирический дом является одной из вертикальных схем человеческой психологии» [20, 102]: крыша символизирует сознательные функции, погреб - бессознательные. «В доме без чердака, - проясняет Башляр свое психоаналитическое переживание, - плохо проходит сублимация, а дом без погреба
- это жилище без архетипов. .подвал и чердак могут служить детекторами воображаемых горестей, бед, которые зачастую отмечают бессознательное на всю жизнь» [20, 102,104]. На чердаке - обиженность без свидетелей, бесконечное чтение, переодевание в костюмы бабушек и дедушек. «Грезы возвращают к жизни прошлое семьи, молодость предков» [20, 105]. Башляр сравнивает чердак с гнездом, ветром, изменчивым мирозданием, тогда как погреб служит символом глубинных страхов. Проблему онирического дома он рассматривает как проблему «возвращения к земле». Создавая дом грез, человек выстраивает все свои впечатления и ценности, связанные с защищенностью, что позволяет рассматривать его символически как «контрвселенную», ибо, становясь хозяевами дома, мы овладеваем вселенной. «Мы не можем написать историю человеческого бессознательного, - считает Башляр, -не написав историю дома» [20, 111].
С онирическим домом связано и возвращение на родину как возвращение к матери, к истоку жизни человека, осмысление покоя, сосредоточенность, размышления над своей жизнью. Дом есть продолжение человеческого тела, «дом-тело». Он символизирует «Сверх-Я», это дом коллективных духовных ценностей, верований, надежд, стремлений, любви. Свои психоаналитические грезы об онири-ческом доме Башляр заключает следующим выводом: «Итак онирический дом представляет собой образ, который в воспоминаниях и грезах становится покровительствующей силой. .Дом защитил нас, следовательно, он продолжает нас утешать. Вокруг акта проживания выстраиваются бессознательные ценности, и бессознательное их не забывает» [20, 115].
То, что Дом и Бездомье включены в стратегии экзис-
тенциальности, свидетельствует также различие сакрального и профанного у первобытных племен. Французский антрополог Р.Кайуа выделяет такие свойства сакрального, как мистическая благодать, запретность, способность вызывать чувства страха и почтения, дистанцированность, автономность, отграниченность, энергийность, заразительность, требование жертвоприношений, недопустимость смешения с профанным. По отношению к сакральному у первобытных племен действовали различного рода запреты, табу, нарушение которых приравнивалось к покушению на порядок мироздания.
Многие табу были связаны с домом. Все дома делились на обычные, табуированные и сакральные. В табуи-рованные дома помещали сородичей для избавления от скверны. «Девушек, - пишет Кайуа, - достигших пубертатного возраста, и женщин во время менструаций отправляют в специальную хижину поодаль от деревни. Они не должны выходить из нее, пока продолжается их состояние и пока все его следы не будут устранены ритуальным очищением. <.> Их жилище так герметично закупоривают, что порой кое-кто из них погибает от нехватки воздуха: но ведь нельзя допускать, чтобы солнечный свет, освещая их, сам осквернялся. <.> Часто, постройку где они живут, ставят на платформе, высоко поднятой над землей, чтобы и земля не оказалась зараженной» [21, 169]. Лопарей-охотников, убивших медведей, славят как героев и вместе с тем помещают в отдельное жилище, чтобы они не общались с женами и сородичами. В табуирован-ные дома изолируют и воинов, проливших кровь на войне. Если же очистительные обряды жрецов не помогают, то виновных объявляют сакральными и изгоняют из родо-племенного территориального дома или даже хоронят заживо [21, 174-176].
Такие же запреты существуют и по отношению к святости и ее носителям, но служат иной цели - защищать их от скверны. Тотемные столпы, жертвенники, мужские дома, хижины вождей - все, что является центром организации жизни первобытных коллективов, объявляется сакральным, запретным, маркируется как табуированное пространство. Кайуа приводит слова антрополога о различном местоположении чистого и нечистого: «Община рассматривает себя как окруженную какой-то воображаемой оградой. Внутри этого круга - сплошной свет, законность и гармония, пространство размеченное, упорядоченное, расчисленное, в середине его помещен ковчег завета или жертвенник - материально-действенный источник святости, откуда она излучается до самой окружности. А за оградой простирается кромешный мрак, мир опасностей и ловушек, где нет ни власти, ни закона, и откуда постоянно веет угрозой осквернения, болезни и погибели» [21, 179]. Сакральные пространства являются символами духовного дома, олицетворяющего святость и закон, тогда как отрицательно табуированные и обычные дома относятся к миру повседневности со всеми признаками неподлинного существования (лишения, заботы, тревоги).
Стратегия трансцендентальности связана с осознанием человеком танатальности своего существования и выбора дороги: дорога жизни и дорога самоуничтожения. «Путь самоуничтожения человека, - пишет С.Ф.Денисов, - назовем танатальной дорогой», из которой возможен «выход только один - покинуть дорогу танатальности, пусть с огромным риском для своего благополучия, но свернуть с нее. Такое движение человека и может быть названо трансцендированием» [19, 205]. Оно связано с переходом на дорогу жизни, а та - с поиском духовных ценностей, которые являются источником жизни и ее развития, и обретением своей подлинно человеческой сущности. Дорога танатальности есть Бездомье, поскольку
ведет человека к смерти, в никуда, представляет утрату человеком дома подлинной жизни, тогда кактрансценден-тальность указывает человеку мир его подлинной жизни.
В стратегии трансцендентальности дом занимает значительное место. Славянофилы, которых считают первыми русскими теоретиками дома [22, 140], разработали концепцию дома как семейного гнезда, «роль которого - обеспечить безопасность семьи от враждебных внешних сил под спасительным прикрытием, под Кровом» [22, 138]. Понимание дома как семейного гнезда («Дом-гнездо») присутствует в 50-е годы в исторических трудах К.С.Аксакова, философских работах И.В.Киреевского, стихах и публицистике А.С.Хомякова.
В славянофильской концепции «Дом-гнездо» содержится, во-первых, присутствие такого исторического прототипа жилища, модель которого была характерна для патриархально-аграрного уклада жизни России. Во-вторых, связь семьи с общинным началом русской жизни, идеологами которого являлись славянофилы. В-третьих, понимание дома как этического пространства, любви, согласия, родовой и духовной принадлежности к одной вере и родине. Хомяков считал, что «дом есть единица в смысле нравственного союза семейства и в смысле общественного устройства» [22,144]. В-четвертых, отождествление изображенного славянофилами дома с деревенским домом, господствовавшим в России вплоть до середины XIX в.
Опираясь на тексты работ славянофилов, В.Г.Щукин обнаружил связь их понимания дома с трансцендентальной стратегией спасения. «У всех славянофилов классической поры, - утверждает он, - Дом означал прежде всего семью, круг людей, считающих себя родными не только по крови, но и по духу, обычаю. Семейное «теплое гнездо» было спасительным кровом. Оно спасало человека -и в житейском, и в религиозно-этическом смысле этого слова» [22, 144]. И сегодня, когда в российском обществе существует тенденция бездомности, «Дом-гнездо» остается социально-значимым идеалом и одной из версий стратегии трансцендентальности. Свидетельством этого является переселение городских жителей в сельскую местность, так называемый коттеджный бум и т.д.
Список литературы
1. Киселев Л.Л. Парадоксы биологии человека // Многомерный
образ человека: на пути к созданию единой науки о человеке. - М., 2007.
2. Марков Б. В. Образ человека в постантропологическую
эпоху //Вопросы философии. - 2011. - №2.
3. Марков Б.В. Философская антропология. - СПб., 2008.
4. Семенов Ю.И. Как возникло человечество. - М., 1966.
5. Хайнд Р. Поведение животных. - М., 1975; Шовен Р. Поведе-
ние животных. -М., 1972; Фабри КЭ. Основы зоопсихологии. - М., 1975; Тинберген Н. Поведение животных. -М, 1985; Тих H.H. Предыстория общества. - М., 1970.
6. Bolk L. Das Problem der Mensewerdung - Jena, 1926.
7. Mud M. Культура и детство. - M., 1988.
8. Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории (Проблемы
палеопсихологии). - М., 1974.
9. Чеснов Я.В. Образ человека в концептуальном поле
антропологических наук // Многомерный образ человека: на пути к созданию науки о человеке. - М., 2007.
10. Слотердайк П. Сферы. Микросферология. - СПб., 2005.
11. Темникова O.A. Прототипы культуры и исторические
формы их опредмечивания в архитектуре: Автореф. дис.... канд. филос. наук. - Омск, 2009.
12. Цоколов Е.А. Единая наука о человеке: иллюзия или
реальность // Человек. - 1996. - №5.
13. Вебер М. Гэрод // М.Вебер. Избранное. Образ общества. -
М„ 1994.
14.Каганов Г.З. Душа и тело города //Многомерный браз человека: на пути к созданию единой науки о человеке. -М„ 2007.
15. Марков Б.В. Антропология интимного. - СПб., 2005.
16. Бердяев Н. Смыслы истории. - М., 1990.
17. Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях
восточных славян. - М., 2005.
18. Цит.по: Философия и методология науки /Под ред.
В.И.Купцова. - М., 1996.
19. Денисов С.Ф. Библейские и философские стратегемы
спасения: антопологические этюды. - Омск, 2004.
20. Башляр Г. Земля и грезы о покое. - М., 2001.
21. Кайуа Р. Миф и человек. Человек и сакральное. - М., 2003.
22. Щукин В. Г. Дом и кров в славянофильской концепции.
Культурологические заметки //Вопросы философии. -1996. - №1.
О
Р.Ю. Царев
Курганский государственный университет УДК 30.303
КОНЦЕПЦИЯ МИРОСИСТЕМНОГО АНАЛИЗА В КОНТЕКСТЕ РАЗВИТИЯ НАУКИ
Аннотация
В статье рассматриваются ключевые связи концепции миросистемного анализа с процессами дифференциации и интеграции наук, концепцией постпозитивизма в философии науки, рядом аспектов постнеклас-сического научного мышления. Отмечается, что в концепции миросистемного анализа отрицаются многие методологические подходы, восходящие к классической науке эпохи Нового времени, а также их проявления в методологии социально-исторического познания, ставится задача выработки его нового «языка».
Ключевые слова: холизм, системный подход, над-дисциплинарный синтез, теоретическая история, постнек-лассическая наука, естественнонаучная и гуманитарная картины мира, социальная синергетика, стохастические процессы,антропный принцип.
R.Y. Tsaryov Kurgan State University
WORLD-SYSTEM ANALYSIS CONCEPTION IN THE CONTEXT OF SCIENCE DEVELOPMENT
Annotation
The author studies key connections of world-system analysis conception with the processes of the sciences differentiation and integration, with the postpositivism
