CC BY
35
Полноценный перевод устраняет барьер, налагаемый незнакомым языком, и позволяет писателю напрямую общаться с иноязычным читателем.
Безупречный перевод не просто передает правильное значение исходного текста. Он также фиксирует голос и музыку оригинала так, как задумал автор, чтобы они были услышаны, и воспроизводит их так, чтобы их слышал новый иноязычный читатель. Он чувствителен к значению, эффектам и намерениям оригинала, но также и к лучшим способам их передачи на нужном языке.
В некоторых случаях достижение этой цели может означать отход от буквального значения оригинала. Таким образом, хотя хороший перевод соответствует первоначальному смыслу, который автор хочет передать, его не сковывает буквальное значение исходного текста. В добротном переводе также распозна-
Библиографический список
ются оригинальный стиль и голос автора, но для того, чтобы передать их иноязычному читателю в соответствии с намерениями автора, переводчику, возможно, потребуется немного изменить их, используя другие методы. Это особенно верно в отношении поэзии, которая во многом зависит от ритма.
Таким образом, на основе вышеприведённых исследований и наших наблюдений можно сделать вывод, что оргинальный текст и варианты переводов поэзии Г Тукая, создаваемые до настоящего времени, представляют собой некое текстовое и художественное пространство, которое, с одной стороны, отражает авторское видение мира, с другой стороны, включает в себя возможные варианты развития событий и процессов, характер которых обусловлен личностью переводчика и литературными традициями.
1. Кочнова К.А. Языковая модель пейзажа писателя: аспекты исследования. Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2015; № 3-1 (45): 115 - 117.
2. Аминева В.Р Габдулла Тукай и русская литература XIXв.: Типологические параллели: монография. Казань: Татарское книжное издательство, 2016.
3. Апресян Ю.Д. Избранные труды: в 2-х т. Москва: Школа «Языки русской культуры», 1995.
4. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. Под редакцией Б.И. Серебренникова. Москва: Наука, 1988: 8 - 69.
5. Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. Москва: Наука, 1990.
6. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. Москва: Наука, 1987.
7. Брутян ГА. Язык и картина мира. Философские науки. 1973; № 1: 108 - 110.
8. Тукай Г. Избранное: Стихи и поэмы. Составители Г.М. Хасанова, С.В. Малышев. Казань: Татарское книжное издательство, 2006.
9. Тукай Г. Стихотворения. Перевод с татарского. Ленинград: Советский писатель, 1988.
10. Аманова ГА. Стилистическое своеобразие переводов Анны Ахматовой из Габдуллы Тукая. Украинський Ахматовський збирник. 2014; Выпуск 2: 9 - 14.
11. Абдуллина Д.М. Коранические мотивы в творчестве Габдуллы Тукая. Автореферат ... диссертации кандидата филологических наук. Казань, 2015.
12. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Санкт-Петербург, 1886.
References
1. Kochnova K.A. Yazykovaya model' pejzazha pisatelya: aspekty issledovaniya. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii ipraktiki. 2015; № 3-1 (45): 115 - 117.
2. Amineva V.R. Gabdulla Tukajirusskaya literatura XIX v.: Tipologicheskie paralleli: monografiya. Kazan': Tatarskoe knizhnoe izdatel'stvo, 2016.
3. Apresyan Yu.D. Izbrannye trudy: v 2-h t. Moskva: Shkola «Yazyki russkoj kul'tury», 1995.
4. Postovalova V.I. Kartina mira v zhiznedeyatel'nosti cheloveka. Rol' chelovecheskogo faktora vyazyke. Yazyki kartina mira. Pod redakciej B.I. Serebrennikova. Moskva: Nauka, 1988: 8 - 69.
5. Civ'yan T.V. Lingvisticheskie osnovy balkanskoj modeli mira. Moskva: Nauka, 1990.
6. Karaulov Yu.N. Russkij yazyk i yazykovaya lichnost'. Moskva: Nauka, 1987.
7. Brutyan G.A. Yazyk i kartina mira. Filosofskie nauki. 1973; № 1: 108 - 110.
8. Tukaj G. Izbrannoe: Stihiipo'emy. Sostaviteli G.M. Hasanova, S.V. Malyshev. Kazan': Tatarskoe knizhnoe izdatel'stvo, 2006.
9. Tukaj G. Stihotvoreniya. Perevod s tatarskogo. Leningrad: Sovetskij pisatel', 1988.
10. Amanova G.A. Stilisticheskoe svoeobrazie perevodov Anny Ahmatovoj iz Gabdully Tukaya. Ukrains'kijAhmatovs'kijzbirnik. 2014; Vypusk 2: 9 - 14.
11. Abdullina D.M. Koranicheskie motivy v tvorchestve Gabdully Tukaya. Avtoreferat ... dissertacii kandidata filologicheskih nauk. Kazan', 2015.
12. Vyazemskij P.A. Polnoe sobranie sochinenij. Sankt-Peterburg, 1886.
Статья поступила в редакцию 21.02.21
УДК 82.091
Grebenshchikov Yu.Yu., postgraduate, Department of Russian Literature of Institute of Humanities of Moscow City University (Moscow, Russia),
E-mail: astrum.virtu@gmail.com
DETAILS OF NATURAL WORLD IN PROSE OF I.S. TURGENEV AND IN WORKS OF S.T. AKSAKOV OF LATE 1840S - 1860S. The results of a comparative study of Turgenev's and Aksakov's creative work with details of the natural world are presented in the article. The functional features of the figurative row of linden and birch trees are the focus of attention. By introducing these signs, writers set themselves different goals. If Turgenev needs dendronyms for a realistic and complete background in the picture of the world, then for Aksakov the object of observation is the tree itself. As a result, the search is carried out in different directions: the accuracy of detail is required by Turgenev for a symbolically-polysemantic representation of characters and life's vicissitudes, while Aksakov focuses on a chronically fixed allegorically-one-dimensional representation of natural facts. The material for the study was the hunting notes of Turgenev and Aksakov, as well as major epic works by the authors: Turgenev's novels "Rudin", "The Noble Nest", "On the Eve" and Aksakov's autobiographical trilogy, which includes "Family Chronicle", "The Childhood Years of Bagrov-grandson" and "Memories".
Key words: detail, symbol, allegory, hunting notes, novel, chronicle, tree, birch, linden.
Ю.Ю. Гребенщиков, аспирант, Московский городской педагогический университет, г. Москва, E-mail: astrum.virtu@gmail.com
ДЕТАЛИ ПРИРОДНОГО МИРА В ПРОЗЕ И.С. ТУРГЕНЕВА И В ТВОРЧЕСТВЕ С.Т. АКСАКОВА КОНЦА 1840-Х - 1850-Х ГОДОВ
В статье представлены результаты сравнительно-сопоставительного исследования тургеневской и аксаковской творческой работы с деталями природного мира. Центром внимания являются функциональные особенности образного ряда деревьев - липы и березы. Вводя указанные знаки, писатели ставят перед собой разные цели. Если Тургеневу дендронимы нужны для реалистически полного фона в картине мира, то для Аксакова объектом наблюдения является само дерево. В результате поиск осуществляется в разных направлениях: точность детали требуется Тургеневу для символически-многозначного изображения характеров и жизненных перипетий, Аксаков же сосредоточен на хроникально-фиксированном аллегорически-одноплановом представлении природных фактов. Материалом для исследования послужили охотничьи записки Тургенева и Аксакова, а также крупные эпические произведения авторов: романы Тургенева «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне» и автобиографическая трилогия Аксакова, которая включает в себя «Семейную хронику», «Детские годы Багрова-внука» и «Воспоминания».
Ключевые слова: деталь, символ, аллегория, охотничьи записки, роман, хроника, дерево, береза, липа.
Общий для Тургенева и Аксакова интерес к охоте и неравнодушное отношение к родной природе стали одной из прочных основ как личной дружбы авторов, так и их литературного сближения. Искреннее внимание к творческой работе друг друга пронизывает эпистолярный писательский диалог 1852 - 1857 годов [1]. Прозу Тургенева и Аксакова конца 1840-х - 1850-х годов и объединяют охотничья
тема в малых жанрах и семейные смысловые векторы в произведениях крупной формы.
Сравнительно-типологические исследования литературного наследия двух писателей в науке представлены недостаточно. Частные вопросы в этом направлении поднимались в конце XX века в историко-биографическом ключе в работах
Э.Л. Волтовской, С.П. Фатеева, Н.Н. Халфиной. В XXI веке в статьях В.В. Борисовой, В.М. Гуминского и части диссертационного исследования Н.П. Никитиной научные изыскания были направлены на сопоставление охотничьих записок [2 - 7]. Вместе с тем актуальной остаётся потребность в доказательной конкретике при компаративном анализе творческих индивидуальностей Тургенева и Аксакова.
Цель данной статьи состоит в том, чтобы на материале введения Тургеневым двух дендронимов - березы и липы - и описания Аксаковым тех же деревьев показать разницу в творческих задачах писателей. Материалом для анализа послужили «Записки охотника» (1847 - 1852) Тургенева и его романы «Рудин» (1856), «Дворянское гнездо» (1859), «Накануне» (1860), а также «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» (1852) Аксакова и его автобиографическая трилогия «Семейная хроника» (1856), «Детские годы Багрова-внука» (1858), «Воспоминания» (1856).
Литературная деталь понимается как такой вид изображений и описаний, в котором проявляются «специфически-национальные и разнообразные в историческом выражении традиции» [8, с. 53]. Аллегория и символ определяются в терминологическом аппарате работы, вслед за Ц. Тодоровым, как «два вида знака»: «аллегория означает нечто непосредственно», «символ же означает нечто только косвенным, вторичным образом» [9, с. 234]. Понимание аллегории и символа ориентировано на суждения М.Б. Лоскутниковой, подчеркивающей онтологическую и генетическую близость этих знаков, имеющих вместе с тем «функциональную специфику в разных художественных системах», что ведет за собой различия в «семантической и эстетической» закрепленности смысла [8, с. 47 - 48].
Ботанические и географические факты и их отражение в произведениях Тургенева и Аксакова: береза и липа
По статистике береза и липа относятся к самым распространённым деревьям средней полосы России: «чистые и смешанные насаждения с преобладанием березы» занимают в стране «по площади (85,5 млн. га) третье место»; липняки же, чья площадь «составляет примерно 2,6 млн. га», «произрастают преимущественно на Европейской части России и Урале» [10, с. 340 - 341].
Конкретика наблюдений Тургенева и Аксакова за природными явлениями подтверждает научные данные: среди упоминаемых писателями деревьев абсолютными лидерами являются липа и береза с преобладанием первой в тургеневских произведениях и второй - в аксаковских.
Частотность деталей с упоминанием деревьев в изображении Тургенева и в описаниях Аксакова приведена в нижеследующей таблице.
Дендронимы «береза» и «липа» в охотничьих записках Тургенева и Аксакова
Одной из важнейших характеристик березы и липы для охотников служит тот факт, что эти деревья часто выбираются птицами как место для ночевки и гнездования. В записках Тургенева показано, что «осенью вальдшнепы часто держатся в старинных липовых садах», а в весеннее время, в пору «тяги», эти птицы ночуют в березовых рощах [11: III, с. 19, 50]. В аксаковских записках березовые рощи - это «летние квартиры» для грачей, а «крепкие и глухие камышистые и болотистые уремы, состоящие из таловых кустов ольхи и березы», -места, где водоплавающие «начинают заботиться о гнездах» [12: V, с. 26, 112].
Однако для Аксакова описание птичьих повадок сопряжено с изучением и последовательной фиксацией «качеств» различных «лесов и лесных пород» [12: V, с. 228]. Указав, что береза и липа как породы «дерев» относятся к «чернолесью», автор сосредоточивается на их роли в экосистеме: тень от густо растущих берез защищает родники от пересыхания, а деревья, расположенные по берегам водоёмов, «скрепляют почву своими корнями» [12: V, с. 40, 104, 229]. Писатель указывает на выгоды древесного материала из липы и березы: «хороша липа, прикрывающая своими лубьями и обувающая своими лыками православный русский народ», береста же, или «верхняя кожа березы», используется для «сидки» дегтя [12: V, с. 230, 237]. При этом Аксаков выступает поборником грамотного природопользования, основным критерием которого является понимание разумной меры и необходимости «участия» человека в «органической жизни»: «береза гибнет не вдруг, а снятая осторожно, лет через десять нара-щает новую кожу, которую снимают вторично; но станут ли наемные работники
осторожно бить бересту, то есть снимать с березы кожу? ни одна, с величайшею осторожностью снятая береза не достигает уже полного развития: она хилеет постепенно и умирает, не дожив своего века» [12: V, с. 237]. В результате автор, наделенный «специфическим зрением наблюдателя, всецело захваченного сокровенной жизнью природы, имеющей вместе с тем практическое значение для человека» [13, с. 86], указывает особенности березы и липы исключительно с точки зрения охотника и природопользователя.
Обращаясь к тем же фактам, Тургенев осуществляет принципиально иную задачу и иначе работает с деталью. Рассказчик в тургеневских записках выходит за рамки однопланового взгляда на природные свойства деревьев. Старинные липы в рассказе «Мой сосед Радилов», служащие местом осеннего гнездования вальдшнепов, - это часть садов с липовыми аллеями, оставшаяся от былых усадеб, каких «в Орловской губернии довольно много» [11: III, с. 50]. По принципу контаминации в сознании рассказчика возникает метафорический образ «дворянских гнезд», который в дальнейшем станет «одним из наиболее стойких и последовательно фиксируемых знаков» в творчестве писателя [14, с. 110]. Липа же в данном контексте становится метонимическим знаком таких «дворянских гнезд»: эти деревья «по-прежнему росли себе на славу и теперь, окруженные распаханными полями, гласят нашему ветреному племени о «прежде почивших отцах и братиях»» [11: III, с. 50]. Художник, характеризуя строение дерева и его кроны, использует эпитет «вечная» при слове тень, что позволяет символически развить идею памяти, которую хранят липы: «могучие сучья широко раскинулись во все стороны, вечная тень под ними» [11: III, с. 50].
Мысль о бережном отношении к природе так же, как и в записках Аксакова, пронизывает тургеневские рассказы. Однако для Тургенева-художника это не только и не столько осмысление практики природопользования. Это, в частности, способ отразить ценностные представления человека о законе и социально-нравственной справедливости (в рассказе «Бирюк»), развить философские темы случайного и закономерного, жизни и конечности индивидуального бытия (в рассказе «Смерть»), затронуть проблемные аспекты народного религиозного сознания (в рассказе «Касьян с Красивой Мечи») и др.
По справедливому утверждению В.А. Недзвецкого, у Тургенева «природная стихия» становится «обширной рамой и выразительным фоном, на котором выпуклее и ярче проступают не бытовые, а бытийные <...> свойства русского народа» [15, с. 203]. При этом художник стремится достичь обобщенно-символического изображения природных объектов, открывая потенциал натурфило-
софской смысловой нагрузки детали, сопряженной с выявлением «национальной ментальности, «генетической» памяти в осмыслении и воплощении чувства природы» [16, с. 8].
В результате при схожей тематике охотничьих записок и последовательно-детальном интересе их авторов к природным объектам Тургенев и Аксаков демонстрируют различные векторы в постановке творческой задачи: если акса-ковские описания ограничены природопользовательскими вопросами, то тургеневские образы отражают смысловую сосредоточенность автора на человеке и философии жизненных проблем.
Знаки березы и липы в романах Тургенева 1860-х годов и в автобиографической трилогии Аксакова
Разница творческих дискурсов Тургенева и Аксакова становится ещё более очевидной при сопоставлении произведений крупных жанровых форм.
В начальной книге автобиографической трилогии «Детские годы Багрова-внука» Аксаков сформулировал свою задачу непосредственно-простодушно: «передавать другим свои впечатления» «с точностью и ясностью очевидности» [12: I, с. 5, 380]. Для этого автор, описывая быт своих персонажей и запечатлевая картины природных явлений, вводит понятийно-аллегорические знаки.
Остановимся на показательном примере - описании липовых аллей и березовой рощи в деревенской усадьбе Багрово.
В своей трилогии Аксаков многократно упоминает остров, изобилующий березами и липами. Это место становится особым для семьи Багровых. В «Семейной хронике» молодой Алексей Степаныч по приезде в родной дом торопится показать жене Софье Николавне «свои любимые места»: «березовую рощу,
Произведение Порода дерева, число упоминаний
Береза Липа Дуб Сосна Тополь / Осокорь Ракита Ясень Вяз Осина Ольха
«Записки охотника» 20 12 12 1 — 9 5 — 9 —
«Рудин» 1 4 5 2 1 — 1 — — —
«Дворянское гнездо» 2 8 — — — 3 — — — —
«Накануне» 1 6 1 2 — — — — — —
Итого у Тургенева 24 30 18 5 1 12 6 — 9 —
«Записки ружейного охотника...» 21 9 12 10 4 1 — 4 15 14
«Семейная хроника» 8 3 2 1 — — — — 1 —
«Детские годы Багрова-внука» 11 5 17 1 4 — — 1 1 1
«Воспоминания» 7 5 1 — — — — — — 3
Итого у Аксакова 47 22 32 12 8 1 0 5 17 18
остров, обсаженный только что распустившимися липами, и прозрачные воды огибающей его реки» [12: I, с. 176]. Жена же, выросшая и воспитанная в городской среде, сначала «не восхитилась ни рощей, ни островом, даже мало обратила на них внимания», а впоследствии ей «все было противно: и дом, и сад, и роща, и остров» [12: I, с. 176, 181]. Неприязненное отношение Софьи Николавны к образу жизни мужа было связано с её неприятием деревенского образа жизни, поскольку она «привыкла любоваться великолепными видами с нагорного берега реки Белой, в окрестностях Уфы» [12: I, с. 181]. Остров, липовые аллеи и березовые рощи Аксаков и в дальнейшем будет связывать с пониманием семейством Багровых радостей и наслаждений сельской жизни - собирательством грибов, ловлей рыбы, охотой за бабочками и др.
Для Аксакова-мемуариста важна точность в воспроизведении наблюдаемых им природных картин. В «Детских годах...» маленький Сережа Багров, от имени которого ведётся повествование, описывает остров с той любовью познания природного мира, которая была сформирована в нем семейными устоями и традициями: «.берега были обсажены березами, которые разрослись, широко раскинулись и давали густую тень; липовая аллея пересекала остров посередине; она была тесно насажена, и под нею вечно был сумрак и прохлада; она служила денным убежищем для ночных бабочек, собиранием которых, через несколько лет, я стал очень горячо заниматься» [12: I, с. 489]. В «Воспоминаниях» устами маленького Сережи Аксаков дословно повторит: «.наступила весна; все зазеленело и расцвело, открылось множество новых живейших наслаждений: светлые воды реки, мельница, пруд, грачовая роща и остров, окруженный со всех сторон старым и новым Бугурусланом, обсаженный тенистыми липами и березами, куда бегал я по нескольку раз в день, сам не зная зачем; я стоял там неподвижно, как очарованный, с сильно бьющимся сердцем, с прерывающимся дыханием...» [12: II, с. 10].
Раскрывая историю возникновения острова в «Воспоминаниях», Аксаков делает еще более очевидной свою сосредоточенность на практической пользе в освоении природных ресурсов и значимости человеческого таланта в этих процессах. Автор-повествователь сообщает: место «давно понравилось еще моему дедушке», он «засадил его деревьями задолго до рождения меньшой своей дочери» [12: II, с. 54]. Позже это особое пространство, «все засаженное по берегу реки березами и пересеченное посредине липовой аллеей», станет любимым уголком тетки маленького Сережи Аксакова Евгеньи Степановны: «тетка любила читать книжку на острове и удить рыбку в глубокой старице» [12: II, с. 54].
В результате, как и в записках охотника, береза и липа интересует Аксакова прежде всего как собственно природные факты. Описывая облагороженный усилиями патриарха Багрова остров, писатель стремится в точности воспроизвести расположение деревьев на нём и подчеркнуть их практическую пользу, которую находят в них Степан Михайлович Багров, его сын, дочери и внук. Бытописатель последовательно обращается к березе и липе как к аллегорическим знакам во всех трех частях своих хроник. При этом идейный вектор деталей остаётся однонаправленным: он связан с исключительным природопользовательским вниманием автора.
Иначе работает Тургенев. Изображение липы как природного факта напрямую связано писателем с композиционной организацией образной системы характеров. Актуализируются те смыслы, которые несет знак липового дерева: в традиционной славянской культуре это представления о липе как дереве счастья и исцеления [19]. В результате, согласно исследованиям К.И. Шарафадиной, возникает «семиозис флоротекста» [20, с. 15].
В романе «Рудин» липа, растущая в дворянских усадьбах, первоначально представлена как аллегорический знак патриархального дома и уклада. Однако в дальнейшем образ липового дерева получает символическую разработку, персонифицируя человеческие устремления к семейному счастью. Один из центральных персонажей романа, Михайло Михайлыч Лежнев, признается Александре Павловне Липиной, что, будучи еще молодым человеком, студентом, он ходил на свидание с «молодой липой на конце <...> [своего] сада» [11: V, с. 236]. Лежнев добавляет: «.обниму ее тонкий и стройный ствол, и мне кажется, что я обнимаю всю природу, а сердце расширяется и млеет так, как будто действительно вся природа в него вливается» [11: V, с. 259]. Как установила Г.А. Тиме, «признание» Лежнева отражает «пантеистические настроения этого тургеневского героя» и свидетельствует о том, что в молодости тот разделял романтические идеи, сформулированные Шиллером [21, с. 60]. В дальнейшем Михайло Михайлыч женится на Липи-ной. Тургенев намеренно включает корень из дендронима «липа» в фамилию Александры Павловны, и это один из редких случаев, когда писатель не обращается к прототипу (тогда как известно, что Тургенев всегда настаивал: все объекты его творческого осмысления взяты им из самой жизни). Однако в данном случае Тургенев дает своей героине - дворянке Александре Павловне, по
Библиографический список
сути, недворянскую фамилию. В частности, известно, что, согласно «Общему гербовнику дворянских родов Российской империи», Липины получили потомственное дворянство лишь в конце XIX века [22].
Так, развитие символики детали формирует полисемию идеи о счастье, надежде, любви, обретении себя и близких в духовно-нравственном отношении людей, идеи о семье и доме. С помощью определенных деталей природного мира Тургенев раскрывает в изображаемом мире и персонажах смыслообразующие основания бытия, определяющие вектор в мотивации человеческой жизни. Природа у Тургенева, как указывала ГБ. Курляндская, «и отражается в человеке, и вбирает в себя его "духовность"» [23, с. 104 - 105].
В сюжетном действии романа «Дворянское гнездо» Тургенев показывает восстановление целостности в личности главного героя Фёдора Ивановича Лав-рецкого, преданного женой и долго скитавшегося по Европе. Писатель отмечает момент осознания героем своего места на земле и возникающее в душе Лав-рецкого «чувство родины» изображением липы. Под тенью «старых лип» Фёдор Иванович начинает глубже понимать связь со своими предками, которыми липы были «посажены и когда-то - лет сто тому назад - стрижены» [11: VI, с. 62 - 63]. Понимание и принятие нового для себя чувства любви к Лизе Калитиной и стремление разделить свои переживания в доверительном общении с Другим также маркировано «старой липой» в саду Лаврецкого, где хозяин и приглашённый специально для разговора о Лизе Лемм беседуют за чаем [11: VI, с. 70]. Развитие взаимных чувств со стороны Лизы подчёркнуто автором природными деталями: во время совместной рыбалки Фёдора Иваныча и Лизаветы Михайловны «тень от близкой липы падала на обоих» [11: VI, с. 81]. Восьмилетний период в жизни Лаврецкого после расставания с Лизой также связан с изображением липовых аллей в саду Калитиных: «липы немного постарели и выросли в последние восемь лет, тень их стала гуще» [11: VI, с. 156]. Наконец, в эпилоге романа, покидая молодое семейство Калитиных, Лаврецкий оставляет «за зеленой сплошной стеной высоких лип», где раздавались «веселые клики уже заменившего его молодого поколения» [11: VI, с. 158], и свою прошлую жизнь.
В романе «Накануне» липа предстаёт, с одной стороны, как аллегория: Тургенев использует «свёрнутые» знаки деревьев при создании смысловых акцентов в образе главного героя Дмитрия Инсарова, чья судьба неразрывно связана с его Родиной. Свобода Болгарии как сокровенная для персонажа ценность предстаёт в его разговоре с Еленой Стаховой, когда героиня с искренней заинтересованностью просит собеседника назвать деревья - «клен, дуб, липу» на его родном языке [11: VI, с. 216]. С другой стороны, липовое дерево, изображенное Тургеневым как часть природного фона для диалога Шубина и Берсенева в первой главе романа, заключает в себе символический смысл. Во-первых, тень от кроны дерева - это зона, в границах которой друзья ведут откровенный разговор: под липой «было прохладно и спокойно» [11: VI, с. 184]. Как только условная граница нарушается, разрывается и доверительная связь между персонажами: «Шубин хотел заглянуть в лицо Берсеневу, но он отвернулся и вышел из-под липы» [11: VI, с. 168]. Во-вторых, изображение цветов липы подсвечивает осмысление персонажами в ходе беседы философских проблем. Размышления Шубина и Берсенева о красоте, природе и об искусстве, о жизни и смерти объективированы Тургеневым в идее непримиримого сосуществования амбивалентных начал: липовые соцветия, показанные в «часы зноя», олицетворяют саму жизнь и одновременно мгновенность и обездвиженность как ключевые характеристики смерти [11: VI, с. 164]. Художник добивается этого эффекта с помощью эпитетов, внесенных в сравнительную конструкцию: «как очарованные, как мертвые, висели маленькие гроздья желтых цветов на нижних ветках липы» [11: VI, с. 164-165] (курсив мой. - Ю.Г.).
В заключение отметим, что частотность в обращении Тургенева и Аксакова к деревьям, в частности березе и липе, детерминирована самим фактом распространения данных пород деревьев в средней полосе России, что характеризует этих авторов-современников как писателей-реалистов, равно последовательных в своём интересе к природному миру. Как Тургенев, так и Аксаков демонстрируют глубокое понимание взаимосвязей в окружающей среде и выступают знатоками природопользования.
Однако в своих произведениях писатели ставят разные творческие задачи. Тургенев, вводя в «Записках охотника» образы берёзы и липы, актуализирует натурфилософские и ценностные смыслы, заложенные в общекультурном национальном сознании. В дальнейшем, в своих романах 1850-х годов, Тургенев уже в полной мере подчиняет детализацию природного мира художественной задаче, символически наращивая характерологию. Аксаков же как в своих охотничьих записках, так и в автобиографической трилогии подаёт объекты внимания исключительно в природопользовательском ключе. Бытописатель сфокусирован на аллегорически-однозначных описаниях березы и липы как таковых и фиксации практической значимости деревьев в жизни человека.
1. Кушанкина Т.А. Эпистолярный диалог С.Т. Аксакова и И.С. Тургенева. Казанская наука. 2015; № 9: 108 - 110.
2. Войтоловская Э.Л. Аксаков и Тургенев. С.Т. Аксаков в кругу писателей-классиков. Ленинград: Детская литература, 1982: 153 - 195.
3. Фатеев С.П. Природа и человек в прозе С. Аксакова и И. Тургенева. Вопросы русской литературы. Львов: Издательское объединение «Вища школа», 1987; Выпуск 1: 95 - 100.
4. Халфина Н.Н. И.С. Тургенев и С.Т. Аксаков (О близости к «недрам русского мира»). С.Т. Аксаков и славянская культура. Уфа: Издательство Башк. ГУ 1991: 39 - 40.
5. Борисова В.В. «Записки охотника» И.С. Тургенева versus «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» С.Т. Аксакова. Тургенев и либеральная идея в России: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 200-летию И.С. Тургенева. Пермь: ПГПУ 2018: 172 - 180.
6. Гуминский В.М. «Записки охотника» Тургенева между «Записками» С.Т. Аксакова и Е.Г Дриянского. К Тургеневу в Баден-Баден: сборник материалов Международной научной конференции (2013 - 2014). Москва: Экон-информ, 201б: 88 - 93.
7. Никитина Е.П. «Записки охотника» И.С. Тургенева и С.Т. Аксакова. Аксаковский сборник. Уфа: Национальный музей Республики Башкортостан, 2005; Выпуск IV: 59 - б5.
8. Лоскутникова М.Б. Художественная речь и вопросы стилеобразования. Москва: МГПУ, 2007.
9. Тодоров Ц. Теории символа. Москва: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1998.
10. Национальный атлас России: в 4 т. Природа и экология. Москва: ФГУП «ГОСГИСЦЕНТР», 2004; Т. 2.
11. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений: в 30 т. Москва: Наука, 1978.
12. Аксаков С.Т. Собрания сочинений: в 5 т. Москва: Правда, 19бб.
13. Лоскутникова М.Б. «Записки об уженье рыбы» С.Т. Аксакова в контексте творчества писателя. Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 2018; № 4: 84 - 91.
15. Лоскутникова М.Б. Образы «дворянского гнезда» в знаковой системе романа И.С. Тургенева «Отцы и дети». Русистика и компаративистика. Москва: МГПУ, 201б; Выпуск XI: 100 - 121.
16. Недзвецкий В.А. В мире природы и человечества («Записки охотника» И.С. Тургенева). Статьи о русской литературе XIX- ХХвеков. Научная публицистика. Воспоминания. Нальчик: Тетраграф, 2011: 191 - 205.
17. Смирнова А.И. Русская натурфилософская проза второй половины XX века. Москва: Флинта. Наука, 2009.
18. Красс Н.А. Концепт «дерево» в славянской мифологии и поэзии А.С. Пушкна. Русистика. 2004; № 1. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/kontsept-derevo-v-slavyanskoy-mifologii-i-poezii-a-s-pushkina
19. Шарафадина К.И. Литература в синтезе искусств: монография. Санкт-Петербург: ФГБОУ ВПО «СПГУТД», 2012.
20. Тиме Га. Немецкая литературно-философская мысль XVIII - Х1Хвеков в контексте творчества И.С. Тургенева. Munchen: Otto Sagner Verlag, 1997.
21. Общий гербовник дворянских родов Российской империи. Сетевое издание «Геральдика.ру», 1999 - 2021. Available at: https://gerbovnik.ru/arms/4852.Издaтельство Орловской государственной телерадиовещательной компании, 1994.
References
1. Kushankina T.A. 'Epistolyarnyj dialog S.T. Aksakova i I.S. Turgeneva. Kazanskaya nauka. 2015; № 9: 108 - 110.
2. Vojtolovskaya 'E.L. Aksakov i Turgenev. S.T. Aksakov v krugupisatelej-klassikov. Leningrad: Detskaya literatura, 1982: 153 - 195.
3. Fateev S.P. Priroda i chelovek v proze S. Aksakova i I. Turgeneva. Voprosyrusskojliteratury. L'vov: Izdatel'skoe ob'edinenie «Vischa shkola», 1987; Vypusk 1: 95 - 100.
4. Halfina N.N. I.S. Turgenev i S.T. Aksakov (O blizosti k «nedram russkogo mira»). S.T. Aksakov islavyanskaya kul'tura. Ufa: Izdatel'stvo Bashk. GU, 1991: 39 - 40.
5. Borisova V.V. «Zapiski ohotnika» I.S. Turgeneva versus «Zapiski ruzhejnogo ohotnika Orenburgskoj gubernii» S.T. Aksakova. Turgenev i liberal'naya ideya v Rossii: materialy Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii, posvyaschennoj 200-letiyu I.S. Turgeneva. Perm': PGPU, 2018: 172 - 180.
6. Guminskij V.M. «Zapiski ohotnika» Turgeneva mezhdu «Zapiskami» S.T. Aksakova i E.G. Driyanskogo. K Turgenevu v Baden-Baden: sbornik materialov Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii (2013 - 2014). Moskva: 'Ekon-inform, 201б: 88 - 93.
7. Nikitina E.P. «Zapiski ohotnika» I.S. Turgeneva i S.T. Aksakova. Aksakovskijsbornik. Ufa: Nacional'nyj muzej Respubliki Bashkortostan, 2005; Vypusk IV: 59 - б5.
8. Loskutnikova M.B. Hudozhestvennaya rech' i voprosy stileobrazovaniya. Moskva: MGPU, 2007.
9. Todorov C. Teorii simvola. Moskva: Dom intellektual'noj knigi, Russkoe fenomenologicheskoe obschestvo, 1998.
10. Nacional'nyj atlas Rossii: v 4 t. Priroda i 'ekologiya. Moskva: FGUP «GOSGISCENTR», 2004; T. 2.
11. Turgenev I.S. Polnoe sobranie sochinenij: v 30 t. Moskva: Nauka, 1978.
12. Aksakov S.T. Sobraniya sochinenij: v 5 t. Moskva: Pravda, 19бб.
13. Loskutnikova M.B. «Zapiski ob uzhen'e ryby» S.T. Aksakova v kontekste tvorchestva pisatelya. Nauchnye doklady vysshejshkoly. Filologicheskie nauki. 2018; № 4: 84 - 91.
15. Loskutnikova M.B. Obrazy «dvoryanskogo gnezda» v znakovoj sisteme romana I.S. Turgeneva «Otcy i deti». Rusistika i komparativistika. Moskva: MGPU, 201б; Vypusk XI: 100 - 121.
16. Nedzveckij V.A. V mire prirody i chelovechestva («Zapiski ohotnika» I.S. Turgeneva). Stat'i o russkoj literature Х1Х - ХХ vekov. Nauchnaya publicistika. Vospominaniya. Nal'chik: Tetragraf, 2011: 191 - 205.
17. Smirnova A.I. Russkaya naturfilosofskaya proza vtorojpoloviny XX veka. Moskva: Flinta. Nauka, 2009.
18. Krass N.A. Koncept «derevo» v slavyanskoj mifologii i po ezii A.S. Pushkna. Rusistika. 2004; № 1. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/kontsept-derevo-v-slavyanskoy-mifologii-i-poezii-a-s-pushkina
19. Sharafadina K.I. Literatura v sinteze iskusstv: monografiya. Sankt-Peterburg: FGBOU VPO «SPGUTD», 2012.
20. Time G.A. Nemeckaya literaturno-filosofskaya mysl'Х^Н - ХХ vekov v kontekste tvorchestva I.S. Turgeneva. Munchen: Otto Sagner Verlag, 1997.
21. Obschij gerbovnik dvoryanskih rodov Rossijskoj imperii. Setevoe izdanie «Geral'dika.ru», 1999 - 2021. Available at: https://gerbovnik.ru/arms/4852.Izdaterstvo Orlovskoj gosudarstvennoj teleradioveschatel'noj kompanii, 1994.
Статья поступила в редакцию 22.Q2.21
УДК 821.512.157
Grigorieva L.P., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, M.K. Ammosov North-Eastern Federal University (Yakutsk, Russia), E-mail: grigormila@mail.ru
Gladkina E.F., MA student, M.K. Ammosov North-Eastern Federal University (Yakutsk, Russia), E-mail: katerinaglad98@mail.ru
DRAMA "KYUKYUR THE BLACKSMITH" BY D. K. SIVTSEV IN THE ASSESSMENT OF N. N. PAVLOV-TYASYT. The article studies literary and critical works of N.N. Pavlov-Tyasyt. At the same time, the main goal is to define the system of ideological and aesthetic approaches of the critic to the evaluation of the drama "Kyukyur the Blacksmith" by D. K. Sivtsev, which is considered to be one of the most significant works of Yakut Soviet literature of the 1930s. The content of the work is an analysis of the literary and critical works of N.N. Pavlov, dedicated to the work of D.K. Sivtsev and the evaluation of the drama. Insufficient knowledge of N.N. Pavlov's work as a literary critic determines the scientific novelty of the research. The results show that N.N. Pavlov generally adheres to the ideological and aesthetic attitudes of Soviet critics in his assessment of the drama "Kyukur the Blacksmith ", but his conclusions and comments are based on a deep analysis, which leads to convincing and objective conclusions.
Key words: Yakut literature, literary criticism, criticism genres, literary-critical article, Soviet drama, N.N. Pavlov-Tyasyt, D.K. Sivtsev.
Л.П. Григорьева, канд. филол. наук, доц., Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова, г. Якутск, E-mail: grigormila@mail.ru
Е.Ф. Гладкина, магистрант, Северо-Восточный федеральный университет имени М.К. Аммосова, г. Якутск, E-mail: katerinaglad98@mail.ru
ДРАМА «КУЗНЕЦ КЮКЮР» Д.К. СИВЦЕВА В ОЦЕНКЕ Н.Н. ПАВЛОВА-ТЫАСЫТА
Статья посвящена исследованию литературно-критических работ Н.Н. Павлова-Тыасыта. Основной целью выступило определение системы идейно-эстетических подходов критика к оценке драмы "Кузнец Кюкюр" Д.К. Сивцева, которая по праву считается одним из самых значительных произведений якутской советской литературы 1930-х годов. Содержание работы составляет анализ литературно-критических работ Н.Н. Павлова, посвященных творчеству Д.К. Сивцева и оценке драмы "Кузнец Кюкюр". Недостаточная изученность творчества Н.Н. Павлова как литературного критика определяет научную новизну исследования. Полученные результаты показали, что в оценке драмы "Кузнец Кюкюр" Н.Н. Павлов в целом придерживался идейно-эстетических установок советской критики, но его выводы и замечания основывались на глубоком анализе, что приводило к убедительным и объективным умозаключениям.
Ключевые слова: якутская литература, литературная критика, жанры критики, литературно-критическая статья, советская драматургия, Н.Н. Павлов-Тыасыт, Д.К. Сивцев.
