CC BY
2А.Н. КОРОБОВА
ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПРОЗА В КИТАЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1980—1990-Х ГОДОВ
Документальная проза в 1980-х гг. находилась в мэйнстриме китайской литературы; этот процесс был связан с широким распространением очерковой и мемуарной литературы — воспоминаний о «культурной революции». Большая часть произведений была посвящена восстановлению положительного образа интеллигенции и ее реабилитации в обществе. К середине 1980-х китайская документальная проза переходит от одноголосия к полифонии, меняется нарративная стратегия — в частности, от повествователя-участника описываемых событий авторы переходят в статус нейтральных повествователей, фиксирующих рассказы других людей или ответы на интервью. В конце 1990-х и начале XXI в. авторы документальной прозы все чаще обращаются к различным периодам китайской истории (не ограничиваясь «культурной революцией»). Однако на первом этапе появления документальной прозы в новейшей китайской литературе, в 1980—1990-х гг., магистральными стали два направления — тема осмысления последствий «культурной революции» и, в более широком смысле, судьбы китайской интеллигенции.
Ключевые слова: документальная проза, современная китайская литература, Ба Цзинь, Ян Цзян, Фэн Цзицай, Хэ Цзяньмин
В настоящей статье рассматриваются основные тенденции в китайской документальной прозе на протяжении 1980—1990-х годов Под документальной прозой традиционно понимается литературный жанр, основанный на воспоминаниях очевидцев и документах; сюжетная линия документальной прозы строится на реальных событиях с редкими вкраплениями художественного вымысла, а авторская точка зрения
проявляется в отборе и структурировании событий. Отметим, что жесткой жанровой структуры документальная проза не имеет. Существует также некая размытость в определении границы между документальной прозой (дневники, письма, мемуары, воспоминания, автобиографии, травелоги) и публицистикой (очерки, записки, хроники, репортажи): согласно одной из теорий, документальная проза отличается от публицистики большим периодом времени, прошедшим со времени описываемых событий, и большим объемом, однако это спорно. Принципиально то, что автор документальной литературы сознательно создает текст, претендующий на не-художественность, т.е. имеет место, по выражению А.А. Тесли, «изначальный жест разрыва, текст утверждает, что он не литература»1.
Существующая неопределенность в терминах характерна и для китайской литературы, в которой оперируют терминами «очерковая литература» (баогао вэньсюэ, от слова баогао «доклад; сообщение, отчет, рапорт; репортаж») и «документальная литература» (цзиши вэньсюэ, от слова цзиши «записывать факты»). Очерковую литературу (баогао вэньсюэ) китайцы определяют как «литературный стиль, находящийся между репортажем и литературным произведением»2. Согласно точке зрения писателя и публициста Мао Дуня, изложенной в статье «Об очерковой литературе» (Гуаньюй баогао вэньсюэ), баогао вэньсюэ, которую он называл «легкой кавалерией» литературы, — это род эссеи-стики (саньвэнь), а именно: эссеистика, находящаяся между репортажем и художественной литературой и совмещающая в себе особенности репортажа и литературы, она основана на реальных фактах, написана литературным языком и использует различные художественные приемы, она оперативно и своевременно «сообщает» о реальных людях и реальных событиях в жизни.
Однако определение понятия саньвэнь традиционно перево-
димого как эссеистика, отдельная и непростая задача. В широком смысле этого слова он близок к английскому термину non-fiction. Еще слож-
1 Тесля А.А.. Документальная проза: проблема и история жанров .// Ученые заметки ТОГУ. 2012. Т. 3. № 1. С. 7—17. URL: http://pnu.edu.ru/media/ejournal/articles/2 012/TGU_3_02.pdf (дата обращения: 15.07.2016).
2 Баогао вэньсюэ [Очерковая литература]. URL: http://baike.baidu.com/link?url= IXr05cTx_QVyCGD0cJmcDyBAz1nkjtn008xpCraWB0DYpI0E0d8l-2ikANN6aKmNtf Ch9_kd_YIrh2xRTfUupa (дата обращения: 15.07.2016).
нее дело обстоит с таким подвидом эссеистики, как суйби Ш Щ («записки», «наброски», «заметки»).
Одним из любимых жанров писателей-публицистов в китайской литературе нового периода стала «литература факта», в основе которой лежат подлинные события и герои которой — реальные люди. По-видимому, писателям было важно восстановить доверие к печатному слову, пошатнувшееся в обществе во время «культурной революции».
Документальная проза в 1980-х годах находилась в мэйнстриме китайской литературы; этот процесс был связан с широким распространением очерковой и мемуарной литературы — воспоминаний о «культурной революции». Начиная с 1978 г. и до конца 1980-х годов главенствующими в литературе Китая были «литература шрамов» (шанхэнь вэньсюэ и литература «дум о прошедшем» (фаньсы вэньсюэ
ЙЖ^^), где анализировалась психология поведения людей в трудных ситуациях, делались попытки осмыслить такие явления, как предательство, трусость, манипуляции одних людей другими, необратимые патологические изменения в сознании людей, переживших унижения3. Фактически отсчет начала китайской «литературы нового периода» (синь шици сяошо принято вести со времени появления указан-
ных направлений.
В произведениях «литературы шрамов», как правило, не анализировались причины, которые привели страну к катастрофе. В них описывались страдания невинных жертв. На первых порах в захлестнувшем страну литературном потоке преобладали произведения с изображением смертей, казней, пыток, разгулом бесчинств хунвэйбинов, царившего в стране произвола. Как справедливо заметил В.Ф. Сорокин, «нельзя отрицать обличительного характера подобных произведений, но обилие крови, страданий и смертей скорее ослабляло, чем усиливало его»4. Выступая с жесткой критикой «банды четырех», разоблачая ошибки, допущенные при «культурной революции», многие авторы в то же время вольно или невольно оказались апологетами нового политического курса. Иными словами, китайская литература первых лет после «культурной революции», в том числе документальная проза тесно связана с политическими и общественными реформами, проводимыми в этот пери-
3 Литература и искусство КНР, 1976—1985 / отв. ред. В Ф. Сорокин. М.: Наука, 1989. 237 с.
4 Там же. С. 39.
од времени, и ее неправомерно было бы рассматривать в отрыве от политических реалий Китая.
Большая часть произведений была посвящена восстановлению положительного образа интеллигенции и ее реабилитации в обществе. Примером тому — широко известные в Китае мемуары писательницы и переводчицы, супруги известного писателя Цянь Чжуншу Ян Цзян ^^(1911—2016) «Шесть рассказов о школе кадров» (1981)5 о трудовых лагерях, куда отправлялись на «перевоспитание» интеллигенты и кадровые работники, книга драматурга и киносценариста, «китайского Гоголя» Чэнь Байчэня (1908—1994) «Отрывочные воспоми-
нания о Юньмэне» (1983)6, мемуары подвергшейся репрессиям писательницы Дин Лин (1904—1986) «Заметки о "коровнике"»7, сборник Ван Сияня (1914—1999) «Священный огонь в чистилище»
(1982)8 о гонениях на членов шанхайского отделения Союза писателей Китая во главе с Ба Цзинем. Все вышеперечисленные книги были написаны авторами о том, что им самим довелось пережить во время «культурной революции».
Нужно отметить, что первые годы после окончания «культурной революции» документальная проза была преимущественно «одноголосной» — наиболее популярны были воспоминания и мемуары.
Так, Ян Цзян в «Шести рассказах о школе кадров» повествует о своем двухлетнем опыте пребывания в «коровнике» в 1969—1972 гг. в провинции Хэнань. Она заканчивала перевод с испанского романа «Дон Кихот», когда их с мужем, уже немолодых людей, сотрудников Академии наук КНР, отправили «на перевоспитание в деревню», а черновики
5 Ян Цзян. Гань сяо лю цзи [Шесть рассказов о школе кадров]. Гонконг: Сань-лянь шудянь, 1981. Перевод см.: Ян Цзян. Шесть рассказов о школе кадров // Цянь Чжуншу. Осажденная крепость. Роман, рассказы / пер. с кит. В. Сорокина. М., 1989. С. 468—510.
6 Чэнь Байчэнь. Юньмэн дуаньи [Отрывочные воспоминания о Юньмэне]. Гонконг: Сянган саньлянь, 1983.
7 Дин Лин. «Нюпэн» сяопинь [Заметки о «коровнике»] // Шиюэ. 1979. № 3. О писательнице см.: Титов А.С. Из когорты несгибаемых (памяти Дин Лин) // Проблемы Дальнего Востока. 1987. № 6. С. 96—100; Баранова Л.В. Жизненный и творческий путь китайской писательницы Дин Лин (1904—1986): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1996.
8 Ван Сиянь. Ляньюй чжун дэ шэнхо [Священный огонь в чистилище]. Пекин: Жэньминь вэньсюэ чубаньшэ, 1982.
ее перевода были конфискованы хунвэйбинами. Каким-то чудом удалось уговорить их вернуть, и ее перевод «Дон Кихота», опубликованный в 1978 г., до сих пор считается лучшим в Китае. Она повествует о жизни в коровнике очень буднично, без надрыва, не стараясь смаковать ужасы, иногда иронизируя по поводу обстоятельств, в которых они оказались.
Чэнь Байчэнь, известный драматург и киносценарист был репрессирован в «культурную революцию» и отправлен в провинцию Хубэй, где специально была создана одна из «школ кадров 7 мая», через «трудовое перевоспитание» в которой прошли более 6 тысяч ученых, писателей, переводчиков, сотрудников издательств, деятелей искусства, сотрудников Министерства культуры и члены их семей. В течение нескольких лет эта школа в городском округе Сяньнин была средоточием китайской гуманитарной интеллигенции.
Сам Ба Цзинь, репрессированный во время «десятилетия бедствий», прошедший через унижения, побои, «митинги борьбы», опубликовал 5 сборников публицистики и эссеистики под названием «Думы» (Суй-сянлу), куда вошли 150 заметок суйби разного объема и содержания с 1978 по 1984 г. Одну из них Ба Цзинь посвятил памяти своей жены, преданно делившей с ним все невзгоды и скончавшейся от рака — долгое время ее отказывались лечить как супругу «преступника» и «предателя»; другая называется «Памяти Лао Шэ». Эмоциональные, местами очень личные «Думы» отражают отношение автора к «культурной революции». Не всегда это воспоминания, иногда — открытые письма, обращения к читателям. Главным посылом можно назвать призыв не забывать случившееся и призывы к собратьям по перу честно описать происходившее в Китае. В заметке «Никак нельзя забывать» он писал:
Кому-то эти произведения претят, их называют «литературой шрамов», «обличительной литературой», заявляя, что такие книги повергают людей в уныние, вызывают «чувство неуверенности, безнадежности». Утверждают также, что «главное направление — это борьба», «надо писать о сопротивлении, воодушевлять людей». Поразительно! Кто из нас в конце концов грезит наяву — я или эти люди? Неужели все пережитое мною за те одиннадцать лет мне приснилось? Неужели бедствия, обрушившиеся на мир литературы и искусства, всего лишь фантомы? Прошло только три года, как пала «четверка», а уже находятся недовольные тем, что ее обвиняют в
преступлениях и злодеяниях. Это ли не забывчивость! Позади нас огромная куча грязи, она все еще распространяет зловоние, оскверняя воздух; и вот, не шевельнув даже пальцем, чтобы убрать ее, знай себе орут: «Смотрите вперед!» Столько искалеченных людей — так неужели не дать им возможность залечить и перевязать раны?9.
В целом можно сказать, что в произведениях писателей этого течения существенно изменился взгляд на прошлое. Ряд авторов предприняли попытку анализа поведения людей в трудных ситуациях, осмысления таких явлений, как предательство и верность.
Вместе с тем, крайне редко можно встретить в китайской литературе осуждение Мао Цзэдуна (даже косвенное!), бывшего вдохновителем этой десятилетней смуты. В основном вся вина за ужасы «культурной революции» возлагается на «банду четырех». Очевидно, такая трактовка во многом была вызвана соответствующими указаниями «сверху». В частности, в статье «Должным образом упорядочить политику партии в области литературы и искусства»10 осуждалась так называемая «обличительная литература» (т.е. «литература шрамов»), якобы создаваемая в целях «обличения народных масс и дела социализма». Согласно этой статье, разрешено «обличать» только врагов, которыми объявлены «банда четырех» и ее приверженцы.
Одним из самых знаменитых произведений в жанре документальной прозы стал очерк Сюй Чи (1914—1996) «Гипотеза Гольдбаха» (1978)11, посвященный судьбе выдающегося математика Чэнь Цзинжуня и помимо описания душевных травм, пронизанный уважением к науке и утверждением ценности человеческой жизни. Молодой математик Чэнь Цзинжунь ^ЙЙ(1933—1996), родившийся в провинции Фуцзянь в многодетной семье и переживший японскую оккупацию, в крохотной квартирке, переделанной из ванной, днем и ночью фанатично работает над своими расчетами, пытаясь решить одну из самых известных мате-
9 Ба Цзинь. Думы. Эссе // Ба Цзинь. Избранное: Сборник / сост. и предисл. В. Сорокина; пер. с кит. М., 1991. С. 366.
10 Жэньминь жибао. 13.06.1978.
11 Гэдэбахэ цайсян (Сюй Чи дэ баогао вэньсюэ цзопинь) [Загадка Гольдбаха (произведение Сюй Чи в жанре документальной прозы)]. ЦКЬ: Ийр://Ьа1ке.Ьа1^. com/subview/1808/10645816.htm#viewPageContent (дата обращения: 08.08.2015).
матических проблем12. Важно, что Чэнь Цзинжуню пришлось работать не только в сложных бытовых условиях, но и на фоне непростой политической обстановки. Он не избежал «критики», был сослан в «коровник», после попытки самоубийства в целях безопасности имитировал душевное заболевание, продолжая, однако, работать над гипотезой Гольдбаха. Когда его доказательство было опубликовано (это произошло лишь в 1973 г. из-за почти полного прекращения научных публикаций во время «культурной революции»), на него обратило внимание партийное руководство, включая самого Мао Цзэдуна. Очерк, опубликованный в журнале «Народная литература», вызвал огромный резонанс и сделал Чэнь Цзинжуня кумиром миллионов. Сюй Чи впоследствии напечатал серию очерков об ученых-естественниках, в частности, об известном геологе Ли Сыгуане (1889—1971) и физике-теоретике, академике, президенте Пекинского университета Чжоу Пэйюане (1902— 1993).
Разумеется, «культурная революция» была не единственной темой в документальной литературе 1980-х гг. Большую известность в Китае получила книга Цянь Гана (р. 1953) «Таншаньское землятресе-ние» (1984) об одной из крупнейших природных катастроф XX в. — землетрясении с амплитудой 7,8 балла по шкале Рихтера в г. Таншане, произошедшем 28 июля 1976 г. и ставшем причиной гибели 242 тысяч человек. Цянь Ган был членом отряда по оказанию помощи пострадавшим. Вернувшись на место трагедии спустя несколько лет, он написал книгу13.
К середине 1980-х китайская документальная проза переходит от одноголосия к полифонии, меняется нарративная стратегия — в частности, от повествователя-участника описываемых событий авторы переходят в статус нейтральных повествователей, фиксирующих рассказы других людей или ответы на интервью. Интенционная разновидность
12 Гипотеза Гольдбаха — утверждение о том, что любое четное число, начиная с 4, можно представить в виде суммы двух простых чисел. Одна из самых известных открытых математических проблем, сформулированная в 1742 г. и долгие годы остававшаяся нерешенной, была доказана в 2013 г. Харальдом Гельфготтом. В 1966 г. Чэнь Цзинжунь доказал, что любое достаточно большое четное число представимо или в виде суммы двух простых чисел, или же в виде суммы простого числа и полупростого (произведения двух простых чисел). Например, 100 = 23 + 7x11.
13 Цянь Ган. Таншань да дичжэнь [Таншаньское землятресение]. Пекин: Дандай Чжунго чубаньшэ, 2005.
нарративной стратегии предполагает и предварительный отбор фактов для сообщения; появился ряд книг, основанных на интервью, причем авторы их, проведя большую предварительную работу, отобрали для публикации лишь малую часть тех интервью, которые были записаны14
Так, например, в книгу Фэн Цзицая ШЩ^ «Десятилетие бедствий» (букв. «Десять лет в сотнях судеб: 1966—1976»15), опубликованную в 1987 г. и переизданную 7 (!) раз, вошло около 40 рассказов реальных людей, из нескольких сотен, записанных на магнитофонную ленту. Интервью анонимные, указана лишь первая буква фамилии, возраст на момент начала «культурной революции», род занятий и первая буква города или провинции. Авторский текст присутствует в предисловии, послесловии и одной краткой резюмирующей фразе в конце каждого интервью. Эта книга — о страхе, об унижении человеческого достоинства, о предательстве, о молодежи, утратившей подлинные человеческие ценности, об искалеченных судьбах, о патологических изменениях личности, о зашкаливающей абсурдности происходившего тогда в Китае. О «культурной революции» писали (и продолжают писать) многие китайские авторы, но Фэн Цзицай едва ли не единственный, кто проводит параллели между «культурной революцией и нацизмом: «В историю двадцатого века самыми страшными строками вписаны две величайшие трагедии человечества: зверства фашистов и великие бедствия "культурной революции"»16.
Фэн Цзицай поднимает вопрос об ответственности за совершенные злодеяния — вопрос болезненный, учитывая, что к числу хунвэйбинов принадлежала большая часть молодежи, одурманенная пропагандой:
Я часто думал, после того, как бедствие миновало, куда скрылись те, кто когда-то творил злодеяния? Немало фашистских преступников, немцев и японцев, после окончания войны покончили жизнь самоубийством из-за того, что не в силах были справиться с
14 Подробнее о нарративных стратегиях в публицистике см.: Кройчик Л. Публицистический текст как нарратив // Акценты. Новое в массовой коммуникации. Альманах. Воронеж, 2008. Вып. 7—8 (78—79). С. 6—14.
15 Фэн Цзицай. И бай гэ жэньдэ ши нянь. 1966—1976 [Десять лет в сотнях судеб]. Нанкин: Цзянсу вэньи чубаньшэ, 1997. Перевод см.: Фэн Цзицай. Десятилетие бедствий: записки о «культурной революции» / пер. с кит и вступит. ст. А.Н. Коробовой. М.: ИВЛ, 2015. 303 с.
16 Фэн Цзицай. И бай гэ жэньдэ... С. 1.
муками совести. Неужели те, кто сотворил зло в «культурную революцию», все же могут жить как ни в чем ни бывало, и очнувшаяся совесть их не мучает? Психология нашей нации в конце концов оказалась так тверда и непоколебима, что это вызвало у меня леденящее оцепенение. Но на сей раз мне посчастливилось услышать тех, кому совесть доставляла беспокойство, расслышать так долго ожидаемое мною тяжелое раскаяние. То звучала нежная музыка вешних
17
вод, когда таял прочный лед зла .
Неразрешенностью конфликта (в первую очередь внутриличностно-го) Фэн Цзицай объясняет, почему он продолжает обращаться к теме «культурной революции» по прошествии стольких лет: «Хотя бедствие уже в прошлом, кто ответит за эти невинные жертвы? Самый лучший способ возвратить им долг — неважно, живым или мертвым — не только вскрыть причины этого бедствия, но и уничтожить взрастившую его почву»18.
Но невзирая на призывы Ба Цзиня, Фэн Цзицая и других писателей, «культурная революция» оказалась не до конца отрефлексированной современным китайским обществом, и на наш взгляд, именно этим фактором можно объяснить неослабевающий интерес к таким книгам в среде китайских читателей (здесь можно провести параллели с современной Европой—ведь, как показала практика, не отрефлексированной оказалась и проблема нацизма).
Тем же методом, что и Фэн Цзицай — запись интервью на магнитофон и последующая обработка — пользовались авторы книги «Синантропы» писательница Чжан Синьсинь и журналист Сан Е (в русском переводе «Голоса из Китая» (1986)19). Из нескольких сотен интервью, собранных в поездках по всему Китаю, авторы отобрали около 100, причем часть из них— анонимные (так же, как и у Фэн Цзицая). В них отражена и эпоха начавшихся стремительных реформ, и воспоминания о «культурной революции». Ее авторы постарались передать речь персонажей как можно точнее, лишь изредка вставляя в текст свои реплики и комментарии, позволяющие догадаться об их отношении к рассказываемому и самим рассказчикам. Герои интервью — люди разных про-
17 Указ. соч. С. 3.
18 Там же. С. 2.
19 Чжан Синьсинь, Сан Е. Голоса из Китая. М.: Известия, 1989. 192 с.
фессий: рабочий, рыночный торговец, шофер, учитель, инженер, крестьянин, владелец лавки, манекенщица, среди них есть безработный, бывшая хунвэйбинка и заключенный, отбывающий срок за растление и убийство своей младшей сестры. Язык интервью существенно различается, и также, как и в книге Фэн Цзицая, это ставит дополнительные задачи перед переводчиком.
Известный писатель Чжан Сяньлян Щ.'М'М, репрессированный в 1958 г. и на протяжении 20 лет отбывавший срок в тюрьмах и трудовых лагерях, в 1990-х годах начинает работать в жанре публицистической прозы. В 1997 г. он опубликовал книгу «Немного о Китае» (Сяошо Чжунго)20, жанр которой он сам определил как «публицистические заметки». Книга затрагивает ряд серьезных социальных проблем современного Китая, но «в качестве одной из главных автор выделяет проблему определения роли и места интеллигента в Китае»21 , в частности, он полагает, что вовлечение в длительный диалог с политической машиной исказило осознание интеллигенцией своей миссии, причем зависимость от власти остается основной проблемой интеллигентов и в современном Китае. Кроме того, Чжан Сяньлян обсуждал зависимость развития страны от особенностей национальной психологии, демонстрируя конкретные примеры «столкновения коллективного бессознательного с реформирующейся реальностью»22. Интересовала писателя и роль личности Дэн Сяопина в истории страны, философия маоизма, «культурная революция», отношение к капитализму в Китае и многое другое.
В 2001 г. в Китае была учреждена литературная премия за произведения в жанре документальной прозы имени упоминавшегося выше Сюй Чи (Сюй Чи баогао вэньсюэ цзян); при присуждении первой премии оценивались произведения с 1978 по 2000 гг., в дальнейшем она присуждалась каждые три года. Четырежды ее лауреатом стал писатель Хэ Цзяньмин (р. 1956), в том числе за роман «Слезы — золото».
Уроженец провинции Цзянсу Хэ Цзяньмин служил в армии, откуда был направлен на журналистскую работу, работал редактором в новостном агентстве, затем редактором в литературных журналах. В 2008 г. воз-
20 Подробнее см.: Родионова О.П. В погоне за мудростью: жизнь и творчество Чжан Сяньляна. СПб., 2006. С. 240—250.
21 Указ. соч. С. 242.
22
Там же.
главил издательство «Писатель». В настоящее время занимает пост зам. председателя СКП, является профессором Народного университета в Пекине. В 2012 г. Хэ Цзяньмин, как один из наиболее видных представителей этого направления в современной китайской литературе, был избран председателем Китайской ассоциации документальной прозы.
Роман Хэ Цзяньмина «Слезы — золото»23 посвящен тяжелой жизни нуждающихся студентов, приехавших из разных районов Китая, он повествует о тех жертвах, на которые пришлось пойти родителям ради возможности дать детям высшее образование. Интервью с героями своей книги автор проводил изначально для служебного пользования. Однако его авторская стратегия отлична от Фэн Цзицая и авторов книги «Синантропы»: Хэ Цзяньмин выступает как активный комментатор к текстам интервью, описывая обстоятельства, в которых они были сделаны, выражая свои эмоции.
Книга отразила актуальные проблемы китайского общества — с 1994 г. в Китае началась реформа образования: был начат переход к платному образованию в вузах, государство начало постепенно слагать с себя обязанность распределения выпускников, происходило также слияние и укрупнение вузов. К 1997 г. вся система КНР (за исключением подготовки кадров по наиболее важным для государства профилям) была переведена на платную основу. Важно то, что решение об окончательном переходе на платное обучение было принято весной и стало шоком для многих абитуриентов и их семей: плата составляла четверть годового дохода для городских семей со средним достатком и практически равнялась годовому доходу нуждающихся семей, то есть к переходу на платное высшее образование значительная часть китайского общества оказалась не готова ни материально, ни психологически.
Мы узнаем из книги, как в одной из деревень пожилые супруги, испугавшись долгового бремени и решив, что не смогут оплатить обучение ребенка в университете, совершили двойное самоубийство; о том, как семьи брали ссуды и годами их выплачивали, отказывая себе в самом необходимом, о том, какие унижения терпели студенты, пытаясь заработать себе хотя бы на еду, как они побирались, подбирали объедки и выполняли самую черную работу, и все это — во имя получения образования как символа путевки в новую жизнь. Сильное впечатление про-
23 Хэ Цзяньмин. Слезы — золото / пер.с кит. А.Н. Коробовой, М.М. Ишкова; предисл. Е.А. Завидовской. М.: ИВЛ, 2014. 437 с.
изводит глава о студенте из горных районов провинции Сычуань, поступившем в один из университетов Шанхая. Не имея средств оплатить образование, он пытался найти работу, но безуспешно, семья его не поддержала, и в итоге вынужден был побираться, обойдя попрошайкой «все районы южнее Сучжоу» и набрав полный рюкзак мятых купюр, привез их в университет.
Хэ Цзяньмин отмечает изначальное неравенство возможностей между детьми из обеспеченных семей и малоимущими студентами из экономически отсталых, сельских регионов страны. Важно то, что герои — не вымышленные персонажи, а реальные люди. Иногда им пришлось пройти столь неприглядный путь, что они предпочитают отвечать на вопросы анонимно, но там, где имена указаны, дальнейшую судьбу персонажей можно проследить в интернете. Примером тому — судьба золотого медалиста международной олимпиады по математике 1997 г. Ань Цзинпэна, который поступил в Пекинский университет, успешно закончил его, защитил диссертацию и на сегодняшний день уже стал профессором самого престижного вуза Китая.
Публикация этой книги вызвала такой резонанс в Китае, что после призыва Хэ Цзяньмина резко возросло количество пожертвований как для вузов в целом, так и для конкретных лиц, чьи истории излагаются в книге. Таким образом, она имела практическое значение для нуждающихся студентов.
Существует точка зрения, что документальная проза «подходит к своему концу, если уже не исчезла, поскольку размыта граница между нею и прозой художественной — документальный текст <...> утратил иллюзию реальности: документ больше не является свидетельством
24
достоверности и реалистичности» . В самом деле, память человеческая избирательна, и фокусирование на каких-то деталях субъективно, и даже в выборе временного диапазона воспоминаний сказывается субъективное отношение автора; поэтому достоверность документальной прозы неизбежно оказывается под вопросом.
Однако в последние годы у документальной прозы возникло новое свойство — интерактивность, когда у читателя есть возможность проследить дальнейшую судьбу персонажа, связаться с ним или даже оказать влияние на его жизнь, что, на наш взгляд, является важным факто-
24 Тесля А.А. Документальная проза: проблема и история жанров // Ученые заметки ТОГУ. 2012. Т. 3. № 1. С. 7—17, 15.
ром растущей популярности документальной прозы в среде молодежи. К слову, упомянутая интерактивность и эффект присутствия «здесь и сейчас» характерны не только для документальной прозы и публицистики. Нечто похожее мы наблюдаем в видеороликах и блогах в Интернете, в документальном нарративе в кинематографе — когда камера фиксируется в заданном месте внутри царства дикой природы, например, или во всевозможных шоу, где телезрители могут своим голосованием решить дальнейшую судьбу участника шоу. Таким образом, существуют особые взаимоотношения между читателем публицистики или документальной прозы и ее автором: в Интернет-СМИ читатели нередко могут комментировать статью и вступать в диалог с ее автором, что, в свою очередь, формирует социальный запрос на указанные жанры.
В конце 1990-х годов — начале XXI в. авторы документальной прозы все чаще обращаются к различным периодам китайской истории, не ограничиваясь «культурной революцией». Однако на первом этапе появления документальной прозы в новейшей китайской литературе, в 1980-х — 1990-х годах, магистральными стали два направления: тема осмысления последствий «культурной революции» и, в более широком смысле, судьбы китайской интеллигенции. Среди других особенностей документальной прозы, сменившей «одноголосие» на полифонию, можно назвать смену нарративной стратегии: от повествователя-участника описываемых событий авторы переходят в статус нейтральных повествователей или активных комментаторов к интервью.
