Л.С. Буркина кандидат социологических наук, доцент кафедры социологии и психологии Южно-Российского государственного политехнического университета (НПИ) имени М.И. Платова*
Девиантность как способ преодоления социальной неопределенности
Логика девиантности позволяет сформировать социальный мир по своему подобию, если иметь в виду, что индивид настроен на принятие внешнего мира как непрозрачного, агрессивного или имеющего высокую степень социального риска. Мы ранее отметили, что логика девиантности не является социальным отражением дихотомии «свой - чужой». В том, чтобы осуществить стратегию уклонения от норм или переворачивания, реверсии норм, есть более значимый общественный резон, который заключается в том, что индивид представляет мир как пространство конкурирующих особей, настроенных с высокой степенью недоверия друг к другу индивидов, и рассматривает собственное социальное бытие как в высшей степени неопределенное.
Логика девиантности нацеливает индивида на то, каким образом жить в этом обществе, обладать достаточной степенью иммунитета и накапливать ресурс социальной агрессивности. Культурные контексты содержат и ограничение, и стимулы логики девиантности, то есть в зависимости от того, какой тип культурных норм применяется и как интерпретируются культурные нормы самим индивидом. Эта проблема не будет иметь полного развития, если мы не затронем самого процесса формирования индивидуализированного общества не только как социологической отправки, но и как процедуры верификации общества, в котором индивиды соединены механически, в силу естественной необходимости. Духовные, социально-интимные связи между ними отсутствуют, традиционные коллективные идентичности перестают действовать. Индивид не отождествляет себя ни с обществом в целом, ни с отдельной социальной группой1.
Исследуя феномен зарождения индивидуализированного общества, социолог З. Бауман указывает, что индивидуализированное общество есть общество, которое возникло на Западе в последние десятилетия и к которому присоединилась теперь Россия, пусть и с некоторой задержкой, возникшей, впрочем, не по вине россиян.2 По мнению Баумана, то, что признавалось эпохой модернистской способности людей вновь и вновь безошибочно воспроизводить условия своего существования, а значит, быть единственными хозяевами собственной жизни, открыло возможность для несогласия,
* Буркина Лариса Сергеевна, e-mail: burkina.68@mail.ru
1 Воденко К.В. Соотношение религии и науки в культуре ХХ века // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. №52. С. 47-51.
2 Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2002. С. 25.
сопротивления и переделки обстоятельств, которые считались неудобными и воспринимаемыми как тягостные.3 З. Бауман делает вывод о том, что современное общество не гарантирует ничего: ни спасения, ни страдания, ни всеобщего счастья. И самая серьезная дилемма индивида заключается в том, что он вынужден полагаться на самого себя, вернее, на то, что называется социальным самоощущением, практическим чувством.
Осознание конечности человеческого бытия провоцирует желание трансцендентности, проявляющееся в одной из двух форм: либо жизнь, признавая происходящее, должна оставлять после себя следы долговечнее, чем тот, кому она дана, либо человек до смертного своего часа должен вкусить ощущения лежащих по ту сторону опытов приходящей жизни, ощущений, которые сильнее смерти.4 Наверное, в этом есть указания на то, что в обществе, описываемом З. Бауманом, само стремление вкусить желаний больше, чем в приходящей жизни, приводит к самоутверждению любой ценой: и к авантюристским практикам, и к испытанию физических и нравственных сил, и к тому, чтобы опустить порог страданий и, следовательно, преемственности поведения. Перестает действовать презумпция согласованного, коллективного, благородного, функции которого, кстати, и приписываются культурным нормам потому, что общество подзаряжается позитивной энергией от культуры, от осознания преемственности культурных идеалов, от того, что выступает трансцендентным в культуре, является указанием и руководством к действию в практической жизни человека.
Таким образом, в индивидуализированном обществе, если отталкиваться от противного, действия по логике апофатики, есть общество, отрицающее идею консенсусности и прогресса, сложившихся коллективных смыслов и идентичностей, исходящие из различных систем оценки жизненных формул, описывающих жизненные способы человеческого бытия,5 но действиющих потому, что ни одна из форм не является более значимой, чем другие. В обществе индивидов, как пишет Бауман, все неприятности, которые только могут случиться с человеком, подразумеваются самонавлеченными, а за все добро или зло, наполняющих жизнь человека, он может благодарить или, напротив, винить только себя и никого другого.6
Индивидуализированное общество констатируется как предзаданная структура, как сложившийся факт. Но, на наш взгляд, прибегая к описанию современного общества, как индивидуализированного общества, Бауман исходит только из одной причины: кризиса эпохи социального модерна. По нашему мнению, есть и другие факторы, связанные с возникновением индивидуализированного общества. В частности, в первую очередь, речь идет о том, что эпоха модерна не может считаться только эпохой торжества разума и прогресса. Как пишет Р. Смит, термин «социальный дарвинизм» широко
3 Там же. С. 26.
4 Там же. С. 3.
5 Бауман З. Индивидуализированное общество. С. 6.
6 Там же. С. 11.
7 Смит Р. История гуманитарных наук. М., 2008. С. 283.
использовался в XIX веке, веке прогресса, и утверждал, что для целей прогресса конфликт между людьми, классами или нациями и расами плодотворен. Признавалось то, что именно конкуренция выступает формулой социального взаимодействия.
Если брать культурный контекст, то культура подпадает под влияние эволюционной мысли, придающей новую краску культурным феноменам -феноменам, которые являются естественными, но не культурными, но выполняют культурообразующую функцию. В этом просматривается универсализация и натурализация культуры - культуры, принимаемой как идеал отношений с людьми, но содержащий периоды исторического забвения и жестокости.
На этот счет достаточно ясно указывает итальянский философ Р. Гвардини, который заявляет, что эпоха просвещения совпадает с переменой взгляда на культуру в ее геометризации, объективации, в том, что культура рассматривается как полигон для формирования новых человеческих чувств, и
о
в этом смысле опровергает гуманистический посыл обращенности к человеку. Таким образом, можно сказать, что развитие человеческого общества проецируется на отношения индивида к другим в той степени, в какой выражается или скрывается обозначенная ими реальность. Девиантность не может считаться паразитической избыточной коннотацией или коннотацией, вводящей в заблуждение. Отклонение от нормы воспринимается как удобный способ критики и самокритики прогрессизма, и здесь мы подходим к проблеме субъективации девиантности: исчезает религиозный и мифологический покров, осенявший раннее общество. И если люди объявляются творцами общественной жизни, есть вопрос, на каких основаниях строится общественная жизнь, и в чем состоит судьба культурных ценностей.
Мы исходим из того, что индивидуализированное общество есть завершенность общества современности с верой в прогресс, историческим оптимизмом, прогрессизмом и провозглашением консенсуса нравственных и социальных добродетелей. Обусловленность девиантности возникает из того, что в самой культуре регламентация одобряется в степени соответствия прогрессизму. Уясняя себе, что культура не безупречна, в чем состоит человеческое в человеке, в переводе на язык культуры, человек делает себя
9
единственным.
Индивидуализированное общество, конечно, не является только результатом эволюции культурных норм: влияют и внешние технологические и политико-организационные эффекты. Главным же, по нашему мнению, выступает то, что в общественном сознании вырабатывается восприятие общества как массы одиноких индивидов. Это не новая робинзонада, не очередной троп, ведущий к утопии. С точки зрения девиантности, общество индивидов есть доведение до конца трезвого, «рационального» взгляда на девиантность, как способ сохранения себя. Консенсус ценностей, кооперация
8 Самосознание культуры и искусства ХХ века. М., 2002. С. 274.
9 Самосознание культуры и искусства ХХ века. С. 199
или другие социальные добродетели выглядят достаточно странными в эпоху массовизации человека, который действует по критериям косвенности, абстрактности и деловитости.10 Разумеется, происходит и демифологизация культуры и природы. Эти формы начинают ускользать и отделяться от человека, становятся невозможно ощутимыми и воспринимаются как часть собственной жизни.
Немецкий социальный мыслитель Н. Элиас замечает, что в простых обществах люди, несомненно, обладают осознанием о самих себе и других людях. Они еще живут и действуют в непосредственном общении и связи с другими. Они не имеют доступа к той форме опыта и к тому миру представлений, которые делают для людей возможным осознание самих себя в них, и в независимости от собственной группы, как и в определенной мере противостоящих этой группе персоны. Они не индивидуализированы в том смысле, в котором это слово может употребляться применительно к людям более сложных обществ.11
По-существу, Элиас говорит об индивидуализированном обществе, как обществе усложнения социальных форм, в то время, как существует и иная традиция, идущая от Р. Гвардини, что массовое общество - это общество людей, действующих по упрощенным схемам. В действительности, в обоих случаях речь идет о том, что отношения между людьми, формы взаимодействия между ними соотносятся и с опытом одиночества, с определенными формами раскрепощения контроля человека в рамках взаимосвязи с другими людьми. Данный вывод подтверждается тем, что, если общество модерна обязывает к контролю инстинктов и аффектов, в условиях индивидуализированного общества индивид, если и направлен в сторону другого, это оформляется на инстинктивном уровне, в определении других окольными путями, через формы взаимоотчуждения. Одним словом, в социальной среде, в совокупной общественной жизни постоянно репродуцируется девиантность.
В условиях усложнения общественных отношений другой, как источник риска воспринимается прозрачно. И эта относительно высокая моделируемость девиантности образует, с одной стороны, предпосылку для того, чтобы структура отношений между людьми подвергалась сомнению по поводу ее неразумности, с другой - снимается взаимная ответственность за то, что человек совершенно особым образом является не общественным, а девиантным существом, и если зависит от общества других людей, то случайно, через эвентуальность. Описываемая ситуация означает, что общественное существование человека не связано с подчинением некоторой закономерности, которая могущественней устремлений отдельных людей. Мир воспринимается как недостижимый баланс учета различных интересов. Так как эти интересы нельзя достичь в целом, можно это делать путем удовлетворения интересов других людей и освобождения от веры в необходимость. Принуждение к определенным культурным формам повышает шансы.
10 Там же. С. 202
11 Элиас Н. Общество индивидов. М., 2001. С. 44
В этом смысле, человек не теряет способности быть настроенным на коммуникацию с другими. Но именно в этом же смысле он перестраивает собственную формулу социального общения, полагая, что неопределенность, воображаемая или реальная, побуждает относиться к культурным формам отдаленно, не привязывать себя, не делать себя заложником идеальной жизни.
Наблюдается и ослабление естественных автоматизмов по контролю за своим поведением в пределах совместной жизни, что отличало современное общество. Так, человек попадает в ситуацию, когда ни опыт традиции, ни опыт модерна не подвигают к мысли о культурной непрерывности. Кооперация индивидов мыслится на уровне элементарных побуждений: желание к приобретению все большего имущества, желание стабильности, безопасности или привилегированного положения, а также, что важно, потребности в вооружении, превосходства над всеми остальными.12 Действуя через элементарные, естественные, не подвергаемые сомнению потребности, индивид редуцирует культурные формы: близкими являются соответствующие его стремлению к монополизму. Какой бы сложной не представлялась структура социальной жизни, благодаря давлению социальной неопределенности сужается круг близких, так же как и конкурентов. Исчезает потребность в галантных культурных формах - формах, демонстрирующих рыцарское отношение к тем, кто слабее.
С точки зрения такого совокупного видения, становится ясным, что сама культура воспринимается как пространство противоречивых и разнонаправленных смыслов. В этом положении развиваются формы социального выражения, представляющие собой «копилку», в которой человек может найти все, что угодно, но ничто не обладает абсолютной ценностью. З. Бауман подчеркивает, что ослабление общественных связей представляется важным условием в общественном масштабе, порождающим собирателей ощущений, которые при этом являются полноправными эффективными потребителями. В эпоху переоценки ценностей, пересмотра исторически сложившихся привычек никакая норма человеческого поведения не может быть
13
принята как данная и ничто не остается неоспоримым.
В целом по статье можно высказать следующие выводы. Во-первых, интерпретация девиантности есть способ индивидуализации жизненного бытия, связанный с тем, что девиантность приобретает символическое значение для формирования кодов социального общения в контексте эквивалентности различных интерпретаций, сводящих девиантность к ситуативной норме.
Во-вторых, ориентации индивида на строительство собственного социального микромира вырабатывает логику девиантности, как совокупность процедур и действий, связанных с исключением или выпадением из культурных стандартов в контексте обустройства на уровне практических схем, схем коллективного или индивидуального опыта, направленного на принятие и
12 Элиас Н. Общество индивидов. С. 71
13 Бауман З.Индивидуализированное общество. М., 2002. С. 298
выбор культурных стандартов по критерию близости к границам и условиям социального микромира.
В-третьих, индивидуализированное общество, как общество индивидов, ориентированных на перевод режима социальной эмпатии в логику анормности, выводит на понимание девиантности, как наиболее гарантированного способа избежания социальной неопределенности, что не снижает страхов и тревог индивида, продуцируемых принятием девиантности в качестве инструмента самовыражения и самореализации индивида.
Буркина Л.С. Девиантность как способ преодоления социальной неопределенности. Статья посвящена чрезвычайно актуальной теме современного социально-гуманитарного знания. В статье девиантность человека интерпретируется в контексте философско-культурологического подхода. Делается вывод о том, что индивидуализированное общество, как общество индивидов, ориентированных на перевод режима социальной эмпатии в логику анормности, выводит на понимание девиантности, как наиболее гарантированного способа избежания социальной неопределенности, что не снижает страхов и тревог индивида, продуцируемых принятием девиантности в качестве инструмента самовыражения и самореализации индивида.
Ключевые слова: логика девиантности, социальное отражение, социальное бытие, социальная неопределенность, духовные связи, ситуативная норма, анормность.
Burkina L.S. Deviance as a way to overcome social uncertainty. The article focuses on highly topical issue of modern social and humanitarian knowledge. Deviant activities of a person are interpreted in the context of philosophical and cultural approach. Concludes that the individualized society as a society of individuals looking for translation mode of social empathy in logic анормности brings to the understanding of deviance, as the most guaranteed way to avoid social uncertainty that does not reduce the fears and anxieties of the individual, produced by the adoption of deviance as a tool of self-expression and self-realization of the individual.
Key words: logic of deviance, social reflection, social being and social uncertainty, spiritual connections, situational norm, abnormality.