цептную природу каждого из вошедших в эксперимент слов, все те значения, которые входят в концептную структуру слова и которые наиболее актуальны для носителей языка. Такой способ анализа дал возможность определить, какие из значений слов (и отмеченных, и не отмеченных в словаре) носят постоянный, систематичный характер, осознаваемы и значимы для носителей языка, а какие встречаются только в разговорной речи и не носят системного характера.
В заключении монографии отмечается, что данная работа реализует лишь небольшое продвижение в направлении изучения семантического расстояния между лексическими единицами с применением ассоциативных методик: показана возможность использования метода сопоставления ассоциативных полей слов для описания системных отношений в лексике, продемонстрировано его применение на небольших фрагментах лексической и лексико-грамматической систем, сделана попытка выяснить сильные и слабые стороны метода. Методики, основанные на сопоставительном изучении ассоциативных полей слов, несомненно, содействуют раскрытию системных характеристик лексики на уровне концепт-ных значений слов и в этом смысле не только дополняют существующие функционально ориентированные методики изучения словесных значений, но и открывают новое, весьма интересное и многообещающее направление в изучении лексической системности, обозначенное здесь как ее ассоциативное измерение.
А.М. Кузнецов
КОММУНИКАЦИЯ. ДИСКУРС. РЕЧЕВЫЕ ЖАНРЫ
2013.02.018. ГЛАЗКОВА С.Н. ЭТО РУССКОЕ НАДО: (К вопросу о национальной специфике директива). - Миасс: Геотур, 2012. -252 с. - Библиогр.: с. 220-249.
В монографии, состоящей из введения, двух глав и заключения, исследуются структурно-семантические и прагматические особенности директивной конструкции надо + инфинитив в русском языке.
Во введении отмечается, что при осуществлении директивного речевого акта этнокультурный фактор всегда является релевантным, наряду с такими характеристиками ситуации, как сфера об-
щения, статус коммуникантов и их взаимоотношения в момент общения. Синтаксема надо + инфинитив оценивается как специфическая в лингвокультурном плане вербальная модель волеизъявления, называемая автором «ленивым директивом». Языковым материалом для исследования послужили тексты художественной литературы, Национальный корпус русского языка (НКРЯ), а также образцы педагогического дискурса - записи речи школьных учителей.
В первой главе «Характеристика директива как синтасемы» определяются базовые категории исследования: понятия синтаксе-мы, директивности и директивного речевого акта; также анализируются лакунарный характер синтаксемы надо + инфинитив и ее прагматическая универсальность.
Директивность характеризуется С.Н. Глазковой как категория прагматическая, и этим она отличается от категории императивности, имеющей грамматическую природу. Директивность определяется в работе как «свойство коммуникации, обнаруживающее тяготение к прямому волеизъявлению, частотность просьб, многообразие способов грамматического выражения побудительности, коммуникативную инициативность, наступательность, импозитивность речевых стратегий, используемых коммуникантами» (с. 12). Базовым средством воплощения директивного речевого поведения является директив, или директивный речевой акт, понимаемый как речевой акт, репрезентирующий волеизъявление и направленный на стимуляцию или коррекцию поведения реципиента с целью совершения / запрещения какого-либо действия, в том числе ментального. Способы вербального выражения категорий воли и волеизъявления, как и другие понятия эгоцентрической природы (эмоции, желания, выбор, совесть, долг и др.), находятся в центре внимания антропологической парадигмы в лингвистике, ставящей во главу угла человека и его мир.
На примере фрагментов педагогического дискурса как модели институциональной статусной коммуникации автор демонстрирует директивность русской коммуникации, выражающуюся в частотности побудительных речевых актов и в многообразии способов выражения директивности, как прямой, так и косвенной. Практически все формы глагола, а не только императив, могут приобретать в определенных коммуникативных сценариях прагматическое значение директива (Сейчас сядешь и напишешь! Сел и написал! Третий
ряд пишет тоже! Сидим и пишем!). Высока также употребительность вопросительных конструкций - форм косвенного директива, несколько уравновешивающих прямые директивные формы и ретуширующих директивный характер коммуникации (Включайся в работу. Почему отдыхаешь?). В русском языке существует также множество других - грамматических и неграмматических - способов выражения побуждения: модально-инфинитивные сочетания, побудительные частицы и междометия, предикативы (велено, пора) и др. Такое многообразие, наряду с предпочтением прямых побуждений, свидетельствует о коммуникативном центризме русского адресанта. Меньшая употребительность советов, конвенциональных просьб в функции побудительного речевого акта и приоритет прямых побуждений отличают русскую коммуникацию от английской или немецкой.
Двухкомпонентная синтаксема надо + инфинитив занимает особое место в русском языке и в лингвокультуре. Специфика ее директивности задается предикативно-безличным словом надо. Это слово выражает востребованность действия, включая в себя синтез желательности, необходимости и возможности. Однако эти модальные категории представлены в конструкции как не зависящие от активности субъекта. Оба ее компонента безличны и фиксируют лишь проживание состояния необходимости, а не обязательность действия или ответственность за его предписание или выполнение. Действие мыслится в поле необлигаторности и неакциональности, поэтому автор называет его «ленивым директивом». В современном употреблении данная конструкция отличается высокой продуктивностью именно в таком «инертном» значении - приказы и другие речевые акты с каноническим директивным значением оформляются этой синтаксемой довольно редко.
Исследуемая модель русского языка является лакунарной по отношению к другим языкам, за исключением близкородственных восточнославянских. Нормой выражения модальности во многих языках является глагол. Так, в английском языке степени настойчивости адресанта и облигаторности действия для реципиента выражаются преимущественно модальными глаголами и конструкциями с глаголом: should, ought, must, have to. Анализ перевода романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» показал, что только в украинском и белорусском языках находятся аналогичные по
структуре эквивалентные единицы - конструкции с лексемами категории состояния трэба (белорус.) и треба /потргбно (укр.): надо спросить - трэба папытацца; ехать-то надо - потргбно 1'хати.
Этноспецифичность данной конструкции, ее знаковость для русского языка и культуры доказываются тем, что она обладает многоаспектной парадигмой, включающей ментальные, семантические и грамматические характеристики. Синтаксема надо + инфинитив отражает, по мнению автора, ключевые идеи русской мен-тальности, отмечаемые многими исследователями: представление о неподконтрольности мира человеческой воле; представление о непредсказуемости результата действия и его независимости от целенаправленной деятельности; представление о сложности мобилизации внутренних ресурсов, необходимой для осуществления действия. Эти идеи, находящие вербальное выражение в безличной конструкции «ленивого директива», обеспечивают его ментальную парадигму. Грамматическая системность данной синтаксемы поддерживается обилием и разнообразием безличных моделей в русском языке. Семантическая и прагматическая парадигмальность синтаксемы проявляется через систему ее омонимов, синонимов, антонимов и через ее полисемность. Так, фраза надо ехать обладает рядом омонимичных модальных смыслов, которые вне ситуации не могут быть проинтерпретированы адекватно: это может быть приказ, просьба или констатация состояния / процесса. Синонимичный ряд исследуемой синтаксемы также обширен - он представлен разными структурными моделями и включает стилистическую синонимию. Например, значение желательности / нежелательности действия надо (по)ехать может выражаться также конструкциями со следующими лексемами и словосочетаниями: хорошо бы, не прочь, не ко времени, не дай Бог, страшно, не угодно ли, (не) в напряг, (не) по кайфу, ништяк и др. Таким образом, пара-дигмальность исследуемой синтаксемы в русском языке доказывает тот факт, что модальные категории необходимости / долженствования / желательности осмысляются русским языковым сознанием преимущественно не как действие, а как состояние. При этом син-таксема «ленивый директив» функционирует во всех типах директивных речевых актов - в суггестивах, прескриптивах, реквестивах, выражая их прототипические значения (совет, приказ, просьбу) и многочисленные смысловые разновидности.
Анализ конструкции в плане диахронии свидетельствует о ее древности, с одной стороны, и семантической и синтаксической устойчивости - с другой. Уже в раннюю славянскую эпоху существовало существительное надобье, зафиксированное в словаре В.И. Даля. Анализ письменных текстов, относящихся к Х11-ХХ1 вв., и фактов разговорного языка позволяет сделать вывод о высокой частотности данной конструкции на протяжении очень длительного периода. Тенденция к росту ее частотности в живой речи сохранялась вплоть до 80-х годов ХХ в. Затем тенденции глобализации, влияние английского языка и американской культуры на сознание носителей русского языка несколько снизили частотность модели. При этом изменяется качественный состав выражений, представляющих «ленивый директив»: отмечается превалирование инфинитива несовершенного вида и вновь образованных приставочных глаголов нерезультативной семантики (вопросы порешать надо). Это изменение показывает дальнейшее движение синтаксемы в сторону неопределенности и неакциональности: «"ленивый директив" с таким глагольным инфинитивом становится "еще ленивее"» (с. 120).
Во второй главе «Лингвокультурный взгляд на директив-ность» сценарии волеизъявления, существующие в русском языке, анализируются как проявление специфики русской культуры и русского менталитета, понимаемого как «сформированная система элементов духовной жизни и мировосприятия, которое предопределяет соответствующие стереотипы поведения, деятельности, образа жизни социальных общностей» (с. 123).
Сопоставляются два типа директивных конструкций, активных в русской коммуникации: «ленивый директив» и «двойной императив». Конструкция двойного императива состоит из вводного средства смягчения императивности высказывания и глагольного императива, обозначающего действие, например: Будьте любезны, отойдите; Пропустите, пожалуйста; Будь человеком, не делай этого. Эту модель выражения побуждения, в отличие от «ленивого директива», неопределенно-диффузного по своей семантике, можно охарактеризовать как определенную и направленную, но именно она служит маркером прагматического ослабления категоричности директива. В роли элемента, смягчающего императивность, используются императивные по происхождению единицы, хотя и де-
семантизировавшиеся как императивы. Таким образом, данная модель по своей сути является парадоксальной: один прямой императив смягчается другим, хотя во многих европейских языках коммуниканты избегают употребления даже одного прямого императива как невежливого.
Распространенность прямого императива в русской коммуникации, в том числе в роли этикетного клише, объясняется коммуникативным центризмом носителя русского языка и культуры, его уверенностью в позитивной реакции на просьбу, пожелание или приказ. Эта черта, по мнению автора, связана с соборностью и коллективизмом как характерными чертами русского менталитета: директивные речевые акты апеллируют к чувству долга, общности и моральной ответственности, свойственным коллективистскому типу культуры.
В последние десятилетия происходят изменения в составе элементов, смягчающих «двойной императив»: старые элементы (такие как будьте любезны, не откажите в любезности) архаизируются и заменяются новыми, обладающими более высокой эмо-тивностью и сниженными стилистическими характеристиками (Не глупи(те) / не парься / не дрейфь / не пори(те) горячку / не будь(те) идиотом - делай(те), как решили; Давай без фанатизма -носи по полведра и т.д.). Эти изменения свидетельствуют об усилении коннотативного и аксиологического компонентов в употреблении конструкции и в определенной степени об усилении ее дирек-тивности.
«Ленивый директив» в настоящее время демонстрирует противоположный вектор - в сторону увеличения неопределенности, нерезультативности. В его контекстном окружении встречается множество слов, относящихся к полю неопределенности - местоимений, наречий, частиц, модальных слов (Надо что-то к обеду; Мне как бы надо успеть).
Характерной чертой конструкции «ленивого директива» является полимодальность, или способность выражать, часто совмещая их, разные модальные значения - необходимости, желательности, возможности, привычности, прямой директивности. Поскольку эти модальные значения могут быть противоположны, можно говорить об энантиосемии конструкции. Так, синтаксема надо + инфинитив совмещает необлигаторность действия и его облигатор-
ность, обусловленную долженствованием, исходящим от некоей силы вовне субъекта; также совмещаются грамматическая безличность и двусубъектность, включающая адресанта и виртуальную силу, каузирующую необходимость.
В целом синтаксема надо + инфинитив, по мнению С.Н. Глазковой, является «одной из ячеек национальной матрицы» (с. 211). В рамках русского языка она противопоставлена «двойному императиву», в котором эксплицирован субъект - каузатор действия, а в сопоставлении с другими языками - акциональному способу выражения модальных значений. Исследуемая конструкция и контексты ее применения демонстрируют, что носители русского языка и культуры оценивают необходимость как состояние и явно отдают процессуальности приоритет перед результативностью. Конструкция обладает большим семантическим потенциалом и высокой прагматической адаптивностью, действует по отношению к разным временным пластам. Лингвокультурная значимость конструкции заключается в том, что в ней особым образом вербализована, т.е. овеществлена в языковом материале, мифологема долга как общей необходимости, исходящей от виртуальной силы вне субъекта. «Ленивый директив» и «двойной императив» действуют в пространстве русского директива как два культурных сценария, которые вместе представляют дуализм русской директивности и выражают динамизм русской культуры.
Е.О. Опарина
2013.02.019. КОНЦЕПТЫ, ЦЕННОСТИ И АРГУМЕНТАТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ В СОВРЕМЕННОМ ЭКОНОМИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ: Обзор на материале публикаций Хольгера Куссе.
Хольгер Куссе - доктор философских наук, профессор Института славистики Дрезденского технического университета, специалист в области славянских языков, общего языкознания, лин-гвокультурологии, теории дискурса и лингвопрагматики1.
Все три параметра экономического дискурса, названные в заголовке настоящего обзора, определяются бизнес-философией ка-
1 Автор работ: Metadiskursive Argumentation: Linguistische Untersuchungen zum russischen philosophischen Diskurs von Lomonosov bis Losev. - München, 2004. -XVII, 592 S.; Tolstoj und die Sprache der Weisheit. - Göttingen, 2010. - 159 S.; и др.