CC BY
5ные стороны, как ни в чём не бывало. Правила флэшмоба представляют его как безобидное действо, но не содержат в себе никаких гарантий того, что это безобидное действо не превратится в зло. Каким образом можно создать такую гарантию и как вести себя по отношению к акциям такого рода? Когда ты работаешь с молодежью, очень важно, отвечая на эти вопросы, сделать точный моральный выбор. Но автоматически его не сделаешь. Вот и рисую я свои прямоугольники и стрелки в поисках нужного решения. Пока не нашла. Конечно, эти стрелки - не ноу-хау, но то, что они - ценный исследовательский инструмент, способный сделать очевидными невидимые связи, для меня несомненно.
Можно ли рассматривать такое понимание прикладной этики как признание того, что она есть проектно-ориентиро-ванное знание? Наверное, да. В развитом виде она может стать именно таковой. Но и сейчас она в реальной практике человека выступает как путь получения неординарных моральных выводов и трудных решений. Думаю, что она тем и ценна, что заставляет искать эти «трудные решения».
«...До приглашения в этот проект я особенно не задумывался над парадигмами прикладной этики»
Дульзон Альфред Андреевич
д.т.н., проф.; Томский политехнический университет
vizepres@tpu.ru
А: Полностью согласен с определениями сценариев развития прикладной этики. Полагаю, что оба сценария будут существовать параллельно.
Существование инерционного сценария оправданно уже тем, что в конкретных направлениях проявляется внимание к этической стороне дела и происходит осмысление этических проблем. Оба указанных риска - сведение прикладной стороны этики к аппликации морально-философского знания на практические ситуации (что само по себе
неплохо) и возможная параморальность проектов - имеют место. Тем не менее инерционный сценарий накапливает «гумус», на котором развивается инновационный сценарий.
Инновационный сценарий необходим, особенно при рассмотрении крупномасштабных проблем. По моему мнению, такие вопросы как выживание человеческой популяции в ближайшие 100-200 лет или сохранение России как страны определяются успехом инновационного сценария развития прикладной этики и ее проникновения в умы всего активного населения.
Б-В: Классификация корректна и достаточно полна. Проектно-ориентированная парадигма этико-прикладного знания представляется наиболее полезной, поскольку ориентирована на «производство» этического знания, способного преобразить/улучшить мир путем изменений по каждому из направлений прикладной этики, в каждой из «малых систем».
Г: До приглашения в этот проект я особенно не задумывался над парадигмами прикладной этики, а также над различием содержания понятий «практическая этика» и «прикладная этика».
Как бывший участник разработки новых видов оружия я и сегодня не представляю, как приблизиться хотя бы к намеку на решение возникающих при этом этических проблем. За двадцать лет моей работы в этом направлении ведущим принципом оставался «хочешь мира - готовься к войне». Когда речь идет об уничтожении технических средств войны, особых моральных сомнений не возникает и на первый план выступает чрезвычайно интересная и хорошо финансируемая работа на грани (и даже за гранью) физически и технически возможного. Сложнее, когда речь идет о «живой силе противника», поскольку под ней понимаются в основном молодые парни, которым приходится
погибать за правое (а чаще неправое) дело. Но и в этом случае интересы отечества легитимируют работу.
К введению в Томском политехническом университете курса прикладной этики и написанию соответствующего учебника (Дульзон А.А. Прикладная этика / А.А. Дульзон, О.М. Васильева. Томск, 2004) меня подтолкнули контакты с двумя известными германскими учеными - профессорами Адольфом Швабом и Гансом Ленком.
А. Шваб, крупный ученый в области техники высоких напряжений, был некоторое время председателем комитета по этике IEEE и ввел курс прикладной этики на факультете электротехники университета Карлсруэ. Его позиция сформулирована предельно просто: «прикладная этика, несмотря на ее ограниченность, является необходимым шагом на пути стимулирования и поддержки этического поведения. Повседневная жизнь представляет собой непрерывный этический вызов. Эти темы не могут быть оставлены для обсуждения в башнях из слоновой кости. Прикладная этика приводит этику обратно туда, где мы живем и работаем». (Schwab A. Applied Ethics: a third-millennium approach // IEEE Spectrum. 2000. Nov. P. 22-25.)
С другой стороны, доводы А. Шваба и Г. Ленка подкреплялись моими собственными размышлениями над вопросом: «Почему мы (наша страна), располагая колоссальными возможностями, так плохо живем?». Этот вопрос я постоянно задаю студентам и с ними обсуждаю. Действительно, мы располагаем большими запасами энергетических ресурсов, почти всеми видами минеральных ресурсов, громадной территорией. Мы обладаем самыми большими в мире запасами питьевой воды, в то время как в ряде регионов мира начинаются войны за воду. Наконец, большинство нашего населения - это добрые и добросовестные люди с достаточно высоким интеллектом и высоким средним уровнем образования. Так что же нам мешает жить не хуже, а может быть лучше, чем в странах с самым высоким уровнем жизни?
На мой взгляд, одной из главных причин является отсутствие твердой системы ценностей. За период менее века страна пережила двукратный полный слом систем ценностей: в 1917 году, когда христианская система ценностей была объявлена «опиумом для народа», и в начале 90-х годов, когда оказались отброшенными социалистические идеалы. «Что такое хорошо, и что такое плохо?» стало непонятно не только молодому поколению, но и многим людям старшего поколения. Эта причина была сформулирована и вложена в уста профессора Преображенского еще в булгаковском «Собачьем сердце»: «Разруха она ведь не в клозетах, она в головах».
В начале нынешнего столетия мне казалось, что потребность разобраться в этих проблемах ощущается всеми окружающими, тем более работниками вузов. Ведь не случайно ABET, в качестве одного из условий международной Аккредитации учебных программ, требует наличия курса по этике? Я не мог ошибиться более основательно. Введение курса прикладной этики было встречено прохладно (примерно как утопия) и руководством вуза, и студентами, и слушателями системы повышения квалификации преподавателей. К сожалению, ситуация остается таковой по сегодняшний день.
Опыт преподавания прикладной этики привел меня к выводу, что, вероятно, преподавание отдельного курса, хотя и возможно, но не эффективно с точки зрения приближения к проектно-ориентированной парадигме. Более целесообразно разработать сквозную систему изучения (воспитания, убеждения) прикладной этики в течение всего периода обучения в вузе в составе всех изучаемых дисциплин. Для этого необходимо во всех учебных программах предусмотреть изучение этических проблем конкретных дисциплин, повысить квалификацию преподавательского состава в этих вопросах, а также оказать ему конкретную помощь в подготовке соответствующих разделов преподаваемых дисциплин и соответствующих примеров. Некоторые курсы
могут быть буквально «пронизаны» этикой. Решение такой задачи, безусловно, возможно только при активной позиции руководства вуза.
В читаемом мною курсе «Управление проектами» (Дульзон А.А. Управление проектами. 2-е русск. изд., пере-раб. и доп. Томск, 2006) вопросы прикладной этики начинаются с кодекса этики проектных менеджеров и получают развитие при рассмотрении стейкхолдеров проекта. В каждом сколь-нибудь серьезном проекте любого вида (техническом, социальном, политическом), наряду с инициатором проекта, заказчиком и инвестором, к релевантным стейк-холдерам проекта относятся общественные группы населения и органы власти всех уровней. Кроме того, рассматриваются и так называемые «безмолвные» стейкхолдеры: будущие поколения (их еще нет, но их интересы необходимо учесть, чтобы не создать проблем нашим вмешательством в сегодняшнюю реальность, как это сделали с нами предыдущие поколения); прошлые поколения (их уже нет, но их интересы представлены оставленной ими культурой. Мы не должны наносить ущерб материальной или духовной культуре. Кроме того, кто забыл прошлое, не будет иметь будущего); окружающая среда (мы не должны вредить среде нашего обитания).
Из этого перечня видно, что здесь имеется широкое поле не только для обсуждения этических проблем, но и для развития навыков «рационального анализа ситуаций морального выбора, этического проектирования, этического моделирования, этической экспертизы и консультирования и т.п.».
Использование проблемно-ориентированного и проект-но-организованного обучения при выполнении реальных проектов в командах позволяет студентам освоить анализ этических проблем и применять его в своей будущей практической деятельности, тем самым реализуя активную, созидательную роль прикладной этики в реальной жизни.
В курсе «Управление человеческими ресурсами» мною, наряду с общими принципами взаимодействия людей в человеческом обществе и мотивации/демотивации персонала (Дульзон А.А. Мотивация персонала. Томск, 2003), рассматриваются и основные проблемы прикладной этики - этики науки, этики техники, этики бизнеса и предпринимательства, а также этики образования. Эти проблемы органично вписываются в курс.
В курсе «Разработка управленческих решений» (Дульзон А.А. Разработка управленческих решений: Учебник. Томск, 2009) рассматривается весьма актуальная в нынешних кризисных условиях посмертная работа известного профессора Лондонской бизнес-школы Сумантра Гошала, специалиста в области стратегического и международного менеджмента (Ghoshal Sumantra. Bad Management Theories are Destroying Good Management Practices // IEEE Eng. Management Rev. 2005. Vol. 33, N 3 (Third Quarter). P. 79-95).
Он показывает, что корни многих из недавних худших эксцессов в практике менеджмента заложены идеями, которые развивались бизнес-школами последние 30 лет. В курсах по корпоративному управлению на основе «агентской теории» студентам говорили, что менеджерам нельзя доверять в решении их основной задачи - обеспечении максимальной прибыли для держателей капитала. Поэтому необходимо их вознаграждение привязать к курсу акций, например, сделав опционы существенной долей их вознаграждения. В курсах по организационному поведению с целью экономии издержек подчеркивалась необходимость плотного мониторинга и контроля над работниками для предупреждения «оппортунистического поведения». В курсах по стратегии менеджмента указывалось, что компании должны проводить конкурентную политику не только в отношении конкурентов, но и в отношении поставщиков, покупателей, работников и регулирующих органов.
Всему этому учили не только студентов курсов МВА, но и тысячи и сотни тысяч менеджеров разных уровней на
разных курсах повышения квалификации. С. Гошал задает вопрос: почему же мы тогда удивляемся, когда руководители компаний «Enron», «Global Crossing», «Tyco» и многих других вознаграждают себя неумеренными опционами, очень плохо обращаются со своими работниками и обманывают клиентов, как только представляется такая возможность?
Но даже криминальное поведение менеджеров ряда компаний не идет в сравнение с общей потерей доверия людей к компаниям как институтам бизнеса и к менеджменту как профессии. Ученые, которые работают в области социальных наук, несут даже большую социальную и моральную ответственность, чем ученые, работающие в сфере физических наук, поскольку, если они прикрывают идеологию претензией на научность, они могут принести куда больше вреда.
Гошал утверждает, что академические исследования в области бизнеса существенно повлияли на практику бизнеса в отрицательном направлении. С одной стороны, известно, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Однако обратное тоже справедливо: нет ничего более опасного, чем плохая теория. Пропагандируя аморальные теории, бизнес-школы активно отвращали своих студентов от чувства моральной ответственности.
В частности, теория экономического либерализма Мил-тона Фридмана, согласно которой первейшая цель социальной теории состоит в ограничении социальных издержек, связанных с несовершенством человека, привела к целому ряду порочных выводов. Сами эти выводы еще не приводили бы к негативным последствиям для практики, если бы социальные теории, в отличие от физических теорий, не обладали бы свойством самореализации. Так, теория, которая строит свои рекомендации по корпоративному управлению на предположении, что менеджерам нельзя доверять, может действительно сделать их менее заслуживающими доверия.
Представляется логичным, чтобы поиск и выбор альтернатив решений основывались на концепции человека Разумного (Homo Sapiens). Однако господствующие направления в экономической науке основаны на модели Homo Economicus, т.е. на модели рационального человека, всегда стремящегося к максимальной пользе для себя. И хотя в последние годы уделяется определенное внимание систематическим отклонениям от рациональности в человеческом поведении, они в большинстве случаев сводятся к людской глупости, а не к другим предпочтениям помимо максимизации пользы. Даже социологи, например Р. Барт (R. Burt), при анализе дружеских связей порой интерпретируют их как средство - использование социальных сетей в целях усиления своего персонального влияния, власти или увеличения оплаты (Burt R. The contingent value of social capital // Administrative Science Quarterly. 1997. Vol. 42, N 2. P. 339-365).
Здравый смысл, естественно, всегда учитывал, что человеческое поведение может определяться другими мотивами. Практическая жизнь, в частности деятельность волонтеров, убедительно демонстрирует ограниченность модели Homo Economicus.
Наглядным подтверждением такой ограниченности является практикуемая нами на занятиях «ультимативная игра» (ultimatum game). Для участия в игре выбираются два человека, которые заявляют, что они полностью согласны с принципами модели Homo Economicus. В этой игре одному из участников предлагается поделить некую сумму, полученную в виде подарка, между собой и вторым участником игры. Если второй участник примет предложение первого, сумма распределяется в соответствии с предложением первого участника. Если второй участник отклоняет предложение, оба ничего не получают.
Если положить в основу модель Homo Economicus, то первый участник должен бы предложить второму некую символическую сумму, оставив себе основную часть сум-
мы. Второй участник должен принять предложение, т.к. даже символическая сумма больше, чем ничего, и это для него единственная альтернатива. В экспериментах такой подход никогда не реализуется. Символические суммы даже редко предлагаются и еще реже принимаются. Часто первый участник предлагает соотношение 60:40, используя свое преимущество как инициатора, но в то же время не использует его в полной мере, учитывая возможную реакцию второго участника. Однако наиболее часто предлагается соотношение 50:50.
В связи с подобными экспериментами ряд ученых утверждает, что стремление к максимальной собственной пользе нельзя считать более элементарным, базовым понятием, чем мораль или социальные интересы, которые могут быть не менее базовыми. Но если здравый смысл и эксперименты это подтверждают, то почему пессимистическая модель Homo Economicus до сих пор так доминирует в теориях менеджмента?
По мнению С. Гошала, дело в том, что все социальные теории идеологически мотивированы и базируются на идеологии радикального индивидуализма. Либерализм Фридмана (который справедливее было бы называть консерватизмом) представляет человека как несовершенное существо, и более важной проблемой социальной организации, по его мнению, является отрицательная проблема предупреждения ущерба, который могут принести плохие люди, а не положительная проблема помощи хорошим людям, делающим добро. За прошедшие десятилетия либерализм Фридмана пропитал экономику, право, социологию, социальную психологию, многие другие дисциплины.
В заключение хотелось бы отметить, что система образования России, в которой сосредоточена значительная часть интеллектуального потенциала страны, могла бы - и должна бы - сделать решающий вклад в выработку новых базовых ценностей и их внедрение в массовое сознание. В особенности это относится к вузам, выпускники которых че-
рез короткое время становятся руководителями и воспитателями трудовых коллективов и учителями школ. Хотелось бы верить, что, несмотря на существенную деградацию системы образования, она еще обладает достаточным потенциалом для решения этой задачи. Положительную роль при этом могло бы сыграть внедрение разрабатываемых нами моделей компетенций преподавательского состава вуза, в которых личностные качества и компетенции социального взаимодействия играют не меньшую роль, чем компетенции профессиональной деятельности.
«...Для многих коллег-преподавателей образ прикладной этики складывается полуинтуитивно, вне попытки научной классификации»
Зеленкова Инесса Львовна
к.ф.н., проф. кафедры философии культуры; фак-т философии и социальных наук Белорусского госуниверситета inessa-zelenkova@mail.ru
Прежде всего хочу подчеркнуть, что я не являюсь специалистом в области прикладной этики и, соответственно, не обладаю необходимым профессиональным контекстом, позволяющим выступать со значимыми экспертными суждениями. Мои представления относительно специфики этой сферы знания определяются целевыми ориентациями не научной, а преподавательской деятельности.
А: Описанная проблемная ситуация и выдвинутая гипотеза относительно «сценариев» развития прикладной этики представляются мне интересными и обоснованными, несмотря на краткую форму изложения. Более перспективным для полноценного развития прикладной этики выглядит, наверное, инновационный путь. Однако мне кажется довольно сомнительным, что солидарное одобрение профессиональным сообществом этого «сценария» (само по себе проблематичное) и принятие его в качестве «руководства к действию» обеспечат реальное движение прикладной этики
