CC BY
11ДИАЛОГИЧЕСКАЯ ФОРМА В ПРОЗЕ Н.В. ГОГОЛЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВЗАИМОРЕЦЕПЦИИ АВТОРА И ЧИТАТЕЛЯ И ИРОНИЗАЦИИ АВТОРСКОГО КОНТЕКСТА
Ломова Е.,
ассоциированный профессор Казахский Национальный Университет имени Абая, Алматы, Казахстан
Байшукурова Г., ассоциированный профессор Казахский Национальный Университет имени Абая, Алматы, Казахстан
Иргебаева А., ассоциированный профессор Египетский университет исламской культуры «Нур-Мубарак», Алматы, Казахстан THE DIALOGICAL FORM IN NOVEL'S N.V. GOGOL FROM THE POINT OF VIEW OF THE INTERCEPTION PF THE AUTHOR AND THE READER AND THE IRONY OF IMPLICATION
LITERARY CONTEXT
Lomova E.,
associated professor
Kazakh National University named after Abai, Almaty, Kazakhstan
Baishukurova G.,
associated professor
Kazakh National University named after Abai, Almaty, Kazakhstan
Irgebayeva A.
associated professor
Egyptian University of Islamic Culture «Nur-Mubarak», Almaty, Kazakhstan
Аннотация
В данной статье рассматривается проблема иронизации авторского контекста в повестях Н.В. Гоголя и особенности взаиморецепции автора и читателя при использовании диалогической формы в художественном контексте.
Источник авторской иронии в прозе писателя содержался в противоречии между реальной нравственностью человека и тем эстетическим идеалом, который содержался в авторском сознании. Ирония выбиралась как форма, которая разграничивала для читателя мироощущение автора и персонажей и устанавливала определенную дистанцию между ними.
Система диалогов приводила в движение развитие художественного конфликта. Этот процесс усиливал смысловую нагрузку отдельного диалога и тематическую соотнесенность отдельных диалогов между собой. Диалогизация повествования у Н.В. Гоголя выражалась в открытых формах взаимодействия с воображаемым читателем, что приводило к дифференциации нарратива и распадению его структуры на отдельные точки зрения персонажей, представленные в диалогах.
Принцип взаимосвязанности лирической и иронической тональностей в структуре авторского повествования подвергался нейтрализации при помощи «бесед» автора с читателем и становился источником художественного воздействия в литературном контексте.
Abstract
This article discusses the problem of the irony implication of the author's context and the peculiarities of interaction of the author and the reader trough representation of a dialogue way in the artistic context.
The key point of the irony implication of fiction narrative through revealed the contradiction between of real moral basic concept of human being and the aesthetic ideal as dominant of author's consciousness. Irony highlighted the plot of a story and it distinguished for the reader the attitude the author and artistic characters and established distance between them.
The system of dialogs set in motion the development of artistic conflict. This process reinforced the semantic load of a separate dialogue and the thematic correlation of individual dialogues with each other. Dialogization of the story by N.V. Gogol was expressed in open forms of interaction with an imaginary reader. The narrative was differentiated and its structure broke down into individual points of view of the characters presented in the dialogues.
The principle of the interconnection of lyrical and ironic style in the structure of the author's narrative was neutralized with involving "conversations" of the author with the reader and became the source of artistic impact.
Ключевые слова: авторский контекст, художественный нарратив, эстетический идеал, сюжет, художественный характер, система диалогов, художественный конфликт, воображаемый писатель, авторское повествование, художественное воздействие.
Keywords: author's context, irony implication, fiction narrative, aesthetic ideal, artistic characters, artistic conflict, imaginary reader, author's narrative, artictic impact.
Н.В. Гоголю была не свойственно моделирование текста, тип которого предусматривал бы одновременность художественного хронотопа. Он строил хронотоп, действие которого было бы подчинено ассоциативному и психологическому восприятию читателя. Но это изменение вело « к размыванию предметно-смысловых соотношений» [1, с.71] в репликах, произносимых в диалогах. Появлялось понимание необходимости введения такой повествовательной формы, которая могла бы совместить драматический накал сюжета и ее лирическую направленность. В итоге глубокие пласты жанровой структуры стали подвергаться принципу авторской иронизации литературного контекста.
Источник авторской иронии содержался в противоречии между реальной нравственностью человека или, вернее, наличием ее определенной степени и тем эстетическим идеалом, который существовал в авторском сознании. Нравственный идеал самого автора закладывался в самом художественном нарративе, строя его так, чтобы дистанция между автором и героями была бы читателю очевидной.
Связь диалогов с конфликтом усложняла их тематическую разветвленность и демонстрировала их иллюстративно- повествовательную структуру. Внутренняя разветвленность диалога пронизывалась ироническим подтекстом, который создавал тон непринужденной и свободной беседы, обнаруживающей всю разность позиций и точек зрения персонажей.
Система диалогов «реализовывала и приводила в движение и развитие художественного конфликта» [2, с.197]. Эта включенность усиливала смысловую нагрузку отдельного диалога и тематическую соотнесенность отдельных диалогов между собой. В результате такой перестройки концентрация проблематики в диалогах становится доминирующей.
«Дьяк вошел, покряхтывая и потирая руки...Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной пухлой руки.
- А что это у вас, великолепная Солоха? - И, сказавши это, отскочил он несколько назад.
- Как что? Рука, Осип Никифорович! - отвечала Солоха.
- Гм! рука! хе! хе! хе! - произнес сердечно довольный своим началом дьяк и прошелся по комнате.
- А это что у вас, дражайшая Солоха? - произнес он с таким же видом, приступив к ней снова и схватив ее слегка рукою за шею, и таким же порядком отскочив назад.
- Будто не видите, Осип Никифорович! - отвечала Солоха. - Шея, а на шее монисто.
- Гм! на шее монисто! хе! хе! хе! - И дьяк снова прошелся по комнате, потирая руки.
- А это что у вас, несравненная Солоха?.. - Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба.
- Ах, боже мой, стороннее лицо! - закричал в испуге дьяк. - Что теперь, если застанут особу моего звания?.. Дойдет до отца Кондрата!..
Но опасения дьяка были другого рода: он боялся более того, чтобы не узнала его половина, которая и без того страшной своей рукою сделала из его толстой косы самую узенькую.
- Ради бога, добродетельная Солоха, - говорил он, дрожа всем телом. - Ваша доброта, как говорит писание Луки глава трина... трин... Стучатся, ей-богу, стучатся! Ох, спрячьте меня куда-нибудь!» («Ночь перед Рождеством») [3, I, с.110-111].
Суть преобразования литературного текста заключалась «в осложнении его лирического принципа ироническим подтекстом» [4, с. 187]. Но именно в ироническом подтексте реализовывалось соединение объективного и субъективного пластов повествования. Диалог становился ведущей сю-жетно-композиционной формой, и в этом случае происходил не только объемное сокращение чисто повествовательных отрезков текста, но и более «тесное его смысловое сцепление с диалогом и отдельными репликами персонажей» [5, с.27].
Иронический подтекст диктовал и приемы обращения автора с сюжетным материалом, и основой иронической игры с сюжетом становилась известная условность художественного мира вообще. Ирония выбиралась как форма, которая разграничивала для читателя мироощущение автора и персонажей и устанавливала определенную дистанцию между ними.
В этом случае происходило усложнение традиционной роли диалога, поясняющего собственно повествовательный контекст за счет появления особого стиля повествования. Этот стиль был свободен от заданной логики развития художественного действия и включал авторские отступления иронического или лирического характера.
Ироническая позиция повествователя обнаруживается у Н.В. Гоголя в субъективно характерологических оценках персонажей. Эта тональность разрушает представление о том, что автор находится в кругу и в мире интересов его героев. Подобный ракурс делает очевидной подлинность маски автора, а его позиция в контексте повести приобретает игоровой характер.
Функция повествователя, имеющего собственный статус субъекта высказывания, становится «фактором разрушения объективного течения событий» [6, с.309]. Происходит ироническое разграничение двух плоскостей, включающих ситуацию действия и ситуацию рассказывания. Подобное разделение нуждалось в повышенной активности речевого плана в тех местах контекста, где происходит смена композиционных форм. Смысловой основой образной характеристики психологического и морального состояния души персонажа становится лирическая структура, остраненная иронией.
Ироническая составляющая нарратива в повести Н.В. Гоголя размежёвывает «тематическое содержание переживаний героя и автора, но сохраняет их общность в единой тональности лирического настроения» [6, с.151]. Художественный
Magyar Tudomanyos Journal # 39, 2020 контекст подвергается процессу авторской ирони-зации, что говорит о взаимном влиянии диалога и повествования, в результате чего статус повествователя превращается в переменную составляющую, способную переключать ракурсы изображения и производить смену композиционно-речевых форм.
Ироничность повествователя обнаруживается в замедлении скорости развития фабулы замечаниями, основанными на произвольной связи, которые помогали читателю сближать порой очень разнородные предметы и явления. При таком типе подачи литературного материала разъединенность и обособленность отдельных объектов или явлений не снимается, поскольку их так называемое смысловое и ассоциативное единство вовсе не утверждается автором всерьез, а принимает форму своеобразной «комический игры» [7, с.111]. Сюжет как бы раздваивается на сферу изображения и подачи непосредственного действия и на сферу, которая выражает эмоционально-целевую установку самого автора.
Диалог может быть встроен в организацию авторского «сказового» повествования.
В качестве нарративной формы в прозе Н.В. Гоголя могут выступать диалоги с читателем, которые обладают у автора идейно-художественный нагрузкой, но сохраняют при этом закрепленную в композиционном плане диалогическую структуру. Диалогизация повествования у Н.В. Гоголя выражается в открытых формах взаимодействия с воображаемым читателем. Происходит дифференциация повествования и распадения его структуры на отдельные точки зрения персонажей, представленные в диалогах. Драматизация обусловила тенденцию к объективному изложению событий и находящуюся в контрасте с ней субъективно-личностную манеру повествователя, дополняемую иронической окраской.
«Кaк упоителен, как раскошен летний день в Малороссии!» [2,1. с.16]. «Вам, верта, случалось слышать где-то валящийся отдаленный водопад, когда встревоженная мeстность полна гула и хаoс чудных неясных звуков вихрем проносится пeрeд вaми» («Сорочинская ярмарка») [2, I с. 20].
Принцип взаимосвязанности лирической и иронической тональностей в структуре собственно авторской речи подвергался нейтрализации при помощи «беседующего» с читателем автора. Создавался эффект иронической игры авторского и «чужого» слова персонажей. Иронический подтекст автора содержал информацию, суть который была более важна для понимания авторской идеи, чем сообщение о предметном содержании мыслей персонажей.
Таким образом, иронический подтекст активизировал лирический принцип построения нарра-тива и становился в повестях Н.В. Гоголя источником художественного воздействия на читателя. Такой тип художественного нарратива давал возможность осуществлять процесс собственно коммуникации между автором как адресантом и читателем как адресатом. Они составляют процесс
диалогизации и могут рассматриваться как «субъекты речевой художественной коммуникации» [9, с.100].
Это процесс усложняется введением других коммуникантов в лице персонажей сюжетного действия и «других» авторов, в роли которых выступает рассказчики, от лица которых ведется художественное повествование.
Диалогизованный художественный текст определяется набором таких маркировочных признаков, как коммуникативная направленность, наличие адресованности и ответной реакции. Диа-логичность текста связана также с интертекстуальностью, полифоничностью, а также смысловой цельностью и логический связностью. Эти признаки составляют содержание текстовой категории «диалогичности».
Двунаправленность является доказательством обратимого характера самого процесса диалога между основными его участниками, в лице которых выступают автор и его заинтересованный или воображаемый читатель.
В этом процессе автор является отправителем обращения, а читатель играет роль реципиента, который воспринимает посылаемое ему сообщение и интерпретирует его с точки зрения своего жизненного опыта и мировоззренческих понятий. В этом двустороннем контакте в качестве реплики автора в самом широком смысле может пониматься целостный художественный текст как таковой.
Репликой читателя можно считать процесс его восприятия, активизирующий его воображение и мыслительную деятельность в целом. Таким образом, литературный текст в основе своей предполагает диалогический характер и взаимонаправленную деятельность автора и читателя. Ответность предусматривает «наличие адресата как текстовой категории и его реакции на прочитанной текст» [9, с.103].
Ориентация на непрофессионального рассказчика включала активное использование разговорного стиля, просторечий и диалогизировала авторскую речь. Создавалась атмосфера определенной авторской сориентированности на читателя-собеседника, к которому повествователь как бы непосредственно обращался, используя при этом естественную, живую разговорную речь.
«- Постойте! наперед скажите мне, что это вы читаете?
Признаюсь, я немного пришел в тупик от такого вопроса.
- Как что читаю, Фома Григорьевич? вашу быль, ваши собственные слова.
- Кто вам сказал, что это мои слова?
- Да чего лучше, тут и напечатано: рассказанная таким-то дьячком.
- Плюйте ж на голову тому, кто это напечатал! бреше, сучий москаль. Так ли я говорил? Що то вже, як у кого черт-ма клепки в голови! Слушайте, я вам расскажу ее сейчас.
Мы придвинулись к столу, и он начал». («Вечер накануне Ивана Купала») [3, I, с.41].
Повествователь отделяется от автора, и все происходящее объясняется героем-рассказчиком, который может выступать как непосредственный участник событий и как передающий услышанную им историю с чьих-то уст. Такая композиция обеспечивает плавность композиционных переходов диалога и повествования и мотивированность их чередования между собой.
Позиция наблюдения, мотивированная введением рассказчика в круг действующих в сюжете персонажей, позволяет автору производить смену повествования и диалога, то есть происходит «смена композиционно-речевых форм, в которых диалог начинает доминировать» [10, с.37].
Процесс драматизации вызывал у Н.В. Гоголя тенденцию к отказу описания событий , построенных на субъективном восприятии одного героя.
«У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердились, что пасичник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), - у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле. в конце улицы брезжит огонек, смех и танцы слышатся издалеча. Это у нас вечерницы!» («Сорочинская ярмарка») [3, I, с.11].
Возможная реакция реципиента литературного текста может отображаться в качестве использования прямых сигналов адресованности, в роли которых могут выступать открытые обращения автора к читателю в структуре художественного нарратива. Реальный читатель проходит процесс восприятия художественного текста, начиная «от его вербально выраженной формы до постижения его внутреннего смысла» [11, с.67].
Различные средства диалогизации текста являются смысловыми «центрами авторского высказывания на отдельных участках текста» [12, с.45]. Каждый из них наделен определенной смысловой значимостью и ролью в передаче основной идеи текста. С помощью средств диалогизации происходит процесс «оптимизации восприятия текста читателем» [13, с.107].
«За Фомою Григорьевичем водилась особого рода странность: он до смерти не любил пересказывать одно и тоже. Бывало, иногда если упросишь его рассказать, что сызнова, то, смотри, что-нибудь да вкинет новое или переиначит так, что узнать нельзя» («Вечер накануне Ивана Купала») [2, I, с.41].
Основная функция так называемого разговора с читателем состоит в соотношении фабульного и внефабульного планов сюжета, и автор постоянно снижает серьезность происходящего иронической невыдержанностью повествовательного стиля. Органическое взаимодействие субъективной и объективной тенденций в ткани повествования обуславливало саму природу художественного конфликта. Фабульный и внефабульный планы повествования обнаруживают свой истинный смысл только в их единстве.
Природа художественного конфликта предлагает соединение драматизации и лиризации, которые связаны между собой ироническим ракурсом введения автора. Авторская ирония наделяется способностью передачи смысловых функций диалога. Диалогизация художественного текста представляет собой «процессуальное» явление, которое предусматривает процесс актуализации диалогических отношений» [14, с.301], которые возникают в литературном тексте между основными речевыми субъектами художественной коммуникации. В качестве таких речевых субъектов прежде всего выступают автор и читатель. Диалог как одна из форм повествования моделируется в структуру художественного текста с помощью использования системы языковых средств, которые направлены на воспроизведение в тексте реальной тестовой категории диалогичности.
Список литературы
1. Хомский Н., Бервик Р. Человек говорящий
- СПб., 2018. - 383 с.
2. Иссерс О.С. Коммуникативное строение и тактика русской речи. - М., 2002. - 248 с.
3. Гоголь Н.В. Собрание сочинений в семи томах. - М, 1984. - Т.1 -320 с.
4. Вежебицкая А. Язык, культура и познание.
- М., 1996. -380 с.
5. Гренобль П.А. Синтаксис и совместное построение реплик в русском диалоге // Вопрос Языкознания. - М., 2008. -№1. - С. 25-35
6. Грайс П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1985. -Вып.16. - С. 217-237.
7. Жданова В. Русская культуро-языковая модель пространство и особенности индивидуальной ориентации в ней. // Русские и русскость, Лингвокультурологические эюды. - М.,
2006. - с. 5.
8. Хализев В.Е. Поэтика драматического действия // Проблемы истории критики и поэтики реализма. - Куйбышев, 1976. - Вып. 1. - С. 92-120.
9. Скорик К.В. Типы диалогизации: их функция и языковая репрезентация в тексте художественной прозы // Вестник ЛГУ им. Пушкина. -2008. - №2 (10). - C. 99-108.
10. Бирдина Г.В. Динамическая структура русской диалогической речи. - Тверь, 1992. -84 с.
11. Каменская О.Л. Текст и коммуникация. -М., 1990. -151 с.
12. Скорик К.В. Диалогизация внутренней речи персонажа в художественной прозе // Актуальные проблемы теории и методологии науки о языке: Материалы всероссийской научн-практи. конф. 4-5 декабря 2006 г. - СПб: ЛГУ им. Пушкина,
2007. - C. 44-50.
13. Антология речевых жанров. Повседневная коммуникация. - М., 2007. -320 с.
14. Бабайцева В.В. Структурно-семантическое направление в современной русистике. - М., 2003. -523 с.
