CC BY
7УДК 316.77:001.4;070:001.4
ББК 81.2Рус-5
ГРНТИ 19.01.33
Код ВАК 10.01.10; 10.02.19
Т. И. Краснова
Санкт-Петербург, Россия
ДИСКУРС:
ИДЕОЛОГЕМА ИЛИ ТЕРМИН
Татьяна Ивановна Краснова, доктор филологических наук, доцент кафедры речевой коммуникации Санкт-Петербургского государственного университета.
199004, Санкт-Петербург, 1-я линия В. О., 26, к. 703.
E-mail: taikrasnova@yandex.ru.
© Краснова Т. И., 2017
Постановка проблемы. В свое время О. С. Ахманова, многоопытный составитель «Словаря лингвистических терминов» (1969), писала, что лингвистическая терминология не является ни рационально организованной, ни семиотически безупречной системой [Ахманова 1990: 509]. В то же время другой языковед Р. А. Будагов сформулировал задачу утверждения в лингвистике приемлемой терминологии так: «Если сознательно не заниматься терминами, ученые в конце концов перестанут понимать друг друга» [Будагов 1974: 124].
Сейчас многие лингвисты в России и за рубежом единодушно отмечают малоприемлемое, неудобное для самих ученых положение термина дискурс в современных исследованиях. Наименование, примечательное своей емкостью и открытостью понятийных границ, оказалось в мета-лингвистике на положении «модного» слова — слова многозначного, которое непрерывно тиражируется и как будто бы не нуждается уже в пояснениях.
В статье рассматривается проблема металингвистического и метаречевого порядка, связанная с употреблением термина дискурс. Эта проблема имеет отношение к образовательному циклу дисциплин, изучаемому на факультетах с гуманитарно-лингвистической подготовкой. Метаречь, в отличие от обычной языковой среды, имеет более жесткие законы, известные как «норма научного стиля» (языка науки), и должна специально формироваться в процессе профессионализации личности. Профессиональная языковая компетенция личности предполагает умение выбрать из возможных вариантов выражения специальной информации с а -м ы й а д е к в а т н ы й данной металингвистической коммуникативной ситуации.
Анализ.
1. Особое положение категории «дискурс» в речеведении. Базовый уровень языковедческой науки на современном этапе ее развития пополнился термином, входящим в обязательный
терминологический минимум образовательного курса. — Языкознание (языковедение, лингвистика) Предмет науки Речевая деятельность Язык
Речь РЕЧЕВЕДЕНИЕ — Дискурс
Особое положение категории «дискурс» в речеведениии объясняется учетом множества обусловивших ее понятийное образование факторов, включая структуру, когнитивный компонент, внешнее и внутреннее поле зависимостей при порождении и восприятии высказывания / текста.
Составляющие интегративной ментально-речевой структуры дискурса можно представить в виде следующей схемы:
Концепт...................[номинации; ключевые слова (идеологемы)]
Фрейм...................[схемы; предикатно-аргументные структуры]
внешнее поле.........фоновая зависимость: социальный и культурный контексты
зависимостей [интердискурсы], интегративные «текст и контекст»
ПРЕСУППОЗИЦИИ субъект и адресат позиции; интерпретации (мифологичность) внутреннее поле ---- интенциональность [идеологически модализов. пропозиции] зависимостей модусы
Одной из составляющих теории дискурса является когнитивно-ориентированный анализ (Т. ван Дейк), обращенный к ментальным структурам, разрабатываемым теорией фреймов, и социологический подход. Последний имеет прямое отношение к идеологии (в духе ее понимания М. М. Бахтиным, В. Н. Волошиновым) [Волошинов 1995], о чем по существовавшей в советские времена традиции не принято было рассуждать. Собственно исторический момент интересен тем, что показывает зависимость терминологии от национальной научной традиции и объясняет трудности «вживления» чужого термина в принятую терминосистему1.
В отечественной лингвистике круг вопросов, составляющих проблематику речевой деятельности на различном функционально-стилевом и текстовом материале, традиционно рассматривался в стилистике в связи с изучением экстралингвистических факторов вместе с лингвистическими. Социолингвистика долгое время, вплоть до перестройки, находилась в загоне; ее развитие ограничивалось изучением макропроцессов, т. е. социальной обусловленности языковых явлений, протекающих в больших коллективах. Такое было время. Научное время повернуть невозможно, но вводить его в контекст истории науки необходимо [подр. см.: Краснова 2011].
2. Вернемся к термину дискурс и к особенностям его использования в научных текстах. Важнейшее свойство термина — системность, т. е. парадигматическая соотнесенность с другими уже существующими единицами метаязыка. Ведь терминология в области науки — это не просто список терминов, а «семасиологическое (т. е. знаковое) выражение определенной системы понятий, которая, в свою очередь, отражает определенное научное мировоззрение» [Ахманова 1966: 9].
Мировоззрение в науке о языке в конце ХХ в. довольно быстро эволюционировало от лингвистики текста в середине 70-х годов к когнитивной лингвистике в середине 90-х и ознаменовалось бурным развитием теории дискурса сразу в нескольких национальных
школах Западной Европы [Чернявская 2006: 53]. В частности, их связывал общий интерес к социальным процессам в языке под влиянием дискурса власти (пример СССР). В конце 90-х годов отмечены были изменения и в советской лингвистической науке: в центр терминосистемы поместилось сочетание человеческий фактор в языке — базовое понятие современной отечественной антрополингвистики. Его источником была публицистика первых лет перестройки (социализм с человеческим лицом, человеческий фактор в экономике): ср. название монографии «Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис» (1992). Перед нами пример того, как эмоционально-оценочная нейтральность — одно из свойств термина — уступила место распространению оценочной коннотации. Нечто подобное произошло с термином дискурс, и неслучайно, если учесть опыт его оценки как ключевого в исследованиях массмедиа на Западе [Квадратура смысла 1999; см. также: Филлипс, Йоргенсен 2008; Матисон 2013].
С одной стороны, поскольку термин соответствует абстрактному понятию, его семантика равна чистому сигнификату, а содержание — «совокупность классообразующих признаков» [Никитин 1997: 45]. С другой стороны, в определениях дискурса имеется немало метафорических ходов. Ср. часто цитируемое диссертантами определение Н. Д. Арутюновой, где дискурс понимается как «речь, опрокинутая в жизнь» [Арутюнова 1990]. Если же учесть краткую дефиницию Э. Бенвениста (дискурс — «речь, присвоенная говорящим»), становится очевидным главный дублер заимствованного слова-понятия — речь.
Научная дублетность термина связана с интернационализацией терминологии («свое / чужое») и с формами речевой экономии. Отсюда же иронические коннотации, которые слово дискурс приобретает в контекстах обиходного употребления2, в языке писателя или журналиста. Среди журналистов это слово воспринималось как «изюминка». Должно быть, обратным следствием стало давление «наивной» — отраженной в массмедиа — картины мира на научное сознание. В работах по изучению продуктов СМИ есть немало примеров выхолащивания структурного содержания термина дискурс3. Термин превращается в формулу, своего рода идеологему, в заявление о методологическом освобождении от старых оков. Из слова-понятия, должного объединять исследования в русле новой междисциплинарной реальности лингвистики, слово дискурс, употребляемое вместо терминов речь, стиль, текст, речевая практика, тематический блок и др., влечет за собой всеобщее подозрение к самому термину и связанному с ним новому положению вещей.
3. Номенклатурная «болезнь». Выбор, а тем более создание своего термина обязательно предполагает его эксплицированное сравнение с ближайшими элементами терминосистемы — синонимами-дублерами (вариантами), с ближайшими с логической точки зрения понятиями: род // вид (гиперо-гипонимические отношения), целое // часть (партитивные отношения) [Куликова, Салмина 2002: 43]. В отечественной лингвистике обозначение дискурс вошло в смежные отношения с понятиями «речь» и «стиль» не только на правах гиперонима, замещая их в научных текстах как синонимичный номен, но и на правах гипонима, как номенклатурная этикетка.
«Номенклатурная болезнь», отмеченная таким наименованием еще И. А. Бодуэном де Куртенэ, состоит в «ужасающем количестве вновь созданных специальных терминов» [Там же: 152]. По выражению одного из участников международного круглого стола по дискурсологии (Ополе 2011, Минск 2013) «складывается впечатление, что нет ничего, что не могло бы быть названо „дискурсом"» [La Table Ronde 2013: 35].
Главная особенность терминообразования — создание гнезд составных терминов с одним и тем же опорным словом-термином. Степень разработанности и популярности термина определяется степенью «обрастания» нового базового понятия собственной па-
радигмой типов. Ниже приводятся сгруппированные по общим признакам терминологические сочетания, извлеченные из научных работ, включая диссертации. В большинстве своем наименование дискурс входит в словосочетания, где раньше стояли слова-понятия стиль, речь или язык. Хотя некоторые из номенов и по форме, и по выражаемому значению могут быть квалифицированы как побочные или даже индивидуально-авторские.
Наименования дискурса по сфере (или месту) использования (можно поставить вопрос: Где используется?): официальный дискурс, политический дискурс, институциональный дискурс, медийный дискурс, радиодискурс, интернет-дискурс, газетный дискурс, научный дискурс, юридический дискурс, исторический дискурс, экологический дискурс, экономический дискурс, образовательный дискурс, религиозный дискурс, медицинский дискурс, спортивный дискурс, городской дискурс; рекламный дискурс, культурный дискурс (вариант дискурс культуры), арт-дискурс, (вариант эстетический дискурс), кулинарный дискурс и т. п.
Наименования дискурса по субъект-объектной принадлежности: а) по субъектному признаку (Кому принадлежит? Кто им пользуется?): журналистский дискурс, читательский дискурс, уголовный дискурс, дискурс горожан, дискурс волонтеров, дискурс тренеров, дискурс спортсменов, дискурс фанатов; б) по объектному признаку (К чему относится? Чему посвящен?): дискурс войны, дискурс села, дискурс города, дискурс городской среды, ландшафтный дискурс, дискурс благоустройства, дискурс праздника, субдискурс памятника, мини-дискурс разбитого автомата; встретилось выражение пересечение городского субдискурса с жанровым [Новгородское медиаполе 2015: 105-110 и др.].
Наименования дискурса по телеологическому признаку (С какой целью используется?): пропагандистский дискурс, идеологический дискурс, биографический дискурс, идентифицирующий дискурс, репрезентирующий дискурс, обучающий дискурс, имидже-формирующий дискурс, жанровый дискурс, тематический дискурс; обозначены и такие разновидности: актуальный дискурс, дофактумный дискурс, постфактумный дискурс.
Наименования дискурса по модально-оценочному и качественно-количественному признаку: эмотивно-оценочный дискурс, позитивный дискурс, оппозитивный дискурс, радикальный дискурс, умеренный дискурс, политически нейтральный дискурс, критический дискурс, конфликтный дискурс; старый дискурс, древний дискурс и т. п.
Как видим, расподобление и группировка наименований дискурса отражает предметную схему, характерную для исследований медиа (где — кто / что — с какой целью — как используется). Приведенные сочетания — порождение медийной ориентации терминосистемы, чувствительной к «тренду» (на языке массмедиа) и заслонившей прежний научный приоритет. Неслучайно говорят, что «мода на дискурсивные исследования привела к терминологической эклектике в стилистике»; «происходит неосмысленное членение коммуникации на произвольно выделяемые (по разным основаниям) типы дискурсов» [Клушина 2013: 27].
В свете выраженной тенденции дискурс можно назвать идеологемой междисциплинарного направления исследований, если учесть способность идеологемы одним лишь присутствием в тексте ознаменовать нужный тренд. В свое время был раскрыт механизм политического превращения нового термина в идеологему. Такой процесс сопровождается осознанной или неосознанной девальвацией его значимости как понятия [Горбачев 1999; см. также: Ма1ег 1975]. Наша версия: превратившись в расплывчатую «программную формулу», дискурс обозначает уже не то понимание, которое выработано в фундаментальных исследованиях, а лишь то, которое по разумению говорящего дает возможность уподобления. Поэтому идеологема дискурс и термин дискурс находятся в напряженных отношениях.
В явлении тиражирования можно усмотреть также следующую закономерность. Обиходное словоупотребление не предполагает жесткого разграничения смежных понятий и обозначающих их слов: например, в словарном толковании 4-го значения язык — это «разновидность речи... стиль, слог (Разговорный язык... Газетный язык)» в Малом академическом словаре [Словарь русского языка 1984: 780] сближаются как синонимы язык // стиль, разграничение которых в лингвистической науке все-таки уже аксиома. Создается впечатление, что наш научный метаязык стал изобиловать приметами речевой обиходности с ее удобной неразборчивостью.
Большие трудности у молодых специалистов вызывает различная научная интерпретация термина дискурс и понятий, введенных в его парадигму: «текст» и «дискурс»; «тема» («топик») и «концепт»; «фрейм» и «формация дискурса»; «речевая практика» и «дискурсивная практика»; «внешние и внутренние пресуппозиции дискурса»; «субъект дискурса», «интердискурс» и др. Трудность понимания, связанная с понятием «дискурс», не всегда обусловлена неопределенностью и комплексностью содержания самого слова. Трудность понимания обусловлена комплексным характером самой коммуникативной действительности, стоящей за термином медиадискурс [Кожемякин 2010].
4. Дискурс и текст (стиль). Как известно, развитие представлений о дискурсе поставило его в соотношение с категорией «текст» и ввело в систему понятий, методов и принципов лингвистики текста. Значение термина дискурс близко к пониманию его в русской стилистике как текста, изучаемого в коммуникативно-деятельностном функционально-стилистическом аспекте. Однако дискурс обозначает конкретное коммуникативное событие, осуществляемое в определенно обусловленном коммуникативном пространстве. Если же это текст, то он в неразрывной связи с ситуацией и контекстом, определяющим всё то, что существенно для порождения данного высказывания. В этом случае дискурс характеризует коммуникативный процесс, приводящий к образованию определенной структуры — текста.
Особое внимание исследователей привлекло понятие дискурсивной формации (объектов, модальностей, различных стратегий, установления концептов), введенное М. Фуко [Фуко 1996: 33]. Однако и здесь, в отличие от западных школ, по существующей у нас традиции в основе идеи дискурсивной формации лежит не идеологический конструкт, а известное понимание структуры дискурса. Ср.: «Дискурс — это интегративная совокупность текстов, связанных семантическими (содержательно-тематическими) отношениями и/или объединенных в функционально-речевом отношении» [Стилистический энциклопедический словарь. 2006: 53-54]. В таком случае дискурс мало отличается от стиля. Разница лишь в том, что он представлен интегративной (взаимопроникающей) совокупностью текстов, ср.: научный, медицинский дискурс. У нас идея дискурсивной формации строится в основном на сферах коммуникации (области знаний) и содержательно-тематических отношениях, т. е. в традициях лингвопоэтики и стилистики.
Однако в такой широкой трактовке дискурса — как интегративной совокупности текстов — есть и своя новизна: 1) упор делается на интеграцию как процесс взаимодействия, уплотнения, унификации знания. процесс развития, который обусловлен взаимопроникновением различных видов деятельности; 2) интеграция понимается как процесс организации отношения элементов, в которых сохраняется их относительная самостоятельность, ментальная (психическая) в том числе. Понимание смысла интеграции предполагает также рассмотрение становления таких взаимосвязей, которые определяют и изменяют текст (его компонент). Благодаря своему вхождению в систему взаимосвязей с другими элементами смысл качественно изменяется [Жданова 2009]. Поэтому возможно рассмотрение новой интегративной совокупности текстовых свойств, развитых
в дискурсе. Например, развивается слог журналиста в процессе дискурсивной практики как фонового (неэксплицированного) знания в конкретно речевой деятельности [Ис-серс 2011]. Ниже можно вычленить в одном изложении три интегрированных дискурсии (такие, как будто бы они из разных текстов) во взаимодействии: 1) собственно журналистское изложение события о встрече святых мощей в С.-Петербурге (выделено полужирным шрифтом); 2) элементы дискурса почитаемого старца (выделено курсивом); 3) почтительная речь журналиста же в духе монашествующих (тех, с кем он общался).
Брат наш Силуан
(1) ...В его биографии нашлось место и Петербургу. Отец настоял, чтобы до отправления на Афон он прошел военную службу в Санкт-Петербургском саперном батальоне. (2) Одним из направлений святой жизни и молитв преподобного было моление за мир — (3) «за всего Адама, как за самого себя». Как условие познания мира Силуан называл любовь к ближнему: «Брат наш есть наша жизнь».
Преподобный скончался в 1938 году, а в 1952-м опубликованы его записки, которые ныне монашествующие называют «Новым Добролюбием» (С.-Петерб. ведомости. 2016. 16 сент.).
Здесь представлена единая интегративная ткань текста. В то же время к ней могут быть применены две интерпретации термина дискурс — широкая (медиальная) и узкая (идеологическая). С точки зрения широкой трактовки перед нами м е д и а д и с к у р с, где сплетаются три субъектно разные нити изложения, а посредников два (корреспондент и монашествующие). С точки зрения узкой трактовки термина ткань текста пронизывает и д е о л о г и ч е с к и й д и с к у р с. Это ось проповеди святого: здесь присутствует главный концепт его мировоззрения — 'братство', 'добролюбие' отождествительный фрейм (части отождествления в тексте подчеркнуты). Это особый мир и особый язык.
5. Понимание и определение термина дискурс. Прагматико-стилистическая традиция исследований дает акцент (вряд ли продуктивный), который вносится в трактовку понятия дискурса как вида «речевой практики». По образцу стилистических исследований в разработку принципов дискурсного анализа вводятся определенные составляющие экстралингвистического контекста с указанием, что они носят дискурсообразующий характер. Во всяком случае, это не мифологические составляющие, о которых в качестве дискурсо-образующих писали Ю. С. Степанов, П. Серио и некоторые другие представители западной школы дискурсного анализа [Степанов 1995; Серио 2001; Филлипс, Йоргенсен 2008; Ма-тисон 2013]. Термин дискурс относится к интернационализмам (восходит к лат. ^Бсштеге — обсуждать, вести переговоры), и порой возникает ощущение, что к иноязычному термину отношение у нас свое, выращенное в обстоятельствах трудного времени в нелучших условиях. Во времена властного давления (эпоха СССР) функциональная стилистика с ее нормативно-регуляторными способностями, изучением тактик и приемов воздействия завоевала право на приоритет в цикле языковых дисциплин для журналистов. В научном обиходе ее даже называли «зонтиковой» наукой по охвату всего функционального направления, изучающего идеологию употребления4. В этих условиях многое зависит от того, как понимается многозначный термин дискурс. Поскольку вне системы определений нет и системы терминов, дефиниция должна передать все существенные признаки понятия. Сразу оговоримся: наиболее популярные определения дискурса будут представлены коротко, чтобы на их фоне развернуть терминологическое описание классического образца.
С. Д. Шелов выделяет несколько способов (типов) определений: родовидовые, перечислительные (экстенсиональные), контекстуальные и операционные [Шелов 1990; см. также: Шелов 1993].
К родовидовым определениям относится любая дефиниция, у которой в составе определяющей части вычленяется родовое понятие и его видовой признак. Таких определений дискурса разбросано по публикациям довольно много. Ср.: «речь, присвоенная говорящим» (Э. Бенвенист); «речь, опрокинутая в жизнь» (Н. Д. Арутюнова)5; «высказывание с точки зрения дискурсного механизма, который им управляет» [Серио 2001: 550], «форма знания», «форма художественного знания»6; «совокупности медиа-текстов», «языковой коррелят социокультурной практики»7; «инструмент медиалинг-вистики», «инструмент исследования регионального медиаполя» [Новгородское меди-аполе 2015: 43-46]. Как видно из перечисления, возникла тенденция механического или инструментального понимания термина дискурс. Общий недостаток таких определений — неполнота и метонимичность. К примеру, дискурс как совокупность текстов может пониматься и в метонимическом смысле: «совокупность текстов, пронизанная дискурсом» (известно введенное М. Фуко понятие «диагональность дискурса» как способ его исторического существования во времени или эпохе).
Встречаются перечислительные определения дискурса. Они строятся по принципу раскрытия объема понятия — дается перечисление элементов, входящих в него: «либо как видовые его представители, либо как его части» [Шелов 1990: 24]. Ср.: «Дискурс нужно рассматривать как совокупность факторов, будь то знаковая сторона, структурная, когнитивная или социальная» [Островская 2013: 32-33].
Не имеют строгой формы дефиниции контекстуальные определения (или неявные). Более того, автор, использующий тот или иной термин, «может указать, предъявить лишь некоторые объекты, на которые данный термин распространяется, надеясь при этом, что подготовленный и согласный с ним в принципе читатель и так все поймет» [Шелов 1990: 27]. По С. Д. Шелову, контекстуальные определения для гуманитарных наук, в частности для языкознания, достаточно типичны. Конечно, это делает восприятие многозначного термина дискурс не всегда адекватным вложенному в него понятию, которое и для автора может быть лишено четкой однозначности.
Ниже дано образцовое, на наш взгляд, описание термина дискурс (в сокращении) у Ю. С. Степанова и цитируемого им В. З. Демьянкова. Данное толкование представляется особенно ценным, так как теперь уже совмещает интернациональное знание о термине дискурс в традициях разных школ [Степанов 1995: 35-73]. Описание дано в порядке следования материала с помощью категории, введенной специалистами-тер-миноведами — «металингвистической коммуникативной ситуации» (МКС) [Куликова, Салмина 2002: 149]. Части, относящиеся к виду МКС, выделены курсивом.
МКС «история термина дискурс». «Термин дискурс (фр. discours, англ, discourse) начал широко употребляться в начале 70-х годов, первоначально в значении близком к тому, в каком в рус лингвистике бытовал термин „функциональный стиль" (речи или языка)». / МКС «разграничение терминов». Причина того, что при живом термине „функциональный стиль" потребовался другой — „дискурс", заключалась в особенностях национальных лингвистических школ, а не в предмете. В то время как в русской традиции (особенно укрепившейся в этом отношении с трудами В. В. Виноградова и Г. О. Винокура) „функциональный стиль" означал прежде всего особый тип текстов—разговорных, бюрократических, газетных и т. д., но также и соответствующую каждому типу лексическую систему и свою грамматику», / МКС «сопоставление терминов разных метадиалектов» «в англосаксонской традиции не было ничего подобного, прежде всего потому, что не было стилистики как особой отрасли языкознания».
/ МКС «уточнение термина». «Англо-саксонские лингвисты подошли к тому же предмету, так сказать, вне традиции — как к особенностям текстов. „Дискурс" в их
понимании первоначально означал именно тексты в их текстовой данности и в их особенностях. Т. М. Николаева в своем Словарике терминов лингвистики текста (в 1978 г.) под этим термином писала: „Дискурс — многозначный термин лингвистики текста, употребляемый рядом авторов в значениях, почти омонимичных (т. е. даже не синонимичных. — Ю. С.) Важнейшие из них: 1) связный текст; 2) устно-разговорная форма теста; 3) диалог; 4) группа высказываний, связанных между собой по смыслу; 5) речевое произведение как данность — письменная или устная"» [Степанов 1995: 36-37].
/ МКС «дефиниция термина». «Дискурс — это прежде всего совокупность текстов, за которой „встает" особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, — в конечном счете, особый мир. В мире дискурса действуют свои правила синонимических замен, свои правила истинности, свой этикет. Это возможный (альтернативный) мир» [Там же: 44-45].
«Лишь значительно позднее, — пишет Ю. С. Степанов, — англо-саксонские лингвисты осознали, что „дискурс" — это не только „данность текста", но и некая стоящая за этой „данностью" система. „Была разработана более независимая парадигма, которая принята в Европе и в Соединенных Штатах" (Ван Дейк и Кинч). Между тем В. 3. Де-мьянков в своем словаре „Англо-русских терминов по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста" (вып. 2, 1982 г.)8 сумел дать обобщающий эскиз „мира дискурса", который был назван „лучшим до сих пор определением" дискурса»:
«Discourse — дискурс, произвольный фрагмент текста, состоящий более чем из одного предложения или независимой части предложения. Часто, но не всегда, концентрируется вокруг некоторого опорного концепта; создает общий контекст, описывающий действующие лица, объекты, обстоятельства, времена, поступки и т. п., определяясь не столько последовательностью предложений, сколько тем общим для создающего дискурс и его интерпретатора миром, который „строится" по ходу развертывания дискурса». С точки зрения грамматики «исходная структура для дискурса имеет вид последовательности элементарных пропозиций, связанных между собой логическими отношениями конъюнкции, дизъюнкции и т. п. Элементы дискурса: излагаемые события, их участники, перформативная информация и „не-события", т. е. а) обстоятельства, сопровождающие события; б) фон, поясняющий события; в) оценка участников событий; г) информация, соотносящая дискурс с событиями» (подчеркнуто нами. — Т. К.) [Степанов 1995: 44-45].
Дискурс, пишет Ю. С. Степанов, существует не только в явно обозначенной политической сфере, но также и в другой. Но речь может идти именно о нормах дискурса, которые авторы некоторых работ желают выдать за нормы русского языка вообще. Степанов отмечает: «Дискурс — это прежде всего тексты (прежде всего, но далеко не только тексты). Во всяком случае дискурс не может быть сведен к стилю. И именно поэтому стилистический подход, создание стилистики как особой дисциплины в рамках изучения данного языка (языка дискурса. — Т. К.), — в настоящее время уже не является адекватным» [Там же]. Признаки дискурса в о о б щ е Ю. С. Степанов определил следующим образом: «Дискурс, по-видимому, создается не во всяком языке, или, точнее не во всяком ареале языковой культуры. Дискурсы... выделяются в языке соответствующей эпохи. Это связано, по-видимому, с наличием особого мифологического слоя в культуре того времени. Но не является ли дискурс в с е г д а, в том числе и в наши дни, выражением какой-то мифологии?
Другая особая, конституирующая, черта дискурса состоит в том, что дискурс предполагает и создает своего рода и д е а л ь н о г о а д р е с а т а, который отличен от конкретного „воспринимателя речи". „Идеальный адресат, — говорит П. Серио, — может быть определен как тот, кто принимает все пресуппозиции каждой фразы, что позволяет дис-
курсу осуществиться; при этом дискурс-монолог приобретает форму псевдо-диалога с идеальным адресатом, в котором (диалоге) адресат учитывает все пресуппозиции"».
Итак, что такое дискурс, по Ю. С. Степанову?
«Дискурс — это „язык в языке", но представленный в виде особой социальной данности. Дискурс реально существует не в виде своей „грамматики" и своего „лексикона", как язык просто. Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, — в конечном счете — особый мир. В мире всякого дискурса действуют свои правила синонимичных замен, свои правила истинности, свой этикет. Это — „возможный (альтернативный) мир" в полном смысле этого логико-философского термина. Каждый дискурс — это один из „возможных миров"» [Там же].
5. Скажем несколько слов о сосуществующих похожих наименованиях медиастили-стика и медиалингвистика. Медиастилистика — это стилистика языка и речи в СМИ. Медиалингвистика — это поле языковых наблюдений и ключевая область медиадис-курсологии, которая должна изучать дискурсивную деятельность в СМИ. Дискурсивная (речемыслительная) деятельность соотносится с определенным м о м е н т о м речевого поведения СМИ. Она сродни дискурсивным навыкам, ранее накопленного дискурсивного опыта миромоделирования в рамках определенного социального контекста.
6. Заключение. Понятие «дискурс» входит в разряд терминов, образованных основным вектором развития отечественной лингвостилистики под названием «Рече-ведение». Почему, зная, что такое термин и какова его природа, лингвисты не могут справиться с «болезнями» собственной терминологии? Должно быть, для этого есть и внешние, объективные, и субъективные причины.
Среди внешних причин оказывается постоянно развивающееся научное знание, множественность лингвистических направлений, школ, концепций в мировом и отечественном языкознании. Главное требование к идеальному термину — его однозначность. Однако именно мышление и не позволяет выполнить это идеальное требование: содержание понятий изменяется в процессе познания, возникают новые понятия. Субъективное начало привносится исследователем, определяющим, сознательно уточняющим границы содержания специального понятия.
Выводы. Согласно нашему пониманию в отечественной науке есть широкое (ког-нитивно-прагматико-стилистическое) и узкое (конструктивно-социально-идеологическое) понимание термина дискурс.
Иногда научное слово, подобно идеологеме, оказывается объектом манипуляции вследствие того, что сумма его существенных признаков может быть представлена по-разному, а их иерархия выстроена в соответствии с потребностями той или иной стратегии конкретного описания.
Образовался разрыв между терминологическим и механическим использованием слова дискурс как инструмента тематического описания поля массмедиа. Дефиниции дискурса должны быть ясны и понятны, интерпретации убедительны.
Как представляется, одним из центров внимания современных исследователей СМИ должна быть медиалингвистика с социологическим акцентом, т. е. с вниманием к идеологии (интерпретации «мира»), а также к дискурсивным практикам, дающим выход в изучение оттенков общественного мнения, его затемненных зон и проблемных состояний.
Продуктивными являются интернациональные школы дискурсивного анализа, часть которых наследовала социологическим идеям марксистской философии языка, разработанной В. Н. Волошиновым (М. М. Бахтиным).
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Кстати, в работах Т. Г. Добросклонской, посвященных медиалингвистике, на месте модного слова дискурс стоят общепринятые язык и речь, ср.: «Предметом медиалингвистики является функционирование языка в средствах массовой информации, медиаречь во всем богатстве ее форм и проявлений» [Добросклонская 2015: 45].
2 В одном научном сборнике приводится эпизод из романа В. Пелевина, где на речевой «стимул» (иноязычную лингвотерминологию) герой отвечает «реакцией»: «Мама. Когда я слышу слово дискурс, я хватаюсь за свой симулякр».
3 Понятие «дискурс» нередко рассматривается как известный комплекс признаков, в свое время выведенных для текста и не вполне обязательных или возможных для дискурса, — таких, например, как цельность, завершенность, ясность: «Как любому другому типу дискурса, рассматриваемому феномену (речь идет о туристическом дискурсе. — Т. К.) свойственны связность, цельность, завершенность, информативность, ясность, адресованность, модальность, композиционная оформленность» [Дискурс современных масс-медиа... 2016: 134]. Пример отождествления дискурса и жанра: «Если обратиться к истории биографического дискурса, то нетрудно заметить, что на протяжении истории европейской культуры биография функционировала как разновидность в значительной степени самостоятельного и даже самоценного текста» (курсив наш. — Т. К.) [Там же: 115]. В статье Н. Г. Нестеровой «Современный медиадискурс: в поисках подхода к изучению» при новизне терминологии предпочитается формально механистическое представление о структуре дискурса и совсем не затрагивается присущий дискурс-анализу социально идеологический подход: «Мы придерживаемся такого представления о радиодискурсе, в соответствии с которым он состоит (с точки зрения структурной организации) из множества текстов, ориентированных на различные типы коммуникации» (курсив наш. — Т К.) (URL: http://pandia.ru/text/78/226/96734.php; дата обращения 01.09.2016).
4 М. Н. Кожина отвечала на такие суждения уклончиво. Она, прежде всего, утверждала приоритет функциональной стилистики в речеведении. Как редактор «Словаря», М. Н. Кожина отрицала возможность интерпретации стилистики в качестве «зонтиковой» науки, указывая в качестве междисциплинарной на «когнитивную науку» [Стилистический энциклопедический словарь. 2006: 335].
5 Определение дискурса Н. Д. Арутюновой, в развернутом виде представленное в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» [Арутюнова 199016 136-137], хорошо известно, однако эта его часть самая цитируемая.
6 Ср.: «Предполагаемый анализ носит дискурсивный характер, если под дискурсом понимать „форму знания", в данном случае — форму художественного знания о мире» [Художественная речь.: 11].
7 Ср. характерное суждение: «Можно считать уже общепринятым, что термином дискурс обозначают совокупности медиатекстов. Так, в книге Н. И. Клушиной со ссылкой на идеи В. Е. Чернявской подчеркивается: „дискурс — это не конкретный отдельный текст, включенный в коммуникативную ситуацию, а совокупность. текстов, каждый из которых воспринимается и идентифицируется как языковой коррелят определенной социально-культурной практики"» [Шмелева 2012: 157].
8 Ю. С. Степанов указывает издание: Демьянков В. З. Англо-русские термины по прикладной лингвистике и атоматической переработке текста. Вып. 2. Методы анализа текста // Тетради новых терминов. № 39. М.: Всесоюз. центр переводов, 1982.
ЛИТЕРАТУРА
Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Сов. энцикл., 1990.
Ахманова О. С. Предисловие // Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энцикл., 1966. С. 3-17.
Ахманова О. С. Терминология лингвистическая // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Сов. энцикл., 1990.
Будагов Р. А. Человек и его язык. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1974.
Волошинов В. Н. [Бахтин М. М.] Марксизм и философия языка: основные проблемы социологического метода в науке о языке // Волошинов В. Н. Философия и социология гуманитарных наук. СПб.: Аста-пресс, 1995, С. 216-380.
Горбачев Е. В. «Борьба за лексику» как часть политического дискурса ФРГ: проблемы теоретического осмысления // Вестн. Самар. ун-та. Серия. Лингвистика. 2000. № 3. С. 126-134.
Дискурс современных масс-медиа в перспективе теории, социальной практики и образования: матер. II междунар. науч.-практ. конф. Белгород: Белгор. гос. ун-т, 2016.
Добросклонская Т. Г. Массмедийный дискурс в системе медиалингвистики // Медиалинг-вистика. 2015. № 1(6). С. 45-56.
Жданова М. Г. Понятие интеграции в исследовании социальных процессов [Электронный ресурс] // Медицина и образование в Сибири. 2009. № 1. URL: http://www.ngmu.ru/cozo/ mos/article/text_full.php?id=331.
Иссерс О. С. Дискурсивная практика как реальность // Вестн. Омск. ун-та. 2011. № 4. С. 74-79.
Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса. М.: Прогресс, 1999.
Клушина Н. И. Зона пересечения стилистики и дискурсологии // La Table Ronde. Вып. 2. Лингвистика дискурса и перспективы ее развития в парадигме современной славистики. Минск: РИВШ, 2013. С. 26-28.
Кожемякин Е. А. Массовая коммуникация и медиадискурс: к методологии исследования // Науч. ведомости Белгород. гос. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. 2010. № 12 (83), вып. 6. С. 13-21.
Краснова Т. И. Другой голос: анализ газетного дискурса русского зарубежья 1917-1920(22) гг. СПб.: Сев. звезда, 2011. С. 72-90.
Куликова И. С., Салмина Д. В. Введение в металингвистику: системный, лексикографический и коммуникативно-прагматический аспекты лингвистической терминоглогии. СПб.: САГАСАГА, 2002.
Матисон Д. Медиа дискурс: анализ медиа-текстов: исследования медиа и культуры. Харьков: Гуманитар. центр, 2013.
Никитин М. В. Курс лингвистистической семантики: учеб. пособие к курсам языкознания, лексикологии и теорет. грамматики. СПб.: Науч. центр проблем диалога, 1997.
Новгородское медиаполе: опыты лингвистических исследований / под ред. Т. В. Шмелевой. Великий Новгород: Новгор. гос. ун-т им. Ярослава Мудрого, 2015.
Островская, Татьяна. В рамках парадигмы «язык — речь — текст» стало тесно // La Table Ronde. Вып. 2. Лингвистика дискурса и перспективы ее развития в парадигме современной славистики. Минск: РИВШ, 2013. С. 32-33.
Серио П. Анализ дискурса во французской школе (дискурс и интердискурс) // Семиотика: антология / сост. Ю. С. Степанов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Академ. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. С. 549-562.
Словарь русского языка: в 4 т. Т. 4. М.: Рус. язык, 1980.
Степанов Ю. С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности: сб статей // Язык и наука конца 20 века. М.: Рос. гос. гуманитар. ун-т, 1995. С. 35-73.
Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М. Н. Кожиной. 2-е изд., испр. и доп. М.: Флинта, Наука, 2006.
ФиллипсЛ. Дж., ЙоргенсенМ. В. Дискурс-анализ: теория и метод. Харьков: Гуманитар. центр, 2008.
Фуко, Мишель. Археология знания. Киев: Ника-Центр, 1996.
Художественная речь русского зарубежья: 20-30-е годы ХХ века: анализ текста / под ред. К. А. Роговой. СПб.: Издат. дом С.-Петерб. ун-та, 2002.
Чернявская В. Е. Дискурс // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М. Н. Кожиной. 2-е изд., испр. и доп. М.: Флинта, Наука, 2006.
Шелов С. Д. Об определении лингвистических терминов (опыт типологии и интерпретации) // Вопр. языкозн. 1990. № 3. С. 21-31.
Шелов С. Д. Определение терминов и понятийная структура терминологии. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998.
Шмелева Т. В. Дискурс и исследовательский инструментарий медиалингвистики // Науч. ведомости Белгород. гос. ун-та. 2012. № 18 (137), вып. 15. С. 157-163.
La Table Ronde. Вып. 2. Лингвистика дискурса и перспективы ее развития в парадигме современной славистики. Минск: РИВШ, 2013.
Maier H. Können. Begriffe dies esellschaft verändern? // Sprache und Herrschaft / Hrsg. G. K. Kaltenbrunner. München, 1975.
REFERENCES
Ahmanova O. S. Foreword [Predislovije] // Glossary of linguistic terms [Slovar' lingvisticheskirh terminov]. Moscow, 1966.
Ahmanova O. S. Linguistic Terminology [Terminologija lingvisticheskaja] // Linguistic encyclopedic dictionary [Lingvisticheskij entsiklopedicheskij slovar']. Moscow, 1990.
Arutyunova N. D. Discourse [Diskurs] // Linguistic encyclopedic dictionary [Lingvisticheskij entsiklopedicheskij slovar']. Moscow, 1990.
Budagov R. A. Man and his language [Cjelovek i jego jazyk]. Moscow, 1974.
Chernyavskaya V. E. Discourse [Diskurs] // Stylistic encyclopedic dictionary of the Russian language [Stilistichtskij enciklopedicheskij slovar' russkogo jazyka]. Moscow, 2006.
Dictionary of the Russian language [Slovar' russkogo yazyka]. Vol. 4. Moscow: Russian language, 1980.
Discourse of modern mass-media in the perspective of theory of social practice and education [Diskurs sovremennyh mass-media v perspective teorii, sotsial'noj praktiki I obrazovanija]: mater. of II intern. sci.-pract. conf. Belgorod, 2016.
Dobrosklonskaja T. G. Massmeda discourse in the system of medialingvistics [Massmediyny diskurs v sisteme medialingvistiky] // Media Linguistics [Medialingvistika]. 2015. No. 1 (6). P. 45-56.
Foucault M. The archaeology of knowledge [Arkheologija znanija]. Kiev, 1996.
Gorbachev E. V. "Struggle for vocabulary" as part of the political discourse of the FRG: theoretical comprehension problems [«Bor'ba za leksiku» kak chast politicheskogo diskursa FRG: problem teoreticheskogo osmysleniya] // Vestn. of Samara Univ. Ser. Linguistics [Vestn. Samar. un-ta. Ser. Lingvistika]. 2000. No. 3. P. 126-134.
Issers O. S. Discurse practice as reality [Diskursivnaya praktika I realnost] // Herald of the Omsk University [Vestn. Omsk. un-ta]. 2011. No 4.
Klusina N. I. Zone crossing style and discourse studies [Zona peresecheniya stilystiki i diskursology] // La Table Ronde. 2. Linguistics of discourse and its development prospects in the paradigm of modern Slavonic. Minsk, 2013. P. 26-28.
Kozhemyakin E. A. Mass communication and media discourse: the research methodology [Massovaya kommunikatsiya i mediadiskurs: k metodologii issledovaniya] // Sci. Statements of Belgorod State Univ. Ser. The Humanities [Nauch. vedomosty Belgorod. gos. un-ta. Ser. Gumanitarnye nauki]. 2010. No. 12 (83), is. 6. P. 13-21.
Krasnova T. I. Another voice: an analysis of Russian émigré newspaper discourse 1917-1920 (22) [Drugoy golos: analiz gazetnogo diskyrsa russkogo zarubezhya 1917-1920 (22) gg.]. St Petersburg, 2011. P. 72-90.
Kulikova I. S., Salmina D. V. Introduction to the metalinguistics (System, dictionary and communicative-pragmatic aspects of language terminologyiy) [Vvedeniye v metalingvistiku (sistemny, leksikouraficheskiy i kommunikativno-pragmaticheski aspekty lingvisticheskoy terminologyiy)]. St Petersburg, 2002.
La Table Ronde. 2. Linguistics of discourse and its development prospects in the paradigm of modern Slavonic [Krugly stol. 2: Lingvistika diskursa I perspektivy yeyo razvitiya v paradigm sovremennoy slavistiky]. Minsk, 2013.
Matheson D. Media discourses: analising media texts [Media diskurs: analiz media-tekstov]. Harkov, 2013.
Maier H. Können. Begriffe dies esellschaft verändern? // Sprache und Herrschaft / Hrsg. G.-K. Kaltenbrunner. München, 1975.
Nikitin M. V. Course of linguistic semantic [Kurs lingvisticheskoy semantiky]. St Petersburg,
1997.
Novgorod mediapole: experiences of linguistic studies [Novgorodskoye mediapole : opyty lingvisticheskogo issledovaniya]. Veliky Novgorod, 2015.
Ostrovskaya T. Within the paradigm of "language — speech — text" has become closely [V paradigme «yazyk — rech — text» stalo tesno] // La Table Ronde. 2. Linguistics of discourse and its development prospects in the paradigm of modern Slavonic. Minsk, 2013. P. 32-33.
Phillips L., Jorgensen M. Discourse analysis as theory and method [Diskurs-fnfliz: teorija i metod]. Harkov, 2008.
Quadrature of meaning: French school of discourse analysis [Kvuadratura smysla: frantsusskaya shkola analyza discursa]. Moscow: Progress, 1999.
Rhythmic speech of Russian Diaspora: 20-30 years of the twentieth century: an analysis of the text [Hudodzhestvennaya rech russkogo zarubedzhya: 20-30 gody XX stoletiya: analys texta]. St Petersburg: Publish. House of St Petersb. State Univ., 2002.
Serio P. Analysis of discourse in French school (discourse and interdiscourse) [Aanliz diskursa vo frantsuzskoj cshkole (dpskurs i interdiskurs)] // Semiotics: anthology [Semiotika: antologija]. Moscow, 2001. P. 549-562.
Shelov S. D. Definitions and conceptual structure of terminology [Opredeleniye terminov i ponyatiynaya struktura terminologii]. St Petersburg: Publish. House of St Petersb. State Univ.,
1998.
Shelov S. D. On the definition of language terms (experience of typologies and interpretation) [Ob opredeleniyi lingvistichesky terminov (opyt tipologyiy i interpretatsyiy)] // The Questions of Linguistics [Vopr. jazykozn.]. 1990. No. 3.
Shmeleva T. V. Discourse and research media vistics [Discurs i issledovatelsky instrumentary medialingvistiki] // Sci. Statements of Belgorod State Univ. [Nauch. vedomosty Belgorod. gos. unta]. 2012. No. 18 (137), is.15. P. 157.
Stepanov U. S. Alternate world, Discourse, Fact and Reason of causality [Alternatyvny mir, Diskurs, Fakt I printsyp Prichinnosty] // Language and science of the 20 century end [Jazyk i nauka kontsa 20 veka]. Moscow, 1995 P. 35-73.
Stylistic encyclopedic dictionary of the Russian language [Stilistichtskij enciklopedicheskij slovar' russkogo jazyka]. Moscow, 2006.
Voloshinov V. N. [Bakhtin M. M.] Marxism and the philosophy of language: main problems of sociological method in the science of language [Marksizm i pfilosofia yazyka: osnovnye problemy sotsyologicheskogo metoda v yazykoznanii] // Voloshinov V. N. Philosophy and sociology humanities [Filosofija i sotsiologija gumanitarnyrh nauk]. St Petersburg, 1995, 216-380.
Zhdanova M. G. Notion of integration in the study of social processes [Ponyatiye integratsii v issledovaniyi integrativnych protsessov] // Healthcare and education in Siberia [Meditsina i Obrazovanije v Sibiri]. 2009. No. 1.
