CC BY
89
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 32 (213). Филология. Искусствоведение. Вып. 48. С. 43-48.
С. Н. Глазкова
ДИРЕКТИВНОСТЬ В ЗЕРКАЛЕ «ДВОЙНОГО ИМПЕРАТИВА»: ПРАГМАТИЧЕСКИЙ ПАРАДОКС ИЛИ ОТРАЖЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ СПЕЦИФИКИ РУССКОЙ КОММУНИКАЦИИ
Статья посвящена анализу уникальной конструкции - «двойного императива». «Двойной императив» рассматривается как прямое побуждение с показателем смягчения директивности высказывания, что парадоксально, тоже в форме императива. В статье выявляется национально-культурная специфика такой конструкции, делается попытка проанализировать причины возникновения и бытования в русском языке прямых императивов как проявления особой, «русской», вежливости.
Ключевые слова: императив, «двойной императив», побудительность, национальный стиль русской коммуникации, десенсибилизатор директивности, вежливость сближения.
Императив привлекает внимание ученых уже давно. Лингвистов интересовало не только употребление императива для выражения побуждения, но и полисемия, нетипичные семантические употребления, взгляд на императив в свете теории речевых актов, в типологическом аспекте и др. Несмотря на обилие работ, посвященных изучению императива с разных точек зрения, исследований прототипического императива в лингвокультурологическом аспекте явно недостаточно, поскольку специфика выражения побуждения выявляет особенности национального стиля коммуникации. Исследование же национальнокультурной специфики коммуникации в современном глобализующемся мире трудно переоценить. В статье анализируются только формы 2Sg и 2Р1, т. к. для данной работы нерелевантно употребление неспециализированных форм в императивном значении, десе-мантизированных императивов, а также форм Sg3, Р13 и Р11. Мы не рассматриваем «императивные конструкции с неимперативными глагольными формами» (В. С. Храковский) и пренебрегаем разграничением семантических подтипов императивов, т. к. описываемое лингвистическое явление наблюдается при употреблении практически всех подтипов императива: например, прохибитив: Не делай Х, будь другом; превентив: Не упади, пожалуйста; императив с семантикой движения: Отойди, будь любезен; императив с семантикой изменения действия: начни, продолжай, перестань делать: Начинай мыть, пожалуйста и др. Интересующую нас конструкцию мы назвали «двойным императивом», а его
бытование в русской коммуникации - прагматическим парадоксом. Объектом нашего изучения является коммуникативное поведение представителей русской лингвокульту-ры; предметом - конструкция «двойного императива» типа ‘сделай милость (пожалуйста, будь другом и пр.)’, ‘сделай действие Х’. Это конструкция смягчения основного прямого императива с помощью второго императива, которая регулярно используется в русской коммуникации.
Продуктивным представляется прагматический анализ императивных форм и конструкций в лингвокультурологическом ключе. В. С. Храковский, проводя сравнительный анализ императива, сделал вывод о том, что во многих языках «сам по себе нейтральный императив часто воспринимается как невежливая форма»1, однако в русской коммуникации употребление прямого императива не только приемлемо, но и предпочтительно. Т. В. Ларина, например, приводит результаты экспериментального исследования, из которых понятно, что русские коммуниканты отдают предпочтение прямому выражению побуждения: «Императивные высказывания оказались преобладающими как в директивных, так и в недирективных (просьбе, совете, предложении)»2. Проведенный нами анализ лингвистического материала показал, что русские коммуниканты не только охотно используют прямой императив, но и регулярно добавляют к нему императив-десенсибилизатор (средство смягчения) в форме повелительного наклонения, который является маркером прагматического ослабления категоричности
директивности высказывания, показателем вежливого общения.
Это явление заставляет задуматься о характере русской коммуникации. Русский коммуникативный этностиль настолько отличается от, скажем, английского, что «интерпретация русского коммуникативного поведения носителями англоязычных культур может быть абсолютно неверной»3. Особенно ярко это проявляется в выражении побуждения.
Способы выражения побуждения являются «лакмусовой бумажкой» системы вежливости в языке. Характерной для русской культуры ученые считают вежливость сближения (Т. В. Ларина, Л. А. Городецкая и др.), в отличие от английской культуры, для которой характерна вежливость дистанцирования. Именно через призму системы вежливости конструкция «двойного императива» становится и объяснимой, и особенно значимой для русской коммуникации.
Вежливость является интегральным образованием, включающим в себя компоненты национальной, групповой и личностной культуры. Т. В. Ларина так определяет вежливость: «...вежливость - универсальная коммуникативная категория, представляющая собой сложную систему национальноспецифических стратегий, направленных на гармоничное, бесконфликтное общение и соответствующее ожиданиям партнеров»4. Проблема «вежливости-грубости» чрезвычайно актуальна в ситуации повеления, поэтому категория вежливости грамматикализуется в императивах значительно чаще, чем в других глагольных формах. Важно рассмотреть, как конструкция «двойного императива» отражает особенности русской коммуникации и, в частности, особенности проявления вежливости.
Русскому этностилю свойственны следующие черты: коммуникативная естественность и прямолинейность, ориентированность на содержание, а не на форму, импозитивность, эмоциональность и др. Как пишет Л. В. Балашова, представление о гармоничной коммуникации русских «связано с общими этическими установками языкового коллектива, где ведущую роль играет представление <...>
о правде и истинности, с одной стороны, и открытости, прямоте говорящего, с другой»5. Говоря о коммуникативном идеале русских, она отмечает, что «в идеале говорящий должен быть откровенным, открытым и искрен-
ним или отказаться от общения (говорить, так договаривать, а не договаривать, так и не говорить)»6. Исследовательница делает вывод о том, что «наиболее достойной и этичной формой коммуникации признается прямая коммуникация, которая часто неотделима от правдивой информации»7. Общность, общение, единение влекут за собой и другие коммуникативные ценности, важные для людей, привыкших жить в тесном коллективе. Это, прежде всего, - правда и искренность, на которые неоднократно указывали исследователи.
Л. А. Городецкая отмечает «коммуникативную монополизацию», категоричность русской коммуникации и считает, что принцип уважительности к собеседнику соблюдается не всегда8. Эти черты проявляются в употреблении прямых императивов. А. Ю. Муратов отмечает, что английский язык, как и культура в целом, во многих отношениях более вежливый, чем русский язык9, Ш. Танака и С. Каваде выделяют вежливые и невежливые общества10. Эти мнения видятся крайне спорными и противоречат нашему базовому положению: было бы в корне неверно относить русскую культуру к невежливым, ибо нет более или менее вежливых культур, есть разные способы проявления, формы и типы вежливости.
Назвать русскую коммуникацию невежливой некорректно. Видимо, это особая вежливость. Ю. В. Кузьменкова справедливо считает, что категоричность русских директивных высказываний является традиционной апелляцией к чувству долга и напоминанием о моральной ответственности. «При этом в традициях русской коммуникативной культуры не принято камуфлировать откровенность волеизъявлений», тогда как «специфика оформления англоязычных побуждений является одним из наиболее очевидных свидетельств характерного для англо-американской культуры регулярного расхождения между семантическим и прагматическим значениями, воспринимаемыми носителями языка как норма»11.
Видимо, каждая культура обладает широкими средствами смягчения. Смягчение директива, например, универсально, но линг-вокультура с преимущественной защитой позитивного лица (русская) использует свои средства, а лингвокультура с преимущественной защитой негативного лица (например,
английская) - свои. По нашим наблюдениям, для смягчения побуждения в русской лингво-культуре используют преимущественно конструкцию двойного императива, т. е. средства смягчения прямого побуждения формулами вежливости, которые этимологически восходят к императивам.
Как кажется, директивность можно назвать основной чертой речевого поведения русских коммуникантов. Эта категория коррелирует с рядом других категорий, свойственных русскому коммуникативному этностилю, таких как авторитарность, напористость, категоричность, интолерантность, импозитивность, недиалогичность, наступательность, критичность, гиперболизация, коммуникативная инициативность, которые подчас кажутся излишними представителям других линг-вокультур. Так, Л. А. Городецкая отмечает «грубость, прямолинейность способов воздействия на собеседников, аудиторию»12.
Многократно цитируемые размышления Н. А. Бердяева об особенностях общения русских не противоречат нашим наблюдениям. Н. А. Бердяев писал: «Русские самый общительный в мире народ <...> У русских нет условностей, нет дистанции, есть потребность <...> выворачивать душу, ввергаться в чужую жизнь и ввергать в свою жизнь <...> Русские не признают непереходимых границ, отчетливых и резко выраженных форм общежития <...>. Они легко переходят от рассмотрения вашей мысли к нравственному требованию от вас»13. Это, по-видимому, обусловлено такими национальными чертами русского коммуникативного поведения, как высокая общительность, высокая коммуникативная активность русского человека, бескомпромиссность в споре, эмоциональность и искренность, стремление увеличить свой речевой вклад, завладеть коммуникативным вниманием, коммуникативный центризм русского человека. Модальность русской коммуникации можно с достаточной долей уверенности назвать побудительной. Побудительность, директивность, императивность
- категории, на наш взгляд, сопряженные. Директивность является коммуникативной доминантой русского национального этно-стиля, которая в первую очередь эксплицируется через императив предиката. Побудительность либо эксплицитна, т. е. выражается через форму императива и других грамматических форм, либо имплицитна.
Императивность представляется нам категорией грамматической, а директивность -категорией прагматической. Мы используем термин ‘директивность’, когда проводится интент-анализ и важным оказывается прагматический аспект; ‘императивность’ - если речь идет о грамматической экспликации побудительности с помощью специальных глагольных форм. Директивность, ярко выраженная в российской коммуникации, связана глубинно, сформирована и порождена ментальными структурами и ими же обоснована. Директивность, по-видимому, вполне приемлемая форма проявления вежливости или, точнее, это особая, русская вежливость.
Любое воздействие директивно, однако использование прямых императивов, их многообразие - чисто русская черта. Необходимость смягчения императива есть во всех языках, а способы различны: в английском это неупотребительность прямого императива, в русском - языковая система смягчения. Одно из грамматических средств смягчения эксплицитного и категоричного русского императива представляет собой рассматриваемая конструкция «двойного императива».
Как показывает лингвистический материал, употребление данной конструкции соответствует типу русской вежливости - вежливости сближения, не противоречит директивности русской коммуникации, которая, как представляется, имеет обратную зависимость от коллективизма и теплоты, «личностности» коммуникации, типичных для русского общения.
Уникальным средством десенсибилизации, категоричности «прототипического» императива видятся нам слова и выражения, организующие исследуемую конструкцию. Она состоит из двух императивов (основного и дополнительного): императива предиката, содержащего глагол, связку или вспомогательный компонент в повелительном наклонении, т. е. прямого императива основного действия, каузируемого реципиенту; и десенсибилизатор тоже в форме императива (!). Парадокс налицо: один прямой императив смягчается другим. Приведем в виде небольшого словарика некоторые выражения и слова, которые традиционно добавляют к императиву русские коммуниканты, исходя из нормы вежливого поведения. В первой колонке таблицы даны десенсибилизаторы (средства смягчения) императива, регулярно употребляемые как праг-
матичский маркер вежливости в русской коммуникации. Во второй колонке дан в обобщенной форме прототипический императив.
Предлагаемый перечень далеко не исчерпывает всех «вежливых» десенсибилизаторов императива. Как видим, все они в форме императива 2Sg и 2Р1.
Особо следует сказать о самом частотном десенсибилизаторе императива в русской речи - слове ‘пожалуйста’. Это слова в защиту его «императивного происхождения». ‘Пожалуйста’, по одной версии, приведенной в «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера14, с которой мы склонны согласиться, это - форма 2 л. повелительного наклонения ‘пожалуй’ с усилительной частицей -ста (см. подробно Фасмер, т. III, с. 741) и ‘пожалуйте’ 2 л. мн. ч. (М. Фасмер, в свою очередь, ссылается на Ягич, Будде, ИОРЯС, Потебню).
Второй императив можно назвать основным средством десенсибилизации и важной
чертой национального стиля русской коммуникации. Даже некоторые привычные «смягчители», например, ‘не в службу, а в дружбу’, являются, видимо, усеченными императивными конструкциями типа ‘Сделай не в службу, а в дружбу’, подвергшимися речевой редукции до неполного предложения.
Приведем несколько типичных примеров с употреблением двойного императива. Приведенные ниже примеры настолько типичны, что ряд их можно продолжать до бесконечности.
Подвинься, пожалуйста. Простите за беспокойство, но подвиньтесь. Будь лаской, не шевелись. Сделай милость, не двигайтесь, а?! Не сочтите за труд, передайте на билет.
Как видим, десенсибилизаторы, как и сам прототипический императив, могут быть в положительной и в отрицательной форме, что тоже косвенно подчеркивает их директивный характер. Причем частица ‘не’ употребляется однократно: либо при первом, либо при втором компоненте «двойного императива».
Сравним несколько речевых реализаций просьб.
Останови у ПАТО (1). Здесь высади (2). На следующей остановитесь (3). Будьте добры, у ПАТО остановите, пожалуйста (4). А меня здесь высадите, пожалуйста (5). На следующей, пожалуйста, остановитесь (6).
Как видим, самая вежливая из приведенных выше фраз - фраза (4) с тремя (!) императивами. Видимо, прямой императив глубинно является национально-специфичной формой выражения вежливого побуждения в русской коммуникации. Искать причины такого явления следует в особенностях русской ментальности, национально-культурного кода, т. к. коммуникативное поведение людей является компонентом их национальной культуры, регулируется национальными нормами и традициями, которые имеют глубокие исторические корни.
Директивность коммуникации определяется этнически, культурно: коллективизм как черта русской культуры имеет оборотной стороной коммуникативную уверенность в позитивной реакции на просьбу, пожелание, приказ. Английская коммуникация, для которой свойственен индивидуализм, о чем многократно писали, сразу предполагает возможный отказ, отсюда редкое применение прямых императивов, восприятие их как невежливых. В основе импозитивности, как
Будь(те) добр; -а; -ы
Будь(те) добреньки, -а
Будь(те) (так) любезен; -а; -ы
Не сочти(те) за труд
Сделай(те) милость
(одолжение)
Соблаговоли(те)
Будь(те) человеком (людьми)
Уважь(те) старика (человека,
старушку и др.)
Сделай(те) даме (человеку,
бабушке и др.) приятно
Слушай(те)
Не откажи(те) в любезности (не) (с) делай(те) действие Х
Прости(те) за беспокойство (за просьбу, за вторжение и др.)
Извини(те) за беспокойство (за
просьбу, за вторжение и др.)
Прости(те)
Окажи(те) любезность (услугу
и др.)
Не откажи(те)
Пожалуйста..
Слышь
Будь лаской
Не откажи(те) себе в
удовольствии
Сделай(те) для меня (как ты
умеешь и др.)
представляется, лежит соборность: общее мнение, мнение мира, общины, всеединое, а значит, правомерность давления, коллективной точки зрения не требует доказательств, она априори верна. Это придает директивности статус обоснованности в русской коммуникации.
Обобщив изложенное, можно констатировать следующее. Прямой императив охотно использовался и используется представителями русской коммуникации. Он считается наиболее приемлемой формой для выражения повеления в любой прагматической ситуации, независимо от социального статуса, степени образованности, возраста коммуниканта. Конструкция «двойного императива» представляет собой прототипический императив - глагол в повелительном наклонении
- в сочетании со вторым императивом - словоформой, либо словосочетанием, либо фразеологической единицей, которая используется русскими коммуникантами для смягчения побуждения, как десенсибилизатор директивности. Эта конструкция сложилась в языке неслучайно: она является отражением директивного характера русской коммуникации. Данная конструкция в современном русском языке сохраняется, как сохраняется и директивный характер русской коммуникации.
Анализ лингвистического материала показал, что прямой императив является конструкцией вежливого общения, что составляет специфику русской коммуникации. Употребление конструкции двойного прямого императива соответствует типу русской вежливости - вежливости сближения, не противоречит директивности русской коммуникации. Употребление же во многих речевых ситуациях косвенного директива (вопросительного высказывания и др.), как это принято в других лингвокультурах, например, в английской, неуместно, кажется искусственным для носителей русского языка.
Противоречие «прямой императив и вежливость сближения» кажущееся: видимо, это тенденция, по которой употребление косвенных императивов свойственно языкам с вежливостью дистанцирования, а прямых императивов - языкам с вежливостью сближения. Русская вежливость, ярко выраженная в конструкции двойного императива, отражает глубинные черты русской ментальности: соборность, общинность, коллективизм, -что составляет специфику национально-
культурного кода русских. Невежливость «по-русски» - выпадение десенсибилизатора при императиве. Невежливым считается пренебрежение десенсибилизатором в условиях применения прототипического императива.
При обучении носителей русского языка английскому и другим западноевропейским языкам в условиях межкультурной коммуникации необходимо учитывать существенные различия в выражении побуждения, основанные на разных типах вежливости в общении. Имея в виду серьезную экспансию английского языка в Россию, значимость его как языка международного общения (С. Г. Тер-Минасова), интенсификацию межкультурно-го общения и процессов глобализации, считаем важным учитывать специфику русского общения и необходимым развивать способность у русских коммуникантов ориентироваться на национально-культурный код представителей других культур.
Итак, директивность русской коммуникации может констатироваться не умозрительно, она подтверждена лингвистическим материалом: наличием и регулярным употреблением в речевом праксисе русских коммуникантов конструкции «двойного императива», который употребляется как десенсибилизатор директива и является маркером вежливого общения.
Примечания
1 Храковский, В. С. Семантика и типология императива. Русский императив / В. С. Храковский, А. П. Володин. М. : УРСС, 2001. С. 71.
2 Ларина, Т. В. Категория вежливости в английской и русской коммуникативных культурах. М. : Изд-во РУДН, 2003. С. 159.
3 Городецкая, Л. А. Лингвокультура и лингвокультурная компетентность. М. : КДУ, 2009. С. 189.
4 Ларина, Т. В. Категория вежливости и стиль коммуникации : сопоставление английских и русских коммуникативных лингвокультурных традиций. М. : Языки славян. культур, 2009. С.168-169.
5 Балашова, Е. Ю. Концепты любовь и ненависть в русском и американском языковых сознаниях : дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2004. С. 105.
6 Там же. С. 106.
7 Там же. С. 107.
8 Городецкая, Л. А. Лингвокультура и лингвокультурная компетентность. С. 145-146, 160-161.
9 Муратов, А. Ю. Political correctness and national menthality // Россия и Запад : диалог культур. Т. 1. Докл. 7-й конф. М., 2000. Вып. 8. C. 240-241.
10 Tanaka, Sh. Politeness strategies and second language acquisition / Sh. Tanaka, S. Kawade // Studies in Second language acquisition. 1982. № 5. P. 18.
11 Кузьменкова, Ю. Б. От традиций культуры к нормам речевого поведения британцев, американцев, россиян. М. : Изд-во ГУ ВШЭ, 2005.С. 263.
12 Городецкая, Л. А. Лингвокультура и лингвокультурная компетентность. С. 161.
13 Бердяев, Н. А. Самопознание. М. : Прогресс, 1990. С. 282.
14 Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка. Т. III. М. : Прогресс, 1971. С. 741.
