CC BY
118
ИСТОРИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ
УДК 947
ДОЛЖНОСТНЫЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ЧИНОВНИЧЕСТВА В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
(ПО МАТЕРИАЛАМ ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ)
© Е.В. Теряева
Конец XVIII - первая половина XIX в. были временем реформирования самодержавной модели управления, одной из негативных характеристик которой оставались злоупотребления в бюрократических кругах. Наибольшего размаха и наименьшей огласки они достигали в провинции. Материалы Орловской губернии демонстрируют характер должностных преступлений, в частности взяточничество на различных уровнях административной ответственности. Нередко при бессилии местных властей в защите интересов населения взятки становились едва ли не единственным действенным административным рычагом.
Ключевые слова: провинциальное чиновничество, должностные злоупотребления.
Одной из важных характеристик любой социальной группы является имущественное положение. Форма и величина доходов всегда имели существенное значение для статуса человека и его положения в обществе. Среди различных категорий населения досоветской России, благосостояние которых зависело от разных факторов, было чиновничество. Необеспеченность государством необходимого уровня оплаты труда чиновников и исходившее отсюда попустительство к нарушителям закона нередко выступало основной причиной в возникновении такого социального явления, как взяточничество.
Работы по истории отечественной бюрократии дореформенного времени отмечали наличие этого явления. Среди них выделим исследования С.М. Троицкого [1] о чиновниках дворянского происхождения, который писал о них в контексте изучения процесса формирования и эволюции имперской бюрократии в центре и на местах. Также писал об этом Н.П. Ерошкин [2], рассматривая историю государственных учреждений дореволюционной России. Источниками материального состояния чиновничества, но лишь на примере высшей губернской администрации, интересовался П. А. Зайончковский [3].
Более обстоятельно изучаемый круг вопросов отражен в исследованиях Л.Ф. Пи-сарьковой [4-6]. Она в целом отмечала, что
должностные преступления на протяжении многих десятилетий превращались из отдельных фактов частного порядка во многоуровневую систему, со своей иерархией и порядками. Верховная власть, прекрасно осведомленная об этом, тем не менее предпочитала не вмешиваться в повседневную традиционную бюрократическую кухню. Наказания и взыскания грозили лишь единичным представителям чиновного мира.
Вопросы должностных преступлений служилого дворянства затрагиваются в ряде работ по истории местного управления [7]. Однако специально эта проблема освещена лишь отчасти. Между тем именно на провинциальном, низовом уровне наиболее отчетливо видны условия и обстоятельства совершения должностных преступлений. Вычленяя чиновников-дворян из общей бюрократической массы, появляется возможность ответить на вопрос о мотивации совершения преступлений выходцами из привилегированных сословий. Наконец, необходимо ответить на вопрос, каким образом должностные преступления, и в частности взяточничество, влияли на систему управления в целом.
По мере усложнения системы управления с начала XVIII в. и разветвления бюрократического аппарата мздоимство все глубже проникало во все элементы государственной машины. Многочисленные правительст-
венные указы о запрещении принимать взятки [8, т. 16. № 11656, 12259; т. 18. № 13054] говорили об укреплении этих общественных пороков. XIX в. не смог избавить правительственный аппарат от этого негативного явления. Реформы государственного управления, проведенные в начале XIX в., и в первую очередь создание министерств, сконцентрировавших в своих департаментах все нити управления империей, способствовали усилению бюрократических начал, что создавало благоприятную почву для лихоимства и казнокрадства [4, № 4, с. 153]. Особенно отличилась здесь губернская администрация, где взяточничество и воровство процветали наиболее широко [3, с. 143].
Рассмотрим сформировавшуюся к середине XIX в. губернскую систему должностных преступлений на примере Орловской губернии, типичного черноземного региона во главе с гражданским губернатором. Здесь злоупотребления по службе, как и в ряде других мест Российской империи, вытекали из самой жизни и состояния общества. Жалованье гражданских служащих было настолько скромным, что прожить на него было практически невозможно. «Правительство искушает честность, оставляя ее в бедности», - отмечал в начале XIX в. директор Царскосельского лицея В.Ф. Малиновский [9].
До 1815 г. многие чиновники, прежде всего канцеляристы, получали низкие оклады. Поэтому нередко им приходилось подрабатывать лакеями, кучерами, сторожами, швейцарами и т. п. Как правило, дополнительная работа была более оплачиваемой, чем государственная служба [4, № 4, с. 150]. Другим побочным источником существования у государственных служащих были т. н. «неправедные» доходы. Они могли складываться за счет взяточничества или прочих коррупционных действий.
Например, на протяжении не одного десятилетия неизменной статьей таких доходов чиновников межевой конторы Орловской губернии оставались «подарки», получаемые при размежевании земель. Подобная ситуация имела место в 1783 г., когда в Орле планировалась прокладка центральных улиц. Поскольку многие из улиц шли через обывательские строения, то эти строения приказано было снести, а их жильцам отвести свободные места в новых кварталах. Однако,
многие орловцы, не живущие на этих улицах, стали также подавать прошения об отводе им новых мест, одни по ветхости домов, другие из-за неудобного местоположения. Все подобные вопросы было поручено решать губернскому землемеру Г.И. Хомякову [10, л. 2, 42об.].
Для снискания благосклонности местного начальства орловские купцы и мещане стали изыскивать различные средства. В ход шли как натуральные подношения, так и деньги. Всего за отвод земли землемером Г.И. Хомяковым было получено 207 руб. 95 коп. Размер денежных сумм от каждого просителя колебался от 3 до 25 руб. Купец Андрей Белепитилов помимо 10 руб. денег давал тафты 7 аршин, сахару 10 фунтов -3 руб. 20 коп., чаю - 1 руб. 10 коп., всего -22 руб. [10, л. 7, 7об.].
Одни чиновники довольствовались тем, что им давали, другие сами назначали цену своей сговорчивости. Она могла исчисляться десятками и даже сотнями рублей. Например, карачевский уездный землемер П. Яковлев за благоприятное размежевание земли взял с экономических крестьян села Ружное и деревни Ревен 350 руб. и требовал еще 250 руб. [11]. Жалованье же уездного землемера на 1800 г. составляло 300 руб. [8, т. 44,
ч. II, отд. III и IV, с. 395].
Следует отметить, что размежевание земель являлось важной статьей неправильных доходов не только для местного чиновничества. Так, В.И. Глориантов, служивший в середине XIX в. в Нижегородской палате государственных имуществ, вспоминал, что при размежевании земель Чернухинских и Се-лемских крестьян вследствие взяточничества одна и та же земля три раза переходила от одного села к другому, пока, в конце концов, между крестьянами этих селений не произошла баталия на кольях [12].
Важным источником неправедных доходов чиновников были взятки, получаемые при выемке корчемного вина, продававшегося в обход государственной монополии [13]. Этим вопросом занимались поверенные питейных сборов, а с ними земские исправники и заседатели земских судов. В случае отсутствия вина «питейное» начальство все равно требовало денег. Вымогаемые суммы были разные: от 50 руб., которые елецкий исправник Петр Кириллов и питейных сборов пове-
ренный П.П. Кораблев требовали с однодворцев Золотухиных [11, д. 17,
л. 8об.], до 320 руб., испрашиваемых дворянским заседателем Елецкого нижнего земского суда Д.В. Поповым с однодворцев Ряпо-ловых [11, д. 35, л. 5]. Очень часто т. н. выемка корчемного вина сопровождалась «вы-мучиванием» однодворцев, с применением физической силы [11, д. 17, 35, 164].
Вряд ли судейских чиновников толкала на такие поступки вопиющая бедность. Земский исправник 5-го класса в 1800 г. получал 250 руб., а заседатель нижнего земского суда 10 класса - 200 руб. [8, т. 44, ч. II, отд. III и IV, с. 395]. Иногда произвол судебных чиновников доходил до полнейшего абсурда. Так, в 1798 г. заседатель Елецкого нижнего земского суда ливенский помещик князь Голицын при исследовании спорного дела о земле между солдатским однодворцем Е. Мя-чиным и помещиком Хитедскиным не только не разобрался в этом деле, но и отдал однодворца под караул. За освобождение же потребовал денег - 50 руб. Когда же однодворец платить отказался, то вымогатель стал добиваться тех денег рукоприкладством [10, д. 1138, л. 7].
Важными источниками нелегальных доходов местного чиновничества были также приношения откупщиков питейных сборов, заведывание казенными крестьянами, сбор казенных недоимок [11, д. 314, л. 31; д. 331, л. 3]. Каково же было соотношение нелегальных доходов?
Из 11 учтенных нами чиновников в
1796-1800 гг. [10, д. 7, 142, 1136; 11, д. 17, 35, 192, 314, 331; 14], 6 человек довольствовались добровольными приношениями и 5 занимались целенаправленным вымогательством денег. Размеры взяток колебались от 3 до 350 руб. Из всех «презентов» 74 % составили деньги и только 36 % - натуральные выплаты. По сравнению с казенным жалованием эти дополнительные «пособия» выглядели вполне солидно. У большинства чиновников они в 1,5-2 раза превышали их должностные оклады. Но были и такие случаи, когда местные служащие запрашивали суммы, практически равняющиеся или превосходящие их годовой оклад. Это дворянский заседатель Д.В. Попов, получавший 200 руб. годовых [8, т. 44, ч. II, отд. III и IV, с. 395] и запросивший 320 руб. при выемке
корчемного вина [11, д. 35, л. 5], или карачевский уездный землемер П. Яковлев с окладом в 300 руб. годовых, получивший 350 руб. за благоприятное размежевание земли [11, л. 3]. Таким образом, нелегальные доходы были хорошим дополнением к официальным окладам губернских чиновников.
Надо заметить, что отношение государства к допускаемым злоупотреблениям было более чем терпимым. Оно считало взятки злом, однако, при низком жалованье служащих, злом неизбежным и неискоренимым. За
1797-1801 гг. нами были зафиксированы единичные случаи заведения судебных дел на местных чиновников, обвиняемых во взяточничестве. В большинстве своем это были служащие VIII-X классов, занимавшие часто самостоятельные должности, преимущественно исполнительного характера, или низшие исполнительные должности [10, д. 7, 142, 1136, 1138; 11, д. 17, 35, 192, 314]. Некоторые из них были дворянами по рождению, большинство же приобрели дворянство службой. Гражданская служба для многих из них была единственным способом, чтобы прокормить себя и свою семью, но из-за необеспеченности чиновников необходимым жалованием сделать это было практически невозможно. «Казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар», - жаловался городничий в «Ревизоре» Н.В. Гоголя [15]. По всей видимости, это заставляло местных судей, которые и сами были государственными чиновниками, более терпимо относиться к таким должностным преступлениям. Большинство же служащих Орловской губернии, оказавшихся под судом по обвинению во взяточничестве, были из-под суда освобождены «по недоказательству на них взяток» [10, д. 7, 1138; 11, д. 17, 35, 331]. Следует заметить, что в случае недоказанной вины чиновника, суд оставлял его «в подозрении», при такой формулировке пребывание под судом не сказывалось на его карьере [5, с. 45]. Жизнь и условия гражданской службы, в которые был поставлен местный чиновник, формировали особую чиновную психологию, лояльную к преступлению закона.
Начало нового века и восшествие на престол нового императора породило надежды на искоренение произвола должностных лиц. Однако учреждение министерств только усилило государственную бюрократию и, как
мы уже отмечали, создало плодотворную почву для процветания взяточничества и в XIX столетии [4, № 4, с. 143]. Положение чиновников в начале XIX в. усугублялось и резким падением курса ассигнационного рубля после заключения Александром I в 1807 г. Тильзитского мира. Если в 1807 г. ассигнационный рубль стоил 90 коп., то в 1811 г. серебряный рубль ходил в 4 руб. ассигнациями [16]. Жалованье же чиновников в этом году составило 1/4 часть суммы, предусмотренной штатами XVIII в.
Поэт М.А. Дмитриев, служивший советником московской уголовной палаты в конце 1820 г., вспоминал, что его годовой доход состоял из 800 руб. жалованья и 5000-6000 руб. ассигнациями, которые приносило его имение. Если учесть, что наем дома стоил не меньше 2000 ассигнациями, то он с семьей едва сводил концы с концами [17]. Падение курса бумажных денег по отношению к серебряному рублю было настоящим разорением для людей, живущих на одно жалованье.
Если сравнить денежное жалованье губернских и уездных чиновников 1812 г. с окладами 1800 г., то окажется, что оно, за редким исключением (например, жалованье асессоров казенной палаты возросло с 300 до 400 руб., секретарей в губернском правлении, палатах уголовных и гражданских дел, казенной палате - с 250 до 350 руб. т. д.), практически не изменилось [8, т. 44, ч. II, отд. III, с. 220-223; отд. IV, с. 394-395]. Реальный уровень окладов оказался гораздо ниже 1800 г. Например, секретарю губернских учреждений, получавшему жалованье 29 руб. в месяц, прожить было весьма трудно. Что нельзя сказать о представителях высшей бюрократии: губернаторе, вице-
губернаторе, председателях палат. Исходя из этого мотивы, побуждавшие чиновников брать взятки, были разные. Для одних это было простым способом обогащения и увеличения своего состояния, для других же -фактически средством существования.
О масштабах взяточничества и коррупции в Орловской губернии в первой четверти XIX в. можно судить по материалам сенаторской ревизии 1816 г., которую проводил сенатор Н.Е. Мясоедов. В ожидании ревизора многие орловские чиновники принялись составлять ведомости о делах со значительным уменьшением нерешенных. Другие, напри-
мер, полицеймейстер и частные приставы, прятали дела, по которым могли открыться злоупотребления [18]. Однако скрыть все должностные преступления не удалось. В ходе ревизии в первую очередь обнаружились злоупотребления, связанные с рекрутскими наборами. Оказалось, что бывший голова Яковлев и члены думы собирали деньги на «известные обществу надобности». На деле же эти деньги шли на подарки разным чиновникам при сдаче рекрутов, а значительная часть удерживалась самим головой [19]. Очередных книг на отдачу рекрутов не велось, вследствие чего одни и те же рекруты могли отдаваться в службу за общество, а потом разрешалось наниматься им за кого-либо еще. Те, кому следовало идти в рекруты, получив разрешение нанять наемника, отдавали в залог этого голове Яковлеву и гласному Зайцеву определенное количество денег, которые обратно не получали. Сборы на рекрутские повинности оказались несогласованными с показаниями по книгам [19, с. 46].
Еще хуже обстояли дела с постойной повинностью. Местные городничие и квартальные надзиратели, получая на приходящие команды деньги, не выдавали их обывате-лям-квартмейстерам. Квартальная комиссия не знала, кому и сколько денег следует выделять на покупку продовольственных товаров. Разного рода злоупотребления местного чиновничества имели место во время организации различных общественных работ. Нередко городничие, квартальные надзиратели, заседатели судов принуждали казенных поселян и однодворцев к работам без всякой оплаты [20].
Делопроизводство орловской уголовной палаты показывает, что несколько сот чиновников были преданы суду сенатором. Не осталось почти ни одного присутственного места, служащие которого не находились бы в числе подсудимых. Какие чиновники и за какие преступления были привлечены к уголовной ответственности? Какова была доля взяточничества среди должностных преступлений служащих дворян Орловской губернии? Ответить на эти вопросы можно материалами все той же ревизии Н.Е. Мясоедова (табл. 1) [14, д. 2251, л. 45-87; д. 2230, л. 1-2об.; д. 2282, л. 5; 21-22].
Таблица 1
Должностные преступления чиновников Орловской губернии
Чиновник
Предъявленное обвинение
1. Орловский гражданский губернатор П.И. Яковлев
2. Городской голова Яковлев
3. Гласный Зайцев
4. Оператор врачебного отделения доктор медицины И. Ф. Каспари
5. Канцелярист Т. Филиппов
6. Брянский городничий Вейтбрех
7. Елецкий городничий Богалдин Тагишев
8. Квартальный надзиратель Целыковский
9. Елецкий заседатель Венюков
10. Ливенский городничий Алымов и квартальный надзиратель Светимский
11. Заседатель Ливенского земского суда Башкатов
12. Малоархангельский городничий Журавский
13. Квартальный надзиратель Лебедь
14. Карачевский городской голова Ермолов
15. Квартальный надзиратель Орловской полиции Лаворжецкий
16. Секретарь Орловской городской думы Темяшов
17. Члены Орловской городской думы
18. Елецкий предводитель дворянства И. Ильин
19. Болховский предводитель дворянства Сановин
20. Ливенский предводитель дворянства А. Платонов
21. Карачевский предводитель дворянства Е. Лавров
22. Секретарь Орловского губернского правления П. Бочаров
Многочисленные упущения по службе и «показуемое на него лихоимство».
Присвоение значительной части денег, собранных на общественные надобности, а также лихоимство.
Вымогательство денег у мещан при сдаче рекрут.
«Взятие с разных людей взяток».
В лжедонос на разных чиновников, изготовление фальшивых денег. Тяжкие притеснения жителям из-за лихоимства
Заставляли однодворцев подгорних слобод на них бесплатно работать. Вымогали взятки у местных кожевников за разрешение мыть кожи в реке Ельце.
Городничий назначал с однодворцев без очереди рекрут.
Вымогательство денег у мещан и казенных поселян за отсрочку взноса казенных податей.
Сажали обывателей под караул в полицию и брали с них деньги.
Во время полой воды заставлял ловить себе плывущий лес
Присвоение положенных жителям города денег и вымогательство
Удержание денег за проходящие команды.
Получение 15 рублей с однодворца, чтобы вместо его сына поставить в рекруты племянника.
Беспорядки и упущения по должности.
Г
Злоупотребления по сбору податей и повинностей, имевших место в 1812 г.
ч_
Получение взятки с мещанина Глухова
Многие другие дела о злоупотреблениях местной бюрократии, возбудимые Н.Е. Мя-соедовым, также ничем не окончились из-за того, что почти вся губерния была отдана сенатором под суд, в т. ч. и сами судьи, так что даже судить было некому. Производство по этим делам тянулось десятки лет и окончилось благоприятно для подсудимых [18, с. 31]. Например, преданные суду члены Орловской городской думы и секретарь Темя-шов оправданы в 1821 г., Елецкий городничий Богалдин-Тагишев и квартальный надзиратель Целыковский - в 1826 г., квартальный надзиратель Лаворжецкий - в 1837 г. Более суровый приговор был по отношению к Орловскому гражданскому губернатору - «считать отрешимым от должности и впредь его никуда не определять и к выборам не допускать», сверх того подвегнуть денежному взысканию за использование городских лугов [19, с. 47]. Следует отметить, что немалое число подсудимых за столь долгий период времени умерло, так и не дождавшись о себе решения. Например, губернский казначей Орловской казенной палаты коллежский советник Петр Бородин, обвиняемый в противозаконных поступках, связанных с лихоимством, умер в 1832 г., так и не узнав приговора [23].
В судебных учреждениях Орловской губернии в конце XVIII в. сложилась своеобразная система получения «неправедных» доходов. Например, чтобы вызволить однодворца Д. И. Чернова из тюрьмы, однодворец И. Суханов заплатил ливенским уездным заседателям (по 50 и 20 руб.), а также секретарю и регистратору по 40 руб. - всего 150 руб. [10, д. 1136, л. 200, 200об.]. В среде судебных чиновников факты злоупотреблений были особенно распространены. Страницы ежегодных отчетов III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии полны красноречивых заявлений об этом. «Губернские прокуроры и стряпчие, постановленные для наблюдения за правильным ходом судебных дел, нередко сами причастны к злоупотреблениям» [24]. «Скудное содержание губернских чиновников составляет одну из главнейших причин описанного зла (корыстолюбия. - Е. Т.)». В отчете за 1835 г. похожее заявления о корыстолюбии судебных чиновников: «Лихоимство не прекращается и, ограждаясь формами закона, укрывается от должного наказания.
При существовании нашего законоположения, подвергающего лиходателя одинаковому наказанию с лихоимцем, нередко случается, что давший деньги для получения себе надлежащего удовлетворения подвергается наказанию, тогда как взявший или, лучше сказать, исторгнувший оные остается свободным от всякого взыскания за недостатком улик» [24, с. 134-135].
Увеличение окладов содержания не решило проблему взяточничества. «Прибавление окладов жалования не послужило, кажется, к уменьшению лихоимства. Зло сие существует, как и прежде, и продолжает ограждать себя формами закона, за которыми преследование оного едва ли возможно» [24, с. 152], - писалось в отчете политической полиции за 1836 г.
Факты подобных массовых злоупотреблений заставляли правительство реагировать на них. 21 октября 1821 г. вышел еще один указ Сената о запрещении губернаторам и должностным лицам принимать какого-либо рода приношения [14, д. 2260, л. 1-2]. Однако, как и все предыдущие указы и постановления, грозившие «за лихоимство» самыми суровыми наказаниями или взывавшие к государственному долгу и совести служащих, он не имел особого успеха. Падение ассигнационного рубля, а с ним и ухудшение уровня жизни заставляло даже честного человека порой искать не совсем правильные источники доходов. Например, в 1838 г. губернский казначей получал 1500 руб., это было в 2,5 раза больше, чем в 1800 г. [8, т. 44, ч. II, отд. III и IV, с. 220]. Если в 1800 г. ассигнационный рубль колебался в пределах 75 коп. за серебряный рубль, то в 1838 г. его курс держался на уровне 26,67 коп., пока в 1839 г. не возрос до 28,57 коп. [25]. В начале века реальный оклад губернского казначея составлял 450 руб. серебром (600 руб. ассигнациями), а через 38 лет его оклад, возросший до 1500 руб. ассигнациями, реально равнялся только 400 руб. серебром. Уровень окладов понизился в 1,12 раза по сравнению с началом XIX в., между тем цены продолжали расти. Так, четверть муки ржаной, стоившей 2 руб. в начале века, спустя 35 лет стоила 16 руб., стоимость крупы гречневой возросла с 4,2 до 22 руб., [22, д. 91, л. 297, д. 373, л. 70], пуд говядины в 1838 г. стоил 6 руб. 35 коп. [26].
С удорожанием уровня жизни свое низкое жалованье чиновники продолжали компенсировать неправильными доходами. Однако правительство продолжало более чем снисходительно относиться к незаконным «презентам», т. к. для многих они оставались основным источником существования. Уголовные дела против чиновников, принимающих подарки, старались не заводить. Из учтенных нами 193 чиновников-дворян, находившихся в 1842-1844 гг. под судом и следствием, только 6 человек обвинялось во взяточничестве и лихоимстве. Большинство же чиновников-дворян обвинялось в других нарушениях: самовольных отлучках, буйствен-ных поступках, краже документов, составлении незаконных прошений и т. п. [14, д. 598, л. 22-28, 178-189; д. 2433, л. 224-239об.]. Иными словами, добровольные приношения прочно вошли в бюрократическую повседневность.
К середине XIX в. неизменной расходной статьей приходно-расходных книг орловских помещиков становятся расходы «для почтения» местных чиновников. Против каждой фамилии указывалось, сколько денег, муки, пшеницы, ржи, овса, сена или других припасов было заплачено данному должностному лицу «для снискания благосклонности». Так, например, управляющим альшан-ской конторы графа А.В. Бобринского в расходной части книги было записано: «К
праздникам господину начальнику Орловско-Московской дороги 8 пудов муки, местному становому приставу 4 пуда, столоначальнику земского суда 5 пудов, должностным людям при Апалькове 18 пудов, при Альшани 24 пуда» [27]. Местные помещики не забывали о подарках и для канцелярских служителей. Так, письмоводителю станового пристава к празднику из экономической кассы помещиков Новосильцевых было выдано полтора рубля [28].
Обогащение за счет казенного имущества только на первый взгляд представляло преступления частного рода. На самом деле это была опасность для государства в стратегической перспективе. Например, «создаваемые комиссией народного продовольствия на случай голода «запасные хлебные магазины» активно использовались чиновниками для личных нужд. Когда же действительно возникала перспектива голода, как во время
Крымской войны, обнаруживалось, что магазины пусты. Злоупотребления в деятельности холерных комитетов стали одним из главных факторов, катализировавших волнения во время эпидемии холеры» [22].
Малодейственный контроль над местной бюрократией, низкий профессиональный и нравственный уровень, нищенское жалованье большинства чиновников, бумаготворчество и бумажная волокита - все это благоприятствовало расцвету взяточничества, в конечном итоге оказывая пагубное влияние на общественную атмосферу в провинции. Примеры Орловской губернии показывают, что, когда местная администрация не могла правовым путем защищать интересы орловцев, взятки становились едва ли не единственным рычагом, приводившим в движение механизмы бюрократической машины. Возникала парадоксальная ситуация. С одной стороны, взятки были очевидно негативным явлением. С другой стороны, они становились действенным административным рычагом. Дача взятки служила некой гарантией того, что дело все-таки будет рассмотрено, а не затеряется в стопках канцелярских бумаг. Таким образом, злоупотребления в бюрократической среде являлись одним из сигналов необходимости оздоровления системы управления в целом, без которого правительство не могло действенно реализовывать внутриполитический курс.
1. Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974.
2. Ерошкин Н.П. Крепостническое самодержавие и его политические институты (Первая половина XIX века). М., 1981.
3. Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX веке. М., 1978.
4. Писарькова Л.Ф. Российский чиновник на службе в конце XVIII - пер. пол. XIX века // Человек. 1995. № 3. С. 121-139; № 4. С. 147-158.
5. Писарькова Л. Ф. К истории взяток в России // Отечественная история. 2002. № 5. С. 33-49.
6. Писарькова Л.Ф. Государственное управление России с конца XVII до конца XVIII века. М., 2007.
7. Мерзлякова Л.В. Чиновничество Вятской губернии первой половины XIX века (опыт социально-политической характеристики): дис. ... канд. ист. наук. Ижевск, 1997.
8. Полное собрание законов Российской империи. Собрание I.
9. Малиновский В.Ф. Размышления В.Ф. Малиновского о преобразованиях России // Голос минувшего. 1915. № 10. С. 250.
10. ГАОО (Гос. арх. Орловской области). Ф. 5. Оп. 1. Д. 142. Л. 2, 42об.
11. ГАОО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 192. Л. 4.
12. Глориантов В.И. Потомственные дворяне канцелярского происхождения // Русский арх. 1905. № 4. С. 667.
13. Александров Г. Люди Железногорья. Орел, 2005. С. 43.
14. ГАОО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2708, 2874.
15. Гоголь Н.В. Избр. М., 1979. С. 299.
16. Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1891-1893. Ч. 3. С. 23.
17. Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 305, 313.
18. Блохин С. Сенаторская ревизия 1816 года // Труды Орловской ученой архивной комиссии. Орел, 1890. Вып. 2. С. 27.
19. Пупарев А.Г. Ревизия сенатора Мясоедова и ее последствия // Труды Орловской ученой архивной комиссии. Орел, 1891. Вып. 1. С. 45.
20. Пупарев А. Г. Две сенаторские ревизии Орловской губернии при губернаторе Яковлеве // Труды Орловской ученой архивной комиссии. Орел, 1894. Вып. 4. С. 44, 46.
21. ГАОО. Ф. 760. Оп. 1. Д. 311.
22. ГАОО. Ф. 593. Оп. 1. Д. 154. Л. 68-71.
23. ГАОО. Ф. 31. Оп. 1. Д. 932. Л. 5.
24. Россия под надзором. М., 2006. С. 93.
25. Бумажные денежные знаки России и СССР. СПб., 1993. С. 7-12.
26. Азбукин Н. Историко-статистическое описание городов Орловской губернии // Журнал МВД. 1838. Нояб. С. 414.
27. ГАОО. Ф. 962. Оп. 1. Д. 1. Л. 47.
28. ГАОО. Ф. 570. Оп. 1. Д. 2. Л. 8.
29. Багдасарян В.Э. Николаевская управленческая модель: между авторитаризмом и рациональной бюрократией // Административные реформы в России: история и современность. М., 2000. С. 161.
Поступила в редакцию 5.12.2008 г.
Teryaeva E.V. Official corrupt practices of provincial officials at the end of XVIII - the first half of XIX centuries (based on materials of Orel province). The end of XVIII - the first half of XIX centuries were the period of reforming of the sovereign model of governing. One of the negative characteristics of the model was the corrupt practices in bureaucratic spheres. The corrupt practices achieved the maximum scale and the minimal publicity in province. The materials and documents of Orel province show the character of official crimes at different levels of administrative responsibility. It occurred rather often that bribes became nearly the only helpful administrative lever in case the local authorities did not want to defend the interests of people.
Key words: provincial officialdom, corrupt practices.
УДК 947+95Q
АНГЛО-РУССКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО И ДВИЖЕНИЕ РОССИИ В СРЕДНЮЮ АЗИЮ В XIX В. (К ИСТОРИОГРАФИИ ВОПРОСА)
© Н.В. Терентьева
В статье рассматриваются дискуссии по вопросу о причинах и характере русской экспансии в Среднюю Азию и англо-русского соперничества в отечественной историографии. В работе представлены современное состояние и перспективы дальнейшего изучения имперской политики России в Средней Азии.
Ключевые слова: англо-русское соперничество, имперская политика, ориентализм.
Русско-среднеазиатские отношения в XVIII-XIX вв., присоединение Средней Азии к России, англо-русское противостояние в этом регионе всегда привлекало внимание как зарубежных, так и отечественных ученых.
Имеется огромный массив исследований, посвященных отдельным аспектам англорусских отношений на Ближнем и Среднем Востоке. Неоднократно пересматривались
теоретические основы работ такого рода, менялись концепции, намечались новые подходы [1-5].
Первые публикации, посвященные проблемам присутствия России и Англии в Средней Азии относятся к 1820-м гг. В дореволюционной отечественной историографии движение России в Центральную Азию оценивалось как «исторический импульс», вы-
