CC BY
461
ББК 66.7
М.В. Бутина
Дискуссия о сущности общественных движений*
M.V. Butina
The Discussion about the Social Movements
Рассматривается проблема дефиниции термина «общественные движения». Исследуется история развития этого феномена, отмечается сохранение трудностей определения явления и его слабая изученность в политологической плоскости. Дается анализ различных западных и отечественных методологических подходов к общественным движениям.
Ключевые слова общественные движения, социальный активизм, общественные движения России, общественные движения Запада, история общественных движений, социология общественных движений.
The article discusses the problems of language category «social movement». We study the history of the phenomenon and note the persistence of difficulties determining the phenomenon and its poorly studied position in political science. The various western and domestic methodological approaches to social movements are analyzed. Key words: social movements, social activism, social movements of Russia, social movements of the West, history of social movements, sociology of social movements.
События последних лет характеризуются резкой активизацией общественных движений, показавших свою значимость как в развитых странах, через серию новых выступлений, таких как «оккупируй Уолл-Стрит» и «движения чаепитий», так и в развивающихся странах, особенно сильно заявив о себе в арабском мире волной массовых революционных событий «Арабской весны».
Не обошла эта активизация гражданского общества стороной и Россию, выразившись в серии беспрецедентных за последние десятилетия по своей массовости уличных акций. Это заставляет нас обратиться с особым вниманием к феномену массовых общественных движений, которые вновь привлекли к себе внимание исследователей. Обозначаемый многими учёными современный кризис партий с одновременным ростом революционных социальных изменений, будь то революции на Ближнем Востоке или массовые движения протеста в Европе и США, вновь актуализируют проблему определения сущности общественных движений, их роли в политике, тем более, что в политологии она по-прежнему проработана относительно слабо. До сих пор в науке господствует социологический подход, не раскрывавший в полной мере политического значения и содержания этого феномена. В этой статье мы рассмотрим историю возникновения понятия «общественные движения», контекст его актуализации и дискуссию о сущности данного явления.
Социологические определения категории «общественные движения» обладают сходным набором проблем. Так, «Краткий словарь по социоло-
гии» определяет понятие «общественное движение» как «совместные действия различных социальных, демографических, этнических групп, которые объединены: 1) общей целью — изменить свой социальный статус; 2) общими ценностями...; 3) общей системой норм, регулирующих и регламентирующих поведение его участников; 4) неформальным лидером, 5) специфическими способами символизации своих ценностей в политической идеологии» [1, с. 54]. Данное определение подходит далеко не каждому движению, так как многие из них не ориентированы на изменение статуса членов своей группы (например, экологические или антивоенные движения), общие ценности и системы норм также не являются обязательными в условиях их массовости и разнообразия. Это же касается и вопроса о неформальном лидерстве, тогда как утверждение о специфических способах символизации, очевидно, нуждается в детализации и характерно скорее для уже достаточно развитых социальных движений. Некоторые движения не только не имеют своей единой чёткой организации, но и общепринятых символов, хотя и действуют в рамках одной плоскости.
Американский социолог Н. Селмезер так определяет это явление: «общественные движения (они же — социальные движения) — тип коллективных действий или объединений, внимание которых сосредоточено на конкретных политических или социальных проблемах. Общественным движением называют также организованные коллективные усилия, которые способствуют или препятствуют, вплоть до отмены, со-
* Работа выполнена при финансовой поддержке Минобрнауки в рамках федерального государственного задания (проект №6.3042.2011 «Комплексное изучение развития политического и религиозного ландшафта в Южной Сибири в контексте государственной политики России»).
циальным изменениям» [2, с. 371]. За простотой этого определения скрывается множество подходов и неопределённость сути. Проблемы стройности вышеизложенного определения могут заложить вопросы о том, чем общественные движения отличаются своей организацией от партий, государства или отдельных его комитетов, а своими действиями — от других форм социальной активности. Являются ли, например, ритуальные мероприятия и движение хиппи разновидностью общественных движений и почему? В конечном итоге любое явление социальной реальности можно охарактеризовать как способствующее или препятствующее тем или иным изменениям, поэтому остается не понятным родовое отличие социальных движений.
Проблема неопределённости содержания при достаточной простоте отдельных характеристик внешних форм этого явления перетекает из одного определения в другое.
Крупный польский социолог Я. Щепаньский писал: «Социальным движением мы называем совместное стремление людей к реализации общей цели», утверждая, в частности, что «термин «социальное движение» мы сохраняем для обозначения... совместных стремлений и действий, совершаемых более или менее организованно для достижения определенного положения вещей, изменяющего социальную ситуацию участников движения» [3, с. 145]. Парадокс заключается в том, что под подобное определение может подпадать что угодно, вплоть до производственной артели или группы по интересам.
Таким образом, авторы характеризуют общественные движения как массовые, с низкой степенью формализации, ориентированные на достижение или противодействие тем или иным социальным изменениями, не партийные и не государственные, являющиеся одновременно и организационной формой, и действием. Однако эти обобщения не дают целостного понимания этого явления и только условно позволяют предположить, чем оно не является.
Чтобы лучше понять сущность общественных движений, следует обратиться к их генезису.
Конец XVIII и начало XIX в. ознаменовались прокатившейся по европейским странам и их колониям волной успешных и неудавшихся революционных и сепаратистских проявлений. Массы впервые в постантичном мире, после относительной социальной стабильности средневекового общества, возникшего из бурной эпохи «Великого переселения народов», серьезно заявили о своих правах и интересах в политике. Они стали ее очевидным и ключевым субъектом, оспорив этот статус у древних королевских династий. Тогда же и обозначили себя общественные движения как фактор массовой политики.
Американский историк и социолог Ч. Тилли утверждает, что термин «общественные движения»
не существовал до конца XVIII в. Несмотря на то, что такие его проявления, как кампании и демонстрации, имеют давнюю историю, они были объединены вместе для определения присущих социальным движениям черт относительно недавно. «Социальные движения» активно заявили о себе в Англии и Северной Америке в течение первой декады XIX в., считается, что с этого времени они распространились по всему миру [4, с. 13-15].
Основной интерес исследователей к этому явлению связан с ростом революционной активности социальных движений, обозначенной как «пробуждение пролетариата» на рубеже XIX-XX вв. Третьим историческим этапом, привлекшим внимание исследователей к массовым движениям, стала эпоха тоталитарных фашистских и коммунистических идеократий начала XX в., наглядно показавших неоднозначность их общественной роли.
Именно в этом контексте возникает парадигма коллективного поведения (традиционный подход), которая воспринимает движение как деструктивную деятельность неудовлетворенных личностей и является самой ранней по времени целостной социологической концепцией общественных движений. Она складывается в США в конце 1950-х гг. и доминирует в социологии до начала 1970-х гг. Эта парадигма объединяет теории коллективного поведения (Селмезер, Блумер, Киллиан, Тернер, Лофланд), массового общества (Липсет, Корнхауз) и относительной депривации (Гарр, Давис). Для всех них характерно рассмотрение общественных движений как сложного вида коллективного поведения — «действий нетерпеливых», по выражению Н. Смелзера. В рамках этого подхода акцентируется дестабилизирующая роль общественных движений в демократическом обществе и социальном порядке. Общественные движения представлены как симптомы временной дисфункции социальной системы, которая получает разрядку в коллективном поведении [5, с. 7]. Утверждается, что поведение участников общественных движений в основном иррационально и представляет собой разрядку психологической напряжённости.
В рамках традиционного для США подхода парадигмы коллективного поведения исследователями Р. Тернером и Л. Киллианом общественное движение характеризуется как «коллективное образование, действующее в течение достаточно длительного времени, целью которого является содействие или сопротивление социальным изменениям в обществе или группе». Выделяются два основных параметра движения — его коллективный характер и целенаправленная деятельность [5, с. 7]. Данное определение возвращает нас к базовой проблеме расплывчатости исследуемого понятия. В рамках этого определения может, например, возникнуть вопрос, является ли полиция движением, будучи долгосрочным коллективным образованием,
обеспечивающим сопротивление противозаконным социальным изменениям в обществе? Под это определение подпадают абсолютно все проявления общественно-политической жизни, ведь даже аполитичные налогоплательщики, соблюдая законы и платя налоги, формируют своеобразное провластное консервативное движение, пассивно поддерживая или сопротивляясь тому или иному набору социальных изменений.
Частным появлением данной парадигмы является теория массового общества, получившая широкую известность с публикацией в 1959 г. книги У Корнхаузера «Политика массового общества» [6]. По мысли автора, социальные движения составляют социально-изолированные, обладающие слабыми социальными связями люди, с готовностью вступающие в группы и поддающиеся манипуляции. Такие социальные движения редко являются демократическими. Они возникают в обществе масс из-за дефицита социальных связей и общения их участников, являясь своего рода социальной патологией, и позволяют личности почувствовать свою значимость в условиях аномии общества и его атомизации.
Волна «студенческих революций» 60-х г. XX в. сделала общественные движения одним из ключевых объектов внимания гуманитарных наук и породила самостоятельную научную дисциплину — «социологию общественных движений». Скептически-враждебное отношение исследователей к этому явлению, господствовавшее в американской научной школе со времени коммунистических и фашистских движений, заменилось на позитивное к ним отношение. Именно тогда в науке окончательно закрепилось и обрело популярность понятие «общественные движения» как категория описания массовых и относительно самостоятельных явлений в политике со значительным фактором инициативы «снизу».
На этом фоне возникла парадигма коллективного действия, которая подчёркивает рациональный и «нормальный» характер общественных движений и их роль в создании новых социальных структур.
Крайне важным является то, что сторонники этой парадигмы осознали, что между институциональными и внеинституциональными групповыми действиями не существует принципиальных различий. Антиинституционализм, за который критиковали общественные движения сторонники парадигмы коллективного поведения, не является имманентным и обязательным свойством социальных движений и вызван тем, что существующие институциональные каналы в виде механизмов многопартийности, выборов, НКО и прочего являются недостаточными для вырывающейся из общества социальной инициативы и требований.
В этом направлении можно выделить теорию мобилизации ресурсов Эн. Обершола, Джона Дэвида Маккарти и Майера Залда [7, с. 533], которая интер-
претировала движения как рациональный бизнес-проект, для успеха которого важны ресурсы, организации и лидерство, а люди участвуют в подобных движениях, если оценивают свои преимущества выше, чем издержки. Эта теория делала акцент на анализе внутренних факторов мобилизации социальных движений. Простой фрустрации, по мнению создателей данной теории, было бы недостаточно для объяснения причин возникновения и успехов общественных движений. Данный подход подвергался критике в плоскости невозможности объяснить, как группы с ограниченными ресурсами достигают значительных социальных изменений. Тем не менее технократический подход к движениям теории мобилизации ресурсов позволил в ряде случаев объяснить причины их формирования и успеха. Особое внимание исследователи стали придавать изучению сходства и взаимодействия движений с институциональными структурами, рациональным факторам и методам их организации, проблеме эффективности общественных движений.
В рамках парадигмы коллективного действия также развивается дополняющая теорию мобилизации ресурсов теория политического процесса У Гэмсона, Ч. Тилли, Д. Мак-Адама, С. Тэрроу и др., в рамках которой исследовательский акцент делался на внешних факторах мобилизации, на политических условиях, способствующих или препятствующих коллективным действиям. При благоприятных политических условиях «цена мобилизации» снижается, а в условиях блокирования развития групповых действий политическим контекстом стоимость мобилизации возрастает. Эта теория открыла значительные возможности для сравнительного анализа и исследований политических контекстов возникновения и динамики социальных движений. В 1980-е гг. охват данной теории существенно расширяется, и исследования единичных социальных движений заменяются исследованиями циклов политического протеста, или длинных волн мобилизации.
В то же время с момента своего возникновения парадигма коллективного действия постепенно интегрировалась с парадигмой коллективного поведения, заимствуя теоретические наработки друг у друга, что нашло отражение в теории Новых социальных движений. Она была сформулирована европейскими исследователями в 1970-1980-е гг. применительно к студенческим, экологическим, феминистским, антиядерным движениям и движению за мир. Показательно, что данный термин не применяется в отношении протестных движений, вроде движения за гражданские права негров в США, антитоталитарных движений в постсоветских обществах и неконсервативных движений, что выражает его не вполне научный, а скорее идеологически и политически ориентированный характер данной парадигмы. Отличительными особенностями современных
социальных движений исследователи этой парадигмы выделяют их глобальный характер, как правило, интернациональный, затрагивающий глобальные проблемы экологии, социального положения женщин, гомосексуалистов, прав животных, терроризма. Такие движения реализуются в государственных или международных масштабах, а основная их задача связана с культурными изменениями, с улучшением социального и физического окружения (экологическая среда), а не с узкими материальными проблемами. Профсоюзные движения уходят в прошлое, движущей силой становится средний класс (и его верхний слой), а не рабочий класс, как утверждает традиционное понимание сущности социальных движений [8].
Е. Здравомыслова подчеркивает, что парадигма новых социальных движений поставила в центр внимания структурные причины движений, коллективные идентичности, которые они выражают, их отношение с капиталистическим обществом. Движения признаются реакцией на модернизацию — в основе их лежит некоторый конфликт [5, с. 11].
Европейская исследовательская школа находилась под влиянием значительно более четко выраженных традиций коллективизма и марксизма: «парадигма Новых общественных движений несет на себе печать европейской социологической традиции, для которой всегда был характерен макроанализ. изучая общественные движения, европейские исследователи концентрируют внимание на макросоциальных детерминантах, на роли движений в историческом процессе, соотнося их с определенными социальными классами» [5, с. 4].
Разработка парадигмы Новых социальных движений связана с именами таких европейских социологов, как А. Турен (Франция), Д. Рухт (Германия), Х. Кризи (Швейцария), А. Мелуччи и А. Пиззорно (Италия), М. Кастельс (Испания) и ряда других.
В рамках этой парадигмы ставятся вопросы о том, почему возникли движения «нового типа» и каковы они? Новые движения рассматриваются одновременно как симптомы и движущая сила формирования нового общества.
Итальянский социолог Альберто Мелуччи выдвигает конструктивистскую модель общественных движений, утверждая, что они имеют качественно децентрализованную природу. Индустриальные движения, по мнению исследователя, можно было квалифицировать в русле категорий «борьбы прогресса против варварства» и подобных возвышенных категорий, тогда как деятельность новых социальных движений вообще мало заметная и выражается порой в каждодневной практике альтернативного стиля жизни, изменившись тем самым коренным образом [5, с. 20].
Таким образом, если парадигма коллективного поведения анализировала прежде всего тоталитарные движения XX в., рассматривая их как патологию, ис-
следователи парадигмы коллективного действия вообще отстранились от этой исторической проблематики, концентрировав внимание лишь на вторичных протестных социальных движениях, то исследователи парадигмы Новых социальных движений выстраивают свое рассмотрение современных им движений, отталкиваясь от политизированных и идеологически ориентированных оценок, подобно сторонникам парадигмы коллективного поведения, предполагающих наличие в индустриальных социальных движениях неких поддающихся четким оценочным, а не аналитическим характеристикам явлений, значительно тем самым упрощая проблемы уже на уровне своих базовых методологических предпосылок, которые, учитывая, например, каждодневную практику активистов рабочего профсоюзного движения второй половины XIX — начала XX в. по созданию касс взаимопомощи, из которых родились современные пенсионные и страховые социальные системы, — весьма дискуссионны и носят ангажированный характер, упрощая предыдущие социальные движения.
В последнее время методологические основы изучения общественных движений сближаются, происходит глобализация научных школ и широкие междисциплинарные заимствования, обогащаясь, прежде всего, сетевым подходом, делающим акцент на социальных коммуникациях и признающим взаимодействие отдельных индивидуумов друг с другом основным фактором общественных процессов.
На этом фоне советская исследовательская школа обладала идеологической спецификой отношения к социальным движениям, рассматривая в числе таковых лишь «прогрессивные» и близкие идеалам марксизма-ленинизма структуры массовой политики. Остальные, «реакционные» общественные организации, даже не удостаивались статуса «социального движения» и исключались из рассмотрения. Это привело к существенной недооценке данного явления, которая в период «перестройки» вылилась в массовую активизацию множества социальных явлений в СССР, сыгравших не последнюю роль в его дезорганизации.
Для России не идеологическое, а социологическое рассмотрение феномена «общественных движений» является новым. Крупнейший российский исследователь этого феномена Е. Здравомыслова отмечала: «Начало становления социологии общественных движений приходится на конец 80-х гг. В период перестройки политические реформы создали возможности для появления инициативных форм политического участия в виде организаций и коллективных действий, которые стали называться неформальными, или общественными, движениями. Сам факт конфликта с властными структурами и репрессий по отношению к неформалам способствовал обсуждению проблематики в общественной и профессиональной дискуссии. Публичный и професси-
ональный интерес развивается параллельно с появлением и развитием общественных движений» [9, с. 42]. Она же уточняла, что «характер общественных движений — изменяющаяся, ускользающая от позитивистских методов социальная реальность — вызвал методические и концептуальные трудности, выразившиеся, в частности, в сложности и неопределенности дефиниций» [9, с. 46].
Таким образом, сегодня феномену общественных движений уделяется особенное внимание, так
как дальнейшее игнорирование этого нарастающего в своём значении слабо институализированного и «стихийного» явления не просто является научным упущением для политологии, но и связано с объяснением и прогнозированием политической ситуации в национальных и глобальных масштабах. Однако сложность и многогранность «общественных движений» по-прежнему не позволяет дать им строгое определение, актуализируя дальнейший научный поиск в этом направлении.
Библиографический список
1. Краткий словарь по социологии. — М., 1989.
2. Смелзер Н. Социология. — М., 1994.
3. Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. — М., 1969.
4. Tilly C. Social Movements, 1768-2004. — Boulder, 2004.
5. Здравомыслова Е. А. Западные парадигмы социологии общественных движений : автореф. дис. ... канд. соц. наук. — СПб., 1997.
6. Корнхаузер У Политика массового общества // Тоталитаризм: Что это такое? — М., 1984.
7. Социология в России / под ред. В. А. Ядова. — М., 1998.
8. Кошкина С. Г. Курс лекций по общей социологии. — СПб., 2005 [Электронный ресурс]. — URL: http://herzenfsn. narod.ru/leksion/obshaya/sociologyarx5.htm
9. Общественные движения в современной России / под ред. В. В. Костюшева. — СПб., 1999.
