CC BY
71
УДК 101.1::316.776 Миннуллина Элина Борисовна
кандидат философских наук, профессор кафедры философии Казанского государственного энергетического университета
ДИСКУРСИВНО-РЕФЛЕКСИВНОЕ ЕДИНСТВО КАК ИЗМЕРЕНИЕ КОММУНИКАТИВНОГО ПРОСТРАНСТВА
Minnullina Elina Borisovna
PhD,
Professor, Philosophy Department, Kazan State Power Engineering University
DISCOURSE-REFLECTION UNITY AS A DIMENSION OF COMMUNICATIVE SPACE
Аннотация:
В статье определяется содержание понятия дискурсивно-рефлексивного единства. Вводимый в социально-философский категориальный аппарат концепт (и его дефиниция) позволяет эксплицировать изменения коммуникативного пространства, раскрыть его качественные и количественные характеристики. Показано, что для определения характеристик коммуникативного пространства необходимо рассмотреть принцип единства языка мышления, который позволяет имплицировать условия сосуществования коммуникативных объектов: смысло-прагматического конституиро-вания жизненного мира в дискурсе, экзистенциального «связывания» и самоидентификации.
Ключевые слова:
дискурсивно-рефлексивное единство, коммуникативное пространство, общество, дискурс, язык, прагматика, экзистенциальное.
Summary:
This paper defines the concept of discourse-reflec-tion unity. Introduction of the notion (and its definition) into the categorical apparatus of social science and philosophy allows to illustrate the changes at the communicative space, as well as to reveal its qualitative and quantitative characteristics. It is shown that the principle of language and thinking unity determines the features of the communication space. It allows implying the conditions of communication objects coexistence, such as discursive synthesis, existential “binding" and self-identity.
Keywords:
discourse-reflection unity, communicative space, community, discourse, language, pragmatics, existence.
Категория коммуникативного пространства - одно из центральных понятий многих гуманитарных дисциплин, необходимое для определения и объяснения принципов и условий коммуникативного взаимодействия. Однако в социально-философском дискурсе это понятие используется интуитивно, границы его размыты, и чаще всего оно неправомерно сводится к понятию физического объекта - лингвистического или социального (виртуальное интернет-пространство, коммуникативное пространство рекламы, пространство языка и текста). Трактовка коммуникативного пространства как среды или зоны реализации коммуникативных связей, как всеобщего, метрического, физического пространства или как «жанровых характеристик», «интеллектуальной сферы» текста (например, у Б.М. Г аспарова [1, с. 295]) не позволяет включить в дефиницию саму коммуникацию и социальные практики. Так, если понимать под измерением пространства пространственную близость участников коммуникации, то за пределами рассмотрения остается сама речевая деятельность.
В статье ставится задача определить такую характеристику коммуникативного пространства, которая могла бы описать сосуществование и координацию речевых объектов. При рассмотрении процессов и феноменов коммуникативного пространства мы опираемся на комплекс теоретических инструментов коммуникативной онтологии, которая сформировалась на стыке постнеклассической философии, лингвистики, дискурс-анализа и теории речевых актов. Ключевые методологические заходы, которые определяют вектор изучения коммуникативного пространства, - это целостный подход в аспекте единства языка и мышления, ориентация на интерсубъективность и контекстуальность как основу коммуникации.
С целью наиболее полного изучения вопроса необходимо обратиться к истории вопроса. Важным для объяснения принципа самоориентации индивида в сфере коммуникации является теория социального пространства П. Бурдье. Как известно, в основе общественных отношений французский социолог усматривал действие социальных полей, которые конституируют бытийные капиталы. Для объяснения деятельностного аспекта диспозиции индивида Бурдье обращается к практике, «диалектическому месту opus operatum и modus operandi - объективированным и инкорпорированным продуктам практической истории, структурам и габитусам» [2, с. 101].
Не менее значимой является концепция общества «как социальной системы» Н. Лумана [3]. Отвечая на свой вопрос, «какое общество возникает в том случае, если оно длительное время и непрерывно таким образом информирует себя о самом себе» [4, а 121], Луман очень точно подчеркивает рефлексивный и коммуникативный характер отношений: общество дифференцировано именно коммуникативно. А.В. Назарчук в статье «Общество как коммуникация в трудах Никласа Лумана» справедливо замечает, что «Луман снабжает смыслоконституирующие системы характеристиками самореферентности, оперативной закрытости и процессуальности. Другими словами, социальные системы - это оперативно замкнутые, самореферентные коммуникативные процессы» [5]. Ценным моментом в лумановской трактовке социально-коммуникативной системы является ее процессуальный характер.
При определении характеристик коммуникативного пространства мы опирались на трансцендентальную прагматику К.-О. Апеля и понимание коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса. Лингвистическая трансформация философии внесла неоспоримо важный вклад в понимание коммуникативного пространства в том смысле, что языковая символизация перестала пониматься как акт обозначения изолированного субъекта. Язык опосредован коммуникативными актами речевой деятельности людей. При этом чистая лингвистика (так же как, впрочем, и номиналистически настроенный неопозитивизм) упускала из виду тот факт, что взаимопонимание обусловлено не столько пониманием конкретного языкового знака, сколько совершаемым в момент речи действием, а сама абстрактно мыслимая система языка - это лишь посредник. Если же язык рассматривается как носитель значения, как гипостазированная сфера, то мышление отделяется от языка, понимается как свободное от языка. Именно поэтому и сама коммуникация (практическое действие, акт связывания - communicatio) выступает в такой трактовке не как условие рефлексии, не как смыслопорождение и самоосмысление, но как передача посредством кодирования и декодирования частных мыслей. На наш взгляд, витальность языка, сохранение его ядра, его стабильность заключены в речи.
Если в традициях бихевиоризма коммуникацию и речь заменить описанием поведения и фактов установления связи, то в таком случае невозможно определить, говорится ли вообще в этой ситуации об использовании языка. В простом наблюдении и описании фактов речевого поведения теряется личность собеседника. В этом отношении К.-О. Апель очень точно подмечает, что коммуникатор «для своего «описания» этого поведения отбрасывается к языку, который он, коль скоро избегает предпосылки коммуникации, должен уметь использовать приватным образом» [6, а 251].
Помимо принципа единства языка и мышления наиважнейшей предпосылкой понимания коммуникативного пространства является интерсубъективный характер смысло-прагматической связи. Метафизически уединенное сознание не различает солипсизм и реализм. Об этом говорится и у раннего Л. Витгенштейна. Сочетание логистической концепции с бихевиоризмом в понимании языка, с одной стороны, знаменует завершение нововременного методического солипсизма, с другой - оно противоречит традиционной трактовке языка как инструмента обозначения, взгляду, которого придерживались еще философы Античности. Выводы из этой проблемной ситуации были извлечены поздним Витгенштейном, когда он модели логического атомизма, которую он разделял в годы своей юности (а вместе с тем и отвечающей здравому смыслу модели западно-европейской философии языка как таковой), противопоставил модель «языковых игр», а методическому солипсизму традиции - тезис о невозможности «приватного языка». Однако как в традиционной философской парадигме, в которой язык мыслился отдельно от познания, так и в парадигме Л. Витгенштейна, постулировавшего идентичность структур языка и мира, рациональность и коммуникация обособлены: для них не свойственно понимание коммуникации как необходимого условия возможности рефлексивного мышления в форме внутреннего разговора.
В целом прагматизм изначально (еще с введения Ч. Пирсом понятия коммуникативного сообщества) шел по пути устранения методологического солипсизма и включения в гносео-семиоти-ческое отношение интерсубъективного действия, которое представляет собой центральный объект коммуникативного пространства как топоса речедействия.
Итог такой трансформации - это анализ рациональности, укорененной в использовании языка. При таком подходе разрыв эмпирического и теоретического субъекта преодолевается. Прежде всего это преодоление связано с уходом, как уже говорилось, от идеи монологизма сознания. В результате объективность (и интерсубъективность) обусловлена не актами рассудка, а коммуникативными актами взаимопонимания. Практическая сторона этой трансформации «теории познания и теории науки в том, что процесс научного познания - это процесс безграничной коммуникации» [7, а 260], которая уже изначально в своей интерсубъективности предполагает дискурсивную практику языкового взаимодействия. Основанием коммуникативного мышления выступает речевой акт.
Эта идея приводит нас к проблемному вопросу об антиномичности языка и речевого действия, выраженной в следующих противоречиях структуры и коммуникации:
1) вневременность языка (язык сохраняет ядро) - событийность речевого акта;
2) норма кодифицированного языка (оговоримся, что речь здесь идет больше о языках с письменной традицией) - свобода говорения;
3) семиотическая имманентность элементов триады (пусть даже в ней и «осуществляется интерференция субъекта и объекта» [8, а 376]) - дискурсивная трансцендентность;
4) семиотическая (и гносеологическая) первичность связи субъекта и объекта (вторич-ность связи субъекта и субъекта) - первичность интерсубъективного коммуникативного синтеза как основания постижения бытия.
5) анонимность языка - личностный характер коммуникации (так, можно указать на автора виртуального мема, установить авторский характер дискурса, не говоря уже о том, что можно точно указать на участников конкретного речевого акта).
Известный русский лингвист М.В. Панов говорил по этому поводу, что на всех уровнях языка существуют единицы, которые подчиняются либо общему правилу, либо какому-то нерегулярному правилу, при этом система стремится привести все к одному знаменателю. «Пример противоборствующих тенденций к регулярности и к экспрессивности - создание, с одной стороны, упорядоченных систем специальных терминологий в науке, а с другой - метафоризация общеупотребительных слов с целью создать экспрессивные профессионально-жаргонные аналоги к официальным терминам (кастрюля вместо синхрофазотрон, болтанка - вместо люфт, баранка в значении «ноль очков» и т. п.)» [9, а 81].
В антиномии языка и коммуникации выражена дилемма абсолютизма (реализма, методологического эссенциализма) и релятивизма (номинализма, плюрализма). Так, К. Поппер, выступая против гипостазирования сущности, предлагал заменить вопрос о том, «что такое государство и какова его истинная природа» вопросом «что требуется от государства» [10, а 148]. Аналогичным способом можно истолковать идею универсального языка как результата, имеющего инварианты (заданных, например, категориями мышления): в контексте речевого порождения она становится мало полезной, если результат содержит таксономически ограниченное количество единиц (связанных с категориями мышления, например). Действительно, вместе с исключением из языка изменения и событийности исключается «производство культуры и человека, осуществляемое в процессе производства языка» [11, а 141]. То, что мы называем процессом деятельности, «жизни» языка и противопоставляем результату, - это не переход системы (ну или не только переход) от одного состояния к другому, но порождение речевой деятельности в коммуникативном сообществе и в индивидуальности.
Таким образом, проведенный анализ принципа единства языка и мышления имплицирует следующие проявления качеств коммуникативного пространства: экзистенциальный выход к другому (бытийное обязывание) и смысло-прагматическое конституирование жизненного мира в дискурсе. Развернем это положение в следующих тезисах.
1. В коммуникации осуществляется выход человеческого существования к другому и к самому себе. Отсылающая к латинскому корню семема munus (оот-типив) - обязанность (ср. русск. - вязать), то есть коммуникативное связывание - это способ экзистенциального трансцен-дирования, а само коммуникативное пространство - есть модус постижения бытия. Ориентиром, который позволяет координировать смысло-прагматическую позицию индивида в процессе диалогического соотнесения его жизненного мира с миром другого и выхода на уровень познавательного практиса, является дискурс.
Использование языка (причем это касается как сферы науки, так и сферы повседневности) было бы безрезультатным, бесполезным, если бы язык не сохранял постоянство, позволяющее передавать смысл. Одно поколение не смогло бы понять другое поколение, если бы не существовала стабильность истолкования реальности и постоянство семантической структуры.
2. Дискурс - это единство: внеязыкового контекста (действительности); знания о действительности, лингвистически организованной как текст, и речевого акта. Внеязыковая среда как дискурсивный контекст, в отношении которого или в условиях которого осуществляется действие, представляет собой тему или содержание сообщения, понятное лишь при наличии данного объективного факта или при наличии лингвистически оформленного знания как порядка взаимодействия с этим контекстом. Дискурс включает в себя текст как элемент. Главное отличие дискурса от текста - это его незавершенность, так как дискурс - это речь, погруженная в реальную ситуацию. Можно сказать, что дискурс - это правило организации речи (неслучайно Ю. Хабермас трактует дискурс как наиболее правильно организованное речевое взаимодействие, основанное на аргументации). Если мы не знаем, как связан контекст с речевым актом, мы можем не понять, к чему отсылает конкретное высказывание. Предположим, фраза «ужин на четверых в ресторане в Норвегии стоит пятьсот евро» может быть неправильно интерпретирована, если не учитывать того, что Норвегия - одна из самых дорогих стран и денежные измерения повседневных благ в ней иные.
3. Текст в коммуникативном пространстве - это совокупность знаков (одной или нескольких знаковых систем), связанных единым смыслом. Текст имеет законченный, завершенный характер с точки зрения целей и задач коммуникантов (например, недописанный роман Ф. Кафки
«Процесс» - это все же текст с позиции читателя, хотя Кафка был против его публикации). Однако с точки зрения описания или определения объекта любой текст может быть рассмотрен как незаконченный, потому что объект бесконечен, его свойства нам сразу не раскрываются и до конца мы описать его не можем. Текст имеет линейный характер: у него есть начало и конец. Самой главной его характеристикой является цельность (по смыслу, сюжету, теме). Диалог - это текст. Сочинение или письмо - это тоже тексты. Можно рассмотреть в них отдельные элементы речи, однако единым текстом разные фрагменты диалога станут, если между ними связность: внутренняя (логическая) или внешняя (формальная), например, соотнесенность заголовка, текста заявления и подписи с датой на бланке заявления. В диалоге мы также можем проследить такую связность: приветствие, обмен мнениями, прощание.
4. Пространство коммуникации - это порядок ключевых зависимостей контекста, текста и действий. Дискурс как устойчивая взаимосвязь, выраженная в речи, ориентирует и располагает жизненный мир в системе смысло-прагматических координат. Посредством дискурса в рефлексии происходит самоидентификация индивида и структурирование коммуникативной практики. Под рефлексией мы понимаем процесс самоосмысления и самоотнесения через диалог и деятельность разума, направленную на исследование оснований познания.
Таким образом, мы подошли к определению основного понятия. Категория дискурсивнорефлексивного единства является интегративной категорией осмысления коммуникативного пространства. Дискурсивно-рефлексивное единство - это коммуникативное взаимодействие, которое представляет собой измерение коммуникативного пространства и в результате которого устанавливается единство значений, осуществляется взаимопонимание и самоосмысление.
Род: интерсубъективность как бытие-в-речи.
Вид: дискурсивно-рефлексивное единство.
Отличительный признак: является измерением коммуникативного пространства. Собственный признак: наличие нового смысла как синтеза и обнаружения единства значений.
Акцидентальный признак: изначально может являться нерефлексивным дискурсивным взаимодействием.
В основу дискурсивно-рефлексивного единства положена интерсубъективность как бытие-в-речи. Включение понятия интерсубъективности в прагматику коммуникации, синтез самой прагматики с семантикой и синтаксисом - это путь философской реабилитации языка. Центральная идея дискурсивно-рефлексивной экспликации коммуникативного пространства в том, что опосредованная языком смысло-конституирующая жизненная практика в ее дискурсивной соотнесенности является отправным пунктом ориентации индивида в жизненном мире.
Интерсубъективность как основание самой сути предметной и интериндивидной экзистенциальной соотнесенности обеспечивает ей онтологическую значимость. То есть в рефлексии интерсубъективное «Мы» может восставать против понятия «сущность», но это критико-познавательное сомнение не может в принципе угрожать тому, что уже включено в дискурсивную игру. «Знание знанием самого себя в смысле абсолютного разума Гегеля есть не что иное, как рефлексивное предвосхищение тождественности «я мыслю» и общего логоса безграничного коммуникативного сообщества» [12, с. 260].
Таким образом, термин «дискурсивно-рефлексивное единство» и стоящая за ним категория выводят нас на новый уровень понимания коммуникативного пространства - социально-философский, на котором исследователь дискурса, пользуясь методом интерпретации, выявляет основание речевых актов как контекстуально-семантическое единство дискурса. Это позволяет найти за различиями единое внекоммуникативное основание, соотнести их с недискурсивным сущим и в дальнейшем выявить принципы исторической смены дискурсивно-рефлексивных единств.
Ссылки:
1. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.
2. Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2001.
3. Луман Н. Общество как социальная система. М., 2004.
4. Луман Н. Реальность масс-медиа. М., 2005.
5. Назарчук А.В. Общество как коммуникация в трудах Никласа Лумана // Персональный сайт А.В. Назарчука [Электронный ресурс]. 11Р1_: http://www.nazarchuk.com/articles/article20.html (дата обращения: 13.10.2013).
6. Апель К.-О. Трансформация философии. М., 2001.
7. Там же.
8. Тайсина Э.А. Теория познания. Интродукция и рондо каприччиозо. СПб., 2013.
9. Панов М.В. Труды по общему языкознанию и русскому языку. Т. 1. М., 2004.
10. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1. Чары Платона. М., 1992.
11. Рикер П. Конфликт интерпретаций. М., 1995.
12. Апель К.-О. Указ. соч.
