CC BY
35
УДК 8142
10.36622/AQMPJ.2021.88.74.005
Саратовская государственная юридическая академия кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и культуры речи Абрамова А.М. Россия, г. Саратов,
Abramova A.M. Russia, Saratov, tel. + 798781439-04
Saratov State Academy of law PhD in philology,
associate professor of department of Russian language and Speech culture
тел. + 798781439-04 e-mail: AnnaAM1967@mail.ru
e-mail: AnnaAM1967@mail.ru
А.М. Абрамова
ДИАЛОГИЗАЦИЯ ТЕКСТА КАК ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ СТИЛИСТИЧЕСКИХ ПРИЁМОВ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА РУБЕЖА XIX - XX ВЕКОВ
В статье рассматриваются актуальные проблемы диалогичности, несущей в себе элементы аналитики и интердискурсивности. Диалогизация, понимаемая нами как фиктивно -реплицированная форма монологической речи, анализируется в фокусе универсальных функционально-стилистических характеристик лингвистического дискурса рубежа XIX - XX веков. На материале особой гносеологической значимости - литературной критики, академической лекции и судебного красноречия - выявляются основные коммуникативно-эстетические программы и диалоговые формы рубежа прошлых столетий. К ним мы относим, прежде всего, приемы скрытой диалогизации монологического рассуждения. Диалогичность эксплицируется в числе основных релевантных признаков воздействия/убеждения и интерактивного вовлечения аудитории в процесс восприятия информации. Цель работы - выявление и анализ синтаксических средств оформления скрытой диалогизации как риторических приёмов монологического рассуждения. Исследование опирается на единство стилистического и жанрово-дискурсивного анализа прагматической реализации авторской рецептивной установки. Коммуникативные стратегии автора - создателя текста - устанавливаются посредством анализа структурной организации вопросно-ответных комплексов и их функциональной направленности. Проведенные наблюдения позволяют рассматривать диалогичность языка как основную коммуникативно-прагматическую и эстетическую характеристики лингвистического дискурса рубежа прошлых столетий. Специфика исследуемых жанров, нацеленных на интеракцию и ответную реакцию реципиентов, определяется отсутствием непосредственного контакта между адресантом и адресатом. «Однонаправленность» письменной и устной монологической речи активизирует использование большого количества вопросно-ответных комплексов, имитирующих прямой контакт между условными интерактантами. Внутренняя диалогизация монологической речи является одной из основных характеристик общей коммуникативной функции языка и риторической организации публичной речи. В лингвистическом дискурсе рубежа XIX - XX веков диалогичность и экспрессивность речи (как и сегодня) получают особую значимость в аспекте фоновых противоречий и характерного для этого времени поиска новых эстетических форм и программ.
Ключевые слова: экспрессия, прагматика, дискурсивность, мнимая диалогизация текста, вопросно-ответные комплексы.
The article examines topical problems of dialogicity, which carries elements of analytics and interdiscursiveness. Dialogueization, understood by us as a fictitiously replicated form of monologue speech, is analyzed in the focus of the universal functional and stylistic characteristics of linguistic discourse at the turn of the 19th - 20th centuries. Based on the material of special epistemological significance - literary criticism, academic lectures and judicial eloquence - the
А.М. Abramova
DIALOGIZING THE TEXT AS ONE OF THE BASIC STYLISTIC METHODS OF THE LINGUISTIC DISCOURSE OF THE BOUNDARY OF THE XIX - XX CENTURIES
© Абрамова А.М., 2021
main communicative and aesthetic programs and dialogue forms of the turn of the past centuries are revealed. These include, first of all, the methods of hidden dialogization of monological reasoning. Dialogue is explicated among the main relevant signs of influence / persuasion and interactive involvement of the audience in the process of perceiving information. The purpose of our work is to identify and analyze the syntactic means of formalizing latent dialogization as rhetorical techniques of monological reasoning. The research is based on the unity of stylistic and genre-discursive analysis of the pragmatic implementation of the author's receptive attitude. The communicative strategies of the author - the creator of the text - are established by analyzing the structural organization of question-answer complexes and their functional orientation. The observations made allow us to consider the dialogicity of language as the main communicative-pragmatic and aesthetic characteristics of the linguistic discourse at the turn of the past centuries. The specificity of the studied genres aimed at the interaction and response of the recipients is determined by the lack of direct contact between the addressee and the addressee. The "unidirectionality" of written and oral monologue activates the use of a large number of question-and-answer complexes that imitate direct contact between conditioned interactants. Internal dialogization of monologue speech is one of the main characteristics of the general communicative function of the language and the rhetorical organization of public speech. In the linguistic discourse of the turn of the 19th - 20th centuries, the dialogicity and expressiveness of speech (as it is today) acquire special significance in the aspect of background contradictions and the search for new aesthetic forms and programs characteristic of this time.
Key words: expression, pragmatics, discursiveness, imaginary dialogization of the text, question-answer complexes.
Эстетика слова звучащего, слышимого и визуального - живого слова - особенно актуальна в становлении новых коммуникативных реалий XXI века. Умение говорить ярко и убедительно, доказывать и отстаивать свою точку зрения, опровергая противоположную, обусловлено одним из основных принципов состязательности, восходящего еще к Римскому праву, - «Audiatur et altera pars» (лат. Следует выслушать и другую сторону) [1; с. 6]. С этой точки зрения интересны приемы диало-гизации монологического рассуждения как риторические модели коммуникативно-прагматической стратегии: «<...> нет речевых взаимодействий вообще там, где нет диалога» [2; с. 116].
Общеизвестно, что речевая культура формируется, прежде всего, путем бессознательного восприятия окружающего нас языкового материала и подражания языковым авторитетам [3; с. 20]. Несомненную ценность представляет собой материал нашего исследования. Стилистически изысканная проза литературно-художественной критики, судебного и академического красноречия рубежа XIX - XX веков обнаруживает богатый языковой пласт для осмысления лучших традиций искусства владения словом.
Языковая эстетика XIX - XX вв., преисполненная новыми идеями восприятия времени, не вмещалась «в тесный корсет традиционных нарративов» [4; с. 40]. Ее творческие искания привели к появлению множества эстетических направлений, возникновению тематической и стилевой вариативности, черпающей средства выразительности из разных источников: художественной литературы, публицистики, философии, фундаментальных наук, академического красноречия, судебной риторики и т.д. Традиционным становится смешение и взаимопроникновение стилей, отсутствие строгих жанровых границ между текстами различной тематической направленности. Эта лингвориторическая и лингвостилистическая диффузия обусловила эстетическую специфику, изучение которой в социолингвистическом аспекте особенно актуально сегодня, в век глобальной информационной и политической переориентации, возрождения стилистических традиций прошлого.
Литературно-критические статьи рубежа XIX - XX вв. до сих пор привлекают к себе внимание читателей свежестью и оригинальностью оценочных суждений. Современники сравнивали их с «маленькими поэмами», подчас превосходящими по силе таланта художественные произведения, которым они посвящены [5]. Судебное же красноречие выдающийся русский юрист, поэт и критик С.А. Андреевский называл «литературой на лету» и, рассуждая об истинном гуманизме и назначении российского правосудия, утверждал, что «задача адвоката идентична задаче писателя: проникнуть во внутренний мир подсудимого и, показав его суду таким, какой он есть <...> защитить таким способом подсудимого от бездушно-формального отношения к нему общества» (Цит. по: [1; с. 5]). По мнению А.М. Камчатнова, «идея гетерогенности, идея синтеза, слияния и взаимодействия разнородных языковых стихий в новое качество проявляла себя по-разному, но всегда оставалась основой стилевого разнообразия, лексического и грамматического богатства русского литературного языка» [6; с. 654].
Наряду с «изящными науками» и «словесными искусствами» в концептуальную языковую картину мира органично вплетается «публицистический феномен», детерминирующий экстралингви-
стические и лингвопсихологические характеристики языка эпохи. На рубеже XIX - XX вв. публицистика все активнее реализует агитационно-пропагандистскую функцию, в основе которой лежит воздействующий аспект. «Чистая» информация, информация ради информации в период обострения общественно-политических противоречий, получившей отражение и в развитии культуры, перестает действовать. На первый план выдвигается свойство информации воздействовать/убеждать и соответственно формировать у адресата определенные представления или позиции. Практически все жанры и стили исследуемого периода несут в себе признаки массовой коммуникации, органично включающие эмоционально-риторические и рационально-логические структуры.
Особую значимость и популярность приобретают те жанры, которые под воздействием ряда экстралингвистических и лингвопсихологических факторов, отвечают актуальной для того времени необходимости интерактивного вовлечения аудитории в процесс восприятия информации. К таким жанрам, на наш взгляд, относятся литературно-художественная критика, судебное и академическое красноречие, объективно несущие в себе признаки публицистического, художественного и научного стилей. Информативность, аргументированность, агитационный характер, тяготение к стандарту, а также ограниченность в объеме и предполагаемая максимальная степень воздействия/убеждения стимулируют функциональное единение аналитизма и обобщенности с конкретикой и авторской открытой модальностью, делают возможным тесное переплетение стандартизации с яркой экспрессией живых и сильных чувств. Эти характеристики влияют на степень диалогичности текста как открыто выраженной установки на читателя/слушателя или оппонента во мнении.
Названные выше признаки, включая диалогичность, безусловно, присутствуют во всех анализируемых жанрах, но проявляются и взаимодействуют в них в большей или меньшей степени в зависимости, прежде всего, от характера предъявляемой информации: критического разбора, судебной или же академической речи.
Так, критические сочинения представлены сугубо письменной формой предъявления, поэтому им присуща скрытая, неявная диалогизация. Академическая лекция, предназначенная для восприятия «на слух», но заранее подготовленная и написанная, объективно несёт в себе элементы как разговорной, так и письменной форм речи. Диалогизм в ней вторичен и подчинен задачам подачи научной информации. Судебная же речь представляет собой кодифицированную разновидность устной речи. Как в любой её разновидности, диалог существенно влияет на риторическую организацию изложения информации. В устной речи мы имеем дело с формальным противоречием и фактическим единством не добавочной, но основной активной коммуникативности, то есть с ярко выраженным процессом общения.
Проблемы диалогичности, несущей в себе элементы аналитики и интердискурсивности, в стилистической и речевой культуре рубежа прошлых столетий занимают ведущее положение. Диало-гичность связана с реализацией в речи коммуникативной функции. С этой точки зрения любой вид речи представляет скрытый или явный диалог. М.М. Бахтин отмечал, что «язык живет только в диалогическом общении пользующихся им. Диалогическое общение и есть подлинная сфера жизни языка. Вся жизнь языка в любой области его употребления <...> пронизана диалогическими отношениями» [7; с. 212]. Более того, монологическая речь является, как считает Л.В. Щерба, «искусственной языковой формой и <...> подлинное свое бытие язык обнаруживает в диалоге» [8; с. 3-4].
Учитывая, что «по сравнению с диалогом «уровень условности при монологической письменной и устной речи существенно выше: она обращена не к конкретному собеседнику, от которого можно ждать непосредственной реакции, а к реципиенту «вообще», т. е. к некоей абстракции» [9; с. 107], следует иметь в виду, что при этом активность восприятия должна быть на уровне воздействия на конкретного адресата, а не «вообще».
Адресат для адресанта выступает полноправным партнером, с которым ведется активный диалог. Эта экстралингвистическая особенность стимулирует возникновение мнимой, т.е. неявной, скрытой, диалогизации монологического текста. «Если в устной обиходно-разговорной речи диало-гичность выступает в своей чистой форме - явного диалога, спонтанно протекающего реплицирова-ния, детерминированного условиями общения, то в других сферах <...> диалогичность выступает как бы в скрытой форме, хотя и сохраняет при этом отдельные черты устного диалога» [10; с. 129].
Сказанное позволяет рассматривать диалогичность языка в числе релевантных признаков интерактивного экспрессивного вовлечения аудитории в процесс восприятия информации, а также как
универсальную форму проявления экспрессивности на уровне синтаксической структуры [11, 12, 13 и др.].
Круг явлений экспрессивного синтаксиса, представленный в речевых жанрах исследуемого периода, достаточно широк: лексико-синтаксический повтор, синтаксический параллелизм, средства актуального членения (порядок слов), вопросно-ответные комплексы (ВОК), восклицательные конструкции, минимальные синтаксические структуры (реализующие структурную схему), вставные конструкции, синтаксические конструкции, включающие средства выражения авторской модальности, обращения и др.
Вопросительные конструкции (ВК) в текстах исследуемых жанров - результат влияния живой разговорной речи на все функциональные стили современного русского языка. В разговорной речи вопрос необходим для непосредственного общения, в анализируемых же нами текстах он сосредоточивает внимание получателя речи (читателя/слушателя) на каком-либо утверждении, отрицании или предположении, направляет к определенной «побудительной» иллокутивной цели.
Специфика жанров, нацеленных на интеракцию и ответную реакцию реципиентов, определяется отсутствием непосредственного контакта между адресантом и адресатом. «Однонаправленность» письменной и устной монологической речи предполагает, что в акте «речевого общения» участвует только одно действующее лицо, а «собеседник» существует либо в авторском воображении, либо выступает в роли активного/пассивного слушателя. Этим и объясняется наличие в текстах большого количества ВК, компенсирующих отсутствие прямого контакта между адресантом и адресатом. В анализируемых речевых жанрах вопросительные предложения часто сопровождаются ответными конструкциями; автор/оратор словно вживую беседует со своими читателями/слушателями. Такие синтаксические построения в научной литературе квалифицируются как «вопросно-ответные комплексы» (ВОК), «вопросно-ответные построения» (ВОП), «вопросно-ответные блоки» (ВОБ) и т.д.
В судебной риторике речевые обороты, предназначенные для придания сказанному живости, динамичности и наглядности, или же для того, чтобы, избегая однообразия и монотонности, перейти от одной мысли к другой, принято называть фигурами убеждения [14]. Почти все фигуры этой группы содержат в себе то, что В.В. Одинцов [15; с. 129] называл вопросно-ответным ходом.
Частотность ВОК в нашем материале достаточно высока. Они усиливают прагматическую направленность информации, экспрессивность и эмоциональность текста. В анализируемых жанрах мы находим разновидности ВОК, в которых вербально оформленные реплики по структуре могут быть: а) краткими, лаконичными, представленными лишь одним простым предложением, легко трансформируемым в повествовательное предложение; б) распространенными, широко развернутыми, представленными сложными синтаксическими построениями, осложненными обособленными вводными, вставными и др. конструкциями. Пример лаконичной конструкции:
Кому же говорит Пастернак? Пастернак говорит сам с собою (М.И. Цветаева «Эпос и логика современной России») [16; с. 407].
Что у нас от этой повести остается? Пастернаковы глаза [Там же].
Несобственно-диалогическая речь в данных примерах представляет собой двухчастное образование, первая часть которого выражена вопросительным предложением, а вторая является кратким ответом на «поставленный вопрос». Единство двух вербально оформленных реплик создает иллюзию диалога между автором и предполагаемым читателем: М.И. Цветаева сама спрашивает, сама и отвечает, категорично опережая возможные возражения и несогласие читателей. Обе части ВОК кратки, лаконичны, тесно связаны друг с другом образностью языка и открытостью мысли автора-творца.
Подобную вопросительную конструкцию Ф.Н. Плевако использовал в речи, произнесённой в защиту интересов опеки А.В. Мазуриной:
Бежала ли туда Мазурина, ища свободы, удобств жизни? Нет!.. И далее судебный оратор дает развернутое пояснение (вставка наша - А.А.) - Ни та обстановка, в которой нашли её в 1881 году, ни та, в которой она жила в шестидесятых, - не лучше, а хуже позднейшей московской обстановки (Ф.Н. Плевако. Дело Булах.) [17; с. 124].
В приведенном примере вопросно-ответный комплекс позволяет посредством построения логической цепочки причинно-следственных связей, усиливающей отрицание ВОК, полнее передать авторскую стратегию психологического убеждения: нет, не искала..., нет, не бежала..., следовательно ... . Первая часть ответной реплики односложная, представлена одним словом нет. Оратор
спрашивает и, не дожидаясь ответа, формулирует утверждение. Вторая ответная реплика выражена развернутой антитезой. Ф.Н. Плевако намеренно вводит стилистическую фигуру, построенную на контрасте и сопоставлении, поскольку авторская аргументация ad hominem, обогащенная модальностью и эвалюативностью, усиливает воздействующий эффект на слушательскую аудиторию.
В следующем фрагменте одночастное образование представляет одну вербально оформленную реплику. Вторая - домысливается читателем:
Мы - звенья единой цепи. Или на нас не лежат грехи отцов? (В.Я. Брюсов «Александр Блок») [18; с. 235].
Несобственно-диалогическая речь целенаправленно создана одночастной: автору в его экспрессии не важна вербальная озвученность второй части диалога. Он задает вопрос не только своему читателю, но и себе, стараясь постичь глубину вины всех. В экспрессивном вопросе или на нас не лежат грехи отцов? звучит библейский, а потому очевидный ответ мы тоже виноваты - неприемлемый, быть может, для других. С позиций прагматики подобное психологическое построение создает конфликт высокого экспрессивного уровня.
В простейшем виде ВОК не предполагает ответа, а представляет собой риторический вопрос. Такой вопрос, как известно, не является вопросом в полном смысле слова - «это утверждение или отрицание в форме вопроса или восклицания» [1; с. 120].
Текстовые функции вопросительного предложения достаточно разнообразны: назывная -определение темы «ответа»; интригующая - констатация темы «ответа», придание ей определенных, собственно прагматических задач; дискуссионная - установление хода внешней или внутренней дискуссии; оценочная - использование риторического вопроса, предназначенного не столько для структурной организации ВОК, сколько для обобщенной оценки его второй «ответной» части.
В анализируемых жанрах выделяется, прежде всего, тот тип ВОК, основной функцией которого является функция аналитическая. В ряде случаев в поисках эстетического, философского, морально-этического отклика авторы вводят в тексты статей/речей достаточно обширные реминисценции самого различного свойства. Это могли быть развернутые полемические параллели о взглядах на прогресс, историю, образование, культуру и др.:
В самом деле, я представляю себе с вашей стороны возражение в роде следующего: «да разве уже из самого состава борющихся сторон не ясно, кто прав и кто виноват? разве может быть прав вопреки мнению совокупности общества тот единоличный «знаток дела», о котором вы говорите и под которым вы, вероятно, разумеете самого себя, г. лектор? Оставим в стороне классическую филологию: она для общества неинтересна, и оно имеет поэтому право ее не знать; но античность, как элемент культуры, античность, как фактор образования - разве можно допустить, чтобы общество ошибалось в решении таких насущных, так близко его касающихся вопросов? Не даром же и в пословице сказано: vox populi - vox Dei!». Тут я мог бы сделать оговорку - и довольно существенную - по отношению к этой «совокупности общества», о которой нам так много говорят; но это не так важно. Пусть будет по-вашему: я все-таки не могу согласиться, чтобы вы к этой действительной или мнимой совокупности применяли пословицу о vox populi, так как против этого применения громогласно протестует история всех времен. Вспомните о том, как римское общество требовало на арену первых христиан, вспомните об остервенении общества против еретиков в Испании или против ведьм в Германии, вспомните о той единодушной поддержке, которую долгое время находили в обществе такие институты, как рабство негров в Америке или крепостное право у нас - и вы согласитесь, что очень часто vox populi бывает поистине vox diaboli, а не Dei (Ф.Ф. Зелинский «Древний мир и мы») [19].
Рассуждая об образовательном значении античности, лектор, казалось бы, пусть даже иронично и снисходительно, но всё же соглашается, с распространенным устойчивым мнением современников о классической филологии. Создается впечатление, что он и не собирается вступать в дискуссию со скептически настроенной слушательской аудиторией. Но вдруг оратор выходит за рамки обсуждаемой темы и обращается к «истории времен». И вот уже не он сам знаток дела, а громогласный протест истории всех времен заставляет признать глас Божий <...> который указывает человечеству пути его культурного развития» [Там же].
Рассуждение Ф.Ф. Зелинского в исторической ретроспекции направляет мысли слушательской аудитории к необходимым ему философским обобщениям и обращает их к основной идее «воз-
рождения русской классической школы» [Там же]. Экспрессия высокого уровня достигается посредством фиктивно-реплицированной организации аналитического повествования.
Чтобы удержать внимание читателей, авторы письменных текстов критических сочинений, подобно ораторам, используют приемы убеждения, построенные на основе риторических периодов с использованием анафоры, сквозного лексического повтора и синтаксического параллелизма. Прагматика автора, его внутренний дискурс направлены не только на то, чтобы информировать и убедить, но и «впечатлить» читателей, создать у воображаемого оппонента ощущение причастности к описываемым событиям. Фиктивно-реплицированная форма изложения более эффективна, когда автор предлагает читателям не один, а несколько вариантов ответов. Они функционально продолжают нести нагрузку открытых вопросов и порождают возникновение открытой полемики:
Почему «учредилка»? - Потому, что мы сами рядили о «выборных агитациях». Потому что мы сами рядили о «выборных агитациях», сами судили чиновников за «злоупотребление» при этих агитациях, потому, что самые цивилизованные страны (Америка, Франция) сейчас захлебнулись в выборном мошенничестве, выборном взяточничестве [20; с. 17-18].
Почему «долой суды»? - Потому, что есть томы «уложений» и томы «разъяснений... Почему валят столетние парки? - Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть <... > [Там же].
Автор заставляет читателей включиться в активный процесс постижения истины. Такой способ организации критического повествования придает тексту живость и экспрессивность, является убедительным средством авторского воздействия.
Наблюдения над функциональной и структурно-композиционной поливалентностью риторических приемов мнимой диалогизации в исследуемом материале позволяют сделать ряд выводов.
1. Организация скрытой диалогизации посредством ВОК создает коммуникативный успех в условиях монологического рассуждения, порождает речевой комфорт в полемическом сценарии автора.
2. Коммуникативная эффективность ВОК направлена на убеждение адресата в правомерности авторских оценочных суждений и выводов; побуждает читателя/слушателя принять и поддержать их, включив в свою ценностную систему эстетического и морально-этического восприятия.
3. ВОК на уровне экспрессивного синтаксиса представляют собою яркие риторические модели, интегрирующие в тексте развернутые авторские реминисценции различного свойства (размышления на нравственно-философские темы, фрагменты рассуждений морального плана и т.д.).
4. Разноплановость и множественность функций ВОК дает возможность однозначно утверждать релевантность эстетической программе и многофункциональность приема диалогизации в лингвистическом дискурсе рубежа XIX - XX веков.
Библиографический список
1. Петров О.В. Основы судебного красноречия: учебное пособие. М.: Проспект, 2014. 208 с.
2. Якубинский Л.П. О диалогичности речи // Русская речь. Вып. 1. Пг., 1923. С. 115-118.
3. Сидорова М.Е, Савельев В.С. Русский язык. Культура речи: конспект лекций. М.: Айрис-пресс, 2007. 208 с.
4. Ассман Алейда. Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна / Алейда Ассман; пер. с нем. Б. Хлебникова; пер. английских цитат Д. Тимофеева. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 272 с.
5. Абрамова А.М. Функционально-стилистическое своеобразие языковых средств в литературной критике конца XIX - начала XX веков. Дис. ... канд. филол. наук. Махачкала, 2003. 154 с.
6. Камчатнов А.М. История русского литературного языка: XI - первая половина XIX века. М.: Академия, 2005. 688 с.
7. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979. 318 с.
8. Щерба Л.В. Восточно-лужицкое наречие, т. 1. Пг., 1915. С. 3 и 4 Приложения.
9. Славгородская Л.В. О диалогизации научной прозы. // Стиль научной речи. М.: Наука, 1978. С. 106 -120.
10. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М.: Просвещение, 1993. 224 с.
11. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М.: Высшая школа, 1990.166 с.
12. Кожина М.Н., Троянская Е.С., Мирская Е.З. Система научных коммуникаций // Социологические проблемы науки / под ред. В. Ж. Келле, С. Р. Микулинского. М., 1974. С. 370-373.
13. Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского литературного языка: Опыт систем. исслед. / А.П. Сковородников. Томск: изд-во Томского унта, 1981. 255 с.
14. Петров О.В. Риторика: учеб. М.: ТК Велби, Проспект, 2004. 423 с.
15. Одинцов В.В. Стилистика текста. М.: Наука, 1980. 263 с.
16. Цветаева М. И. Сочинения. В 2-х т. М.: Художественная литература, 1980. Т. 2. 543 с.
17. Плевако Ф. Н. Избранные речи. В 2-х томах. Том 1. Изд-во Юрайт, 2016. 654 с.
18. Брюсов В. Я. Сочинения. В 2-х т. М.: Художественная литература, 1987. Т. 2. 575 с.
19. Зелинский Ф.Ф. Древний мир и мы // Из цикла сочинений под общим названием "Из жизни идей". URL: http://dugward.ru/library/zelinskiy/zelinskiy_drevniy_mir.html (дата обращения: 11.03.2021).
20. Блок А. А. Интеллигенция и Революция // Русская литература рубежа XIX - XX веков. Хрестоматия критических материалов. М., 1999. 496 с.
References
1. Petrov O.V. Fundamentals of judicial elood: a textbook. M.: Prospekt, 2014. 208 p.
2. Yakubinsky L.P. On the dialogue of speech // Russian speech. Vol. 1. GH., 1923. P. 115-118.
3. Sidorova M.E. Savelyev V.S. Russian language. Culture Speech: Abstract lectures. M.: Iris-Press, 2007. 208 p.
4. Assman Aleid. Space the connection of times? Take off and fall in the temporal mode of Modern / Aleid Assman; Per. with it. B. Khlebnikov; Per. English quotes D. Timofeyev. M.: New Literary Review, 2017. 272 p.
5. Abramova A.M. The functional and stylistic peculiarity of language funds in the literary criticism of the end of the XIX - the beginning of the XX centuries. Dis. ... Cand. philol. science Makhachkala, 2003. 154 p.
6. Kamchatnov A.M. The history of the Russian literary language: XI - the first half of the XIX century. M.: Academy, 2005. 688 p.
7. Bakhtin M.M. Dostoevsky poetics problems. M.: OV. Russia, 1979. 318 p.
8. Scherba L.V. East-Luzhitskoy Nare, t. 1. GH., 1915. P. 3 and 4 applications.
9. Slavgorodskaya L.V. On the dialogue of scientific prose. // Style Scientific Speech. M.: Science, 1978. P. 106 -120.
10. Leather M.N. Stylistics of the Russian language. M.: Enlightenment, 1993. 224 p.
11. Akimova G.N. New in the syntax of the modern Russian language. M.: Higher School, 1990.166 p.
12. Spelin M.N., Troyanskaya E.S., Mirskaya E.Z. System of scientific communications // Sociological problems of science / ed. V. J. Kelle, S. R. Mikulinsky. M., 1974. P. 370-373.
13. Skovorodnikov A.P. Expressive syntactic constructions of the modern Russian literary language: System Experience. Research / A.P. Skinmen. Tomsk: Publishing House of Tomsk University, 1981. 255 p.
14. Petrov O.V. Rhetoric: studies. M.: TK Velby, Prospekt, 2004. 423 p.
15. Odintsov V.V. Stylistics text. M.: Science, 1980. 263 p.
16. Tsvetaeva M. I. Works. In 2 t. M.: Fiction, 1980. T. 2. 543 p.
17. Purevako F.N. Favorite speeches. In 2 volumes. Volume 1. Publishing House of Yuratt, 2016.
654 p.
18. Bruce V. Ya. Works. In 2 t. M.: Fiction, 1987. T. 2. 575 p.
19. Zelinsky F.F. Ancient world and we // from the workout cycle under the general name "from the life of ideas." URL: http://dugward.ru/library/zelinskiy/zelinskiy_drevniy_mir.html (date of handling: 03/11/2021).
20. Block A. A. Intelligentsia and revolution // Russian literature of the turn of the XIX - XX centuries. Reader critical materials. M., 1999. 496 p.
