CC BY
462
Номинативные высказывания могут употребляться в побудительной функции в том случае, когда обозначаемая ими ситуация способна воздействовать на одного из собеседников или зависит от его действий и поведения. Явления, не подчиняющиеся воле человека и не затрагивающие его, обычно обозначаются индикативно употреблёнными номинативными высказываниями. Невозможность императивного употребления отличает, например, те разновидности, которые связаны с обозначением временных и пространственных условий протекания последующих событий типа: Пабамныц туразы. Тасхар часхы (АТ) ('Дом отца. На улице весна'). Для каждого из таких высказываний можно придумать уникальный контекст, благоприятствующий побудительной разновидности, однако общих, типичных условий такого их прочтения в хакасском языке выявить не удалось. Таким образом, возможность императивного употребления является способом оперативной проверки, позволяющим более точно разграничить разновидности номинативных бытийных высказываний.
Подведём итоги. Область пересечения функционально-семантического поля бытийности и побудительности представляет собой особую зону, в которой действуют определённые контекстуальные и прагматические условия. В хакасском языке в номинативных высказываниях побудительная семантика реализуется на уровне употребления, причём нерегулярно, в зависимости от внеязыкового окружения речевой ситуации. Лишь в некоторых случаях можно определить приметы такого употребления, но и тогда это будут лишь косвенные свидетельства, а не категориально закреплённые значения. Необходимо отметить, что такое употребление характерно и для многих двусоставных конструкций, связанных с определёнными прагматическими условиями. Речь идёт о высказываниях, требующих реакции собеседника, типа - Амды айран 1з1б1зерхж! - теен апсагас (С. Кар) ('- Теперь бы айрану попить! - сказал дед'). Высказывания с таким побудительным зарядом принадлежат также к далёкой периферии повелительности.
Библиографический список
1. Алпатов, В. М. Императив в современном японском языке / В. М. Алпатов // Типология императивных конструкций. - СПб., 1992. -С. 77-88.
2. Храковский, В. С. Семантика и типология императива. Русский императив / В. С. Храковский, А. П. Володин. - Л., 1986. - 272 с.
3. Груздева, Е. Ю. Повелительные предложения в нивхском языке / Е. Ю. Груздева // Типология императивных конструкций. - СПб., 1992. - С. 55-63.
4. Головко, Е. В. Повелительные предложения в алеутском языке / Головко // Типология императивных конструкций. - СПб., 1992. -С. 160-169.
5. Алисова, Т. Б. Прагматическая природа побудительных высказываний / Т. Б. Алисова, Н. В. Баутман // Императив в разноструктурных языках. - Л.,1988. - С. 9-10.
6. Грамматика хакасского языка (ГХЯ, 1975) / под ред. Н. А. Баскакова. - М., 1975. - 417 с.
7. Чебодаева, Л. И. Синтаксис простого предложения (хакасский язык) / Л. И. Чебодаева. - Абакан, 2000 - 133 с.
8. Чебодаева, Л. И. Хакас тш. Синтаксис паза таньщлар турцызары / Л. И. Чебодаева. - Абакан, 2005 - 172 с.
9. Мещининов, И. И. Члены предложения и части речи / Мещанинов; отв. ред.: В. З. Панфилов, П. Я. Скорик. - М.-Л.,1978. - 322 с.
© Чебодаева Л. И., 2014
УДК 81 '271+81 '38+811.112.2
ДИАЛОГ КАК ОСНОВНАЯ ФОРМА РЕЧЕВОЙ КОММУНИКАЦИИ: СИСТЕМНОЕ ОПИСАНИЕ СПЕЦИФИЧЕСКИХ ЧЕРТ ДИАЛОГИЧЕСКОЙ РЕЧИ
Е. А. Шпомер
Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова
В данной статье предлагается попытка системного описания основных коммуникативных характеристик диалогической речи и определяется место диалога в общей типологии форм речевого общения.
Ключевые слова: коммуникация, речевое общение, формы речевой коммуникации, диалог, диалогическое единство, повторная номинация, способы подачи информации, модальность речи, эмоциональность речи.
Основной формой коммуникативного взаимодействия является диалог, так как именно в диалогическом общении оппоненты выстраивают цепочку своих коммуникативных поступков. От того, насколько эти поступки будут целесообразны, зависит интенциональная перспектива всей коммуникации. Именно в связи с этим целесообразно систематизировать существующие в науке описания специфических черт диалогической речи.
Прежде, чем представить характеристики диалогической речи, необходимо дать определение самому понятию «диалог», для этого обратимя к разным источникам.
О. С. Ахманова трактует его следующим образом: «Диалог - одна из форм речи, при которой каждое высказывание прямо адресуется собеседнику и оказывается ограниченным непосредственной тематикой разговора» [1, с. 132].
Д. Э. Розенталь определяет диалог как «форму речи, при которой происходит непосредственный обмен высказываниями между двумя или несколькими лицами» [2, с. 97].
В Лингвистическом энциклопедическом словаре предлагается следующая дефиниция: «Диалогическая речь - форма (тип) речи, состоящая из обмена высказываниями-репликами, на языковой состав которых влияет непосредственное восприятие, активизирующее речь адресата в его речевой деятельности. Внешняя форма диалогической речи (чередования реплик) характерна для философско-публицистического жанра, например, диа-
логи Платона, Галилея в современной дискуссии, интервью, беседы за круглым столом, и примеры, в которых, однако, большинство типологических признаков диалогической речи отсутствует» [3, с. 135].
В. Д. Девкин даёт следующее определение диалогу: «Диалог - разговор, при котором происходит непосредственный обмен высказываниями <...>, это одна из самых существенных форм языка» [4, с. 5]. По его мнению, диалогу свойственна быстрая смена реплик собеседников, краткость, синтаксически зависимый характер и своеобразный состав предложений. В диалоге часто встречаются вопросительные, ответные, побудительные предложения, а также присоединительные конструкции, переспросы, уточняющие вопросы, всевозможные реагирующие предложения, которые могут быть как «интеллектуальной» реакцией (лексически и грамматически оформленной), так и чисто эмоциональной (повторение с соответствующей интонацией). Ср.: "Ich verreise morgen." - "Warum denn so früh?!" (словесно выраженная реакция); "Ich verreise morgen." - "Morgen?!" wunderte er sich. (реакция, выраженная интонационно, что в данном случае видно из сопровождающей ремарки wunderte er sich) [5, с. 10].
«Диалогическая речь, - отмечает Л. М. Михайлов, - разговор, при котором происходит непосредственный обмен информацией, мыслительным содержанием. Диалог представляет собой наиболее яркий и естественный случай коммуникации, так как подлинное своё бытие язык обнаруживает лишь в диалоге» [6, с. 5]. Им же выделяются некоторые признаки, характеризующие неофициальный (бытовой) диалог:
- обязательное присутствие в коммуникативной ситуации двух (или более) коммуникантов;
- принадлежность коммуниканта к определённой общественной группе, образование, возраст, темперамент и т. д.;
- первичность устной формы производства речи, так как диалог вообще первичная форма реального воплощения языка;
- спонтанность;
- реплицирование альтернирующей цепочки, возникающей в результате чередования реплик коммуникантов;
- чётко выраженная коммуникативная интенция (целеустановка, намерение) говорящего, которая включает и такую черту, как управление коммуникативным процессом. Говорящий на основе своей интенции задаёт коммуникативную программу, решаемую в диалоге обоими собеседниками [6, с. 5].
Для диалогической речи характерна эллиптичность, которая вызвана условиями общения. Л. М. Михайлов отмечает: «Наиболее благоприятное условие для эллиптизации - совпадение синтаксических программ обеих диалогических форм предложений-высказываний. О совпадении синтаксических программ можно говорить лишь в том случае, если реагирующий партнёр избирает ту же синтаксическую модель, которая лежит в основе инициирующей реплики» [7, с. 256].
Важное значение в диалоге имеет также явление повторной номинации. Обычно оно имеет место в диалогическом единстве (далее - ДЕ). «Повторная номинация (обозначение, наименование) события, ситуации, её фрагментов вызывается необходимостью разрешения коммуникативной задачи логико-семантическими отношениями компонентов ДЕ, эмоциональными, модальными факторами, экспрессивной функцией» [6, с. 10]. Повторная номинация ведёт к эллиптичности.
Нельзя не согласиться с Л. В. Федотовой, что «процесс эллиптизации свидетельствует о тесном коммуникативном сотрудничестве обоих партнёров, поскольку реагирующий партнёр при рецепции смысла высказывания собеседника считает удобным воспользоваться предложенной программой <...>, заимствование программы партнёра как принципа является, с одной стороны, проявлением общего принципа коммуникативного сотрудничества, с другой стороны, этот принцип организации диалога даёт возможность лаконичной фокусировки коммуникативного центра, высказывания в контексте, в котором тематические компоненты вербализованы уже в предшествующем контексте» [8, с. 25].
Т. Б. Трошева также отмечает, что реплики участников диалога, как правило, лаконичны. Обычно в каждой из последующих реплик сокращается всё, что прозвучало в предыдущей или известно из ситуации. Поэтому смысл реплики становится полностью понятным только в связи с контекстом и ситуацией [9, с. 44].
Наличие единой ситуации, контактность собеседников, широкое использование невербальных элементов способствуют возникновению догадки, позволяют говорящим сокращать языковые средства, прибегать к высказыванию намёком. Другой отличительной чертой диалогической речи является её спонтанность, поскольку содержание разговора и его структура зависят от реплик собеседников. Быстрый темп и эллиптичность не способствуют строгой нормализации синтаксиса. Спонтанный характер речи проявляется и в паузах нерешительности, перебивах, перестройке фраз, изменении структуры диалогического единства. Диалогу свойственны эмоциональность и экспрессивность, которые проявляются в субъективно-оценочной окраске речи, в образности, в использовании невербальных средств, разговорных формул, клише. Соединение реплик, характеризующихся структурной, интонационной, семантической законченностью, принято называть диалогическим единством.
А. Т. Кривоносов различает двухчленные и трёхчленные ДЕ [10, с. 54]. В двухчленном ДЕ ответная реплика состоит из одного предложения. В трёхчленном ДЕ, по его мнению, ответная реплика включает два предложения (первичное и вторичное). «Первичное предложение выражает непосредственную эмоциональную реакцию говорящего на исходную реплику <...> вторичное предложение является, как правило, обосновывающим предложением, которое обосновывает первичное предложение, т. е. положительную или отрицательную реакцию того же говорящего на исходную реплику» [10, с. 55].
Основной структурной единицей языкового общения И. П. Сусов называет обмен репликами [11, с. 5].
Существует огромное количество «рекуррентных речевых актов, которыми характеризуются диалогические отношения: говорящий или слушающий согласен / не согласен, парирует, возражает, опровергает, протестует, добавляет, спрашивает, возмущается, удивляется, радуется, сомневается, уклоняется от реакции, молчит, требует, приглашает и т. д.» [8, с. 22].
В диалогической речи часто встречается квантовый способ подачи информации, который характеризуется тем, что «семантическая структура предложения расчленяется на наименьшие составляющие (аргументы, семантические падежи) с целью их последовательного информационного поиска как коммуникативного центра» [6, с. 9]. Коммуникант запрашивает информацию о каком-либо интересующем его составляющем, используя при этом вопросительные слова типа wer, was, wo, wohin, warum и т. д.
Большое значение в процессе общения имеют отношения между партнёрами по коммуникации.
К. Адамчик выделяет следующие отношения между коммуникантами: «социально предопределённые речевые отношения (шеф - подчинённый), индивидуально выраженные личностные отношения (собеседники в купе поезда), а также продолжительные (симпатия) или кратковременные (раздражение) психические установки и реакции в отношениях с партнёром по коммуникации» [8, с. 23].
Фоновые знания собеседников (пресуппозиции) также играют важную роль в успешности коммуникации и адекватности восприятия пропозиции (смысла) высказываний собеседника.
В диалогическом общении роли коммуникантов часто распределены неравномерно: один из них активен, а другой - пассивен (предоставляет возможность партнёру взять на себя инициативу). Но частотны случаи, когда по ходу беседы их роли меняются. Согласимся с В. Д. Девкиным в том, что «сигналами для смены этих ролей бывают также паралингвистические средства (паузы, высота тона, громкость, темп), кинетические (взгляд, мимика, жесты) и некоторые фразы-стереотипы». Эти стандартные высказывания, по его мнению, применяются в следующих случаях:
- для прерывания собеседника: Warte mal! Entschuldige! Moment mal! Darf ich hier mal einhacken?;
- для сохранения собственной инициативы говорения: Unterbrich mich nicht! Lass mich ausreden?! Ich bin mit
meinem Gedanken noch nicht fertig! Darf ich das noch zu Ende führen? Und noch folgendes... ;
- для передачи инициативы собеседнику: Na und? Was willst du damit sagen? Deine Meinung dazu? Was denkst
(sagst) du dazu?;
- для того чтобы собеседник продолжал говорить: Rede weiter! Ich bin gespannt, was folgt. Ich bin ganz Ohr.
Sprich ruhig weiter, ich folge dir [12, с. 30].
В диалоге каждый из собеседников стремится достигнуть определённой цели, удовлетворить свои намерения, мотивы - интенции. В. Д. Девкин подразделяет их на две группы: с преобладанием самовыражения или воздействия на собеседника. «В первом типе в центре внимания находится "я" говорящего. Во втором же типе что-то говорится с явной направленностью на кого-то, чтобы у него запросить информацию, чтобы сообщить ему своё отношение к чему-то, или чтобы реализовать своё волеизъявление, или чтобы проинформировать собеседника для конкретного воздействия на него, или чтобы удовлетворить запрос собеседника и дать ему требующиеся сведения».
Высказывания второго типа могут быть чисто информативного содержания либо явно воздействующего характера (выражены через повелительное наклонение) [12, с. 31-32].
В соответствии с ситуацией общения речевые партнёры выбирают различные лексические средства. В. Д. Девкин делит их на три группы: хоноратив (средства выражения почтительности, вежливости, уважения), экватив (система средств «свойской» среды) и гумилиатив (средства, применяемые для унижения, уничижения) [12, с. 44].
Эта типология может быть соотнесена, на наш взгляд, с традиционно выделяемыми лексическими средствами с мелиоративной и пейоративной коннотациями. Классификация В. Д. Девкина более ёмкая, так как, кроме полюсных, включает в себя и третий пласт - «свойскую» лексическую среду. Однако последний лексический пласт, на наш взгляд, скорее характеризует отнесённость слова к определённой стилистической среде (разговорная стихия, слэнг и проч.), чем к среде эмоционально-оценочных характеристик: в «свойской» среде можно и обругать, унизить, и похвалить, выразить почтение.
Признаками хоноратива В. Д. Девкин называет повышение роли самоконтроля, чёткость и тщательность произношения, недопущение редукций, повышения голоса, исключение из речи слов-паразитов и звуков-паразитов, а также строгое соблюдение морфологических и синтаксических норм. Экватив характеризуется непринуждённостью беседы без стеснения перед речевым партнёром. Произношение небрежное, велика доля редуцированных слов, интонация свободная, допускающая движение тона; сокращаются и синтаксические конструкции. Лексические средства гумилиатива совпадают с эквативом, но используются не для подчёркивания равенства собеседников, а для намеренного унижения, оскорбления.
В диалоге традиционно различают информативно-содержательную (о чём сообщается) и формальную (как это содержание оформляется) стороны. В информативно-содержательной сфере выделяются тема (то, о чём говорится) и рема (то, что об этом говорится).
Основными типами развития тем В. Д. Девкин называет: 1) центростремительный, 2) перемежающийся и 3) цепочечный [12, с. 47]. Центростремительный тип ориентирует все последующие реплики на какую-то одну предшествующую, содержащую тему, которая потом поддерживается остальными. При перемежающейся смене тем каждая следующая реплика вводит свою новую тему. При цепочечной смене темы рема
реакции становится новой темой, реакция на которую, в свою очередь, превращается в тему для следующей реакции.
Нередко коммуникант-инициатор ставит перед собой цель не сообщить собеседнику новую информацию, а получить от него ответы на интересующие его вопросы. Л. М. Михайлов выделяет следующие типы ответных предложений:
1) ответные предложения, образуемые словами ja и nein и их различными стилистическими эквивалентами (natürlich, selbstverständlich, klar, allerdings, sicher, doch, und ob, ach wo и т. д.);
2) предложения, структурным стержнем которых являются выделяемые логически слова вопросительного предложения;
3) предложения, структурную основу которых образуют слова, словосочетания, поясняющие неповторяемое в ответе логически выделенное слово вопроса;
4) встречный вопрос [13, с. 193].
В диалоге часто предполагается сочетание вербальных (языковых) и невербальных средств общения. Л. М. Михайлов замечает, что участие невербальных средств (жестов, мимики, характеристик голоса говорящего) диктуется не ущербностью языковой системы, а неречевыми характеристиками ситуации. Их набор не является произвольным, а носит систематизированный характер и приспособлен к характеру вербального высказывания [14, с. 133].
По определению Е. М. Лазуткиной, речевое общение - это «общение с помощью речи для достижения целей коммуникантов. Необходимым условием речевого общения является заинтересованность в общении и способность к диалоговому взаимодействию, обусловленная личностными (в том числе культурными, этническими, национальными) характеристиками коммуникантов» [15, с. 570-571].
Речь реализуется через две формы - письменную и устную, а также имеет два вида - диалог и монолог.
Как отмечает В. Д. Девкин, диалогу свойственна быстрая смена реплик собеседников, краткость, синтаксически значимый характер и своеобразный состав предложений [5, с. 10]. Монолог же - продолжительное высказывание одного лица на определённую тему.
Е. Н. Ширяев пишет о том, что диалог представляет собой «текст, создаваемый двумя партнёрами коммуникации, один из которых является инициатором коммуникации (её Адресантом) и задаёт программу развития текста, его интенцию, а другой - партнёр коммуникации (Адресат) должен активно участвовать в развитии этой программы и не должен выходить за её пределы. Составляющие диалог высказывания адресанта и адресата называются репликами диалога, которые в совокупности формируют единое тематическое целое» [16, с. 155].
Диалог характерен прежде всего для устной формы общения, которая составляет основу разговорной речи, но используется и в письменной. По замечанию Т. Б. Трошевой, «при передаче диалога в письменной форме могут возникать различия с разговорным диалогом, например, слабое отражение особенностей порядка слов разговорной речи. В художественной и публицистической письменной речи диалог, как правило, является литературно обработанным. На отбор лексики, синтаксических конструкций, способов взаимодействия реплик накладывают отпечаток как жанрово-стилевые нормы, так и индивидуальный стиль писателя, журналиста» [17, с. 45].
А. П. Сковородников выявляет ещё и такое явление, как диалогизация монологической речи, и определяет его как конкретную стратегию речевого поведения, а также комплекс обслуживающих её риторических приёмов, способствующих реализации риторического закона гармонизирующего диалога, суть которого в том, чтобы видеть в адресате (собеседнике или аудитории) не пассивный объект, а активный субъект равноправного речевого взаимодействия [18, с. 114]. «При диалогизации сообщения автор не просто высказывает свою точку зрения или обращается к слушателю. Он предугадывает возможную реакцию собеседника и отвечает на неё, т. е. происходит драматизация выступления» [19, с. 92], это соотносится с принципом опережения, по Л. М. Михайлову. Диалогизация речевого общения «влечёт за собой введение в речь ритора определённого количества лексических, грамматических и стилистических средств, с одной стороны, предвосхищающих реакцию адресата, а с другой стороны, способствующих установлению контакта, интимизации сообщения» [18, с. 114]. Риторическими приёмами для диалогизации монологической речи А. П. Сковородников называет риторическое восклицание, риторический вопрос, риторическое обращение, называемые иногда фигурами выделения [18, с. 114].
Говоря о реализации коммуникативных принципов в диалогическом общении, считаем необходимым специально соотнести понятия модальности и эмоциональности, так как они являются важными аспектами диалогической коммуникации (см. об этом подробнее: [20]). Прагматический потенциал этих категорий исследует Е. В. Милосердова. Категория модальности в языке выражается взаимодействием ряда языковых средств, образующих в комплексе модальное поле. Каждый из коммуникантов по-разному видит и оценивает ситуацию, даёт свою модальную оценку какому-либо факту действительности, действию, событию.
Е. В. Милосердова рассматривает модальность как семантико-прагматическую категорию. Она не разграничивает понятия объективной и субъективной модальности как два принципиально разных типа модальных отношений, так как «модальное отношение есть отношение субъективное, то есть отношение конкретного субъекта (говорящего) к содержанию высказывания. Это не исключает, а скорее предполагает то, что в отдельных языковых формах, в том числе и связанных с модальностью, степень этой субъективности может быть различной» [21, с. 5].
Отличительной чертой модальности как одной из языковых категорий является то, что в центре неё находится личность говорящего. Е. В. Милосердова отмечает факт того, что «модальные компоненты высказывания в их взаимодействии дают возможность говорящему передать самые разнообразные нюансы, отражающие ме-
няющиеся обстоятельства коммуникации, чтобы избежать обезличенных, усреднённых языковых форм и всякий раз останавливать свой выбор на той из них, которая более всего отвечает его сиюминутному настроению и его представлению о конкретном собеседнике» [21, с. 178].
Нередко разноуровневые индикаторы категории модальности комбинируются между собой, создавая многослойную синтагматическую цепочку. Говорящий прибегает к ним для того, чтобы придать своему высказыванию большую степень достоверности / недостоверности, усилить его экспрессию. Таковыми, например, являются сочетания одноимённых «однокачественных модальных операторов»:
- Ist etwas passiert?
- Vielleicht - vielleicht.
Приведём пример синтагматической цепочки реакции, в которой функционируют разноимённые однокаче-ственные модальные операторы:
- Habt ihr darüber gesprochen?
- Gewiss. Natürlich.
Е. М. Лазуткина даёт такое определение модальности: «это функционально-семантическая категория высказывания и текста, выражающая отношение содержания высказывания или текста к действительности, коммуникативную целеустановку, оценку говорящим сообщаемого и его отношение к участникам общения» [22, с. 329].
Л. В. Федотова замечает, что модальность являет собой неотъемлемый аспект предложения, так как входит в состав предикативности, возникающей при соотнесении его модели с конкретной коммуникативной ситуацией. Этот феномен получил в лингвистике такие обозначения, как «семантическая категория», «семантико-синтаксическая», «синтаксическая», «грамматическая», «лексико-грамматическая», «логико-грамматическая», «коммуникативно-семантическая», «коммуникативно-прагматическая» и др. [8, с. 119-120].
Противоречивое свойство категории модальности - попытка выделить в её рамках субъективную и объективную модальности [23].
По определению Е. М. Лазуткиной, объективная модальность - это «оценка говорящим утверждаемого или отрицаемого предикативного признака как имеющего место в действительности (реальная модальность) или не имеющего (ирреальная модальность)» [22, с. 329].
Способ выражения объективной модальности - морфологическая категория наклонения глагола: изъявительное (Indikativ), сослагательное (Konjunktiv), повелительное (Imperativ).
«Субъективная модальность - выражение отношения говорящего к содержанию сообщаемого или к участникам общения» [22, с. 330].
Н. Ю. Шведова считает, что субъективно-модальное значение «может быть или не быть»: отношение говорящего к сообщаемому может или выражаться очень неопределённо, или никак не выражаться (при собственно констатации) [24].
Следует отметить, что индикатив тоже служит для выражения категории модальности. Его функция состоит в том, что говорящий представляет высказывание как действительное, имеющее место (нейтральная констатация действия в реальности).
Л. В. Федотова выдвигает тезис, что «уже на уровне пропозиции модальность приобретает субъективный характер, какими бы языковыми средствами она в последующем ни была репрезентирована на поверхностном, синтаксическом уровне. Говорящий определяет своё модальное отношение к факту уже на уровне пропозиции, отбирая адекватное предикативное слово с релевантными для него аргументами, и отражает субъективным образом фрагмент объективной действительности». Названный исследователь считает термины «субъективная модальность» и «объективная модальность» неточными и вводит свою номинацию - «коммуникативно-прагматическая модальность», которая понимается как структурированная система взаимодействия модальных языковых знаков, в основании которой лежит пропозициональная модальность, модифицируемая на синтаксическом уровне целым рядом модальных операторов (модальных слов, модальных перформативов, модальных глаголов в их выборочной функции), взаимодействием указанных языковых знаков [8, с. 121-123].
Немецкие языковеды, в частности Г. Бусманн, под модальностью также понимают семантическую категорию, которая выражает позицию говорящего к значимости положения вещей, которых касается сообщение [26, с. 438]. Г. Бринкман акцентирует внимание на том, что неясное и спорное понятие «модальность» может быть точнее определено только через связь с коммуникацией. Речь идёт о значении каждого речевого высказывания для коммуникации. Характерной чертой модальности является то, что говорящий даёт понять слушающему, как оценивает ту или иную реплику (положительно или отрицательно) [26, с. 140].
Представляется важным уточнить отношения между модальностью и эмоциональностью. Так, по замечанию Е. В. Милосердовой, в категорию модальности часто включают эмоциональность, так как данные понятия тесно связаны друг с другом, но необходимо разграничивать их по возможности более строго [21, с. 11]. Она видит отличие модальности от эмоциональности в следующем: «эмоциональность относится к числу категорий с временной ограниченностью. Эмоции соотносятся с конкретным речевым актом. Отнесённые к прошлому, они становятся частью описательной ситуации. Модальность же может охватывать все три временные пласта: настоящее, прошлое и будущее» [21 с. 29]. Эмоциональность речи дефинируется Г. А. Копниной и А. В. Щербаковым как один из компонентов (наряду с оценочностью, образностью, интенсивностью) категории экспрессивности [27, с. 771]. Они различают языковые средства, выражающие эмоции, и языковые средства, описывающие их.
Эмоциональные высказывания реализуют в речи эмотивную функцию языка. Связь языка и эмоциональной сферы состоит в том, что эмоции являются частью объективной действительности, участвуют в формировании языковой картины мира.
Эмоциональность дефинируется в работах В. И. Шаховского как одна из составляющих (наряду с оценочно-стью, образностью, интенсивностью) категории экспрессивности [28]. Он различает языковые средства, выражающие эмоции, и языковые средства, их описывающие. Г. Бусманн эмоциональностью называет термин, употребляемый для обозначения языковых средств, которые применяются для выражения эмоций, например, восклицание, вопрос, пожелание, приказ и т. д. [25, с. 187].
Эмоции закрепляются на всех уровнях языка: фонетическом, лексическом, синтаксическом, но всю эмоциональную силу средства языка приобретают лишь реализуясь в речи (а именно в диалоге), где даны предпосылки для выражения совокупности всех эмоций - положительных и отрицательных. В. И. Шаховский выявляет три семантических статуса эмотивности:
1) статус обязательный (денотативный) эмотивности;
2) статус факультативный по отношению к логико-предметному значению языкового знака (коннотация);
3) статус потенциальной эмотивности, то есть практически каждый языковой знак может приобрести эмо-тивную коннотацию [29].
Нельзя не согласиться с мыслью Л. В. Федотовой, что диалогическая речь немыслима без эмоциональных высказываний, так как в диалоге встречаются два субъекта с их пресуппозицией, с их представлением о семан-тизации мира, с их конкретной коммуникативной установкой [8, с. 142].
В современной лингвистике широко используется термин «эмоциональный синтаксис», под которым понимаются «особые, отчасти идиоматические структурные образования, имеющие целью передать не столько основное содержание сообщения, сколько субъективно-оценочное, эмоционально-окрашенное отношение к предмету мысли» [8, с. 143].
В диалоге эмоциональные языковые средства выбираются в соответствии с характером описываемого денотата, ситуации, взаимоотношений партнёров и т. д.
Л. В. Федотова выделяет на материале английского языка два типа узуально-эмоциональных конструкций (УЭК), формирующих эмоциональный аспект диалогической коммуникации (в зависимости от того, что является предметом эмоционализации: вся пропозиция в целом или отдельные её аргументы): односоставные эмоциональные конструкции (ЭК) и двусоставные узуально-эмоциональные конструкции (УЭК). Приведем узуально-эмоциональные конструкции.
Односоставные ЭК. Их структурную основу составляет вербализация оценки предмета, явления, события: What nonsense! Oh that dirty war!
Двусоставные УЭК содержат эмоциональную оценку лица-партнёра, предмета, явления, что отличает их от односоставных эмоциональных высказываний: Stand still, you idiot! You stupid fool! Далее Л. В. Федотова говорит ещё о трёх группах УЭК [28, с. 147-148].
1. Это образования типа: Lucky old dog, Lewis. How strange, the dream. How very strange. Рассматриваемые УЭК характеризуются отсутствием вербализации связки-глагола, препозицией предикативного признака и наличием / отсутствием интенсификаторов при признаке.
2. Особенность четвёртого типа УК - замещение позиции субъекта указательными местоимениями. Например: Not Guide honest, that! Эмоциональный аспект диалогической речи проявляется в данном случае не только в отсутствии глагола-связки, но и замещением субстантивного компонента конструкции указательным местоимением, имплицирующим оценку.
3. Особую роль в создании эмоционального аспекта диалогической коммуникации играет «нексус отклонения», впервые описанный в лингвистике О. Есперсеном, например: Mobilized! The British Army mobilized! Сущность «нексуса отклонения» состоит в том, что связь, отношения между агенсом, носителем признака и предлагаемым коммуникантом признаком, признаётся как невозможная, отвергается [30, с. 147-149].
Неоспорим тот факт, что говорящий под влиянием эмоций часто теряет контроль, что приводит к коммуникативным сбоям и коммуникативным неудачам. Здесь уместно вспомнить о коммуникативных законах, ориентированных на проявление эмоциональности в речи. Их перечисление находим в работах И. А. Стернина [31]. Нами классифицированы эти законы с позиций дисгармонизации и гармонизации диалогического общения и объединены в группу «эмоциональных» законов - законов, связанных с эмоциональным состоянием собеседников [32; 33].
Таким образом, успешность диалогического общения зависит от многих факторов, системное описание которых даёт возможность осознать специфику влияния каждого из них на уровень эффективности конкретных коммуникативных поступков оппонентов и их коммуникативных взаимодействий в целом.
Библиографический список
1. Ахманова, О. С. Словарь лингвистических терминов / О. С. Ахманова. - М.: Советская энциклопедия, 1969. - 606 с.
2. Розенталь, Д. Э. Справочник по русскому языку. Практическая стилистика / Д. Э. Розенталь. - М.: ООО «Изд. дом «ОНИКС 21 век»: ООО «Изд-во «Мир и Образование», 2003. - 384 с.
3. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. - М.: Советская энциклопедия, 1990. - 685 с.
4. Девкин, В. Д. Диалог. Немецкая разговорная речь в сопоставлении с русской / В. Д. Девкин. - М.: Высшая школа, 1981. - 160 с.
5. Девкин, В. Д. Особенности немецкой разговорной речи / В. Д. Девкин. - М.: Международные отношения, 1965. - 317 с.
6. Михайлов, Л. М. Грамматика немецкой диалогической речи / Л. М. Михайлов. - М.: Высшая школа, 1986. - 111 с.
7. Михайлов, Л. М. Грамматика устной речи / Л. М. Михайлов. - М.: Изд. Астрель-Аст, 2003. - 348 с.
8. Федотова, Л. В. Принципы диалогической коммуникации / Л. В. Федотова. - Ростов н/Д.: Изд-во РГПУ, 2005. - 212 с.
9. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М. Н. Кожиной; члены редколлегии: Е. А. Баженова, М. П. Котюрова, А. П. Сковородников. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 696 с.
10. Кривоносов, А. Т. Некоторые структурные особенности немецкой разговорной речи / А.Т. Кривоносов // Структурные особенности разговорной речи и развитие разговорных навыков и умений (материалы 3-й Межвузовской конференции Восточной Сибири по иностранным языкам). - Иркутск: Иркутский гос. пед. ин-т иностр. языков, 1964. - С. 48-78.
11. Сусов, И. П. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и её единицы / И. П. Сусов // Прагматика и семантика синтаксических единиц. - Калинин: Калининский гос. ун-т, 1984. - С. 3-12.
12. Девкин, В. Д. Немецкая разговорная речь. Синтаксис и лексика / В. Д. Девкин. - М.: Международные отношения, 1979. - 256 с.
13. Михайлов, Л. М. Типы ответных предложений на неместоименные вопросы в современном немецком языке / Л. М. Михайлов // Структурные особенности разговорной речи и развитие разговорных навыков и умений (материалы 3-й Межвуз. конф. Восточной Сибири по иностранным языкам). - Иркутск: Иркутский гос. пед. ин-т иностр. языков, 1964. - С. 192-213.
14. Михайлов, Л. М. Коммуникативная грамматика немецкого языка / Л. М. Михайлов. - М.: Высшая школа, 1994. - 256 с.
15. Лазуткина, Е. М. Речевое общение / Е. М. Лазуткина // Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева [и др.]. - М.: Флинта: Наука, 2003. - С. 570-571.
16. Ширяев, Е. Н. Диалог / Е. Н. Ширяев // Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева [и др.]. - М.: Флинта: Наука, 2003. - С. 155.
17. Трошева, Т. Б. Диалог / Т. Б. Трошева // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М. Н. Кожиной. Члены редколлегии: Е. А. Баженова, М. П. Котюрова, А. П. Сковородников. - М.: Флинта: Наука, 2003. - С. 44-45.
18. Сковородников, А. П. Диалогизация монологической речи / А. П. Сковородников // Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочёты / под ред. А. П. Сковородникова. - М.: Флинта: Наука, 2005. - С. 114-116.
19. Богомолова, М. А. Диалогизация выступления как один из аспектов персонификации телевизионного сообщения / М. А. Богомолова // Значение и смысл слова: художественная речь, публицистика. - М.: 1987. - С. 92-99.
20. Пекарская (Шпомер), Е. А. Модальный и эмоциональный аспекты диалогической коммуникации как основы риторического мастерства / Е. А. Пекарская (Шпомер) // Риторика и культура речи: наука, образование, практика: материалы XIV Международной научной конференция (1-3 февраля 2010 г.) / под ред. Г. Г. Глинина. - Астрахань: Изд. дом «Астраханский университет», 2010. - С. 150-52.
21. Милосердова, Е. В. Семантика и прагматика модальности / Е. В. Милосердова. - Воронеж: Изд-во ВГУ, 1991. - 196 с.
22. Лазуткина, Е. М. Модальность / Е. М. Лазуткина // Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева [и др.]. - М.: Флинта: Наука, 2003. - С. 329-331.
23. Пешковский, А. М. Русский синтаксис в научном освещении / А. М. Пешковский. - М.: Учпедгиз, 1956. - 510 с.
24. Шведова, Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи / Н. Ю. Шведова. - М.: Изд. АН СССР, 1959. - 377 с.
25. Bußman, H. Lexikon der Sprachwissenschaft / H. Bußman. - Stuttgart: Alfred Kröner Verlag, 2002. - 784 S.
26. Brinkmann, H. Information und Realisierung. Zum Zusammenhang zwischen Modalität und Kommunikation / H. Brinkmann // Studien zur Texttheorie und zur deutschen Grammatik. Festgabe für Hans Glinz zum 60. Geburtstag. Herausgegeben von Horst Sitta und Klaus Brinker. -Düsseldorf: Pädagogischer Verlag Schwann, 1973. - S. 130 - 159.
27. Копнина, Г. А. Эмоциональность речи / Г. А. Копнина, А. В. Щербаков // Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева [и др.]. - М.: Флинта: Наука, 2003. - С. 771-773.
28. Шаховский, В. И. Эмотивная семантика слова как коммуникативная сущность / В. И. Шаховский // Коммуникативные аспекты значения. - Волгоград: Волгр. пед. ин-т, 1990. - 167 с.
29. Шаховский, В. И. Некоторые способы выражения эмотивно-субъективной оценки в сфере имён существительных современного английского языка: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.04 / В. И. Шаховский. - М., 1987. - 22 с.
30. Есперсен, О. Философия грамматики / О. Есперсен. - М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. - С. 147-149.
31. Стернин, И. А. Законы общения / И. А. Стернин. - Воронеж: Серия «Дидактический материал», 1997 а. - 17 с.
32. Шпомер, Е. А. Коммуникативные неудачи в диалогическом общении в соотнесённости с коммуникативными законами и типами языковой личности (на материале немецкого языка) / Е. А. Шпомер. - Абакан: Издательство ФГБОУ ВПО «Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова», 2011. - 292 с.
33. Шпомер Е. А. Коммуникативные стратегии и тактики как фактор эффективной коммуникации / Е. А. Шпомер // Вестник ХГУ им. Н. Ф. Катанова. Вып. 4. - Абакан: Издательство ФГБОУ ВПО «Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова», 2013. -160 с. - С. 109-113.
© Шпомер Е. А., 2014
УДК 81:572
К ВОПРОСУ О РЕЧЕВЫХ ЖАНРАХ ИНТЕРНЕТ-КОММУНИКАЦИИ
М. Л. Якунина
Научный руководитель — И. В. Пекарская, доктор филологических наук, профессор Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова
В статье анализируется использование категории «речевой жанр» в интернет-коммуникации. Автор приводит различные трактовки термина, рассматривает некоторые принципы классификации интернет-жанров на основе обзора публикаций о виртуальном жанроведении.
Ключевые слова: речевые жанры, интернет-коммуникация, интернет-жанры, виртуальное жанроведение, классификация жанров.
В 1979 году опубликована одна из поздних работ М. М. Бахтина «Проблема речевых жанров», ставшая сегодня классической. Концепция, изложенная автором, позволила лингвистам преодолеть фундаментальную проблему прагматических изысканий в сфере функционирования языка, выйти за пределы элементарных высказываний в область надфразовых единиц и заложила основу теории речевых жанров (ТРЖ). Так в последние десятилетия жанроведение как самостоятельная лингвистическая дисциплина получило самостоятельную жизнь, отразившись во многих научных публикациях, в том числе в отдельных тематических сборниках (см., например, «Жанры речи», г. Саратов; с 1997 по 2012 годы издано 8 сборников).
Однако в самом начале нового века многие жанроведы с горечью констатировали, что «изучение речевых жанров, в котором часто видели <...> важнейшее направление современной лингвистики в целом, <...> переживает не лучшие времена» [1, с. 5]. По замечанию Т. В. Шмелёвой, программные идеи были высказаны, наиболее эффектные открытия состоялись - «наметился определённый застой» [1, с. 6], который, впрочем, оказался недлительным: «свои коррективы вносит интернет-коммуникация». Всемирная паутина захватила в свою Сеть русскоязычное население планеты, «произошли тектонические подвижки, отразившиеся и на жанровой системе» [2, с. 39].
