CC BY
59
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Лрхив журнала «Христиапское чтепие»
П.Н. Жукович
Деулинское перемирие Москвы с Польшей в связи с историческими обстоятельствами эпохи
Опубликовано;
Христиапское чтепие, 1904. № 10. С. 493-509.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Деулинекое перемиріе Москвы съ Польшей
ВЪ СВЯЗИ СЪ ИСТОРИЧЕСКИМИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ ЭПОХИ.
,Д> ЕУЛИНС-КИМЪ перемиріемъ положенъ былъ конецъ вы-іШр званной нашею великою Смутою войнѣ Москвы съ Польщу^ шей. Война тянулась съ временными перерывами воен-f ныхъ дѣйствій девятъ слишкомъ лѣтъ (съ 1609 года). I Если же началомъ польскаго вооруженнаго вмѣшательства въ наши дѣла считать вторженіе Лжедимитрія I (въ 1604 г.) въ предѣлы московскаго государства, то въ моментъ заключенія Дсѵлинскаго перемирія исполнилось уже четырнадцать лѣтъ московско-польской военной борьбы. Это—почти половина того времени, которое взяла себѣ такъ называемая Тридцатилѣтняя война, начавшаяся за польскимъ западнымъ рубежомъ той же осенью 1618 года, когда шли .мирные переговоры въ Деулинѣ.
Деулинекое перемиріе пришлось Москвѣ заключать при весьма неблагопріятныхъ условіяхъ своей внутренней жизни. Всѣ почти полтора десятка лѣтъ, предшествовавшихъ ему, были временемъ великаго не только политическаго, но и соціальнаго кризиса для московскаго государства. Долгую войну Москвѣ приходилось вести сначала среди терпѣвшихъ одна за другой крушеніе попытокъ обрѣсти прочную національную династію, потомъ—при первыхъ, не твердыхъ еще, шагахъ царственнаго пути Михаила Ѳеодоровича, хотя и объединившаго счастливо вокругъ себя, какъ родоначальника желанной династіи, наши разбредшіяся общественныя силы, но и по возрасту, и по личнымъ свойствамъ неспособнаго къ самостоятельному отпору вызваннымъ Смутою иноземнымъ посягательствамъ на его царство. Соціальная взаимная вражда общественныхъ классовъ московскаго государства, создавшая и питавшая Смуту, не исчезла сразу и совершенно съ водвореніемъ на царскомъ
зз
престолѣ династіи Романовыхъ. Казацкіе въ широкомъ смыслѣ слова элементы, отражавшіе въ себѣ общее соціальное недовольство низшихъ классовъ населенія, хотя и примирились постепенно съ возродившеюся государственностію и даже въ значительной своей части поступили къ ней на службу, продолжали еще по временамъ проявлять свое противогосударственное настроеніе. Даже осенью 1618 года, подъ Москвой и въ самой Москвѣ, находившіеся въ составѣ царскаго войска великорусскіе казаки проявили это настроеніе *). Средніе общественные классы населенія, спасшіе московскую государственность въ критическій моментъ, сами же должны были позаботиться и о дальнѣйшемъ ея избавленіи отъ внутреннихъ золъ и внѣшнихъ бѣдъ. Почти непрерывно засѣдавшій въ Москвѣ земскій соборъ (состоявшій въ преобладающей своей части изъ представителей этихъ общественныхъ классовъ) твердо, послѣдовательно, съ замѣчательнымъ пониманіемъ государственныхъ нуждъ, самъ велъ въ теченіе первыхъ лѣтъ Михайлова царствованія всю внѣнінюю и внутреннюю московскую политику. Скорѣйшее очищеніе государства отъ внутреннихъ враждебныхъ ему элементовъ и скорѣйшее прекращеніе шведской и іюльской войнъ стало первою и главною цѣлью этой политики. Достиженіе этой цѣли было тѣмъ труднѣе тогда для Москвы, что соціально-политическій кризисъ, пережитый ею, привелъ ея финансы въ крайнее разстройство. Избравшій Михаила на царство земскій соборъ (не расходившійся до конца 1615 г.) въ числѣ другихъ разнообразныхъ финансовыхъ мѣропріятій не остановился даже передъ назначеніемъ чрезвычайнаго военнаго сбора (перваго въ нашей исторіи), и притомъ очень крупныхъ размѣровъ і). Земско-соборная дѣятельность 1613— 1619 гг. является въ нашей исторіи наиболѣе яркимъ доказательствомъ выдающагося государственнаго таланта великорусскаго племени именно потому, что въ эти тяжелые годы общественныя великорусскія силы сами справились съ тѣмъ страшнымъ внутреннимъ кризисомъ, преодолѣть который не могло уже обычное правительство. Осенью 1618 года, какъ и въ первые мѣсяцы по избраніи Михаила, земскій соборъ приші-
’.) Соловьевъ, IX. 143, 147, 153.
-) Въ 1614 и 1615 г., по опредѣленію земскаго собора, собиралась „пятая деньга“, т. е. 20°/о съ дохода лицъ, получавшихъ годоваго дохода не менѣе ста рублей (Милюковъ, „Государств. хозяйство Россіи въ первой четверти XYIII ст.“, Спб. 1892, стр. 58—62).
маетъ самое близкое, непосредственное участіе во всѣхъ финансовыхъ и военно-административныхъ дѣйствіяхъ, вызванныхъ ожиданіемъ новаго движенія королевича Владислава къ Москвѣ 3). Деулинское перемиріе было послѣднимъ по времени и вмѣстѣ съ тѣмъ наиболѣе тяжелымъ по своимъ прямымъ послѣдствіямъ звеномъ въ цѣпи вынужденныхъ гнетущею необходимостью государственно-политическихъ мѣропріятій перваго шестилѣтія послѣ Смуты. Миръ съ Польшей пришлось купить цѣною тяжелыхъ территоріальныхъ уступокъ, на которыя нельзя было не пойти, такъ какъ для Москвы тогда все должно было отойти на второй планъ передъ необходимостью окончательно упрочить свою династію и вмѣстѣ съ ней свою національную и государственную самостоятельность.
Внѣшнія историческія обстоятельства помогли Москвѣ въ достиженіи основной ея государственной задачи того времени. У Польши съ конца XYI вѣка была вражда со Швеціей, вызванная династическимъ споромъ изъ-за шведскаго престола старшей (Сигизмундъ III, Владиславъ) и младшей (Карлъ IX, Густафъ-Адольфъ) линій дома Вазы. Хотя ко времени Деулин-скаго договора между обѣими западными сосѣдками Москвы устроилось кратко-срочное перемиріе, но его непрочность чувствовалась всѣми и въ Польшѣ, и за ея предѣлами. Съ одной стороны Сигизмундъ III ни за что не хотѣлъ отказаться отъ своихъ притязаній на наслѣдственный шведскій престолъ. Съ другой стороны, давнія, близкія связи его съ габсбургскоавстрійской имперіей, не смотря на всѣ грозные для него уроки пережитаго прошлаго, становились (особенно съ 1613 г.) все тѣснѣе и крѣпче, возбуждая все большую подозрительность къ себѣ' со стороны Швеціи. Эти же все усиливавшіяся связи Сигизмунда съ австрійскими Габсбургами возбуждали политическія подозрѣнія противъ Польши и въ Турціи. Бъ періодъ времени, совпадающій съ первыми годами царствованія Михаила Ѳеодоровича, подозрительность Высокой Порты относительно ІІольши проявилась уже очень чувствительнымъ для послѣдней образомъ. Не только участились татарскія вторженія въ южныя области польскаго государства, но и само турецкое войско не разъ уже угрожало Польшѣ. Польское правительство любило сваливать (оффиціально) вину за всѣ турецко-татарскія напасти на запорожскихъ казаковъ, даже на московское правитель-
3) Собр. госуд. гр., III, 169—177, Л» 40.
ство. Но ни мщеніемъ татаръ и турокъ за своевольные казацкіе набѣги, ни дѣйствіемъ московскаго золота въ Крыму, ни тѣмъ и другимъ въ совокупности, невозможно вполнѣ объяснить всего того озлобленія султанскаго правительства противъ Полыни, которое стало все рости и рости, именно со второго десятилѣтія XYII вѣка. Почва для усиленія этого озлобленія . въ это десятилѣтіе подготовлена была, очевидно, еще другими, болѣе глубокими, причинами,. помимо указанныхъ выше. Враждебныя отношенія Швеціи и Турціи къ Польшѣ были для возрождавшагося московскаго государства весьма благопріятнымъ обстоятельствомъ.
Во внѣшней политикѣ самого польскаго государства были для Москвы также болѣе или менѣе благопріятные пункты. Московская экспедиція въ широкихъ шляхетскихъ кругахъ никогда не была особенно популярной. Патріотическій подъемъ польскаго духа по поводу этой экспедиціи вспыхивалъ во все девятилѣтпее ея продолженіе лишь временами. Общее настроеніе польскихъ сеймовъ этого времени по отношенію къ московской войнѣ было вялое, апатичное, что и отразилось въ нещедрыхъ обычно денежныхъ ассигнованіяхъ сеймовъ на эту войну. Такое настроеніе шляхетскаго сеймоваго представительства лучше всего объясняется тѣмъ, что прямой польскій государственный интересъ, по его воззрѣніямъ, требовалъ не соединенія на головѣ Сигизмунда III (а тѣмъ болѣе королевича Владислава) польской и московской коронъ, а возвращенія литовско-польскому государству Смоленской и Черниговско-Сѣверской областей, отнятыхъ у Литвы Москвой сто лѣтъ тому назадъ. Эта послѣдняя цѣль была достигнута литовско-польскимъ оружіемъ еще въ 1611 году, и главнымъ, господствующимъ, стремленіемъ шляхетской государственной политики съ этого времени становится' достиженіе формальной уступки Москвою литовско-польскому государству того, что фактически ей уже не принадлежало нѣсколько лѣтъ. Въ сравненіи съ этимъ, государственно-территоріальнымъ пріобрѣтеніемъ воцареніе Владислава въ Москвѣ, съ точки зрѣнія польско-шляхетской политики, было второстепеннымъ, неважнымъ существенно, дѣломъ. Среди польской шляхты было даже политическое теченіе, совершенно не сочувствовавшее этому воцаренію, видѣвшее въ немъ опасность если не для польскаго государства, то для польской политической свободы.
Но если сеймовое шляхетское представительство, оцѣнивая
общее политическое положеніе дѣлъ съ чисто-государственной точки зрѣнія, было право, не придавая особенно большого значенія кандидатурѣ польско-шведской линіи дома Вазы на московскій престолъ,—то для представителей этой линіи такая точка зрѣнія на дѣло совсѣмъ нс была удобопріемлемой. Вспомнимъ, что эта линія уже болѣе двадцати лѣтъ тому назадъ утратила наслѣдственную шведскую корону вслѣдствіе особой религіозно-государственной политики Сигизмунда III. На головѣ этого низложеннаго шведскаго короля находилась теперь соединенная литовско-польская корона; но это была корона избирательная, съ династической точки зрѣнія не особенно цѣнная. Сигизмундъ III. изъ-за котораго прямое его потомство фактически лишилось уже одного наслѣдственнаго престола, тѣмъ съ большимъ рвеніемъ долженъ былъ стремиться къ пріобрѣтенію для него другого наслѣдственнаго престола, когда представился къ этому удобный случай. Притомъ же объединеніе московскихъ и польскихъ силъ дѣлало болѣе возможной реставрацію его н его потомства и на шведскомъ престолѣ. Поведеніе Сигизмунда III въ 1610—1611 г.г., во время извѣстныхъ переговоровъ его съ великими московскими послами, не можетъ служить возраженіемъ противъ того, что онъ въ эти годы оцѣнивалъ московскій вопросъ болѣе съ польской государственной, чѣмъ съ своей, династической, точки зрѣпія: требованіе Сигизмундомъ московской короны для себя (вмѣсто Владислава) дѣлалось имъ въ угоду представителямъ польской шляхетско-государственной политики... Кромѣ династическихъ Сигизмундъ руководился въ своихъ взглядахъ на московскій вопросъ и религіозно-церковными мотивами. Заботливо лелѣемой имъ въ литовско-польскомъ государствѣ церковной уніи открывалось широкое поле и на обширномъ просторѣ московскаго царства, столь до сихъ норъ неподатливаго на неоднократный уже зовъ его къ ней главою римско-католической церкви. Обращеніе королевича Владислава въ 1617 году къ римской куріи съ просьбою о разрѣшеніи ему (въ видахъ облегченія будущаго коронованія его въ Москвѣ) перехода въ унію не могло состояться безъ вѣдома Сигизмунда. Интересы р.-като-лической церкви въ общей политикѣ Сигизмунда всегда занимали очень видное мѣсто.
Разность во взглядахъ на московскій вопросъ польскаго короля (съ партіей его приверженцевъ, по преимуществу изъ числа единомышленныхъ съ нимъ сенаторовъ) и сеймоваго
шляхетскаго представительства отразилась на всемъ ходѣ московско-польскихъ мирныхъ переговоровъ, начавшихся по почину еще февральскаго польскаго сейма 1613 года. Эти переговоры потому и не достигали своей цѣли въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, что въ средѣ назначенныхъ для веденія ихъ польскихъ уполномоченныхъ брали верхъ королевскіе политическіе виды. Сеймъ 1616 года, согласившійся дать деньги на походъ Владислава въ Москву, въ существѣ дѣла имѣлъ въ виду не завоеваніе Москвы, а скорѣйшую формальную уступку ею литовско-польскому государству вышеупомянутыхъ московскихъ областей. Еще опредѣленнѣе высказалъ такой взглядъ на Владиславовъ походъ сеймъ 1618 года, предписавшій своимъ ком-миссарамъ для веденія мирныхъ переговоровъ довести ихъ непремѣнно до конца въ теченіе одного года. Въ виду большой вѣроятности желаннаго сейму исхода этихъ переговоровъ, положеніе Сигизмунда и Владислава становилось весьма затруднительнымъ. Особенно 'годичный срокъ, назначенный сеймомъ для заключенія мира съ Москвой, долженъ былъ ихъ стѣснять и тревожить. Сигизмунду и его политическимъ единомышленникамъ, въ случаѣ неудачи польскаго оружія, оставалось бы одно: созвать новый сеймъ и отъ него добиться новыхъ денежныхъ ассигнованій на окончаніе похода, указавши ему на то, что коммиссарамъ не удалось добиться желаннаго мира съ Москвой... 4). Осенью 1618 года Сигизмундъ, какъ увидимъ ниже, уже обратился къ этому исходу изъ своего затруднительнаго положенія. Ему тѣмъ легче было это сдѣлать, что на югѣ, со стороны турокъ и татаръ, поднималась новая гроза, требовавшая, по взгляду правительства, экстренныхъ мѣръ военной защиты государства.
Главнымъ виновникомъ новыхъ военныхъ напастей съ юга гетманъ Жолкевскій считалъ турецкаго полководца Скиндеръ-пашу. Паша внушилъ султану, что насталъ самый удобный моментъ напасть на Польшу, въ виду того, что лучшее польское войско двинуто къ Москвѣ. Въ случаѣ какого-либо непредвидѣннаго препятствія, говорилъ паша, можно вернуться обратно; но зато въ случаѣ удачи, турецкому войску будетъ открыта прямая дорога въ Краковъ. Ближайшими причинами
4) Еще на сеймѣ 1618 года Сигизмундъ, по словамъ его инструкціи на сеймики передъ сеймомъ 1619 года, „предостерегалъ о томъ, что трудно и едва ли возможно окончить московскую экспедицію въ такое короткое время“ (рук. Имп. Публ. Библ., Пол., F. II, № 42, л. 139).
собственно татарскаго вторженія коронный гетманъ считалъ, съ одной стороны, неуплату татарамъ поминковъ, съ другой—неполную и несвоевременную выдачу запорожскимъ казакамъ назначеннаго имъ сеймомъ 1618 года годового жалованья взамѣнъ добычи отъ походовъ въ Черное море (казакамъ выдано было на дѣлѣ только единовременное вознагражденіе въ размѣрѣ шести тысячъ золотыхъ за предназначенные къ сожженію лодки ихъ). Вмѣсто того, чтобы идти на службу къ королевичу Владиславу, казаки, по словамъ Жолкевскаго, и предпочли запяться своимъ обычнымъ грабежомъ. Выйдя въ Черное море, они не только причинили туркамъ большіе убытки, но и убили на морѣ одного пашу, родственника султана 5).
Крымскіе татары въ 1619 году произвели два вторженія— одно въ первыхъ числахъ мая, другое въ іюлѣ. Татарскому вторженію и разоренію подверглись Украина и Покутье. Въ распоряженіи короннаго гетмана при первомъ нападеніи татаръ (20000 чел.) находилось только 1200 человѣкъ; потомъ, благодаря чрезвычайнымъ стараніямъ его, число ихъ увеличилось еще на 800 человѣкъ. Не смотря на такія незначительныя силы, Жолкевскій все-таки оказалъ татарамъ, при первомъ ихъ вторженіи, довольно удачный отпоръ. ІІанамъ-землевладѣль-цамъ тѣхъ мѣстъ, куда вторгнулись или грозили вторгнуться татары, пришлось своими силами обороняться отъ нихъ. Королевская инструкція на предсеймовые сеймики яркими красками рисовала печальную картину постигшаго южныя области несчастья. Татарская саранча (говорила она про первое вторженіе), вширь и вдоль далеко распустивши свои загоны, великими убытками, неслыханными убійствами, плѣномъ людей страшно опустошила волости Покутья и Украины... Нѣкоторые почтенные и въ военномъ дѣлѣ опытные люди (говорила она далѣе про второе татарское вторженіе) смѣло и безбоязненно вышли противъ татаръ, но окружениьіе превосходными силами непріятеля, мужественно, не отступая передъ нимъ нн-
5) Такъ объяснялъ причины татарскаго вторженія въ 1618 году въ польскіе предѣлы гетманъ Жолкевскій на сеймѣ 1619 года, предлагая участникамъ сейма самимъ спросить короннаго падскарбія, почему поминки татарамъ и жалованье казакамъ не были уплачены въ свое время (Zofkiewski, 340—342, 344). Королевская инструкція на сеймики передъ сеймомъ 1619 года о неуплатѣ поминковъ и жалованья умалчивала (цит. выше рук. Ja 42). О времени казацкаго набѣга въ сеймовой рѣчи Жолкевскаго точнаго указанія нѣтъ. Нѣтъ его и въ королевской инструкціи.
гдѣ, пали, оросивши своей кровью родныя ноля... А поганый, не встрѣчая уже больше никакого препятствія, не ожидая никакой готовности къ отпору, глубоко пробравшись въ Покутье, мечомъ и огнемъ опустошалъ его, бралъ людей въ мерзкую неволю. У хищнаго отродья не хватало, кажется, уже и рукъ, чтобы брать, и лыкъ, чтобы вязать. Пренебрегая людьми простого званія, татары уже только шляхетскою кровью • наполняли свои хищныя руки. Сколько почтенныхъ людей захвачено, сколько барышенъ обезчещено, сколько оцѣнено въ неслыханную цѣну,—стыдъ и горе не допускаютъ ни вспомнить, ни сказать... Послѣ такого великаго и давно неслыханнаго пораженія какой страхъ овладѣлъ людьми по всему государству, нѣтъ нужды много говорить, какъ обо всѣмъ извѣстномъ дѣлѣ... Королевская предсеймовая инструкція считала этотъ страхъ вполнѣ основательнымъ, особенно въ виду 'того, что Галга, отвѣдавши такой добычи, обѣщалъ возвратиться одять въ Польшу, приведя съ собой всю орду свою и еще иныя невѣдомыя и въ европейскихъ странахъ еще не бывавшія орды.
Татарскія вторженія произошли съ вѣдома турецкаго правительства. Это видно было уже изъ того, что одновременно съ ними угрожающее положеніе по отношенію къ Польшѣ заняло и турецкое войско, расположившееся въ Молдавіи подъ предводительствомъ Скиндеръ-паши. Скиндеръ-паша, кромѣ того, поддерживалъ подозрительныя сношенія съ Венгріей. Правда, вступившій въ этотъ моментъ на престолъ султанъ Османъ I въ письмѣ своемъ къ королю (присланномъ черезъ Ахметъ-агу) изъявлялъ желаніе поддерживать миръ съ Полыней, согласно со старыми обычаями и договорами и съ недавно заключеннымъ договоромъ Скиндеръ-папін съ Жолковскимъ. Но къ султанскому письму было приложено письмо Каймакана, занимавшаго мѣсто великаго визиря, въ которомъ этотъ послѣдній требовалъ срытія коронныхъ пограничныхъ крѣпостей и угрожалъ постройкою новыхъ турецкихъ крѣпостей въ видахъ укрощенія казаковъ. Польское правительство уже при первомъ извѣстіи о майскомъ татарскомъ вторженіи рѣшило поудержаться съ отправкой въ Константинополь своего великаго посла, хотя уже все было готово къ его отъѣзду. Вмѣсто того оно поручило посланному туда еще передъ сеймомъ 1618 года своему посланцу (Чудовскому) напомнить Высокой Портѣ о недавно заключенномъ договорѣ и извѣстить ее о татарскомъ вторженіи. По полученіи упомянутыхъ выше писемъ султана и визиря.
король, по совѣту съ сенаторами, задержалъ Ахметъ-агу въ Польшѣ, а въ Константинополь отправилъ одного изъ своихъ секретарей (Корыцкаго) съ жалобой на столь частыя татарскія вторженія и на нахожденіе турецкихъ войскъ возлѣ коронныхъ границъ. Но само польское правительство плохо вѣрило въ возможность прочнаго мира съ Турціей. Въ инструкціи на предсеймовые сеймики король писалъ, что турки, хотя бы и подтвердили мирный договоръ съ Польшей, непремѣнно со всей своей силой бросятся на Польшу, лишь только примирятся съ Персіей. «Передъ вами (обращалась инструкція къ шляхтѣ) явная и очевидная опасность, которую мы руками уже осязаемъ, и опасность великая и чрезвычайная». Въ доказательство неизбѣжности воины съ Турціей король ссылался въ инструкціи на идущія отовсюду предостереженія (отъ многихъ христіанскихъ государей, отъ самихъ турецкихъ подданныхъ, даже изъ самаго Константинополя)... Ни словомъ только королевская инструкція не обмолвилась относительно польскоавстрійскихъ сношеній и ихъ роли въ польско-турецкихъ отношеніяхъ.
Въ виду того, что предыдущій сеймъ не принялъ надлежащихъ мѣръ къ защитѣ коронныхъ владѣній отъ турокъ и татаръ, и король оказывался теперь внѣ всякой возможности отразить неминуемую, ужасную опасность, Сигизмундъ и рѣшилъ созвать новый сеймъ до истеченія установленнаго закономъ двухгодичнаго междусеймоваго промежутка времени 6).
Второй причиной экстреннаго созванія сейма королевская
в) Рук. Л» 42, л. 138 об—142; cp. '/.ofkiewski, 343—344. 20 окт. 1618 г. Альбрехтъ Стан. Радивилъ, извѣщая брата Христофора о татарскомъ вторженіи (татары воротились, не дойдя четырехъ миль до Олыки), пишетъ, что .,плачъ покрываетъ и наполняетъ нашъ край“. Онъ проситъ брата постараться на предстоящихъ сеймикахъ и сеймѣ о принятіи дѣйствительныхъ мѣръ противъ столь частыхъ татарскихъ вторженій и этимъ помочь горю „русскихъ воеводствъ“ (рук. Имп. Публ. Библ., Пол. F. IV, N2 208). Въ „Матеріалахъ къ очерку гетманства П. К. Сагайдачнаго“ И. М. Каманина см.: а) универсалъ Сигизмунда III отъ іюня 1618 г. о движеніи на Польшу Скиндеръ-паши съ семиградскимъ, молдавскимъ и валашскимъ воеводами; б) универсалъ Жолкевскаго отъ 27 іюня 1618 г. къ обывателямъ кіев. воеводства, призывающій ихъ собраться для отпора татарамъ; в) заявленіе пана Стан. Фасча отъ 1 ноября 1618 г. о разореніи татарами его имѣній въ Бердичевской и Махновской волостяхъ во время ихъ вторженія въ волын., подол. и кіев. воеводства въ сентябрѣ и октябрѣ 1618 г. (Чтенія въ общ.' Нестора, кн. XV, вып. III, стр. 160, 167, 175).
предсеймовая инструкція ’) объявила крайнюю запутанность въ московскихъ дѣлахъ, созданную сеймовымъ постановленіемъ 1618 года. «Московскія дѣла (повѣствовала она) съ первымъ же выступленіемъ Королевича, Его Милости, пошли удачно. Безъ пролитія крови, быстро, въ короткое время, до наступленія зимы, перешли подъ его власть Вязьма, Дорогобужъ, Козельскъ и другія непослѣднія въ томъ государствѣ обширныя поселенія. Если бы зима пе остановила столь счастливаго порыва, то и другія до этого времени (смѣло можно было на это надѣяться) ударили бы уже челомъ Королевичу, Его Милости, и признали бы его своимъ государемъ. Но такъ какъ на прошломъ сеймѣ постановлено было, чтобы непремѣнно, какимъ бы то пи было способомъ, въ этомъ же году закончена была московская война, пришлось поэтому г.г. коммиссарамъ и Королевичу, Его Милости, едва не вымаливать у нихъ трактатовъ и согласно съ сеймовымъ постановленіемъ искать всякихъ способовъ къ окончанію войны. Но хитрый по натурѣ своей народъ, узнавши (у насъ вѣдь ничего нѣтъ тайнаго) о такомъ желаніи Рѣчи-посполитой, прежде всего большую часть минувшаго лѣта все оттягивалъ дѣло, подавая надежду на начатіе переговоровъ, а потомъ, когда уже очень мало оставалось боевого времени (хотя г.г. коммиссары, желая привлечь
7) Считаемъ умѣстнымъ ниже полностью (въ русскомъ переводѣ) привести посвященную московскимъ дѣламъ часть инструкціи королевскимъ посламъ, отправленнымъ на предшествовавшіе сейму 1619 года сеймики. Для насъ въ данномъ случаѣ важна не столько фактическая сторона дѣла (она съ большою подробностью разсказана Соловьевымъ, IX, 138—147), сколько своеобразное освѣщеніе ея, довольно выпукло характеризующее политическіе виды короля Сигизмунда III, не совпадавшіе съ тѣми цѣлями, которыя преслѣдовали уполномоченные польскаго сейма, сопутствовавшіе Владиславу въ его московскомъ походѣ. Приводимый нами отрывокъ изъ сеймоваго документа относится къ послѣднему польскому сейму, стоящему въ прямой связи съ нашею великою Смутою. Важные документы относительно перваго польскаго сейма (1605 г.), занимавшагося нашими дѣлами по случаю вторженія Лжедимитрія I въ московскіе предѣлы, напечатаны (по рук. Имп. Публ. Библ.) покойнымъ профессоромъ М. О. Кояловичѳмъ въ I томѣ Рус. Истор. Библіотеки, издаваемой здѣшнею Импер. Археограф. Коммиссіей. Къ печатанію сеймовыхъ документовъ дальнѣйшихъ (послѣ 1605 года) польскихъ сеймовъ по московскимъ дѣламъ (они находятся тоже въ рукописяхъ Имп. Публ. Биб.т.) коммиссія еще не приступала, и эти документы остаются, повидимому, неизвѣстными нашимъ позднѣйшимъ изслѣдователямъ ио исторіи Смуты.
ихъ къ переговорамъ, охотно давали имъ опасныя грамоты, которыхъ они передъ тѣмъ усиленно домогались), упрямо и упорно не хотѣлъ являться на эти переговоры, измысливши себѣ ту фантазію, якобы изъ-за вышеупомянутаго сеймоваго постановленія Королевичъ, Его Милость, долженъ отъ всего отказаться. Это же самое и до сихъ поръ поддерживаетъ упорство непріятеля, такъ что онъ не только не склоняется къ заключенію какого-либо мира, но и ищетъ средствъ спасенія въ иныхъ мѣстахъ, на нашихъ же, гдѣ представится къ тому случай, наѣзжаетъ самъ, насылаетъ другихъ, ими пренебрегаетъ. II, конечно, не успокоится этотъ грубый и злой народъ до тѣхъ поръ, пока не наступятъ ему на шею. Его Королевскою Милостью получено достовѣрное свѣдѣніе, что и у турецкаго императора черезъ своихъ пословъ, и у татарскаго хана просили (москвитяне) помощи и спасенія. Можетъ быть, но ихъ подстрекательству и подговору, татары и произвели такія тяжкія и такія ужасныя вторженія въ наши края. Чего же ожидать отъ этого народа, когда онъ оправится, если теперь, столь приниженный, онъ не можетъ удержать жала своего яду противъ насъ? Нѣтъ недостатка ни въ охотѣ со стороны Королевича, Его Милости, ни въ заботливости и стараніи г.г. ком-миссаровъ и великаго литовскаго гетмана, ни въ мужественной отвагѣ и стойкости славнаго рыцарства. Для Рѣчи-поспо-литой, для славы государствъ своихъ никто не страшится ни походныхъ безпокойствъ, ни военныхъ невзгодъ, ни ущерба здоровью, пи тяжкаго голода и стужи. Трудами рукъ своихъ всѣ хотятъ добыть нашему народу вѣчную славу, Рѣчи-поспо-литой—пользу и расширеніе предѣловъ. Главнѣйшимъ же препятствіемъ къ тому, что до сего времени йадежда не увѣнчалась счастливымъ успѣхомъ, было то обстоятельство, что непріятель хотѣлъ взять упорствомъ, будучи убѣждеиъ, что, лишь только бы прошло лѣто, а тамъ долженъ уже наступить постылый конецъ этой войны. Замѣтивши это, г. коммиссары вмѣстѣ съ Королевичемъ, Его Милостью, потерявши уже всякую надежду на переговоры, двинулись изъ Вязьмы съ войскомъ, противѵ гордости ихъ, глубже въ непріятельскую землю,— двинулись съ Божьей помощью счастливо. Съ приближеніемъ нашимъ къ Можайску частыя у нихъ съ нами начались стычки, но никогда они не взяли верхъ, напротивъ по нѣсколько сотъ ихъ часто оставалось на полѣ битвы. Теперь недавно Бѣлый,— (замокъ и крѣпость не послѣдняя у нихъ, которая, оставаясь
у нашихъ въ тылу, много намъ мѣшала) перешелъ въ руки Королевича, Его Милости-. Съ другой стороны, казацкое войско сильно на нихъ наступаетъ, наводя на нихъ добываніемъ замковъ и опустошеніемъ земель великій страхъ. Уже вотъ и подъ самой столицей сталъ Королевичъ, Его Милость, съ своимъ войскомъ, и надежда была Господа Бога, что скоро къ желанному концу всѣ дѣла придутъ, только бы была у насъ твердость и постоянство, безъ которыхъ ни одно дѣло не* можетъ сдѣлаться. Что же касается постановленія прошлаго сейма объ окончаніи этой войны, то о переговорахъ трудно уже и думать, хотя бы, кажется, мы даже (таково упорство этого народа) со срамомъ для себя пожелали просить о нихъ. А бросить начатое дѣло, дать оправиться изнуренному непріятелю, обезсиленнаго не доканать, полупобѣжденному уступить,—Боже мой! что это за предпріятіе, что это за совѣтъ! Ничего нѣтъ достовѣрнѣе того, что, ища этимъ способомъ мира, мы нашли бы себѣ великое безпокойство. Раздраженному непріятелю придавши мужества, мы своими руками посадили бы его себѣ на шею. Онъ захотѣлъ бы не только возвратить утраченное, но и вознаградить себя за убытки и полоскаться въ въ крови братьевъ нашихъ, особенно обывателей великаго княжества литовскаго, и не успокоился бы, пока не иступилъ бы сабли своей о шею польскаго и литовскаго народа и не вознаградилъ себя съ избыткомъ. Смотрите же, милостивые государи, безопасно ли такому и столь разъяренному на насъ непріятелю спустить и, не наложивши окончательно узды на такую твердую губу, опустить возжи. Нѣтъ тамъ готовности, нѣтъ тамъ людей, способныхъ къ бою, нѣтъ благороднаго войска, нѣтъ и этихъ давнихъ московскихъ богатствъ. Пожелайте только взять въ руки, пожелайте пособить, пожелайте со славой начатую экспедицію закончить мужественно и славно. Остается еще кое-что изъ опредѣленныхъ передъ тѣмъ на эту войну налоговъ. Но такъ какъ эта сумма составляется изъ питейнаго сбора и только въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ можетъ поступить по назначенію, то нужно бы обдумать тѣмъ временемъ какой-либо иной вѣрный и скорый способъ къ тому, чтобы подбитаго непріятеля прикончить, славу народную укрѣпить, поганымъ дать надлежащій и основательный отпоръ и наконецъ первымъ этимъ начаткамъ счастья Королевича, Его Милости, крови своего государя, у чужеземныхъ народовъ пріобрѣсти безсмертную славу»...
Инструкція королевскимъ посламъ на предшествовавшіе сейму 1619 года сеймики (назначенные королемъ на 12 дек. 1618 года) датирована 26 октября (или по старому стилю 16 октября) 1618 года 8). Къ этому времени на подмосковномъ театрѣ военныхъ дѣйствій произошло уже нѣсколько существенно-важныхъ событій, въ королевской инструкціи впрочемъ очерченныхъ очень блѣдно. Это прежде всего появленіе на немъ запорожскаго казацкаго войска подъ предводительствомъ гетмана Петра Конашевича-Сагайдачнаго. Королевичъ Владиславъ съ своимъ войскомъ 23 сент. 1618 г. (по нов. стилю) находился подъ Звенигородомъ, когда къ нему явились наконецъ послы отъ запорожскаго гетмана 9). Приходъ двадцати тысячъ казаковъ уже самъ по себѣ былъ очень важенъ для Владислава, располагавшаго сравнительно небольшимъ литовско-польскимъ войскомъ. Притомъ же, кромѣ обычнаго недовольства изъ-за неаккуратной уплаты жалованья (недовольства, приводившаго даже къ дезертирству), въ этомъ шляхетскомъ войскѣ была сильная внутренняя рознь въ самомъ высшемъ командованіи имъ. Съ одной стороны, главный начальникъ войска, великій литовскій гетманъ Янъ Карлъ Ход-кевичъ ие сходился съ сеймовыми коммиссарами въ самомъ планѣ осеннихъ военныхъ дѣйствій (вмѣсто Москвы онъ предполагалъ расположиться между Калугой и Боровскомъ) и долженъ былъ имъ уступить (на сторонѣ коммиссаровъ былъ и королевичъ). Съ другой стороны, хотя лѣтомъ 1618 года Владиславово войско увеличилось присоединеніемъ къ нему той его части, которая въ 1617 году оставлена была Владиславомъ на Украйнѣ въ помощь Жолкевскому противъ Скии-деръ-паши, но между предводителемъ этой части, кокенгаузен-екимъ старостой Мартиномъ Казановскимъ и Ходкевичемъ возникло опасное столкновеніе (подробно разсказанное Оссолин-скимъ), 'въ которомъ королевичъ держалъ сторону Казанов-скаго ,0). При такомъ положеніи дѣла, конечно, тѣмъ болѣе радостенъ (majori laetitiae) былъ для Владислава приходъ къ нему въ Звенигородъ пословъ Сагайдачнаго, разсказавшихъ
й) Обѣ эти даты-находятся въ копіи интересующей насъ инструкціи, находившейся въ рукописи Библіотеки Главнаго Штаба въ С.-Петербургъ подъ заглавіемъ Acta Historyczue (по катологу JX» 37529), t. IX.
9) Kobierzycki, Vita Viadislai, 558.
10) Ossolin’ski, Autobiografia (Bibi. Ossolin, HI), str. 58—70, cp. Солоп., IX, 141, 139.
королевичу объ одержанныхъ запорожцами въ московской землѣ побѣдахъ, ' объ опустошенныхъ ими огнемъ и мечомъ многолюднѣйшихъ городахъ (Елецъ, Ливны, Шацкъ и др.), о взятыхъ ими въ плѣнъ воеводахъ, и извѣстившихъ королевича о томъ, что самъ Сагайдачный, ждущій его приказа, стоитъ уже между Коломной и Москвой. Обрадовавшійся королевичъ щедро одарилъ казацкихъ пословъ, а ихъ гетману послалъ черезъ Мстиславскаго войскаго Якова Мадалинскаго, кромѣ подарковъ, знамя, тимпанъ и гетманскую булаву. Радость въ литовскопольскомъ войскѣ была всеобщая: «въ крайне стѣсненныхъ обстоятельствахъ войска неожиданная и точно съ неба свалившаяся помощь переполнила восхищенныя души всѣхъ величайшею радостью» “).
Въ лагерѣ королевича давно поджидали запорожскихъ казаковъ. Только надежда на скорое ихъ прибытіе и побудила вождей Владиславова войска въ началѣ осени 1618 года перейти къ болѣе рѣшительнымъ наступательнымъ дѣйствіямъ. «16 сентября (по нов. стилю), послѣ долгаго тщетнаго добыванія Можайска, черезъ Рузу и Звенигородъ, медленно подвигаясь впередъ и поджидая запорожскихъ казаковъ (говорить Оссолинскій,, участникъ похода, близкій къ королевичу человѣкъ), двинулись мы къ столицѣ, такъ что 2 октября стали лагеремъ въ Тушинѣ, надъ Москвой-рѣкой, въ двухъ почти только миляхъ отъ столицы, гдѣ запорожское войско съ нами соединилось». Попытка московскихъ ратей не допустить соединенія литовско-польскаго шляхетскаго войска съ запорожскими казаками не удалась. Тотчасъ послѣ этого соединенія, въ ночь на 1 октября 1618 г., какъ извѣстно, произошелъ штурмъ Москвы всѣмъ составомъ Владиславова войска подъ ближайшимъ руководствомъ кавалера Новодворскаго (настоявшаго на дѣйствовали петардами вмѣсто лѣстницъ). Осажденные были предувѣдомлены изъ непріятельскаго стана о готовящемся приступѣ, приготовились къ нему и его отбили. Запорожцы участвовали въ штурмѣ Москвы и вмѣстѣ сь другими понесли значительныя потери ѵ1). * 2
“) Kobierzycki, 558—559. Ср. Чт. въ Общ. Ист. и Др. Рос., 1862, IV, 26, „Переписка между Россіею и Польшею“ Бантышъ-Каменскаго.
І2) Ossolin’ski, 70—73. У Оесолинскаго днемъ штурма Москвы ошибочно указано (а можетъ быть, это опечатка) II ноября (т. е. 1 ноября по стар. стилю). Объ участіи запорожцевъ въ штурмѣ Москвы см. въ „Описаніи І’осуд. Разряднаго Архива“ II. Иванова (М., 1842), стр. 283—
Переговоры о мирѣ съ Москвой, въ успѣшность которыхъ отказывалась вѣрить королевская предсеймовая инструкція, послѣ упомянутаго выше неудачнаго приступа къ Москвѣ не только возобновились, но н пошли болѣе успѣшно. 20 октября 1618 года (по ст. ст.) состоялся уже на р. Прѣснѣ съѣздъ сеймовыхъ коммиссаровъ съ московскими послами для веденія этихъ переговоровъ. За этимъ первымъ съѣздомъ послѣдовали 23 и 25 октября еще два съѣзда і3). Сеймовые коммиссары энергично вели дѣло къ желанному для нихъ концу, хотя не только королевичъ, но и гетманъ Ходкевичъ этому противились. Послѣдній предлагалъ, вмѣсто заключенія мира, на зиму размѣстить одну часть войска въ завоеванныхъ замкахъ, а другую, именно запорожцевъ, возлѣ самой Москвы, причемъ королевичъ, по плану Ходкевича, зиму провелъ бы въ Смоленскѣ, а сеймовые коммиссары отправились бы въ Варшаву на новый сеймъ и выхлопотали тамъ достаточныя средства для того, чтобы покончить съ обезсиленнымъ непріятелемъ и). Когда королевичъ двинулся изъ Тушина назадъ по Переяславской дорогѣ, уполномоченные 27 октября съѣхались за Срѣтенскими воротами по Троицкой дорогѣ. Соглашенія и здѣсь не послѣдовало. Но это не остановило сеймовыхъ ком-мисаровъ. Не имѣя возможности сами въ полномъ составѣ продолжать переговоры, они отправили отъ себя особыхъ уполномоченныхъ въ Москву, которые и заключили здѣсь предварительный мирный договоръ, подлежавшій впрочемъ еще окончательному утвержденію на съѣздѣ всѣхъ сеймовыхъ коммиссаровъ съ московскими послами. Съѣздъ коммиссаровъ съ московскими послами въ деревнѣ Деулинѣ (въ трехъ верстахъ отъ Троицко-Сергіевой обители), открылся 23 ноября. И на этомъ съѣздѣ тѣмъ и другимъ пришлось преодолѣть еще нѣкоторыя препятствія. Только 1 декабря 1618 года состоялось наконецъ въ томъ же Деулинѣ перемиріе Польши съ Москвой
284, въ „Дворцовыхъ разрядахъ1" (Спб., 1850), стр. 363—364, и въ „Кангахъ разрядныхъ“, т. 1, стр. 298 (М., 1853). Въ Тушинѣ Сагайдачный передалъ Владиславу взятыхъ въ плѣнъ въ Ельцѣ и Ливвахъ московскихъ воеводъ и перехваченныхъ имъ московскихъ пословъ къ крымскому хану. Изъ отнятыхъ у пословъ грамотъ явствовало, что московское правительство возбуждало деньгами крымскихъ татаръ къ нападенію на Польшу (Kobierzyeki, 559 —560).
13) Солов., IX, 144—146.
!і) Ossolinski, 73—74.
на 14 лѣтъ н 6 мѣсяцевъ, считая съ 25 дек. 7122 (3 янв. 1619) года ,5). Состоялось оно, по выраженію Оссолинскаго, къ великому неудовольствію (gemente et fremente principe) Владислава 1C).
Такимъ образомъ одновременно съ открытіемъ предсеймовыхъ сеймиковъ въ литовско-польскомъ государствѣ заключено было (11 дек. по пов. стилю) сеймовыми коммиссарами давно желанное шляхтѣ перемиріе съ Москвой. Москва купила давно желанный и ей миръ цѣною большихъ территоріальныхъ уступокъ. Она уступила литовско-польскому государству Смоленскъ, Бѣлую, Дорогобужъ, Рославль, городище Монастыревское (Муромское), Черниговъ, Стародубъ, Попову Гору, Новгородъ-Сѣверскъ, ІІочепъ, Трубчевскъ, Серпейскъ, Невель, Себежъ, Красное, да волость Велижскѵю. То, что отнято было у Литвы во времена Ивана III и Василія III, уступлено было теперь литовско-польскому государству. Шляхетскимъ предсеймовымъ сеймикамъ, если бы опи имѣли точныя свѣдѣнія объ условіяхъ Деулинскаго перемирнаго договора, ничего не оставалось бы больше, какъ только радостно его привѣтствовать. Основная цѣль польской государственной политики того времени въ отношеніи къ Москвѣ (какъ понимала ее шляхта) была достигнута. Но для Сигизмунда Деулинское перемиріе означало полное крушеніе его особыхъ политическихъ плановъ. Сеймовые ком-миссары ясно видѣли это, и потому приняли всѣ мѣры къ тому, чтобы сдѣлать его по возможности менѣе рѣзкимъ и очевиднымъ. Въ Деулинскомъ, перемирномъ договорѣ не было со стороны Польши прямого, открытаго4 признанія Михаила Ѳеодоровича московскимъ царемъ. Въ польской записи договорной грамоты о немъ написано было такъ: «Нынѣшній ихъ Государь Михайла Ѳеодоровичъ, котораго они нынѣ Великимъ Московскимъ Государемъ себѣ именуютъ». Въ московской записи было написано, что великіе московскіе послы о королевичѣ Владиславѣ «отказали накрѣпко, что то нынѣ и впредь статься не можетъ (т. е. чтобы ему быть на московскомъ престолѣ), а паны—рада и великіе послы (литовско-польскіе) то дѣло на судъ Божій пололшли». Объ окончательномъ отреченіи Владислава отъ московской короны въ Деулинскомъ договорѣ не говорилось. Тѣмъ не менѣе по условіямъ этого договора въ перемнрные годы Владиславъ обязывался ни тайно, 5
І5) Солов., IX, 146—155.
16) Ossolin’ski, 74.
ни явно на московское государство не нападать и его для себя не искать, отъ Рѣчи—Посполитой для этого вспоможенія себѣ не домогаться, и Рѣчь-Посиолитая ему въ этомъ не должна была помогать.
По условіямъ Деулинскаго перемирнаго договора, Польша обязалась отпустить въ Москву и поставить на рубежѣ къ 15 (25) февраля 1619 г. взятый поляками въ Можайскѣ образъ Св. Николая, задержанныхъ въ Польшѣ московскихъ пословъ— митр. Филарета, кн. В. В. Голицына и думнаго дьяка Томилу Луговского съ дворянами и со всѣми людьми, взятыми въ Смо ленскѣ и другихъ городахъ, а также смоленскаго архіепископа Сергія, боярина Шеина сь женою и съ дѣтьми и прочихъ плѣнниковъ. Москва обязалась къ тому же сроку отпустить и поставить на рубежъ польскихъ и литовскихъ плѣнниковъ съ Ник. Струсемъ во главѣ. Взаимный размѣнъ плѣнниковъ, находившихся въ ближнихъ городахъ, долженъ былъ произойти немедленно. По размѣнѣ договорныхъ грамотъ королевичъ и гетманъ Ходкевичъ со всѣмъ польскимъ и литовскимъ войскомъ, и также гетманъ запорожскій Сагайдачный со всѣми казаками, должны были немедленно уйти изъ московскихъ предѣловъ, не причиняя никакихъ обидъ и грабительствъ * *"') *).
П. Жуковичъ.
17) Бантышъ-Каменскій, Переписка между Россіей и Польшей въ госѵдарствованіе Михаила Ѳеодоровича (Чг. Общ. Ист. и Др. Рое., 1862, кн. 4, отд. 11, стр. 29—32). Въ Деулинскомъ договорѣ содержится цѣлый рядъ статей предохранительнаго характера противъ нарушенія мира въ перемирные годы. Ср. Солов., ІХ, ]54--П>'>.
*) Окончаніе слѣдуетъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
