CC BY
26
УДК 94(474.3) "1918/39" ББК 63.3(4Лат)1918-1939 П 90
Олег Пухляк
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РУССКИХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ЛАТВИИ ПО СОХРАНЕНИЮ ВОИНСКИХ НЕКРОПОЛЕЙ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В 20-30-Е ГГ. XX В.
АННОТАЦИЯ
В статье рассказывается о политических и финансовых условиях деятельности и достижениях русских общественных организаций в межвоенной Латвии по приведению в порядок могил и увековечиванию памяти воинов Русской императорской армии (в 1917 г. — Руссой армии),павших в боях, умерших в госпиталях или в немецком плену на территории Латвии (Курляндской, части Лифляндской и Витебской губерний).
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Первая мировая война; Русская императорская армия; Латвия; некрополи; русские общественные организации; Латвийская православная церковь.
Как только в течение первых послевоенных лет жизнь в молодых Прибалтийских государствах стала приобретать размеренность, в сферу внимания русских общественных организаций Латвии раз и навсегда вошел вопрос сохранения православных захоронений времен мировой войны, который, в силу возможностей, решался в течение всего межвоенного периода.
Актуальность вопроса для Латвии была связана с целым комплексом причин. В течение 1915-1917 гг. линия фронта проходила через всю Латвию. Во время ведения боевых действий не всегда была возможность обустраивать братские могилы. Случаи захоронения воинов на территории уже имевшихся кладбищ относительно редки. Обычно одиночные могилы появлялись в непосредственной близости от мест боев. После завершения войны часть таких захоронений оказалась вдали от населенных пунктов и постепенно
сливалась с рельефом. В ряде случаев такие захоронения оказывались на пахотной земле и попросту уничтожалась населением.
В этих условиях актуальным становилось создание братских захоронений, на которые следовало переносить останки воинов с разных мест. Для проведения такой работы по отношению к латышским стрелкам, входившим в состав Русской императорской армии, в Латвии был создан комитет братских могил, который по-русски в межвоенный период обычно назывался комитетом братских кладбищ. Комитет братских кладбищ стремился увековечить память о латышских стрелках, поэтому православные русские захоронения, как правило, оказывались вне сферы его внимания. Исключением были те случаи, когда в годы войны создавались военные некрополи, на территории которых вместе хоронили как воинов латышских национальных формирований, так и прочих соединений Русской императорской армии. В этих случаях на местах общих захоронений Комитет братских кладбищ создавал общие мемориалы. И если немецкими захоронениями на территории Латвии активно занималась Германия, то СССР дистанцировался от памяти о войне, которая была официально названа империалистической. Поэтому русское население Латвии в работе по сохранению русских православных могил могло главным образом рассчитывать только на свои собственные силы.
Какими возможностями располагали русские Латвии в межвоенный период? После эвакуации времен мировой войны и начавшейся Гражданской войны в России подавляющее большинство русской финансово-промышленной элиты, жившей в городах, ставших теперь частью Латвийской Республики, на территорию Латвии не вернулось. Те же, кто вернулся, были весьма далеки от своих довоенных возможностей. Помещики в ходе аграрной реформы были лишены основных владений, первоначально декларировалась некоторая компенсация, но со временем утихли даже разговоры. В результате русское население Латвии не имело серьезных финансовых возможностей для проведения системной масштабной работы по выявлению и сохранению русских православных могил на территории всей республики. Тем не менее определенная работа велась.
Ниже на отдельных примерах приводится общая характеристика этой деятельности.
Уже спустя пятилетие после завершения войны захоронения нуждались в специальных работах, без которых они сливались с окружающей местностью. 14 июля 1922 г. рижская газета «Сегодня» писала о том, что
«у станции Пупе, возле самой железной дороги находится братское кладбище, на котором погребены скончавшиеся от ран русские воины и латвийские стрелки, находившиеся на фронте у озера Бабит. Долгое время кладбище это стояло без всякого ухода. Теперь кладбище приведено в порядок и обнесено забором. Рассыпавшиеся могилы обложены свежим дерном»1.
* * *
Стоило только промедлить год-другой, и могила становилась неопределяемой. В 1923 г. в Нордексгофе на лугу Зенгбуша, который располагался в болотистой местности, проводились канавы для отвода воды. При рытье одной из них была обнаружена могила, в которой помимо костей и черепов были обнаружены носовой платок, кожаный пояс и чайный стакан. Предполагалось, что это захоронение германских воинов2.
В Лиепае к десятилетию со времени начала войны назрел вопрос о перезахоронении воинов, погибших и захороненных на территории фортов. После войны крепость ушла в прошлое и на месте укреплений была организована спортивная площадка общества «Олимпия», которая до сих пор используется в Лиепае как стадион.
Один из фортов бывшей Либавской крепости, ныне часть лиепайского стадиона. 2013 г. Фотография автора
В 1936 г. лиепайская газета Китгешез УатАз сообщала, что в 1921 г. прах четверых солдат, 17 ноября 1914 г. погибших в казематах крепости при ее обстреле с моря немецкими крейсерами3, был перенесен на Северное кладбище, на котором еще в годы войны германцы хоронили русских военнопленных. При этом латышское периодическое издание не обмолвилось о событии, зафиксированном в Лиепае газетой «Сегодня» в 1924 г. В ней сообщалось, что по инициативе местного русского общества были начаты работы по вскрытию 15 могил русских воинов, располагавшихся на территории стадиона «Олимпия». «При вскрытии могил оказалось, что что тела погибших воинов почти не разложились. На трупах сохранились еще шинели и сапоги. Присутствовавший при разрытии могил врач нашел, что в таком виде тела погребенных нельзя перенести в обновленных гробах для погребения на братском кладбище. Могилы временно пришлось засыпать»4. О дальнейшей судьбе этих захоронений узнать пока не удалось.
Лиепая. Офицер запаса Г.Н. Фессалийский неоднократно привлекал внимание к состоянию крестов на могилах русских военнопленных,
установленных русскими жителями Лиепаи в межвоенный период на лиепайском северо-западном кладбище. К настоящему времени один крест, самый большой, укреплен, два ждут своего часа. Фотография автора
Десятилетие начала войны не могло пройти незамеченным. В воскресенье 10 августа 1924 г. на Взморье в Эдинбурге (сейчас — Дзинтари) в храме во имя Казанской иконы Божией Матери по инициативе «Русского Кружка любителей православно-церковного и народного пения в Риге», которым руководила Олимпиада Николаевна Лишина, после заупокойной литургии при пении хора «Кружка...» была панихида по павшим в Великой войне. Газета «Сегодня» в заметке от 12 августа 1924 г. отмечала, что «панихида привлекла много молящихся». Собравшиеся провели денежный сбор на приведение в порядок крестов на могилах похороненных на взморье воинов.
В начале осени 1924 г. в Кеммерне (Кемери) в ограде лютеранской церкви был открыт памятник павшим здесь латышским стрелкам. Это способствовало активизации русских сил в Кеммерне, расположенном, как и Эдинбург, на берегу Рижского залива, но несколько западнее.
Лето 1925 г. было знаменательно открытием памятника православным воинам на Братском кладбище в Кеммерне (Кемери), примыкающем к православному храму — одному из немногих зданий, переживших войну.
1з работы по укреплению захоронений. «Нельзя не приветствовать труды коми-5 тетов, с ограниченными средствами работающих по приведению в порядок разру-ь шающихся от времени могил жертв мировой войны нашего фронта, так обильно ц повсюду разбросанных.
....................Пусть пример кеммернского праздника почтения памяти покойных русских
с воинов воодушевит наших граждан в дальнейшей работе по приведению в порядок ^ разрушаемых временем могил жертв Великой войны»5.
¡5 Там же отмечалось: «Теперь эти герои не забыты, и могилы их навсегда при-
о ведены в порядок. Этого нельзя сказать о могилах других фронтов Латвии, где покоятся русские жертвы долга и присяги родине под разрушающимися от времени крестами и могилками. Даже на рижском взморье еще не все могилы русских воинов приведены в порядок, например в Дуббельне и Бальдерлингсгофе, не говоря уже о самых ближайших районах ожесточенных боев при защите Риги (Кекау, Олай)».
Памятник на могиле русских воинов в Кемери. 2013 г. Фотографии автора
«Освящение было проведено очень торжественно, причем участвовали все русские общественные организации, а также и наша корпорация [студенческая корпорация Северное Братство — Fгatemitas Aгctica], среди представителей которой был я как председатель конвента»6, — вспоминал позже архитектор В.М. Шер-винский, которому в самом ближайшем будущем доведется непосредственно участвовать в подобных действиях уже не в качестве зрителя.
Плита над могилами русских солдат в Кемери. 2013 г. Фотография автора
Открытие памятника предварялось политической «бурей в стакане». В субботу 27 июня 1925 г. в Риге перед витриной цветочного магазина Юлиуса Рибеллы, расположенного в самом центре города, на Известковой (Калькю) улице, стала собираться толпа прохожих. Их внимание было привлечено выставленными в витрине лентами русских национальных цветов с надписями по-русски: «Русским воинам, доблестно павшим за великую Россию». На одной из выставленных лент было вытиснено имя великого князя Николая Николаевича, на другой — светлейшего князя Ливена.
Николай Николаевич, дядя императора Николая II, первый год войны был верховным главнокомандующим, а в 1925 г. проживал во Франции, приняв на себя в 1924 г. общее руководство русской военной организацией в эмиграции — Русским общевоинским союзом (РОВС). Реально этой организацией руководил создавший ее П.Н. Врангель, но имя члена императорской семьи, который многими считался претендентом на российский престол после восстановления монархии, должно было содействовать усилению авторитета организации. Анатолий Павлович Ливен был членом семьи, чьи корни уходили в эпоху крестовых походов немцев в Прибалтику. До революции семье принадлежало здесь множество поместий, в том числе и Мезотен (Межотне), но в результате латвийской аграрной реформы значительная часть владений была у семьи отобрана. Мировую войну А.П. Ливен закончил ротмистром, в Прибалтике был одним из лидеров белого движения, с 1924 г. возглавлял в Латвии «Братство Русской Правды» и местное отделение РОВС.
Выставленные в витрине ленты «вызвали видимое возбуждение среди присутствовавшей публики, которая ежеминутно обращалась с распросами к персоналу магазина. По наведенным нами справкам, — писал автор заметки, — цветы на днях заказал прилично одетый господин, говоривший по-русски. На недоуменный вопрос продавщицы, можно ли выставлять эти ленты, он ответил тоном, не допускающим никаких возражений: "это же не тайна". Ленты эти предназначались для украшения венков, которые должны были быть возложены на памятник павшим русским воинам в Кеммерне. Явившаяся к месту скопления полиция предложила эти ленты удалить из витрины во избежание могущих возникнуть недоразумений. Преступного, однако, в этом полиция не увидела и протокола не составила»7.
Своего рода суровой иронией судьбы стало то, что как раз в те дни, когда в Кемери готовились к открытию памятника православным воинам, павшим в мировой войне, в Риге на повестку дня был поставлен вопрос о сносе православной привокзальной часовни. Инициатива исходила от городских властей и была мотивирована тем, что часовня мешает городскому движению, а после проведенного ремонта двуглавые орлы на ее стенах бросаются в глаза и не соответствуют новым нормам. Архиепископ Иоанн (Поммер) обратился в кабинет министров с просьбой часовню не уничтожать, а перенести на гарнизонное кладбище, где, по официальному реестру, было расположено более 5000 могил православных воинов8.
В Даугавпилсе летом 1925 г. также сложилась ситуация, вызвавшая непонимание у русских жителей города. 22 июня в городе правлением комите-
та братских кладбищ было организовано празднование дня победы Латвии и памяти павших в Освободительную войну9 воинов. Празднование было приурочено к событиям 23 июня 1919 г., когда эстонская армия и воевавшие в ее составе латышские полки Северо-латвийской бригады разбили под Це-сисом отряды ландесвера и Железной дивизии.
После военного парада, проходившего в полдень на площади около православного Александро-Невского собора, войсковые части, депутации от городского самоуправления и ряда организаций совершили торжественное шествие с возложением венков на лютеранское и католическое кладбища, не заходя на кладбище православное. Общего братского кладбища в Даугав-пилсе не имелось, воины были захоронены по конфессиям.
Православное духовенство всех трех приходов города по своей инициативе отправилось к захоронению православных воинов и «там при массе православных молящихся вселенскую панихиду по обойденным правлением комитета братских могил православным воинам. Протоиереем о. Е. Свинцовым было признесено подобающее случаю слово. Не было лишь венков на могиле этих воинов, да отсутствовали официальные представители празднества.
Говорят, что никому в точности не известно, сколько и на каком кладбище похоронено борцов за освобождение, но хорошо известно, что среди них были православные латыши и русские. Да ведь и мировая война, по сложившимся обстоятельствам, была тесно связана с созданием независимости латвийского государства. На всех кладбищах много братских могил воинов мировой войны, и тут же могилы бойцов 1919 года — в период борьбы Латвии с большевизмом»10.
Возведение памятника в Кеммерне стало поводом для публикации в газете «Сегодня» в номере от 30 июня 1925 г. интересных воспоминаний. Автор статьи, пожелавший остаться неизвестным и подписавшийся лишь инициалом «К», приурочил ее к воскресному дню 28 июня, когда группа русских людей провела работы по сохранению православных могил воинов, павших в годы мировой войны под Кеммерном (Кемери).
Статья интересна тем, что автор в конце зимы—начале весны 1918 г. (по его словам, через полгода после занятия Риги немцами) из России, в которой произошла уже вторая революция, вернулся в Шлок (Слоку) и некоторое время жил при германской оккупации. Здесь ему довелось быть свидетелем той работы, которую вели германцы по сохранению военных захоронений.
«В 1918 году, — пишет автор статьи, — в Кеммерне все было еще так, как во время боев. Валялись еще ружья, патроны, гранаты, разбитые снарядами орудия и лафеты, а окопы и блиндажи носили еще свежие следы пребывания людей-борцов. Но их не было: на весьма громадном районе боев нельзя было встретить часами живой души — населения было еще мало, да и тому, кто был, не дозволялось переходить без "аусвейзов" даже небольшие районы их проживания. Только осмиконечные кресты и полуразрушенные могильные насыпи стояли на страже мест боев под Кеммерном, то рядами, то в одиночку в лесу, болотах и возле дорог военного времени.
Кеммерн раза три во время мировой войны переходил из рук в руки. На улицах когда-то образцового курорта, где отдыхала нарядная дачная публика и медленной походкой прогуливались больные — работали смерть и разрушение. <...> Кеммерн-ское население едва насчитывало 100 лиц и ютилось в развалинах и блиндажах. Оккупантов-германцев в Кеммерне было видно не много. В административном местном штабе, который находился в доме моих родных в Шлоке, мне не раз приходилось видеть, как приходили вернувшиеся на родину беженцы латыши и местные русские, прося «аусвейзы» — разрешения посетить Братские могилы Кеммерна и Шлока, где погребены их павшие близкие. Были случаи, когда сами немцы давали сведения о могилах искомого павшего воина и «аусвейзы» давались немедленно после небольших справок о личности просителя.
Помнится мне одна старушка из Лифляндии, которая вблизи Кеммерна, в одном болотном окопе нашла труп своего сына по шейному кресту, и медальону, и меткам белья, ею же шитым. Павшего тогда похоронили на братском кладбище Шлока.
К концу оккупации в штаб прибыла специальная германская команда могильщиков, которая приводила в порядок могилы павших германских воинов, начиная с германской границы. Ее сопровождал полевой пастор в лейтенантской форме в фуражке с фиолетовым околышем и серебряным латинским крестом на ней. Команда собирала отдельные могилы павших германских воинов и погребала на братских кладбищах, которые заботливо устраивало и снабжало памятниками по подобию, например, Братского кладбища в Туккуме (на горе) и других местах. Этой командой погребались при случае также и русские павшие воины, и если по ходу работы этого нельзя было сделать — регистрировались.
Эта команда к концу оккупации успела довести свои работы до Туккума. Представители ее, прибывшие в шлокский административный полевой штаб, запросили сведения о всех могилах павших бойцов в районе рижского взморья. Потом сама команда могильщиков приступила к регистрации отдельных могил по записям, уцелевшим на крестах, начав работу с Кеммерна по направлению к Шмардену. Не знаю, как далеко была проведена эта работа, так как наступила зима 1918 года и события, положившие конец германской оккупации в нашем крае. Знаю только, что оккупанты строго-настрого запрещали населению портить и уничтожать в бывшем боевом районе могилы и кресты и что в Кеммерне, например, был оштрафован в административном порядке один местный житель, пасший коз около братского кладбища у православной церкви Кеммерна».
Открытие памятника в Кеммерне (Кемери) подтолкнуло русскую общественность к дальнейшим шагам по мемориализации православных воинских захоронений Великой войны.
Большая работа по перезахоронению русских воинов в середине 20-х гг. была проведена Обществом русских студентов (ОРС). Общество формально возникло в 1921 г. как объединение не только учащихся студентов, но и тех, кто до войны учился в высших учебных заведениях, но в силу определенных ограничений не мог продолжить дальнейшую учебу. Таким образом,
ОРС было не столько профессиональным объединением, сколько объединением русской молодой интеллигенции. Для характеристики общества в рамках данной статьи достаточно будет сказать, что его основы были заложены до формальной регистрации во время сбора средств для пострадавшего от голода населения Поволжья.
В 1926 г. на собраниях ОРС стал подниматься вопрос о плачевном состоянии захоронений русских воинов, погибших в мировой войне при обороне Риги.
В 1926 г. газета «Слово» опубликовала статью, подписанную псевдонимом Иван Заболотный, являющуюся призывом к русскому населению Латвии спасти от уничтожения разрушающиеся воинские захоронения мировой войны11. «Забытые русские могилы. Грустно и тяжело: кресты повалены, надписи полустерты, могильные холмы заросли сорной травой». Далее автор описывал подобные захоронения, которые ему удалось найти в округе, и завершал обращение словами: «Долг русских, пока не ушло время и могильные холмы не сравнялись окончательно с землею, озаботиться посильной охраной мест упокоения русских бойцов.
Русские скауты, русская молодежь, русская женщина — где вы?»
Разговоры эти не превратились в пустую болтовню. В 1926 г. при ОРС была создана Комиссия по перенесению останков погибших воинов по Огерско-Икскюльскому району (району Огре-Икшкиле). Для реализации этих планов требовались деньги, которых у членов ОРСа не было, поэтому с разрешения МВД Латвии комиссия пустила подписные листы, давшие 1518,08 лат сбора. Затем, под руководством архиепископа Иоанна, с первых шагов поддержавшего эту инициативу, был проведен тарелочный сбор по церквям, давший еще 589,90 лат12. На эти средства и проводились перезахоронения выявленных к концу 1926 г. в имении Купфергаммер 277 останков воинов и сооружение памятника.
Еще 148 захоронений было выявлено на Огрском кладбище13.
В 1927 г. к работе ОРС присоединились Русское благотворительное общество, огрские лютеранские священники-латыши и Общество русских эмигрантов, собиравшее пожертвования14.
Все эти годы работой по переносу захоронений руководили студенты В. Камкин, Е. Гетман-Экман, Л. Зуров.
Средств, которыми располагала Комиссия по перенесению останков погибших воинов по Огерско-Икскюльскому району, было явно недостаточно для всех намеченных работ. Только безвозмездный труд членов ОРС, окрестных крестьян, русских скаутов позволял медленно, но верно вести дело к завершению.
Было понятно, что нужны не только денежные средства и труд добровольцев, требовалось также содействие со стороны человека, имеющего инженерное или архитектурное образование. В итоге за помощью обратились к В.М. Шервинскому, с 1924 г. исполнявшему обязанности синодального архитектора. Архитектор В.М. Шервинский, сам участник войны (ему было
поручено сооружение второй линии оборонительных укреплений на правом берегу Даугавы), молодой, но уже получивший известность, разработал проект бесплатно.
Проект памятника на братской могиле в Икшкиле. 1926 г. Архитектор В.М. Шервинский
Как позже вспоминал Владимир Максимович, «Братские могилы занимают большую страницу в моей работе. В1926 году появился у нас в конторе молодой человек Зуров Леонид. Он из военных, участник войны 1914-17 гг., теперь — эмигрант. Много, говорит, рассказывали ему про меня, и попросил он меня согласиться принять участие в устройстве братских могил героям прошедшей войны. Я охотно согласился, я ведь сам был участником войны, военные воспоминания были еще ярки в памяти, и решили мы, заинтересовав русскую общественность, попробовать собрать средства, и первым делом собрать на общую могилу павших в Огерском и Икскюльском районах. Владелец имения Карататип дал свое согласие на устройство братской могилы в своем имении, на холмике около большой дороги, где уже существовало небольшое военное кладбище. Выезжали мы и в Икскюль [совр. Икшкиле], и в Огер [совр. Огре], расспрашивали жителей и лесников и, в конце концов, составили план всех братских и одиночных могил, несколько оказалось даже в Яун-Огере на участке Павла Петровича Медниса. Немного денег тоже было собрано, разрешение на перенос останков получено, и начались раскопки. В различном состоянии были останки, где лучше, где хуже, в зависимости от местных условий расположения могил. Все мы тщательно фотографировали, регистрировали имена и оружие, найденное в могилах. Получился основательный список. На некоторых крестах и табличках имена были выжжены, и там они сохранились очень хорошо, написанные же краской сильно пострадали от дождя, и часто трудно было расшифровать написанное.
Проект памятника для Икскюльской могилы я составил. Я представил себе его в виде шатра погрузившейся в землю церкви: все умершие находятся в храме Божи-ем — под землей, а для напоминания о себе над землей высится шатер с маковкой и крестом. С боков мы думали установить доски с именами, а с задней стороны устроить витрину с реликвиями, найденными в могилах. Все могилы были вскрыты, все останки перенесены в Капарамури, и о. Кирилл Зайц по этому поводу отслужил панихиду. Насчет установки памятника мы вели переговоры с подрядчиком Филоновым, и все казалось хорошо — можно было бы приступить к обследованию дальнейших районов. Но вдруг все дело рухнуло...»
В отредактированных для печати в 2010 г. воспоминаниях Владимира Максимовича Шервинского в качестве этих неожиданных возникших препятствий обозначены слишком малые средства, собранные по подписным листам. Разумеется, это совсем не та причина, о которой можно сказать «но вдруг все дело рухнуло». Средства по подписным листам собираются обычно долго.
Дело в ином. Первоначально братскую могилу предполагалось разместить у селения Икшкиле, о чем летом 1927 г. студенческий комитет вел переговоры с департаментом здравоохранения. Однако у властей эта инициатива одобрения не получила, и разрешение не было дано. Поэтому архиепископом Иоанном было дано разрешение на обустройство братского захоронения на территории рижского православного Покровского кладбища, находившегося в собственности Латвийской православной церкви.
По публикациям того времени хорошо прослеживается динамика событий. 19 апреля 1928 г. газета «Слово» поместила на одной из своих страниц изящный рисунок будущего памятника «на могилах русских воинов в Икскюле», как проект, разработанный В.М. Шервинским. Под рисунком был помещен следующий текст: «Комисия по устройству братских могил при Русском Академическом Обществе доводит до сведения, что сбор пожертвований на постройку памятника в Икскюле разрешен министерством внутренних дел. Район сбора — вся Латвия. Комиссия выпустила 40 подписных листов, за печатями рижской префектуры, Русского Академического Общества и за подписями: В.С. Столыгво, В.П. Кам-киной и секретаря. Часть листов будет послана в Режицу, Двинск, Люцин, Пыта-лово (Яунлатгале) и др.
Лица, желающие принять на себя труд по сбору, благоволят обращаться в Русский клуб (Королевская № 1), к В.Н. Панову (от 12-2 час. ежедневно, кроме праздников)»15.
То есть в середине апреля городам и селам сообщается о проведении сборов, о том, что они разрешены МВД, и говорится о том, что в ближайшее время подписные листы будут разосланы в провинцию.А уже в начале июля, менее чем через три месяца, памятник был заложен в Риге. Очевидно, что дело не в том, что «вдруг все дело рухнуло» из-за того, что средства собирались слишком долго. Можно лишь гадать, кто явился автором этой версии, сам Владимир Максимович в силу каких-либо причин или его поздние редакторы, готовившие мемуары к публикации в 2010 г.
После того как было решено, что захоронение будет произведено не в Икшкиле (Икскюле), а в Риге, на Покровском кладбище, В.М. Шервинскому следовало также отказаться от своего первоначального замысла воздвигнуть памятник в виде ушедшей под землю церкви.
Закладка памятника воинам Первой мировой войны на Покровском кладбище в Риге. В центре с кельмой — В.М. Шервинский, слева от него — Н.Н. Тихомиров
А далее, отмечено в публикации мемуаров Владимира Максимовича, «устройство братской могилы на Покровском кладбище пошло удачно. Инициатором там был Мандрыко. [Очевидно, Владимир Максимович имел в виду члена совета Покровского прихода А. Мандрика.] Он быстро собрал необходимые средства, собрал всех захороненных в одно место и попросил меня составить проект памятника, причем в основу мне был дан гранитный четырехконечный крест из красивого розового гранита. Форму, чисто русскую, я довольно скоро нашел, пропорции памятника в отношении данного креста тоже, относительно оградки мы сговорились, и все было бы хорошо, но смущало нас всех, что крест только четырехконечный. И эта мысль мучила, пока мне не пришла мысль предложить на середину креста наложить крест бронзовый восьмиконечный и на Голгофской горе. Может быть, мысль и странная — крест на кресте, — но всем очень понравилась, и в таком виде памятник был утвержден. Строить его из бетона с насечкой было поручено скульптору Трею, и, надо сказать, выполнил он задание хорошо. Торжественно при большом стечении молящихся памятник был заложен 8 июля 1928 г. и благополучно доведен до конца 30 марта 1929 г. Эта моя работа наравне с Абренской и Муравей-ской церквами принадлежит к работам, которыми я горжусь».
По другим данным, закладка памятника состоялась 9 июля. Вместо будущего монумента тогда был установлен крест. Постройка памятника и ограды по проекту Шервинского была возложена на скульптора Трея.
Освящение памятника проводилось до полного завершения работ, связанных с благоустройством территории вокруг него. 16 сентября 1928 г. при огромном стечении народа сам архиепископ Иоанн совершил на рижском Покровском кладбище освящение созданного монумента, установленного на Братской могиле16.
Как писала на следующий день газета «Сегодня вечером», несмотря на то что утром 16 сентября стоял туман, а накануне лили дожди, к 12 часам погода прояснилась. В присутствии представителей большого числа русских организаций и громадного количества молящихся около 14 часов к воротам Покровского кладбища прибыл архиепископ Иоанн, встреченный при колокольном звоне рижским духовенством. После богослужения в Покровском храме крестный ход с Толгской иконой Божией Матери двинулся к памятнику, скрытому под белым покрывалом. У памятника стоял почетный караул, составленный из скаутов. На пути крестного хода также ровными рядами стояли скауты и «волчата», то есть младшие скауты, «октябрята», если использовать терминологию недавнего времени.
За духовенством следовали делегации с венками. Представителей Латвийской армии возглавлял генерал Калейс (Александр Калейс, занимавший должности командира 13-го Тукумского пехотного полка и 4-го Валмиерско-го пехотного полка, командира армейского штаба, возглавлявший латвийскую делегацию на конференции в Женеве). Вслед за ним шли князь Ливен и генерал Шмидт от Русского союза военнослужащих. Под своим знаменем следовала делегация от русской студенческой корпорации Fraterшtas Aгctica («Северное Братство»), за ними — представители старейшей рижской русской школы — Ломоносовской гимназии. Затем шли депутации различных русских организаций: рижского общества служащих и хозяев (наследник дореволюционного объединения купцов и приказчиков), обществ врачей,
инженеров, русских эмигрантов, бывших офицеров и многих других. Были и представители общества устройства братских могил.
У памятника архиепископ стоял на возвышении, вокруг него — все духовенство. Началась торжественная панихида. Пел объединенный хор под управлением регента И.Г. Шершунова. После исполнения «Со святыми упокой» архиепископ Иоанн обратился к собравшимся. «Мы открываем здесь памятник русским воинам, — говорил он, — на полях брани за веру и Отечество живот свой положившим, от болезней и ран скончавшимся и от неверных венец мученический восприявшим. У нас нет полного списка имен, почивающих на месте сем. Сохранившиеся имена мало говорят сами по себе нашему сознанию. Громких имен здесь нет ни одного. Не в именах здесь дело. Благородное, благодарное и свободное подлинное русское сознание здесь, во услышание всего мира, свидетельствует свое глубочайшее уважение и преданность исконным русским идеалам, неразрывно связанным с верою отцов и с национальными русскими заветами...»
Общий вид памятника на братской могиле русских воинов в Риге на Покровском кладбище (2-я пол. 1920-х — 1930-е гг.)
Затем наступило время освящения памятника. После провозглашения «Вечной памяти» под звуки гимна «Коль славен», исполнявшегося оркестром учеников Ломоносовской гимназии, скауты сняли с памятника покрывало, и глазам присутствующих открылся величественный мемориал, который архиепископ Иоанн окропил святой водой.
«Далее под звуки траурного марша того же оркестра к памятнику приблизилась делегация латвийской армии во главе с представителем командующего генералом Калейсом, который произнес краткую речь, возложил венок с национальными цветами на могилу от имени бывших боевых товарищей — чинов латвийской
армии. Архиепископ на государственном языке благодарил их за братский привет. Князь А.П. Ливен от имени общества бывших русских военнослужащих возложил у подножия памятный венок, украшенный георгиевскими лентами»17. Делегат корпорации «Арктика» Буцен произнес речь и возложил венок, после чего знамя корпорации трижды склонилось перед могилой павших воинов. Открытие памятника было завершено пением: хор Просветительного общества и ряда церковных хоров под управлением А.Ф. Павлова исполнил песню «Спите, орлы боевые»; соло пел баритон оперного театра Н.Н. Латышев.
Памятник воинам Первой мировой войны на Покровском кладбище в Риге. 30 марта 1929 г. Фотография В.М. Шервинского
Событие на Покровском кладбище стало не завершением, а наоборот, началом широкомасштабной деятельности по сохранению могил русских воинов, павших в Первой мировой войне на территории Латвии.
После открытия памятника в Риге на Покровском кладбище многие русские скаутские отряды продолжили или начали деятельность по сохранению русских воинских некрополей. 21-й отряд в 1928 г. проводил такую работу в Бабите. Это один из старейших русских латвийских скаутских отрядов, истоки которого восходят к 1923 г. К середине 20-х он базировался на 5-й русской основной школе (Рига, ул. Маскавас, 112). Отрядом руководил скаутмастер Г. Портнов. По численности 21-й отряд был самым крупным русским скаутским отрядом. 100-й отряд (образован в 1927 г., собственное помещение по ул. Муйтас, д. 4, кв. 24, численность — около полутора десятков мальчиков, скаут-мастер В. Брунс) в 1928 г. проводил работы по сохранению русских воинских захоронений в Торнякалнсе18.
В 1929 г. 5-й, 21-й и 100-й русские скаутские отряды соорудили земляной вал вокруг братских могил и устроили вокруг них живую изгородь19.
| В воспоминаниях В.М. Шервинского о его участии в сохранении памяти о русских воинах времен Великой войны есть такой фрагмент: «В 1928 году
0 меня попросили помочь при устройстве братского кладбища в Асари, на дюнах, ря-Ц. дом с лютеранским кладбищем. С большой охотой я принялся и за эту работу. Ини-
1 циатором этого дела был местный житель Бия, брат его был скульптором и жил £ в Бельгии. Я сделал распланировку, а скульптор Бия обещал памятник. Устройство [= кладбища благополучно завершилось 20 октября 1928 г, но памятник не появился»20. g В начале 1930-х гг. проводились работы по укреплению могил русских g воинов, захороненных под Елгавой на старинном гарнизонном кладбище, J в то время находившемся в трех километрах от города. После Первой ми* ровой войны кладбище было совершенно заброшено: на нем начали было | уже пасти скот. Возможно, что именно это и стало последним толчком для g местной русской общественности.
§ Как писала газета «Сегодня вечером» в 1931 г.: «Рядом с этим кладбищем на-
£ ходится немецкое кладбище с братскими могилами павших и умерших от ран гер-
g- манских воинов. Это кладбище уже давно приведено в безупречный порядок. Русскому
0
£ населению Елгавы и ее молодежи было очень больно видеть запустение на месте
1 последнего покоя не только русских, но и довольно значительного числа латышских ь воинов, среди которых имеются и латышские стрелки пяти разных полков.
Комитет елгавского православного собора в лице П.Ф. Чернышёва, диакона
| С. Варфоломеева, Р.А. Ютте, А.А. Кондратьевой и в. И. Бочарникова, при содей-
I ствии русской молодежи и русских соколов [то есть членов организации «Русский ^ Сокол»], решил приложить личный труд для восстановления этого кладбища.
«Члены елгавского Русского общества, потрудившиеся по восстановлению братских могил. В группе прот. Н. Пятницкий, кокнесский благочинный прот. И. Карп, иеромонах о. Андрей, прот. И. Дале и члены комитета: диакон С. Варфоломеев, В. Бочарников, П.Ф. Чернышёв, А.А. Кондратьева и Р.А. Ютте». Сегодня вечером, 14 августа 1931 г.
В течение двух последних месяцев [т. е. в течение середины июня—августа] они привели в порядок забытые могилы, подняв их от земли на 0,6-1 метр. Общее протяжение всех поднятых могил представляет 786 погонных саженей. [1674 метра]. Работы проводились 10 лицами при помощи 22 сменявшихся помощников в свободное время — по четвергам и воскресеньям. Кроме этого, был составлен план расположения могил по крестам, которые еще сохранили надписи, и по спискам, оставленным при германской оккупации. Курземский военный госпиталь хоронил здесь умерших от ран, полученных во время боев под Елгавой до 1915 года, а после этого здесь стали уже германцы хоронить русских и латышских военнопленных, умерших от ран и болезней.
В дальнем углу кладбища германцы хоронили русских разведчиков, попавших в плен и расстрелянных по приговору военно-полевого суда. Таких могил имеется 13»21.
13 августа 1931 г. состоялась торжественная панихида, завершавшая первый этап восстановления некрополя. После пяти часов дня общую панихиду отслужил причт елгавского собора с приезжим православным духовенством (протоиерей Н. Пятницкий, диакон С. Варфоломеев, протоиерей И. Карп из Кокнесе, протоиерей И. Дале из Бауски, иеромонах Андрей из Преображенской пустыни). Пел соборный елгавский хор под управлением регента А.Ф. Попова. Панихида была отслужена на государственном (латышском) и церковно-славянском языках. Память покойных воинов почтили словом протоиерей Н. Пятницкий на русском языке и протоиереи И. Дале и И. Карп — на латышском. Они отметили ту великую жертву, которую эти воины принесли, и указали, что долг потомков — свято чтить могилы этих героев и заботиться о них во имя христианского долга и любви.
Общий вид братских могил на елгавском православном гарнизонном кладбище
Во время пения «Благословен, еси, Господи» духовенство со святой водой и дымящимися кадилами обходило братские могилы, кропя их и молясь за погребенных. Перед окончанием панихиды протоиерей И. Карп, опустившись с остальным духовенством на колени, прочел на латышском «Отче наш».
После восстановления некрополя сложившийся комитет считал необходимым принять меры, «чтобы имена погребенных на восстановленном братском кладбище стали известны широкой публике, полагая, что многие их родные даже не знают, где покоятся их близкие». Следующий запланированный шаг — установка на кладбище памятника и декоративных насаждений. Для этого уже требовалось провести сбор денег. Однако от проведенных работ мало что осталось в результате Второй мировой войны, особенно после тяжелейших боев под Елгавой в 1944 г.
В 1934 году газета «Сегодня вечером» поместила на своих страницах развернутый очерк о Спасо-Преображенской пустыни, расположенной неподалеку от Елгавы. Помимо прочего, в очерке были помещены и такие слова: «...война и революция оставили в пустыни и другие следы. Направо от высоких монастырских ворот, в ограде самой обители лежит маленькое кладбище — след боев под Елгавой. Ровными рядами стоят среди сосен маленькие цементные крестики. На каждом из них имя, номер полка и дата смерти. Это имена германских солдат, павших здесь, вдали от родины, и волею судьбы похороненных в стенах православного монастыря.
Отдельно, отгороженный от других живой изгородью, уголок, особенно трогательный для русского сердца. Там в братских могилах спят сибирские стрелки, отдельные русские воины и рядом с ними — один «неизвестный немец».
Над братским кладбищем высится бревенчатая часовня, построенная немцами. "Сладка и почетна смерть за родину" — гласит большая надпись над ее входом».
После этого автор очерка переходит к описанию быта пустыни. Он описал типичную братскую могилу, одну из многих, устраиваемых германцами. Православных в таких братских могилах хоронили в общем захоронении, но несколько в стороне.
Была ли эта статья толчком для дальнейшей деятельности по реконструкции расположенных под Елгавой некрополей Первой мировой войны, сегодня уже сказать нельзя. Но В.М. Шервинский бегло упоминает о том, что «...торжественно был освящен памятник на братской могиле в Митаве (Елгаве), на кладбище за железной дорогой. Чин освящения совершил митрополит Августин»22. Хотя в воспоминаниях В.М. Шервинского дата последнего события не указана, оно может быть датировано периодом после 1934 г., именно тогда митрополит Августин возглавил православную церковь в Латвии после убийства архиепископа Иоанна.
В конце 1930-х гг. актуальным стало сохранение воинских православных могил в Латгалии (восточная часть Латвии, бывшая часть Витебской губернии Российской империи).
В Даугавпилсе большое братское захоронение благодаря своей территории (около 4000 могил) было хорошо локализовано, и опасений о том, что оно
может исчезнуть, до поры не возникало. Но к концу 1930-х гг. все деревянные кресты на могилах военного времени сгнили, да и сами могилы постепенно стали сливаться с рельефом.
В конце лета Кладбищенский комитет приступил к сбору пожертвований на установку цементных крестов на каждой могиле. Каждый отдельный цементный крест стоил, по расчетам, 1 лат 50 сантимов.
С разрешения Синода Латвийской православной церкви комитет обратился ко всем приходам Латгалии с просьбой провести сбор в церквах в день Св. Троицы. К началу сентября поступило 206 лат 10 сантимов. В статье приводился подробный отчет, от каких храмов какая сумма была получена. Так, например, комитетом было получено от соборов: Даугавпилсского Александро-Невского — 50 лат, Даугавпилсского Борисо-Глебского — 9 лат 48 сантимов, Резекненского — 5 лат 70 сантимов, от церквей: Коровской — 28 лат 48 сантимов, Балтиновской — 12 лат 60 сантимов, Вилякской — 12 лат 20 сантимов, Салиенской — 12 лат 6 сантимов23.
В 1936 г. трудами приходского совета на средства, собранные прихожанами, был установлен около храма Всех Святых памятник воинам, погибшим в Великой войне при обороне Риги24.
По инициативе Резекненского русского просветительского общества в 1940 г. на Братском кладбище были проведены работы по приведению в порядок могил двадцати русских воинов, павших в годы Первой мировой войны. «Если бы не заботливое внимание местной русской общественности, то эти могилы давно уже были бы сровнены с землею и сама память о тех, кто отдал свои жизни за свой народ и родину, давно бы исчезла», —писал А. Перов в журнале «Для вас»25.
В первых работах по приведению могил в порядок участвовало 43 человека. Работами руководил местный общественный деятель В.Г. Бондарев. Активное содействие ему оказали председатель Просветительского общества В.С. Никитин, представитель спортивной организации «Сокол» Н.В. Лобов-ников, преподаватель местной русской гимназии В.А. Богушевич и руководитель 129-й русской скаутской дружины А.А. Городзинский. Кроме того, что захоронения были укреплены, в рамках Дней леса, во время которых по всей Латвии проходили посадки растений и уборка местности вокруг исторических объектов, участники работ высадили 200 кустов сирени и привели в порядок деревья, высаженные здесь в предыдущие годы.
Дальнейшие работы были прерваны новой мировой войной.
1 Уход за братским кладбищем // Сегодня. 1922. № 153. 14 июля.
2 Братская могила // Сегодня. 1923. № 246. 6 ноября.
3 Kurzemes Vards. 1936. № 113. 20. maija.
4 Несостоявшийся перенос жертв мировой войны на братское кладбище // Сегодня. 1924. № 206. 11 сентября.
5 Кеммерн и братские могилы в оккупационное время // Сегодня. 1925. № 140. 30 июня.
6 Воспоминания архитектора В.М. Шервинского // Православие в Латвии. Исторические очерки / Сборник статей под ред. А.В. Гаврилина. Рига. 2010, № 8.
7 Венок от б. вел. Князя Николая Николаевича // Сегодня. 1925. № 139. 28 июня.
8 Совещание духовенства о сносе часовни // Сегодня. 1925. № 140. 30 июня.
9 Освободительная война — официальное наименование в Латвии военных событий 19181920 гг. на ее территории (Прим. ред.).
10 Провинциальная жизнь. Обойденные памятью павшие православные воины // Сегодня. 1925. № 139. 28 июня.
11 Русские могилы Хинценберга и Кримулды // Слово. 1926. № 329.
12 Памятник русским воинам // Слово. 1928. 3 апреля.
13 Академическое объединение // Сегодня. 1926. 2 июня.
14 Государственный исторический архив Латвии Латвийского национального архива. Ф. 2187. Оп. 1. Д. 1. Л. 17.
15 К русскому населению Латвии // Слово. 1928. № 835. 19 апреля.
16 Освящение памятника русским воинам на Покровском кладбище // Слово. 1928. 17 сентября.
17 Чуянова Э. Белый обелиск // Вести. 2008. № 25 (775). 26 июня..
18 Хроника // Слово. 1928; 28 апреля. Слово, 8 июля 1928 г.; Сегодня. 1926. 3 августа.
19 Хроника // Наше Слово. 1929. 21 июля.
20 Воспоминания архитектора В.М. Шервинского // Православие в Латвии. Исторические очерки / Сборник статей под ред. А.В. Гаврилина. Рига. 2010.
21 Елгавские православные русские восстановили братское кладбище русских и латышских воинов — жертв мировой войны // Сегодня вечером. 1931. 14 августа.
22 Воспоминания архитектора В.М. Шервинского // Православие в Латвии. Исторические очерки. Сборник статей под редакцией А.В. Гаврилина. Рига. 2010.
23 С мира по сантиму — воину крест // Вера и жизнь. 1939. № 9. С. 215-216.
24 Иноземцева Л. На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полон // СМ. 1994. 21 апреля.
25 Перов А. Русские могилы в Резекне // Для вас. 1940. № 23. 1 июня. С. 15.
ПУХЛЯК ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ — историк, автор книг по историческим сюжетам на территории Латвии ([email protected]). Латвия.
