CC BY
0
УДК 93/94
Деятельность органов власти Российской Империи по противодействию польскому национализму в XIX веке (на примере Северо-Западного края)
АНАНЬЕВ СЕРГЕЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ,
старший офицер 2 научного отдела Главного центра научных исследований Росгвардии, кандидат исторических наук, доцент (e-mail: sergey_ananyev1982@mail.ru)
АННОТАЦИЯ
В настоящей статье рассматривается деятельность органов государственной и местной власти Российской империи по устранению влияния польского национализма из общественно-политического поля Северо-Западного края. Говорится об эволюции государственной политики по решению «польского вопроса», которая не отличалась последовательностью и менялась в зависимости от меняющейся политической окраски эпохи.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: национализм, русификация, польский вопрос, сепаратизм, восстания, реформы, цензура, генерал-губернатор, православная церковь, католичество.
THE ACTIVITIES OF THE AUTHORITIES OF THE RUSSIAN EMPIRE TO COUNTER POLISH NATIONALISM IN THE 19TH CENTURY (USING THE EXAMPLE OF THE NORTH-WESTERN TERRITORY)
ANANYEV SERGEY VALERIEVICH,
senior officer of the 2nd scientific department of the Main Center for Scientific Research of the Russian Guard, candidate of historical sciences, associate professor (e-mail: sergey_ananyev1982@mail.ru)
ANNOTATION
This article discusses the activities of the state and local authorities of the Russian Empire to eliminate the influence of Polish nationalism from the social and political field of the North-Western Territory. The evolution of state policies addressing the «Polish question», inconsistent and varying depending on the changing political color of the era, is described.
KEYWORDS: Nationalism, Russification, Polish question, separatism, uprisings, reforms, censorship, Governor-General, Orthodox Church, Catholicism.
Изучение исторического опыта по денацификации Германии в послевоенный период на сегодняшний день предельно актуально и поэтому необходимо не только в связи с реваншизмом фашистских идей современными националистическими организациями, но и в связи с попытками реабилитации в отдельных странах как героев борьбы с коммунизмом, так и с «царизмом» времен
XIX столетия. В частности, это касается польских, белорусских, украинских и литовских вождей времен польского восстания 1863 года.
Специальная военная операция, проводимая Вооруженными Силами Российской Федерации (далее - ВС РФ) на Украине, выявила сформированные интернациональные легионы в составе Вооруженных сил Украины (далее - ВСУ), получившие названия в честь
вышеуказанных вождей польских мятежников (в частности, полк имени Кастуся Калиновско-го, формируется экстремистская организация «Посполитое рушение» и т. д.).
Польша является безусловным лидером в проявляемой ее правительством русофобии не только на дипломатическом поле, но и по по -ставкам вооружения и наемников на Украину для борьбы с ВС РФ. Летом текущего года стало известно о более чем 1800 гражданах этой страны, отправившихся на помощь ВСУ. Однако представляется, что данная цифра более чем скромная и дальше будет только расти [21].
И здесь нет ничего удивительного. История польского национализма в русофобском его варианте уходит своими корнями в Средневековье. В те времена Польша выступала в роли «ударного кулака» католического Запада,направленного на восток. После распада Речи Посполитой польским националистическим крылом раздувался образ некогда великой Польши «от моря до моря» и стремление к реваншу, но Российское государство встало на пути реанимации этой доктрины.
Активность поляков помимо исторической русофобии также объясняется и стратегическим интересом польского правительства -вернуть свои исторические земли на Западной Украине: Ровенскую, Волынскую, Ивано-Франковскую и Львовскую области.
Царское правительство, органы местной власти, армия и правоохранительные структуры на протяжении XIX века боролись с польскими восстаниями, сепаратизмом, терроризмом, лозунги которых были окрашены в националистические цвета на протяжении практически полутора столетий с момента разделов Речи Посполитой (1772, 1793, 1795 гг.) вплоть до распада Российской империи в 1917 году.
Исторический опыт борьбы с этими проявлениями свидетельствует, что некоторые выработанные с тех времен методы по их деэскалации и пресечению актуальны и сегодня
на западных окраинах современного Российского государства, там, где по-прежнему пересекаются западная и русская цивилизации, которые были и остаются межцивилизаци-онным пространством,борьба за обладание которым обострилась в сегодняшнее время.
На протяжении XIX века территорией данного пространства стал Северо-Западный край Российской империи, образовавшийся из присоединенных к ней отчужденных после распада Речи Посполитой исконно русских территорий, ставших на протяжении нескольких веков яблоком раздора между русской и польской нациями. У поляков сложилась историко-мистическая теория, согласно которой Польша - это край свободы и добра, а Россия - край рабства и зла [6; 20]. СевероЗападный край или «Забранный край» (польский термин) - как термин был усвоен ими для обозначения земель, отошедших к России потрем разделам, в противоположность Царству Польскому [12; 38-40]. Напротив, в российской обиходной речи западные губернии именовались «возвращенными от Польши».
С конца XVIII и на протяжении XIX столетий поляки всячески пытались оспорить возвращенные Россией территории. Они традиционно считали себя оплотом Европы от территориальных и иных посягательств России [23; 18]. Данные обстоятельства способствовали формированию национальной польской мифологии, пропитанной ненавистью к русским, государство которых следовало разрушить во имя блага всего человечества.
Распространенным стало представление поляков о русских как об азиатах. В польской пропаганде сложился оскорбительный образ «Московии» - азиатской, варварской, полумонгольской страны. Что характерно, подобные отзывы были слышны и во многих органах немецкой, французской и английской журналистики. Польские радикалы и вовсе пошли дальше, отрицая славянское происхождение русских и призывая резать «москалей»1.
1 Сегодня украинские националисты выступают, по сути, в роли духовных преемников польских радикалов XIX столетия.
Польские восстания XIX века бросили Российской империи националистический вызов, обозначили наступление нового этапа эволюции государства. «Польский вопрос» и необходимость его разрешения стали тем фоном, на котором протекала вся политика царского правительства как в Царстве Польском, так и в Северо-Западном крае Российской империи. Была предпринята, по сути, попытка до конца века оградить влияние польского дворянства на жизнь региона [30; 6-7]. При этом следует отметить, что государственная политика в этом вопросе вовсе не отличалась последовательностью. Царское правительство чередовало политику уступок с ассимиляцией польского населения [7; 8].
Если для периода царствования императора Александра I было характерно решение «польского вопроса» путем уступок полякам, вплоть до предоставления им конституции, то в период правления императора Николая I, особенно после подавления польского восстания 1830-1831 гг. и восстановления внутриполитического спокойствия в регионе, правительство перешло к использованию праворадикальных мер воздействия, которые характеризовались методами «этнографического» воздействия на поляков: привлечением русского элемента в край, регулированием миграции и политики переселения поляков, правовой регламентацией браков и т. д.
В 1830-х годах правительство начинает активную разработку технологии и практики по русификации западных окраин империи. Одним из творцов этой политики стал гродненский губернатор Михаил Николаевич Муравьев - будущий граф «Виленский».
В своих политических записках на имя императора Николая I он представил программу поступательной русификации региона с целью его политического успокоения и недопущения дальнейших рецидивов со стороны польских сепаратистов.
В частности, обосновывалась необходимость усиления православия в регионе,
преобразования учебных заведений по примеру российских и распространение русского языка среди местного населения, внедрения в административный аппарат русских чиновников, создания временных полицейских управлений с целью усиления наблюдения за польскими дворянами и другими неблагонадежными лицами, контроля за католическими монастырями, выселения мятежной шляхты в другие районы империи [29; 177-179]. Кроме этого, местная администрация осуществляла поиск документов, свидетельствовавших об исторической принадлежности местного населения православию.
М. Н. Муравьев одним их первых еще в 1830-х гг. четко и ясно сформулировал основы этнокультурной политики российского правительства в крае. В одной из своих политических записок он четко отметил, что большинство населения в крае - местное, и лишь небольшой процент - помещики, пришлое. Этот тезис впоследствии власть использовала как аргумент для защиты «русского» населения от «пришельцев поляков».
В ноябре 1831 г. Николай I рассмотрел предложения Муравьева по русификации Северо-Западного края. Некоторые предложения были приняты властями. С тех пор любые проявления экстремизма на территории Российской империи неизбежно связывались с поляками. Начались притеснения мятежной шляхты посредством увеличения различных повинностей, выселения ее в другие районы империи. Таким образом, привилегий было лишено около 200 тыс. чел. [26; 20]. Выделялись материальные средства для обеспечения школьных и общественных библиотек. Были приняты строгие меры против деятельности католического духовенства.
Тогда все эти усилия в 1830-1850-х гг. так и не привели к решительному успеху, так как сильная русская культурная среда на тот момент времени еще не была создана и не могла конкурировать с польской средой. Уровень
образованности шляхты также оставался выше, чем у большинства российских местных чиновников.
Начало либеральной эпохи Александра II отразилось на царской политике в Польше и Северо-Западном крае. Начались послабления по отношению к польскому населению [14; 9]. Страницы либеральных русских газет и журналов снова начали заполняться фразами о русском «варварстве» и преследованиях польской веры и культуры [14; 9]. В 1856 г. в крае было снято военное положение, дана амнистия участникам восстания 1830 г., а уже в следующем году в учебную программу был введен польский язык. С началом политики либерализации в начале царствования Александра II начался период «оттепели» и для католиков Северо-Западного края.
Руководители русской политики к 60-м гг. XIX в. перестали верить в возможность обрусения территорий и примирились с их положением и характером. Высшие администраторы в повседневной служебной речи все чаще именовали эти земли «польскими губерниями» [13; 338]. Модным явлением в русском обществе стало полонофильство, а многие правительственные учреждения заполнялись поляками [1]. Более того, в некоторых воинских частях имелась довольно высокая концентрация поляков. По данным Д. А. Милютина, в 1-й армии 35% офицеров (около 2000 чел.) являлись католиками. Попытки равномерно распределять их по разным частям, чтобы не было накопления, вызывали недовольство польских рекрутов. Данная политика спровоцировала их переход на сторону мятежников [7; 48].
С февраля 1861 года в крае начались антиправительственные демонстрации и манифестации. Одним из отличительных элементов протеста стало ношение демонстрантами траура по погибшим в столкновении с царскими войсками полякам. К украшениям траура относились черные цепи с крестами, черные серьги, брошки, браслеты, пояса, пуговицы с изображением переломанного креста или
белого орла, то портретов польских народных героев. Среди поляков бытовало мнение, что именно траур определит будущие границы Польши.
После апреля 1861 года данная «моральная революция» все больше приобретала форму кампании гражданского неповиновения, которая ставила в тупик представителей имперской администрации, никогда не сталкивающейся ни с чем подобным, особенно с активностью в этом процессе женщин. Началась и дискредитация русскоязычного населения края. Тех, кто не облачался в траур на улицах, наиболее радикальные манифестанты обливали серной кислотой [14; 106].
Один из руководителей мятежников Ка-стусь Калиновский, например, заявлял о решительности борьбы с инакомыслящими так: «Топор не должен остановиться даже над колыбелью панского ребенка» [23; 65]. Уез -жавшие на борьбу повстанцы обычно давали клятву ксендзу. Отдельные ксендзы, например, лично совершали убийства, возглавляя при этом банды террористов-кинжальщиков. Военный министр Д. А. Милютин писал: «Народовая стража (или так называемые жандармы-вешатели) была составлена из самых отчаянных головорезов, почти исключительно из низшего слоя мастеровых, рабочих, бездомных бродяг... Ксендзы приводили их к присяге, окропляли святой водой кинжалы и внушали, что убийство с патриотической целью не только не грешно перед богом, но есть даже великая заслуга, святое дело» [23; 168].
Русские учителя в крае подвергались различным издевательствам. Так, в учителя русской словесности Г. Шумовича во время занятий польские учащиеся кидали снег и мокрый песок на середину класса, запачкав при этом костюм преподавателя, а 18 марта 1863 года после его прихода в класс и вовсе начали топать ногами и кричать «вон» [11; 34-35]. И это был не единственный пример.
Царь и его советники колебались между жесткими решениями и уступками. Министр
внутренних дел П. А. Валуев писал: «В Вильно все плохо. Поляки все заодно. В начальстве неурядица», «Если бы поляки знали, как мы их боимся!» [5; 74, 115]. Александр II и его окружение недооценили потенциал вспыхнувшего восстания, считая его делом «революционной партии».
Польские революционные вожди, памятуя слова Наполеона, что восстание определит границы будущей Польши, всячески стремились расширить ареал мятежа. Одной из главных целей мятежников стало привлечение Западной Европы к польской проблеме. Для помощи повстанцам из Европы в регион направлялись волонтеры,особенно из Англии. Западная общественная мысль и польская эмиграция муссировали точку зрения, что восстание стало столкновением «цивилизации» в лице поляков с «русским варварством» [14; 30-32].
Польское восстание 1863 г. застало местные власти врасплох,и царское правительство начало осознавать геополитическую значимость региона. В январе 1863 года в губерниях Северо-Западного края снова было объявлено военное положение. Начались грабежи и насилие над русским населением края. Известно, что польскими карателями было убито или казнено около 305 человек, в том числе несколько католиков и православных священников [19; 689-690]. Помещикам нередко предлагалось возглавить мятежные отряды под страхом сожжения усадьбы или смерти. Ситуация была настолько плачевной, что многие местные чиновники предпочитали надевать польские конфедератки и чемарки в знак солидарности с мятежниками, опасаясь террора по отношению к себе [22].
В этих условиях император Александр II переступил через личные антипатии и назначил все того же М. Н. Муравьева наместником края, облачив его буквально диктаторскими полномочиями. Михаил Николаевич был намерен действовать решительно и жестко. Многие чиновники и восприняли это назначение как переход к новой, более суровой, системе мер против мятежников.
Программа мер М. Н. Муравьева в СевероЗападном крае не отличалась особой новизной по сравнению с его же предложениями 1830-1831 гг., но в данных условиях она была более оправдана. Сам Муравьев данные меры назвал «системой». Он полагал, что потеря Россией Западного края сродни потере ею статуса великой державы, и ставил цель не допустить этого.
Наместник края получил права объявлять на военном положении различные районы предоставленного ему края, увольнять чиновников с должностей, предавать суду служащих полиции, утверждать приговоры военных судов и т. д. [20].
Новому генерал-губернатору официально ставилась задача по «усмирению» края, восстановлению правительственной власти в крае и приобретению доверия к ней. От него требовалось «слепить» собирательный образ мятежника, и он с большим рвением приступил к выполнению этой задачи. Сам Муравьев был убежден, что в крае народ - русский; шляхта -«ополяченная»; католическая вера - знамя в борьбе [23; 239-240].
Начальник края начал с поощрения роли военно-полицейского управления. Появившиеся военные начальники наделялись такими полномочиями, при которых им подчинялись как военные, так и гражданские власти. Они следили за действиями помещиков, духовенства, обывателей края, а также имели право ареста неблагонадежных лиц, изъятия оружия, розыска повстанцев и т. п. Поляки получали право посещать внутренние губернии России, но только при наличии паспорта. Жандармерия в крае была организована хорошо и даже имела фото многих революционных деятелей. Была прекращена выдача заграничных паспортов помещикам и дворянам польского происхождения. Строгий контроль устанавливался и за типографиями.
В крае были учреждены жандармские команды (всего около 50 шт.) по 30 человек каждая, образована сельская стража,
сельские караулы1, производился арест всех замешанных в мятеже лиц, повысилась ответственность помещиков, процветало доносительство, ужесточились меры по отношению к католической церкви, накладывался секвестр на имущество участников мятежа, приводилось быстрое исполнение приговоров [15; 27, 103, 198].
Новая администрация края отличалась беспримерной принципиальностью в принятии решений. Так, император Александр II просил помиловать польского магната Л. Пля-тера, но на эту просьбу генерал-губернатор М. Н. Муравьев в тот же день телеграфировал свой ответ: «Плятер повешен» [2; 42]2.
Первоначально преследование мятежных отрядов напоминало экспедиции против горцев. Везде в лесах были сделаны просеки, что позволяло контролировать их формирование. Полиция активно задерживала людей без паспортов, велась борьба с дезертирством. В мае 1863 года восстание в Минской, Могилевской, Витебской губерниях фактически было уже подавлено.
Муравьев полагал, что материальную ответственность должны нести все группы населения края, принимавшие так или иначе участие в восстании. Он говорил о двух способах борьбы с польским восстанием: «Поляка надобно смирить страхом и копейкой» [18; 259].
Другими направлениями данной политики стала конфискация (секвестр) имущества у участников польского восстания, денежная контрибуция в виде штрафов, ссылка участников восстания в Сибирь. Жесткие меры были приняты к ношению траура, за что взимались штрафы (первоначально взималась сумма в 25 руб., которая увеличивалась при повторном случае). Для ношения траура по ближним родственникам давались особые билеты [16; 239].
Ответственность возлагалась на тех лиц, которые давали приют мятежникам, снабжали их хлебом, оружием, деньгами и т. п. Местные помещики несли строгую ответственность и за участие в мятеже, и они были обязаны доносить о наличии мятежников в своей губернии [11; 98]. В результате повстанческие отряды начали распадаться сами собой, не имея поддержки среди населения. Более 3 тысяч человек добровольно вышли из мятежа уже в течение первых 3 месяцев.
Жесткие административные меры М. Н. Муравьева зачастую носили предупредительный характер. Лично Муравьев утвердил 68 смертных приговоров по отношению к мятежникам. Был сожжен за содействие мятежу ряд сельских околиц. Показательные казни ксендзов морально влияли на католическое население края. Еще одной мерой стала высылка участников восстания в северные регионы России и в Сибирь. К июлю 1864 года число высланных во внутренние губернии империи составило более 25 000 человек [31].
Параллельно проводимым военно-полицейским мерам создавалась новая администрация края. Костяк канцелярии Муравьева составили русские чиновники, приехавшие вслед за ним. Служба чиновников в крае поощрялась награждением конфискованными у польских помещиков имениями, которые они могли покупать по более дешевой цене. Вводился 10% налог по отношению к польским помещикам. Таким образом, оппозиционное польское дворянство дискредитировалось и лишалось материальной базы. За полгода с 10% сбора в казну поступило около 3,5 млн руб.3 [24].
Водворение русского землевладения также стало важным элементом политики правительства, направленной на интеграцию Северо-Западного края в состав Российской
1 В каждом уезде края насчитывалось до 1000-2000 чел. сельской стражи. Деятельность сельских караулов стала приносить успехи правительству края. Например, в Могилевской губернии восстание было подавлено исключительно православными крестьянами.
2 Другому лидеру мятежников З. Сераковскому не помогло даже ходатайство английской королевы Виктории.
3 А. Н. Мосолов называл цифру в 2,6 млн руб.
империи. В результате этих мер удельный вес польских помещиков упал до 79%. В дальнейшем сокращение польского землевладения продолжалось [26; 16]. Западный комитет одобрил эту политику. Русские покупатели (их земельный фонд увеличился на 1/3) получали ссуды и льготы от правительства. К 1870-м гг. правительство, однако, охладело к политике укрепления русского землевладения в крае.
М. Н. Муравьев сделал ставку на местное крестьянство, значительно облегчив его положение, противопоставив его местному польскому дворянству. В результате проведенной аграрной реформы наделы крестьян увеличились на 24%, а подати были снижены на 64% по сравнению с крестьянами других регионов империи.
Важным элементом борьбы с польским национализмом и его влиянием на население края был подрыв влияния католической веры и укрепление позиций православия. По глубокому убеждению Муравьева, католическая церковь являлась одним из самых главных организаторов восстания 1863 г. [26; 16]. Официально было выявлено 183 случая участия лиц католического духовенства прямо или косвенно в восстании 1863 года. Это послужило основанием к репрессиям по отношению к ним. Первые публичные казни двух ксендзов сильно подействовали на духовенство.
Так, епископ А. Красинский за отказ Муравьеву в содействии по «усмирению» мятежа был сослан в Вятку сроком до 1883 года. Вместе с тем отдельные ксендзы соглашались сотрудничать с русской администрацией края. Началась политика «располячения католицизма» - вводилось богослужение на русском языке, а польский католический клир заменялся русским. Из 30 католических монастырей края 22 было закрыто. Появилась практика контроля за передвижением приходского духовенства. Запрещались процессии вне католических костелов. Католическая церковь постепенно лишалась рычагов влияния на крестьян края [4].
М. Н. Муравьев значительно содействовал укреплению роли и положения православной церкви в Северо-Западном крае. Была введена практика ношения нательного креста местным населением. Было значительно увеличено жалование православному духовенству и оказана материальная помощь пострадавшим от восстания. Дотации шли не только православному духовенству края, но и на строительство церквей.
Сам наместник выделил более 900 тыс. руб. из имевшихся в его распоряжении средств на ремонт и строительство православных церквей. Так, было построено 98 новых церквей и 63 часовни, возобновлено и отремонтировано 126 церквей. Открылась часовня во имя Александра Невского, созданная в память русских воинов, павших при усмирении восстания 1863 г. Привлекались в регион и русские благотворители [3; 367]. В период наместничества Муравьева в практику вошла ежегодная денежная прибавка православному духовенству края по 400 тыс. рублей.
Борьба за души литовцев, белорусов, евреев стала важной составляющей русско-польской «войны за цивилизацию». Вдохновителем данной политики стал М. Н. Муравьев. Была форсирована политика по укреплению народного просвещения в крае. Новым попечителем учебного округа был назначен один из апологетов русификаторской политики И. П. Корнилов. Только за 1,5 года было открыто более 400 народных школ, находившихся на попечении православного духовенства, усиливался контроль за учащимися. Повсеместно закрывались польские гимназии и женские пансионы. За распространение католичества и за обучение православных крестьян польской грамоте помещикам грозил штраф от 200 до 600 руб.
Цензуре подлежало использование польского языка. Все правительственные учреждения края переходили на русский язык. Вся делопроизводственная документация велась на русском языке. В вузах показывалось преимущество русской государственности и русской истории. Согласно циркуляру Муравьева от 24 марта 1864 г., все вывески, объявления, надписи и т. п. на польском языке должны
были быть заменены русскими за короткий срок [17; 136-137]. Повсеместно велась борьба с польской символикой, организовывались инспекции в типографии и фотостудии. Русским было также запрещено жениться на польках. Применялось наказание за распространение и поддержание польских начал в обществе. Перед поляками стали закрываться двери и военно-учебных заведений, а в армейских частях устанавливался 20% барьер.
Все это должно было поднять престиж русского языка в глазах жителей края. Таким образом, в среде местного населения культивировалось чувство морального превосходства над польской цивилизацией. Выражаясь современной терминологией, против поляков и католичества края Муравьев успешно провел своего рода «информационную войну», «вдохнув» в русское население края моральные силы.
М. Н. Муравьев считал, что восстание 1863 г. должно убедить правительство в несостоятельности проводимой до этого политики полумер, снисхождений и уступок, ибо любые реформы воспринимались польским дворянством как слабость, что в конечном счете только усиливало мятежные настроения [10; 8].
В апреле 1865 г. Муравьев писал императору Александру II: «Я знаю, что многие осуждают принятые меры для подавления в крае польского элемента, но это единственное средство к удержанию края.» [9; 65]. Впоследствии сам Александр II признавался, что единственный чиновник, который умел «держать в руках» поляков - это Муравьев [27; 397].
После отставки М. Н. Муравьева остро встал вопрос о выборе направлений по дальнейшей русификации края. Принятая на вооружение «система» Муравьева стала выступать образцом политики в Северо-Западном крае, а затем и в других национальных окраинах империи, так как новая администрация края продемонстрировала своей политикой стабильность административно-территориальной единицы империи.
Образно можно выделить т. н. «после-муравьевский» период управления краем с 1865 вплоть до 1880-х годов. Новым
наместником Северо-Западного края и командующим войсками Виленского военного округа в 1865 году был назначен К. П. Кауфман (1865-1866 гг.). Многие современники считали Кауфмана преемником «системы Муравьева» в крае не только по должности, но и по сути проводимой им политики [8; 80-81]. Он так же, как и Муравьев, исходил из представления, что Северо-Западный край - исконно русский. Кауфман шел по его стопам и содействовал укреплению русского землевладения, применяя различные способы вовлечения местного населения в православную веру [25; 113]. Кауфман много ездил по краю, демонстрировал заботу властей о крестьянах, применяя различные способы привлечения их к православию -в том числе за денежную плату, за раздачу земельных участков и т. д. В крае продолжали действовать следственные комиссии и военно-полевые суды.
Начиная с управления краем А. Л. Потаповым (1868-1874 гг.), «система» Муравьева подверглась существенному пересмотру. В 1870-х годах стал понемногу разрешаться доступ полякам к государственной службе. Определенные смягчения имелись и в культурно-религиозной сфере. Ослабилась цензура, стало меньше нападок на католичество. Муравьевский принцип применительно к польскому населению края,что «все они в той или иной степени виноваты», был чужд мнению Потапова. Сам Потапов фактически сыграл одну из ключевых ролей в смещении сторонников политики Муравьева в крае с ведущих административных постов [28; 54].
После подавления польского восстания 1863 года польских чиновников ненадолго убрали с ведущих постов в крае, и уже спустя 15-20 лет снова довольно большой процент поляков имелся среди офицеров, губернских предводителей дворянства и т. д.
Все это привело в конце 1860-х годов -начале 1870-х гг. к оживлению польского революционного движения в регионе. Снова популярность у протестующих получило пение запрещенных правительством патриотических гимнов и песен, ношение траурной одежды, портретов участников восстания
1863 года. Еще одной формой протеста стало непосещение костелов, служб в т. н. «царские дни». Распространение имели демонстрации прихожан вокруг закрывавшихся костелов и католических монастырей, уклонения от службы в царских войсках, отказ от присяги и т. д. Кроме этого, распространялись портреты участников восстания 1863 года, под дверьми и окнами квартир царских генералов и чиновников устраивали т. н. «кошачьи концерты».
Кадровая политика по замене административного управленческого аппарата СевероЗападного края чиновниками русского происхождения по-прежнему оставляла желать лучшего. Политика подрыва польского землевладения в конечном итоге также оказалась неэффективной. Пропорция русского
БИБЛИОГРАФИЯ
1. АрендтВ. Б. Из воспоминаний о польском восстании 1863 года // Каторга и ссылка. 1924. № 3.
2. АуэрбахА. Воспоминания // Исторический вестник. 1905. № 10.
3. Батюшков И. Н. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. СПб., 1890.
4. Бендин А. Ю. Феномен «упорствующих» как проблема веротерпимости в Северо-Западном крае // Славяноведение. 2008. № 4.
5. Валуев П. А. Дневник П. А. Валуева. Т. 1. М., 1961.
6. Гильфердинг А. Ф. За что борются русские с поляками. СПб., 1863.
7. Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше. М., 1999.
8. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 109. 1 эксп. Оп. 38. Д. 23. Ч. 175.
9. ГАРФ. Ф. 811. Оп.1. Д. 48.
10. ГАРФ. Ф. 811. Оп.1. Д. 51.
11. «Готов собою жертвовать...» Записки графа Михаила Николаевича Муравьева об управлении Северо-Западным краем и об усмирении в нем мятежа. 1863-1866 гг. М., 2008.
12. Дмовский Р. Германия, Россия и польский вопрос. СПб., 1909.
13. Долбилов М. Д. Конструирование образа мятежа: политика М. Н. Муравьева
и польского землевладения была почти равной и сохранялась вплоть до начала Первой мировой войны. Послабления по отношению к полякам со стороны царской администрации снова оживили деятельность польского национального элемента в регионе.
Генерал-губернатор И. С. Каханов уже в годы правления императора Александра III пришел к выводу, что рано или поздно снова придется приниматься за работу, начатую М. Н. Муравьевым [7; 213]. Таким образом, непоследовательная, половинчатая политика царского правительства по русификации Северо-Западного края так и не привела к конечной победе «русского мира» в данном межцивилизационном пространстве, но показала эффективный путь решения этого вопроса.
в Литовско-Белорусском крае в 1863-1865 гг. или объект историко-антропологического анализа // Actio Nova. 2000.
14. Липранди А. П. Польша и польский вопрос. СПб., 1901.
15. Миловидов А. И. Заслуги М. Н. Муравьева для православной церкви в СевероЗападном крае. Харьков, 1900.
16. Милютин Д. А. Воспоминания 18631864 гг. М., 2003.
17. Мосолов А. Н. Виленские очерки 18631865 гг. СПб., 1898.
18. Письма М. Н. Муравьева кА. А. Зеленому // Голос минувшего. 1913. № 9.
19. Политический памфлет на графа М. Н. Муравьева // Русский вестник. 1883. № 6.
20. Полное собрание законов (ПСЗ-2). Т. 36. Отд. 2. № 37328.
21. Польские наемники в первых рядах: почему на Украине их так много //www.mk.ru.
22. Последнее слово о польском вопросе в России. Лейпциг, 1868.
23. РатчВ. Ф. Сведения о польском мятеже 1863 г. в Северо-Западной России. Вильна, 1867. Т. 1.
24. Римский С. В. Конфессиональная политика России в Западном крае и Прибалтике в XIX в. // Вопросы истории. 1998. № 3.
25. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1282. Оп.1. Д. 248.
26. Самбук С. М. Общественно-политическая мысль Белоруссии во второй половине XIX века. Минск, 1976.
27. Феоктистов Е. М. Воспоминания. За кулисами политики и литературы. Л., 1929.
28. Черевин П. А. Воспоминания П. А. Чере-вина. Кострома, 1920.
29. Четыре политические записки
М. Н. Муравьева // Русский архив. 1885. № 5-6.
30. Экштут С. Распря // Родина. 1992. № 6-7.
31. Якубовская И. В. Польские ссыльные и новгородское провинциальное общество 1860-х годов: особенности межкультурной коммуникации // Славянский мир в социокультурном измерении. Вып. 2. Ставрополь, 2005.
