Должен ли обвиняемый нести уголовную ответственность за дачу заведомо ложных показаний? Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 343.36

ДОЛЖЕН ЛИ ОБВИНЯЕМЫЙ НЕСТИ УГОЛОВНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ДАЧУ ЗАВЕДОМО ЛОЖНЫХ ПОКАЗАНИЙ?*

Смолькова Ираида Вячеславовна

доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ, профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминологии Байкальского государственного университета

г. Иркутск E-mail: kupik@isea.ru

SHOULD THE ACCUSED BE HELD CRIMINALLY LIABLE FOR KNOWINGLY GIVING FALSE TESTIMONY?

Iraida Smolkova

Doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation, Professor of Criminal Law, Criminology and Criminal Procedure Department,

Baikal National University, Irkutsk E-mail: kupik@isea.ru

АННОТАЦИЯ

Настоящая статья посвящена остродискуссионной проблеме науки уголовно-процессуального права -проблеме возможности привлечения обвиняемого к уголовной ответственности за дачу им заведомо ложных показаний. Автор отстаивает точку зрения, что привлекать обвиняемого к уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний нельзя, поскольку это противоречит смыслу его конституционного права на защиту и презумпции невиновности.

ABSTRACT

The present article focuses on the very controversial problem of the science of criminal procedure law - the problem of the possibility of bringing the accused to criminal liability for knowingly giving false testimony. The author defends the view that to bring the accused to criminal liability for knowingly giving false testimony because it is contrary to the meaning of his constitutional right to defense and the presumption of innocence.

Ключевые слова: обвиняемый; право на ложь; заведомо ложные показания; уголовная ответственность.

Keywords: the accused, the right to a lie, false testimony, criminal responsibility.

Анализ проблемы, составляющей предмет исследования данной статьи, предполагает ответы на следующие вопросы: 1) имеет ли обвиняемый право на дачу заведомо ложных показаний; 2) подлежит ли обвиняемый за дачу заведомо ложных показаний привлечению к уголовной ответственности?

Вопрос 1. Общий вопрос о «праве на ложь» любого человека относится к области морально-философской. Если с этой позиции подходить к нему, то, конечно же, следует признать, что вообще лгать плохо, а те, кто

Издается при финансовой поддержке проекта «Пределы ограничения прав личности в уголовном судопроизводстве в целях обеспечения национальной безопасности государства: уголовно-процессуальный и криминалистический анализ», реализуемого в рамках проектной части государственного задания Минобрнауки РФ в 2014—2016 гг. в сфере научной деятельности (№ задания 29.1247.24 /К).

лжет, заслуживают порицания и осуждения. Но не все так просто, если обсуждать вопрос о лжи и заведомо ложных показаниях в уголовном судопроизводстве.

Некоторые авторы, рассматривая данную проблему, оперируют словосочетанием «право обвиняемого на ложь», несмотря на условность, нельзя признать его удачным, а тем более точным, поскольку ни в уголовном, ни в уголовно-процессуальном законе такая терминология не используется и такое право обвиняемого не предусмотрено. Кроме того, следуя этой логике, как противоположные , можно привести такие словосочетания: «право обвиняемого на правду», «право обвиняемого на полуправду», что, вызывает улыбку и вряд ли уместно.

Справедливости ради следует заметить, что словосочетание «право обвиняемого на ложь» в большинстве случаев употребляется в литературе в значении «права обвиняемого на дачу заведомо ложных показаний», поэтому в настоящей статье оно используется только в этом значении.

Процессуалисты высказывают диаметрально противоположные мнения, пытаясь дать ответ на вопрос о праве обвиняемого на дачу заведомо ложных показаний. Первая позиция по данному вопросу состоит в том, что такое право у обвиняемого отсутствует, вторая же — наоборот, исходит из того, что обвиняемый данное право имеет.

Сторонник первой позиции Я. О. Мотови-ловкер, аргументируя позицию о недопустимости лжи вообще и в уголовном процессе в частности, в свое время ссылался на то, что «ложные показания находятся в непримиримом противоречии с нравственными воззрениями советского общества, быть правдивым — нравственный долг каждого советского человека» [16, с. 18]. На этом основании он пришел к выводу о том, что право на ложь обвиняемому не предоставлено [17]. Более того, по его мнению, заведомо ложные показания обвиняемого, направленные на то, «чтобы увести судеб-но-следственные органы с пути истины, могут расцениваться как косвенное доказательство его виновности» [16, с. 17].

А. А. Закатов, поддерживая данную позицию, также отмечал, что обвиняемый права на ложь не имеет, поскольку правдивость не может быть отменена законом [8, с. 44].

В настоящее время анализируемое мнение разделяет Б. Г. Розовский, который также категорически против предоставления обвиняемому права на ложь, полагая, что ложь, утаивание правды в любых формах вообще недопустимы и для преступника в этом плане не должно быть никаких исключений [20, с. 47, 60].

Представляется, что изложенная аргументация носит немного наивный характер, поскольку основывается на некой абстрактной модели идеального общества и правосудия, где никто не лжет, а говорит только правду.

И. Л. Петрухин, представитель второй позиции, считал, что право обвиняемого на ложь естественно вытекает из его права на защиту, а противоположная точка зрения является «глубоко ошибочной и вредной для практики», так как допускает смешение права юридического и

морального: с юридической точки зрения факт дачи обвиняемым ложных показаний правомерен, поскольку обвиняемый не нарушает никаких правовых запретов и велений; в нравственном же отношении всякая ложь заслуживает порицания, так как она противоречит моральным нормам. Основываясь на данных рассуждениях, он делал вывод, что нелогично и непоследовательно признавать право обвиняемого не давать показания и вместе с тем не признавать за ним право на дачу ложных показаний [18, с. 16].

В. Д. Адаменко также отмечает, что обвиняемому предоставляется возможность давать ложные показания, что, в известной мере, отвечает его стремлениям избежать уголовной ответственности и наказания, но в связи со спецификой его процессуального положения и отсутствием запрещающей нормы дача ложных показаний охватывается правом на защиту, иная постановка вопроса превратит защиту в пустую формальность. По его мнению, дача заведомо ложных показаний с целью избежать уголовной ответственности есть удовлетворяемый государством интерес, ибо в законе закреплена презумпция невиновности и существуют органы, на которых лежит обязанность доказать все пункты обвинения, независимо от объяснений обвиняемого [1, с. 85, 86].

Р. Куссмауль считает, что право на ложь, хотя прямо не предусмотрено законом, но и не запрещено им для подозреваемого, обвиняемого, подсудимого [12, с. 33].

Несколько другие аргументы в защиту второй позиции приводит С. А. Касаткина, отмечая, что «право на ложь соответствует субъективному праву обвиняемого как мере возможного поведения лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование, обеспеченной нормами о недопустимости предупреждения обвиняемого об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний вследствие отсутствия общественной опасности в подобных действиях, направленных на защиту от обвинения» [10, с. 87].

Еще в начале XX в. Л. Е. Владимиров по этому поводу писал: «Опыт показывает, что и невиновный человек, при первом к нему прикосновении страшного аппарата уголовной юстиции, может прибегать к самым предосудительным средствам для своего спасения... Что делать, никто не хочет погибать: люди,

спасаясь, лгут, запутываются в своей лжи и неповинно гибнут» [4, с. 222].

Оригинальную позицию по данному вопросу высказывает А. В. Победкин, полагая, что от обвинения можно защищаться материальным и процессуальным способами: материальный способ предполагает законные действия, направленные на опровержение существа обвинения и возможность дачи обвиняемым ложных показаний об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, если такие показания рассматриваются лицом, их дающим, как средство защиты от обвинения (подозрения), а процессуальный — состоит в оспаривании законности действий должностных лиц по обоснованию обвинения или подозрения [19, с. 278-279].

Совершенно очевидно, что права на ложь у обвиняемого, конечно же, нет, некорректно вести речь и о его праве на заведомо ложные показания. Закон не может предоставлять такое право обвиняемому. Представляется, что обвиняемый имеет право давать не заведомо ложные показания, а показания, не соответствующие действительности.

Вопрос 2. Вопрос о том, подлежит ли обвиняемый за дачу заведомо ложных показаний привлечению к уголовной ответственности, логически вытекает из первого. В уголовно-процессуальной литературе он также носит дискуссионный характер: сложилось два подхода к его решению: одни процессуалисты отвечают на него отрицательно, другие же, наоборот, положительно.

Представитель первого подхода Я. О. Мо-товиловкер исходил из того, что обвиняемый, имея право на ложь, уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний не подлежит, поскольку «по мысли законодателя, нецелесообразно наказывать в уголовном порядке лицо, совершившее преступление, за попытку использовать эти показания, чтобы полностью или частично уйти от ответственности» [16, с. 17].

Солидаризировавшийся с ним А. А. Закатов отмечал, что введение уголовной ответственности за дачу обвиняемым заведомо ложных показаний вынудило бы его доказывать свою невиновность и даже самому изобличать себя [8, с. 44].

Некоторые современные авторы, поддерживая данную аргументацию, отмечают, что закон не запрещает обвиняемому давать заве-

домо ложные показания, дача показаний является для обвиняемого правом, а не обязанностью, поэтому он не несет никакой ответственности за дачу заведомо ложных показаний, равно как и за отказ от дачи показаний, что является одной из важнейших гарантий обеспечения права на защиту [10, с. 84; 11, с. 12; 23, с. 24].

Сторонник второго подхода Ю. Золотов, исходя из того, что обвиняемый довольно часто выдумывает всяческие небылицы и версии случившегося, даже самые нелепые и фантастические, а следствие обязано скрупулезно проверять все варианты откровенной лжи без каких-либо последствий для лгунов, предлагает установить уголовную ответственность обвиняемого за дачу им заведомо ложных показаний [9, с. 4]. В. Быканов, поддерживая эту позицию, отмечает, что «наше законодательство дает подозреваемому, обвиняемому, подсудимому карт-бланш на вранье по полной программе. Причем привлекаемый к уголовной ответственности вправе не только сам врать, сколько захочет, но и... безнаказанно просить врать свидетелей, потерпевших, других участников уголовного процесса. На борьбу с враньем в стране тратятся миллиарды средств налогоплательщиков. Не менее, а даже более страшен моральный вред, причиняемый обществу, правоохранительной и судебной системе» [3, с. 26].

Разделяет эту позицию и Г. К. Мишин, который полагает, что право обвиняемого не давать «самообвиняющие» показания неразрывно связано с его обязанностью нести уголовную ответственность за ложные показания в ходе предварительного следствия и в суде, поэтому, по его мнению, обвиняемого необходимо поставить перед дилеммой: либо он молчит, либо, если он решился давать показания по собственному делу, то должен нести уголовную ответственность за заведомо ложные показания. Далее автор замечает, что по существу речь идет об установлении ответственности обвиняемого за злоупотребление предоставленным ему правом делать признание. Учитывая, что на практике довольно часто имеют место многократные изменения признательных показаний и заявления основанных на них ходатайств, которые выступают наиболее распространенной тактикой запутывания следствия, Г. К. Мишин также предлагает установить уголовную ответственность об-

виняемого за дачу им заведомо ложных показаний [15, с. 100].

Сторонники второй позиции приводят следующие аргументы: во-первых, такой опыт имеется в некоторых демократических странах; во-вторых, ложные показания подозреваемого, обвиняемого, подсудимого серьезно усложняют работу правоохранительных органов, требуют значительных материальных, физических, психологических и временных затрат для их опровержения, в-третьих, установление уголовной ответственности обвиняемого за дачу заведомо ложных показаний соответствует принципу состязательности, поскольку потерпевший и свидетель, с одной стороны, и подозреваемый, обвиняемый, подсудимый — с другой, ставятся в равные условия.

Действительно, в некоторых странах рассматриваемый вопрос решается не в пользу обвиняемого. Так, например, в Великобритании любой человек, в том числе и подсудимый, дающий показания суду, является свидетелем. Подсудимый не может быть допрошен принудительно в силу действия принципа «никто не может быть принужден к самообвинению», однако если он пожелает давать показания, то переводится в разряд свидетелей и допрашивается под присягой с последующей уголовной ответственностью за дачу заведомо ложных показаний [6, с. 93, 97—98]. Небезынтересно отметить, что Закон Criminal Evidence Act («Об уголовных доказательствах»), легализовавший данную практику, был принят в 1898 г. «ради ограждения невиновных». Резкой критике этот закон подверг русский процессуалист Л. Е. Владимиров. Указывая на заложенную в нем опасность, он писал: «прежде всего, он нарушает основное начало всякого правильного уголовного процесса: "никто не обязан сам себя обвинять"». Принять другое руководящее положение — значит признать, что бывают случаи, когда человека можно законом принудить к самоубийству... закон соблазняет или наталкивает людей на клятвопреступление, которое карается в этом случае, помимо осуждения или оправдания по основному обвинению. В результате получается: допрос подсудимого под угрозою наказания за лживое показание, которым подсудимый, по чувству самосохранения, желал спасти себе жизнь или свободу! Это поистине чудовищный результат превращения подсудимого в свидетеля» [5, с. 281-282].

В США согласно § 3481 раздела 18 Свода законов США «лицо, обвиненное в преступлении, по его личной просьбе должно считаться компетентным свидетелем. Его отказ заявлять такую просьбу не должен создавать какую-либо презумпцию, направленную против него». Те обвиняемые, которые изъявляют желание давать показания, должны, как и любые свидетели, дать суду присягу в том, что их показания будут правдивыми (с возложением обязанности говорить «правду и только правду») [6, с. 233—234]. Подсудимый допрашивается по собственному делу как свидетель, но, в отличие от обычного свидетеля, он не имеет права уклоняться от ответа на вопрос, который ведет его к изобличению в совершении преступления. За дачу заведомо ложных показаний под присягой он несет уголовную ответственность в виде лишения свободы на длительный срок (§ 1621, 1623 Свода законов США) [21, с. 54]. Наказуемо не только лжесвидетельство — к уголовной ответственности обвиняемого можно привлечь и за ложное отрицание им своей вины на допросе у федерального следователя [2, с. 510].

Я. Мазунин предлагает применить данный опыт и у нас, в России, полагая, что мера наказания в этом случае должна быть такой, чтобы сделать нецелесообразной ложь со стороны подозреваемого, обвиняемого и подсудимого [14, с. 49].

О. Туменко, поддерживая заимствование из англо-американского процесса идеи уголовной ответственности подсудимого за дачу заведомо ложных показаний, замечает: «Почему у нас процессуальное положение подсудимого несопоставимо лучше, чем в США? .Главное для подследственного — наличие возможностей избежать разоблачения. Какими соображениями можно объяснить то, что человек, который утверждает, что он не совершал преступлений, является добропорядочным гражданином, наделен правом лгать судье?» [22, с. 44].

В. Додонов же, наоборот, полагает, что уголовная ответственность за дачу подсудимым заведомо ложных показаний — одна из «странностей» американской правовой системы [7, с. 27].

Представляется, что англо-американский подход к рассматриваемой проблеме для нас неприемлем, поскольку в российском уголовном судопроизводстве проводится достаточно четкое

разграничение между фигурами подозреваемого/обвиняемого/подсудимого и свидетеля.

Данная идея подрывает фундаментальную основу состязательности процесса, поскольку означает лишение обвиняемого права на отрицание своей причастности к совершению преступления.

Кроме того, не все так однозначно и в США. Так, один из авторитетных специалистов в области уголовного процесса США У. Бернам пишет, что на практике случаи привлечения к уголовной ответственности и осуждения подсудимого за дачу заведомо ложных показаний редки, поскольку «прокуроры обычно удовлетворены тем, что по основному делу выносится вердикт о виновности ; кроме того, прокуроры знают трудности доказывания в суде лжесвидетельства по стандарту доказывания вины «вне всякого разумного сомнения» [2, с. 510].

А. Г. Филиппов, предостерегая авторов, пропагандирующих опыт США, справедливо пишет: «с примерами из зарубежной практики следует быть очень осторожными: в нашей стране действует уголовно-процессуальное законодательство, совершенно непохожее на соответствующие процедуры в США и других странах. Можно рассуждать об излишней за-формализованности и архаичности нашего УПК, но никуда не уйти от факта: чтобы наши правоохранительные органы могли действовать так, как в США, нам надо полностью изменить не только законы, но и менталитет судей, и отношение населения к правоохранительным органам. На это понадобятся десятилетия» [23, с. 179].

Л. В. Лобанова полагает, что в большинстве случаев ложные показания обвиняемых касаются тяжких и особо тяжких преступлений, а лжесвидетельство относится к преступлениям небольшой тяжести, поэтому установление уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний неэтично и нецелесообразно [13, с. 6]. А немецкий юрист В. Деге-нер называет наказание обвиняемого за ложь «суррогатом пытки» [25, с. 444].

Представляется, что реализация предложений о криминализации заведомо ложных показаний подозреваемого или обвиняемого вряд ли может быть сочтена целесообразной. Во-первых, такой подход создал бы для обвиняемого психологические трудности в решении вопроса об использовании права на отказ

от дачи показаний (рассуждая таким образом: «откажусь от дачи показаний, сочтут виновным»). Во-вторых, обвиняемый, в отличие от свидетеля, в уголовном судопроизводстве не должен оказывать содействие правосудию, давая правдивые показания, его функция — защита от обвинения. В-третьих, не исключена опасность, что установление уголовной ответственности обвиняемых за дачу ложных показаний повлечет за собой массовый отказ обвиняемых от дачи показаний. Кроме того, возникающие у правоохранительных органов трудности, связанные с обнаружением в показаниях лжи и опровержением версии обвиняемого, не могут служить оправданием ограничения свободы обвиняемого давать показания по делу, а по сути, к принуждению его к даче правдивых показаний.

Согласно ч. 2 ст. 16 УПК РФ обвиняемый может защищаться всеми не запрещенными УПК РФ способами и средствами. Это право продублировано в п. 21 ст. 47 УПК РФ. Право обвиняемого давать показания по делу означает в том числе и отсутствие у него обязанности давать показания. Таким образом, обвиняемый, осуществляя свое право на защиту, вправе давать по делу любые показания, в том числе и заведомо не соответствующие действительности. Вообще же неверно ставить вопрос о праве обвиняемого на дачу заведомо ложных показаний, поскольку он не указан в качестве возможного субъекта преступления, предусмотренного ст. 306 УПК РФ («Дача заведомо ложных показаний»). Исключение обвиняемого из числа субъектов, несущих ответственность за дачу заведомо ложных показаний, находится в полном соответствии с презумпцией его невиновности. А применение уголовной ответственности к обвиняемому за дачу им ложных показаний фактически может привести к отказу от реализации предоставленного ему права выбора средств и способов своей защиты. Угроза применения наказания в этой ситуации может быть использована в качестве способа давления на обвиняемого с целью заставить его давать «нужные» показания.

Список литературы

1. Адаменко В. Д. Интересы обвиняемого в уголовном деле // Изв. вузов. Правоведение. — 1982. — № 2.— С. 83—86.

2. Бернам У. Правовая система США / У. Бернам ; науч. ред. В. А. Власихин. — М. : Нов. юстиция, 2006. — 1216 с.

3. Быканов М. Лжесвидетельство — враг правосудия // Законность. —2006. — № 5. — С. 26—28.

4. Владимиров Л. Е. Защитительные речи и публичные лекции / Л. Е. Владимиров. — М. : Тов-во скоропечатни А. А. Левенсона, 1892. — 468 с.

5. Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах. Части Общая и Особенная / Л. Е. Владимиров. — СПб. : Законоведение, 1910. — 391 с.

6. Гуценко К. Ф. Уголовный процесс западных государств / К. Ф. Гуценко, Л. В. Головко, Б. А. Филимонов ; под ред. К. Ф. Гуценко. — 2-е изд. доп. и испр. - М. : Зерцало-М., 2002. - 528 с.

7. Додонов В. Усилить спрос за лжесвидетельство // Законность. - 2006. - № 5. - С. 27-28.

8. Закатов А. А. Ложь и борьба с нею / А. А. Закатов. - Волгоград : Нижне-Волжск. кн. изд-во, 1984. - 192 с.

9. Золотов Ю. Какой быть прокуратуре? // Законность. - 1998. - № 4. - С. 2-4.

10. Касаткина С. А. Признание обвиняемого : монография / С. А. Касаткина.- М. : Проспект, 2010. -224 с.

11. Кузнецова Ю. В. О показаниях обвиняемого в российском уголовном процессе / Ю. В. Кузнецова, А. К. Тихонов, Н. А. Громов // Следователь. - 2004. -№ 1. - С. 11-13.

12. Куссмауль Р. Право на ложь и право на молчание как элементы права на защиту // Рос. юстиция. - 2003. - № 2. - С. 33-35.

13. Лобанова Л. В. Нужно ли подвергать обвиняемого уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний? // Мировой судья. - 2012. -№ 3. - С. 5-7.

14. Мазунин Я. Уголовная ответственность подозреваемых (обвиняемых, подсудимых) за заведомо

ложные показания // Уголов. право. — 2004. — № 3. — С. 47-49.

15. Мишин Г. К. О коллизиях уголовно-правовой и уголовно-процессуальной политики // Государство и право. - 2002. - № 10. - С. 99-100.

16. Мотовиловкер Я. О. Показания и объяснения обвиняемого как средство защиты в советском уголовном процессе / Я. О. Мотовиловкер. - М. : Гос. изд. юрид. лит., 1956. - 179 с.

17. Мотовиловкер Я. О. Обвиняемый не несет ответственности за ложные показания, но право на ложь ему не предоставлено // Проблемы доказывания по уголовным делам : межвуз. сб. науч. тр. -Красноярск, 1988. - С. 24-28.

18. Петрухин И. Л. Имеют ли доказательственное значение ложные показания обвиняемого // Сов. юстиция. - 1965. - № 7. - С. 15-17.

19. Победкин А. В. Уголовно-процессуальное доказывание / А. В. Победкин. - М. : Юрлитинформ, 2009. - 416 с.

20. Розовский Б. Г. Уголовный процесс: затянувшееся противостояние Средневековью // Библ. криминалиста. - 2013. - № 6. - С. 47-67.

21. Свод законов США // Уголовное право Соединенных Штатов Америки : сб. норматив. актов. -М., 1986. - С. 45-64.

22. Туменко О. Почему не раскрываются преступления? // Законность. - 1993. - № 1. - С. 44-45.

23. Филиппов А. Г. Проблемы криминалистики. Избранные статьи / А. Г. Филиппов. - М., 2007. - 378 с.

24. Шуличенко А. А. Показания обвиняемого: правовой, психологический и нравственный аспекты : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2008. - 24 с.

25. Degener Wilhelm § 136 a STPO und die Aussage freicheit des Beschuldigten // GA. - 1992. - № 10. -S. 440-444.