CC BY
188
УДК 159 DOI 10.24411/2073-0454-2020-10500
ББК 88 © А.А. Реан, И.А. Коновалов, 2020
Научная специальность 19.00.01 — общая психология, психология личности, история психологии
ДИСФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СЕМЬЯ КАК ФАКТОР АГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ ПОДРОСТКОВ
Артур Александрович Реан, Председатель научно-координационного совета РАО по вопросам семьи и детства, Директор Центра социализации, семьи и профилактики асоциального поведения МИГУ доктор педагогических наук, профессор, Академик РАО, Заслуженный деятель науки Российской Федерации Московский педагогический государственный университет (119048, Москва, ул. Усачева, 64) E-mail: profrean@yandex.ru
Иван Александрович Коновалов, аналитик Центра социализации, семьи и профилактики асоциального поведения Московский педагогический государственный университет (119048, Москва, ул. Усачева, 64) E-mail: iv.konovalov@yandex.ru
Аннотация. Рассматриваются различные аспекты понятия «дисфункциональная семья» в контексте различных проявлений агрессии у подростков. Анализ посвящен исследованиям связи дисфункциональных характеристик семьи и различных видов агрессии: самодеструктивного поведения, агрессии в отношении сверстников, преступлений насильственного характера и преступлений на почве ненависти. Внимание также уделено исследованиям образов дисфункциональных семей у современных подростков.
Ключевые слова: дисфункциональная семья, семейное насилие, жесткое воспитание, агрессия в отношении сверстников, самодеструктивное поведение, преступность, образ семьи.
DYSFUNCTIONAL FAMILY AS A FACTOR OF ADOLESCENTS' AGGRESSIVE BEHAVIOR
Artur A. Rean, Chairman of the Scientific Coordination Council of the Russian Academy of Education (RAO) on Family and Childhood Issues, Head of Center for socialization, family and prevention of antisocial behavior research of MPGU, Doctor of Pedagogical Sciences, Professor, Member of Russian Academy of Education, Honored scientist of the Russian Federation Moscow Pedagogical State University (119048, Moscow, ul. Usacheva, 64) E-mail: profrean@yandex.ru
Ivan A. Konovalov, Research analyst of the Center for socialization, family and prevention of antisocial behavior research Moscow Pedagogical State University (119048, Moscow, ul. Usacheva, 64) E-mail: iv.konovalov@yandex.ru
Abstract. The article is dedicated to the analysis of different aspects of the concept of "dysfunctional family" in the context of various manifestations of adolescents' aggression. The analysis is devoted to the review of the relationship between dysfunctional characteristics of the family and various types of aggression: self-destructive behavior, peer aggression, violent crimes and hate crimes. Attention is also paid to research on modern adolescents' images of dysfunctional families.
Keywords: dysfunctional family, family violence, harsh discipline, peer aggression, self-destructive behavior, violent crime, hate crime, family image.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Реан А.А., Коновалов И.А. Дисфункциональная семья как фактор агрессивного поведения подростков. Вестник Московского университета МВД России. 2020(8):292-301.
Проблематика дисфункциональных состояний и явлений в жизни семьи привлекает активное внимание, как общественности, так и научного сообщества. Вопрос обеспечения благополучия и предотвращения не-
благополучия семьи является одним из ключевых в социальной повестке, как РФ, так и многих других стран.
Для того, чтобы подойти к рассмотрению понятия «дисфункциональная семья», рассмотрим основные
функции семьи. Так, И.Ю. Шилов, обобщая значительное число работ, посвященных проблематике семьи и семейного воспитания, выделяет следующие функции семьи [14]:
• Репродуктивная
• Воспитательная
• Хозяйственно-бытовая
• Экономическая
• Сфера первичного социального контроля
• Сфера духовного общения
• Социально-статусная
• Досуговая
• Эмоциональная (психотерапевтическая)
• Сексуально-эротическая
Говоря о «дисфункциональной семье» в настоящей работе мы будем полагать такое состояние семьи, в котором нарушены или не работают ряд функций. В настоящей статье речь пойдет в первую очередь о нарушении таких функций как: воспитательная, сфера первичного социального контроля и эмоциональная (психотерапевтическая).
Эмоциональная функция состоит в том, что в семье человек (как ребенок, так и взрослый) получает удовлетворение потребности в любви и эмоциональную поддержку, выраженную в таких явлениях как формирование привязанности, эмпатия членов семьи по отношению друг к другу. Можно сказать, что получение человеком сочувствия и поддержки в семье имеет и психотерапевтический аспект [14].
Понятие «дисфункциональная семья» является собирательным, исследования, посвященные данному явлению, учитывают множество различных проявлений неблагополучия. Кратко рассмотрим основные из них. Так, например, в пул исследований, обозначенных ключевым словом «дисфункциональная семья» входят работы, посвященные рассмотрению последствий такого явления, как насилие в семье. «Насилие в семье» понимается как злоупотребление властью (abuse of power), которое может проявляться в различных формах: эмоциональное насилие, психологическое насилие, пренебрежение, финансовая эксплуатация, уничтожение личных вещей, нанесение травм домашним животным, физические и сексуальные нападки, убийство [26; 32].
Проблема дисфункциональных отношений в семье в настоящий момент вызывает бурные споры в средствах массовой информации и на различных уровнях общественной жизни в РФ. Однако, вынуждены констатировать, что систематические исследования распространенности данной проблематики в РФ практически отсутствуют. Пример локального иссле-
дования указанной проблематики представляет работа Е.Н. Волковой, И.В. Волковой и О.М. Исаевой [4], в рамках которой на материале опроса 227 подростков, проживающих в Нижнем Новгороде установлено, что % выборки переживали насилие в семье, причем респонденты чаще сталкивались с насилием дома, нежели в школе — 54% против 30% [4].
Иным аспектом, связанным с дисфункциональным состоянием семьи, является нарушение групповой динамики внутри семьи. Термин «супружеская групповая динамика» (parental dynamics) обозначает психологический климат в отношениях супругов, куда входят такие параметры, как зависимость друг от друга (mutual dependency), доминирование, подчинение, эмпатия и специфика взаимоотношений между супругами [32]. К нарушениям внутрисемейной групповой динамики можно отнести такие явления как применение физической силы, а также высокую частоту и интенсивность конфликтов как в детско-родительских отношениях, так и между супругами.
Еще одно понятие — «особенности внутрисемейного функционирования» (Family Functioning) обозначает комплексное понятие, включающее параметры семьи, связанные с особенностями проявлений эмоций внутри семьи, особенностей структуры семьи, контроля, внешних взаимоотношений семьи, распределения ролей внутри семьи при решении каких-либо задач [32; 34]. Девиациями данного аспекта семейного функционирования могут считаться отклонения в реализации воспитательных практик, как например, жесткие наказания или наоборот игнорирование или пренебрежение ребенком. Готовность к агрессии и совершению насилия среди подростков также обусловлена такими проявлениями семейной ситуации, как пренебрежение ребенком со стороны родителей (parental neglect), частые проявления внутрисемейных конфликтов (family conflict), сексуальное насилие над ребенком (sexual abuse), девиантность родителей (parental deviance) [19].
Дисгармония семейного функционирования как одно из проявлений общей дегуманизации общества рассматривается в работе О.А. Карабановой [6]. Тенденция выражается в таких явлениях как дестабилизация и неэффективное выполнение семьей функции социализации. Автор указывает, что «общее ухудшение психологической атмосферы и рост дисфункциональ-ности и конфликтности в значительной части российских семей обусловлены социально-экономическими трудностями, нестабильностью социальной системы, низким материальным уровнем жизни, трудностями профессиональной занятости в большинстве регионов
России, трансформацией традиционно сложившейся ролевой структуры семьи и распределения ролевых функций между супругами» [6, с. 297]
Отметим еще один аспект. Долгое время считалось, что значимым фактором риска делинквентного поведения детей и подростков считалась структурная неполнота семьи, однако, в 1960-1970 годах данная тенденция изменилась — статистические данные о преступности несовершеннолетних указывали на то, что фактором риска является не столько структурная неполнота, сколько психо-социальная деформация семьи [11].
Проблематика агрессивного поведения детей и подростков включает в себя множество явлений, каждое из которых обусловлено рядом факторов. Мы исходим из понимания агрессии как намеренных действий, которые направлены на причинение ущерба другому человеку, группе людей или животному [10]. Существует множество видов агрессии, но в настоящей работе мы остановимся на проявлениях агрессии в среде сверстников, самодеструктивном поведении и агрессии, связанной с совершением насильственных преступлений и преступлений на почве ненависти.
Каждое из указанных явлений обусловлено множеством различных факторов: личностными особенностями детей и подростков, спецификой круга общения, школьной ситуации и, безусловно, спецификой семьи. В научной литературе фактически общепринятой является точка зрения, согласно которой, существует взаимосвязь между средовыми особенностями ситуации развития (социальными, семейными и экономическими) и индивидуальными особенностями (личностными чертами, способностями, склонностью к различным акцентуациям и психопатологиям). Развитие склонности к агрессии и насилию значимо связано с особенностями соотношения средовых и индивидуальных характеристик [20; 39]. В настоящей работе мы остановимся на рассмотрении различных связей фактора семьи с особенностями проявления агрессии подростками.
Образы дисфункциональной семьи у современных подростков и практики родительства
Образ матери является интегральной характеристикой благополучия подростка — негативное отношение к матери является значимым предиктором вероятности различных негативных проявлений в дельнейшей социальной жизни [9]. В связи с указанным, особое значение приобретают исследования образа семьи и родителей у подростков с различными проявлениями девиантного поведением.
В ряду отечественных исследований рассматри-
вается специфика образа родителей у подростков, находящихся на различных траекториях социализации. Так, например, в исследовании, посвященном анализу образов родителей подростков, склонных к употреблению психоактивных веществ (в частности, с риском алкоголизации) [1], было установлено, что существуют специфические показатели риска начала употребления алкоголя у девушек и юношей. У молодых людей они отражают актуализацию и обострение реакции эмансипации на фоне переживания давления со стороны родителей. У девушек же они представлены нарушенными взаимоотношениями с матерью с доминированием переживания отвержения и эмоциональной отгороженности, отвержения [1].
Исследовательская группа А.А. Реана имеет ряд публикаций, связанных с оценкой представлений де-виантных подростков о семье по сравнению с нормативными подростками. В одной из работ [12] показано, что образ матери у учащихся из школ для лиц с деви-антным поведением является вполне положительным. Однако, матери данной категории учащихся, вероятно, имеют ряд поведенческих особенностей, что отражается, в несколько большей вероятности употребления некоторых негативных описательных характеристик (в частности, девиантные подростки значимо чаще оценивают своих матерей как «равнодушных»). В исследовании также обнаружены различия в представлении об отцах — нормативные подростки оценивают отцов как более эмоционально доступных и авторитетных по сравнению с асоциальными подростками [12]. В другой статье рассматривались представления нормативных и асоциальных подростков о допустимости рождения детей вне зарегистрированного брака и желании создать семью, похожую на родительскую. Было выявлено, что просоциальные подростки продемонстрировали значимо больший уровень сомнения при ответе на вопрос о допустимости рождения детей вне брака. Асоциальные подростки чаще были склонны признавать рождение детей вне зарегистрированного брака как допустимое явление. При этом, девиантные подростки значимо реже желают создать семью, похожую на родительскую по сравнению с нормотипичными подростками [13].
В качестве примера зарубежного исследования, посвященного оценке специфики образа дисфункциональной семьи, рассмотрим статью [32] посвященную рассмотрению различных семейных факторов, связанных с развитием подростковой делинквентно-сти и уточнению связи насилия в семье с особенностями дальнейшего развития подростка. В качестве независимых переменных учитывались особенности
отношений между супругами (partner dynamics) и личностные особенности подростков. Участниками исследования выступили корейские подростки. Установлено, что по сравнению с нормативной выборкой, делинквентные подростки имеют качественно отличный образ семьи — их ответы значимо чаще свидетельствуют о наличии дисфункциональной групповой динамики в семье (в частности, супружеской), более низком уровне функционирования семьи (family functioning), а также о более частых случаях насилия в семье.
Помимо качественно различных образов семьи, в указанном исследовании были также выявлены значимые различия между индивидуальными особенностями респондентов из нормативной группы по сравнению с делинквентными подростками: в группе последних значимо более выраженными оказались такие проявления, как склонность к антисоциальным тенденциям (согласно критериям DSM-IV), выраженность психосоматической симптоматики, частота переживания фрустраций [32].
Особенности дисфункциональности семьи проявляются также и в особенностях применения различных воспитательных практик со стороны родителей — ряд исследований свидетельствует о том, что такие «воспитательные приемы» и установки как наказания, проявления авторитарной позиции, строгость в сочетании с непоследовательностью значимо связаны с развитием склонности к агрессии [33].
Отметим, что в настоящий момент РФ выявлен существенных разброс установок, касающихся допустимости различных воспитательных практик. Согласно исследованию Левада-центра [8], среди жителей различных типов населенных пунктов существует существенный разброс мнений относительно допустимости физических наказаний родителями 13-14 летних подростков. Так, среди респондентов из столицы допустили подобное поведение в отношении подростков 41% участников опроса (ответы «Опере-деленно да», «Да»), а наименьшую степень согласия с данным утверждением выразили жители городов с населением от 100 до 500 тыс. — 27% респондентов дали различные варианты утвердительных ответов. В остальных типах населенных пунктов чуть более 30% респондентов согласились с данным утверждением. Примечательно также, что согласие с данным утверждением оказалось не связанным с наличием детей — показатель в 33% «согласившихся» выявлен как на подвыборке респондентов, имеющих детей до 16 лет, так и респондентов, детей не имеющих.
Крайне интересными являются данные, ка-
сающиеся ответа на вопрос «Как вы считаете, имеют родители подростка 13-14 лет право просматривать личную переписку подростка, его личные вещи, содержимое его карманов?», также заданном в указанном выше исследовании. Согласно результатам, 54% респондентов дают различные варианты положительного ответа на данный вопрос. Чуть менее половины — 41% дали отрицательные ответы, порядка 5% респондентов затруднились с ответом [8]. Указанное исследование представляет интерес прежде всего в аспекте разброса установок, касающихся допустимости различных воспитательных практик, которые могут быть связаны с различными рисками социализации подростков, в отношении которых они будут применены.
Дисфункциональная семья и агрессия в отношении сверстников
Важность изучения внутрисемейной динамики подтверждается тем фактом, что в ряде исследований установлено, что дети и подростки, находящиеся в ситуации конфликта внутри семьи зачастую «переносят» особенности проблемного поведения в плоскость отношений со сверстниками — школьную среду [18; 22; 31].
Уточнение данного соотношения проведено в работе D. Espelage [22]. В рамках исследования установлено, что вовлеченность в ситуации травли и участие в драках выступают промежуточным звеном между неблагополучной семейной обстановкой и частотой употребления психоактивных веществ. В результате кросс-секционного исследования более 1300 подростков, которое было реализовано в три волны (здесь стоит говорить именно о «волнах», т.к. участвовали одни и те же респонденты в 3-х замерах) было установлено, что участие в драках в качестве инициатора (fighting perpetration) и вовлеченность в ситуации травли выступают медиатором между вовлеченностью в ситуации насилия в семье и употреблением психоактивных веществ. Данная связь оказалась значимой для юношей, но результаты неустойчивы на подвыборке девушек [22].
Связь дисфункциональных отношений в семье и вероятности вовлеченности в буллинг подтверждена в множестве исследований [23; 41]. Основным механизмом «трансляции» агрессии из семьи в среду сверстников является восприятие актов физического насилия в семье. В частности, подобный вывод был сделан в исследовании [15], в рамках которого на выборке итальянских школьников, обучающихся в начальной и средней школе, было установлено, что дети, становившиеся свидетелями актов физического насилия от-
цов по отношению к матерям, так и наоборот, значимо чаще оказывались вовлеченными в ситуации травли в качестве агрессоров [15].
Вовлеченность в ситуации буллинга далеко не единственный вариант последствий дисфункциональных состояний в семье, в частности, семейного насилия. Во множестве исследований установлена связь вовлеченности в ситуации семейного насилия с употреблением психоактивных веществ [21; 27].
В работе [37] рассматривается связь опыта переживания внутрисемейного насилия и риска (агрессия со стороны матери (matemal aggression), агрессия со стороны сиблинга (sibling aggression), небезопасная обстановка (environmental risk)) в раннем детстве с дальнейшей склонностью к проявлению реактивной и проактивной физической агрессии в раннем под-ростничестве. Значимой переменной в рамках исследования также выступила фиксация различных негативных проявлений взаимодействия с родителями в дошкольном и раннем школьном детстве — индукция (приписывание) вины (guilt induction), жесткая дисциплина (power assertive discipline). Исследование представляет собой лонгитюд, в котором приняли участие 216 диад матерей с детьми. Матери находились в программе лечения наркотической зависимости.
В результате исследования было установлено, что частота проявлений физической агрессии в раннем детстве оказалась связанной с частотой применения жестких методов дисциплины в дошкольном и раннем школьном детстве, что впоследствии предсказывало связь с показателями проактивной агрессии в подростковом возрасте. Было также установлено, что употребление психоактивных веществ и периодическое оставление матерями своих детей в раннем детстве, с высокой долей вероятности предсказывало более высокий уровень реактивной физической агрессии в раннем подростничестве. Также было установлено, что частота проявлений физической агрессии в дошкольном, раннем школьном возрасте и проявления намеренной физической агрессии в подростковом возрасте оказались значимо связаны с виктимизацией в подростковом возрасте [37].
Статья [30] посвящена выяснению связи жестокого обращения с детьми в семье (физического и психологического абьюза и пренебрежения), дисфункциональной семейной среды (жестокость супругов по отношению друг к другу, злоупотребление психоактивными веществами), посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) и вероятности вовлеченности в ситуации школьной травли. В статье был поставлен вопрос о медиативной роли ПТСР в выяснении ука-
занной связи. Выборку исследования составили более 6000 учащихся четвертых классов, проживающих в Тайване. Результаты свидетельствуют о том, что чем больше различных неблагоприятных событий происходит в семейной жизни ребенка, тем более высокой является вероятность вовлечения в ситуации травли. Наиболее значимыми переменными, репрезентирующими дисфункциональный характер семейных отношений оказались — физическое насилие по отношению к ребенку в семье, злоупотребление ПАВ родителями и восприятие насилия родителей в отношении друг друга [30].
В работе [35] предпринята попытка установить каузальную связь дисфункциональных отношений в семье (в аспекте практик родительства) и специфику взаимоотношений со сверстниками (в аспекте привязанности). В рамках работы рассматривается опосредующая (медиативная) роль самооценки. Отдельным аспектом исследования является выявление роли половых различий в сохранении предполагаемой связи. Исследование представляет собой лонгитюд. Респонденты принимали участие в трех волнах: будучи учениками последних двух классов начальной школы и первой ступени средней школы. В результате исследования было установлено, что вне зависимости от пола респондентов негативная связь дисфункциональных отношений в семье и самооценки сохранялась в течение трех волн исследования. В исследовании также установлено, что для мальчиков самооценка являлась опосредующим звеном между негативным опытом в семье и спецификой формирования привязанности со сверстниками, а в случае девочек подобная связь была установлена лишь в ряду замеров, что свидетельствует о необходимости поиска иного опосредующего фактора [35].
В статье [3] наряду с различными факторами риска вовлеченности в травлю в роли жертвы дана характеристика ряду проявлений внутрисемейной коммуникации. В исследовании показано, что матери детей 5-8 классов, имеющих опыт виктимизации значимо меньше интересуются жизнью детей, оказывают меньшую степень поддержки. Авторы также отмечают, что в семьях жертв буллинга чаще распространены практики формального контроля и критика [3].
В обзоре [7] выделена следующая характеристика связи между спецификой семейных отношений и вероятности вовлеченности в буллинг: доверительная атмосфера в семье снижает интенсивность последствий случаев вовлечения в травлю в роли жертвы. Агрессорами же оказываются преимущественно дети и подростки из семей с ярко выраженным дисбалан-
сом власти, в частности, проявляющемся в неравном отношении между сиблингами. Также указано, что для агрессоров (вне зависимости от пола) характерно нарушение взаимоотношений с отцом и матерью (преимущественно для мальчиков) [7].
Подводя итог данного раздела, можно привести утверждение D.Espelage, согласно которому, насилие в семье является «тренировочной площадкой» для агрессии в среде сверстников [22, с. 338]. Что, впрочем, полностью согласуется с основным положением теории А.Бандуры о том, что агрессия является продуктом социального научения [2, с. 118].
Дисфункциональная семья и самодеструктивное поведение
Рассмотрим примеры исследований, направленных на выявление связи дисфункциональных отношений в семье и самодеструктивного поведения подростков. В работе [29] на основе качественных интервью выявлен и проанализирован ряд факторов, связанных с возникновением самодеструктивного поведения в подростничестве. Одним из значимых фактором является опыт проживания в дисфункциональной семье. Авторы указывают, что для подавляющего большинства респондентов было характерно переживание ненужности своим родителям. Также многие участники исследования указывали о наличии интенсивных внутрисемейных конфликтов и о том, что они с жили с чувством невозможности получения поддержки со стороны родителей. Многие респонденты также сообщали о том, что в случаях психиатрических госпитализаций, их отношения с родителями только усложнялись [29].
В статье [36] проанализированы представления о своих семьях подростков, которые имели опыт психиатрической госпитализации в связи с самодеструктивным поведением и нормативных подростков (контрольная группа). Образ семьи был оценен с помощью инструмента Family perceptions scale (FPS) [40], включающего пять шкал: воспитание ("Nurture", шкала оценивает эмоциональную близость с родителями и практики заботы), умение решать проблемы ("Problem solving", шкала оценивает возможность справляться с бытовыми ситуациями и разногласиями), семейные границы ("Family boundaries", шкала оценивает степень, в которой жизнь в семье организована понятными и принимаемыми ее членами правилами и дисциплиной), ответственность ("Responsibility", шкала оценивает способность членов семьи нести ответственность за различные бытовые задачи), выражение эмоций ("Expressed emotion", шкала оценивает степень, с которой семейная среда воспринимается как
враждебная и критическая).
Авторы сообщают о существенных различиях в восприятии своих семей у респондентов из различных подвыборок: статистически значимые различия были выявлены по всем рассматриваемым шкалам, за исключением шкалы «Семейные границы». По шкале «выражение эмоций», описывающей враждебную обстановку в семье респонденты из группы имеющих опыт госпитализации в связи с самоповреждающим поведением указали значимо более частые случаи подобных ситуаций, по остальным шкалам оценки, наоборот, оказались существенно ниже по сравнению с контрольной группой [36].
Дисфункциональная семья и вероятность вовлечения в преступную активность
Рассмотрим примеры исследований, в рамках которых установлена связь дисфункциональных состояний семьи и вероятности совершения правонарушений различного характера. В рамках исследования [38] рассмотрены констелляции различных факторов риска связанных с возникновением криминального поведения в ранней взрослости. Объектом анализа выступили данные полиции о правонарушителях, совершивших преступления различного характера (насильственные и ненасильственные). В анализ были включены данные правонарушителей, находящихся на испытательном сроке, и на которых в распоряжении правоохранительных органах имеется досье. Были выделены две группы факторов, связанные с риском совершения преступлений насильственного характера. Первый — сочетание таких факторов как девиантный круг общения (референтная группа сверстников, среди которых есть те, кто ранее совершали нападения, в т.ч. под воздействием наркотиков) и дисфункциональная семья (в данном случае — психологически неблагополучная обстановка в семье), в которой вырос правонарушитель. Второй паттерн сочетания факторов — девиантный круг общения и опыт совершения правонарушений членом семьи. При этом наличие депрессивных эпизодов в детстве оказалось связанным с более низкой вероятностью совершения преступлений насильственного характера в дальнейшем [38].
Работа [25] посвящена освещению последних исследований, связанных с различными факторами риска совершения насилия подростками и молодежью (youth violence), среди которых — жестокое обращение с детьми (child maltreatment), буллинг, насилие на свиданиях (dating violence), а также насилие в отношении интимного партнера (intimate partner violence). Обратим внимание на исследование долгосрочных последствий крайне строгой дисциплины, включающей
физические наказания (harsh discipline) — в работе [24] показано, что жесткая дисциплина в возрасте 8-10 лет с высокой вероятностью предсказывала совершения правонарушений вплоть до 50 лет [24].
Дисфункциональные состояния семьи многими авторами включаются в перечень факторов подростковой и молодежной радикализации и, как следствие, связаны с риском преступлений на почве ненависти (hate crime) [17; 28].
Причиной радикализации может стать пренебрежение со стороны родителей (предоставленность подростка самому себе) или же семейные проблемы в более широком смысле, которые затрудняют поиск позитивной поддержки: проблемы со здоровьем родителей, усугубляющие социальную нестабильность; запутанная семейная и миграционная история, отсутствие чётких культурных ориентиров [16].
С.Н. Ениколопов в работе [5] рассматривает различные траектории социализации, приводящие людей к террористической деятельности. Рассмотрим аспекты, связанные с дисфункциональными характеристиками семьи. Вслед за Дж. Простом, С.Н. Ениколопов проводит различия между анархическими террористами и этническими сепаратистами. Для первых террористическая деятельность представляет собой протест против «мира своих отцов», т.е. фактически их деятельность является агрессией «против общества родителей». В случае этнических сепаратистов образ семьи получает совершенно иной эмоциональный окрас — их деятельность является местью обществу за обиды нанесенные родителям [5]. В контексте рассмотрения темы дисфункциональной семьи крайне примечательным является рассмотрение схожих характеристик социализации террористов-захватчиков самолетов: наличие у отцов будущих террористов выраженных склонностей к насилию и зачастую проблем с употреблением алкоголя, религиозная фанатичность, характерная для матери [5].
В качестве распространённого семейного фактора выделяют домашнее насилие, являющееся источником травм, обуславливающих склонность подростка к насильственному поведению в будущем [24].
В рамках данной работы были рассмотрены различные проявления дисфункциональных состояний семьи в их связи с риском проявления различных видов агрессивного поведения подростков. Приводятся характеристики, фиксируемые в различных исследованиях, посвященных дисфункциональным семьям: проявления семейного насилия, нарушения внутрисемейной групповой динамики и семейного функционирования. В работе рассмотрены образы семьи у
подростков с различными девиациями поведения по сравнению с нормотипичной группой. Показано, что образы семьи асоциальных подростков имеют ряд отличий, связанных с негативной «окраской» различных семейных процессов и/или образов родителей. В статье также уделено внимание «трансляции» семейной агрессии в плоскость отношений со сверстниками. Дан обзор статей, посвященных связи дисфункциональных характеристик семьи и вероятности вовлеченности в ситуации буллинга. Внимание также уделяется связи конфликтных внутрисемейных отношений и самодеструктивного поведения подростков. В работе специальное внимание уделяется связи семейных характеристик и вероятности вовлеченности в преступную деятельность в контексте двух возможных траекторий негативной социализации: криминализации и радикализации.
Литература
1. Алёхин А.Н., Локтева А.В., Дубинина Е.А. Образ родителей у подростков, склонных к алкоголизации // Тюменский медицинский журнал. 2014. №1. С. 28-31.
2. Бандура А. Теория социального научения. СПб: Евразия, 2000.
3. Воликова С.В., Калинкина Е.А. Детско-роди-тельские отношения как фактор школьного буллинга // Консультативная психология и психотерапия. 2015. №. 4. С. 138-161.
4. Волкова Е.Н., Волкова И.В., Исаева О.М. Оценка распространенности насилия над детьми // Социальная психология и общество. 2016. Том 7. № 2. С. 19-34.
5. Ениколопов С.Н. Терроризм и агрессивное поведение // Национальный психологический журнал. 2006. №. 1 (1). С. 28-32.
6. Карабанова О.А. Дисгармоничность детско-родительских отношений как фактор риска девиантного поведения личности // Вестник Московского университета МВД России. 2014. №. 12. С. 295-299.
7. Новикова М.А., Реан А.А. Семейные предпосылки вовлеченности ребенка в школьную травлю: влияние психологических и социальных характеристик семьи // Психологическая наука и образование. 2018. Том 23. № 4. С. 112-120.
8. Права детей. Исследование Левада-центра // https://www.levada.ru/2017/06/01/prava-podrostkov/prava-detej/
9. Реан А.А. Отец и мать в сознании детей и под-
ростков // Вестник Московского университета МВД России. 2017. №. 1. С. 204-209.
10. Реан А.А. Психология личности. Издательский дом» Питер», 2013.
11. Реан А.А. Семья как фактор социальных девиаций личности // Российский психологический журнал. 2007. Т. 4. №. 1. С. 25-29.
12. Реан А.А., Коновалов И.А. Социально-перцептивный образ различных социальных групп в сознании подростков // Социальная психология и общество. 2018. Т. 9. №. 2. С. 60-80.
13. Реан А.А., Коновалов И.А., Новикова М.А. Семья в представлении подростков с просо-циальным и асоциальным поведением // Мир психологии. 2018. №. 1. С. 75-88.
14. Шилов И.Ю. Фамилистика. Психология и педагогика семьи: Практикум // СПб: Петрополис, 2000.
15. Baldry A.C. Bullying in schools and exposure to domestic violence // Child abuse & neglect. 2003. Т. 27. №. 7. С. 713-732.
16. Bonelli L., Carrié F. Radicalité engagée, radicalités révoltées, Enquête sur les jeunes suivis par la protection judiciaire de la jeunesse, 2018 [Электронный ресурс] // URL: https:// www.ladocumentationfrancaise.fr/var/storage/ rapports-publics/184000167.pdf (дата обращения 18.08.2020)
17. Borum R. Psychological vulnerabilities and propensities for involvement in violent extremism // Behavioral sciences & the law. 2014. Т. 32. №. 3. С. 286-305.
18. Cohen D.A., Rice J. Parenting styles, adolescent substance use, and academic achievement // Journal of drug education. 1997. Т. 27. №. 2. С. 199-211.
19. Deschenes E.P., Esbensen F.A. Violence and gangs: Gender differences in perceptions and behavior // Journal of Quantitative Criminology. 1999. Т. 15. №. 1. С. 63-96.
20. Doreleijers T.A. H. et al. Girls in detention: What are their characteristics? A project to explore and document the character of this target group and the significant ways in which it differs from one consisting of boys // Journal of Adolescence. 2000. Т. 23. №. 3. С. 287-303.
21. Downs W.R., Harrison L. Childhood maltreatment and the risk of substance problems in later life // Health & social care in the community. 1998. Т. 6. №. 1. С. 35-46.
22. Espelage D.L. et al. Family violence, bullying,
fighting, and substance use among adolescents: A longitudinal mediational model // Journal of Research on Adolescence. 2014. T. 24. №. 2. C. 337-349.
23. Espelage D.L., Bosworth K., Simon T.R. Examining the social context of bullying behaviors in early adolescence // Journal of counseling & development. 2000. T. 78. №. 3. C. 326-333.
24. Farrington D.P., Malvaso C.G. Physical punishment and offending in two successive generations of males // Child Abuse and Neglect. — Academic Press. 2019. C. 203-224.
25. Farrington D.P., Ttofi M.M. Advancing Knowledge about Youth Violence: Child Maltreatment, Bullying, Dating Violence, and Intimate Partner Violence // Journal of Family Violence. 2020. C. 1-7.
26. Finkelhor D. Common features of family abuse // The dark side of families: Current family violence research. 1983. C. 17-28.
27. Gilbert R. et al. Burden and consequences of child maltreatment in high-income countries // The lancet. 2009. T. 373. №. 9657. C. 68-81.
28. Gilperez-Lopez I. et al. An initial study on radicalization risk factors: Towards an assessment software tool //2017 28th International Workshop on Database and Expert Systems Applications (DEXA). IEEE, 2017. C. 11-16.
29. Hansson K., Malmkvist L., Johansson B.A. A 15-year follow-up of former self-harming inpatients in child & adolescent psychiatry-a qualitative study // Nordic Journal of Psychiatry. 2020. T. 74. №. 4. C. 273-279.
30. Hsieh Y.P. et al. Associations Between Child Maltreatment, Dysfunctional Family Environment, Post-Traumatic Stress Disorder and Children's Bullying Perpetration in a National Representative Sample in Taiwan // Journal of Family Violence. 2020. C. 1-10.
31. Kim H.S., Kim H.S. The characteristics of their family environment and character trait among delinquent adolescents in Korea // Journal of the Korean Academy of Child and Adolescent Psychiatry. 1997. T. 8. №. 1. C. 57-69.
32. Kim H.S., Kim H.S. The impact of family violence, family functioning, and parental partner dynamics on Korean juvenile delinquency // Child psychiatry and human development. 2008. T. 39. №. 4. C. 439-453.
33. Klein K. et al. Delinquency during the transition to early adulthood: Family parenting predictors
from early adolescence // Adolescence. 1997. T. 32. №. 125. C. 61 — 80.
34. Lee E.O. et al. Family functioning in the context of chronic illness in women: a Korean study // International journal of nursing studies. 2002. T. 39. №. 7. C.705-711.
35. Lim Y. Self-esteem as a mediator in the longitudinal relationship between dysfunctional parenting and peer attachment in early adolescence // Children and Youth Services Review. 2020. T. 116. C. 105224.
36. Palmer E., Welsh P., Tiffin P.A. Perceptions of family functioning in adolescents who self-harm // Journal of family therapy. 2016. T. 38. №. 2. C. 257-273.
37. Perry K.J. et al. Pathways from early family violence to adolescent reactive aggression and violence victimization // Journal of Family Violence. 2020. C. 1-12.
38. Segeren M. et al. Constellations of youth criminogenic factors associated with young adult violent criminal behavior // Crime Science. 2020. T. 9. №. 1. C. 2.
39. Smith D.J. Towards explaining patterns and trends in youth crime // Psychosocial disturbances in young people: Challenges for prevention. 1995. C. 166-211.
40. Tiffin P.A., Kaplan C., Place M. Brief report: development of the family perceptions scale; a novel instrument for evaluating subjective functioning in the families of adolescents // Journal of adolescence. 2011. T. 34. №. 3. C. 593-597.
41. Voisin D.R., Hong J.S. A meditational model linking witnessing intimate partner violence and bullying behaviors and victimization among youth // Educational Psychology Review. 2012. T. 24. №. 4. C. 479-498.
References
1. Aljohin A.N., Lokteva A.V., Dubinina E.A. Obraz roditelej u podrostkov, sklonnyh k alkogolizacii // Tjumenskij medicinskij zhurnal. 2014. №1. S. 28-31.
2. Bandura A. Teorija social'nogo nauchenija // SPb: Evrazija. 2000.
3. Volikova S.V., Kalinkina E.A. Detsko-roditel'skie otnoshenija kak faktor shkol'nogo bullinga // Konsul'tativnaja psihologija i psihoterapija. 2015. №. 4. S. 138-161.
4. Volkova E.N., Volkova I.V., Isaeva O.M. Ocenka rasprostranennosti nasilija nad det'mi // Social'naja
psihologija i obshhestvo. 2016. Tom 7. № 2. S. 19-34.
5. Enikolopov S.N. Terrorizm i agressivnoe povedenie // Nacional'nyj psihologicheskij zhurnal. 2006. №. 1 (1). S. 28-32.
6. Karabanova O.A. Disgarmonichnost' detsko-roditel'skih otnoshenij kak faktor riska deviantnogo povedenija lichnosti // Vestnik Moskovskogo universiteta MVD Rossii. 2014. №. 12. S. 295-299.
7. Novikova M.A., Rean A.A. Semeinye predposylki vovlechennosti rebenka v shkol'nuju travlju: vlijanie psihologicheskih i social'nyh harakteristik sem'i // Psihologicheskaja nauka i obrazovanie. 2018. Tom 23. № 4. S. 112-120.
8. Prava detej. Issledovanie Levada-centra // https:// www.levada.ru/2017/06/01/prava-podrostkov/ prava-detej/
9. Rean A.A. Otec i mat' v soznanii detej i podrostkov // Vestnik Moskovskogo universiteta MVD Rossii.
2017. №. 1. S. 204-209.
10. Rean A.A. Psihologija lichnosti. Izdatel'skij dom" Piter", 2013.
11. Rean A.A. Sem'ja kak faktor social'nyh deviacij lichnosti //Rossijskij psihologicheskij zhurnal. 2007. T. 4. №. 1. S. 25-29.
12. Rean A.A., Konovalov I.A. Social'no-perceptivnyj obraz razlichnyh social'nyh grupp v soznanii podrostkov // Social'naja psihologija i obshhestvo.
2018. T. 9. №. 2. S. 60-80.
13. Rean A.A., Konovalov I.A., Novikova M.A. Sem'ja v predstavlenii podrostkov s prosocial'nym i asocial'nym povedeniem // Mir psihologii. 2018. №. 1. S. 75-88.
14. Shilov I.Ju. Familistika. Psihologija i pedagogika sem'i: Praktikum // SPb.: Petropolis, 2000.
15. Baldry A.C. Bullying in schools and exposure to domestic violence // Child abuse & neglect. 2003. Т. 27. №. 7. С. 713-732.
16. Bonelli L., Carrié F. Radicalité engagée, radicalités révoltées, Enquête sur les jeunes suivis par la protection judiciaire de la jeunesse, 2018 [Электронный ресурс] // URL: https://www. ladocumentationfrancaise.fr/var/storage/rapports-publics/184000167.pdf (date of access 18.08.2020).
17. Borum R. Psychological vulnerabilities and propensities for involvement in violent extremism //Behavioral sciences & the law. 2014. Т. 32. №. 3. С. 286-305.
18. Cohen D.A., Rice J. Parenting styles, adolescent substance use, and academic achievement // Journal of drug education. 1997. Т. 27. №. 2. С.
199-211.
19. Deschenes E.P., Esbensen F.A. Violence and gangs: Gender differences in perceptions and behavior // Journal of Quantitative Criminology. 1999. T. 15. №. 1. C. 63-96.
20. Doreleijers T.A.H. et al. Girls in detention: What are their characteristics? A project to explore and document the character of this target group and the significant ways in which it differs from one consisting of boys // Journal of Adolescence. 2000. T. 23. №. 3. C. 287-303.
21. Downs W.R., Harrison L. Childhood maltreatment and the risk of substance problems in later life // Health & social care in the community. 1998. T. 6. №. 1. C. 35-46.
22. Espelage D.L. et al. Family violence, bullying, fighting, and substance use among adolescents: A longitudinal mediational model //Journal of Research on Adolescence. 2014. T. 24. №. 2. C. 337-349.
23. Espelage D.L., Bosworth K., Simon T.R. Examining the social context of bullying behaviors in early adolescence // Journal of counseling & development. 2000. T. 78. №. 3. C. 326-333.
24. Farrington D.P., Malvaso C.G. Physical punishment and offending in two successive generations of males // Child Abuse and Neglect. Academic Press. 2019. C. 203-224.
25. Farrington D.P., Ttofi M.M. Advancing Knowledge about Youth Violence: Child Maltreatment, Bullying, Dating Violence, and Intimate Partner Violence // Journal of Family Violence. 2020. C. 1-7.
26. Finkelhor D. Common features of family abuse // The dark side of families: Current family violence research. 1983. C. 17-28.
27. Gilbert R. et al. Burden and consequences of child maltreatment in high-income countries //The lancet. 2009. T. 373. №. 9657. C. 68-81.
28. Gilperez-Lopez I. et al. An initial study on radicalization risk factors: Towards an assessment software tool //2017 28th International Workshop on Database and Expert Systems Applications (DEXA). IEEE, 2017. C. 11-16.
29. Hansson K., Malmkvist L., Johansson B.A. A 15-year follow-up of former self-harming inpatients in child & adolescent psychiatry — a qualitative study // Nordic Journal of Psychiatry. 2020. T. 74. №. 4. C. 273-279.
30. Hsieh Y.P. et al. Associations Between Child Maltreatment, Dysfunctional Family Environment, Post-Traumatic Stress Disorder and
Children's Bullying Perpetration in a National Representative Sample in Taiwan // Journal of Family Violence. 2020. C. 1-10.
31. Kim H.S., Kim H.S. The characteristics of their family environment and character trait among delinquent adolescents in Korea // Journal of the Korean Academy of Child and Adolescent Psychiatry. 1997. T. 8. №. 1. C. 57-69.
32. Kim H.S., Kim H.S. The impact of family violence, family functioning, and parental partner dynamics on Korean juvenile delinquency // Child psychiatry and human development. 2008. T. 39. №. 4. C. 439-453.
33. Klein K. et al. Delinquency during the transition to early adulthood: Family parenting predictors from early adolescence // Adolescence. 1997. T. 32. №. 125. C. 61-80.
34. Lee E.O. et al. Family functioning in the context of chronic illness in women: a Korean study // International journal of nursing studies. 2002. T. 39. №. 7. C.705-711.
35. Lim Y. Self-esteem as a mediator in the longitudinal relationship between dysfunctional parenting and peer attachment in early adolescence // Children and Youth Services Review. 2020. T. 116. C. 105-224.
36. Palmer E., Welsh P., Tiffin P. A. Perceptions of family functioning in adolescents who self-harm // Journal of family therapy. 2016. T. 38. №. 2. C. 257-273.
37. Perry K.J. et al. Pathways from early family violence to adolescent reactive aggression and violence victimization // Journal of Family Violence. 2020. C. 1-12.
38. Segeren M. et al. Constellations of youth criminogenic factors associated with young adult violent criminal behavior // Crime Science. 2020. T. 9. №. 1. C. 2.
39. Smith D.J. Towards explaining patterns and trends in youth crime // Psychosocial disturbances in young people: Challenges for prevention. 1995. C. 166-211.
40. Tiffin P.A., Kaplan C., Place M. Brief report: development of the family perceptions scale; a novel instrument for evaluating subjective functioning in the families of adolescents // Journal of adolescence. 2011. T. 34. №. 3. C. 593-597.
41. Voisin D.R., Hong J.S. A meditational model linking witnessing intimate partner violence and bullying behaviors and victimization among youth // Educational Psychology Review. 2012. T. 24. №. 4. C. 479-498.
