CC BY
316
Вакарина Екатерина Андреевна
кандидат юридических наук, доцент,
старший преподаватель кафедры теории и истории права и государства Краснодарского университета МВД России
Городенцев Герман Александрович
кандидат юридических наук, доцент,
заместитель начальника кафедры теории и истории права и государства Краснодарского университета МВД России (тел.: 88612583414)
Дифференциация и индивидуализация наказания в истории российского уголовного права
Аннотация
В своем историческом развитии рассматриваемые правовые институты характеризуются тем, что законодатель всегда использовал квалифицирующие и привилегированные признаки для дифференциации наказания, однако уровень их правовой регламентации был весьма различен. Квалифицирующие и привилегированные признаки изменяются за счет уточнения их формулировок, а также с учетом увеличения повторяемости признаков. С развитием уголовного права обобщается терминология, конкретизируются отдельные законодательные конструкции, совершенствуются и иные используемые при закреплении квалифицирующих и привилегированных признаков средства законодательной техники.
Annotation
In the historical development considered legal institutes are characterized by that the legislator always used qualifying and exclusive signs for punishment differentiation, however level of their legal regulation has been rather distinguished. Qualifying and exclusive signs change at the expense of specification of their formulations, and also taking into account increase in repeatability of signs. With criminal law development terminology is generalized, separate legislative designs are concretized, others are improved also used at fastening of qualifying and exclusive signs of means of legislative technique.
Ключевые слова: дифференциация наказания, индивидуализация наказания, ответственность, законодательная техника, уголовное законодательство, смягчающие обстоятельства, квалифицирующие признаки, умысел, мотив, цель.
Key words: punishment differentiation, a punishment individualization, responsibility, the legislative technique, the criminal legislation, the softening circumstances qualifying signs, intention, motive, the purpose.
Первоначальную правовую регламентацию институт дифференциации и индивидуализации наказания получил на сравнительно позднем этапе своего исторического развития. Однако отдельные проявления разделения ответственности находят отражение уже в самых ранних памятниках российского законодательства. Например, в Русской Правде (краткая редакция) [1] содержатся признаки дифференциации наказания в зависимости от социального положения потерпевшего в
пределах двух видов преступлений: убийство (ст. 19-27) и похищение (ст. 33). Кроме того, в данном памятнике русского права были предусмотрены такие квалифицирующие признаки, характеризующие объективную сторону состава преступления, как группа лиц (ст. 31) и кража ночью из дома (ст. 38). Вместе с тем одинаковая кара могла последовать и за тяжкое убийство, и за неосторожное причинение смерти, и за оскорбление словом. Таким образом, соразмерность типа преступления и меры наказания, а также их градация здесь еще не просматриваются.
32
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
Пространная редакция Русской Правды [2] предусматривала новые квалифицирующие признаки, характеризующие способ совершения преступления (убийство тайное в разбое [3]), орудие преступления (оскорбление мечом, ножнами и прочим -ст. 23-25), последствия (тяжесть телесных повреждений - ст. 27, 28). Самыми распространенными квалифицирующими признаками по-прежнему остаются относящиеся к объекту и предмету преступления (ст. ст. 69, 70, 79, 81) и социальному положению потерпевшего (ст. 1, 3, 11-17, 78, 88, 89, доп. ст. ст. 1, 2) [4].
Дальнейшее развитие законодательной техники привело к выделению дополнительных признаков, дифференцирующих наказание, - особо квалифицирующих признаков. Так, признак повторности содержится в ст. 5 Двинской Уставной грамоты:".. .а татя впервые продати противу поличного, а другие уличат, продадут его не жалуя; а уличат втретьи, ино повесите" [5], т. е. совершение преступления в первый раз влекло штраф в размере стоимости похищенного, во второй - продажу в рабство, а в третий - повешение. Виды повторности стабильно выступали квалифицирующими и особо
квалифицирующими обстоятельствами в таких законодательных актах ХУ-Х VI вв., как Устав Ярослава о земских делах [6], Псковская Судная грамота [7] (ст. 8), Судебник 1497 г. [8] (ст. 11). В последнем случае предусматривалась смертная казнь за повторную кражу при отсутствии у виновного имущества для возмещения убытков. Близка к упомянутым статьям редакция ст. 14 Медынского губного указа 1555 г. [9], закрепившая особо квалифицирующие обстоятельства, влекущие смертную казнь ("татьбы три или четыре или выше").
В Судебнике 1497 г. расширился спектр квалифицирующих обстоятельств. Впервые была предпринята попытка различать наказания по квалифицирующим признакам, относящимся к различным сторонам состава преступления "кража". Так, в статье 9 устанавливалась ответственность за "церковную и головную татьбу" (характеристика объекта), ст. 13 - за кражу, совершенную "ведомым лихим человеком" (характеристика субъекта), ст. 11 - за повторную кражу (характеристика объективной стороны). Таким образом, первоначальная дифференциация ответственности с учетом объективной стороны, а также предмета и потерпевшего дополнилась дифференциацией в зависимости от характеристики субъекта, а позднее и субъективной стороны.
В следующем весьма прогрессивном законодательном акте (Судебник 1550 г. [10]) вопросы дифференциации наказания были практически
полностью взяты из предыдущего памятника русского права. Между тем уже Соборное уложение 1649 г [11] не только гораздо больше использовало квалифицирующие признаки, но и расширило их перечень, улучшило технику их законодательной регламентации. Появились новые признаки - совершение преступления в условиях стихийного бедствия (ст. 91), с оказанием сопротивления при задержании (ст. 88) и др. В Уложении достаточно широко используются привилегирующие признаки. Большинство из них характеризует объект преступления (потерпевшего - ст. ст. 14 и 268 гл. X; ст. 3 гл. XX; предмет преступления - ст. ст. 89 и 90 гл. XXI), остальные - объективную сторону (убийство "в драке пьяным делом" - ст. 29 гл. XXI; побои, причиненные вследствие подстрекательства, - ст. 12 гл. XXII). Впервые выделяются мелкая кража, которая наказывается значительно мягче ("а поличное и гривны не стоит" - ст. 90 гл. XXI), а также полевое, садовое и огородное воровство (ст. 89 гл. XXI, ст. 221, 222 гл. X).
Заметный шаг вперед в развитии института дифференциации и индивидуализации уголовного наказания произошел с принятием Артикула воинского 1715 г. [12]. Здесь уже достаточно активно используются для дифференциации наказания квалифицирующие и привилегирующие признаки состава преступления - 65 из 209 артикулов дифференцируют типовое наказание с помощью этих признаков. В законодательстве петровского периода впервые появляются квалифицирующие и привилегирующие признаки, относящиеся к субъективной стороне состава преступления. В Артикуле воинском они касаются вида умысла в восьми артикулах, мотивов - в двух, цель (корыстную) и аффект ("не одумавшись с сердца или не опамятовась") - в одном. В двадцати артикулах упоминается квалифицирующий признак, характеризующий субъект (в основном по воинскому званию), в трех - потерпевшего или предмет преступления.
В упомянутом правовом акте происходит развитие дифференциации наказания по объективной стороне. Наиболее распространены такие виды признаков дифференциации, как повторность (в десяти артикулах), преступные последствия (в шести), военное время (в пяти). Получает законодательное закрепление дифференциация наказания в зависимости от стоимости предмета преступления, например в составах кражи (ст.189, 191). Одна пятая часть артикулов, дифференцирующих наказание, содержит привилегирующие признаки, относящиеся к виду умысла, аффекту, превышению пределов необходимой обороны, окончанию преступления и др.
33
Представляют интерес такие смягчающие наказание обстоятельства, как служебная ревность (артикул 154), несовершеннолетие виновного (артикул 195), крайняя нужда - "если голодный человек совершит кражу", "из крайней голодной нужды... съестного или питейного... невеликой цены" (артикул 195). Последнее обстоятельство по усмотрению судьи могло расцениваться либо в качестве привилегирующего признака и уменьшать наказание, либо в качестве основания освобождения от наказания. Так, в ч. 3 артикула 195 указывается, что "наказание воровства обыкновенно умаляется или весьма оставляется, ежели кто из крайней голодной нужды (которую он доказать имеет) съестное, или питейное, или иное что невеликой цены украдет... или вор будет младенец, которых дабы заранее от сего отучить, могут от родителей своих лозами наказаны быть". Еще одно положение, касающееся освобождения от наказания, содержалось в артикуле 176, в соответствии с которым холостой молодой человек за рождение внебрачного ребенка должен был быть наказан тюрьмой и церковным покаянием, кроме того, на него возлагалось содержание матери и ребенка (мера гражданской ответственности). Однако далее законодатель добавляет: "...разве что он потом на ней жениха, и возьмет ее за сущую жену, и в таком случае их не штрафовать" [13].
Во второй половине XVIII в. уголовное право стало развиваться в направлении все более четкого разделения Общей и Особенной частей. Институт дифференциации наказания при этом закреплялся преимущественно с помощью квалифицирующих признаков составов преступлений. Например, Указом 1781 г. было смягчено наказание за мелкие кражи, под которыми понимались кражи "ценою ниже 20 р.". Однако четкое и целенаправленное разделение наказания по признакам дифференциации и индивидуализации -происходит лишь с принятием Уложения о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г. В этом первом полноценном уголовном законе в правовой истории России 737 из 2023 статей Особенной части содержат квалифицирующие и привилегирующие признаки, доля квалифицированных и привилегированных составов также достаточно велика- 1282 из 3419 статей. В дальнейшем в Уложение, как известно, вносились изменения. Так, на 15 декабря 1885
г. утратили силу 834 статьи Уложения, введены в действие 223 статьи и изменена редакция 762. Не претерпели изменения лишь 42 статьи, действовавшие с 1845 г.
В результате число статей, содержащих рассматриваемые признаки, уменьшилось с 737 до
446, а число квалифицирующих и привилегиру-ющих признаков - с 1282 до 797. Но такое абсолютное уменьшение числа квалифицированных и привилегированных составов не повлекло уменьшения их доли в числе всех составов, так как параллельно изменились и основные составы. За следующие 30 лет действия Уложения [14] (с 1886 г. по 1 июня 1916 г.) изменились 49,05% статей, но доля квалифицированных и привилегированных составов осталась стабильной. В целом в данном документе дифференциация ответственности стала важной новацией. В нем впервые была осуществлена градация ответственности, устанавливались и типизировались различные степени общественной опасности деяний, которые влекли изменение (повышение или понижение) уголовной ответственности. Став неотъемлемой частью диспозиций уголовно-правовых норм, конструкции квалифицированных и привилегированных составов превратились в эффективный инструмент уголовно-правовой политики, позволили в ходе законотворчества эффективно ограничивать пределы судейского усмотрения [15].
В последнем кодифицированном уголовном законе Российской Империи - Уголовном уложении от 22 марта 1903 г. [16] - число квалифицированных и привилегированных составов возросло (512 из 1095), равно как и доля статей, содержащих специальные признаки (253 из 612). Кроме того, с начала XX в. получил развитие институт освобождения от наказания в виде норм о давности, деятельном раскаянии, примирении виновного с потерпевшим. Уголовное уложение 1903 г. отличалось от предшествующих более удачными законодательными конструкциями и терминологией, использованными при формулировании квалифицированных и привилегированных составов преступлений. Редакционная комиссия при подготовке проекта Уложения обращала особое внимание на систематическое изложение материала, облегчающее усвоение отдельных постановлений, стремясь к полноте, краткости и ясности определений, точности терминологии [17]. Так, в объяснениях к проекту Уголовного уложения подчеркивалось значение систематичного изложения квалифицирующих обстоятельств в новом уголовном законодательстве, критиковались недостатки в этой области Уложения о наказаниях [18]. На улучшение системы и редакции отдельных квалифицирующих признаков оказали влияние наука уголовного права и судебная практика, сформулировавшая, например, такое требование к терминам, как одинаковое их значение во всех случаях употребления в законе [19].
34
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
Следует отметить, что большинство квалифицирующих признаков дифференциации наказания в рассмотренных нормативно-правовых актах характеризует объективную сторону состава преступления. В Уложении 1845 г. их доля достигала 76,67% (983 из 1282) и впоследствии менялась незначительно: 72,29% в Уложении в редакции 1885 г. и 71,11% в Уголовном уложении 1903 г. Многие из этой категории признаков близки существующим в современном законодательстве. Например, в Уложении 1845 г. встречаются следующие признаки: повторность (упомянута 531 раз), место и время совершения преступления (соответственно 95 и 32), преступные последствия (64), насилие (28), важные и особо важные случаи (18), группа лиц, толпа (16), добровольный отказ, явка с повинной и деятельное раскаяние (20). Разумеется, ряд признаков специфичен и не воспринят современным уголовным законом, что в основном объясняется особенностями отдельных видов преступлений (например, преступления против веры, запрещенные дуэли и др.). В некоторых случаях причиной исключения из закона квалифицирующих признаков послужила крайняя расплывчатость формулировок. Например, в ч. 2 ст. 448 Уложения 1845 г. было предусмотрено смягчение наказания за такое должностное преступление, как "неполнота и неверность дела" по причине "каких-либо особенных, могущих до некоторой степени служить извинением обстоятельств". Современный законодатель при формулировании составов преступлений в Особенной части уголовного права такие общие формулировки не применяет.
При реализации института дифференциации уголовного наказания значительная часть квалифицирующих и привилегирующих признаков характеризует субъективную сторону состава преступления. В Уложении 1845 г. их доля составила 9,2%, позднее несколько увеличилась - до 13,17% в 1885 г. и 11,39% в 1903 г. Среди этой категории признак "корыстные и иные личные, противозаконные виды" (встречается 37 раз), близкий к существующему ныне признак "в состоянии душевного волнения" (5 случаев). Остальные характеризуют разновидности умысла, мотивов и целей. В меньшей степени встречаются признаки, относящиеся к объекту преступления. В Уложении 1845 г. доля их составила 5,07%, в Уложении в редакции 1885 г. - 5,26% от общего количества квалифицирующих признаков, однако она несколько увеличилась в Уголовном уложении 1903 г. - до 12,29%. В этой категории признаков указывается на особо охраняемый или менее ценный предмет либо на пользующегося повышенной охраной закона
потерпевшего (например, несовершеннолетнего, женщину, родственника виновного, начальника).
В дореволюционном развитии уголовного права России наблюдаются сокращение видов признаков, дифференцирующих наказание (но не их числа), более ясная их формулировка, четкое определение места в структуре нормативного акта. Закон выделяет группу признаков, характерных для отдельной категории преступлений (хищений, убийств и др.).
Как отмечалось ранее, к концу XIX в. заметное влияние на развитие уголовного права России стали оказывать результаты научных исследований в сфере юриспруденции. Это не могло не затронуть и дифференцирующие признаки. Например, в процессе обсуждения проекта нового уголовного закона были высказаны интересные идеи об общих началах, принципах построения схемы квалифицирующих обстоятельств. Представители уголовного отделения Санкт-Петербургского юридического общества считали, что широта схемы квалифицирующих обстоятельств зависит как от общих, так и от особенных условий. Под первыми они понимали обратное соотношение объема квалифицирующих обстоятельств и размеров наказания за простой вид преступления (более суровое наказание исключает большое количество квалифицирующих обстоятельств). "Что касается условий особенных, то они заключаются в характере исторических правовоззрений, игнорировать которые тем менее извинительно, чем полнее сознается мысль о жизненном практическом назначении Уголовного кодекса" [20]. Интересно, что при обсуждении проекта Уголовного уложения неоднократно поднимался вопрос о целесообразности и возможности использования оценочных понятий в качестве квалифицирующих [21].
Как указывалось ранее, одним из средств дифференциации наказания является институт освобождения от наказания. Необходимо отметить существенное развитие этого института в конце XIX в. по сравнению с законодательством петровской и екатерининской эпох. Идея освобождения от наказания детей, прозвучавшая еще в петровских законах, была развита в целую систему предписаний в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. В частности, в ст. 143 предусматривались освобождение от наказания и передача под надзор родителей или родственников детей, совершивших преступления в возрасте от 7 до 14 лет. Для несовершеннолетних от 10 до 14 лет, если они все же подвергались уголовно-правовому воздействию, законом устанавливалось градированное снижение размера санкции (ст. 144); снижался он и для
35
несовершеннолетних в возрасте от 14 до 21 года. Полагаем, что случаи полного освобождения от наказания и градированное смягчение типового наказания для несовершеннолетних следует рассматривать как дифференциацию наказания. Существовали также следующие основания для освобождения от наказания: 1)за смертью преступника; 2) вследствие примирения с обиженным; 3) вследствие давности (ст. 160). Деятельное раскаяние учитывалось в статьях Особенной части Уложения, но не в качестве основания для освобождения от наказания, как это имеет место в настоящее время, а для его смягчения.
Такие предписания, по нашему мнению, можно расценивать в качестве признаков, дифференцирующих наказание. Так, в ч. 3 ст. 320 (об ответственности за составление подложных указов от имени Правительствующего сената) указывалось: "Когда же он при сем добровольно, по собственному побуждению, явится к суду или начальству с повинною в своем преступлении и тем предупредит всякое вредное последствие сделанного им подлога, то повергается лишь заключению в тюрьму на время" [22]. Аналогичное положение содержалось в ч. 3 ст. 322 и ч. 2 ст. 324 Уложения, регламентировавших подделку различных документов, штемпелей и печатей. В части 1 ст. 383 Уложения ответственность чиновника, растратившего или присвоившего вверенные ему деньги или имущество, уменьшалась, "если он прежде открытия сего употребления возвратит сам вполне все самовольно им взятое, присвоенное или растраченное". В части 2 той же статьи предусматривалось более строгое наказание, "если он возвратил, хотя и сам собою и вполне все самостоятельно им взятое или растраченное, но уже после открытия его злоупотреблений". Лишь ч. 3 той же статьи закрепляла более строгое наказание, если "тот, который добровольно сам собою не возвратит взятого им, присвоенного или растраченного и после открытия его злоупотреблений" [23]. Цель таких предписаний в Уложении 1845 г. идентична специальным видам освобождения от уголовной ответственности в Особенной части нынешнего УК РФ - стимулировать позитивное послепрес-тупное поведение. Однако в Уложении дифференциация с этой целью наказания была осуществлена посредством дифференциации типового наказания привилегирующим признаком состава, а не посредством специального вида освобождения от ответственности.
Институт освобождения от наказания в Уголовном уложении 1903 г. получил дальнейшее развитие. В частности, в ст. 41 содержатся предписания об освобождении от уголовного наказания
несовершеннолетних от 10 до 17 лет и отдаче их под надзор родителей и других лиц, а в случае учинения несовершеннолетними тяжких преступлений или преступлений они могли быть помещены в воспитательно-исправительные заведения [24]. Так лее, как и Уложение о наказаниях, Уголовное уложение предусматривало градированное снижение наказания несовершеннолетнему (ст. ст. 55-57) [25]. Вместе с тем, в отличие от предшествующего законодательства, Уголовное уложение не включает возможности освобождения от наказания в случае примирения виновного с потерпевшим. На первый взгляд, это сужение возможности дифференцировать наказание. Но дело в том, что положения о менее значимых преступлениях (уголовных проступках) к моменту создания Уголовного уложения 1903 г. были включены в Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, а последний, как отмечалось, активно использовал освобождение от наказания при примирении виновного с потерпевшим.
Что касается теоретического осмысления института дифференциации уголовного наказания, то в этом отношении к середине XIX в. уже сформировались различные школы уголовного права: классическая, антропологическая, социологическая, причем их представители видели эту проблему по-своему. Так, последователи антропологической школы уголовного права подняли вопрос о дифференциации наказания, точнее, о дифференцированном подходе к "первичным и привычным преступникам". В рамках этой же школы была разработана типология преступников. Развитие и дальнейшее обоснование дифференцированного подхода к преступникам, равно как и его воплощение в уголовно-правовой политике и законодательстве, относятся к заслугам социологической школы уголовного права. Суть дифференцированного подхода к "случайным и привычным преступникам" заключается в следующем. К "случайным преступникам" предлагается применять минимально необходимое для исправления наказание, оказывать им помощь в ресоциализации; в отношении же "привычных преступников" - достигать частной превенции более жесткими мерами уголовного наказания. Именно под влиянием социологической школы возникли институты мер предупреждения и безопасности, мер социальной защиты, уголовной юстиции несовершеннолетних.
Российское уголовное право в целом придерживалось классической школы. К представителям антропологической школы можно отнести едва ли не одного Д. Дриля, а социологическое направление возникло довольно поздно, на ру-
36
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
беже Х1Х-ХХ вв., также было немногочисленным (И. Я. Фойницкий, А. А. Пионтковский и др.). Для классической школы уголовного права суть дифференциации наказания можно сформулировать следующим образом: наказание есть восстановление справедливости, воздаяние преступнику за вину, и мера наказания (в законе и в приговоре) должна быть пропорциональна мере (типу и тяжести) совершенного преступления. Например, профессор В. Спасович в середине XIX в. писал, что наказание как отрицание преступления есть возмездие. Оно должно быть равносильно преступлению и в самом преступлении иметь свою меру. Наказание должно быть определено и в качественном, и в количественном отношении так, чтобы быть равномерным качеству и количеству содеянного преступником зла, содержать равную ему ценность [26]. Очевидно, в этом сказывается влияние гегелевской философии: "...снятие преступления есть возмездие постольку, поскольку это возмездие есть по своему понятию нарушение нарушения и поскольку преступление по своему наличному бытию имеет определенный качественный и количественный объем и тем самым его отрицание как наличное бытие имеет такой же объем. Это зиждущееся на понятия тождество есть, однако равенство не по специфическому, а по в себе сущему характеру нарушения, по его ценности"[27].
Сторонники социологической школы, исследуя социальные причины преступного поведения, выдвигали идею альтернативного применения уголовного наказания либо мер социальной защиты, либо социальной безопасности [28] (меры социальной защиты понимаются как меры медицинского характера к невменяемым, пробация, или меры общественного контроля над преступниками, а также меры по их ресоциализации). Меры социальной защиты, по нашему мнению, не могли основываться на принципе пропорциональности совершенному деянию и вине лица, его совершившего (например, принудительные меры медицинского характера).
В первые годы после установления советской власти вопросы дифференциации наказания в принимаемых уголовно-правовых актах отражались в небольшом объеме и бессистемно, что, на наш взгляд, вполне объяснимо чрезвычайно сложным общественно-политическим положением в стране. Так, в Декрете СНК от 11 апреля
1918 г. "Об организации управления почтово-телеграфным делом" указывается, что "в случае явного саботажа со стороны почтово-телеграфных чиновников местные Советы рабочих и крестьянских депутатов уполномочиваются принимать самые решительные и беспощадные меры
подавления" [29]. В Инструкции НКЮ от 19 ноября 1917г. "О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний" конкретному составу преступления не соответствовали определенные санкции. По существу, суд был вправе за любое из перечисленных преступлений наложить наказание от штрафа до объявления врагом народа или лишения свободы: "Меру наказания революционный трибунал устанавливает, руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести" [30]. Таким образом, о дифференциации уголовного наказания, в частности посредством квалифицирующих и привилегирую-щих признаков, в первых послереволюционных законах вопрос не ставился.
В Уголовных кодексах РСФСР 1922 и 1926 гг. [31] квалифицирующие и привилегирующие признаки используются, однако уровень их криминологической обоснованности и техники законодательной регламентации ниже, чем в позднеимперских уголовных законах. Это, на наш взгляд, можно объяснить еще не сформировавшейся наукой советского уголовного права, которой пришлось начинаться практически с нуля, поскольку Советским государством имперское право, как известно, отвергалось. Так, в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР
1919 г. указывалось, что пролетариат должен "буржуазные кодексы прежней эпохи... сдать в архив истории. Без особых правил, без кодексов вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями" [32]. Проекты Уголовного кодекса 1922 г., заимствовавшие опыт Уголовного уложения 1903 г. (например, проект левых эсеров), отвергались как контрреволюционные [33], зараженные формально-догматическим подходом и "пресловутой буржуазной теорией правового государства" [34]. Это неудивительно, если учесть, что в основном законы писались "профессиональными революционерами, а не представителями академической правовой науки" [35], т. е. людьми, не имевшими ни специального юридического образования, ни опыта законотворческой работы. При таких условиях о дифференциации наказания не могло быть и речи, поскольку ставилось под сомнение само основание уголовной ответственности (например, меры социальной защиты могли применяться вне зависимости от совершения преступления как к самому виновному, так и к членам его семьи и т.
д.).
В связи с этим количество составов преступлений в особенных частях УК РСФСР 1922 и 1926 гг., содержащих признаки дифференциации на-
37
казания, относительно меньше, чем в имперских уголовных законах. Так, в УК РСФСР 1922 г. их доля составила лишь 29% от всех составов преступлений (напомним, что в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных было 36%, а в Уголовном уложении - 42%). В УК- РСФСР 1926г. прослеживается более широкое использование рассматриваемых признаков (33%) всех составов преступлений (в дальнейшем развитии советского уголовного права вновь наблюдается тенденция к расширенному развитию института дифференциации наказания, например, в УК РСФСР 1960 г. соответствующие признаки встречаются почти в половине составов, а в УК РФ 1996 г. - более чем в половине составов преступлений Особенной части). Из содержащихся в УК РСФСР 1922 г. 76 видов квалифицирующих и привилегирующих признаков составов преступления более половины характеризовали объективную сторону преступления. По сравнению с дореволюционным законодательством почти в три раза увеличилась доля признаков, относящихся к субъекту преступления; аналогично обстояло дело с квалифицирующими обстоятельствами, касающимися объекта преступления, -их доля увеличилась в два раза. Доля признаков, характеризующих субъективную сторону состава, осталась стабильной. В УК РСФСР 1926 г. насчитывалось 79 видов квалифицирующих признаков, при этом их распределение по сторонам состава преступления по сравнению с УК РСФСР 1922 г. осталось практически тем же самым, что неудивительно, поскольку Уголовный кодекс 1926 г. был составлен на основе предшествующего Кодекса.
Несмотря на формальное отрицание имперского права, Советское государство, тем не менее, использовало в уголовном праве ряд дифференцирующих признаков, которые, на наш взгляд, носят универсальный характер и применяются во всех странах в течение уже нескольких веков. Например, ряд квалифицирующих и привилегирующих признаков умышленного убийства по УК РСФСР 1922 г. имеет аналоги в Уголовном уложении. К ним относятся убийство из корысти; способом, опасным для жизни многих людей; способом, особо мучительным для убитого; в состоянии сильного душевного волнения; по настоянию убитого; с превышением пределов необходимой обороны. Признак "с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление" близок к имевшемуся в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. признаку "для иного преступления". Появившийся в УК РСФСР 1926 г. квалифицирующий признак кражи "на вокзалах, пристанях, пароходах, в ваго-
нах и гостиницах" тождествен квалифицирующим признакам "дорожной" кражи, известным Уложению о наказаниях.
Вместе с тем в советском уголовном праве возникли неизвестные ранее российскому праву дифференцирующие признаки. Например, в составе кражи (ст. 180 УК РСФСР 1922 г.) речь идет о таких из них, как с применением технических средств, в виде профессиональной деятельности, в особо крупных размерах, систематически, должностным лицом. В 1924 г. был выделен самостоятельный состав преступления -мелкая фабрично-заводская кража. В свою очередь, УК РСФСР 1926 г. предусмотрел совершение кражи вследствие нужды и безработицы; из государственных и общественных хранилищ и мест общественного пользования; во время общественного бедствия; лицом, имеющим специальный доступ к имуществу. Как видно, по краже дифференцирующие признаки различаются. В то же время по такому составу, как умышленное убийство, они абсолютно идентичны (новелла по этому составу преступления появилась лишь в 1934 г., когда был включен новый признак - убийство, совершенное военнослужащим при особо отягчающих обстоятельствах [36]). Более половины дифференцирующих признаков, содержащихся в УК РСФСР 1922 г., без изменения или с некоторыми редакционными изменениями были восприняты УК РСФСР 1926 г., а затем УК РСФСР 1960 г. Такое положение, по нашему мнению, свидетельствует об определенной стабильности взглядов законодателя на регулирование института дифференциации и индивидуализации уголовного наказания.
Следует отметить, что в УК РСФСР отчетливо был проведен принцип индивидуализации наказания. Так, в ст. 24 указывалось, что "при определении меры наказания учитывается степень и характер опасности как самого преступника, так и совершенного им преступления. Для установления этого изучается обстановка совершенного преступления, выясняется личность преступника, поскольку таковая выразилась в учиненном им преступлении и его мотивах и поскольку возможно уяснить ее на основании его образа жизни и прошлого, а также устанавливается, насколько само преступление в данных условиях времени и места нарушает основы общественной безопасности". Вместе с тем процитированное положение не содержало, как того можно было ожидать, ссылки на смягчающие и отягчающие обстоятельства, перечень которых был включен в данный уголовный закон. При этом большая часть смягчающих и отягчающих обстоятельств характеризовала степень опасности
38
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
личности преступника. Кроме того, в соответствии со ст. 28 УК РСФСР при наличии исключительных обстоятельств суд мог назначать подсудимому меру наказания ниже низшего предела, указанного в законе. Данное положение нам представляется очень важным с точки зрения развития субинститута индивидуализации наказания в нашей стране - в последующих уголовных законах оно неизменно будет закрепляться.
Что касается законодательной техники закрепления дифференцирующих признаков в уголовном праве Советского государства, то следует отметить, что в УК РСФСР 1922 г. дифференцирующие признаки выделялись следующим образом: в санкции статьи; изложение квалифицированного состава прежде основного; описание квалифицированного или привилегированного составов не в отдельной части той же статьи, где содержится и основной состав, а в той же части либо в отдельной статье; достаточно редкое использование особо квалифицирующих признаков. Довольно часто рассматриваемые признаки обозначались в законе как смягчающие и отягчающие обстоятельства, что, несомненно, затрудняло их выделение и применение. В УК РСФСР 1926 г. отмеченные недостатки содержались в меньшем объеме. Это относится, в частности, к регламентации квалифицирующих признаков в санкции статьи и к закреплению квалифицированных составов в отдельных статьях.
В последнем советском уголовном законе - УК РСФСР 1960 г. - институт дифференциации наказания получает дальнейшее развитие, причем за время его действия в соответствующие нормы вносились многочисленные изменения. Например, на начало 1992 г. уголовный закон содержал 70 видов дифференцирующих признаков, а общее их число с учетом повторяемости превысило 350. Доля квалифицированных и привилегированных составов среди всех составов преступлений возросла по сравнению с УК РСФСР 1926 г. и составила 54,7%. Почти половина статей Особенной части содержали квалифицирующие признаки, многие статьи - несколько квалифицирующих признаков, объединенных в относительно устойчивые сочетания. Таким образом, по сравнению с предшествующими уголовными кодексами квалифицирующие и привилегирую-щие признаки все активнее используются для дифференциации наказания. Некоторое уменьшение видов рассматриваемых признаков связано, на наш взгляд, с унификацией терминологии.
Большинство дифференцирующих признаков относилось, как и ранее, к объективной стороне состава преступления (58%). Значительно повысилась доля квалифицирующих признаков, ха-
рактеризующих субъект преступления, - 27% (в УК РСФСР 1926 г. их было 20%, а в Уголовном уложении - 4%). Доля признаков, характеризующих объект преступления, осталась стабильной, и почти в два раза уменьшилось число признаков, относящихся к субъективной стороне состава.
Восприятие в послереволюционный период идей социологической школы уголовного права повлекло сужение сферы дифференциации уголовного наказания непосредственно в уголовном законе. В то же время расширились рамки индивидуализации уголовного наказания. Причем это проявилось не только в применении аналогии и осуществлении правосудия на основании лишь социалистического правосознания в первые годы советской власти, но и в ориентации судов на широкое применение условного осуждения; нередко товарищеские суды заменяли собой суды уголовной юстиции, тем самым ответственность уголовная подменялась социальной. Такие нормы развивали соответствующие политико-идеологические директивы. Так, во II Программе РКП(б) 1919 г. было записано: "В области наказания организованные таким образом суды уже привели к коренному изменению характера наказания, осуществляя в широких размерах условное осуждение, вводя как меру наказания общественное порицание... заменяя тюрьму воспитательными учреждениями и давая возможность применять практику товарищеских судов" [37]. В.И. Ленин, определяя позицию партии о суде, требовал увеличить процент условного осуждения и общественного порицания, заменять лишение свободы принудительным трудом с проживанием на дому, тюрьму - воспитательными учреждениями, ввести товарищеские суды "для известных категорий и в армии, и среди рабочих" [38]. Такая позиция, в свою очередь, обосновывалась известными положениями марксизма об отмирании при коммунизме государства и права [39].
В контексте рассматриваемой проблематики представляет интерес такое средство дифференциации и индивидуализации уголовного наказания, как специальные виды освобождения от наказания. Так, в декрете СНК от 8 мая 1918 г. "О взяточничестве" указывается, что "от преследования за дачу взятки, если таковая была произведена до издания этого декрета, освобождаются те лица, кои в течение трех месяцев со дня издания настоящего декрета заявят судебным властям о даче ими взятки" [40]. Сходное положение содержалось в постановлении Совета рабочей и крестьянской обороны от 25 декабря 1918 г. "О дезертирстве": "Принять меры к тому, что-
39
бы те дезертиры, которые в течение двухнедельного срока со дня опубликования особого приказа добровольно явятся в распоряжение военных властей, были бы освобождены от наказаний... Эта льгота не распространяется на самовольно оставивших свои части или уклоняющихся от учета после опубликования настоящего постановления" [41]. Практически во всех постановлениях, касающихся борьбы с дезертирством, активно использовались поощрительные нормы и специальные виды освобождения от ответственности [42] . В декрете СНК от 17 октября 1921 г. "О порядке реквизиции и конфискации имущества частных лиц и обществ" впервые был предусмотрен специальный вид освобождения от уголовной ответственности за хранение оружия, взрывчатых веществ, воинского снаряжения, телеграфного имущества и т. п. [43]. Закреплялось, что лица, добровольно сдавшие указанные предметы в сроки, устанавливаемые соответствующими органами, "освобождаются от уголовной ответственности".
С некоторой, долей условности к общим видам освобождения от уголовного наказания можно отнести предоставление народным судам права освобождения от наказания. Так, в декрете ВЦИК от 30 ноября 1918 г. "О народном суде Российской Федеративной Советской Республики" указывалось, что народный суд имеет право по своему убеждению определять меру наказания, а также постановить приговор об условном или безусловном освобождении обвиняемого от всякого наказания [44]. Основания и условия освобождения от наказания были отданы на усмотрение суда, что придавало освобождению характер не столько дифференциации наказания, сколько его индивидуализации.
Давностные сроки, по истечении которых наказание не применяется, впервые в послереволюционном законодательстве были установлены в УК РСФСР 1922 г. (ст. 21). Необходимыми условиями освобождения от наказания по названному основанию были признаны следующие: 1) если за все прошедшее время не было никакого производства или следствия по данному делу; 2) если совершивший преступление, покрываемое давностью, не совершил за указанный срок какого-либо другого преступления. В УК РСФСР 1922 г. специальные виды освобождения от наказания использовались довольно редко. К ним относится, в частности, предписание, содержащееся в ст. 114: "Лицо, давшее взятку, не наказывается лишь в том случае, если своевременно заявило о вымогательстве взятки или оказало содействие раскрытию дела о взяточничестве".
Декретом ВЦИК и СНК от 9 октября 1922 г. "Об изменении текста ст. 114 Уголовного кодекса" [45] положение об освобождении от наказания лиц, виновных в даче взятки, было распространено и на лиц, получивших взятку, оказавших посредничество во взяточничестве, какое-либо содействие или не принявших мер противодействия взяточничеству. Условия применения специального освобождения от уголовной ответственности к виновным стали такими: "а) если они добровольно и немедленно заявят о вымогательстве взятки и б) если своевременными показаниями и донесениями окажут содействие раскрытию дела о взяточничестве".
Затрагивались вопросы дифференциации наказания в отношении несовершеннолетних. Так, Декретом ВЦИК от 27 июля 1922 г. "О дополнении ст. 33 Общей части Уголовного кодекса" [46] было отменено применение к лицам, не достигшим в момент совершения преступления 18-летнего возраста, высшей меры репрессии. Впоследствии постановлением 4-й сессии ВЦИК IX созыва от 11 ноября 1922 г. [47] это положение было внесено в примечание к ст. 33 УК РСФСР 1922 г. Тем же постановлением ВЦИК было установлено строго определенное снижение наказания несовершеннолетним. УК РСФСР был дополнен статьями 18 а и 18 б, согласно которым для несовершеннолетних от 14 до 16 лет налагаемое судом наказание подлежало обязательному смягчению наполовину против наивысшего установленного соответствующими статьями предела; для несовершеннолетних от 16 до 18 лет -на одну треть. На наш взгляд, такие положения следует признать проявлениями дифференциации наказания. Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. в основном повторили положения республиканского законодательства о дифференциации уголовного наказания несовершеннолетних [48].
Вместе с тем в Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик была дана иная, чем в УК РСФСР 1922 г., регламентация сроков давности. В статье 10 Основных начал назывались дифференцированные сроки давности в зависимости от санкции за то или иное деяние. Дополнительными условиями истечения сроков давности, как и ранее, признавались: 1) отсутствие в это время производства или следствия по данному делу и 2) несовершение лицом в течение этого срока другого, однородного или не менее тяжкого преступления [49]. Освобождение от ответственности и невозбуж-дение уголовного преследования ввиду истечения сроков давности впервые отделено от неис-
40
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
полнения обвинительного приговора ввиду истечения сроков давности (т. е. освобождения от наказания). В примечаниях 2 и 3 к ст. 10 Основных начал подтверждались установленные ранее республиканским законодательством положения о замене в случаях истечения сроков давности высшей меры социальной защиты другими видами наказания и о предоставлении суду права по своему усмотрению применять сроки давности в отношении контрреволюционных и других указанных в законе преступлений [50]. Статья 10 Основных начал 1924 г., регламентирующая освобождение от ответственности и наказания ввиду истечения сроков давности, изменялась неоднократно, например, постановлением ВЦИК СССР и СНК СССР от 13 августа 1926 г., постановлением ЦИК СССР от 25 февраля 1927 г.[51] Последним из названных постановлений был введен порядок прерывания течения давности. Если совершивший преступление во время течения соответствующего срока давности совершит другое однородное или не менее тяжкое преступление либо скроется от следствия или суда, исчисление давностных сроков в этих случаях начиналось со дня совершения второго преступления или со дня возобновления приостановленного производства.
Таким образом, если по ранее действовавшему законодательству при совершении лицом нового преступления сроки давности не применялись, то теперь они лишь прерывались. Специальные виды освобождения в 1920-1930-е гг. применялись реже, чем в первые послереволюционные годы.
Дифференцированное снижение наказания несовершеннолетнему регламентировалось в ст. 50 УК РСФСР 1926 г. [52]. В частности, наказание в виде лишения свободы или принудительных работ снижалось несовершеннолетнему от 14 до 16 лет и от 16 до 18 лет соответственно наполовину и на одну треть. В 1926 г. редакция ст. 50 была изменена [53], однако дифференциация ответственности в виде типового наказания совершеннолетних и несовершеннолетних преступников сохранялась вплоть до 1935 г., когда ст. 50 была отменена и несовершеннолетние стали привлекаться к ответственности с 12-летнего возраста [54].
Подводя итог сказанному, можно отметить следующее. Рассматриваемый институт в своем историческом развитии характеризуется тем, что законодатель все более активно использует квалифицирующие и привилегирующие признаки для дифференциации наказания; увеличивается удельный вес квалифицированных и привилегированных составов преступлений; сокраща-
ется число видов квалифицирующих и привилегирующих признаков за счет уточнения их формулировок при увеличении повторяемости признаков; обобщаются терминология, законодательные конструкции и иные используемые при закреплении квалифицирующих и привилегирующих обстоятельств средства законодательной техники. В развитии института освобождения от наказания как важнейшего средства индивидуализации наказания наблюдаются следующие тенденции: освобождение от уголовной ответственности постепенно отделяется от освобождения от наказания; виды освобождения как в Общей, так и в Особенной частях активно используются для дифференциации наказания; унифицируются основания и условия отдельных видов освобождения, а также законодательная техника их оформления. В целом наблюдается все более детальное закрепление института дифференциации и индивидуализации наказания в нормах уголовного права.
1. Российское законодательство Х-ХХ вв. М, 1984. Т. 1. С. 47-49.
2. Там же. С. 64-80.
3. Это положение сохранилось в жалованных грамотах, Псковской Судной и Двинской Судной грамотах (Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1985. Т. 2. С. 181).
4. Указанные признаки доминируют также в краткой и пространной редакциях Устава Князя Ярослава о церковных судах (Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 2. С. 168-172, 189193).
5. Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 1. С. 181, 182.
6. Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. СПб., 1865. Т. 1.С. 874.
7. Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 2. С. 331-342.
8. Там же. С. 54-62.
9. Там же. С. 218-223.
10. Там же. С. 97-120.
11. Там же. Т. 3. С. 83-257.
12. Там же. М., 1985. Т. 4. С. 327-365.
13. Там же. С. 360.
14. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Изд. 1885 г. со включением статей по продолжениям // Свод Законов Российской Империи. Пг., 1916. Т. 15.
15. Дудырев Ф. Дифференциация уголовной ответственности в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. // Уголовное право. 2009. № 5. С. 24.
41
1952 гг.) /под ред. И. Т. Голякова. М., 1953. С.
24.
30. Там же. С. 20.
31. Там же. С. 164-211.
32. Там же. С. 57.
33. Швеков Г. В. Первый советский Уголовный кодекс. М., 1970. С. 106.
34. Там же. С. 108
35. Герцензон А. А. Уголовное право и социология. М., 1970. С. 283.
36. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (19171952 гг.). С. 279.
37. Ленин В.И. КПСС о социалистической законности и правопорядке. М, 1981. С. 306.
38. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 408.
39. Там же. Т. 33. С. 90-91,96.
40. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917-1952 гг.). С. 25.
41. Там же. С. 42-43.
42. О мерах к исключению дезертирства : постановление Совета рабочей и крестьянской обороны от 3 июня 1919 г. // Там же. С. 47.
43. Там же. С. 107.
44. Там же. С. 41.
45. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (19171952 гг.). С. 147-148.
46. Там же. С. 47.
47. Там же. С. 152.
48. Там же. С. 203
49. Там же. С. 201.
50. Там же. С. 202.
51. Там же. С. 218, 219.
52. Там же. С. 265.
53. Там же. С. 317.
42
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
16. Уголовное уложение от 22 марта 1903 г. (с мотивами, на которых оно основано).
Изд. Н. С. Таганцева. СПб., 1904.
17. Уголовное уложение от 22 марта 1903 г. (с мотивами, на которых оно основано). Изд. Н. С. Таганцева. СПб., 1904.
18. Уголовное уложение: Проект ред. комиссии и объяснения к нему. СПб., 1897. Т. 4. С. 18.
19. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. Изд. Н. С. Таганцевым. Изд. 17-е. СПб., 1913. С. 184; Систематический свод решений кассационных департаментов Сената. 1866-1871 гг. Т. 4. СПб., 1872. С. 207.
20. Замечания редакционного комитета. Преступления против личности. С. 30-31.
21. Замечания по проекту Уголовного уложения (имущественные посягательства).
Мнение Юрид. ф-та Ун-та Св. Владимира. Киев, 1887. С. 25-26; Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть Особенная, Посягательства личные и имущественные. СПб., 1900. С. 194.
22. Фошшцкий И. Я. Указ. соч. С. 251.
23. Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1987. Т. 6. С. 271.
24. Там же. М, 1994. Т. 9. С. 284.
25. Там же. С. 288.
26. Спасович В. Учебник уголовного права. СПб., 1863. Т. 1. Вып. 1. С. 108.
27. Гегель Г. Философия права. М" 1990. С. 148-149.
28. Пионтковский А. А. Условное осуждение в Норвегии" Одесса, 1895.
29. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917-
