CC BY
245
УДК 811.161.1
ДИСКУРСИВНОЕ ПОЛЕ: СТРУКТУРА И КАТЕГОРИИ (НА ПРИМЕРЕ ДИСКУРСИВНОГО ПОЛЯ ХРИСТИАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ)
© А. Р. Батталова
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел.: +7 (917) 357 28 29.
Email: aigul_delo@mail.ru
В статье рассматривается понятие «дискурсивное поле» с лингвосинергетической позиции. При построении дискурсивного поля за основу берется текст, который понимается как результат и процесс многочисленных реализаций смысловых потенций слова и актуализации его энергетических параметров. Выделяются базовые категории дискурсивного поля: текст, дискурс, культура, концепты (константы) культуры. Особое внимание при этом уделяется категории вербально-смысловой изоглоссы как средству выражения когнитивных и эйдетических отношений в дискурсивном поле. Предлагается единая иерархическая структура дискурсивного поля христианской культуры.
Ключевые слова: дискурсивное поле, дискурс, вербально-смыловая изоглосса, категории дискурсивного поля, дискурсивное поле христианской культуры.
Представление мира как информационной матрицы, связанное с посмодернистским мироощущением, вызвало необходимость поиска учеными универсальной информационной единицы, которая могла бы стать структурным элементом информационного шара, похожего на взрывоопасную сверхновую звезду, в ситуации бесперебойной интерпретации и создания разноуровневых, стилистически разрозненных текстовых элементов. Подобные поиски привели к выделению категории текста; выявленные структурные категории и свойства текста (связность, целостность, диалогичность, эстетичность, интерпретируемость и проч.) позволили говорить о нем как о явлении относительно статичном и герметичном, оставляя открытым вопрос о взаимодействии текстов в социокультурном пространстве и о его динамических свойствах. На сегодняшний день, как нам кажется, наиболее адекватным термином для комплексного многоаспектного описания результатов текстовой деятельности человека является понятие «дискурс» и «дискурсивное поле».
Дискурсивное поле и его категории. Несмотря на пристальное внимание к дискурсу, в области дискурсо-логии остается много не изученного и не до конца раскрытого. В частности, неясен вопрос о формах организации дискурса. Есть попытки представить его как полевую структуру. Категория поля позволяет исследовать текст на макроуровне (определение места и статуса текста в многообразии других неоднородных текстов) и на микроуровне (собственно структурное членение текста, выделение лингвистических минимумов).
По мнению В. И. Ильина, дискурсивные поля возникают как реакция на какую-либо действительность или реальность. Дискурс возникает в том случае, когда текст начинает обсуждаться, цитироваться, попадает в поле зрения многих людей. Иными словами, текст обретает жизнь. В. И. Ильин подчеркивает способность дискурсивных полей порождать новые поля, которые чаще всего оказываются более узкими по содержанию: «... из Евангелия вырастает дискурсивное поле христианства, распадающиеся на ряд частных дискурсивных (католичество, протестантизм, православие), каждое из которых имеет внутри себя более частные поля (например, внутри протестантизма - лютеранское, баптистское, менонитское)» [1, с.70]. Дискурсивные поля, по В. И. Ильину, организованы иерархично. На вершине этой иерархии находятся «основоположники традиции», то есть создатели неповторимого, уникального текста или философской концепции (такие, как Маркс, Платон). Затем идут «лидеры-интерпрета-
торы», «активисты», «приверженцы» - те, кто популяризуют, поддерживают или расширяют поле, на периферии находятся случайные люди, не играющие активной роли в жизни дискурсивного поля - «попутчики». Данная иерархия строится в рамках социальной деятельности человека, в ее основу положен принцип интеллектуальной, коммуникативной и социальной активности потребителя текста как концепции или научной теории. Дискурсивное поле в понимании В. И. Ильина тесно соприкасается с социокультурным полем. При определении границ важное место занимает количество людей в поле, обсуждаемость и актуальность темы, поведение людей и т.д. Это связано с тем, что В. И. Ильин использует социологический подход к определению дискурсивного поля.
Принимая некоторые положения В. И. Ильина, мы считаем, что понятие дискурсивного поля может оказаться весьма плодотворным и для лингвистики. Но дискурсивные поля, по нашему мнению, надо строить, опираясь, в первую очередь, на тексты, рассматривая последние как сгустки «энергетического выброса слова». При таком подходе текст будет основной единицей дискурса. Особое внимание при этом надо обращать на культурологические явления, которые могут порождать особые дискурсы. Исходя из вышесказанного, можно выделить следующие категории дискурсивного поля, которые будут выполнять роль макрокомпонентов в его структуре: текст, дискурс, культура, константы (ценности) культуры. Отдельно предлагаем выделить категорию вербально-смысловых изоглосс (микрокомпонент), которая может быть эффективно использована для обозначения внутренних связей между частями дискурсивного поля.
Дискурс. По мнению Н. Д. Арутюновой, дискурс -это «связный текст в совокупности с экстралингвистическими - прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)» [2, с. 136]. В. В. Красных расширяет исследуемое понятие и перемещает познавательный фокус с текста на говорящего человека, определяя дискурс как «вербализованную речемысли-тельную деятельность» [3, с. 113]. М. Я. Дымарский подчеркивает коммуникативную функцию дискурса: «Дискурс, в сущности, лишь способ передачи информации, а не средство ее накопления и умножения; дискурс не является носителем информации» [4, с. 44]. О. Г. Ре-
взина отмечает динамический характер дискурса: «Дискурс мыслится как субстанция, которая не имеет четкого контура и объема и находится в постоянном движении» [5, с. 66]. Самое широкое определение дискурса находим у В. И. Ильина: «Дискурс - это «социальное взаимодействие по поводу определения реальности» [1, с. 62]. Таким образом, дискурс следует понимать динамически, в качестве определенной надтекстовой (но не внетекстовой) коммуникативно и ситуативно обусловленной информационной единицы реальности.
Вербально-смысловая изоглосса. Термин изоглосса (греч. ¡яоя - «одинаковый, равный», §1о8яа -«речь, слово») заимствован из лингвистической географии и представляет собой линию на карте, отделяющую территории с одинаковыми языковыми явлениями. Вводя понятие вербально-смысловых изоглосс, мы ориентировались на теорию ментальных изоглосс Ю. С. Степанова. Под ментальными изоглоссами ученый понимает культурные сходства, совпадения, которые возникают в сознании деятелей культуры, а потом находят выражение в их творчестве, оказывая влияние на развитие культуры народа; о ментальных изолоссах следует говорить и при тождестве профанного представления о мироустройстве у различных народов (ср. понятие мертвой воды в мифопоэтическом творчестве) [6, с. 34].
С одной стороны, ментальные изоглоссы тоже обозначают границы, но в культурном пространстве, которое так или иначе связано с ареальными факторами. С другой, можно говорить о ментальной изоглоссе как о непрерывной линии историко-культурного развития общего понимания определенного духовного и ментального явления. Так, Ю. С. Степанов, исследуя концепт «Любовь», пишет о двух линиях развития образа любви в культурах разных народов - Земной и Небесной. При этом он отмечает, что существовала и третья характеристика любви - «любовь земная, но чистая, земная, но целомудренная, земная, но причастная к божественной», - которую автор называет русско-испанской ментальной изоглоссой [6, с. 297].
Ментальные изоглоссы представляют собой цельные философские концепции, содержащие объяснения физических процессов, происходящих в природе, состояний человеческой души, они являются результатом познания человеком мира в культурном созидании. Подобные онтологические искания отпечатываются и в языке. Так, например, словосочетание первая любовь с точки зрения семантики своих составляющих называет любовь, произошедшую раньше какой-либо другой любви, самое раннее переживание душевной близости по отношению к другому человеку. Рассматривая данное сочетание как характеристику конкретной личной истории отдельно взятого человека, мы можем обнаружить в выражении первая любовь индивидуально-смысловой ментальный образ или целый текст (ср. повесть «Первая любовь» И. С. Тургенева). Словосочетание первая любовь - это вербализованное представление переживаний по поводу уникального события в жизни человека, овеянного романтикой, ностальгией и воспоминаниями, наполненного особым личностным смыслом. Именно такого рода сочетания мы предлагаем называть вербально-смысловыми изоглоссами. Как можно заметить, большой интерес представляет индивидуально-авторская вербализация и смысловая вариация вербально-смысловых изоглосс, наглядно показывающих эйдетизм языка и смысловую энергетическую заряженность слова. Итак, вербально-смысловые изоглоссы - это своего рода словесные интерпретации мысленных, чувственных, эмоциональных образов сознания, данные
посредством синергии языковой дистрибуции. Они будут обнаруживаться в структурах ценностных категорий культуры, метафорически выраженных в языке (ср. первая любовь - первый забор; грязные деньги - грязный пол).
С точки зрения авторской интерпретации смыслов, понятие «вербально-смысловая изоглосса» соотносится с понятиями «идеоглосса» и «идиоглосса», предложенными Ю. Н. Карауловым и Е. Л. Гинзбург для описания языка Ф. М. Достоевского. Под идеоглоссой исследователи понимают единицу текста, отвечающую на философские, социальные, эстетические вопросы; подчеркивается когнитивный характер идеоглоссы в структуре языковой личности. Идиоглоссой авторы словаря называют также единицу текста, несущую на себе отпечаток авторского миропонимания, ключевые идеи его мировидения; подчеркивается прагматический характер идиоглоссы в структуре языковой личности. Идиоглосса - это часть лексикона писателя, «маркер индивидуальной манеры процесса созидания», смысловой центр текста [7, с. 896]. Авторы статьи отмечают, что идиоглоссы «образуют в пространстве текста точки концентрации смысла, своеобразные центры, вокруг которых формируются специфические текстовые ассоциативные поля». Вербально-смысловая изоглосса также представляет собой свернутый текст и ценностно значимую в рамках авторского понимания идею, кульминацию философского вопроса, разворачиваемую в пеструю картину разноуровневых языковых единиц, приоритетной характеристикой которых является апелляция к уникальным художественным смыслам. Несмотря на то, что Ю. Н. Караулов и Е. Л. Гинзбург оставляют за идиоглоссой статус слова-знака (отсюда и стремление представить идиоглоссарий в виде толкового словаря), называя ее «единицей индивидуального авторского лексикона» и ключевым словом, вполне очевидно, что идиоглосса (тем более идеоглосса) лишь структурируется словом, не будучи тождественным ему явлением. Именно поэтому авторы словаря тщательно подошли к иллюстративному материалу: «Цитаты... не просто иллюстрируют значения, но выходят на проблематику, отражают идеи, служат, - в сети мыслей, проблем, переживаний автора, - своеобразными узлами, размышляя над которыми, «развязывая» которые, читатель Словаря может реконструировать взгляды писателя по тому или иному вопросу, уловить концептуальную основу его убеждений, выстроить логическую цепочку его умозаключений, приводящую к определенной позиции» [7, с. 876]. Такой ракурс, при котором наблюдается стремление к изображению конкретного значения, т.е. смысла как концентрации авторской философии, может оформиться в принцип описания вербально-смысловых изоглосс. Теоретическая близость понятий идиоглосса и вербально-смысловая изоглосса обусловлена выбором в качестве материала для исследования художественного и индивидуально авторского текста. Но в конечном счете любая идиоглосса остается единицей хронологически ограниченной творчеством конкретного писателя, тогда как вербально-смысловая изоглосса позволяет интерпретировать суть реализованной в тексте идеи как за счет собственно авторских смысловых «приращений», так и за счет предшествующей истории связанных с этой идеей дискурсивных смыслообразова-ний, иначе говоря, с учетом целостности ее языкового воплощения в дискурсивном материале культуры.
Структура дискурсивного поля христианской культуры. Опираясь на метод В. И. Ильина, постараемся наметить основные вехи дискурсивного поля христианской культуры.
Полевая структура предполагает наличие ядра и периферии, постоянно взаимодействующих между собой. При этом свойства ядра так или иначе будут обнаруживаться в его периферийном окружении, поэтому столь важно наиболее полно охарактеризовать центральную часть поля.
Мы полагаем, что в центре дискурсивного поля христианской культуры будут находиться библейские тексты. Библия, будучи элементом культуры, порождает другие субкультуры. Она обладает особой силой, которая проникает в сознание некоторых людей настолько прочно, что те полностью меняют образ жизни. Речь в первую очередь идет о святых. Следовательно, в центре рассматриваемого дискурсивного поля находится религиозный дискурс. С. Н. Булгаков, христианский философ с мировым именем, отмечает, что религиозный культ вообще есть колыбель культуры: «Искусство с колыбели повито молитвой и благоговением: На заре культурной истории человечество лучшие свои вдохновения приносит к алтарю и посвящает Богу» [8, с. 328].
Следует отметить, что религиозный дискурс получил в последнее время широкое освещение в работах В. И. Карасика, Н. Б. Мечковской, Е. В. Бобыревой. Вслед за Е. В. Бобыревой считаем, что целесообразно выделять в религиозном дискурсе первичные и вторичные речевые жанры. К первичным исследователь относит притчи, псалмы и молитвы, в разряд вторичных причисляет проповедь, исповедь [9, с. 166]. Таким образом, первичные жанры - это те, которые зародились в религиозном дискурсе, вторичные - это своеобразная переделка, интерпретация первичных. Данная классификация помогает разграничить ядро и периферию дискурсивного поля христианской культуры.
Касаясь вопроса периферии, особо хочется отметить художественные произведения, в которых прослеживает глубинная и глубокая связь с религией и религиозными текстами. Здесь имеются в виду не только прямые цитации из Священного Писания или интертекстуальные связи, но и попытки интерпретировать Евангелия.
Исследуя и выстраивая дискурсивное поле христианской культуры, нельзя пройти мимо замечательных произведений Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова, Л. Н. Толстого. Конечно, это далеко не полный ряд мастеров русской словесности, работавших в дискурсивном поле христианской культуры. Поэтому следующие слова В. Н. Топорова приобретают для нас методологическое значение: «. русская культура в ее вершинных проявлениях исходила из основоположного единства Слова и «разыгрываемых» им высших смыслов, творимых художником (София - Премудрость), и из понимания Слова как духовного делания. Эта особая ценностная выделенность слова и составляет одну из ключевых характеристик той русской культуры, которая, будучи по внешности или даже по некоторым внутренним признакам светской, сохраняла и развивала, преумножая, драгоценное духовное наследие христианства, впервые открывшееся благодаря подвигу Константина Философа и его брата. В этом смысле русская художественная литература органически продолжала духовность, заповеданную христианством, и стала своего рода «сверхлитературой», хотя некоторые из ее творцов едва ли вполне осознавали эту свою зависимость и тем более сам характер той силы, которая обнаруживала себя в их творениях» [10, с. 875].
Важное место в рассматриваемом дискурсивном поле занимают фольклорные произведения, особенно сказки. О присутствии христианского смысла в сказках
писал еще Е. Н. Трубецкой: «Остается отметить еще одну ступень подъема сказки. Волшебное в ней еще не есть завершение чудесного. Есть одно последнее ее превращение, где сказочное принимает определенно религиозную, христианскую окраску. Совершается это тем легче, что в сказке чрезвычайно много сродного христианству. Трудно сказать, чем это объясняется, природным ли предрасположением к христианству народного гения, создающего сказку, или, наоборот, многовековым влиянием христианства на народную душу, а через нее и на сказку. Достоверно одно русские сказочные образы как-то совершенно незаметно и естественно воспринимают в себя христианский смысл. В некоторых сказках это превращение представляется вполне законченным; в других мы видим пестрое смещение христианского и языческого» [11, с. 116]. Сложность исследования сказок в рамках дискурсивного поля христианской культуры заключается в проблематичности разграничения христианского и языческого в сказках, но «одно представляется несомненным - сказка заключает в себе богатое мистическое откровение, ее подъем от житейского к чудесному, ее искание «иного царства» представляет собою великую ценность духовной жизни и несомненную ступень в той лестнице, которая приводит народное сознание от язычества к христианству» [11, с. 117].
Рассуждая о понятии дискурсивного поля, следует принять во внимание существование таких художественных явлений, как кино, живопись, музыка, словом, других видов искусства, отличных от словесного. В современном мире процветает киноиндустрия, которая не обходит стороной религиозные сюжеты. Конечно, фильм - это особый текст, и одним из следствий кинопросмотра будет являться его обсуждение, а значит, появится новый дискурс, который непосредственно будет связан с религиозным (возьмем, к примеру, художественные фильмы «Поп» (режиссер В. Хотиненко), «Евангелие от Иоанна» (Ф. Савилла), «Покаяние» (режиссер Т. Абуладзе).
Особое место занимает в христианской культуре религиозная живопись. Вспомним, например, картину М. В. Нестерова «Видение отроку Варфоломею», написанную на сюжет из «Жития преподобного Сергия». Стоит отметить, что это произведение живописи обладает способностью создавать коммуникативную или диалоговую основу в широком понимании, где картина - это тезис особой формы или особого представления, а ответом на тезис является текст в его традиционных видах.
Названные выше явления, на наш взгляд, целесообразно будет рассматривать в рамках дискурсивного поля христианской культуры, выглядящее следующим образом:
1) библейские тексты: молитвы, сюжеты, притчи и т.д.;
2) агиографическая литература;
3) проповеди;
4) тексты книг религиозных философов (С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский, С. Н. Трубецкой, Вл. Соловьев); религиозная публицистика (см., например, очерки А.Ильинской);
5) художественные произведения;
6) искусствоведческие анализы религиозных артефактов;
7) фольклорные тексты [12, с. 183].
Дискурсивное поле - явление весьма объемное и
неоднородное по составу, но предложенная в данной работе иерархия дискурсивного поля христианской культуры позволяет говорить о возможности структурации
большого объема языкового материала. Понятие дискурсивного поля, с одной стороны, позволяет раздвинуть границы изучения языка: язык исследуется в диахронии и синхронии, в статике и динамике в рамках одной теории; конструкты языковой системы становятся базой для выделения компонентов культуры (например, имея ряд словосочетаний, выражающих атрибутивные отношения, с одним и тем же стержневым компонентом: всепобеждающая, всепоглощающая, необоримая, непобедимая и т.д. любовь, мы можем выделить единицы, которые по своему значению выходят за границы номинации: вербально-смысловая изоглосса всепобеждающая любовь в аксаковской сказке «Аленький цветочек»). С другой стороны, дискурсивное поле необходимо для отбора материала исследования.
Предполагается, что дискурсивные поля обладают исчерпывающим списком ценностных компонентов. Подобный список могут составить константы культуры (Ю. С. Степанов), являющиеся универсальными концептами, определяемыми самой сущностью Человека и его миросозиданием - огонь, вода, любовь, истина, добро, грех и т.д. В рамках нашего исследования предпринимается попытка описания дискурсивного поля христианской культуры сквозь призму константы любовь.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ильин В. И. Потребление как дискурс. СПб.: Интерсоцис,
2008. 446 с.
2. Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 136-137.
3. Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. 375 с.
4. Дымарский М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы Х1Х-ХХ вв.). М.: Эдиториал УРСС, 2001. 328 с.
5. Ревзина О. Г. Дискурс и дискурсивные формации. // Критика и семиотика. Новосибирск, 2005. Вып. 8. С. 66-78.
6. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 824 с.
7. Словарь языка Достоевского. Идиоглоссарий. Т.1. А - В / Под ред. чл.-корр. РАН Ю. Н. Караулова. М.: Азбуковник, 2008. 962 с.
8. Булгаков С. Н. Первообраз и образ: сочинения в двух томах. Т. 1. Свет невечерний. СПб: ООО «ИНАПРЕСС». М.: Искусство, 1999. 416 с.
9. Бобырева Е. В. Религиозный дискурс: ценности и жанры // Проблемы филологии, культурологи, искусствоведения. М.: Знание. Понимание. Умение. 2008. №1. С. 162-167.
10. Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1. Первый век христианства на Руси. М.: Гнозис -Школа «Языки русской культуры», 1995. 875 с.
11. Трубецкой Е. Н. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Литературная учеба. 1990. №°2. С. 108-118.
12. Убийко В. И., Батталова А. Р. О понятии дискурсивного поля // Приоритеты современной русистики в осмыслении языкового пространства. Уфа, 2012. С. 179-184.
13. Щур Г. С. Теории поля в лингвистике. М.: Наука, 1974. 256 с.
14. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.
Поступила в редакцию 21.10.2015 г.
ISSN 1998-4812
BecTHHK EamKHpcKoro yHHBepcHTeTa. 2015. T. 20. №4
1303
DISCURSIVE FIELD: STRUCTURE AND CATEGORIES (ON EXAMPLE OF THE DISCURSIVE FIELD OF CHRISTIAN CULTURE)
© A. R. Battalova
Bashkir State University 32 Zaki Validi St., 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Phone: +7 (917) 357 28 29.
Email: aigul_delo@mail.ru
In this paper, the author discusses the notions of "discursive field" from linguistic synergetic position. Text is the basis for the construction of the discursive field of modern polyparadigmatic linguistics. It is understood as a result and process of numerous implementation of semantic potentialities of expression and actualization of its energy parameters. Text, discourse, culture, concepts of culture are distinguished as basic categories of discursive field. The paper focuses on the categories of verbal and semantic isoglosses as the main means of expressing of cognitive and eidetic relationships within the discursive field. Unified hierarchical structure of the discursive field of Christian culture is shown. Discursive field is the extensional phenomenon appealed for reflection of culture and language in all their variety. The hierarchy of discursive field of Christian culture makes it possible to speak about the structuralization of a large volume of linguistic material. On the one hand, the notion of the discursive field to extend the frontiers of linguistic science: language is studied in diachronic and synchronic, in statics and dynamics within a single theory; constructs of the language system becomes the basis for the reveal of cultural components (for example, verbal and semantic isogloss). On the other hand, the discursive field is necessary for the selection of study material. Verbal and semantic is a kind of verbal interpretation of mental, sensory, emotional images of consciousness, describable by means of the synergy of the language data distribution. It is found in the structures of cultural value categories.
Keywords: discursive field, discourse, verbal and semantic isogloss, basic categories of discursive field, discursive field of Christian culture.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Il'in V. I. Potreblenie kak diskurs [Consumption as a discourse]. Saint Petersburg: Intersotsis, 2008.
2. Arutyunova N. D. Diskurs. Lingvisticheskii entsiklopedicheskii slovar'. Ed. V. N. Yartsevoi. Moscow: Sovet-skaya entsiklopediya, 1990. Pp. 136-137.
3. Krasnykh V. V. «Svoi» sredi «chuzhikh»: mif ili real'nost'? ["Native" among "aliens": myth or reality?] Moscow: ITDGK «Gnozis», 2003.
4. Dymarskii M. Ya. Problemy tekstoobrazovaniya i khudozhestvennyi tekst (na materiale russkoi prozy XIX-XX vv.) [Problems of textformation and art text (on material of Russian prose of the 19th-20th centuries)]. Moscow: Editorial URSS, 2001.
5. Revzina O. G. Kritika i semiotika. Novosibirsk, 2005. No. 8. Pp. 66-78.
6. Stepanov Yu. S. Konstanty. Slovar' russkoi kul'tury. Opyt issledovaniya [Constants. Dictionary of Russian culture. Research attempt]. Moscow: Shkola «Yazyki russkoi kul'tury», 1997.
7. Slovar' yazyka Dostoevskogo. Idioglossarii. Vol. 1. A - V [Dictionary of the language of Dostoyevsky. Idioglossary. Vol. 1. A-B]. Ed. chl.-korr. RAN Yu. N. Karaulova. Moscow: Azbukovnik, 2008.
8. Bulgakov S. N. Pervoobraz i obraz: sochineniya v dvukh tomakh. Vol. 1. Svet nevechernii [Archetype and image: works in two volumes. Vol. 1. Light unfading]. Saint Petersburg: OOO «INAPRESS». Moscow: Iskusstvo, 1999.
9. Bobyreva E. V. Problemy filologii, kul'turologi, iskusstvovedeniya. Moscow: Znanie. Ponimanie. Umenie. 2008. No. 1. Pp. 162-167.
10. Toporov V. N. Svyatost' i svyatye v russkoi dukhovnoi kul'ture. Vol. 1. Pervyi vek khristianstva na Rusi [Holiness and saints in Russian spiritual culture. Vol. 1. The first century of Christianity in Russia]. Moscow: Gnozis - Shkola «Yazyki russkoi kul'tury», 1995.
11. Trubetskoi E. N. Literaturnaya ucheba. 1990. No. 2. Pp. 108-118.
12. Ubiiko V. I., Battalova A. R. Prioritety sovremennoi rusistiki v osmyslenii yazykovogo prostranstva. Ufa, 2012. Pp. 179-184.
13. Shchur G. S. Teorii polya v lingvistike [The field theory in linguistics]. Moscow: Nauka, 1974.
14. Karasik V. I. Yazykovoi krug: lichnost', kontsepty, diskurs [Linguistic circle: personality, concepts, discourse]. Volgograd: Peremena, 2002.
Received 21.10.2015.
