Дневник Николая Модестовича Брадиса, участника первой Мировой войны Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

К 100-летию Первой Мировой войны (1914-1918 гг.)

Дневник Николая Модестовича Брадиса, участника Первой Мировой войны

В Псковском музее-заповеднике, в фонде ученого-математика, автора знаменитых «Четырехзначных математических таблиц» Владимира Модестовича Брадиса хранится документ 1-ой Мировой войны — дневник прапорщика Николая Модестовича Брадиса, участника боевых действий в Карпатах. Карпатская операция явилась отвлечением русских сил от действий против главного противника — Германии, была на руку союзникам — Франции и Англии и присоединившейся к ним Америке. Война затянулась

— России это было невыгодно и даже убийственно, т. к. она потеряла боеспособность лучшей половины ее вооруженных сил.

Коля Брадис родился в 1894 г. в большой и дружной семье Модеста Васильевича (1861-1910) и Елизаветы Васильевны (1860-1941) Брадисов. В семье было шестеро детей. Володя (1890-1975), будущий профессор, ученый-математик, создатель «Четырехзначных математических таблиц»; Ксения (1892-1943); Николай (1894-1915) (обычно о нем говорили — погиб на фронте в 1-ю Мировую войну); Александра (1895-1983)

— жила в Москве; Елизавета (1900-1975) — второй профессор из этой семьи, ученый-болотовед, жила в Киеве, работала в Академии наук Украинской ССР, и последний Василий (1904 г. р.). Родители работали учителями Александровского Петрово-Посадского училища, которое располагалось на Старо-Новгородской дороге (Сейчас ул. Л. Толстого — в районе 9-й школы). Это были народные учителя своего времени, которые много времени, сил, ума и энергии отдавали не только воспитанию своих детей, но и молодого поколения псковичей конца XIX — начала ХХ вв.

Коля был третьим ребенком. Пройдя подготовку в школе, он в 1904 г. поступил в Псковскую Губернскую мужскую гимназию. Здесь судьба свела его с Л. А. Зильбе-ром (1894-1966) — будущим крупнейшим микробиологом, иммунологом, вирусологом,

основоположником санитарно-эпидемиологической службы. С его именем связаны новейшие открытия в онкологии; А. А. Летаве-том (1893-1984) — исследователем в области гигиены и физиологии труда, медицинской радиологии; Ю. Н. Тыняновым (1894-1943)

— известным писателем, литературоведом и другими учениками, которые стали для Николая Брадиса настоящими друзьями. Из воспоминаний Августа Летавета: «Я думаю, что важным фактором в школьной жизни является дружба. Когда я вспоминаю те далекие годы, я неизбежно убеждаюсь в этом. Нас — группу учеников параллельных классов «а» и «б» объединяла крепкая юношеская дружба. В эту группу входили Юрий Тынянов, Лев Зильбер, Леша Агеев, Коля Брадис, Лев Кинбер, Федя Строков и другие. Эта дружба с горячими спорами по поводу всего, что волновало, спаяла нас, помогала нам идти с ясным взглядом сквозь полную волнений юношескую жизнь, помогала и хорошо учиться»1. В гимназии это была группа единомышленников, у них были общие интересы, увлечения. Их сближало радость сердечного общения, юношеское романтическое ощущение жизни, любовь к поэзии, любовь к природе. Все они неплохо учились. После окончания гимназии многие поступили в высшие учебные заведения. Николай Бра-дис, Лев Зильбер и Юрий Тынянов поступили в Санкт-Петербургский университет: Тынянов

— на филологический факультет, Лев Зильбер

— на естественный, а Коля Брадис — на физико-математический (предположительно)2. Их дружба не прерывалась, теперь их связывал Санкт-Петербург. Опять, как и в гимназические годы на каникулах они посещают друг друга, а если не видятся, то переписываются. Из этих писем, а также писем Коли к матери Елизавете Васильевне узнаем некоторые подробности жизни Николая Брадиса.

1912 г. он учится в университете, живет в семье Алексея Садовень3, дает уроки младшей сестре Верочке. Маме в это время

он пишет: «В Университет хожу каждый день и намерен ходить впредь также ... во первых это облегчит ученье, а потом профессора сообщают попутно много такого чего нет в лекциях. Например, проф. Хвольсон (очень напоминает Турбина А. И.4) начал курс изложением теории относительности — грандиозная вещь. Сегодня проф. Ипатьев (химия) — говорил о радии и электронах, читал очень интересно. Хожу в университет — вернее езжу с удовольствием. Скоро начну практические занятия по физике и кристаллографии. Это меня очень интересует»5.

1913 г. Коля учится, занимается Землячеством6. В августе 1913 г. он обещал приехать к Юрию Тынянову на каникулы, но этого не получилось, и друзья в шутливой форме в письмах ругают его за это, а также за то, что он не отвечает на их письма.

В письме от 11 марта 1914 г. маме он пишет: «Извини, пожалуйста, что я так упорно молчал. Прямо не знаю, почему-то не мог себя заставить написать ни тебе ни кому другому. Почему не знаю? Леша7 и тот наверно жаловался на меня. Ко всему у меня была какая то апатия. Наука, за которую взялся было, не привлекает, земляческие дела прямо опротивели, отбояриваюсь от них руками и ногами. Второе то понятно, потому что работать в пустую никому не доставит особенного удовольствия, а публика наша, в общем, такая, что прямо руки опускаются. Ну, это то дело маленькое, а вот плохо, что я с наукой больно не лажу. Не знаю почему, но не могу за нее приняться как следует. А если и сажусь, то хватает недели на две не более. Чему приписать это — не знаю. Может быть потому, что у меня совершенно нет привычки к труду. А это действительно так. Гимназия меня, или вернее я в гимназии совершенно отвык от регулярного, систематического и осознанного труда. Начиная чуть ли не со второго класса гимназии я не занимался как следует никогда. Все это было у меня как то толчками когда хорошо, а когда и вовсе плохо. Ты и сама хорошо знаешь эту порывистость. Как мне от нее избавиться, и не знаю. Думал, что на науке это будет легче всего достигнуть, но вышло не так. Я уже стал терять веру в свои способности и усидчивость. Но усидчивость у меня есть, если только мое внимание направлено

на то, что необходимо исполнить». Далее мы узнаем, что лето 1913 г. он работал статистом, и его в дальнейшем приглашают на работу в Чернигов. Еще в январе он писал маме и просил ее сходить в Пскове к местному статистику Кислякову Н. М. и спросить у него, может ли Коля рассчитывать на его рекомендацию при поступлении в статистику Чернигова, Смоленска или Тверской губернии. Приехав на Пасху домой, он нашел там Почтовую карточку от 2 апреля 1914 г. на адрес: г. Псков, Гоголевская, 47. Николаю Модестовичу Бра-дису: «Милостивый государь, Николай Модестович! Извещаю Вас, Вы зачислены на работы по собиранию оценочно-статистических сведений в Черниговской Губернии и можете прибыть на работу тот час после Пасхи. Зав. Оц. — стат. Бюро Н. Черненков».

13 апреля 1914 г. он уезжает из дома на работу в Черниговскую губернию. Из писем этого периода маме, видно, что работа эта ему очень нравится, что работает он с большой увлечённостью и энтузиазмом, обладает необыкновенной работоспособностью. Трудности и болезни он преодолевает достойно. В Почтовой карточке от 23 мая 1914 г. он сообщает, что 10 июня будет в Чернигове, а далее поедет в другую волость. Следующее письмо было из г. Новгород-Северский от 20-22 июня 1914 г. Вполне возможно, работа его продолжалась и в июле. 28 июля началась 1-ая Мировая война 1914-1918 гг. За август сведений никаких нет. Следующая Почтовая карточка от 15 сентября 1914 г. пришла из г. Луги: «Дорогая мамочка! Тебя наверное удивляет мое молчание. Не хотелось писать, пока не определится положение. Дело в том, что мои бумаги задержались. Мне пришлось прожить два дня (до субботы) в городе . В субботу наконец получил бумаги и я переселился в казармы. Пока не хочется писать о впечатлениях, надо будет разобраться. Пишите мне по адресу: 1 запасной артиллерийский дивизион, 2-ая батарея. Вольнопр. Брадису. Можете посылать без марки». Николай Брадис пошел в армию добровольцем, вольноопределяющимся, закончил школу прапорщиком.

Учеба составила четыре месяца и где-то 15 января 1915 г. он из Пскова едет в Иван-город к месту назначения. В Ивангороде он был уже 18 января. Здесь их распределили

по шести запасным батальонам. Коля и «10 лужан» опять попали в одно место, а именно в г. Новую Александрию. Приехав туда в 9,5 часов вечера, они переночевали, утром пошли в канцелярию, представились батальонному и получили назначение в роты. В следующем письме от 9-16 февраля 1915 г. он пишет: «Поясню слово «наших». Дело в том, что в школе в нашей роте, было 10 человек лужан — добровольцев. В школе при распределении мы все пошли в Ивангород и здесь опять таки попали в один батальон. Держимся уже 5 месяцев компанией вместе. Сейчас живем опять вместе . Мы все недавно снимались группой — 11 человек. Фотография здесь прескверная и вышли мы на ней не ахти как, но все таки лучше, чем ничего ...». Вскоре семь человек молодых офицеров забрали на пополнение одной из действующих дивизий. «Как раз выбор пал на наших и теперь нас осталось печальных 4, а не одиннадцать веселых».8 Почти месяц еще Николай Брадис оставался в Новой Александрии, обучая молодых солдат. 5 марта 1915 г. он сообщает матери: «Дорогая мамочка! Прибыл сегодня на постоянное место жительства. Нахожусь в 41-ом Селенгинском полку хотя до него еще не пристроился. Дня 2 или 3 пробуду при одном из батальонов Охотского полка, который находится на отдыхе при штабе. Наш полк находится в действии, так нас сразу не хотят туда. Пальба идет за 5-6. Хорошо слышна и ружейная перестрелка. Напишу завтра, если будет время. Сегодня устал. 16 верст пешком ...». Следующее письмо датировано 5 марта 1915 г., а через 15 дней он напишет первые строчки своего дневника.

Сам дневник состоит из 3-х частей. Это листы разных блокнотов небольшого размера и записной книжки. Первая часть — с 1-го по 38-й лист — это листы разброшюрованного блокнота с перфорацией наверху, размером 15,3х9,7 см; вторая часть состоит из двух фрагментов записной книжки без обложки: а) листы с 39 по 46 и б) с 47 по 63 лист, размером 13,6х9 см; 3 часть самая маленькая состояла из 11 листов вырванных из блокнота, размером 15,3х9,7 см, из которых до нас дошло всего 5 листов, листы 3-8 отсутствуют. Всего в дневнике 68 листов.

Листы дневника в клеточку, загрязнены, края листов в заломах и порывах. На многих листах следы крови. Последняя запись в дневнике за 13 мая 1915 г., она оканчивается недописанной строкой .

Дневник написан с соблюдением правил орфографии, существовавших до 1918 г. Буква «ять» убрана из текста, авторская орфография и пунктуация сохранены.

Первая запись за 20 марта 1915 года, перед ней вступление, в котором Николай Брадис повествует, почему он начинает писать свой дневник.

В дневнике много личного — душевных переживаний, впечатлений, эмоций, любви к природе. Коля Брадис был слишком молод и неопытен (ему был всего 21 год), а реальная жизнь — жестока и беспощадна. Слог его прост и незатейлив, чувства искренни. Но поражаешься, как много он уже знает, как широк его кругозор. Описания событий в дневнике дороги нам как свидетельства очевидца, как живые строки истории, которые невозможно переписать набело.

З. К. Васильева, старший научный сотрудник евлехранилища Псковского музея-заповедника

Примечания

Летавет А. Милые сердцу годы // В начале жизни школу помню я ... / Сост. Т. В. Вересова. М., 2003. Документов не обнаружено.

Алексей — знакомый гимназист по Псковской мужской гимназии. Преподаватель физики в Псковской мужской гимназии Письмо Николая Брадиса от 13 сентября 1913. Общество взаимопомощи, существовавшее в г Пскове. Леша Агеев — друг по Псковской мужской гимназии. Письмо от 9-16 февраля 1915 г / ф. В. М. Брадиса, д. 592.

2

4

6

/

8

Дневник Николая Модестовича Брадиса,

Т—г С С С

участника Первой мировой воины (1915 год, март-май)

Всякий человек, начиная с ранних годов пробует писать дневник. В большинстве случаев — это обезъяничанье. Прочтет в книге или слышит от старших — ну и пишет. Я пробовал несколько раз начинать писать, но не хватало выдержки, всегда очень скоро бросал. Теперь же у меня достаточно свободного времени, много новых впечатлений, я чувствую, что очень многое пропадет для меня бесследно такого, что было бы интересно вспомнить потом (буде жив останешься). Прошлые годы гимназические и студенческие прошли так бесследно, что те прямо жаль. Вот и надумал писать дневник. Это заставит и подумать немного, отчасти приучить к пунктуальности и оставит какое-нибудь воспоминание о прошедшей жизни. Я на войне. Сегодня уже почти две недели сижу на позиции и копчу костром серое, снежное Калушское1 небо. Сегодня Великий четверг ... с страстной неделей и все, понятно связано много воспоминаний. А это первая пасха, которую я провожу не дома. Написал письмо домой и Ленке2. Нашло писательское настроение и решил писать сие произведение. Обстановка — сарай свинушник. Щели на белый свет, продувает. На дворе снег — но не холодно. Не думал я, когда сюда [ехал], что такая здесь погода будет. Ведь это на широте Чернигова кажется, зато горы влияют. Сегодня пока спокойно. Я оправился от своего вчерашнего недомогания — какой то молниеносной простуды катаральных болей. А вчера совсем в дугу согнуло. Когда сегодня вышел на улицу — от снега прямо глазам больно. Ночью будет неприятно. Подберется в своем белом халате поближе да и ахнет. Надо быть всю ночь на чеку.

20 марта

Поднялись в 6. Ночью, конечно, пришлось несколько раз поверять бдительность, но удалось и поспать несколько часов. Ночь была великолепная. Вчера весь день шел снег, но было тепло. К вечеру же прояснило, да завернул такой мороз, что с непривычки уши мерзли. Луна взошла часов в 9. Пока не взошла луна, группы солдат у костров представляли замечательно живописное зрелище. Можно бы было залюбоваться: огонь костра на снегу и великолепное небо. Но когда подумаешь, что и как и почему все это — на душе делается не особенно хорошо. Мороз градусов 6. Солдатам в окопах холодно. Вспоминаешь, как шутили в Н[овой]-Александрии в нашей нетопленной комнате, когда еще не было багажа. « Холодно в окопах, холодно!» Холодно, но зато спокойно. Луна светила так, что ясно видны в бинокль окопы. В такую ночь вряд ли кто пойдет в наступление. Ночь прошла совсем спокойно, только с вечера напугал один из секрета. Показалось ему, что-то в кустике шагах в 20 перед ним, он и начал палить. Наверно со сна померещилось. Ну и солдаты же теперь. Бог знает, откуда такие вылазят. Утром с горки опять обстреливает ходячих за водой. Вот ведь скотина. С немецкой пунктуальностью обстреливает откуда-то с горки каждого подходящего к ручью. Говорят, что в другой роте видали его — это какой-то офицер в охотничьем костюме. Охотник тоже. Такого типа я без всякого сожаления взял бы на мушку. То ли дело наши визави3, хотя и они портиться начинают. Вчера и сегодня было с их стороны несколько выстрелов. Может быть, я сам виноват в этом. В бинокль увидал, что один из сидящих в том окопе ходит с винтовкой, но то ли он спрятался и кто-то выстрелил оттуда. Я выпустил туда два заряда — первые во все время. Получил ответ. И сегодня оттуда стреляли раза два. День сегодня яркий, солнечный: «Весна берет свои права», тает сильно. Крыша нашего сарайчика дымится прямо. С чего-то на австр[ийскую] артиллерию нашло, стреляет да стреляет по горке сзади нас. А на левом фланге и мортирки4 пускает. Сегодня бы мы должны были смениться. На наше место

должен был пойти 4 батальон, — но жестокая судьбина. Нам бы предстояло провести субботу и первые три дня пасхи в резерве в лесу — ан не тут-то было. Предложили смениться двум ротам на 2 дня, а ротные командиры с батальонным решили, что не стоит канитель разводить. Пока туда идти, устраиваться. Ночь там да два дня там и опять назад. А в лесу сыро — болото настоящее. Т. ч. наши две роты передвигают назад за бугор — все-таки там спокойнее — в окопах сидит только одна полурота, — другая отдыхает. Нехорошо, что батальонный близко будет. Ну, да Бог не выдаст, свинья не съест. Сегодня в чистый четверг наши офицеры решили поститься. Вчера Порфирий — обер правиантмейстер привез рыбы и сегодня устраивается грибная уха. Достал сегодня и молока кувшин, первый раз после того как сюда прибыл. Да не хочу портить дня. Скипетили, налили в баклаги, — для праздника. Все-таки известный колорит и привычка. Первая пасха не дома. Как она пройдет.

А дичаешь от этой жизни. Если бы солдат был приличный ничего бы. А с этим нет никаких сил справиться. Научился ругаться здесь так, к[а]к никогда не думал ругаться. Да что и говорить. Сегодня к[а]к раз и думал об этом. И дни такие великие, и погода располагающая совсем к другому. Утром посидел с солдатами в окопе, поговорили ладком. А вышел после обеда поверить наблюдателей — ни один из них толком не стоит, да еще каждый отпирается, «я мол смотрю да я не сижу. Вот, говорят, что в военное время строго. Да, если бы в мирное время солдат делал столько и таких проступков, так половина бы армии была бы в дисциплинарных батальонах или еще дальше. Да и сам я себя не узнаю. Конечно я знал, что придется сталкиваться с разной публикой, с разными взглядами, но не думал, что придется так измениться. Надо взять себя в руки ... Около полудня обстреливает тяжелыми левый фланг. Какой нибудь из соседних полков.

Попостились сегодня, лажа зеленая. Правда, скоромного не ели; зато вопреки ожиданиям постный обед вышел такой, что наелись вдвое против обыкновенного. Кета да борщ с грибами да чай ... Эх — постники ...

Пасха 22 марта

Вот и Пасха. Сейчас встает солнце. Не хочется только идти на бугор смотреть, как оно будет «играть». Вчерашний день для меня прошел тоскливо. И вспоминаешь домашних и еще эта размолвка с ротным на рыбпочве. Меня сильно угнетало, что к празднику я буду с ним не в ладах, но все разошлось. Может быть мне надо бы для поддержания достоинства и иначе поступить — ну да Бог с ним. Я рад что все «образовалось». Вместо заутрени и разговенья мне со своей полуротой пришлось дежурить в окопах. В пятницу вечером наша рота перешла на место 6 — участком правее. Здесь и нам и людям будет полегче. Для меня чистый клад

— потому что один день я могу провести совсем спокойно, если не будет со стороны противника чего нибудь EXTRA. А то на прежнем участке я выскакивал на каждый почти выстрел. Да за бугром и от австрияка то спокойнее, хотя и ближе к нему. Вчерашний день провели в устройстве своего жилища. Вернее устраивал В. В., а я больше лежал и спал или предавался мрачным думам. Вчера что то нездоровилось. Поместились здесь мы в бараки, построенные] прежним офицером. Хибулька маленькая, двоим едва войти и холодная. Ее несколько расширили — теперь она побольше сажени в квадрате, устроили печку — печка прямо загляденье, чай на ней варили и думаем обеды готовить. Вечером вчера со взводом ходили на торжество

— раздачу боевых наград. Торжественно и с умилением — батальонный слезу подпустил. Несколько необычайная картина — солдаты подтянулись и подравнялись. На караул и здравия желаем, речи и поздравления?!... Пристает ко мне с планом. Вынь да положь. Показал ему, что не делаю. Велел снять теперь нашу теперешнюю позицию. Делать можно только ночью. Думаю заняться этим на понедельник. Поели ужина, полурота заняла окоп. Первый шагов в четырехстах — впереди = на переднем берегу бугра, а другой в задних окопах, рядом с ротой. Не понимаю такого нелепого распределения участков — или, если понимаю, то это, слишком чудовищно эгоистично. Но об этом потом. Я расположился в переднем окопе. Ночь довольно холодная, звездная. За всю ночь на нашем участке не было никакой стрельбы — провели

ночь спокойно. Вечером, пока не было луны было жутковато. До горки с неприятелем шагов 300-400. Деревня через долинку еще ближе и по ней он может подойти совсем незаметно и шагов на 150-200. Да с такими солдатами, которые боятся выстрела как огня. Лежал, смотрел на звезды и вспоминал про дом и доброе старое время. Потом заснул и с пересадками спал до самого почти рассвета. Стрельбы почти совсем не было. Немного ружейной справа — не могут угомониться. Зато под утро слева, вероятно в дивизии была сильная канонада. Видны были даже разрывы. На днях там была крупная неудача. Один из полков был почти совершенно уничтожен. Не попал ли в этот полк кто нибудь из кубанцев. Их дивизия . Вечером узнал, что конюх закупил обоз кой какой снеди — теперь есть чем разговеться. Молоко припас — не испортилось бы. Все таки два дня пропостил, значит и разговенье будет. Утро сейчас хорошее

— только холодновато немного. Карпаты.

23 марта 1915 г.

Сегодня я свободен, дежурит первая полурота. Спал после вчерашней перепалки часов до 9. Вчера, только что успели мы смениться, я пришел домой, разделся, хотел попить чаю

— налил стакан, вдрук та — ку — да еще таку и пошла писать. Подняли такую стрельбу, что прямо страх берет. Я влез наверх к 3 взводу — пули изредка посвистывают. Нашей стрельбы почти не слышно. Но весь вечер у них было в окопах необычно тихо, кроме того усиленно разведывали, т. ч. я думал, что они предполагают что нибудь выкинуть. Но оказалось, что как и в прежние разы, они просто понервничали. Наши очень скоро замолчали — дисциплина все таки есть. Австрийцы же палили еще долго, пока понемногу не смолкли. Характерно, что бат[альонный] командир забрал к себе один наш взвод для своей личной охраны и продержал его у себя ночь целую, хотя стрельба прекратилась часов в 12. Зато как хорошо спалось после тревоги. Я переодел белье и чувствовал себя очень хорошо. Все было бы здесь ничего, если бы не это постоянное ожидание, не это нервное напряжение. При каждом выстреле на твоем участке чувствуешь себя так, как перед латинским экзаменом (самое худшее — что у меня до сих пор было). Вчера до смены лежал в окопе и старался думать о войне, причинах и смысле ея. Но как то голова не работает, — ясно только, какая нелепая безсмыслица — война. Постараюсь потом более разобраться в этом, но одно ясно — это вся дикость войны. Вчера вечером поймали мальчонку к[а]к шпиона. Притащил прокламации — обыкновенно 7 р. за ружье, хорошая пища и уход. Рисует в мрачных красках положение русской армии — выбирает самое худшее. На человека неустойчивого он может и повлиять, да и влияет. Даже теперь, при сравнительно хороших условиях жизни было несколько случаев ухода в плен. И оттуда тоже приходят. Но у нас в плену хорошо — не то что в немецком и австр[ийском]. Что разказывают про плен: одна например отправка в действ[ующую] против фр[анцузов] и англичан русских пленных переобученных на свой лад — факт достойный самого сильного негодования. Утром началась артиллерийская перестрелка. Наши поставили батарею на гору высокую и оттуда стали лупить. Мы стали разыскивать, а за походом обстреливали и другие места, 1 и 2 роту, а нашу пока слава Богу, миновали. 4 роте кажется досталось несколько тяжеленьких. Сегодня надо делать съемку. Попробуем.

Несколько эпизодов из военной жизни подпол[ковника] В. Это какой то ненормальный тип. Капитан разказывает про него удивительную штуку. 3 рота в одном из боев во время атаки отбила неприятельский пулемет. Солдатик с пулеметом тащится обратно, к резерву. Тут его встречает В., спрашивает, откуда он достал пулемет, отбирает у него этот пулемет, утешая его, что тот свое получит, и пишет донесение, что 1 рота — его любимая рота, кот[орая] никогда почти не делает, всегда находится в резерве, и всегда выходит, что она совершает геройские поступки.

Подп[олковник] В. однажды ночью входит с двумя офицерами своего батальона в хату, чтобы указать или на карте, где выставить сторожевое охранение. В хате он увидал спящего солдатика — это был доброволец из финнов, хорошенький мальчик. Он отстал от своего полка и заночевал. В. разбудил его, накричал на него и стал его бить. В битье у него особая система.

Начинает бить по ногам, справа и слева и, постепенно разжигаясь, доходит до головы. Избил бедного мальчика в кровь. Офицер, который разсказывал это — говорил, что прямо готов был плакать. В довершение всего В. выхватывает револьвер и грозит застрелить совершенно обессиленного побоями мальчика. Тот падает на колени, упрашивает, молит. Это очевидно доставляет В. большое наслаждение. Садист какой то. И это не единичный случай. Когда он хотел расстрелять мальчика за то, что тот будто бы резал телеф[онную] проволоку, когда он (В.) избил троих ребят, отца, мать одного из них и старого деда. Как он обращается со связью (солдат, для посылки, распоряжений), как бьет вообще солдат . Тип ненормального человека. .

24 марта

Перестрелка. Артиллерийский огонь по д. Яблонке. Ночью где то недалеко на левом фланге был бой. Слышна только артиллерийская стрельба. Около нас, усиленно освещали ракетами. Хороший признак — будет спокойно. Около нас почти не было стрельбы. Удалось даже поспать в окопе. Но я не могу спать хорошо. Чуть выстрел где нибудь — уже вскакиваю. Непривычен еще. Не то что В. В. У него какая то особая способность. Спать везде при всяких обстоятельствах и положениях как убитому — счастливый человек. И я кажется приучаюсь здесь к этому же. Делать совершенно нечего. Пока были книги и газеты — читал весь день, а прочел все — только и осталось удовольствие, что спать. Полные сутки не проспишь — остаток от сна и еды бездельничаешь. Так обленился, что просто невозможно. Каждый день не могу снять плана позиции для батальонного командира. Задаст он мне перцу.

25 марта

Вчера вечером опять была фальшь атака. Наверно много у австрияков патронов, что так свободно они постреливают. Опять подняли вечером такую стрельбу, что хоть святых вон выноси. Сегодня Благовещение. Утром стрельбы почти совсем не было. К вечеру опять горка показала себя, так и [стреляют] по всякому, кто осмелится высунуть голову или пойти за водой. Солдаты от скуки придумали себе развлечение — бить лягушек, которых масса в ручье около окопов. Ну, солдатам это простительно. А вот гг. офицеры увлекаются этим спортом. Играют в футбол лягушками. Немного коробит. А погода стоит совсем весенняя, на солнце прямо нельзя лежать, так и печет. Цветы появились, какие то желтенькие, вроде одуванчика, только меньше. Прилетело много аистов черногудов, к[а]к зовут хохлы. Гуси дикие летели мимо. Есть и певчие птички — хорошо, если бы не это постоянное ожидание. Вчера вечером снимали со второй линии окопов проволоку, чтобы опутаться на первой линии. У этого В. страсть переделывать все. То так сделает, то этак, то снова не нравится — прямо покоя не дает людям. Капитан [Атр.] (2 р.) говорит, что прямо заездил их с люнетиками5 и редутиками6. Снимал проволоку — помогал сам. Переколол — все руки. Ночью видал одного пленного — босняка. Неказистый, улыбается все. Наверно потому, что наши солдатики тоже только смеются глядя на него. Одна борода выговаривает ему, что они стреляют все время, а тот хвалит русских, что те зря не палят. Опять В. показал себя. Под вечер сидим, вдруг мимо проносится связь его. Летит куда то к деревне, захватывает какого то мужика, почтенный такой русин, борода большая, волосы развиваются длинные, длинные. Через некоторое время слышим близко от себя стрельбу и видим, что этот старик бежит прочь, споткнулся, упал. Потом опять побежал. Оказывается, что за то что он ходил в неположенном месте — позади наших позиций, (он не знал, что здесь ходить нельзя) В. приказал дать ему 50 розог и затем отпустил его, выпустив вверх патронов 50. Зверство. Будет же этот старик любить своих освободителей русских.

26 марта

Ночью опять было беспокойство, но теперь уже с правого фланга. Наверно что нибудь у камчатцев7. Судя по стрельбе, — что нибудь посерьезнее чем стрельба на нашем участке из окопов. Что было еще неизвестно. Ночь всю проходили — устраивали заграждение, потом эта тревога справа. До четырех часов спал и ночью, если ничто не помешает, наверно спать буду.

Вот привык спать. Безобразие. А это очень отзывается на деятельности. Лень что нибудь делать. Надо бы написать побольше письмо домой — не пишется. Не пишется еще потому, что не уверен, что письмо дойдет. С нашей полевой почтой далеко не уедешь. Когда то я дождусь письма из дому. По моим расчетам, первое письмо должны были получить числа 16. На ответное дней 10 — 12, т. ч. на днях должен получить и я. Уже больше месяца не имею ничего оттуда. Что то со всеми лужанами8. Напишет ли мне эта Пилецкая, да и знает ли она что нибудь ... После обеда (обедали часа в четыре) наши батареи начали задирать. Выпустили снарядов 5-6 по по горке перед нами ( откуда постоянно стреляют). Ответили им сразу, да на каждый снаряд штук 5 ответных. Потом пошел и тяжелыми. Громил новый редут 1 роты. Это в полуверсте от нас. Глушим здорово, сотрясение воздуха такое, что около нас чувствуется сильно.

Вечер был какой то скучный. Не спалось долго. Старое вспоминал.

27 марта

Ну и задали же нам сегодня трепку. Все виноват батальонный. Продержал 2 роту в окопах до 9 часов и заставил их потом перебегать из окопов через наш участок. Наблюдатели заметили это необычное движение — обыкновенно днем там никто не ходит — и стал пускать тяжелые, да не из одной батареи. Еще так нас нигде не обстреливал. Так пристрелялся, что моченьки нет. Хорошо еще, что обрыв, под которым сидим, — крутой. В своем бараке страшно сидеть было. Сидели снаружи. Один снаряд разорвался совсем близко, шагах в сорока, — обрыв не дает ближе бить. Неподалеку от нас ранило большим осколком солдата. В наших бараках разбило сотрясением воздуха стекла. В обед насыпало сверху земли, многим солдатам пришлось так с землей и обедать. Наверху в одном месте разворотило окоп — засыпало совсем его. Погода скверная. С утра холодно было. Потом дожди — он и прекратил бомбардировку — потом снег с дождем, теперь моросит что то серо, неприютно. Верхушек гор не видно. Облаками закутаны. Воды в ручьях сразу вдвое стало. Хорошо, что была сегодня книжка новая — почитал ее, а то совсем скучно было бы. Ночь в окопе тоже не веселит. Постараюсь устроиться в халупе9.

Одно сегодня было хорошо. Получили подарки армии от Государыни. Г. г. офицерам досталось по крестику (шейный образок со Спасителем, — очень красивая вещь: = создает настроение особенно в походн[ой] жизни) яичко, открытки, шоколад, одеколон, папиросы. Как никак, а такая заботливость приятна, тем более, что еще ни от кого ничего не было.

Носятся слухи, что противник по всему фронту отступает. Сегодня утром он показал, к[а]к он отступил — такое показал, что в другой раз я не захотел бы. Это я про обстрел и вреда то он наносит очень мало — у нас один раненый и во второй роте один убит — но моральное впечатление — брр.

Когда слышишь выстрел и ждешь, где разорвется — рядом ли с тобой и тебя на кусочки разорвет или пролетит дальше. Когда чувствуешь, как содрогается от взрыва земля. Самое неприятное — после выстрела слушать полет снаряда и гадать — где упадет.

29 марта

Вчера весь день пришлось просидеть в окопе. Моя полурота вся была в окопах целый день. Ночью под утро австриец устроил стрельбу. Наши не отвечали ни одним выстрелом, а они все таки стреляли с полчаса. Слева что то было, но ведь у нас ничего и никогда не узнаешь. Что там было — аллах его ведает. Ночь была с дождем, темная — брр... в окопах холодно!!! Когда шел сменяться видел убитого из второй роты. Первый убитый, которого я видал. Я думал, что это произведет на меня большее впечатление. Нет. Как будто в порядке вещей. День вчерашний был ничего себе. Спокойно, солнечно. Обсох я. Выспался, почти весь день проспал. Неприятно было только, когда начал бросать в 4 и нашу роту тяжелые — неприятно, когда ждешь к себе этакую гостью. Осколки долетали и до нас, немного только. Когда сменился, решил устроить себе баню-ванну — как угодно назвать будет. Раздобыл мой Андрей — денщик (ничего себе парень, с ленцой, ко мне привязан) корытце, скипятил семей- 198 -

ный чайник и начал вымываться). Не был в бане бездну времени, был месяца полтора назад в ванне. Мытье разделил на три части. На улице вымыл голову и шею. Потом устроил омовение верхней части тела, и раздевался наполовину, чтобы не очень врасплох застали. Только я совершил вторую часть омовения, вдруг на левом фланге перестрелка — я скорее одеваться. Неудобно было бы в одних невыразимых на передовую линию бежать. Но скоро все утихло и я безприпятственно домылся. Как приятно теперь в чистом белье и чистому. Никакого тебе от иных — прочих безпокойства нет. Ночь прошла почти спокойно. Под утро только начал бить артиллерией. С чего только — не понимаю. Ночь была дождливая. День дождик и снег. Ручеек позади нас так разлился, что пройти теперь нельзя — ревет. Скучно и в такую погоду. Утром собралось много народу. Спасались от дождя г[оспода] оф[ицеры] 1 и 2 роты. У нас хоть и капает, но ничего себе, тепло и почти не дует. Перечитывал сегодня уже в четвертый раз «Смелые мореплаватели»10. Как то попала ко мне эта книжка. Скучно без дела, но все таки здесь лучше, чем в окопах одному. Поговоришь немного с солдатами, понаблюдаешь, поспишь — а потом — нечего делать — скучно как на вечеринке у Деревяшке.

30 марта 1915 г.

Ну и погодка. Чтоб их разорвало, эти Карпаты. С вечера дождь. Ночью ветер страшный, так и рвал. Под утро снег пошел и сейчас так бело, как зимой. Продрог сегодня в окопе, хотя мне и устроили там что то вроде шалаша. Перекрыли дверью, устлали дно и стенки соломой. Только ноги наружу — на «воле». Сменились больше чем на полчаса раньше — из-за снега. Гораздо светлее, да и на снегу фигуры солдат очень четко выделяются. Зато и ночью было спокойнее — гораздо лучше видно чем обыкновенно. Вот — нет худа без добра. Из-за ненастья и ночь прошла спокойно — без выстрела. Война всем к[а]к я наблюдаю, очень надоела. Уже не говоря о солдатах, в особенности прибывших недавно (странно — но так), и гг. офицеры жаждут окончания. Энтузиастов кажется не встречается. Уж если завидуют, если кто нибудь из офицеров ранен и отправляется домой, если сами жаждут получить как нибудь рану, не тяжелую конечно. Дух среди солдат и офицеров не ахти какой геройский. Конечно, восемь месяцев походной жизни со всеми с невзгодами, а в особенности в Карпатах, не может отразиться иначе. А у нас в батальонах несколько человек с самого начала кампании. А настроение такое легко передается, ну и дух соответствующий. И солдаты тоже старых, т. е. выдержанных солдат осталось очень мало,: из первоначального состава всего человек 20. Остальное пополнение более или менее старого происх[ождения]: ратники и новобранцы и те и другие конечно считают себя обиженными судьбой. Одним раньше срока, другие вообще не рассчитывали воевать когда либо. Мира ждут с громадным нетерпением ... Погода разгулялась — солнышко, тепловато. Зато и другое сразу уже пустил по нас несколько шрапнелей. Прошел слух будто мы сегодня должны смениться — пойти в резерв в лес на 4 дня. Оказалось, что не по адресу. Сменяется другая рота! Наша же несколько позже, денька через четыре. Это пожалуй и лучше, что не сейчас, в лесу мокро очень. Хоть бы за эти дни подсохло.

Читал сегодня армейский Вестник — единственная газета, кот[ор]ая доходит оф[ициальным] путем — от 19 числа. Известия исключительно военные. Общее положение благоприятное, хотя Бог его знает, что на самом деле. Раньше с газетами обстояло лучше. То привез В. В. Б. (прапорщик, ранен в руку и голову, вернулся после меня в роту. Стоит на первой полуроте. Кандидат на 3 роту, если капитана произведут или переведут куда либо. Живем мы с ним в одной халупе. Подкармливает он меня всякими благами, которые он привез из дому. Парень довольно симпатичный, пока, мы с ним живем дружно, не ссоримся). На пасху привозили денщики ротного и подпор[учика] Ефремова — раздолье было, да и у меня свои книги были, а теперь довольствуйся Армейским Вестником — фи.

Вечером пустил несколько снарядов по дороге в д. Яблонке. Там были кухни и наверно шла на смену 5 рота. Было уже так темно, что заметить что либо нельзя было. Наверно сигнализация или телефон работает. У нас на это очень мало внимания обращают. Где то с нашими было так. Расположилась рота в окопах, в фальварке11 штаб. Почему то этот фальварок уси-

ленно обстреливался. Никак не разобрать почему. А через 10 дней нашли в машине телефониста, который все это время находился там и передавал все что мог узнать. Рядом с этой машиной жил командир одного из полков дивизии — так что тот мог узнать много интересного.

31 марта вторник

Я решил приучить себя спать целые сутки в недежурные и полсуток в дежурные дни. Вчера улегся около 9 часов и с маленькими пересадками проспал до 10 часов почти. Приспособляется публика. Чему только эта война (позиционная, когда приходится по месяцам сидеть друг против друга) не научит: спать без просыпа, есть без отдыха да бездельничать.

Перешли на собственную кухню. Уже третий день, как отказано от стола у ротного Ничего, живем. Только денщики наши, вот ведь народ, не могут ужиться. Работы очень немного на двоих, а все таки один думает спихнуть на другого. Мой Андрей (медвежатник Тобольской губ[ернии], Ялутор[овского] у[езда]12) наивный парень, (срока 1915 г.) довольно привязан ко мне, но у него нет никакого стремления к порядку, вернее нет привычки. А Емельян, денщик моего коллеги по роте, запасного хохол — хитрый и ленивый и глуповатый. Работу старается столкнуть на Андрея. От него пожалуй Андрей и научился этому, п[отому] ч[то] раньше я не замечал за ним этого.

День хороший, солнечный . да, до 12 часов. А с двенадцати и дождь и туман и всякая прочая гадость. Везет мне с полуротой. На мою смену дождь, слякоть и холод. Нехорошо! Весь день спокойно. В плохую погоду почти не стреляют, даже артиллерия молчит, только где то налево погромыхивает.

Слух новый. Будто сменяет нас завтра 1 рота. Солдатам поговеть надо. А то перед пасхой они говели, но до половины только были у исповеди, а причаститься и не удалось роту потребовали из резерва на передовую. Сейчас в резерве в лесу скверно. Может быть чуть спокойнее, но зато сыро, холодно — там болото настоящее.

Наша хата очень напоминает каюту на какой нибудь барке. Покривилась, т[а]к ч[то] наружная стенка ( что с окном) напоминает борт, ручей около шумит — полная иллюзия. Скучно. Жду с нетерпением письма. Сегодня должна быть почта — может быть будет — пора.

Среда 1 апреля 1915 г.

Ну и ночка была. Если бы не письма, которые я наконец получил — ура . было бы совсем швах13. С вечера дожди, темень — хоть глаз выколи. Мой блиндаж протекает — капает за шиворот, неприятно. Холодно не холодно, а все же плохо. Часов в 10 приходит в окоп Андрей и тащит два письма. Я скорее из окопа в хату, зажег свечу и читать. От мамы получил открытку от 17 марта. Наспех наверно писала. От Левы Кац[нельсона]14 получил письмо целое. Узнал про Бост15. Жаль. Большая для меня неожиданность. Про Андрея Крет16 узнал — хорошо что жив. Кое какие новости узнал и как будто легче стало на душе. И дождь ничего и не холодно. Родным дымком повеяло. Беспокоится мама дома, ну что же. Если придется увидеться, то радостнее будет, а если не судьба — значит так и надо. Что нужно исполнил? Ну, ладно, Лазаря петь довольно17. Хотя погода этому благоприятствует — дождь, дождь без конца. Ручеек около нас вздулся как большая река — Иматра18 настоящая, так и рвет. Мостики, устроенные для перехода в лес сорвало. Единственный путь отсюда через большой мост, к[отор]ый обстреливается и днем и ночью. К[а]к то будет наша смена.

Только что мы пообедали хотели пить чай, приходит ротный командир и говорит, что батальонный приказал привести в готовность взвод в виду возможного наступления противника. Дело в том что началась арт[иллерийская] стрельба, по мосту и по заводу — ну отсюда конечно вывод — наступл[ение] противника. Поднял ротный суматоху, по горе забегали люди нашей роты. Они прятались от дождя в халупе и спешили к своим взводам. Подымаюсь наверх, слышу стрельба залпами. Ну, думаю, начинается. Пробежал духом до окопов, а там взвод не полный, большая часть греется. А тут стрельба залпами и по деревьям над окопами

щелкают пули. Пролежал часа два в окопе. Холодно, сыро. Шинель промокла. Мне надоело и я пошел чай пить к себе в блиндаж. Бежал по горке здорово, горку обстреливают. Нелепая вещь война. Какая то идиотская, кровавая, бессмысленная, жестокая игра, именно игра.

2 апреля, четверг

Ночь прошла спокойно. Везет В. В. На его дежурстве всегда и тихо и погода лучше. С вечера еще шел дождик, но маленький, да скоро и совсем перестал. И сухо и хорошо, хотя холодновато немного. И день сегодня хотя серенький, но сухо. Надоел дождь. А Андрей вчера выкинул штуку. Пошел получать провизию для нас у артельщика. Тот остановился как всегда у деревни через речку. А от дождя речка поднялась, что на главном русле сорвало мостки. Где обходить, Андрей не знал, а итти надо. Вот он и пошел в брод. Прошел несколько шагов, дошел где поглубже — а там течение такое сильное, что его сбило с ног и понесло. Пронесло сажен 20. На ноги не стать — сбивает. Думал Андрей, что унесет его далеко — к австрияку, да прибило к берегу. Вылез мокрый весь. Сушился целую ночь. Так мы и думали, что придется без хлеба и мяса сидеть, да принесли все это кругом через большой мост сегодня утром. Вот ведь неудача нам со сменой. В прошлый раз перед сменой вышло изменение — сменяться не на 4, а на два дня. И наш батальон счел за благо не сменяться тогда. А теперь переправы нет. Наши мосты сорвало, а большой залило, через него уже вода идет. Другой же большой мост далеко слишком. Для нашего 4 взвода вчера не совсем благополучно было. Убило одного. Пошел греться в халупу и когда поднялась стрельба, его и уложило. На месте прямо. Пуля через затылок прошла в рот. Не мучился совсем. Холостой, но так жалко, хотя .

3 и 4 апреля, пятница, суббота

Вот мы и сменились, чтоб разорвало эту смену. Около часа ночи четвертая рота сменила нас с участка. Я со своей полуротой пошел вперед. Темень — хоть глаз выколи. Еще хорошо, что дождя не было. Надо было через три моста, потом по оврагам по каким то и опять через ручьи . Дороги толком никто не знает. Идем напролом. Дошли до леса, хвать, а половины людей нет. Что за оказия. Свистали, звали — нет никого. Оторвались оказывается еще около мостика последнего, а вперед ничего не передали и идут. Хорошо что ротный командир нашел их по дороге и привел, а то нет людей. Барановаты люди, хотя я и сам отчасти виноват. Надо было знать что с таким солдатом надо гораздо осмотрительнее быть. Пришли к лесу когда еще были не все. Я пошел в штаб полка узнать, где находятся блиндажи, куда привести людей и где выставить караулы. Обругал кажется командира полка — думал что денщик или вестовой ... В лесу темно, грязь почти по колено. Никто не знает где и что. Кое как разместили людей по шалашам — сыро в них. Пошел выставил караулы — попал в окоп с водой, вымок и запачкался. Все это заняло до 4 слишком часов. Потом пошел к роте, посидел до света и ушел в избу, где поместился ротный. Поспал немного. Как давно не спал — на сухом сене в избе на скамейке. Только пол земляной и много всякого прыгающего. Газда (крестьянин) русин19 — какое то бабие лицо, вместо бороды и усов какие то перья, нос орлиный, подбородок безхарактерный, глаза очень невыразительные, волосы длинные, спутанные. Живут грязно, держат себя тоже не очень то чисто. Я почти все понимаю, что они говорят, только как заговорит газдыня (жена хозяина) — ну ничего не разобрать. Хозяину лет около 60. Какой то он вялый, да и вообще здесь не особенно живой народ. И дети у него какие то «млявые». У него было 14 детей. 5 умерло. Три сына на войне — от них нет никаких известий. При нем теперь живут три сына и две дочки. Сыновья очень женственные, прямо девочки переодетые. Волосы длинные. Хозяйка кажется более энергичная — по крайней мере когда ругается на наших солдат ( а есть за что) — то голос возвышает хорошо. Народ здесь видно страшно забитый. Во первых постоянное недоедание — хлеб здесь совсем не родится. Картошка и та не всегда удается. Заработки не особенные. А наседают с налогами сильно. Недавно установлен налог на собак по 4 кроны — не по городам, а везде (это надо проверить и в других местах). Батюшка, смахивающий по своему обличью на ксендза. Грабит народ без удержу. За требы20

заламывает бешеные цены и дань. Ненавидят его здешние руснаки, не очень то жалуют и евреев, панующих здесь, и немцев, которые здесь пользуются первым местом . Дом у газды небольшой, на две половины с сенями. Изба не курная, а курных здесь много. Пол земляной, а отсюда и соответствующее сему обстоятельству удовольствие ... Стены побелены. Печка небольшая — наверху [зачеркнуто] места немного, — не поспишь особенно, к[а]к у нас в деревне. Кровать, лавки, полочки. Образов много, какие то на польский образец. Газда усердно Богу молится, а — про других не знаю. Надо будет подробно поговорить о житье бытье со стариком. Говорит, что хорошо бы попасть к нам в подданство — легче было бы. Хотя кто его знает, искренен ли он перед русским офицером. Может так, хвостом виляет.

Был в штабе полка. Просидел все утро. Читал газеты от 28 апреля — прямо благодать. Дела веселят. На Карпатах хорошо. И в других местах где хорошо или ничего плохого. Читал маленькую заметку о Мясоедове21. Толком не разобрать. — Чудовищная вещь. Попал в штаб сырной пасхи. Теперь пасха вполне испорчена. Роздал роте яйца, открытки и еще кое что. Поздновато. Рота устроилась на болоте этом в бараках — шалашах. Весь лес теперь сплошное болото. Ночью, когда пришли, он показался уж очень грязным и серым. Просто пройти нельзя было. Теперь же днем другое дело. Вообще все худое ночью в десять раз хуже кажется. Днем пройти можно не замочив ног (местах в трех, в четырех вскочишь четверти на полторы в грязь только). Костров больших не раскладывают. Дым виден с наблюдательного пункта и лес обстреливают. В первой роте, которая была до нас, в лесу, ранило здесь 8 человек.

В 5 часов назначена служба. Я решил тоже говеть вместе с ротой. Церковь устроена на задней опушке леса. Несколько палаток на крышу и стенки. Из палаток стенка для иконостаса. Две иконы. Царские врата с деревянным белым крестом. Все увито гирляндами из еловых веток. Солдаты стоят под открытым небом. Винтовки принесли с собой — составили в сторонке. На наше счастье погода с вчерашнего вечера почувствовала улучшение, а сегодня под вечер и небо синее и солнышко. Служба по полевому. Скорее чем может у нас в гимназии. Поют два солдата, из которых один и за псаломщика. Но поют согласно. Кое кто из солдат подтягивает. На прошлой службе (когда говела 1 рота) противник обстреливал площадку за лесом. Там близко стоит батарея. Снаряды ложились очень близко. Вот положение — стоять толпой. Один снаряд, удачно попавший положит не меньше полсотни. Как быть, расходиться нельзя, а оставаться тоже не весело. У нас пока, слава Богу, все тихо. После всенощной общая исповедь. Все по по походному. Скоро. Причастие на утро. Пришел домой — в хату часу в седьмом. За день сильно устал. Ночью это путешествие, ночевка в лесу. Поспать в хате удалось часа 2 не более. День читал газеты до головной боли, бродил много. Улегся спать рано, в восьмом часу и проспал до семи как убитый. Ночью только раз проснулся, стреляли где то сильно. Все таки обстановка действует. В своем бараке не поспал бы так сладко. Утром чуть не опоздал на службу. Привел роту как раз когда батюшка кончил проскомидию22 (кажется так называется это). Погода чудесная. С утра солдаты молятся усердно. В особенности чувствуется это в тех местах, где дело касается войны, воинов и т. д. Я первый раз слыхал этот вариант. Трогательно, может быть из за обстановки, может быть по существу. Причастились, поздравил нас батя ( кажется очень симпатичный человек, открытый и общительный). Теперь сижу в хате, попил в первый раз за все время на позициях кофе (замечательно вкусно) и наслаждаюсь семейным уютом. Есть кое что почитать — газеты и журнальная чепуховина. Днем во время службы и после нея почему то стал обстреливать ту хату, где мы поместились. Или заметил движение. Или какая то сигнализация там, телефон. Выпустил несколько шрапнелей. Не попал в хату. День бродил. Читал в штабе газеты. Переливают из пустого в порожнее. Италия, Румыния и т. д. Хорошо на Карпатах. Ничего — в собственном смысле — на прусском.

Воскресенье, 5 апреля 1915 г.

День с утра очень хороший. Изредка артиллерия стреляет. Ружейной стрельбы почти нет. Сегодня вечером придется идти обратно в окопы. Все таки в таком резерве лучше, чем там. Слухи есть, что придется простоять недели две по прежним местам. Газеты от 2 апреля.

Там нового и хорошего почти ничего нет. Получил сегодня два письма. Из дома и от Л. О. Пи-лецкой, через которую узнавал об Андрианове23. Узнал, что он пока благополучен, находится в 320 полку (Чембаркском). О других пока ничего не знаю. Из дому пишут как проводили пасху. Странно что так долго письма идут от 7 и 14 пришли в один день. Хотя что же жаловаться, хорошо что вообще доходят. Из дому шло 10 дней. Из Петрограда 9. В. В. поехал в штаб корпуса, может достанет мои письма и посылку. Сношения с домом пока налаживаются. Веселее, когда имеешь что из дому.

Погода портится. Туман какой то — ветер с севера — сразу потемнело. К вечеру опять разгулялось хорошо, что дождя не нагнало. Сидел до отправления в поход в штабе полка. Командующий полком разговорился — чего чего только не наговорил о своей прежней службе — прямо руками развести можно. Разные истории.

Часов в 8 надо было уже пойти на позиции. Задержала 5 рота. Не сменяла долго караулов. Итти было довольно хорошо — сухо, и дорогу узнали хорошую и довольно светло. Дошли благополучно. Дежурить мне, т[а]к к[а]к В. В. приехал и остался ночевать в хате. Был немного того. Не зашел в штаб корпуса почему то, жаль, что не привез писем.

6 апреля 1915 г., понедельник

Да, все таки в хате, несмотря на то что там и жарко и кусается, гораздо лучше, чем в окопе. Ночь спокойная. Немного холодновато. Довольно светло. Уже луна помогает. Сегодня ночью было до 10. С луной веселее. К Солотвину24 и по направлению] к Надворной25 горит. День чудный с утра, к полудню еще лучше. Солнце так и жарит — цветки какие то желтенькие, маргаритку видели. Скоро и деревья начнут распрыскиваться. Птицы поют. Благодать, если бы ... хотя австрияк сегодня спокоен. Артиллерия даже приумолкла, с утра постреляла и перестала. Так постреливают из окопов и их и наши, и не мешают. Тяжелой артиллерии не слышно уже несколько дней.

Отправляю Андрея вечером за письмами и посылкой в штаб корпуса. В. В. привез кое что из съестного — живем. Сегодня нас угощали какой то рыбой — разнообразие приятное.

7 апреля 1915 года

Погода по-видимому установилась. Чистое небо, тепло. Прохладный ветерок — хорошо. Лежим на спине, смотрим в небо. Читать совершенно нечего. Достал какую то прочитанную до дыр газету, читал ее читал, все объявления прочел, все статьи перечитал два раза. От скуки прочищал ручей, дрова стал пилить, хату убирал свою и перед домом устроил веранду.

Ночью ходили на разведку. Далеко не пришлось идти, наткнулись на секрет — не подпустил: шагов на 60 открыл стрельбу. Да с теперешними солдатами нельзя итти на разведку. Идут, к[а]к ломовые, шум стоит, слышно далеко. Картошки стали, чтобы им пусто было, искать вместо патруля. Да разве можно какую нибудь разведку сделать с такими солдатами, которые «до плену ходят»26. Андрея еще нет. Наверно ночью придет. Что то принесет из штаба. Со столом у нас теперь лучше. Больше разнообразия. В. В. привез из второго разряда разных продуктов, есть что сварить. Молоко достаем теперь. Не достает свежей рыбы и раков, которых можно поймать в здешней речке. Надо будет попробовать когда нибудь.

8 апреля 1915 года, среда

Андрей вернулся ночью. В штабе нашлось только одно письмо от мамы и между прочим почему то она писала в штаб на Сокол. Почему — не знаю: письмо еще от 6 марта — путешествовало изрядно. Не успел я еще прочесть письма, как поднялась стрельба артиллерийская. Начали наши. Наверно хотели убедиться, ждать ли перемен у противника. Ну, а те по обыкновению в ответ 10 снарядов. Около нас падало мало, больше вправо брал, к 1 роте ... «Приятно было услышать и свое «хрюкало». Где то сзади стоит наша тяжелая и слышно только, как снаряд летит и клокочет. Видал, как один снаряд попал прямо в австрийский окоп. Все прошло благополучно. Вечером не беспокоил. Мы устраивали в своей хате из дверей деревянный

пол. Принес Андрей две книжечки — удалось почитать немного. Газету от 29 достал еще. Не так скучно было. Написал Васюку поздравление, опоздал немного.

Как однообразно время идет. Сегодня как завтра (вернее наоборот). До того однообразно, что затрудняешься сказать, было ли это вчера или несколько дней назад. Чтобы вспомнить что — надо перебирать в памяти начиная с дома.

9 апреля 1915 года, четверг

Жарко так, как в июле. Странные скачки делает погода. Недели полторы назад снег. Сейчас по утрам заморозки, а днем такая жара, что размаривает. Ночью опять было представление. Около 12 часов вдруг началась стрельба, орудия тоже. Я выскочил из хаты своей

- только что заснул — сначала не разобрать, есть ли наша стрельба или только австрийская. Скоро начала стихать стрельба. Ракеты пускать стали — ясно, что наступления нет, а обыкновенный пуф27. Только странно, что стрельба началась сразу, а не так как обыкновенно постепенно от «та - ку» до «таку и таку» и т. д. И стихла тоже как по команде. День сегодня спокойный. Артиллерия почти не стреляет.

10 апреля, пятница

Все попрежнему. Солотвино горит. Все попрежнему тихо, только опять появился стрелок на пирожке. Постреливает себе целый день; не дает высунуться наверх. К вечеру суматоха поднялась. Пришла связь и сказала, что поймано несколько пьяных австрияков, кот[ор]ые сказали, что их поят вином уже два дня и уговаривают идти в атаку. Если уговаривают — то значит не так весело у них обстоит. Может быть это отражается и на их стрельбе нервной и часто беспричинной. Ну, известно, после такого известия все на дыбы. А тут еще вечером стрельбу подняли залповую, нелепую какую то. Ну, если бы атака была, то занимать под огнем окопы не так то весело было бы. Но все обошлось благополучно. День очень хороший, жарко. Получил вчера вечером письмо от Володи28. Сегодня днем от Ксении29 и Леши30, а вечером от Шуры31. Вот посыпались письма. Посеянное начинает приносить свои плоды. Написал вчера четыре солидных письма и отправил с оказией. Поехал денщик В. В. в Киев. Заказали ему разной разности привезти.

11 апреля, суббота

Ночь спокойно. Почему то изредка стреляли залпами против нашего участка. Говорят, что на разведчиков Охотского полка ночью бомбу бросили. Вчера вечером какое то хрюкало вечером напугало. Слышим, где то недалеко вправо орудийный выстрел, и потом летит долго вдоль нашей позиции и поет. Что то посолиднее 48, потому что очень медленно летит и поет

— не так как свистулька. Разорвались около завода и в 7 роте. Разрыв очень сильный. Из 7 две клюнуло. Место он, подлый, выбрал такое, откуда фланговым огнем обстреляет многие наши роты. День хорош. Ветер. Пишу опять письма — кажется 4 напишу. Сегодня ждет Сметанюк. Отправит из Дубно32. Скорее. До чего однообразно время идет. Звереешь прямо, диким человеком скоро сделаешься. Читать почти нечего, один вестник Армейский? Лень что нибудь делать. Голова не варит, думается так тяжело, тяжело. Вспоминается очень трудно. Думать — точно 6-ти пудовые мешки ворочать. Вот бы теперь за науку какую, не дай Бог.

Вечером стреляли по Богровке33 из тяжелых. Напугал даже. Дал три таких высоких разрыва — в небесах прямо. Мы уж думали, не сигнал ли какой. Наверно спьяна. Потом исправил ошибку. Солотвино опять горит — каждый день его жгут — что от него только останется. Вечером поднял сильную стрельбу артиллерийскую — с чего — неизвестно. Наши молчат.

12 апреля 1915 года, пятница

Мое дежурство теперь с приключением. Часов в одиннадцать Андрей принес мне в окоп письмо. Я прочел. Поверил наблюдателей в своей полуроте и хотел идти в 1-ый взвод — шагов 150 в сторону. Не дошел до своего блиндажа шагов 50 — вдруг к[а]к по команде поднялась ружейная стрельба. Я едва до блиндажа добежал — свистит около. Потом стала артиллерия стре-

лять и стреляла довольно сильно. По нашим окопам не била, все правее. Обстреливали площадь между своими — нашими окопами. Я сразу понял, что опять с пе[не читается] стреляет, тем более, что скоро стал пускать ракеты. Делает очень большие перелеты, чуть ли не большая половина попадает в лес. Артиллерия давала разрывы очень низко — а красиво рвется шрапнель, конечно если не над головой. Постреляли минут 15 и перестали и остальная часть ночи прошла спокойно. Ночи теперь очень светлые — луна, зашла в 3 часа, а в 4,5 уже и сменяться. День заметно увеличился. Когда я пришел, Михаил Саввич сказал мне, что мне выписано жалованье по документу (бумаг моих в полку еще нет. Вот уж этот штаб корпуса. Месяц целый не могут переслать бумаг). Я с благословения батальонного пошел в лес. Туда пришел еще в 5 часов — в штабе все спали. Я тоже пошел к тому старику, у которого были во время резервн[ого] сидения и поспал до 8. Пошел в штаб, почитал газеток, послушал кое-какие новости. Денег мне оказывается не выписали — М[ихаил] С[авич] ошибся. Получу не ранее 20 , а может быть и позже. Это уже не так хорошо. Услыхал подтверждение слуха о посылке большой армии в Карпаты с целью покончить с Австрией. Хорошо бы сильно облегчилось бы общее положение, да и в частности Германии сильная угроза с юга в случае удачи на Карпатах. Возвращался в окопы часов в 11 утра. Прошел благополучно. Стрельбы по мне не было — не заметили с горки. Достал романчик какой то, все таки пища для ума, хотя с такой пищи и катар можно получить. А студ[енческая] столовка отзывается опять, чтоб ее разорвало. Часа в четыре присылает батальонный за мною. Зачем думаю? Не хочет ли сделать нагоняй за то что не сдал ему тогда (на пасху) съемки. Оказывается, надо новую сделать. Кроки34 места, где стоит по его наблюдению батарея противника. Начертил. Получил благодарность и утек скорее. Ну его. День хорош.

13 апреля 1915 года, понедельник

Как хорошо проспал эту ночь — ни разу не вскакивал, проспал без пересадок до самого утра. Утром Михаил Савич достал газет с привозом в 4 роту Львовская от Ю. Про Италию много пишут — что то будет? Положение благоприятное вообще тем, что англичане видимо начинают действовать (зачеркнуто), да и вообще с западного фронта более живым понесло. У нас предполагалось некоторое изменение — (зачеркнуто) хотели еще более удлинить фронт. Итак у нас полк занимает колоссально длинные для полка позиции — по фронту 6,5 верст (говорил командующий полком). Но почему то отложено это изменение . Узнал подробности от пленного, который сдался на днях. Их шло 10 человек бросать бомбы в наши окопы. Не дойдя до нас струсили и повернули назад. Этот же, сдавшийся, побежал к нашим. Ему вслед из австр(ийских) окопов пустили несколько залпов, но тот невредимый добрался до нас. Рассказал много интересного, что их поят вином, чтобы они шли в атаку. Между офицерами, большинство которых «французики» (прапорщ(ики) запаса), раздоры на почве заключения мира, что солдаты почти голодают, что их заставляют очень много работать, рыть ходы сообщения и всякую штуку. Между прочим его спросили, почему они последнее время много стреляют залпами, на что тот ответил: «А разве мы попадаем. Ведь мы целили вверх. А недавно залпами стреляли по забредшим на позиции из деревни овцам. Когда мы не отвечаем на их выстрелы, то они думают, что наши спят в окопах ...». Говорил еще, что у них здесь сосредоточено против нас будто бы две дивизии. Наверно соврал — потому что они не сидели бы с двумя дивизиями против нашего полка.

Сегодня пролетело два аэроплана от наших позиций к австрийским. Летели страшно высоко. Даже в бинокль трудно разглядеть — наш или чужой. Мне например относительно первого показалось, что у него на крыльях крест [нарисована свастика] — признак германского аэроплана. Только каким образом может быть?... Вечером наша 5 батарея выпустила 10 зарядов — наверно с целью (зачеркнуто) вызвать ответный огонь и узнать, все ли на местах. А может быть хотели вызвать тот взвод горной артиллерии, который взобрался на 758 — вчера вечером все время стреляет по 7 роте. Ему прямо сверху вниз выходит.

На наши 10 австрияк по крайней мере 100 ответил, из них штук 20 тяжелых. День хороший. Понедельник хорош — неделя вся хорошая говорит подпрапорщик — дай Бог.

14 апреля, вторник

Ночью опять было представление, не особенно долгое положим. Часов в 9 начал. Услыхал вероятно, что мы усиливали окоп и начал часто стр(елять). У нас никому ничего не сделало. Очень большие перелеты. Разрывных пуль по моему местами. После их стрельбы наша артиллерия почему то изменила себе и отверзла свои вечно молчащие уста — очень удачно обстреляла окопы на горке. Во время представления от разрывов загорелась деревня — несколько халуп сразу. Воздух очень спокойный и разрывы шрапнелей на фоне пожара были очень эффектны. После этого, часов в 11 приходит связь и говорит, что наша дивизия ночью будет наступать. Где, когда, на какое место. Я подумал, что и нам придется итти тоже. Оказывается, что на самом деле не наша 11, а наша вообще дивизия на левом фланге идет в атаку. На самом деле ограничилось только артиллерийской перепалкой, ружейной не было слышно. День с утра пасмурный, днем даже дождь пошел. Начал я писать письмо Ксене, не выходит ничего, настроение скверное — вот как влияет теперь . Как послушаешь разсказов своих старших товарищей о разных эпизодах военного и мирного времени — «цистое разбуйство» говоря словами феномена нашей роты — Ландау. Вот жаль, что нет аппарата фотографического. Как много интересного можно найти здесь. Ну. И воровство, и грабеж. Что же было на японской войне, если там все это было в большей степени. Солдаты грабят не хуже?, или наоборот .. гадость. Как холодно стало, ох, это погода Карпатская . Ели сегодня раков, — ловили для В. и нам досталось немного.

15 апреля, среда

Вчера вечером ждал писем — почта была большая, а мне не было ничего. Я уже лег спать, заснул, вдруг стук. Посылка. Принесли из штаба полка. Долго ждал я этой посылки, писано об этом давно было. С радости, жаль только что не нашел в ней письма, ночью же устроили пир. Андрей нам устроил и я вспомнил дом . Ночь почти прошла спокойно. Слева где то была ружейная перепалка, где и что было неизвестно. Ночь была очень холодная, а день еще холоднее. Прямо мерзли утром. Весь день топили печь. Хорошо, что дождя нет, погода все таки светлая, небо хоть и облачное, «но не внушает подозрений». К вечеру теплее. Днем читал «Новое время»35 от 6-го и спал, как сурок. Скучно.

16 апреля, четверг

Вчера вечером после очень холодного дня стало очень тепло. К ночи получены были тревожные вести о возможной атаке противника. Вторая рота заметила, что в окопы на горке шла «колонна австрийцев» человек в 30, а из штаба полка передали по телефону, что в ответ в окопы идут много войск. Связь не дала спать всю ночь. То разведку устраивали, то наблюдение. Связь батальонного лезет до окопа и соглядатайствует. До утра все было тихо, только под утро дали из горки два залпа по секрету. Утром мы сменились как всегда и оставили там 1 взвод. Не успел я лечь спать, как вдруг поднялась сильная стрельба и орудийная и ружейная. По телефону передают, что противник наступает на 15 роту, которая расположена влево от нас под высотой 758. Стрельба идет и против нашего участка. Ротный командир говорит, что надо занять одним взводом моей полуроты (она дежурная) окопы, п[отому] ч[то] одним взводом, к[оторый] находится там, отражать атаку трудно. Стали перебегать по одному — бежать шагов 400, из них около 100 по совсем открытому месту, которое обстреливается с горки (пирожка). (Зачеркнуто) Побежал я между 2 и 3 отделениями. Как только появляется наш, его с горки обстреливают залпами. Пульки посвистывали около. Пробежал так, как редко приходилось бегать. Чувство безразличное, как будто как в окопе посвистывают. При этих перебежках двоих легко ранило в руку и ногу. Вскоре после того, как перебежали — он совсем затих. Днем часа в два пролетел немецкий аэроплан. Заметили поздно, а то можно бы было обстрелять его. Пролетел далеко в 8 км наших позиций и вернулся назад левее нашего участка. До вечера было тихо, только перед вечером попугал нас, опять открыл руж(ейную) стрельбу, только гораздо слабее. Наверно с участка против нас забрал некой части и передвинул куда нибудь. Сменился. Вечер темный, накрапывает дождь. Тревожно как то.

17 апреля, пятница

Ночь прошла нельзя сказать чтобы очень спокойно. Около 12 часов слышу, что справа поднялась сильная ружейная перестрелка. Пулемет наш заработал. Артиллерия тоже — думаю, что уже начинается наступление; о котором говорилось еще с вечера. Передавали, что получена телеграмма от командующего юго-з[ападным] фронтом, будто бы противник по всему фронту переходит в наступление, начало которого можно ожидать каждую минуту. Построил взвод и жду. Справа что то горит. Стрельба все сильнее, пулеметы трещат вовсю. Так продолжалось с полчаса и постепенно начало затихать. И потом до утра уже ничего не было. После смены — ушел из 3-х взводов только один, а полурота и В. В. остались в окопах, устроили опять маленькое представление. Все таки лучше оставить полуроту, чем перебегать под огнем и спокойнее. День очень хороший. Жарко с ветерком. Ел раков. С утра артиллерия (5 бат[альона]) подразнила — выпустила два снаряда, на них мадьяр 10, наши опять один, на него 10 и т. д. На наших 12-15 выстрелов в ответ было не меньше полутораста. Пока не заставил замолчать наших, не успокоился. Все таки, говорит, верх мой. Про 74 дивизию разсказы-вают интересные вещи. Будто бы там офицеры и солдаты очень хорошо живут с мадьярами. Ходят один к другому в гости, играют в карты, пьют вместе коньяк, к[отор]ый приносят с собою мадьяры. Вечером пустил четыре шрапнели по нашим халупам, как горох сыпется, но наш обрыв не допускает принести вред. Все пролетает над головами. Обстреливал вечером сегодня и наши передние окопы. С чего это — не понимаю. Нас он уж давно не трогал.

18 апреля 1915 г.

Ночь прошла спокойно. С вечера было как то зловеще тихо. Даже на залпы 5 батарей два раза не отвечал. Ночью артиллерия опять заговорила, успокоила, а то мы думали уже, не случилось ли с нею что. Под утро австр(ийские) разведчики зажгли халупу, которая против нас. Как они подобрались и как могли пропустить их наши секреты — не понимаю. Ночь светлая. Луна с 10 часов до утра (4,5). Светать начинает уже в 4 часа. День прекрасный. Стреляют изредка — все спокойно значит. Проспал до часа и теперь совершенно нечего делать. Нет ничего почитать. Сажусь за письма, хотя я вчера написал почти всем кому надо. Самые неприятные часы — перед сменой, а в особенности когда еще смене что нибудь мешает. Сегодня только что вышел взвод наверх, чтобы идти сменять нас, поднялась стрельба и так два раза. Не успели мы смениться, последние люди моего взвода сошли вниз — стала обстреливать артиллерия. Справа все время поднимается нервная стрельба и волной переходит до нас. Ночью раза два подымалась такая стрельба. Писал ночью.

19 апреля 1915 г., воскрес.

Сегодня страшно жарко. Ветреность. (Зачеркнуто). Австриец обстреливал из тяжелых церковь деревни Яблонки36. Разрывы совсем рядом с церковью, одним снарядом задело купол. Вот ведь привычка зверская? Добро бы эта церковь господствовала над местностью, а то ведь от любого холмика видно лучше, чем с нея — стоит в самой долине. Сегодня нездоровится — опять желудок. Что с ним делать буду. Хоть совсем ничего не ешь. Сегодня так и сделал. Авось поможет.

20 апреля, понедельник

Ночь прошла спокойно, только с вечера два раза бил по окопам шрапнелью. Все обошлось благополучно — делал перелеты. Две разорвались, когда я был еще не в окопе. Заставили меня хорошо пробежать. Опять смене хотел помешать. Узнал наверно, что сменяемся в это время, и бьет. Утром в 7 часов прибегает Якушин связ[ной] 3 взвода и передает, что наш корпус и вся наша армия должна перейти в наступление. Начинается с флангов. Мне в 7 часов приказали открыть стрельбу по окопам. Ну, что же. Стрелять так стрелять. Начали редко в отделениях. Стреляли полтора часа, запугали австрияка ... Во время нашей стрельбы пули совсем не летали над нами. Обстреляла немного артиллерия — все благополучно обошлось,

хотя одна мортирка и разорвалась совсем рядом. Перестрелка справа, а слева орудийная стрельба — довольно сильная. Около двух часов поднялась сильная буря — ветер страшный и холодно. Как бы не нагнать какой гадости. Холодно. Дождичек. До вечера спокойно. Дал смениться. Вечер очень темный. Днем получил два письма от Шуры и Леши. Оказывается, первое Шурино письмо дошло с оригинальным адресом: 41 пех. корпус — когда такого и не существует. Вечером получил еще письмо от Юши37. Все залпами письма, то нет целую неделю, то сразу три.

21 апреля — вторник

Ночью стрельбы не было. Пускали все время ракеты. Темно ночью, дождик пошел. Луна уже в 2 часа подымается. Не очень то весело будет теперь дежурить. С утра начинается стрельба с флангов. То начнется, то снова затихнет. Вообще (зачеркнуто) начинается оживление с обеих сторон — по новому стилю май ну и начали. Узнал сегодня, что мадьяр добился своего, зажег вчера церковь. 300 лет стояла спокойно. Ходили газды молиться Богу. Во второй раз приходят сюда русские и в этот второй раз стоят почти два месяца — никому и ничем она не мешала, а вот под конец что ли то она досадила ему, и сжег. Подлость какая.

За вчерашний и сегодняшний дождь все сильно зазеленело, пообмыло пыль, напоило после стольких жарких дней. Склоны гор совсем иначе выглядят. Более приветливы стали. Но холодно и как то тоскливо. (Зачеркнуто). Сидел под вечер в своей халупе в меланхолическом настроении — перед этим поспал хорошо — вдруг слышу, что на дворе идет какой то оживленный разговор. Выглянул ротный командир сообщает, сегодня ночью нас сменит какой то другой полк, а мы уходим с этих позиций, но куда и зачем — неизвестно. Есть слух, что будем гастролировать на одном из флангов. Если верно, то нам скоро придется подраться. По слухам из достоверных источников (конюх или что то в этом духе) сообщают, что штаб дивизии ушел в Красное38 с. У нас новый начальник дивизий. Испугался тяжелых снарядов, которые падали в Прислупе39, и утек (Зачеркнуто). Штаб корпуса отправился к Краковице40. Что это должно обозначать.

Среда, 22 апреля 1915 г.

Ух, досталось сегодня. Начать с того, что смену нам сделали в половине четвертого, за полчаса до разсвета, а итти надо после смены до Богровки верст пять по дороге, которую видит австрийский наблюдатель. Не спали ночь, ждали смены, я уже отчаялся в ней — вытребовал себе одеяло и заснул на полчаса. Сменяли батальон ротою Якубцева: безтолковщина и жидко очень. Что то будет на этой позиции. Шли до леса повзводно. Четвертый чуть не разорвался — я его спаял. Как очумелые, ей Богу. Дошли до леса. Я шел без взводов. Бегал назад, думал, что 3 отстал. Прибежал в лес, догнал роту уже на дороге от леса. Бежали всю дорогу до Богровки — боялись, что противник обнаружит. Все обошлось благополучно. (Зачеркнуто). Расположились роты на отдых. Пообедали баландой, посидели. Пришли туда в Б(огровку) три наших батальона, кроме второго, к[отор]ый остался в лесу. Нам сообщили, что наша задача — взять к 9 часам утра высоту, расположенную в 6 верстах от Богровки и дальше кое что еще. Должны значит и мы наконец попробовать, что такое австрийская пуля (зачеркнуто). Немного (зачеркнуто) жутко, но как то бодро себя чувствуешь. Возможно вышли из Богровки часов около 8. Дорогою с горки на горку, а горки 940, 946. Мне в первый раз пришлось лазить по таким крутым и высоким горкам. Разстояние в 6 верст пришлось итти около 6 часов — нашей роте в особенности трудно было итти, потому что она шла в хвосте всей колонны в 11 роте. Да к тому же и жара внизу и пока ползешь наверх, а наверху такая дрожь берет — холодно. Когда были на 940, пролетал австрийский аэроп(лан). Нас не заметил наверное, п[отому] ч[то] спрятались под деревьями, да и вообще наша шинель на прошлогодней траве мало заметна. Пришли к сборному пункту около 2-х часов. Только что расположились попить чайку — роты в ружье. Выпил наскоро стакан чая из грязной грязной воды, подзакусили (и аппетит же появился после прогулки) и пошли. Оказалось, что наша рота на

сей раз оказалась знаменным (почетная и ответственная должность при исполнении которой не надо одного итти вперед, а приходится сидеть у моря и ждать погоды). Остальные роты были распределены по участкам и двинулись по своим местам. Мы расположились в окопе. Я сделал себе блиндаж в окопе, постелил сухих листьев и ждем, что будет. Пока стрельбы нет. Все тихо.

С одной из вершин видна была на С. В. [северо-восток?] равнина. Горизонт страшно большой — приятно было посмотреть после того, к[а]к полтора месяца был в котловине и видел только ближние вершины.

23 апреля, четверг

Ну и ночка! Устроили мы себе шалаши из бревен и веток, но к сожалению врылись немного в землю — (зачеркнуто). Я лег около стенки, теплого ничего не было кроме шинели. От стенки несло как из ледника, я не мог даже заснуть — выполз из ямы, сел к огню и сидел. От земли холодно, да и наверху не лучше. Вода замерзла. Так и просидел я у костра ночь. Хорошо, что короткая. Под утро заснул часа на полтора. Накануне питались чаем с хлебом салом. А сегодня даже удалось сварить суп. От ротного командира достали мяса немного. Он запасся лучше чем мы, а мы уже слишком налегке собрались — думали, что слишком «жарко» придется, не до того будет. Вот судьба — только сварили обед — передают, что полк собирается уже назад. Слишком тяжело было бы исполнить заданное, да и не оказалось нужным по общей обстановке. Пойдем назад. Так промурыжили нас и из за чего. Полком произвели разведку и убедились в невозможности того, что предложено исполнить.

Передали знамя в первую роту и пошли назад. Солдаты сегодня не получили хлеба, да и ночь не поспали к[а]к следует. Обратно шли другой дорогой, более короткой и несколько более удобной. Дошли часа в три, даже меньше. Опять мы в хвосте и опять почти без отдыха в прискачку. Устали люди страшно, в особенности потому, что не ели. С каким облегчением узнали, что пришли на последнюю горку. Прямо кубарем под нее катились. Пришли в Богровку. Расположились на отдых. Думаем пробыть немного времени здесь. Богровка обстреливалась тяжелыми. Те батальоны (2 и 4), которые вышли раньше нас, должны были стать в Прислупе. Только что колонна вышла на горку, чтобы перевалить к Прислупу, ее заметили и пустили штук до 40 шрапнелей пустил. Все разбежались, кто куда. Многих поранило. К вечеру только батальоны собрались в Прислупе.

Ходил на нашу морт батарею калибр 5 с чем то. При мне не стреляли. Красивое орудие. Хорошо обставлена батарея, блиндажи у них удобные, обедают на столах — приятная жизнь.

Устроились в хате. Я поспал немного на всякий случай.

24 апреля, пятница

Вот гоняют то нас бедных. Вчера только расположились в Богровке, начали готовить обед, отдохнув немного (часов до 6) — ротный командир сообщает, что с наступлением сумерек наш бат(альон) идет в деревню Ясень41 верст 12-15 отсюда (приблизительно в то же место, где мы были утром) только итти надо по другой дороге, не через горки, а кругом. А тут как раз Емельян приехал из Киева и привез с собой громадный ящик. Накупил там разной разности целый ворох. Только разложились и стали любоваться и все это складывай скорей, ужинай, собирай вещи и в дорогу. Вот она, жизнь то солдата! Пошли, когда было уже достаточно темно — артиллерия нас не заметила. Прошли благополучно. За нами шел 3 батальон. Третья рота в голове, но торопились сильно, да и в темноте труднее итти. Еще хорошо, что дорога хорошая. Сухая (но зато пыль) и ровная. Были подъемы, но сравнительно маленькие. Что бы было если бы пошли не по такой хорошей дороге, а опять горами. Наверно бы растеряли половину людей. Ну и досталось же нам на этом переходе. Не выспались (две ночи не пришлось спать) да вчера и позавчера это путешествие по горам. Идешь и шатаешься из стороны в стороны в сторону. Жарко, когда идешь, а станешь, холод пронизывает. Чуть не спишь на ходу. Пришли в Ясень около часа ночи. Все сразу вповалку и несмотря на очень холодный

ветер, все спали как убитые. Счастье, что нас не пустили дальше, до окопа через горку, версты четыре. Мы оказались в корп(усном) резерве. Имеется возможность отдохнуть. Ночь спали в хате и спали как убитые. День прошел в ожидании и отдыхе. Новаго ничего. Получили возможность воспользоваться закупленными продуктами. Чего только не навезли. Пока хватит. И почитать есть что. Газеты по 22 включительно, да и журналов разных. Хата, в к[оторой] мы поместились курная, но потолок высоко, да еще плохо, что пол земляной.

25 апреля, суббота

Все по старому. Пан почувствовал себя настолько в мирной обстановке, что велел произвести ученье — чтобы ему пусто было. Погода хорошая. На позиции (до ней верст 6) часто бывают перестрелки, а ночью и очень даже сильныя. Но напряжение очевидно прошло и приказание во что бы то ни стало взять Ясень к сегодняшнему утру, повторяющееся (не утро, а приказание) по словам пленных каждый день, не приведено в исполнение. Наступление ведется очень настойчиво, т[а]к ч[то] некоторые части, отражая атаки, потеряли до У состава. Зато в некоторых местах на поле перед окопами все голубое от австр(ийских) трупов. Проводят по дороге пленных небольшими партиями. Раненых стало гораздо меньше. Нас пока не беспокоят и мы наслаждаемся домашней обстановкой и покоем. Вообще я отдохнул и чувствую себя хорошо, но ноги еще побаливают, в особенности левая. Но почему левая, а не правая — не понимаю. Ну и пан. Займитесь с ротой отданием чести — вот тебе и пан. Ей-ей смех. Хотя солдаты и отдохнули и почистились, но все таки вида бравого, какого хотел бы пан — увы нет и не может быть. Хочет от херсонскаго баняка месяца три тому назад призванного, выправки и т[ому] п[одобное]!!

Пленные жалуются на недостаток хлеба. Вид у многих из них очень плачевный, жалкие такие. Несколько дней назад шли более хорошие, сытые и более обученные. Наверно припасены были хорошие войска.

26 апреля, воскресенье

Погода хорошая с утра, к вечеру портится. Перестрелка на позиции слабая. Сегодня именины В. В. и он заказывает обед и с красным церковным вином из трех блюд. Нас все держат, не посылают. Ждем казначея, получить содержание, но его нет как нет.

Вечером пан вызывает меня и П., дает поручение, к[а]к можно скорее произвести разведку: узнать где окоп к[отор]ый надо занять на ночь 2-ой роте, на случай прорыва неприятелем фронта. Итти пришлось верст 6 туда, там подняться на небольшую горку. Назад шли уже, когда темно было. За горой, на которой расположились наши, началась перестрелка и в нашу сторону летели «дурныя» пули. Некоторые падали близко, но по звуку полета и шлепку (дождь пошел) видно, что совсем наизлет, не опасныя. Прогулялись хорошо, что — б их .

27 апреля, понедельник

День дождливый, ветер. Бр..., холодно. Нового ничего, все стоим. К вечеру погода разгулялась — конечно ученье. Ну и ну! Вот ведь досада: мне опять не выписали жалования. Наверно бумаг из штаба корпуса не получили, но ведь мне обещали, что выпишут по документам из полковых сумм. Вот и вертись опять, чтоб им пусто всем, канцеляристам этим было.

Холодно и темно. Вот на позиции теперь нехорошо! Жутко.

28 апреля, вторник

Вчера вечером батальонный вполне уверил, что утром идем на горы, сделал уже соответственно распоряжения, заставил нас подняться очень рано — еще 6 не было (это по резервному, конечно, «рано») и все это пуф! Что это пан выкручивает. День очень хороший — с утра только холодно было. Ночью заморозок, а вишня в цвету — нехорошо это.

Хозяин сажал картошку сегодня, при чем работали женщ(ины) и дети, а сам он дома сидел, с солдатами балакал.

Вообще здесь женщины более энергичны, кажется, чем мужчины. Полевые работы здесь в полном ходу, насколько может быть в ходу без лошадей (их осталось очень мало). Зачеркнуто. Хорошо, что сегодня не устраивал пан учения. Видал, как наша артиллерия обстреляла австрийский аэроплан. Заставила таки повернуть его назад. Удрал. А раньше им совершенно безнаказанно удавалось летать — ни ружейного, ни орудийного обстрела. Перестрелка на позиции очень редкая. Затишье после тех дней. Раненых мало. Пленных тоже. Провели человек 8 чехов. Вид очень жалкий, — а егеря (16 «п»). Опять пошли санитары убирать поле от австрийских трупов, говорят, что против камчатцев все поле голубое. Лезли сильно. Сегодня ротный командир разошелся разсказывал нам кое что из своей жизни. Очень живо он разсказывает, увлекает прямо. Не могу в нем хорошенько разобраться, но во всяком случае человек душевный, с ним легко служить.

Опять слухи о завтрашнем походе. Говорят, что идет наш и третий батальон опять на тот же самый Клын, который хотели атаковать полком. Может быть и выйдем.

Сегодня уже совсем уверенно говорили, что нам завтра придется атаковать Клын (1250), но опять, как и прежние два раза. Это почему то, в связи с общим положением, отменяется, мы же завтра пойдем куда то, но куда неизвестно. Дела на левом фланге у дунайца42 не веселят. Что то будет.

Расписался я сегодня. Хочу всю корреспонденцию привести в порядок, да не пришлось.

Среда, 29 апреля 1915 года

Сегодня утром был молебен по поводу победы у Яворника43. Было много офицеров. Наших батальонов Камчатского, Березинского и еще. Служили в униатской церкви — церковь очень похожа на нашу, конечно своеобразная архитектура, очень старинная. Иконопись тоже не наша. Тут влияние католичества сказалось сильно. Пели два хора — хорошо пели. Только эта служба не так мне нравится, к[а]к литургия с новыми изменениями. Тяжелое впечатление оставила вечная память павшим воинам. Как то теперь это приобретает совсем особый смысл. Тяжело. Говорили о потерях Камчатского батальона, который отражал атаки австрийцев на эти позиции, где мы стояли в резерве. Почти половина выбыла из строя. 113 убитых, 207 р(аненых), 78 без вести. Из 6 офицеров один остался в строю. А ведь это мог быть и наш батальон. Сунули бы нас — чтобы осталось. Узнал, что Желнин44 убит. Уже второй из 11+1. Что то остальные. Ничего нет от них. Кажется после обеда идем, но куда и зачем — неизвестно. Что то странное делается.

30 апреля, четверг

Погнали нас вчера на высоту, что слева за Ясени45. Итти страшно жарко было. Наша задача занять и укрепить эту высоту. Странность поведения выясняется. Мы отступаем и довольно солидно — это же подготовляем позиции второй линии на всякий случай. Обозы и всякия склады с нашего тыла увезены — что бы это значило, почему такая retirada. Обидно и ж алко. Столько усилий и столько крови потеряно, для того чтобы начинать снова.

А ночью досталось же нам, в особенности благодаря растерянности и ... нашего полка. Посылает приказание за приказанием, вторым отменяет первое, третьим отменяет второе и четвертым подтверждает первое. Чтобы ему ... Приказали нам рыть окопы, распределил участки — конечно распределяли снизу (надо рыть на склоне) на глаз. Снизу кажется, что этак будет хорошо, а наверх пойдешь так не приведи Бог, такая путаница, что не разберешь. Пришлось копать по своему усмотрению, а своего усмотрения не очень то много. Копали до вечера, выкопали не везде как надо. Тут пошло приказание: маскируй и кончай. Через минуту: маскируй и кто не кончил — докапывай. Через 15 минут кончай — прямо извели. Кончили — пошли. Уже смеркалось. Дошли почти до деревни — версты 3 от батальонного. Назад, занимай окопы и оканчивай. Проволоку привезут — опутывай. Ах, бедушки, опять ворочайся, принимайся за канитель. Так в ночь и поспал только часик какой. Утром (у меня еще проволока готова не была). Спешно сменяемся — нашу роту сменяют два взвода (одну из рот Грязовец

получил). Перед этим М. С. сообщил, будто это уже передняя линия, а поэтому сменяться к[а] к можно быстрее. Взвод отослал, а сам показывал позицию новой роте, а потом как погнал за ротой, только пятки засверкали — миномет. Опять уходим и кажется в хороший переход.

2 мая 1915 года, суббота

Вот и май. Вчера справляли маевку, да так справляли, что (зачеркнуто) эту ночь я проспал как убитый, несмотря на неудобную постель. 30 апреля под вечер нас погнали назад. М. С. говорит, что пойдем до Рознятова — это верст — 26. Пошли. Итти было легче, чем прежде. Наверно попривыкли ходить, не то что после Яблонского сидения. Да и шли понемногу, с отдыхами. А все таки ночью идти хуже, несмотря на то что более прохладно. Как ни высыпаешься, всегда по дороге клонит ко сну и шатаешься. С нами вместе собираются «утикать» и более молодые из русинов, которым теперь грозит попасть «до войска», если эта местность будет занята австрийцем. Да фирменный отход, только почему? Где нибудь наверно наших сильно разбили, если приходится отходить от (зачеркнуто) позиций, на которые столько положено и отходить на такое разстояние (зачеркнуто). Остановились верстах в 10-ти от Рознятова — в д. Дуба. Моей полуроте дали поспать 3 часа, а в 4 копать окопы.

2 мая 1915 года, суббота

Поспать удалось часа 3 (пришли в час) и потом отправили нас рыть окопы. Окопы эти предназначаются для частей, которые будут сдерживать (зачеркнуто) наседающего (буде таковой случится) противника. Но во весь наш отход мы не слыхали ни одного выстрела, только ночью, когда были уже за сливками, где то по (зачеркнуто) направлению Яблонки стреляли из орудий. Ночью же видны были три зарева, что нибудь сжигали по пути отступления. На мостах, через которые мы переходили, стояли бочки с чем то горючим, чтобы замедлить на-ступающаго. Пропустили казаков — бригаду Кубанцева, переходили куда то на правый фланг. И сегодня пока люди роют окопы, они все время шнырят по дорогам. Устали люди сильно, поспать удалось мало, а грунт трудный, местами очень много камня. Я постепенно совершенствуюсь в устройстве окопов. С каждым разом они у нас выходят все лучше и лучше. Только меня удивляет, зачем столько труда для того, чтобы наш окоп на полуроту занял один взвод. Напрасно мучить людей, заставляя каждого копать по сажени в таком трудном грунте. День жаркий, хорошую бы маевку можно сделать.

В 12 часов нас сменили и через час мы продолжали путь. Итти страшно жарко, пыль. Наверно гроза будет, парит очень уж душно. Так и вышло. Когда подошли к Рознятову и расположились на квартирах — и дождь пошел, гроза. Для полей это хорошо, слишком засохли. На полях, хоть и немного, но работают. Рожь уже скоро колоситься будет, картошку посадили. Фасоль сажают.

Я и забыл сказать, что гора у нас уже влево, а сейчас равнина «ласкает взор мой» жителя болот (зачеркнуто).

Спал как убитый, прежде так не приходилось спать. Ноги натер немного, но чувствую себя хорошо. Постепенно привыкаю. Да и надо привыкать, ведь находился в корпусном резерве. Наверно мотать будут «туды-сюды», как это всегда бывает. Простояли мы до 3-х часов тихо, спокойно, отдохнули — приказ выступать. Собрались, пошли. Не прошли и полчаса; кругом марш и на старое место. Вроде послеобеденной прогулки вышло. Оказывается, что мы выступили на соединение с полком, который находится верст за 35 в г. Богородчаны, но по дороге встретили казака с письмом, чтобы мы оставались на прежнем месте опять в качестве корпусного резерва в распоряжении 74 дивизии, п[отому] ч[то] где то близко на правом фланге напирают сильно и надо быть наготове.

Да, за последнее время много новостей и не очень то приятных. Наш отход связан с неудачей на правом фланге с 9 корпусом.

М. С. передавал, что разбили сильно, захватили даже корпусное казначейство забрали все учреждения лазарета Вел Кн. Ксении Александровны. В связи с этим и общий отход

нашего правого фланга. М. С. даже пугает, будто наш фронт выровнен по р. Сану и Днестру на Надворную (Надворная в наших руках). Если это так, то дела печально обстоят. Но это не может быть, ведь тогда половину завоеванной Галиции отдать приходится чуть не самый Перемышль. А тут еще Либава, хотя мне кажется этому нельзя придавать серьезного значения. Газетку бы посвежее. Носится слух, что Италия выступила.

10 мая

.готовится выступить утром (9) числа. Охотцы должны были пойти в наступление и мы к[а]к резерв — передвинутся за ними. Встали утром, снялись, пошли. Прошли одну версту, перешли вброд речку Лукву, перемокли все (шел дождь) и получили приказание вернуться назад: наступление] отложено из за погоды. Не мог ирод раньше по телефону спросить, гонят столько народу, вымочить всех и зря.

Весь день туман и дождь. Скука страшная, хорошо, что есть Война и мир46 (прислал Володя), читаю его. Промозглая погода, стоим на болоте — все отстреляли. Слух прошел о выступлении Италии. Хорошо бы, а то не весело последнее время.

Вечер обещает нам завтра хорошую погоду. Надоело — страсть.

11 мая, понедельник

Еще с вечера погода начала разгуливаться, закат хороший был, луна ночью (уже наполовину). С утра день хороший, так приятно после дождя голубое небо. Хотя все кругом еще и сыро, но так хорошо прожаривает солнце просто от шинелей пар столбом валит. Были занятия, конечно. Как же без этого. Пан не может. Вчера пришел газда, просил хлеба. Попал на него. Он (пан) велел собрать ему хлеба, а потом еще приказал всыпать ему двадцать пять. Он хлеб ест, а ему порцию засыпают. Зверь.

С — Сана говорят вести плохи, отбивают будто за Сан. Да трудно чему нибудь верить. Каждый час все новые слухи и каждый раз диаметрально противоположные. Италия будто бы выступила. Но ведь это уже не первый раз.

2 и 3 батальоны у Надворной отличились. Даже в приказ по корпусу попали, как «молодцы селенгинцы» и т. д.

Мизивский переколол 70 пленных за то, что один из сидевших в окопе во время сдачи в плен ранил одного его разведчика. Бр.

12 мая, вторник

Разбудили в 3 часа — к 4 часам должны были притти к шоссе — версты полторы, две. Не хотелось вставать. И оказалось, что нам было не к четырем, а к 6. Погода очень хорошая, как раз наступать. Как то все эти дни отвыкли от выстрелов, будто и не на войне. Читал В. и М. Даже писем некогда написать было, отвлекает чтение, а отвечать когда.

Сейчас узнали повторно, что Италия объявила вчера войну. Ура.....

Авось дела лучше пойдут. А то Сан. (там будто еще ничего).

Читал газету от 10 ... Об Италии писано много и такого, что сегодняшний слух [клякса] вполне подтверждает. Ну, что же . Про Сан несколько неясно, но все же нет уже прежней угрозы.

Вперед казаки поехали, обозы охотцев. Штаб охотцев будет в Майдане. Линию выровняли без выстрела (задача охотцев на сегодня выровниться из [галки] в линию, что исполнено и нас опять погнали на старое место. Ну что же, тем лучше. Постепенно отвыкаешь от войны, не слыша выстрелов, читая в сравнительно «комфортабельной» обстановке (как же — палатка свежий воздух, кровать из четырех рогулек и перекладин, хороший день, выстрелов нет, знаешь что впереди еще много наших и нечаенности едва ли могут иметь место).

Послушаешь разговоры да пересуды Гг. офицеров один про другого, про свои подвиги — прямо руками хочется развести. Ну и ну!!! Это не война, а чистое разбуйство. Словами.

Видал сегодня отряд пограничников. Замечательные тем, что вооружены японскими карабинами, может и еще чем нибудь замечательны, но о другом мне не разсказывалось.

Хорошо бы карабин такой достать. Новенькие, с иголочки и изящные (если тут вообще может быть речь об изяществе).

Письма писать надо и не пишется. Все В[ойна] и М[ир] мешает.

Среда 13 мая 1915 г.

Хорошо. Тихо, спокойно и приветливо. Пролетал аэроплан и довольно низко. Значит что нибудь будет предприниматься и на этом фронте. Не обстреливали, хотя и можно было бы. Переходим на новое место. Да, я забыл про вчерашний день сказать, что мы опять вернулись на старое место. Охотцы заняли новую линию сохранения и мы вернулись. Сегодня же переходим на шоссе, поближе к передовым. Нового ничего. Пишу письма во всю. Надо, развязаться. Получил от Карла47 письмо «Интересно выяснить наши.48

Примечания

Калушское небо — местность в Ивано-Франковской области, Калушский район. Ленке — Лена Пилецкая (знакомая Н. М. Брадиса). Визави — друг против друга.

Мортирки пускает — ручное огнестрельное оружие, предназначенное для стрельбы гранатами. Люнетиками — Люнет, открытое полевое или долговременное укрепление. Редутиками — Редут, укрепление.

Камчатцы — в I Мировой войне участвовал 44-ый Камчатский полк (созданный еще в 1806 г.). Что то со всеми лужанами — лужане, его сослуживцы, вместе учились в школе прапорщиков. Халупа — маленькое неблагоустроенное жилище.

«Смелые мореплаватели» — Приключенческая повесть английского писателя Р. Киплинга (18651936).

Фальварок — усадьба.

Тобольская губерния, Ялуторовского уезда на 1915 г. Швах — плохо, скверно.

Лева Кацнельсон — вместе учились в Псковской мужской, первый ученик в классе, сын известного адвоката, закончил гимназию с золотой медалью. В будущем стал известным адвокатом прогрессивного толка // Август Летавет. Милые сердцу годы. // В начале жизни школу помню я . / Сост. Т. Вересова. М., 2003., с. 224

Бост. сокращение фамилии, расшифровать не удалось. Андрей Крет — знакомый по Пскову.

Лазаря петь довольно — клянчить, ныть, жаловаться на судьбу. Иматра настоящая — город в Финляндии, славится водопадами. Русин — старое название украинцев в Галиции.

Требы — богослужения, совершаемые не ежедневно. А по их необходимости (например: крещение, венчание).

Мясоедов Сергей Николаевич — (1865-1915) — полковник русской армии, повешенный в начале

Первой Мировой войны по ложному обвинению в шпионаже.

Проскомидия (греч.) — принесение, подношение. Первая часть литургии.

Андрианов — вместе учились в школе прапорщиков.

Солотвино — село в Карпатах.

Надворная — населенный пункт в Карпатах, район боевых действий I Мировой войны. «Солдаты, которые «до плену ходят» — солдаты и с нашей стороны и со стороны врага переходили в плен.

Пуф — что-нибудь ничтожное, неинтересное, неважное, но раздутое.

Владимир Модестович Брадис (1890-1975) — старший брат Николая Брадиса, будущий известный

ученый, создатель «Четырехзначных математических таблиц».

Ксения Брадис (1892-1943) — сестра Николая Брадиса.

Леша Агеев, однокашник по Псковской Губернской мужской гимназии.

Шура Городецкая (1895-1983) — сестра Николая Брадиса.

4

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

Дубно — населенный пункт в Карпатах, район боевых действий I Мировой войны.

Богровка — населенный пункт Ивано-Франковская область, Богородчанский район, Украинские

Карпаты.

Кроки — чертеж участка местности.

«Новое время» — русская газета. Издавалась в 1868-1917 гг. в Петербурге. С 1891 г. издавалось еженедельное иллюстрированное приложение.

Яблонка — населенный пункт в Карпатах, район боевых действий I-ой Мировой войны.

Юша — так звали однокласники Псковской Губернской мужской гимназии будущего писателя

Ю. Н. Тынянова (1894-1943).

Красное — населенный пункт в Карпатах, район боевых действий I-ой Мировой войны. Прислуп — населенный пункт в Карпатах, район боевых действий в I-ой Мировой войне. Краковице — населенный пункт в Карпатах, район боевых действий в I-ой Мировой войне. Ясень — населенный пункт в Карпатах, район боевых действий I Мировой войны. В этом месте 11-я германская армия (под командованием ген. Фон-Макензена), прибывшая в конце апреля 1915 г. к среднему течению р. Дунаец получила таким образом задачу «добиться того, чтобы русский Карпатский фронт к западу от Лупковского перевала не мог удержаться». [Электроный ресурс]: URL: http://www.grwar.ru/library/GorliceTarnov/GT_02.html (дата обращения 16.09.2014). Яворник — Хребет в Карпатах.

Желнин — окончил школу прапорщиков вместе с Николаем Брадисом.

Ясени — местечко Ясиня (у Николая Брадиса Ясеня), район боевых действий I-ой Мировой войны. Роман «Война и Мир» Л. Н. Толстого.

Одноклассник по Псковской мужской гимназии. Фонд В. М. Брадиса. Переписка, дело № 599.

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

Елизавета Васильевна (1860-1941) и Модест Васильевич (1861-1910) Брадисы — мать и отец Николая Брадиса

Дети Е. В. и М. В. Брадисов. Слева направо: Владимир (1890-1975); Ксения (1892-1943); Николай (1894-1915); Александра (1895-1983); Елизавета (1900-1975); Василий (1904 г. р.)

Коля и Шурочка Брадисы (1900-1901гг.) Николай Брадис после окончания

Псковской мужской гимназии в 1912 г.

Группа выпускников школы прапорщиков 1915 г. Сидит первый слева Николай Брадис

Почтовая карточка от 2 апреля 1914 г., где Николаю Брадису сообщают, что он зачислен на работу по собиранию оценочно-статистических сведений Черниговской губернии

Ил

и * Н^иш^Л, («л, е^Щ^л К

^ГТ- ^^ ГГ^" -^идЛыл.^. ^

плиыхлтл^ - *

Г^^^Ч . Иишш^ дхлчп Уъо виХАот»: ДтлгА^иАЬ

Почтовая карточка от 15 сентября 1914 г. Из нее выясняется, что Николай Брадис учится в Луге в школе прапорщиков

Фрагмент записной книжки с дневниковыми записями - 220 -

Последний лист дневника